Оглавление

Принять объятья мрака и поцелуй смерти,

чтобы возродиться и вернуться к свету!

Глоссарий персонажей и терминологии

3 век до н. э. Территория Эллады (Древней Греции).

Элевсинские мистерии — тайный религиозный обряд в Древней Греции, связанный с мифом о Деметре и её дочери Персефоне, похищенной Аидом — владыкой преисподней.

Эллины — жители Эллады (Древней Греции).

Неофиты — новообращённые участники мистерий.

Мисты — лица, посвящённые в таинство.

Мистагоги — наставники мистов и неофитов в священнодействии.

Жрецы:

Иерофант — верховный жрец, главный толкователь мистерий.

Дадух — факелоносец, олицетворяющий солнце.

Пивомий — служитель алтаря, представляющий луну.

Керик — глашатай.

Боги и даймоны:

Зевс — верховный бог, повелитель неба, грома и молний.

Посейдон — владыка морской стихии.

Аид — владыка царства мёртвых.

Деметра — богиня плодородия и земледелия.

Персефона (Кора) — богиня весны, плодородия и владычица царства мёртвых.

Адонис — бог юности.

Апата — богиня лжи и обмана.

Аполлон (Фэб) — покровитель искусств и пророчеств.

Артемида — богиня охоты.

Арес — бог войны.

Афина — богиня мудрости.

Афродита — покровительница красоты.

Гермес — бог хитрости, счастливого случая и воровства.

Дионис — бог виноделия, веселья и развлеченья.

Мом — даймон насмешек, злословия и критики.

Немезида — богиня возмездия.

Ойзис — даймон страданий, тревоги и горя.

Пан — бог пастушества и хранитель дикой природы.

Эрот (Амур, Купидон) — божество любви.

Эрида — богиня раздора и хаоса.

Эон — бог времени.

Асклепий — бог медицины.

Гефест — бог огня и изобретений, искусный кузнец.

Геката — божество перекрёстков, тьмы и колдовства.

Гипнос — бог сновидений.

Танатос — бог смерти.

Тритон — морское божество, сын Посейдона.

Эллада — территория Древней Греции.

Аттика — регион Древней Греции, включающий Афины и окружающие его города.

Полис — город-государство.

Боэдромион — месяц года — с середины сентября до середины октября.

1 часть. День первый. Метаморфозы в Нимфеях

Обычно в дни Элевсинских мистерий священный парк Нимфей участники таинственных ритуалов обходили стороной. Хотя укромное убежище с цветниками и искусственным гротом, заключённое в объятия пышной растительности и спланированное по типу священной рощи, располагалось в черте полиса Элевсина, по традиции все главные обряды проводились на территориях сакрального комплекса и в колонном зале Телестериона — храма Деметры. Но сегодня процессия жрецов в чёрных и пурпурных ритуальных плащах, точно сговорившись, первым делом объявилась в парке.

Едва жрецы и мистагоги рассредоточились по территории Нимфей, замерев в тени каменных столбов среди статуй богов Эллады, верховный иерофант выступил к центральному водоёму святилища для приветствия неофитов. Однако не все новообращённые участники прониклись торжественностью момента.

— О Боги! Как прикажете это понимать? — воскликнул златокудрый юноша, в недоумении уставившись на свою вытянутую правую руку с изящными пальцами, словно впервые её видел, и серебряный лук за его спиной брякнул о колчан со стрелами.

— А что тебя не устраивает? — поинтересовалась рядом стоящая девушка с венком роз на голове, и тотчас же в растерянности прикрыла рот ладонью, ведь никогда раньше она ещё не слышала собственного голоса.

— Вот кому и положено удивляться, так точно мне, а не вам, солнцеликие, — перебил неофитов юноша с козлиной бородкой. — И как меня угораздило перевоплотиться из куста сирени в мистическое существо с рогами и копытами?

— Произошедшие с вами метаморфозы неслучайны, — промолвил верховный жрец, почти не шевеля губами, отчего у новообращённых сложилось впечатление, будто под надвинутым на лицо капюшоном иерофанта скрывается маска. — Священные Нимфеи всегда славились бессмертными растениями, радующих взор не одного поколения эллинов. Сейчас же с помощью высших сил я придал вашему цветущему виду человеческий облик, чтобы вы удостоились чести принять участие в Великих Элевсинских мистериях.

— Значит, мы можем остаться людьми навсегда? — дрожащим от волнения голосом спросила девушка, своей бледной кожей скорее смахивающая на призрак, чем создание из плоти и крови.

— И даже больше. Все отобранные участники, прошедшие до конца посвящение, останутся в образе бессмертных и вечно юных богов Эллады! — пообещал жрец.

Слова первосвященника Элевсина мгновенно привели в замешательство всех новообращённых. Ещё вчера каждый неофит являлся лишь растением в священном парке, обладал вечнозелёным или бесконечно цветущим видом и не мечтал ни о чём другом, кроме покровительства света и дождя. И хотя земным творениям было даровано здесь бессмертное существование, а течение времени со сменой сезонов и быстротечностью жизни не имело над ними власти, многие считали себя узниками. Часто перекрученные стволы миртовых и маслиновых деревьев вокруг, как и нависший над Нимфеями небесный свод воспринимались ими в качестве решёток и купола клетки, огородивших их от внешнего мира. В результате участь местных обитателей представлялась незавидной. Неизвестно только почему бренное бытие тяготило бездушные растения, раз им никогда не доводилось испытывать чувств и ощущать стук сердец.

Посулив пленникам Нимфей ключи от заточения, дарующие желанную свободу от растительных оков, верховный жрец в сопровождении помощников отошёл к алтарю для принесения жертвы богам. Оставив новообращённых под присмотром мистагогов, иерофант дал им возможность прийти в себя и смириться с неизбежным. Правда, часть невольников судьбы всё-таки поддались заблуждению, точно у них есть выбор.

— На правах мистагогов нам поручено разъяснить вам основные моменты посвящения в таинство, — улучив подходящее время, обратилась к растерявшимся участникам миловидная девушка в чёрном плаще, выступающая наставницей. — Наше положение обязывает подготовить новообращённых к великому действу и сопровождать на протяжении всех мистерий.

Стукнув по камню пастушьим посохом, находящимся в распоряжении всех мистагогов, девушка окинула взором собравшихся неофитов. Как и полагалось богам, все посвящаемые кандидаты выглядели вечно молодыми, так что невозможно было определить их настоящий возраст. Вместе с тем сам факт перевоплощения растений в человеческих существ не вызвал у наставницы удивления, ибо подобные метаморфозы в Элладе давно стали обыденностью и воспринимались её жителями в порядке вещей.

Выросшие на легендах эллины издревле верили в культ растений и связывали появление цветов, кустарников и деревьев с перевоплощениями олимпийцев, а нередко и обычные люди по воле божественного случая обращались в то или иное насаждение. Поэтому в большинстве преданий цветам и деревьям отводилась главная роль, и сегодняшние превращения только подтверждали их правдивость. Да и весь мир в целом представлялся местным жителям одушевлённым, и помимо насаждений к божествам причисляли также реки, горы, ветра и небесные светила.

— Лучше объясните мне, как не забывать дышать! — проревел мускулистый юноша, опускаясь на траву, словно ноги не держали его. — А про ваш ритуал мы и так осведомлены, ведь в нашем присутствии посетители Нимфей часто делились друг с другом впечатлениями о прошедшем посвящении.

Когда к разговору поспешили присоединиться остальные новообращённые, девушка-мистагог поразилась тому обстоятельству, как неофитам даже после фантастического перевоплощения удавалось поддерживать в священном месте волшебную атмосферу. И без того цветущий вид и неземная пышность Нимфей превращали парк в прибежище для любителей созидания красоты и гармонии. Но раньше территории с мощёными площадками, неглубоким водоёмом посередине и фонтаном со статуей по его центру в двойном окружении низкорослых деревьев, кустарников и обвитой плющом крытой колоннады украшали лишь душистые растения в клумбах и глиняных горшках. Теперь же среди лечебных трав, кипарисов, кустов лавра, фиговых, гранатовых, маслиновых и миртовых деревьев рассредоточилось шестнадцать неофитов в белоснежных хитонах, настолько искусно задрапированных вокруг тел, что их плавные черты уподоблялись строению цветочных лепестков, живописно трепещущих от дуновения тёплого ветра Зефира.

Если у юношей опоясанные хитоны скреплялись на плечах застёжками-фибулами и достигали колен, девичьи туники изо льна и шёлка почти касались земли, имели напуски над талией, видимость рукавов и ремни с кистями. Притом вышивки и аппликации из кусочков золотой фольги по краям их одеяний образовывали дивную кайму с растительными орнаментами, чьи ломаные линии с завитками соревновались по затейливости с природными узорами на листьях произрастающих поблизости роз, гвоздик, хризантем и ирисов.

Отлично сочетались с красочными цветниками Нимфей и накинутые поверх хитонов юношей-неофитов плащи: испещрённые множеством складок длинные гиматии и сколотые пряжкой на груди короткие полукруглые хламисы, выделяющиеся насыщенными тонами голубых, жёлтых, красных, розовых или фиолетовых оттенков. В свою очередь, нарядные лёгкие пеплосы в качестве накидок у девушек в основном передавали гамму алой зари или позолоченного рассвета, состязаясь яркостью с солнечными лучами.

— Насколько мне известно, Элевсинские мистерии проводятся здесь уже больше тысячи лет: малые — ежегодно в период весеннего равноденствия, а великие — каждое пятилетние в дни осеннего равноденствия, — рассудил один из кандидатов.

— Сейчас вторая половина боэдромиона, выходит, нам предстоит поучаствовать в великом таинстве!

— И длится оно ровно девять дней…

— Не знаю, как вы, — перебил неофитов широко улыбающийся юноша с венком на голове из листьев плюща. — Но я скорее склонен дать согласие на участие в древних обрядах. Судя по рассказам мистов, нас ждут занимательные ритуалы, жертвоприношения, полуночные гулянья, и, вероятно, торжественный пир под конец.

— Я бы на твоём месте так не обольщалась, — скривив губы, злорадно отозвалась новообращённая с багряно-каштановыми волосами, собранными в пучок по форме факела, и оригинальным браслетом на предплечье с грифонами. — Нам известно лишь о первых днях служения. А вот все последующие — окутаны ореолом секретности.

— Не случайно загадочное действие называют мистериями, — согласился златокудрый неофит с ясными глазами. — Участвующим в ритуалах кандидатам запрещается сообщать непосвящённым об основной части таинства.

— Не просто запрещается. За разглашение сведений карают смертью! Поэтому суть главных ритуалов до сих пор удалось сохранить в тайне.

— Тем не менее до меня доходили обрывки фраз, обронённые мистами в момент душевного смятения, — спохватилась неофитка в коротком хитоне. — Все они как один сходились во мнении, точно после посвящения их жизнь уже никогда не будет прежней. Открывшиеся им откровения изменили их навсегда.

— Именно! По завершении обрядов мисты обычно выглядели глубоко шокированными, а вовсе не весёлыми.

— А ведь и вправду, некоторые участники теряли дар речи, других — выносили без чувств. И доподлинно неизвестно, всем ли удалось остаться в добром здравии на девятый завершающий день мистификаций! — запаниковал рыжеволосый юноша.

— Он прав. Не зря нас назвали новообращёнными. Да, мы стали людьми, но какие метаморфозы изобличат нам Элевсинские мистерии? — проговорила девушка с грифонами на браслете. А потом ухмыльнувшись, поинтересовалась у улыбчивого кандидата: — Ну, что? Ты всё ещё настроен на участие?

— Я всё-таки рискну, — подтвердил юноша с листьями плюща в курчавой шевелюре. — Уж больно мне нравится свой человеческий облик. Продержусь до конца, чего бы мне это ни стоило, а затем и дня не останусь в священном парке Элевсина, отправившись в путешествие по свету.

— Действительно, Великие Элевсинские мистерии зародились в Элладе более тысячи лет назад, — наконец, подключилась к обсуждению наставница. — Основные ритуалы до настоящего времени держатся в строгом секрете, чтобы никто не вздумал их повторять. И жестокое наказание ждёт любого миста, нарушившего данный запрет и обмолвившегося хотя бы словом о главной части таинства.

Собравшиеся неофиты молчаливо переглянулись. Ранее бессмертным растениям не доводилось испытывать судьбу и следовать множеству правил, теперь же новое обличие обязывало их вести себя по-человечески.

— Сегодня четырнадцатого боэдромиона в Элевсине провозглашён первый день мистерий, — продолжила наставница. — И по обыкновению между полисами Эллады установился период перемирия. На время тайного служения прекращены все войны, дабы половники ощущали себя в безопасности при передвижении.

— Но я слышала, к участникам мистерий предъявляется масса требований, — заметила неофитка с венком из перекрученной ветви оливы.

— Конечно, к обрядам допускаются не все желающие, а исключительно лица старше девятнадцати лет, также усыновлённые аттическим семейством чужестранцы и рабы за высокую плату. Обязательным условием служит непричастность кандидатов к убийству и отсутствие судимости. Но мы уже подали от вашего имени письменные прошения в афинский Элевсинион и поручились, что никто не запятнан пороками и преступлениями.

— Как опрометчиво с вашей стороны, — хихикнул рогатый кандидат, посмотрев в направлении воинственного юноши и черноволосой девушки с десятком шпилек в причёске по форме мечеобразных ксифосов. — Часть присутствующих новообращённых относились к особо токсичным видам растений. От воздействия одной лишь царицы ядов в Нимфеях необратимым образом пострадало немало эллинов…

— То было в прошлой жизни, — отдёрнула юношу мистагогша.

— А кто заплатит мзду за наше участие в таинстве? — опомнилась кандидатка с серёжками в форме весов.

— За каждого неофита первосвященник приготовил двух овец, барана и поросёнка. Но взамен крупного денежного взноса вам предстоит отречься от своей растительной природы навсегда.

— Я смотрю, главный жрец обо всём позаботился… — отпустив язвительное замечание, веснушчатый участник развернулся к искусственному гроту, где священнослужители взывали к милости богов, возлагая жертвы на алтарь.

Туда же перевели взоры мистагоги и остальные новообращённые. Пока бормочущие молитвы жрецы раскладывали на керамическом блюде у алтаря зерно, лепёшки, чечевицу и горох, иерофант вторил им нараспев. Между тем неофитам не удалось разобрать слов, их заглушил шум гидравлической машины, приводимой в действие фонтан в водоёме Нимфей. Только на поющем священнослужителе и трёх его помощниках, пребывающих на особом положении, виднелись роскошные пурпурные плащи, символизирующие печать смерти, плечи других покрывали чёрные гиматии. И все лица под капюшонами скрывала таинственная темнота.

— Верховного жреца следует называть иеофантом, — предупредила мистагогша. — Он принадлежит к древнему роду Эвмолпидов, что означает «прекрасно поющие». Пожизненно избранный жрец считается главным толкователем мистерий.

И неспроста от первосвященника элевсинского культа исходила невероятная энергетика. Лишь он располагал секретными сведениями о практиках проводимых ритуалов и имел возможность демонстрировать священные предметы мистам, выступая посредником между ними и олимпийскими богами. Притом его авторитет в почти магическом действии не вызывал ни у кого сомнений, хотя личность иерофанта, получившего тайное имя при восхождении на пост главного толкователя, и служила поводом для бесконечных пересудов.

— Его основными помощниками являются дадух и пивомий, — наставница не забыла поведать и о жрецах, наделённых судейской властью и призванных вершить правосудие над нарушителями древнего обряда. — Дадух на ритуалах несёт факел и олицетворяет в мистериях солнце. А отвечающий за жертвоприношения пивомий воплощает собой луну. Именно священная троица: иерофант, факелоносец и служитель алтаря одухотворяют символическое рождение мистов. Правда, не менее важную роль в таинстве играет и керик, именуемый также глашатаем.

— Подождите! — возмутилась одна из неофиток, грациозно всплеснув руками. — Вы упомянули о рождении мистов? Но мы — все новообращённые с приобретением человеческого облика и так уже заново переродились на свет! Однако теперь долголетие не наш удел, и в настолько уязвимом положении было бы глупо заигрывать с провидением, помня, что вечным спутником жизни всегда выступает смерть.

— Ты так проницательна, Афродита, — внезапно раздался голос иерофанта за спиной девушки.

Оставив младших жрецов у алтаря для завершения жертвенного ритуала, главный толкователь со своими помощниками вернулся к неофитам открыть их новые имена и миссии. Но когда от величественного вида трёх священнослужителей у новообращённых перехватило дух, завернувшийся в пурпурное одеяние иерофант, наоборот, вызвал у них дрожь по всему телу. И только Афродиту не смутило неожиданное появление святой троицы и глашатая.

— Как вы меня назвали? — потребовала объяснений очаровательная кандидатка с венком роз на голове, гордо вскинув подбородок.

— Великие Элевсинские мистерии тесно связаны с культом плодородия, и образ умирающей и воскрешающей растительности особенно точно показывает кругооборот жизни в природе, — проигнорировав вопрос девушки, иерофант начал с главного. — Вам предстоит приобщиться к священному действу в честь покровительницы плодородия — Деметры и её дочери Персефоны. Под моим руководством вы минуете все степени инициации, проследовав по пути божества и, испытав рождение, смерть и воскресение. В результате все прошедшие посвящение неофиты из Нимфей станут мистами, получив вечную жизнь в облике божеств.

— Принять объятья мрака и поцелуй смерти, чтобы возродиться и вернуться к свету… — тут же слетело с губ кандидатки с тёмными кругами под глазами, из разжавшихся пальцев которой выскользнул серебряный кубок со сплетением нарциссов на ножке.

Едва в поле зрения факелоносца попал оброненный на траву бокал, в его взгляде тусклым пламенем вспыхнуло изумление. А иерофанта скорее удивили произнесённые новообращённой слова, но виду он не подал. Вместо этого верховный жрец обернулся к Афродите.

— Многие растения в Элладе служат символами божеств, потому ваши перевоплощения были заранее предопределены. Итак, ты, красная роза, получаешь имя Афродиты — покровительницы красоты.

Не случайно розу именовали царицей цветов, и девушка в её воплощении на самом деле смахивала на неземное создание, превосходя по красе других неофиток. Тогда как тонкие и нежные черты юного лица героини уподоблялись совершенным линиям цветочных лепестков, шелковистая кожа гладкостью подражала их безупречному виду, приоткрытые красные губы по притягательности напоминали распускающийся бутон, большие миндалевидные глаза, сродни каплям росы, переняли оттенок отражающегося в них неба, то длинные светлые локоны своим солнечным сиянием образовывали над венком новообращённой сверкающий ореол, коронующий её в качестве бессмертной богини.

Под восхищённые мужские и завистливые женские взоры собравшихся участников Афродита плавной походкой дошла до водоёма, и распахнувшиеся при движении края чересчур откровенной туники выставили на всеобщее обозрение обнажённые бока и длинные ноги неофитки, позволив полюбоваться её идеально обточенной фигурой. Взглянув на своё отражение в пруду, девушка кокетливо повела плечами и лучезарно улыбнулась. Но лишь к волосам водяной копии богини прикоснулись пальцы безрассудного юноши, она тотчас же возмущённо тряхнула головой.

— Руки прочь или пожалеешь! — бархатным голосом предрекла угрозу Афродита.

— Ого! Да прекрасная роза решила показать шипы? — вызывающе громко рассмеялся неофит. — Но твоя красота явно бросает мне вызов.

— Прошу золотистый лютик отныне именовать Аресом — богом войны, — тем временем обозначил в мистериях положение дерзкого юноши с короткими каштановыми волосами иерофант.

Новообращённый развернулся в сторону верховного жреца, и Афродита воспользовалась моментом, чтобы рассмотреть воинственный профиль юноши. Как и лютик с ярко-жёлтыми лепестками представлял собой примечательный по виду цветок, являясь при этом чрезмерно ядовитым созданием, так и хищные черты лица неофита обладали притягательной силой, но слишком часто перенимали выражение жестокой ярости. Между тем не только на ветвистом стебле травянистого растения почти отсутствовали листья, минимум одежды наблюдалось и на его человеческой ипостаси. Благодаря короткому хламису кровавого оттенка, схожего с плащом спартанца, под который обычно надевалось бойцовое снаряжение, и едва прикрывавшему бёдра хитону хорошо сложенное мускулистое тело Ареса выдавало в нём могучего воина.

— А мне, несомненно, нравится моё новое предназначение! — усмехнулся кандидат, то и дело отводя руку к боку, точно по привычке ища там меч в кожаных ножнах. — Правда, я рассчитывал стать владыкой морей Посейдоном.

— Почему же сразу не Зевсом — верховным богом грома и молний? А, брат? — вмешалась другая участница, округлив свои и без того огромные глаза. — Но дайте-ка я сама отгадаю, кого из божеств претворила в жизнь моя сущность. Афину?

— Твои догадки верны, — согласился верховный жрец. — Ведь серебристый куст оливы всегда символизировал богиню мудрости.

— Тогда с нетерпением жду нашего отправления в Афины, названные в мою честь, — промолвила девушка, демонстрируя командный голос и величественную осанку.

Внешне Афина так и осталась похожа на куст оливы глазами цвета его незрелых плодов и русыми длинными волосами, позаимствовавших серебристый оттенок листвы растения. Притом от вечнозелёного долгожителя неофитке достался стойкий почти мужской характер, первородная мудрость дикой природы и стремление к лидерству, ибо не зря её голову покрывал котинос — венок из переплетённых в незамкнутый круг оливковых ветвей, всегда вручаемый победителям Олимпийских игр.

— Вчера оттуда уже прибыла процессия эфебов, — доложил факелоносец. — Поэтому сегодня в их сопровождении мы выдвинемся по священной дороге из Элевсина в Афины.

Обитателям Немфей не довелось из парка наблюдать вечернее появление конного отряда юношей в полном боевом вооружении. А тем, в свою очередь, было поручено сопроводить жрецов с остальными участниками мистерий в афинский Элевсинион, охраняя по дороге драгоценные реликвии и статую Диониса.

— И когда мы выступаем? — всполошился один из неофитов и, не рассчитав силу, чуть не переломил пополам лук в руках.

— Подожди! Сначала я хочу узнать о собственной роли, — осадила юношу стройная девушка в коротком хитоне, подобно тому, как опытная наездница приструняет жеребца.

— Мне понятно твоё нетерпение, Артемида, — одобрительно отозвался иерофант. — Отныне тебе, розовой ажурной гвоздике, следует называться богиней охоты. И как луне на небе одиноко без солнца, так и ты не могла переродиться в человеческое существо без брата-близнеца Аполлона — покровителя искусств, возникшего из вечнозелёного куста лавра.

Глянув друг на друга, а потом на схожие серебряные луки в руках, неофиты приветственно раскланялись. Если лавровый венок на золотых кудрях новообращённого участника олицетворял триумф и славу, то сам герой — высокий и невероятно привлекательный юноша с идеально сложённой фигурой воплощал собой образец мужской красоты. Однако растение Аполлона обладало двойственной природой и одинаково любило пребывать как на свету, так и в тени таинственных знаний. Испокон веков шелест лавровых листьев передавал жрецам божественные послания о событиях будущего. В качестве сверхъестественного средства, открывающего дар ясновидения, этот венок надевал на голову и Дельфийский оракул, одновременно ложа его лист себе на язык, прежде чем изречь очередное пророчество. Вот подставив прекрасное лицо ярким лучам, легко снизошёл до предсказания и Аполлон — бог света, одухотворяющий солнце:

— Только у меня плохое предчувствие…

— Неужели? — насторожилась Артемида, подсознательно держась ближе к брату, точно окружающая его аура отгоняла злых духов, обеспечивая божественную защиту, сродни лавровой гирлянде, бросаемой в огонь вместе с ритуальной жертвой для снисхождения благосклонности олимпийцев.

— Покровительствующий театральному искусству Аполлон и сам склонен излишне драматизировать, — поспешил успокоить неофитов служитель алтаря.

Артемида с вызовом глянула на жреца, и хотя её лук в форме полумесяца был опущен в направлении земли, а стрелы в колчане за спиной смотрели остриём в небо, священнослужитель почувствовал себя под прицелом. Розовая гвоздика неспроста имела взъерошенный внешний вид, и мифы о ней излагались с противоречивыми деталями и кровавыми подробностями. Богиня охоты единственная из девушек оказалась облачена в тунику до колен на мужской манер, опоясанную на тонкой талии лентой, чтобы ткань не запутывалась вокруг ног и не мешала стремительной погони. Серебристо-серые глаза неофитки выдавали в ней богиню луны, но в изложении легенд освещать тёмную ночь полагалось её всклоченным волосам оттенка бурого золота.

— Выбирай выражения, пивомий! — угрожающе промолвила Артемида, и символ полумесяца на её лбу отбросил блик с очертаниями жертвенной метки на растерянное лицо жреца, наконец, показавшееся из тени капюшона.

Служитель алтаря не посмел возразить богине охоты, вооружённой луком со стрелами, помня о её задиристом характере. Не разрядил напряжённую обстановку неуместными речами и юноша с музыкальной сирингой в руках:

— Вот так начало первого дня мистерий! Не успели у всех растений в Нимфеях отрасти головы, руки, ноги, и у меня ещё в придачу копыта и хвост, а наш пророческий лавр уже предрекает, как вся эта божественная комедия может закончиться великой трагедией…

— Весельчак Пан, — отмахнулся от неудобного замечания иерофант. — Хвост, как, впрочем, и рога с копытами отлично подходят к твоей нынешней ипостаси хранителя дикой природы и покровителя скотоводства.

Естественно, верховный жрец не признался, что весёлый кандидат ему больше нравился в образе молчаливого куста сирени, нежели болтливого шута. Тогда как новообращённый выделялся среди остальных неофитов не только остроумием, но и необычной внешностью — помеси человека со зверем. Напоминая юношу лишь наполовину, беспрерывно суетящийся Пан имел также закрученные рога и длинный хвост. И если ветки сирени обильно усеивала листва, лицо воплощающего её существа покрывали пышные бакенбарды и борода, а нижние конечности — густая волосяная растительность.

— Осторожно! Ты чуть не отдавил мне ноги своими копытами, болван, — вдруг прикрикнула на рогатого участника неофитка с элегантной причёской в форме факела. — Чего разбрыкался?

— И почему отрада для моих глаз столь остра на язычок? — откинув назад волнистые волосы до плеч, заметил Пан, продолжая топтаться рядом с девушкой и косо поглядывать на её браслет с грифонами на предплечье.

— О-о-о, чудовище вздумало заигрывать с красавицей, — презрительно хмыкнул рыжеволосый юноша по соседству.

Притом высмеивая уродливую внешность Пана, участник предпочёл прикрыть ухмылку улыбающейся маской. Забавные вещицы он выменял у одного из неофитов на застольную глиняную чашу с двумя ручками, обнаруженную у своих ног после метаморфозного превращения. Узнав в них театральные атрибуты, герой быстро нашёл им применение. С его губ постоянно норовили сорваться всевозможные колкости, и маска комедии с отверстием в виде расплывшейся улыбки помогала выдать иронию за шутку, а трагичная пара с перекошенным ртом все критические замечания переводила в полезные советы. Правда, издёвка в сощуренных глазах всё равно разоблачала в сокрытой персоне язвительную натуру.

— Будь аккуратнее с огненной лантаной, Пан. Эрида не случайно представляет богиню смятения… — предупредил козлобородого кандидата иерофант. Затем перевёл взгляд на низкорослого пышнотелого юношу с веснушчатым лицом: — И ты, Мом, уже не просто оранжевый олеандр, а покровитель смеха, поэтому выбирай шутки поуместнее.

Рогатый Пан безразлично кивнул верховному жрецу, ведь от соцветий куста сирени, всегда отличавшихся устойчивостью к самым непредсказуемым погодным явлениям, ему передалась выносливость и сильный характер. А вот у наставницы, наоборот, слова первосвященника Элевсиса вызвали необычайное удивление: «Почему он преуменьшил роли последних неофитов, изменив их суть до неузнаваемости?»

Иерофант объявил Эриду покровительницей смятения, когда в легендах она именовалась богиней раздора и хаоса. Несмотря на то что внешность девушки с багряно-каштановыми волосами, прямым носом, утончённым профилем и совершенной фигурой отвечала нынешним канонам красоты, согласно мифам, она подобно крупным гроздьям лантаны оттенка адского пламени с живущими всего один день мелкими цветками, но увядающими и опадающими к ночи, и сама к тёмному времени суток сбрасывала свою безупречную личину, являя под ней довольно безобразную сущность, отражающую её истинное предназначение и внутренний мир. И как к утру на смену утраченных цветков каждый раз вырастали новые, возвращала себе потерянную привлекательность с восходом солнца и богиня.

Также огненная лантана умела самовоспламеняться в аномально жаркую погоду из-за выделяемой её стволом ароматной смолы, служащей своеобразным горючим средством, оставляя на земле горки чёрного пепла. Обожала вносить раздор между людьми сродни губительному пожару и Эрида, разжигая серьёзные конфликты, раздувая ссоры и упиваясь их драматическими последствиями.

— А не ты ли, Пан, вытоптал клумбу в парке с прекрасными нарциссами у статуи с богиней Персефоной? — запричитала нарушительница спокойствия.

— Да-да, я видел там следы копыт, — с готовностью подключился к травле Мом.

Поведение ехидного неофита лишь подтвердило опасения наставницы. В действительности Мом всегда считался низшим божком не смеха, а насмешек и злословия. Не только олеандр с ярко-оранжевыми лепестками относился к токсичным растениям, выделяющим ядовитый млечный сок, вредный характер показывал и новообращённый рыжеволосый юноша. Олицетворяя собой даймона порицания и презрения, герой без проблем находил разные поводы для придирок к окружающим, ловко жонглируя масками, точно искусный актёр античного театра.

— Хватит цепляться к нему, Мом, — вступилась за парнокопытного героя девушка с плёткой в руках, хотя Пан и сам отлично мог за себя постоять, одним взмахом рогов свалив обидчиков в воду.

— Ты на чьей стороне? — ощетинился задиристый даймон, недовольно зыркнув в направлении выступившей против него неофитки с золотыми серёжками в форме весов.

— Белая лилия теперь Немезида — богиня возмездия, воплощающая справедливость, — соизволил всё-таки пресечь скандал иерофант.

— Значит, есть кому вынести приговор виновному, — ухмыльнулся Мом.

— Я и вправду слегка срезал путь, — попытался оправдаться Пан. — Однако припоминаю, как споткнулся и упал носом в орхидеи, а не нарциссы. Да и разве вся растительность в священных Нимфеях не бессмертна?

— Давайте не забывать, зачем мы здесь все собрались, — выступил вперёд герой с невероятно выразительным взглядом. — Не знаю, как вы, а я планирую побыстрее выяснить о своей роли и выдвинуться уже в Афины. Нам предстоит принять участие в ритуалах таинственных Элевсинских мистерий. Не будем же терять зря время!

— Разумно, — разделил его мнение Аполлон — покровитель искусств.

— Согласна, — в результате промолвила и Немезида.

— Алый мак выступает в образе Гермеса — посланника богов, — продолжив знакомить героев, верховный жрец указал на кандидата с пронизывающим взором. — Вы можете смело использовать его в роли вашего вестника. Он справится с любым даже самым сложным поручением.

— Чудесно! Тогда перенеси меня в афинский Элевсинион на спине, посланник богов, — захохотал рогатый Пан.

В тот же момент мистагогша заметила, как дрогнули уголки губ иерофанта, словно он тоже с трудом сдерживал улыбку. Но лишь Гермес недовольно посмотрел в его сторону, священнослужитель поглубже натянул на лицо капюшон пурпурного плаща. Притом жрец и тут отошёл от истины, не соизволив упомянуть, что выступающий посланником Гермес — бог хитрости, счастливого случая и воровства. Девушка слышала много мифов об обаятельном и ловком мошеннике, изворотливости и красноречию которого мог позавидовать любой плут. Только вот она представляла себе героя совсем по-другому: болтливым, улыбчивым и легкомысленным небожителем с лукавым глазами. И хотя неофит искусно уклонился от поручения рогатого Пана, проворно подхватив вместо того на руки Немезиду, юноша совершенно не оправдал её надежд.

— А босоногую богиню разве не попросишь нести вперёд? — выкрутился Гермес, с лёгкостью держа ошарашенную девушку, точно травинку.

Если алый мак с длинным стеблем и яркими глянцевыми лепестками поражал своим эффектным мистическим внешним видом, одновременно создавая зловещее впечатление свежих капель крови на земле, то высокий, статный Гермес с невероятно бледной и едва ли не прозрачной кожей, контрастно выделяющимися на их фоне смоляными волосами до плеч и чёрными пронзительными глазами являл собой почти бескровного небожителя, наделённого мрачной таинственной красотой. Незаменимый посланник явно подтверждал правдивость легенд, верно, в жилах богов пантеона течёт особая бесцветная кровь, наделяющая их бессмертием. Но чаще всего его лицо было сосредоточенным, умный взгляд — серьёзным, а сам он — молчалив, будто авантюрист хотел войти в доверие к жертве, прежде чем совершить подлое предательство, обман, кражу, или же похищение наиболее ценного — сердца прекрасной дамы.

— Верни меня на место, — воскликнула новообращённая Немезида. — Я просто разулась, чтобы ощутить землю ногами.

Гермес поставил богиню возмездия на твёрдую почву, и та живо надела скинутые ранее сандалии из цветной мягкой кожи на плоской подошве, обернув их узкие ремешки крест-накрест выше щиколотки. Ещё недавно неофитка росла среди остальных цветов в парке Нимфей, и обувь представлялась ей непривычной роскошью. Зато никаких неудобств не испытала новообращённая Афродита, и после её искусной шнуровки обмотанные позолоченными ремешками икры продолжали смотреться обнажёнными. Мистагог же перевела взор на крепиды с бортиками на ногах вестника Гермеса. Похожие виднелись на всех присутствующих юношах, но его экземпляры украшали золочёные крылья, недвусмысленно намекающие на стремительность и скорость выполнения им поручения богов. И вместе с тем наставнице показалось, что посланник чувствовал себя в обуви некомфортно, словно она ему жала.

А бог хитрости и счастливого случая то и дело посматривал на Немезиду. От белоснежных лепестков лилии неофитке достался нежный лилейный тон лица и ангельская внешность: греческий профиль с тонким носом, пухлые губы, глаза с радужками цвета сочных ланцетных листьев и вьющие каштановые волосы с мягким медным отливом. Только вот мифы приоткрывали завесу тайны о тёмной стороне символизма цветка. Так прослеживалась связь лилии с правосудием, которое как нельзя лучше воплощала в себе богиня возмездия и негодования, часто именуемая эллинами дочерью ночи и справедливой мстительницей. Считалось, крылатое божество никому не по силам обмануть или перехитрить. Карая виновного, Немезида нередко проявляла излишнюю жестокость, поэтому преступники и плуты старались не попадаться ей на пути. Подальше стоило держаться и очаровательному мошеннику Гермесу.

Тем временем почти все новообращённые после перевоплощения получили в своё распоряжение личные атрибуты. Собственно по ним мистагогше и удалось до представления иерофанта угадать их имена. Впрочем, не все неофиты ещё успели привыкнуть к новому облику и призванию. Немезида с опаской отнеслась к острому ножу, заткнутому за пояс и плётке. Гермес подобрал с земли обвитый двумя змеями жезл, называемый кадуцеем, но через минуту облокотил его о камень и тут же забыл о нём. И наоборот, Арес — бог войны не успокоился, пока не отыскал в траве свой меч. Не расставались с луками близнецы Аполлон с Артемидой и юноша с безупречным профилем, а рогатый Пан с музыкальной флейтой.

Между тем наставница так ни разу и не застала покровительницу красоты — Афродиту за подглядыванием в отполированную поверхность золотого зеркала, хотя и видела, как она крутит в руке круглую маленькую коробочку с крышечкой. Зато венок из прекрасных роз всегда короновал её светлую голову, а рукотворный матерчатый цестус с драгоценностями опоясывал талию. По легенде магический пояс мог кого угодно преобразить в идеал, но для Афродиты он служил лишь символом. Заметила мистагогша и загадочную эгиду по форме воротника на плечах Афины — воинственной богини мудрости. Согласно мифам, короткая накидка из козьей шкуры обладала защитными свойствами и раньше принадлежала самому Зевсу. Однако почему-то его владелица растерялась, обнаружив изображение змей на блестящих чеканках, украшающих одеяние.

Затем верховный иерофант раскрыл в шпажнике-гладиолусе цвета чёрной ночи покровителя времени Эона, а в плакучей иве — богиню тоски Ойзис.

— Я и до вашего заявления отлично знала своё имя! — провозгласила представленная девушка, удивив остальных неофитов.

Опешила и мистагогша, ведь Ойзис в мифах значилась не покровительницей тоски, а даймоном тревоги, страданий, депрессий, горя и несчастья. И кандидатка с сумрачными кругами под глазами на самом деле смахивала на дерево с печально опущенными ветвями, символизирующее плач и скорбь.

— И я не желаю участвовать в Элевсинских мистериях! — продолжила шокировать священнослужителей Ойзис. А дальше она истошно вскрикнула, обращаясь напрямую к неофитам: — Святые ночи никому из вас не пережить! Откажитесь от участия в таинстве, пока ещё не поздно!

Тогда уже около взбунтовавшейся новообращённой объявился керик с дадухом. Жрецам пришлось применить изрядную настойчивость, чтобы под руки увести разнервничавшуюся богиню в сторонку. Там они принялись с ней переговариваться, и доносившиеся до участников обрывки фраз совсем не помогли разряжению накалённой атмосферы.

— … в загробный мир… владыка царства мёртвых… не выбраться назад…

— Кто забыл разбавить вино, прежде чем вручить его Ойзис? — задался вопросом юноша с венком из плюща на голове, подобрав с травы отброшенный девушкой серебряный кубок с узором нарциссов на ножке.

— О чём ты? — уточнил бог времени.

— Я видел, Ойзис осушила бокал до дна, прежде чем её настигло… озарение, — смекнул неофит, не только принюхавшись к сосуду, но и вылив оставшуюся каплю себе на язык. — М-м-м, не похоже на вино.

— Ещё вчера ты обвивался растением вокруг одной из колонн Нимфей, откуда тебе знать вкус вина? — возмутилась черноволосая новообращённая, жестом потребовав передать кубок ей.

— Вьющий плющ перевоплотился в Диониса — бога виноделия, веселья и развлеченья, — поспешил с пояснениями иерофант.

— Так вот почему вода в моей чаше всегда превращается в вино! — осенило Диониса.

— Не может этого быть… — засомневался козлобородый Пан, быстро выхватив из второй руки покровителя виноделия глиняный мастос.

Зачерпнув в чашу воды из фонтана, рогатый неофит смачно отхлебнул из неё, но тотчас же скривился, сплюнув всё содержимое на землю.

— И как такое пьют все уважающие себя эллины?

Дионис забрал у бога пастушества свой мастос, украшенный росписью виноградных лоз, вылил из него зеленоватую воду, и снова склонился с ним к фонтану. Курчавые янтарно-каштановые волосы юноши разметались по плащу, сродни скрученным в спирали побегам плюща, а сам он ловко схватился рукой за каменную кладку и так изогнулся, что стал напоминать лиану, всегда крепко цепляющуюся за опору корнями-присосками.

В то же время на чересчур женственном лице неофита с излишне мягкими чертами промелькнула озорная улыбка. И хотя синие глаза новообращённого обрамляли густые ресницы, а на теле, наоборот, почти не наблюдалось растительности, как и на стебле вечнозелёного корнелаза, благодаря мощному рельефному телосложению фигура Диониса имела достаточно мужественный вид.

В этот раз набранная героем жидкость мгновенно приобрела тёмный цвет, и припавший к ней повторно Пан почувствовал на губах вкус пряностей и мёда.

— Другое дело, — буркнул неофит. — Интересно, меня теперь тоже постигнет озарение?

— Я же сказал, в серебряной чаше вином и не пахло, — мягким голосом повторил Дионис и обернулся в поисках Ойзис, но она уже куда-то запропастилась. — Странно…

— А с чего ты взял, будто помутнение рассудка способно вызвать лишь неразбавленное вино? — ехидно спросила та же черноволосая девушка.

— Уж ни на яд ли ты намекаешь? — неспроста наигранно всплеснул руками Дионис, ведь кроме покровительства виноделию мифы раскрывали его причастность к рождению театра в Элладе, и как пятиконечный лист плюща имитировал по форме яркую звезду, так и человеческая ипостась всегда искала призвания и славы.

— Не советую тебе связываться с царицей ядов, — проблеял рогатый Пан, решивший отныне держаться поблизости от бога праздности и веселья.

— Вы придаёте слишком большое значение впечатлительности Ойзис, — уверенным тоном поторопился развеять сомнения кандидатов верховный жрец, едва разговор перешёл в опасное русло. Затем иерофант переключился на ещё не представленную кандидатку: — Между тем синий аконит явил нам Апату — богиню лукавства.

Услышав имя неофитки, наставница испытала сильное волнение. До последнего момента она не знала, кто скрывается в образе высокорослого стройного аконита. И хотя верховный жрец и бровью не повёл, приуменьшив влияние новообращённой, девушка отлично помнила, что Апата — богиня лжи и обмана.

От привлекательной неофитки с длинными чёрными волосами, закреплённых в причёске шпильками в форме мечеобразных ксифосов, сложно было оторвать зачарованный взгляд, как и от произрастающих ранее в Нимфеях красивых цветов, собранных в длинные пирамидальные кисти глубокого синего оттенка. Но восхитительное на вид творение являлось крайне ядовитым насаждением. Согласно мифам, смертоубийственный аконит возник из слюны трёхголового пса царства мёртвых, а синеглазую богиню эллины называли злым духов, вырвавшимся на свободу из кувшина Пандоры, чьи чары пугали даже самого Зевса. И не только листья и корни растения содержали одурманивающее ядовитое вещество, хитрая обманщица Апата также умела затуманивать рассудок людей и божеств.

— Отличная у нас подобралась компания, — воскликнул вдруг новообращённый с луком в руке из чистого золота. — Покровители красоты, войны, мудрости, искусства, охоты, дикой природы, смеха, смятения, возмездия, времени, тоски, виноделия и лукавства! Никого не забыл? Ах, ну и, конечно, божественный посланник!

— А ты сам-то, кем будешь? — полюбопытствовала Апата, теребя пальцами своё ожерелье из бусин с подвеской в виде миниатюрного пифоса, под крышечкой которого вполне могли храниться бедствия всего мира, способные уничтожить человечество.

— Стройный кипарис преподнёс нам Эрота — божество любви, — сообщил иерофант.

А вот мистагогша и так давно догадалась о роли светловолосого юноши, расположившегося от неё по соседству. Вечнозелёный кипарис со слегка блестящими чешуйчатыми листьями и конусообразной кроной всегда считался эллинами священным деревом, символизирующим вечную жизнь, грацию и магическую притягательность, но Амура в таинственном неофите выдал вовсе не божественный профиль или атлетическое сложение, а два вида снарядов в его колчане.

Сделанные из кипариса стрелы имели золотое остриё с голубиным оперением и медное с совиной окантовкой, и первыми — Купидон мог сражать сердца страстной и искренней любовью, побуждая пылкие чувства распуститься пышным цветом, подобно нежным бутонам в саду, а вторыми — был способен на месте страсти посеять безразличие, ненависть и враждебность, провоцируя увязание любой привязанности.

— Надо же! — на полном серьёзе провозгласил Эрот, понимая, как скоро ему предстоит заметно разнообразить жизнь собравшихся неофитов, в результате чего часть кандидатов — начнёт превозносить героя до небес, остальные — захотят немедленно прикончить, а он-то размечтался продержаться до конца таинственных мистерий.

В окружении обожествлённых участников мистагогша ощущала себя двояко. С одной стороны, у неё внутри всё трепетало от мысли, что вокруг неё собралось сразу столько внушительных фигур. Эллины давно уже определись со своим отношением к основным событиям окружающего мира, закрепив за каждым небожителем собственную сферу влияния. Теперь они точно знали, смена времён года и любые стихийные воплощения, будь то гроза, дождь, буря, извержение вулкана, наводнение, закат, или полнолуние, а также войны и болезни, совсем не следствие магического обряда людей, как ранее полагали предки. Ведь им не по силам было с помощью заклятья заставить солнце светить, осадки — извергаться, весну — прийти раньше, цветы и деревья — расти, и животных — размножаться.

За всеми жизненными процессами стояли деяния тех или иных богов. Именно их могущественная власть и возрастающая или убывающая мощь влияли на рост и увядание насаждений. Не обходилось без прямой воли небожителей при возникновении вооружённых конфликтов, как и не гнушались они вмешиваться в любовные дела. Да и все природные явления приписывались к заслугам богов и низших даймонов, которые на манер людей рождались, вступали в брак, заводили потомство, плели интриги, воевали, а последние ещё умирали и воскресали.

Однако эллины нашли иное применение своим мистическим ритуалам, и продолжили те проводить, помогая богам в их непростой задаче. Притом взявшись за инсценировку сложных природных процессов, имитацию годичных циклов и подражание сменяемости растительности, в расчёте на то, что по принципу закона магического подобия разыгранные в тайных церемониях действия произойдут в реальности, они на этом не остановились, занявшись воспроизведением хода жизни и смерти. Вместе с тем люди начали поклоняться олимпийским небожителям, устанавливать им статуи, строить храмы, и проводить праздники в честь их культа. По аналогии инициировались и Великие Элевсинские мистерии.

С другой стороны, наставница не испытывала потребности пасть ниц к ногам собравшихся божеств. Конечно, беззаботные представители великого пантеона считались бессмертными существами, в чьих жилах течёт особая бесцветная кровь, их подлинного облика никто не знал, и сами они обычно проживали во дворцах на горе Олимп, где время замерло на месте, а сезоны никогда не сменялись. Впрочем, боги всё-таки рождались на земле, говорили на языке смертных и объявлялись перед эллинами в человеческом обличье, или давали о себе знать, посылая вещие сновидения и таинственные знаки для толкования оракулами их божественной воли. Помимо внешности, не отличались небожители от людей и поведением: ощущали похожие эмоции и чувства, умели страстно любить и люто ненавидеть, испытывали отчаянье, гнев, страх или жалость, и тоже затевали яростные ссоры, прибегали к подлым обману и гнусным интригам.

И хотя рождённые для вечности божества превосходили эллинов по силе и способностям: умудрялись летать или становиться невидимыми, они не являлись всевластными и всесильными, могли страдать от боли и изнывать от полученных ран. Притом даже вмешиваясь в жизнь людей и навязывая им собственную волю, небожители никогда не стремились всецело управлять человечеством и часто позволяли себе возражать, а порой и выигрывать в спорах. В итоге олимпийцы заслужили должное уважение народа Эллады, и люди принялись поклоняться великому пантеону, взывая к милости и прося покровительства в разрешении тех или иных дел.

Между тем неслучайно среди эллинов закрепилось мнение, что не только сердить небожителей было опасно, но и встречаться с ними лицом к лицу рискованно, ибо в порыве гнева они без разбора карали как виновных, так и невиновных.

— И последний наш участник, — продолжил верховный жрец, завертев головой в поисках кандидата и найдя лишь его тень у каменной колонны в отдалении. — Царственно пурпурный корончатый анемон в обличье Адониса — бога юности.

Услышав своё имя, герой на мгновенье выступил из-за столба, но обнаружив устремлённые на себя взоры поспешно скрылся. Правда, новообращённые всё же успели разглядеть стеснительного молодого неофита. Подобно фантастически красивому и нежному анемону с хрупкими лепестками, волнительно трепещущего от мимолётного ветрового порыва и легко теряющего цветочную голову от более мощного дуновения стихии, нелюдимый Адонис показался остальным кандидатам скрытной и меланхоличной натурой. А ведь анемон символизировал потерянную любовь. И как восхитительно яркое создание с тонкими зубчатыми краями на рассечённых листьях всегда очаровательно смотрелось в лучах восходящего солнца, прикрывая соцветия багряного оттенка запёкшейся крови на огненном закате, так и скромный юноша с чувственным ртом, роскошной шевелюрой, печальной улыбкой и тревожным взглядом имел одновременно романтичный и грустный вид.

— Ну, раз я успел представить всех новообращённых, причин тянуть с отъездом нет больше. Мы немедленно покидаем Нимфеи и сам Элевсин, — заторопился верховный жрец, — и отправляемся по священной дороге в Афины.

— Вот так просто? — забеспокоилась Афродита. — Но мы не покидали богоугодные Нимфеи сотни лет!

Метаморфозы явили на месте вечнозелёных растений священных Нимфей не совсем обычных человеческих созданий, а возродившихся небожителей, которым теперь надлежало пройти посвящение в Великих Элевсинских мистериях, чтобы закрепить за собой бессмертное воплощение или же кануть в безызвестность навсегда. Только у просуществовавших сотни лет в растительном обличье неофитов не успели должным образом перестроиться защитные рефлексы, отчего они пока не до конца осознавали, через какие испытания им предстоит пройти.

— С нами отправляются также все мистагоги. Вы можете обращаться к ним по любым вопросам, используя их вторые цветочные имена: Фиалка, Ирис и Гиацинт, — сообщил иерофант, поочерёдно указывая на наставников. — Они будут сопровождать вас во время всей церемонии Элевсинских мистерий.

Вспомнив о своей принадлежности к фиалке, наставница напряглась. Но затем её окружили расшумевшиеся кандидаты — боги и низшие по рангу даймоны, желающие узнать всё и сразу, и тревоги за собственное благополучие отошли на второй план. Причём значительная часть неофитов устремились именно к ней, а не к стоящим поблизости юноше Гиацинту и девушке Ирис, точно её аура обладала своеобразной магической притягательностью. Впрочем, вопросов по грядущим ритуалам так и не последовало, и героев скорее волновали насущные проблемы.

— До заката мы достигнем афинского Элевсиниона, — постаралась удовлетворить любопытство каждого кандидата Фиалка. — Вы приняли человеческое обличье и теперь сами должны о себе позаботиться. Все божественные представители, так или иначе, самоопределяться и освоят новую роль. Всему своё время!

Следом все неофиты потянулись за жрецами и мистагогами на выход из священных Нимфей, но Фиалка недосчиталась Ойзис, а потому решила вернуться. Не найдя новообращённой ни среди клумб с растениями, коронованных соцветиями из солнечного золота, лунного серебра или позаимствовавших тон лепестков у радуги, ни в переплетённых тенях колон и деревьев, Фиалка дошла до искусственного грота. Там на алтаре среди растительных жертв она обнаружила ветви ивы, и её глаза округлились от ужасной догадки.

— Ищешь богиню тоски? — послышавшийся из-за спины голос верховного жреца заставил девушку вздрогнуть от неожиданности. — Разве ты забыла, что она отказалась принимать участие в мистериях. А значит, не удостоилась и чести остаться в божественном обличье.

— Разумеется, — опустив взор, пробормотала Фиалка.

Мистагогша всё никак не могла привыкнуть к внезапным появлениям и исчезновениям иерофанта. Раньше она представляла себе главного толкователя мистерий из рода Эвмолпидов дряхлым старцем, но изящные руки с длинными гладкими пальцами и показавшаяся из-под капюшона нижняя часть лица без единой морщинки выдавали в священнослужителе фигуру немного старше её самой. А может, верховному жрецу с помощью сверхъестественных сил удавалось выглядеть персоной без возраста? И не эти ли магические чары позволяли ему накалять воздух вокруг гнетущим напряжением, заставляя присутствующих испытывать удушающие приступы неконтролируемой паники?

— Вы открыли всем неофитам их новые имена, — обратилась к жрецу мистагогша с беспокойством о собственной судьбе. — И мне тоже хотелось бы узнать о своей роли…

Взглянув на подрагивающие от волнения губы девушки и её сощуренные фиалковые глаза, иерофант ещё раз убедился в том, как человеческие ипостаси перенимают часть свойств и внешних черт растений. Неспроста нежному цветку с лепестками в форме сердца, напоминающему удивительную бабочку, приписывали способность привораживать. Сама мистагогша также обладала настолько пленительной наружностью, что могла состязаться красотой с богинями и нимфами.

В ожидании ответа верховного жреца Фиалка затаила дыхание. Естественно, она уже успела разобраться в некоторых деталях своего перевоплощения. Очевидно, на её долю выпало обратиться в смертную девушку, а не богиню. Но судя по причёске и одежде, героиня имела знатное происхождение и не принадлежала к числу рабынь. Женщины в неволе всегда коротко стригли волосы и носили хитоны с неподшитыми краями из грубого полотна, по традиции оставляя открытым правое плечо. Длинные вьющиеся локоны мистагогши же оказались собраны на затылке в греческий узел, чёрный плащ скрывал тунику из дорогой ткани, искусно задрапированную по силуэту её точёной фигуры, а на шее обнаружилось золотое ожерелье с тремя рядами амфоровидных подвесок, символизирующих одновременно жизнь и смерть.

Вместе с тем девушка ощущала себя странным образом, ведь её памяти были доступны знания о насущней жизни эллинов, но притом она ничего не ведала о себе самой.

— Фиалки с очаровательными глазками всегда отличались любопытством, — надменно усмехнулся иерофант. — Но ты услышишь собственное имя не раньше, чем выполнишь порученную тебе миссию.

Поспешно кивнув священнослужителю, Фиалка неуверенной походкой поплелась прочь, совершенно напрасно высматривая среди насаждений пышных Нимфей плакучую иву. Наотрез отказавшись от посвящения в таинство мистерий, даймон страданий, тревоги и горя предопределила свою участь, сполна заплатив за проявленную дерзость. А наставница хотя и не относилась к пантеону небожителей, отличалась от обычных смертных девушек не только чарующим обликом, но и острым умом. Поэтому героине не составило труда в словах верховного жреца про любопытство под видом комплимента определить завуалированную угрозу. Иерофант недвусмысленно предостерегал её держать язык за зубами.

Вскоре процессия со жрецами, мистагогами и неофитами покинула Элевсин, направившись по священной дороге в полис Афины. Иерофант с помощниками заняли торжественные места во главе шествия с деревянной статуей Диониса-Иакха и ценными атрибутами Элевсинских мистерий, аккуратно уложенных в кисты — специальные корзины с пурпурными лентами. В качестве охраны их окружил конный отряд эфебов, состоящий из обученных военному делу юношей, облачённых по особому случаю в траурные хламисы. А следом уже пешком устремились наставники и кандидаты.

Новообращённым ранее не доводилось покидать Нимфей, и первую половину пути они с интересом присматривались сначала к просторным полям Триасийской равнины, а потом к изрезанной линии морского берега Элевсинской бухты. Перед шествием кандидатам пришлось заменить белоснежные хитоны и цветные плащи на чёрные одеяния с позолоченными орнаментами и отворотами, выполняющих функцию капюшонов. И теперь процессия стала напоминать скопление заблудших душ, скитающихся по земле подобно проклятым теням в поисках благословенной истины.

Перейдя по мосту солёные ручьи Рэты на границе элевсинских и афинских земель, иерофант с двумя помощниками сели в повозку, загрузив туда же священную статую с главными атрибутами таинства. Тогда как остальным участникам шествия предстояло проделать весь путь до Афин своим ходом. К счастью, с наступлением осени изматывающая жара спала, но погода продолжала держаться довольно тёплая, точно в выборе благоприятной поры для проведения Великих Элевсинских мистерий поучаствовали боги.

Когда же процессия остановилась у храма Афродиты, раскинувшегося у склона Пёстрой горы, рогатый Пан поравнялся с Дионисом, торопясь поделиться с ним своими сомнениями:

— Я слышал, никому не позволяется приступать к великим мистериям до посвящения в малые. Интересно, с чего ради, для нас сделали исключение?

— А вдруг мы их прошли, но не помним об этом? — высказал опасения бог виноделия.

— О чём ты? Думаешь, мы не всегда были растениями?

Тем временем служительницы храма узнали от иерофанта о посещении богини Афродиты их обители и потянули новообращённую в святилище к выдолбленным в каменной породе алтарям, где возлагались подношения в её честь. Грациозно проскользнув между видимых белоснежных колонн из песчаника и их незримых теневых копий, кандидатка обнаружила внутри небольшого помещения статую покровительницы красоты двухметрового роста, совсем не похожую на неё внешне и даже наполовину не передающую очарование неофитки. Но если Афродите хватило такта выдавить благосклонную улыбку, последовавшая за ней Афина, наоборот, закатила глаза, ибо, по мнению богини мудрости, своевольный мастер придал изваянию чересчур легкомысленный облик.

— Ещё в Нимфеях меня начали посещать странные видения, — между тем снаружи храма Дионис продолжил разговор, осторожно подбирая слова, — как я участвую в омовениях и молитвах, прохожу очищение воздухом и огнём.

— Не перепил ли ты вина из своего чудодейственного мастоса? — ухмыльнулся хвостатый кандидат. — Забыл о предупреждениях Фиалки? Неофитам полагается придерживаться поста до возвращения в Элевсин!

— Конечно, нет! Да покарает меня громовержец в случае вранья, — заверил юноша. — Сперва я подумал, видения показывают мне сцены Антестерии — праздника цветов, посвящённого моему культу, который эллины также отмечают в анфестерионе, подобно малым Элевсинским мистериям. Но почему тогда, вместо жертвоприношения цветов и соревнований ряженых сатиров по количеству и скорости выпитого вина, мне мерещились жрецы, разыгрывающие под видом богов сцены о похищении владыкой загробного царства покровительницы весны Персефоны?

— Всё так! Постановка мифа о Персефоне и… повелителе мёртвых — основа элевсинского таинства, а не Дионисий, — согласился Пан, тоже опасаясь произносить вслух имя Аида — владыки мира теней, чтобы не призвать смерть раньше времени. — Однако ты, мог слышать рассказы посетителей Нимфей об их участии в малых мистериях, и твоя фантазия разыгралась…

— Но я настолько отчётливо сейчас представляю себе Афины, где происходит первая часть таинства, словно бывал в тех местах по-настоящему! — возразил Дионис.

— Прошедших малые мистерии участников именуют уже мистами. К нам же обращаются как к неофитам, — напомнил бородатый кандидат, но заметив косые взгляды Фиалки в их сторону, решил прервать опасную дискуссию.

Далее процессия мистерий устремилась к возвышенности, оставив позади храм Афродиты. Нижние склоны Пёстрой горы покрывали пастбища, виноградники, оливковые и плодовые деревья, а чуть выше перед взором небожителей предстал рельеф лесной местности со скалистыми образованиями и многочисленными пещерами.

Когда же процессия к вечеру достигла Афин, и, пройдя через Священные ворота, по Панафинейской дороге направилась в Элевсинион — храм Деметры и Персефоны, расположенный у основания Акрополя, подозрения бога виноделия подтвердились. Хотя над полисом успели сгуститься тусклые сумерки, а пересекаемую ими по диагонали рыночную площадь Агору наводнили давно ожидавшие их эллины, как афиняне, так и прибывшие со всей Аттики, Дионис сразу узнал место из своих видений.

— Я совершенно точно посещал ранее Афины, — растерянно заявил покровитель веселья, удивив рогатого Пана. — Иначе, откуда мне известно назначение большинства сооружений здесь? Вон справа — Храм Аполлона и Стоя Зевса, а перед ней огороженный стеной алтарь двенадцати богов. Да-да, жертвенник там — среди оливковых деревьев. Дальше Панафинейская дорога нас выведет к Элевсиниону, и рядом с ним, между Южной Стоя и Монетным двором, мы увидим Эннеакрунос — источник девяти труб. Этот фонтан снабжает водой всю Агору! Я и сам набирал в его канале полные кувшины…

Только вскрики столпившихся на рыночной площади паломников в количестве не менее тысячи человек перекрыли голос Диониса, и Пан почти ничего не расслышал. Бог виноделия же продолжил крутить головой, разглядев немного в стороне старое строение Булевтерия, где теперь хранился архив, и новое здание, куда перебрался парламент. А позади них на холме возвышался великолепный Гефестейон с тридцатью четырьмя колоннами и фризами в дорическом и ионическом стиле. Юноша не мог обозревать с дороги скульптурные изваяния на метопах мраморного храма Гефеста — самого трудолюбивого бога-кузнеца, но необъяснимым образом знал, что там запечатлены подвиги Геракла и Тесея, победившего в лабиринте ужасного Минотавра. К тому же Дионис мысленно представлял окружающий святилище сад и собирающихся в тени гранатовых деревьев философов, среди которых отметились в разное время Сократ, Платон и Аристотель.

И так под ликующие крики эллинов, восхваляющих привезённую в Афины статую Диониса-Иакха, ещё называемую Яккосом и в роли божественного духа служащую посредником между богами и людьми, процессия добралась до Элевсиниона. У ступеней храма с рядом стройных колонн, увенчанных капителями в форме бараньих рогов, их встретил федринт, отвечающий за очищение статуи, и сразу поспешил на вершину Акрополя, сообщить жрице Парфенона о прибытии из Элевсина шествия с атрибутами великих мистерий. А афинский правитель, именуемый архонтом, вместе с иерофантом принялся зачитывать участникам порядок допуска к священным ритуалам.

— К таинству разрешено приобщаться лишь тем мистам, кто владеет нашим языком, ведёт праведную жизнь и не имеет на руках крови убийств, — предупредил архонт, сурово оглядывая собравшихся.

— Вперёд страждущие! Откровенья мистерий ждут вас! — глашатай пригласил паломников переступить порог храма. — Пусть пред вами откроется, наконец, истина и вы прозреете! Тогда в положенное время тьме не удастся поглотить вас, ибо факел вспыхнувшего знания не позволит вам затеряться в вечности!

В следующий момент в дверях Элевсиниона показались жрицы с венками на головах из нежных нарциссов, с воодушевлением затянувшие гимны на дорический лад. И под звуки их наставлений началась утомительная процедура проверки кандидатов. Первым делом священнослужители взялись сверять имена растянувшихся в цепочку эллинов по аттическому списку граждан, судебной книге и перечню участников малых мистерий. Потом их с усердием регистрировали, и после получения подтверждения оплаты мзды и внесения денежного взноса паломникам уже дозволялось пройти в святилище для зажжения благовоний у статуи Деметры. Либо к алтарю возле храма для проведения жертвоприношения под открытым небом, если кандидаты успели предварительно совершить омовение в море.

— Крепитесь, мисты! — звонко запели жрицы, прежде чем вернуться в храм. — Скоро вам предстоит узнать, что вся ваша жизнь подобна лабиринту с обманчивыми путями, без божественного просветления в конце земного странствия ведёт лишь в тупик.

Элевсинион внутри не отличался просторностью, да и собралось слишком много участников, желающих почтить богов, поэтому жрецы пропускали в святилище и к алтарям всех по очереди, разрешая жертвовать по одному животному от целой группы.

— Можно бесконечно искать смысл бытия, — слышался мелодичный голос жриц храма, — но, только переступив черту невежества, вы сумеете ощутить ветер перемен и свободно выдохнуть. Выстроенные вокруг границы — иллюзорны, а запреты — фальшивы. Правда же всегда находилась у вас перед глазами, но сомнения тёмным покровом скрывали от вас свет истины.

Едва же дошёл черёд до неофитов, обрётших второе рождение в богоугодных Нимфеях, вмешались дадух и пивомий. Служитель алтаря и факелоносец указали жрецам о положении важных кандидатов, и те потребовали от небожителей вырвать по волосу с головы в знак символического взноса своим бессмертием. Без каких-либо громких заявлений все предоставленные доказательства мгновенно перекочёвывали в мешочек, и допускающиеся в храм новообращённые лишались покровительства растительного мира навсегда.

— Заходите, мисты, заходите, — дадух попросил посвящаемых участников не толпиться у дверей.

Перед воротами в храм жрецы окропили руки и одежду кандидатов водой, знаменуя символическое телесное очищение. Именно в тот момент Фиалка поймала себя на мысли, что никто давно не платил такой высокой цены за посвящение в таинство. А от внимания Диониса не ускользнула другая странность:

— Смотри-ка, Пан, наши имена не только чудесным образом появились во всех нужных списках, но жрецы уже справедливо нас причислили к мистам!

— Думаешь, они обнаружили наши имена среди тех, кто прошёл малые мистерии? — удивился Пан, поглубже натянув на голову капюшон, не желая шокировать рогатым обликом паломников.

— Верно подмечено! — прошептал бог виноделия, помня о наставлении мистагогши — соблюдать тишину во время ритуалов. — Это дадух с пивонием настойчиво подсунули им старые списки с необходимыми сведениями, заботливо поднятые из архива Булевтерия.

— Тсс, неофиты! — шикнул Гиацинт, договорившись с наставниками продолжать называть их так, а не мистами, чтобы отличать новообращённых из Нимфей от остальных посвящаемых.

«К тому же не возникло ни единого вопроса о прохождении кандидатами военной подготовки, без которой неофиты также не допускаются до посвящения по негласному правилу», — добавила про себя Фиалка, прекрасно расслышав замечания Пана и Диониса. — «А ведь Адонису на вид не дать девятнадцати лет. Неужели жрецы отыскали подтверждение участия бога юности в боевых сражениях, включённых в обязательные спортивные игры для всех молодых эллинов? Но как возможно подобное?»

Первая группа небожителей ненадолго задержалась у алтаря со статуей Деметры на пьедестале, где мистагоги от их имени зажгли благовония, воздавая молитвы богине, а неофиты вознесли руки к небесам, вопрошая её о великой милости. Тогда-то новообращённые и успели разглядеть на поверхности стоящего поблизости мраморного жертвенника знакомые растения, оставленные кем-то в качестве даров. Притом кандидатам показалось, будто их листья и стволы обагрены кровью, точно жертвы ею истекали, испуская дух, или же мрачный эффект создавали разбросанные по очагу красные лепестки розы.

— Богиня плодородия — Деметра приоткроет вам завесу тайны элевсинского учения, — между тем продолжали петь жрицы. — Преступите порог испытаний и примите посвящение! Да вразумите вашу духовную суть и постигните вечное блаженство!

Но часть неофитов уже потянулись к выходу, уступив очередь у жертвенника второй своей группе. И протискиваясь среди собравшихся паломников на улицу, кандидаты не могли не отметить, как сильно накалилась атмосфера в святилище. Теперь впавшие в религиозный экстаз мисты уподоблялись потоку живой энергии, сконцентрировавшейся в месте божественной силы. Все их молитвы и почти синхронные действия по вскидыванию вверх рук слились воедино в таком исступлённом неистовстве, словно здесь под высоким сводом Элевсиниона отныне билось сердце всего мира.

— Вы заметили растительные дары на каменном алтаре? — поинтересовалась Афродита, едва кандидаты вышли на улицу.

— Да. Они напомнили наши прошлые жизни, которыми пришлось пожертвовать… — отозвалась Артемида — богиня охоты.

— И правда, там собраны и окроплены священной кровью все воплощающие нас растения, — вмешался в разговор Дионис.

— В жертву принесена даже ветка ивы, — проблеял рогатый Пан, — хотя Ойзис отказалась участвовать в мистериях…

— Совпадение, — возразила Апата. — покровительница лжи и обмана. — Там были также нарцисс и асфоделус. Но их представителей вообще нет среди нас.

Герои в растерянности оглянулись в сторону храма, в чьих стенах будет несколько дней и ночей подряд звучать хор молитв, а на алтаре во дворе проводиться жертвоприношения. На улице уже стемнело, и золотое мерцание факелов вокруг добавило атмосфере мистерий ещё большей таинственности.

«И фиалка!» — внутренне содрогнулась наставница. — «Я совершенно точно видела на алтаре фиалку…»

Пожертвовав растительными жизнями и получив взамен человеческий облик, неофиты удостоились чести принять участие в Элевсинских мистериях в надежде, что после посвящения в таинство им даруют бессмертное существование в роли небожителей. Задача представлялась простой и ясной сродни прозрачным слезам росы с отражающимися в них тёмными небесами, более тысячи лет покорно хранящих тайны святых ночей древнего культа.

2 часть. День второй. Похищение Персефоны

По традиции новые сутки в Элладе наступали с заходом солнца и появлением на небосклоне первых звёзд. Однако не все небожители по завершении утомительного дня торопились проследовать на ночлег в каталогии на окраине полиса. Богиня мудрости изъявила желание посетить храмовый комплекс Акрополя, гордо возвышающийся над всеми Афинами на вершине известняковой скалы. В военный период он служил афинянам крепостью и убежищем, а в мирный — был ещё одним местом поклонения богам. Туда она и отправилась прямо посреди ночи в компании Немезиды и Гермеса сразу после окончания ритуалов в Элевсинионе.

Фиалка дала небожителям в сопровождение двух рабынь, они-то и показали мощёную дорогу на каменный холм, приведшую героев по пологому склону прямо к главному входу в храмовый комплекс. Неофитам повезло, солнечное светило в ту ночь сменила на небосклоне полная луна, озарив окрестности волшебным серебристым сиянием. Но не на всех новообращённых произвели должное впечатление выделившиеся на фоне млечного пути достопримечательности: небольшой храм на краю отвесной скалы, посвящённый бескрылой Нике Аптерос — богине победы, и парадные ворота Пропилеи в виде храма с колоннами из белого пентелийского и серого элевсинского мрамора.

— И зачем понадобилось тащиться сюда ночью? — недовольно проворчал Гермес, достигнув вершины лестницы.

— Тебя никто и не звал, — возмутилась Афина, забрав из рук юноши факел, чтобы подсветить карту звёздного неба, украшающий потолок ворот Пропилей. — Ты же сам напросился идти со мной к Парфенону вслед за Немезидой.

— Я подумал, будет весело, но, видимо, ошибся, — не нашёл другого оправдания посланник богов, выдавив из себя вымученную улыбку. Потом он отлучился переговорить с охранниками, а по возвращении задался вопросом: — Кстати, в каком храме на горе хранятся древние артефакты?

— Самой ценной реликвией в Акрополе считается статуя Афины Промахос, — услужливо ответила рабыня.

В следующий момент неофиты как раз вышли на открытую площадку, и Гермес удивлённо присвистнул, увидев перед собой исполинской высоты бронзовую статую на крупном постаменте.

— А вот и защитница нашего полиса! — с благоговением воскликнула уже вторая рабыня. — Днём наконечник её копья так ярко сияет на солнце, что его заметно с моря. И пока её зоркий взгляд со священной горы следит за Афинами, ни одно зло под видом врага не проникнет сюда.

Только напрасно девушка высоко задрала голову, пытаясь рассмотреть суровое лицо воительницы, ибо настоящая богиня мудрости сейчас стояла прямо перед ней. Тем временем таинственная луна претворяла в ночи собственные метаморфозы, превращая золотые предметы: щит, шлем и копьё статуи в атрибуты из серебра. Так и волосы Афины под оливковым венком приобрели ещё более бисневый оттенок, а её глаза сильнее округлись, едва из-за кустов неподалёку раздалось зловещее шипение.

— Что это за звук? — встревожилась неофитка.

— Я ничего не слышу, — призналась ей Немезида.

И хотя никаких подозрительных шорохов не разобрал ни Гермес, ни рабыни, покровительница мудрости принялась с подозрением озираться.

— Вон справа Святилище Афины Парфенос, — указала вторая невольница в направлении Парфенона. — В нём же находится сокровищница полиса и государственная казна.

— А там? — спросил Гермес про сооружение слева.

— Храм Афины Полиады, — ответила рабыня. — Его возвели на месте легендарного спора богини мудрости с морским владыкой Посейдоном.

— И чего они не поделили? — полюбопытствовала Немезида.

— Наш полис. Каждый хотел стать его покровителем, — поведала девушка. — Ну а сам спор состоялся слишком давно. Тогда ещё в Аттике правил царь Кекроп со змеиным хвостом, и Акрополь именовался Кекрополем.

— В ту пору морской бог загорелся желанием прибрать к рукам всю власть в нашем полисе, назвав в свою честь Посейдонией, — присоединилась к повествованию вторая рабыня. — Он пообещал сделать жителей лучшими мореплавателями на свете и, ударив трезубцем о камень, пробил в почве источник. Конечно, вода тут всегда ценилась наравне с золотом, но в его роднике она оказалась солёной и непригодной для питья.

— Затем объявилась Афина, — продолжила первая девушка, — воткнула в землю копьё, и из него выросло оливковое дерево с драгоценными плодами в обрамлении серебристой листвы. Подарок получился достойным: масло растения можно было использовать для отопления и освещения домов, а маслины употреблять в пищу. Также небожительница пообещала взяться за развитие науки и искусства, если покровительницей полиса выберут именно её. Тем не менее все мужчины без исключения проголосовали за Посейдона.

— А женщины — за Афину, — хихикнула другая рабыня. — И так как они превосходили мужей числом, в споре победила богиня мудрости, и полис окрестили её бессмертным именем.

Правда, невольницы и не ведали о том, чем в результате закончилась история. А ведь глубинный царь не забыл о проигрыше и, несмотря на протянутую ему оливковую ветвь небожительницей в качестве символа мира, возглавил список врагов Афины. Затаил он злость и на самих жителей, повелев им через оракула наказать своих женщин, иначе не видать рыбакам больше никогда морского улова. Мужчинам пришлось выполнить требования деспотичного владыки: отобрать у афинянок право голоса и вдобавок построить храм Посейдоний на берегу с уходящими в море ступенями. Лишь тогда олимпиец сменил гнев на милость.

— Получается, главные святилища и статуи в Акрополе принадлежат Афине?

— Правильно, Афине Палладе! И все они носят множественные имена, раскрывающие её величие. Итак, Промахос означает — впереди сражающаяся, Парфёнос — дева, и Полиада — покровительница полисов.

— А Паллада?

— Победоносную воительницу начали называть таким образом, после обнаружения деревянного идола Палладиума, упавшего с неба. Сейчас божественная статуя хранится в Восточном крыле храма Афины Полиады. Да-да, в том, что выделяется портиком прекрасных каменных дев. Поговаривают, перед идолом днём и ночью горит негаснущее пламя в золотой лампе, куда подливают масло не чаще раза в год. А в западной части возносят молитвы и дары Зевсу и Гефесту.

— Вот это уже интересно! — воодушевился Гермес. — Пожалуй, Афина, я не пойду с тобой к Парфенону, а лучше прогуляюсь к соседнему храму. Составишь мне компанию, Немезида?

— Но помните, в святилища Акрополя не разрешается заходить никому, кроме жриц! — предупредила рабыня.

Условившись позже встретиться на том же месте, разделившиеся герои направились в противоположные стороны. Гермес по пути к храму Афины Полиады, занявшего на холме разные уровни, почти не слушал разговор рабыни с богиней возмездия. Пока девушка рассказывала неофитке про могилы царя Эрехтея и Кекропа со змеиным хвостом, нашедших покой у древних стен, юноша сосредоточился на собственных мыслях. И только когда они остановились неподалёку от крыльца, украшенного шестью мраморными кариатидами, божественный посланник попросил у Немезиды разрешение, сравнить её женственные черты с чёткими линиями каменных жриц Артемиды, желая оценить талант скульптора в придании неподвижным изваяниям правдоподобности.

Неофитка без особой охоты скинула с головы ткань чёрного пеплоса и, развернувшись боком, подставила свой идеальный греческий профиль под лунное сияние ночи. Её восковый цвет лица и прямой нос мгновенно напомнили новообращённому заострённые лепестки мистической лилии. Однако складка меж нахмуренных бровей, раскачивающиеся в такт дыхания девушки золотые серёжки с весами, и приставленная к подбородку деревянная рукоятка от кожаной плётки, придали романтичной особе весьма суровый вид, раскрыв принадлежность к мстительному карающему божеству.

Естественно, ни одна из каменных дев в ниспадающих одеждах с жертвенными кувшинами в руках, держащих на головах в качестве ноши фризы храма с мраморной резьбой, не способны были состязаться красотой с новообращённой богиней Немезидой. О чём и не упустил возможности сообщить хозяйке обаятельный плут с чересчур серьёзным выражением лица, чтобы его не заподозрили в лести. Едва же герои дошли до легендарной оливы, росшей в миниатюрном саду рядом с алтарём Зевса у северного портика святилища Афины, Гермес вдруг исчез.

— Точно в подземное царство мёртвых провалился! — растерялась рабыня.

Немезида кивнула, отметив про себя: «Как же невольники Афин отличаются от остальных рабов Эллады!» Ведь ещё в благодатных Нимфеях новообращённая нередко становилась свидетелем обсуждения посетителями этой острой темы. В Элевсине и во всей Аттике невольников не считали за людей и относились к ним словно к одушевлённому имуществу. Рабы не обладали простейшими правами, не могли заводить семьи и всецело принадлежали хозяевам, которые по своему усмотрению не только нагружали их любой работой, но и наказывали за малейшую провинность голодом или розгами, а за значительный проступок — не гнушались и повешеньем. Причём такую дешёвую рабочую силу позволяли себе иметь в том числе небогатые дома.

Между тем в Афинах к невольникам установилось более гуманное отношение. Здесь хозяева вводили рабов в семью торжественными ритуалами, и в дальнейшем старались содержать их в нормальных условиях, понимая, что голодные работники принесут мало пользы. Также в полисе им разрешалось владеть собственностью, на дополнительных заработках оставлять себе часть зарплаты и самое важное — допускалось со временем выкупить долгожданную свободу. Зачастую возникали и случаи освобождения невольников посмертным завещанием владельца.

Рабов в Афинах давно уже не причисляли к двуногому скоту. Демократические законы защищали их и от произвола владельцев. Если те демонстрировали жестокое поведение, то невольники запросто обращались в суд с требованием сменить им хозяев. Убийство работника же расценивалось страшным злодеянием, нёсший за собой крупный штраф.

И действительно, стоящая перед Немезидой рабыня была одета вполне прилично в тунику из добротной ткани, и рассуждала обо всём наряду с небожительницей — открыто и непринуждённо, иногда позволяя себе в высказываниях лёгкую дерзость.

— Надеюсь, ваш спутник не осмелиться зайди в храм, нарушив правила, — осуждающе заявила рабыня. — Иначе юношу ждут огромные неприятности, и от немилости богов и гнева жриц его не спасут даже молитвы Гермесу перед его статуей в западном крыле святилища.

— Правда? Там есть изваяние божественного вестника? — переспросила Немезида.

— Да, местные торговцы и путешественники часто прибегают к покровительству бога лукавства, счастливого случая и воровства…

— Я не ослышалась, ты упомянула воровство?

— Ну, в мифах обаятельный мошенник нередко в целях развлечения прибегал к кражам или другими ловким проделкам, — выложила всё подноготную Гермеса рабыня, и не подозревая об истинной сути своих спутников, чем, несомненно, удивила благоразумную Немезиду.

— Это преступление! — возмутилась богиня возмездия.

— Но хитрец ворует на потеху, не имея злого умысла. Для него любое хищение всего лишь игра. Да и странные пристрастия, легкомысленный характер, склонность ко лжи не мешают уважаемому божеству выступать в роли посланника всего олимпийского пантеона.

Немезида ничего не ответила невольнице на открывшееся разоблачение, ибо чуть не задохнулась от возмущения. Значит, ей самой понравился лукавый плут! Пришёлся по душе хитрый мошенник! Небожительница воплощала собой справедливость, обязана была следить за порядком и нести возмездие всем нарушителям спокойствия, но попалась в ловушку собственной беспечности.

Потом вернулся Гермес, и Немезида принялась к нему присматриваться с особым пристрастием. Как и глянцевый мак, привлекающий взоры шелковистой лёгкостью, вестник богов являлся обладателем опасной красоты, бледная кожа которого придавала ему вид бескровного небожителя. Но сколько новообращённая не искала в его завораживающих чёрных глазах, дурманящих не хуже маковых зёрен, признаки неискренности или коварства, её усилия не увенчались успехом. Она не обнаружила ни единого намёка на плутоватый прищур, вместо этого серьёзный взгляд неофита продолжал сквозить умом и рассудительностью. Или же коварный бог слишком хорошо притворялся.

— Пока я обходил храм вокруг, наткнулся на колодец с ключом солёной воды. Неужели его выбил трезубец Посейдона? Ещё меня посетило откровение, точно левые и правые каменные девы на портике — зеркальные отражения друг друга, — рассказал о своих находках Гермес, оглядываясь в сторону балкона с кариатидами и будто не замечая недоумения на лице рабыни, прекрасно осведомлённой об истинном расположении источника морского владыки внутри святилища над отверстием в верхнем перекрытии, а вовсе не снаружи. — И вс