автордың кітабын онлайн тегін оқу Плато Ветров
Павел Волчик

Үзіндіні оқу

Кітап туралы Қазір оқып жатыр6 Тегін фрагмент

Павел Волчик

Плато Ветров

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Редактор Наталья Михайловна Богоявленская

Иллюстратор Павел Волчик

Дизайнер обложки Павел Волчик

«Теперь понятно, зачем все эти безумцы лезут в горы. Им нечего терять в жизни. Может быть, даже, они мечтают умереть покрасивее. Но я не хочу! Пускай несчастному, обиженному, одинокому — мне нужно жить! Жить вечно…»

12+

Плато Ветров

«Они пытались похоронить нас, но они не знали, что мы — семена».

Мексиканская пословица

Сегодня горы снова хотели меня убить.

С самого утра они собирали жирные тучи у вершин, ждали, когда мой крохотный караван пройдёт по ущелью. Я схитрил: переждал непогоду под защитным куполом и в полдень, когда заблестело лиловое солнце Голема, двинулся в путь.

У подножия хребта Заики, где ледник лежит в форме пригревшейся змеи, я услышал странный гул, скрежет и чавканье. Такие звуки мог издавать только лёд, смешанный с камнями и грязью. Через пять минут прямо перед моим караваном прошла лавина. Сначала в гремучем потоке, скрученная в спираль, пронеслась мачта ветрогенератора. Затем, всего на миг, из ледяной крошки вынырнуло тело в разодранном скафандре. Я успел разглядеть неоновую метку туриста на разбитом шлеме.

Зло берёт, когда я вижу их трупы. Жалкие дилетанты! Зачем они лезут наверх?! Голем — не Земля с её Гималаями. Местные горы невозможно покорить. Этим вечным громадам наплевать на человека: они позволяют ему карабкаться по своей треснувшей коже, а потом стряхивают, как надоевшую букашку.

К счастью, мой караван не пострадал. Ослы вовремя уловили опасную вибрацию и встали, как вкопанные. Именно поэтому я не использую роботов: ни один прибор не обладает тем чутьём, какое есть у животных.

Маски, которые я заранее надел на себя и на вьючный скот, тоже оказались кстати. Движущаяся масса льда и камней убивает мгновенно, но не многие знают, что следом в воздух поднимается ядовитое облако пыли, надышавшись которым, человек умирает мучительно и долго.

Уже второй год горы предупреждают, что я здесь чужой. Ну так что же? Сам знаю. Возьму у них кое-что и отправлюсь восвояси. Вчера мне повезло: в одной из шахт рухнул пол, под ним обнаружилась пещера. Куда ни плюнь — мерцающие зубья Лазурита. Редкая удача.

Горы делятся Лазуритом, но не терпят шума взрывов. Они будут мстить мне просто потому, что я нарушил их покой.

По обходной тропе пришлось подниматься вдвое дольше. Маска мешала обзору, но снял я её только тогда, когда мы ушли подальше от лавины и пересекли хребет Заики. Оттуда открылся знакомый вид: среди ослепительных вершин острый пик Смельчака́ — самой высокой точки на планете. Смельчак! Какое манящее название для сумасбродов вроде тех, на чьи останки я время от времени натыкаюсь!

Говорят, гору так назвали в честь капитана из состава первой экспедиции на Голем. Мало ему было открыть планету, годную для жизни. Нужно было ещё первым «покорить вершину». Имя погибшего капитана в истории не сохранилось. Известно только, что Смельчаком его называли ещё до восхождения. Команда тоже таинственно исчезла. Возможно, они отправились вслед за ним. Красивая сказка для альпинистов, съезжающихся сюда со всех концов галактики.

Одно «но»: Смельчак не просто высокая гора — это дремлющий вулкан, каких нет на Земле. По вечерам он белый, незаметный на фоне снежных вершин. Утром — нежно-розовый, как румянец на коже девушки, только не от рассветного солнца, а оттого, что его нутро накаливается изнутри. Природу этого феномена пытались объяснить многие, однако проверить на практике никто не решился.

Голограммки Смельчака идут за полцены в сувенирных лавках. Они довольно мило смотрятся в рубке корабля. Любой пассажир, узнав дешёвую фигурку одного из семи чудес галактики, обязательно ткнет пальцем и спросит: «О! Ты сам это видел?».

Люди как будто забыли, что истинное название самой высокой горы на Големе никак не связано с первой экспедицией и её капитаном. На языке тех, кто жил здесь задолго до землян, вершина именовалась «Шмелчакка», что дословно переводится как «ласковая смерть». После восхода температура пика повышается так быстро, что всё живое на его поверхности мгновенно превращается в пар.

К вечеру небо налилось свинцом, погода снова испортилась. Извилистая тропа терялась во мраке. Казалось, вот-вот и вступишь в пустоту. До дома оставалось километров пять. Ноги сами несли вперёд, но я себя сдерживал — торопливость может всё погубить. Пусть совершают ошибки глупые авантюристы, карабкающиеся по скалам. Настоящий мужчина не рискует делом ради острых ощущений: у него есть большая цель. Ценный груз, который достигнет сегодня плато Ветров, изменит не только мою жизнь, но и судьбу Великого Торгового Пути, а значит, и судьбы миллионов…

Впереди на тропе, у расколотого камня, что-то темнело. Пятно фонаря ещё не коснулось земли, а я уже понял, что передо мной лежит человек. Путник не шевелился. Казалось, что голова его не пропорциональна телу. Луч осветил грязный мотошлем, засверкала мокрая куртка.

Ветер принёс едкий запах жжёного пластика и резины. По скалам метнулись всполохи. Я приблизился к краю обрыва: в ущелье догорал аэроскутер. Обшивка смялась в гармошку, будто её дракон пожевал и выплюнул. Капли дождя с шипением ударялись о почерневшее лобовое стекло.

Я подошёл к распростёртому телу: незнакомец был одет как на прогулку. Ещё один болван отправился в горы налегке! Удивительно уже и то, что он забрался так высоко. По стеклу шлема тянулась паутинка трещин. В дыре размером с кулак показались бледная кожа, влажное веко, страдальческая складка на переносице. Я вздрогнул. Прежде видеть трупы мне приходилось только издали. Их кукольные фигурки лежали на склонах, раскинув руки или свернувшись в позе эмбриона. Их лица были скрыты защитными масками, а иной раз горы ничего не оставляли от лиц.

А что если жив? Я надавил на панель в области затылка и осторожно снял с незнакомца шлем: восковое лицо, по которому бежали капли дождя, светилось мягким печальным светом. Даже пурпурный кровоподтёк на лбу не уродовал его. В тёмных волосах поблескивала седина. Приподнятые брови и оттопыренные уши делали облик детским, почти комичным. Странно, как во взрослом мужчине могут сочетаться черты мальчишки и старика.

Незнакомец казался моим ровесником. Сорок земных лет за спиной — досадно уйти из жизни в самом расцвете сил. Конечно, в нынешние времена внешность обманчива. Кто знает, использовал ли он Технологии Омоложения и носил ли украшения из Лазурита.

Мне стало любопытно, и я повернул его голову набок: уши не проколоты, медальонов на шее нет. Пальцы вдруг уловили слабый толчок под кожей, ещё один…

Я отшатнулся. Путник глядел на меня в упор. Лицо перекошено. Во взгляде горящих зелёных глаз немой крик. Так смотрит ребёнок, который едва удержался на ветке. Так смотрит его мать, застывшая под деревом. Так смотрит пилот, когда в полуметре от пассажирского лайнера промчался астероид. Всякий, на кого дохнула смерть, вот так таращит глаза.

Губы незнакомца беззвучно шевелились. Кажется, он повторял чьё-то имя, но шум дождя гасил шёпот.

— Не понимаю! — крикнул я.

Он бессильно уронил голову. Затылок с хлюпаньем опустился в грязь. Его правая рука беспорядочно задёргалась в воздухе и указала в темноту. Я посветил фонарём и увидел на тропе опрокинутый кейс размером с чемоданчик для ручной клади. Когда я поднял его и вернулся, незнакомец впал в беспамятство и почти не шевелился. Я пошёл назад, к каравану, проверить — в порядке ли животные. Ослы прядали ушами и беспокойно постукивали по земле копытами. Держать груз на склоне много часов подряд — нелёгкий труд.

Нужно было всё обдумать.

По правилам скалолазов Голема на исходе пути ты имеешь полное право оставить лежащего путника: иначе и сам не дойдёшь, и ему не поможешь. В конце концов, он по собственной воле потащился в горы. Ещё местные говорят: не бери в свой дом того, с кем случилось несчастье, — беда войдёт к тебе и станет хозяйкой в твоих покоях.

Нужен ли мне лишний пассажир? И не рискую ли я из-за него потерять ценный товар? Да и смогу ли транспортировать человека без сознания до плато Ветров? Допустим, если взвалить на спину пару мешков с Лазуритом, можно разгрузить одного осла. Подниматься в гору с тяжестью для меня дело привычное, а у незнакомца появится шанс выжить.

План выполнимый. Но зачем мне все эти хлопоты?

Я прислушался к внутреннему голосу, который никогда не подводил меня в торговых и житейских делах. Он подсказал: этот человек не случайно возник на твоём пути.

Когда я поднял его, незнакомец застонал, но так и не открыл глаза. Только теперь я заметил, что в левой руке он держит что-то длинное и блестящее. Пальцы разжались, и о землю стукнулась трость. Так-так, мой пассажир инвалид или модник, судя по изящному узору, вырезанному на прозрачной рукояти. Но вот что странно: неужели он держал её в руке, когда управлял аэроскутером? Трость покатилась по тропе и застряла между камней. Когда караван снова двинулся в гору, я подхватил её и положил у ног незнакомца. Наверное, эта вещь для него ценна, раз он вцепился в неё, глядя в лицо смерти.

Из секретной рассылки:

«Здравствуй, Ника. Я уже на Големе. Прости, что не успел предупредить тебя о своём прибытии. Бортовой компьютер на корабле снова дурил на подлёте. Мне пришлось прибегнуть к крайним мерам и перезагрузить его. В итоге балбес стёр все контактные данные, включая твои адреса. Это издевательство: он умеет готовить тысячу коктейлей, обучает всем возможным языкам, генерирует плоские шутки, но не выполняет как следует базовые задачи. Я так расстроился, что чуть не отправил своего «Уникума 7» на переработку. Ещё больше я злюсь на себя — хорош учёный, который не смог запомнить контакты своей…

Ничего, отыщу тебя как-нибудь сам.

Я знаю, что не должен был появляться на Големе. Но случилось нечто из ряда вон. Мои исследования наконец завершены. До сих пор не могу поверить, что у меня получилось! Да, это эгоистично — использовать науку в личных целях. Но сколько учёных, желающих всеобщего блага, в итоге не смогли осчастливить даже одного-единственного близкого человека!

И не спорь со мной! Моё открытие изначально предназначалось для нас двоих. Долгожданному счастью быть! Ради этого нам не придётся строить храм на крови. Мы больше не будем прятать глаза от родных. И надежда, такая хрупкая, не лопнет как мыльный пузырь в день, когда тебя или меня не станет. Только представь: больше не нужно просыпаться по ночам и дрожать из боязни, что костлявая заберёт кого-то из нас раньше времени. Я с ума сойду, если вдруг останусь один. Ты — топливо для моего сердца. Без тебя я сгину.

Конечно, я слукавил насчёт честной игры. Обмануть всё равно придётся. Но одураченными окажутся не живые люди, а природа с её жестокими законами и, главное, — её Величество Смерть.

Кстати о Ней. Вчера вечером мы снова встретились. Ты знаешь, Она уже много раз назначала мне свидания — но на этот раз мы чуть не обвенчались.

В столице я арендовал аэроскутер. Попробовал нанять провожатого, но из-за непогоды ни один инструктор не пожелал ехать со мной в горы. Мне не терпелось поскорее увидеть тебя — и я решил воспользоваться навигатором. Идея глупая. Прибор давал сбои. Шёл дождь, я заблудился. Затем мне стало нечем дышать, в глазах потемнело. Думал, это обычная слабость — сейчас пройдёт. Начал притормаживать, и в этот самый момент аэроскутер занесло на повороте.

Не переживай, пожалуйста! Я не сломал ни одной кости. Только на голове большущая шишка. Прежде чем мотор загорелся, я успел спасти самое ценное: результаты моих исследований, твой памятный подарок и свою шкуру.

Что случилось после — не помню. Наверное, я вскарабкался на тропу и отключился. Тут бы мне и конец, но на счастье какой-то добрый самарянин проезжал мимо. Можно, я так и буду его называть — Самарянин? Потому что имени его я ещё не успел узнать. Это очень молчаливый и загадочный человек. Он топит печь дровами, и у него есть ослики со Старой Земли. Представляешь? Впрочем, мне это нравится. Он сказал, что я очнулся, когда мы входили в горное поселение, а потом проспал ещё сутки. Всё это время он заботился обо мне.

Так как у меня нет твоих контактов, это письмо я отправлю на раздаточный модуль, снимком со своего браслета. Центральный компьютер отыщет тебя по ключевым описаниям и пришлёт мою весточку сразу, как только ты войдёшь к себе домой. Пароль тот же.

Я ещё слаб и лежу в постели, но мне уже лучше. Возможно, мне удастся отыскать тебя раньше, чем ты получишь это письмо. Пожалуйста, будь осторожна! Когда до счастья рукой подать, вселенная любит посылать жестокие испытания.

Отныне терпение — наше главное оружие, а время — лучший друг. Почему? Объясню при встрече.

P.S. На закуску кое-что смешное. Очнулся я после аварии и чувствую, что-то щекочет нос, а мне и не пошевелиться: весь связан верёвками. Поднимаю голову и вижу перед собой длинные мохнатые уши. Представь себе: меня погрузили на ослика и так довезли до поселения. Похоже, я обнимал его довольно долго. Как ты теперь со мной будешь?

Твой Чи».

За окнами вьюга. На то оно и плато Ветров. В такие дни в горах скучно. Груз я довёз в целости, теперь нужно решить, как с ним быть. Незнакомец выжил и сейчас в сознании.

Медицинская капсула диагностировала сотрясение мозга и симптомы горной болезни у моего гостя. Я увеличил концентрацию кислорода в помещении и обеспечил больному покой.

Он проснулся и первым делом попросил ручку и чистый лист. Всё-таки он чудной. Благо, в моей большой коллекции раритетов остались чернила и бумага.

Окончив письмо, он сфотографировал исписанный лист на свой браслет и отправил куда-то. С тех пор улыбка почти не сходит с его лица.

— И часто вы пишете от руки? — поинтересовался я.

— Часто.

— Довольно архаичный навык. Мне он ещё ни разу не пригодился.

— Вы со Старушки? — неожиданно спросил он.

— Да, я там родился, — ответил я, невольно поморщившись: не люблю, когда Старую Землю так называют.

— Я сразу догадался. Во-первых, весь этот антиквариат в вашем доме. Во-вторых, акцент землянина, в-третьих, только там остались школы, где учат писать от руки.

— Вы ошибаетесь. В школах на Земле давно этому не учат. Я начал писать от руки во взрослом возрасте. Думал, это поможет мне разобраться с древними книгами, которыми я раньше торговал.

— А теперь, значит, Лазурит? — его взгляд задержался на флюоресцирующем кристалле в медальоне, который висел у меня на шее. Мне не хотелось ему отвечать. Он подождал и добавил:

— Крупный экземпляр. Наверное, вы продали корабль, жену и собаку, чтобы купить его. А потом сбежали в горы, опасаясь, как бы он не достался кому-нибудь.

Он добродушно рассмеялся. Но я не улыбнулся, потому что примерно так сначала и было. Правда, продать жену я никогда бы не посмел, а собаку всегда считал бесполезным животным.

— Ваше имя Омар Абу? — спросил гость, и я вздрогнул, когда моё имя произнёс чужой голос. — Я только что прочитал на коробке в углу: «Омар Абу — поставка первоклассного Лазурита».

— Вы наблюдательный человек, — сказал я, глядя прямо в его зелёные глаза. — И любопытный.

Мой гость смутился.

— Я должен был представиться первым. Всё-таки вы мне жизнь спасли. Родители назвали меня Чинако Йонг. В те времена была мода на имена с Венеры. Друзья зовут меня просто Чи.

— Мы с вами едва знакомы, — сухо заметил я, — рановато для дружбы. Что, по сути, я о вас знаю? Только то, что вы плохо водите скутер, пишете чернилами и у вас туманное прошлое.

— Тем не менее вы не побоялись впустить меня в свой дом, — усмехнулся Йонг. — Водитель из меня и правда неважный. Что касается моей каллиграфии, то это легко объяснить. Женщинам нравится читать послания, написанные от руки. И мне, признаться, тоже. Когда ты в долгой разлуке с любимой — её почерк словно прикосновение.

Я слегка опешил от такого лирического тона.

— Прошу прощения, — сказал он, заметив, как я скривил рот. — Мужчины редко говорят о делах сердечных. Но в последнее время я ни о чём другом не могу думать. Мы с ней не виделись уже полгода. И я безумно скучаю.

Странно: его слова не отдавали слащавой романтикой, и я заслушался. Наверное, всё дело в метели, что бушевала за окном. В такие дни на вершине, вдали от мира, особенно одиноко.

— Омар.

— Да?

— У вас есть женщина, которую вы любите?

Я поёрзал в кресле.

— Думаю, есть.

— Думаете? Как странно вы ответили… И кто она?

— Моя жена, понятное дело.

— Понятное дело, — передразнил меня Йонг, понизив голос. — Вы, ребята со Старой Земли, вознесли брак в абсолют. После Чёрной Пандемии вся политика государства строится на идее семейной ячейки. Компьютер по анализу ДНК заранее выбирает из базы будущего партнёра, который идеально подходит к твоему складу, а вернее — с ним точно получится оставить потомство. Вы вцепляетесь друг другу в глотки, пытаетесь соблюдать ПКС[1] и страдаете до конца дней. Зато после эпохи всемирного бесплодия на Земле наконец-то улучшилась демография!

Он поднялся на кровати и почти крикнул:

— Но ведь раньше люди как-то обходились без Рапределителя!

Его голос отразился от стен и зазвенел в воздухе.

— Вам лучше прилечь, не то станет худо, — остудил я его пыл и добавил с горечью:

— Вы прекрасно знаете, что Распределитель — вынужденная мера. После освоения новых планет началось черт-те что: беспорядочные связи, болезни, внебрачные дети, которые никому не нужны. Жизнь ребёнка ничего не значила. Семья как институт чуть не исчезла. И не удивительно, когда развелось такое количество авантюристов, перелетающих с планеты на планету! Вы видите только минусы в политике консервативной Земли, но есть и плюсы: количество разводов на планете за последние двадцать лет уменьшилось втрое, случаи супружеской измены единичны. Разве крепкая семья — это плохо?

Йонг посмотрел куда-то сквозь меня своим странным горящим взглядом и сказал:

— Мне сложно об этом судить. Ещё раз простите, Омар. Я порю горячку и чуть вас не обидел. Конечно… С чего я взял, что вы такой же, как все земляне? Есть случаи, когда семьи живут счастливо и верят в выбор Распределителя. Уверен, вы любите свою жену и… — он запнулся. — Кстати, а где ваша хозяйка?

— У неё в столице много работы. Я снял для неё жильё, чтобы ей не приходилось каждый раз подниматься в горы.

— Значит, вы тоже в разлуке… Интересно было бы посмотреть, кого Распределитель напророчил вам в спутницы. Скажите, у вас есть фотография вашей супруги или голограмма?

— Нет, — улыбнулся я, — нам это ни к чему.

— Разве ПКС не обязывают вас иметь дома совместные изображения?

— ПКС ни к чему не обязывают. Это просто список полезных советов.

Йонг молча кивнул. Он выглядел бледным и усталым.

— Омар, вы не могли бы растопить камин пожарче? Меня всё ещё знобит.

— Конечно.

— Я должен немного поспать.

— Отдыхайте. У меня тоже есть дела.

Когда он уснул, я пошёл в ангар, чтобы взвесить и оценить общую стоимость собранного в пещере Лазурита. Это заняло несколько часов. На обратном пути ветер содрал с моей головы шапку и унёс куда-то в белую мглу. Но я не придал этому значения. Минуту назад я осознал, каким колоссальным богатством теперь обладаю. Даже одного каравана достаточно, чтобы сделать меня монополистом по продаже этого кристалла. А сколько ещё осталось в пещере!

Мне хотелось с кем-нибудь поделиться этой новостью. Но мой гость, пожалуй, не годился для этой роли — я всё ещё ничего о нём не знал. То, что он влюблён, как мальчишка, никак не меняло дело.

Войдя в дом, я обнаружил, что Йонг уже не спит. Более того, он поднялся с постели, оделся и с гримасой от боли пытался доковылять до кресла. Там, прислонённая к подлокотнику, стояла его трость.

— Глупо, — сказал я, — вам нужен покой.

— Движение жизнь, — мрачно пошутил он и схватился за гладкую рукоять трости. — Мне всё время нужно разрабатывать колено, иначе станет хуже.

— Медицинская капсула не показала, что у вас проблемы с ногой.

— Это потому, что она у вас не запрограммирована на врождённые заболевания. Нужно поменять настройки. Поверьте мне: я полдетства провёл в таких капсулах.

Он ещё побродил по комнате и уселся напротив камина. Его лицо будто оттаяло, и маска страдальца снова сменилась спокойной улыбкой.

— Только не жалейте меня. Я родился с плохим здоровьем и прожил достаточно долго, чтобы физическая боль стала нормальной частью моей жизни. Сорок лет назад колонии росли, как грибы, в разных уголках галактики. Считалось, что корабли уже могут перевозить беременных женщин. Это сейчас мы видим, на каких консервных банках летали наши предки, и ужасаемся… Все мои болезни от перелётов. Я — дитя тех самых авантюристов, которых вы так ругали. Однако я никогда не был в обиде на родителей. Заметив, что я совсем плох, они осели на Эфире. Слышали что-нибудь об этом месте?

— Только о гиппусах, — ответил я, зевнув.

— Ну вот! Стоит упомянуть об Эфире, как все вспоминают гиппусов! Это действительно удивительные твари. Они бродят стадами по жёлтым холмам и поедают крокус, в котором полно нектара. В полдень они начинают выделять сладкие пузыри, из которых получается вкуснейшее вино. — Йонг облизнул губы и спросил: — Омар, метель за окном надолго?

— В лучшем случае до утра.

— Может, нам выпить?

— Я не держу дома ничего такого.

— Ах да, я забыл. ПКС советуют…

— ПКС ни при чём. В горах всегда нужно быть начеку. Между прочим, — я посмотрел на часы, — самое время обедать, и вам ещё придётся выпить лекарство, назначенное медкапсулой.

— Ну вот, — вздохнул эфирец. — Как в детство вернулся!

Я пошёл на открытую кухню и посмотрел, что осталось из запасов. Меню предполагалось растительное, но в большой консервной банке давно уже ждала своего часа ветчина. А вино бы сейчас не помешало! Самое время отметить удачный поход за Лазуритом. Жаль только, что я и правда не держу дома алкоголь.

Занятый приготовлением обеда, я поймал себя на мысли об Эфире. Возможно, когда дел будет поменьше, мы слетаем туда с женой, попробуем местное вино.

Я тряхнул головой. Похоже, праздное настроение гостя начало передаваться и мне. Не нужно расслабляться — впереди ещё полно трудностей. Недостаточно привезти кристаллы в безопасное место. Требуется обработать их, вставить в оправу. Необходимо также отыскать старых знакомых в корпорации Торгового Пути.

Йонг что-то сказал.

— А?

— Я спросил, Омар: а каким было ваше детство?

— Ничего особенного, — пробормотал я, — оно прошло на космических доках и торговых складах. У моего отца был собственный бизнес, и он всюду брал меня с собой. Учил ремеслу. Не было ни крокусов, ни гиппусов, ни мыльных пузырей.

— Наверное, тяжело жить с такими воспоминаниями, — вздохнул Йонг. — Когда на душе скверно, я закрываю глаза и возвращаюсь на родную планету: бескрайние луга, синее небо, а в нём лёгкой дымкой висит астероидное кольцо… В детстве я почти не мог ходить, поэтому мне приходилось подолгу наблюдать за природой, слушать её голос.

— И что вы услышали?

— То, что каждое живое существо уникально и страдает от одиночества. То, что я смертен и отсчёт уже пошёл.

— Не густо.

Я поставил перед ним обед. Он начал есть с большим аппетитом.

— Знаете, странно: чем больше я болел, тем сильнее мне хотелось жить, — рассказывал Йонг, жуя артишок. — Мне повезло с планетой: Эфир помимо гиппусов славен своей медициной. К десяти годам врачи поставили меня на ноги, правда, хромать я так и не перестал. Вы всегда знали, кем будете, когда вырастете, Омар?

Я кивнул:

— Пожалуй.

— Вы счастливчик. Я долго не мог принять решение, пока мой спаниель по кличке Джи не попал под автоматические ворота. Бедняга повредил позвоночник, у него отнялись задние лапы. Я не спал ночами — думал, как ему помочь. Когда болеешь с самого детства, у тебя есть не только недостатки, но и преимущества. Например, ты прекрасно разбираешься в медицинских приборах, потому что их применяли на тебе. А ещё среди твоих друзей — лучшие врачи планеты. Представляете, я сам подобрал программу лечения Джи, и она подействовала! Мой барбос снова начал бегать.

В шестнадцать я с воодушевлением начал изучать врачебное дело в биомедикуме. Мне казалось, я смогу исцелить кого угодно! Эта иллюзия длилась недолго: у мамы нашли рак. Я забросил учёбу и всё своё время посвятил поиску лекарства. Почему-то я был уверен, что это будет так же просто, как вылечить Джи. Подробный анализ статей меня ужаснул: почему мы умеем летать к другим планетам, но так и не научились лечить эту древнюю болезнь? Почему моя мать, эта сильная, открытая женщина, которая была для меня целой планетой, должна навсегда исчезнуть?

Йонг вперил в меня взгляд. И я почувствовал себя прозрачным, ломким куском льда.

— Именно тогда мысль о бессмертии крепко засела в моём мозгу. Почему я должен сидеть сложа руки и смотреть, как костлявая, вооружённая клинками, лазерами и бомбами, склоняется над беззащитной фигуркой родного мне существа, пуская ядовитую слюну? Отсечь ей жало! Вышвырнуть вон!

Мой гость наклонился вперёд и вцепился мне в предплечье на удивление сильными пальцами.

— Признайтесь, вас тоже давно волнует этот вопрос?

Он внимательно следил за мной, но я не дрогнул. Рано или поздно мы должны были заговорить о Технологиях Омоложения, Лазурите и бессмертии. Я высвободил руку и ответил сдержанно:

— Этот вопрос волнует не столько меня, сколько моих клиентов. Обидно знать, что есть десятки заселённых планет, и тратить половину жизни на перелёты. Одни вкладывают средства в разработку сверхмощных двигателей для кораблей, другие мечтают о сердце, которое никогда не перестанет биться…

— Омар, дружище, — Йонг бесцеремонно похлопал меня по плечу. — Давайте начистоту! Мы успели немного приглядеться друг к другу. Нужно быть идиотом, чтобы не понять: у вас есть большущий секрет, и он имеет какое-то отношение к бессмертию. Я тоже много лет храню тайну. Она мучает меня. Почему-то мне хочется открыть её именно вам. А вы, если захотите, можете рассказать, что так тяготит вас…

— Не сегодня, — отрезал я, поднимаясь. — У меня ещё много дел. Вам тоже пора отдохнуть и выпить лекарство.

Словно в подтверждение моих слов медицинская капсула подала звуковой сигнал из другой комнаты. Я сходил за бутылочкой с красной пенной жидкостью, поставил её на стол.

— Что это? — спросил гость, не глядя на лекарство.

— Коктейль Лазаря. Усиливает процессы регенерации, избавляет от тошноты и головокружения. Ещё он поможет вам быстрее адаптироваться к высоте.

Йонг почему-то расхохотался и сразу опустошил сосуд. Я помог ему подняться и добрести до постели.

Когда я подходил к двери, он окликнул меня:

— Скажите, Омар, вы верите тому, что я вам рассказываю?

Я постарался кивнуть как можно убедительнее.

— А если я скажу, что создатель коктейля Лазаря некто Чинако Йонг?

— Это лекарство может приготовить любая медкапсула…

— Знаю, — он сладко зевнул. — Мой дипломный проект.

Я поднялся в свой кабинет, плотно закрыл дверь и разбудил компьютер. Тот узнал меня по голосу и сообщил, что готов к работе.

— База данных. Планета Эфир. Поищи сведения о человеке, которого зовут Чинако Йонг, — приказал я.

По стенам забегали цветные картинки. Биография, резюме, фотографии — всё это можно подделать.

— Достоверная информация. Студенты и выпускники биомедикума за последние тридцать лет. Чинако Йонг. Официальный архив.

Голограмма моего гостя в мантии выпускника, на колене едва заметна экзоскелетная скоба. Улыбающаяся девушка положила руки ему на плечи. Диплом врача первой категории. Отметки за экзамены. Научные статьи. Ладно, допустим…

— Информация о родителях.

Я выхватил из биографий только самое нужное. «Элиза Йонг, родилась на Венере… Причина смерти — острый лейкоз». «Куно Йонг, Новая Колумбия… погиб во время тренировочного полёта».

— Так-так. Проанализируй прессу. Имена те же.

«Круги жизни. Еженедельные новости»:

«Калека становится сиротой… Его отец не пережил горя. Как сообщил начальник порта, Куно мог сесть за штурвал, приняв таблетку-другую «Лунной пыли».

«Наш биомедикум»:

«Поздравляем выпускников, получивших за свои старания Золотую комету, — Фернандо Лопеса, Валентина Иванова, Чинако Йонга…»

«Медицина сегодня»:

«Молодой врач с Эфира создал коктейль, который поднимает на ноги тяжелобольных…»

«Мифы и факты»:

«Талантливая команда врачей и учёных запустила Программу Долголетия. Среди участников…»

— Выключи.

Я остался один в кромешной тьме. Нужно подвести итоги.

Первое. Мой гость не мошенник. За годы торговли я научился различать этих псов. Авария в горах не подстроена.

Второе. Он рассказывает о себе правду. Не всю, конечно, но это его право.

Третье. Йонг симпатичен мне как человек. Сам не знаю почему, но я чувствую с ним особую связь.

Четвёртое. Он не в меру любопытен, и мне это не нравится.

Наконец пятое. Он должен покинуть плато Ветров, как только поправится.

Перед сном я всё же включил систему безопасности и запер дверь в своей комнате. Засыпая, я думал о том, что у меня никогда не было настоящего друга и Йонг, в общем, мог бы им стать. Грудь щемило от какой-то непонятной тоски…

Проснулся я посреди ночи от зловещего стука. Лазурит! Кто-то хочет убить меня из-за него! Рука сама залезла под кровать и вытащила «парализатор». Я встал, подошёл к окну и понял, что это стучит о стену кусок обшивки: видимо, ветром оторвало. Нужно завтра починить.

Я лёг в кровать и снова задремал. Вспоминал Старую Землю, жену и дочерей. Я редко о них думал — это всё Йонг виноват: разворошил потухшие угли. Ох, уж этот Чи! Поэт и мечтатель. И зачем только он отправился в горы?

Этот вопрос мгновенно меня разбудил. Действительно, зачем? И почему я не спросил его?

До самого утра мне не спалось. Намаявшись, я оделся и пошёл работать, послал видеописьма знакомым ювелирам из Торгового Пути. Налил себе кофе и стал ждать выгодных предложений. Буря за окном стихла. Снежок пошёл мелкий, а потом и вовсе перестал. Небо медленно светлело. Одинокий пик Смельчака зарозовел на фоне гор. Никто не отвечал.

— Вам звонок, — сообщил компьютер.

— Кто там?

— Ваша дочь. Амалия Абу.

— Переведи на большой экран.

Она звонила мне раз в неделю. Так, ради успокоения совести. Я выслушал её длинный рассказ о том, как она сдавала итоговые экзамены. Неужели она уже без пяти минут выпускница Космической Академии? Я смотрел на веснушчатую девушку с распущенными волосами и живым лицом. Когда-то она умещалась у меня на руке, а теперь я совсем её не знаю…

— Разговор окончен. Погасить экран?

— Да. Предупреди меня, если будут новые сообщения.

— Разумеется, — ответил компьютер.

За моей спиной кто-то кашлянул. Я вздрогнул и обернулся: в гостиной опершись на трость стоял Йонг. Видимо, я забыл закрыть дверь, когда выходил в туалет.

— Доброе утро, Омар. Я проснулся и приполз на запах кофе. Простите, не хотел мешать вашей беседе.

— Кофе в автомате.

Вид у него был чудной, будто он только что увидел привидение.

— Что с вами?

— Там на экране — это была ваша дочь?

Я нехотя кивнул.

Йонг потёр заспанное лицо.

— Я чуть не принял её за старую знакомую. Но это, к счастью, не она.

— К счастью?

— Да, не думаю, что вы бы обрадовались бы, если б узнали, что ваша дочь и я… — он запнулся.

— Это подарок вашей старой знакомой? — кивнул я на трость. Прозрачная рукоять засверкала радужными каплями, когда на неё упали лучи утреннего солнца.

— Угу.

Он подошёл к автомату.

— Кружки в верхнем ящике.

— Благодарю. Дети так быстро растут, правда? Мои оболтусы тоже учатся в Космической Академии.

— Не знал, что у вас есть дети.

— Близнецы. Когда Майя их родила, я понял: тут мне и конец. Вся жизнь крутилась вокруг них. А теперь и не верится, что они уже взрослые.

— Майя — ваша жена? — уточнил я.

— Ну конечно жена, — нервно ответил Йонг, пролив из кружки кофе. — Она ваша землячка. Только я узнал об этом уже после свадьбы. Вы в курсе, что Распределитель ищет партнёров за пределами Старой Земли? Расчёт на то, чтобы потомки пионеров космоса возвращались на Старушку и заводили семьи. Когда я познакомился с Майей на последнем курсе биомедикума, мне и в голову не могло прийти, что она прилетела на Эфир только потому, что я для неё идеальный кандидат для биосовместимости. Где у вас тряпка?

— В раковине.

Он вытер столешницу, рассеянно отставил в сторону кружку.

— Майя неплохой человек… Но я всегда говорил, что храм не строят на крови. Брак, изначально основанный на обмане…

— А как же ваша старая знакомая? — перебил я его, ухмыляясь.

Йонг побледнел.

— Она… Она тут ни при чём.

— Разве?

Он дёрнул себя за ворот рубашки.

— Душно. Давайте прогуляемся.

Погода в горах, как всегда, менялась быстро. Солнце заливало плато Ветров. Снежные вершины искрились белизной.

— Возьмите очки.

— Обойдусь как-нибудь.

— Не дурите, иначе ослепнете.

Он повиновался, и за тёмными стёклами исчезли его беспокойные глаза.

— Что это там?

— Смельчак.

— Так вот он, значит, какой. Повезло вам: каждый день смотреть на такую красоту. Наслаждаетесь?

— Просто удобный ориентир, — пробубнил я.

Йонг окинул взглядом горный посёлок.

— Здесь кто-нибудь живёт кроме нас?

— Нет. На плато Ветров всего десять обителей. Все они принадлежат добытчикам Лазурита. Сезон закончился, погода испортилась, и они уехали в столицу. А я решил рискнуть, задержался ещё на месяц.

— Это того стоило?

Я заколебался — отвечать или нет.

Йонг отнёсся к моему молчанию равнодушно.

— Омар, я должен вам рассказать кое-что о Лазурите. Похоже, вы не в курсе…

Я его перебил:

— Поверьте мне, я в курсе всего, что касается Лазурита. Этот кристалл сейчас ценится выше ракетного топлива, алмазов и золота, не говоря уже о лунном камне, который используют как снотворное во время долгих перелётов.

— Я говорю не о его стоимости, а о свойствах. Почему, скажите, вы носите этот амулет на шее?

— Вы прекрасно знаете, почему: Лазурит троекратно увеличивает физическую силу, повышает иммунитет. С ним человек не знает усталости. И всё это не за счёт резервов организма, а с помощью скрытой энергии кристалла.

— Скрытой энергии? Да с чего вы это взяли?

Я недоумённо взглянул на него. Но за тёмными очками не разглядишь, шутит или нет.

— Вы — учёный и не знаете Карла Зорка? Он многократно доказывал эффективность Лазурита.

Йонг тяжело вздохнул.

— Вы, наверное, не слышали последние новости: неделю назад Карл Зорк скончался, не дожив до сорока пяти. Согласитесь, рановато для человека, который всем сулил долголетие.

Я стоял неподвижно и не мог проронить ни слова. Йонг продолжил:

— Я знал Карла лично. Мы работали в одной лаборатории на Эфире. У него в отличие от меня было полно друзей среди журналистов и частных предпринимателей. Карл сам предложил популяризировать открытый им кристалл. Охота за Лазуритом началась по всей галактике. Всего из-за одной статьи, в которой утверждалось, что долголетие горцев связано с Лазуритом, на Старой Земле изрыли Альпы, Кавказ и Гималаи. Карлу платили огромные деньги, чтобы он научно обосновывал гипотезы о благотворном влиянии Лазурита на здоровье. И ему это отлично удавалось! Ведь Лазурит действует! Человек, носящий такой кристалл, чувствует необыкновенный прилив сил! И неудивительно: его популярность и дороговизна обеспечили великолепный эффект плацебо!

— Чушь! — взревел я. — Кристалл работает! С ним я прохожу по склонам такие расстояния, которые раньше не мог!

Йонг зло усмехнулся:

— В таком случае почему вас и ваших осликов не разорвало от бодрости, учитывая, какую крупную добычу вы везли?

У меня сам собой открылся рот, но не о́ттого, что он сказал, а потому что он всё знал! Знал: у меня в ангаре несметное сокровище!

— Ваши рабочие ботинки у двери — они в лазуритной пыли.

Йонг покачнулся. Очки слетели у него с носа и плюхнулись в снег.

— Что с вами?

— Так, голова закружилась.

— Хватит с вас прогулок, вернёмся в дом.

Он опёрся на моё плечо и пошёл, с трудом переставляя ноги.

— Не беспокойтесь, Омар, — пропыхтел он мне в самое ухо, — не нужен мне ваш Лазурит. Во-первых, я честный человек и не беру чужого. Во-вторых, когда новость о кончине Карла Зорка долетит до самых отдалённых колоний, ваш бесподобный кристалл обесценится. В-третьих, у меня есть кое-что получше.

— Тогда зачем вы отправились в горы? — задал я ему вопрос, который давно меня мучил.

— Моя старая знакомая… — признался Йонг и порозовел, как пик Смельчака в рассветный час. — Мне не терпится её увидеть, но я не знаю точного адреса. Горных поселений на Големе немного: около дюжины. В каждом по пять-семь обителей. Вполне возможно объехать их за пару дней. Я направлялся в Азур, когда мой скутер сорвался с тропы.

— Сразу видно, что вы впервые в горах. Может быть, расстояния между поселениями и небольшие, но без инструктора здесь не обойтись. Азур в ста километрах отсюда. Вы здорово заплутали.

Он через силу улыбнулся:

— А вы не проводите меня? Всё равно с Лазуритом ничего не вышло.

Я угрюмо промолчал. Хотя мне не хотелось этого признавать, но мой гость, похоже, прав: дело не выгорело. Вот почему не отвечали ювелиры.

Видать, суеверия местных не шутки: взял в дом несчастного путника — жди беды. Только не было ещё такой беды, которую Омар Абу не обратил бы в свою пользу.

Йонг лежал в медицинской капсуле бледный — его подташнивало. Сканер пожужжал над ним и остановился.

— Вывести на внутренний экран, — попросил учёный, и его голос из динамика прозвучал глухо.

— Ничего серьёзного, — заключил Йонг. — Завтра можно ехать.

Я тоже взглянул на данные.

— Дело ваше, но аппарат советует вам ещё пару дней отлежаться. Я не врач, однако хорошо знаю горы. Это вам не холмы Эфира. На высоте даже лёгкое сотрясение мозга может привести к осложнениям.

Йонг моргнул.

— Я когда-то читал об этом.

Кабина открылась, и он медленно сел, свесив ноги.

— Вы уже поторопились однажды и чуть не погубили себя, — я протянул ему одежду.

— Спасибо, Омар. Вы… настоящий друг. Спасли меня от моей же глупости и снова спасаете…

Я кивнул и пошёл на кухню готовить ужин. Удивительно, как быстро расходуются продукты, когда в доме двое!

Йонг взял в руки трость и направился к своему любимому креслу у камина. Он почти не хромал. Видимо, левое колено уже не так сильно беспокоило его.

— Есть ещё один интересный вариант, — предложил я. — Вы намекали, что разработали средство, которое может обеспечить человеку долголетие…

— Не долголетие, — перебил он, глядя на пылающие угли. — Бессмертие.

— Допустим, бессмертие. Готов поспорить, препарат лежит в том кейсе, который валялся на тропе, где я нашёл вас. Он цел и невредим. Почему бы вам не применить лекарство на себе? Если уж оно делает человека бессмертным…

— Не всё так просто, Омар, — грустно ответил Йонг. — Моя сыворотка не лечит болезни.

Это меня насмешило.

— То есть как?

— Человека, который принял её, могут постичь те же несчастья, что и любого из нас. Он может разбиться, упав с высоты, заболеть гепатитом, его могут подстрелить бандиты. Моя цель была скромной — продлить жизнь, исключив только один фактор: смерть от неминуемой старости. Мой препарат останавливает старение. И только.

— И только? Да уж, скромно. Ничего не скажешь.

— Вы зря смеётесь, Омар. Я никогда не страдал от амбиций. Многие учёные, с которыми я участвовал в Программе Долголетия, мечтали отыскать средство, которое сделает их неуязвимыми. Мне это было ни к чему. Я просто пытался помочь любимому человеку. Открытие свершилось само собой, по воле обстоятельств.

Я решил не тянуть кота за хвост и сказал прямо:

— Если то, что вы рассказали, правда — я хочу купить ваш препарат.

Йонг притих.

— Зачем он вам, Омар?

— Полагаю, затем же, зачем и всем нам.

— Нет-нет, дружище, препарат не предназначен для «всех».

— Я вас не понимаю.

— Это долгая история.

— Тогда рассказывайте. У вас это неплохо получается, а я всё равно сижу без работы.

— Боюсь, после моего рассказа вы можете изменить отношение ко мне в худшую сторону.

— Это вряд ли. Недавно вы сказали человеку с несметным богатством, что всё его золото — глиняные черепки. Куда уж хуже…

Он улыбнулся, набрал в грудь воздуха.

— Ну хорошо. Вы бывали на Гейзере?

— Проездом. Эту крохотную планетку любит посещать моя супруга. Там отличные санатории, которые когда-то построили для того, чтобы пионеры космоса могли восстановить подорванное здоровье. Лазурит там продавался на «ура».

— Гейзер — рай обетованный, — вздохнул Йонг. — Холмы, как на Эфире, только повыше и заросшие соснами. В долинах — уютные городки с целебными источниками на площадях. Горбатые мостики, шпили, церквушки, мастерские, лавки, уютные ресторанчики, где готовят утку с яблоками и чудесный штрудель. Вы пробовали?

Я коротко кивнул. Мне не терпелось услышать о чём-то посущественнее утки.

— Ах да, я забыл! Вы же со Старой Земли. Конечно, вы пробовали эти традиционные блюда. А для меня там всё было в новинку, потому что, отправляясь на Гейзер, я совершал своё первое самостоятельное путешествие. Это произошло примерно через четыре года после смерти родителей. Мне казалось, я принял их уход как должное, но моё здоровье всё равно расшаталось. Тело ведь не обманешь. Знакомый доктор настоял на том, чтобы я временно оставил учёбу и отправился лечиться на Гейзер. Я летел на старом космолёте и обнаружил, что неплохо переношу перелёт на кораблях, не оснащённых искусственной гравитацией. Поэтому в дальнейшем я всегда покупал развалюхи вроде моего «Уникума 7». Мне тогда только что исполнилось двадцать. Идея коктейля Лазаря уже крутилась в моей голове, а на Эфире меня ждала невеста. Кажется, что ещё нужно от жизни? Поправлю здоровье и — назад!

Однако в первые же три дня на Гейзере я забыл и о призвании, и о Майе. Меня покорили выложенные цветным стеклом набережные, по которым гуляли парочки, фонтаны минеральной воды, театры, полные зрителей, уличные музыканты, поющие по вечерам на площадях. Я вдыхал хрустальный воздух Гейзера, и со мной творилось что-то необъяснимое, что бывает только в путешествиях: я ни от кого не зависел и шёл куда захочу. Хотя, если подумать, все эти улочки, люди, новая атмосфера ни при чём… Я встретил её — вот что изменило всё…

— Старая знакомая?

— Да, она. Тогда ещё — новая. Как же она мне сначала не понравилась! В тот день меня измучили лечебными процедурами: хвойные ванны, горячая глина, кинетические упражнения, витаминные уколы. От всего того, зачем люди летят на Гейзер, я получал мало удовольствия: слишком напоминало детство. Меня посадили в кресло, надели маску для ингаляций и оставили одного. В огромном панорамном окне виднелись лесистые холмы, окутанные утренним туманом. Я вдыхал пары эвкалипта и слушал тишину… Она её нарушила, ещё не успев войти в зал для отдыха. Из-за двери послышался звонкий голос: «Не нужны мне ваши расслабляющие уколы, я не напряжена!». Затем быстрой пружинистой походкой, никак не соответствующей месту, где люди отдыхают, она вошла в зал: длинные волосы распущены, на плечах гостиничный халат, под мышкой книга, в руке — стакан с апельсиновым соком. Она постояла пару секунд в задумчивости, попила из трубочки, бросила книгу на шезлонг и начала толкать его прямо к моему креслу. Я поморщился от скрипа.

«Вам удобно?» — бросила она, не глядя на меня.

«Вполне».

«Рада за вас. Может, всё-таки поможете?»

Я сконфузился, отложил маску и двинулся ей навстречу.

«Почему вы хромаете?» — спросила она, закинув волосы за плечи и ловко завязав их в узел.

«Мне повезло таким родиться», — ответил я.

Она с интересом посмотрела на мои голые ноги, которые только до колена были прикрыты халатом, затем взглянула прямо в глаза.

«И вы никогда не пробовали танцевать?»

«Нет», — засмеялся я, но она осталась серьёзной, как будто неожиданным был не её вопрос, а мой ответ.

«Так давайте я вас научу».

Прежде чем я успел опомниться, она обняла меня за талию и взяла за руку. Её тело вытянулось стрункой, носок ноги чиркнул по полу. Удивительно, но пока она кружилась со мной, как с медведем, я ни разу не испытал боли в ноге. Затем какой-то неверный шаг — и моё колено будто обожгло кипятком. Я поморщился, и она сразу остановилась:

«Простите, я увлеклась. Где болит, слева?» Она приподняла полу халата и показала на своё перевязанное колено: «И у меня слева».

Я совсем потерялся, а у неё, у этой уверенной быстрой девушки, к щекам вдруг прилил румянец. Не знаю почему, но мне всё это показалось таким нелепым, что я расхохотался. Её брови удивлённо поползли вверх, и вдруг она тоже согнулась пополам от смеха.

«Спасибо», — выдохнула она, вытирая рукой выступившие слёзы.

«За что?»

«Я очень-очень давно так не смеялась».

Йонг замолчал, взял кочергу и поворошил угли.

— Так началась наша дружба.

— Дружба? — переспросил я с сомнением и понял, что всё ещё стою на кухне, держа за ручку сковороду. Об ужине давно было забыто. Хорошо, что плита выключалась автоматически.

— Да, самая настоящая дружба. Которая случается между мужчиной и женщиной раз в столетие.

Я присел за стол, устало подпёр голову.

— Всё это, конечно, прекрасно, но мне хотелось бы побольше услышать о вашем препарате.

— Терпение! Если я не расскажу о моей старой знакомой, вы не поймёте, зачем я создал сыворотку.

Я махнул рукой.

— Ладно. Валяйте!

— Гейзер нравился нам обоим. Мы стали пропускать лечебные процедуры и гулять по холмам. Думаю, эта планета хороша не столько целебными источниками, сколько длинными тропами — как раз чтобы вдоволь наговориться. Но нам даже они казались короткими. Мы морщили лбы над философскими вопросами, а через минуту кисли от смеха, заметив друг в друге какую-нибудь забавную деталь. Одну тему моя спутница обсуждала особенно горячо. Она оказалась профессиональной зеркальной танцовщицей. Вы слышали о них?

Йонг всё так же сидел ко мне в полоборота, лицом к камину, и не видел, как я нервно дёрнулся на словах «зеркальная танцовщица». Я промолчал, собираясь с мыслями, и он продолжил, не дождавшись ответа:

— Они танцуют внутри прозрачного купола. Под ногами тонкая эластичная плёнка из полимеров. Нужно постоянно двигаться, чтобы пол не лопнул. Чем танцовщица выше классом, тем дольше она может удержаться внутри купола.

Всё это я хорошо знал, но слушал дальше, не перебивая.

— Она ещё осваивала это новое искусство. На одном из представлений плёнка лопнула, и она сорвалась вниз. Я попросил её принести заключения врачей и трёхмерную схему травмированного колена. Взглянул мельком и тут же понял, что нужно сделать. Купил кинетическую леску с импульсными шариками и закрепил в нужных точках на мышцах. На следующий день она порхала, как колибри, и смеялась:

«Как тебе это удалось?! Врачи лечат моё колено уже три месяца!»

«Твои врачи всё детство ходили на своих двоих, — отвечал я. — В отличие от меня».

Пара недель на Гейзере пронеслась незаметно. Мы расстались легко, без трагизма, как будто верили, что ещё встретимся. Я знал, что на Старой Земле у неё кто-то есть, она слышала о моей невесте на Эфире. Подробности нас не интересовали…

— На Старой Земле? — перебил его я.

— Да. Раньше она жила там, — ответил Йонг, даже глазом не моргнув.

Я тяжело поднялся из-за стола.

— Пойду проверю животных. Подбросьте ещё дров в камин — ночь обещает быть долгой.

Я оставил моего гостя одного и пошёл в стойло. Корм ослам поступал через автоматическую систему подачи пищи: проверять было нечего. Но мне нужно было срочно остаться наедине со своими мыслями. Брежу я, что ли?

Моя жена — зеркальная танцовщица высшего класса. Она единственная, кто способен продержаться в куполе более двадцати минут. Посмотреть на её представление слетаются ценители искусства со всей галактики.

На Гейзер она ездит, сколько я её знаю. Часто она говорит, что ей необходимы эти поездки «наедине с собой». Да и кто из профессиональных спортсменов и танцоров там не бывает?

Была ли у неё травма колена? Точно не помню.

Рассказывала ли она о каком-нибудь чудаке вроде Йонга? Нет, не рассказывала. Да и не стала бы.

Всё это может быть глупым совпадением, но есть ещё одна деталь: раньше мы жили на Старой Земле. Когда Йонг впервые покинул Эфир, ему было двадцать, значит, ей на тот момент исполнилось двадцать один. Распределитель уже назвал нам имена друг друга, мы виделись в Бюро Свиданий, и я сделал ей предложение. Что же она ответила тогда? Вроде бы сказала, что подумает. Немыслимый ответ, если учесть, что Распределитель никогда не ошибается…

Что, если его «старая знакомая» — моя законная супруга? Если же нет — что он делает здесь, на Големе, куда мы переехали не так давно?

Я врезал кулаком по стене, и деревянная доска жалобно скрипнула. Боль в руке отрезвила меня. Зачем гадать? Зачем мучиться, если можно просто спросить?

Даже если откроется страшная правда — что тут такого? Йонг ведь сказал: они просто друзья.

Мне сразу стало легче, и я вернулся в дом.

В камине ярко пылал огонь. Мой гость перестарался — теперь в комнате будет душно. Я подогрел остывший ужин, сел рядом с ним в кресло и бодро бросил:

— Продолжайте.

— У вас на руке кровь, — нахмурился Йонг. — Перевязать?

Я взглянул на ободранную кожу на костяшках пальцев.

— Ерунда. Каштан брыкается. Ударил копытами по воротам — прижало руку.

— Вы же сами говорили, что в горах любая мелочь…

— Ладно… — я сходил и обработал ссадину заживляющей пеной. — Теперь рассказывайте!

Он улыбнулся.

— С удовольствием. Тем более начинается самая приятная часть моей истории. Через два года мы снова встретились. Не сговариваясь.

— Где?

— Там же, на Гейзере. Я поехал отдохнуть после изнуряющей работы над созданием коктейля Лазаря. О моём открытии даже написали на первой полосе — представляете?

«Представляю», — чуть не ответил я.

— Сказать по правде, журналисты мне сильно надоедали. Дома тоже был сущий ад — родились близнецы. И я сбежал в место, где был когда-то счастлив.

— Оставили жену одну с двумя младенцами?

— Пригласил хорошую няню. И потом, мне было необходимо побыть наедине с собой.

Я напрягся от этих слов, но не подал виду.

— Наедине с собой не получилось?

— Знаете, Омар, моя старая знакомая обладает уникальным даром: с ней всегда интереснее, чем наедине с собой.

— Почему же вы женились на Майе, а не на ней?

— Этот вопрос я задаю себе чуть ли не каждый день. Ответ прост: стечение обстоятельств. Мы встретились и сразу почувствовали, что близки. Но нам почему-то не хватило времени, чтобы понять, как сильно мы связаны, какая редкая удача нам выпала! Мы в буквальном и переносном смысле жили на разных планетах. Нужно было прорасти друг в друга, выдержать горечь разлук, побывать в местах, в которых мы побывали.

Он откинулся назад и закрыл глаза. Веки у него дрожали. Я терпеливо ждал.

— Однажды она сказала, что её бабушка с детства до самой смерти любила человека, который жил в доме напротив. У него была своя семья, а у неё своя. Их не разделял космос, расстояние, время. Просто иногда они встречались на улице и говорили о чём-то. Тогда я подумал: как это ужасно и бесконечно красиво одновременно. Понимаете? Бесконечно красиво.

— Вы должны были стать поэтом, а не учёным, — усмехнулся я. — И ещё: вы обещали «самую приятную часть истории», а я только и слышу, что о страданиях.

Йонг через силу улыбнулся, кивнул.

— Наша вторая встреча была совсем другой. И дело не в том, что всего за пару лет мы стали семейными людьми и родителями. Гейзер переменился. Туристический сезон закончился. На дворе стояла глубокая осень. Туманные улицы, кроваво-красные деревья, пустые театры, отели и рестораны. Ни уличных музыкантов, ни жужжания туристов. Только те же фонтаны, струящиеся влагой. Она и я.

Мы встретились за ужином. Она случайно сняла номер в той же гостинице, что и я. Вошла в зал, огляделась: а там кроме меня и клюющего носом официанта — никого. Охнула, быстро подошла и обняла меня. Мы стояли так долго, молча, и я думал, что умер, потому что на земле не бывает так хорошо.

Наши разговоры тоже стали другими. Мы реже шутили, но не от скуки — просто острее стали чувствовать неизбежность расставания.

Однажды утром она позвала меня прогуляться.

«Только сними с себя эту скобу» — попросила она, показав мне на ногу. Я носил тогда удобный экзоскелет на коленном суставе и думать не думал о боли. — «Мы поднимемся вон на тот холм. Видишь крест?»

«Шутишь? — изумился я. — Мне в жизни туда не дойти. Я с детства страдаю…»

«Пострадаешь ещё немного», — жестоко перебила она и пошла вверх с каким-то свёртком в руках.

Всю дорогу до вершины она трещала без умолку и развлекала меня историями. Я пыхтел, рубашка прилипла к спине, в ногу будто втыкали спицы, а ей хоть бы что! Наконец терпение моё кончилось. Я опёрся на ствол сосны и сказал: «Дальше я не пойду, прости».

Тогда она развернула свёрток и сказала: «Сложнее всего в самом конце пути. Это мой подарок, чтобы ты дошёл».

— Это была трость, — догадался я. Йонг кивнул, протянул мне прозрачную рукоять и на стержне я прочитал: «В ней твоя сила».

— Когда мы добрались до вершины, она прижалась к моему лицу щекой и прошептала: «Я хотела, Чи, чтобы ты понял: ты куда здоровее многих. Твою душу не успело подточить равнодушие. Если ты хочешь когда-нибудь быть со мной, ты должен стать сильнее, ты должен суметь прожить как можно дольше. Просто затем, чтобы дождаться этого момента». Я запомнил каждое её слово, потому что сам думал так же. Храм не строят на крови. Ни я, ни она не могли предать близких просто потому, что к нам нежданно пришло счастье. Поэтому время теперь было нашим лучшим другом, а терпение — главным оружием. Кто знает, как сложится жизнь? Возможно, когда-нибудь наших супругов не станет и мы сможем жить друг для друга…

— Ха! — я рассмеялся и громко хлопнул в ладоши. Йонг удивлённо посмотрел на меня.

— Что вас так рассмешило?

— Ваше лукавство и наивность.

— Мои… что?

— Сегодня вы сказали мне, что не берёте чужого. Как же так? Ведь у этой женщины был муж. И вы желали ему смерти. А она, наверное, желала смерти вашей Майе.

— Ничего подобного, — он побледнел. — Мы никогда…

— Вы сами сказали, что думали об их скорейшем устранении. История знает много примеров. От развода до отравления.

Йонг нахмурился.

— Вы погорячились, Омар! Убийства не по моей части. Развестись я не мог, потому что не хотел калечить жизнь детям. Между желаниями и действиями не всегда прямая связь.

Я и вправду погорячился. Лирическое настроение гостя почему-то начало меня раздражать.

— Ваши шансы дождаться чудесного избавления, — рассудил я, — увы, крайне малы. Мы живём в век комфорта и безопасности: все мы.

— Я знал, что одной надежды мало, — рассердился Йонг. — Потому и придумал сыворотку, которая предотвращает старение. Она предназначена только для неё и меня. В первую очередь для неё — это мой ответный подарок. Представляете, что значит старость для человека, любимое дело которого связано с искусством танца?

— А как же все остальные? Вы лишаете человечество способности существовать вечно, о которой мы мечтали тысячелетиями!

— Посмотрите вокруг! «В век комфорта и безопасности», — передразнил он меня, — люди несчастны, как никогда. Я калека с рождения, но живу и радуюсь каждому дню. Бессмертие — дар для тех, кто умеет находить смысл и счастье. Для всех остальных это проклятье. Но не волнуйтесь, Омар: если найдутся влюблённые вроде меня, я с радостью поделюсь секретом приготовления препарата.

Я посмотрел на него в упор.

— Никак не могу вас раскусить, Йонг. Вроде бы с виду трезвый человек, а всё у вас в жизни состоит из парадоксов. Любите одну женщину, а женитесь на другой. Хотите помочь миру, а помогаете только себе. Кажетесь честным учёным, а на деле обманываете естественные законы природы.

— Жизнь и есть сплошной парадокс, — ответил он задумчиво. — Иногда условная грань между любовью и дружбой размывается и мы не знаем, как назвать это чувство. Иногда то, что хорошо для мира, плохо для одного человека, и наоборот. И потом, не забудьте: я врач. Разве доктор не обманывает законы природы, смерть и саму судьбу, когда даёт пациенту лекарство? Разве безнадёжно влюбленный человек — не тяжело больной?

Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Нечто подобное я уже слышал из уст той, что когда-то была предназначена мне Распределителем. В голове моей назревал план. Неожиданный, дерзкий и справедливый. Я мог бы и не задавать последних вопросов, но захотелось пощекотать себе нервы:

— Вы всё повторяете: «она», «старая знакомая». Как на самом деле зовут вашу возлюбленную?

Йонг поморщился:

— Не хочу называть имя — это может её скомпрометировать. Она держит его в тайне, чтобы не надоедали журналисты и поклонники.

— Тогда, может быть, назовёте её сценический псевдоним?

— Зачем вам?

— Без имени она кажется мне какой-то безликой.

Он колебался, и тогда я использовал железный аргумент:

— Чи, дружище, ведь я вам жизнь спас.

Йонг вздохнул, произнёс глухо:

— Колибри. Её так прозвали после того, как она продержалась в зеркальном куполе больше двадцати минут.

Я удовлетворённо кивнул.

— Скажите, Чи, неужели она ничего не рассказывала вам про своего мужа?

— Мы почти никогда не обсуждали наших родных. Я даже имени его никогда не слышал.

— Ну хоть что-то вы должны были узнать?

— Как-то она упомянула, что он человек расчётливый и жестокий. Она сказала, что за короткие встречи со мной она расплачивается долгими месяцами с ним.

Он не видел, как моя рука сжалась в кулак, а на костяшках снова выступила кровь.

— Спасибо за откровенный рассказ, Чи.

— Не за что. Сказать по правде, я облегчил душу.

— Вы забыли поведать о том, как изобрели ваш чудесный препарат. Не зря же я слушал всю эту любовную сагу!

— Ах да, извините. Идея очень проста. Пока мои коллеги по цеху носились по всей галактике в поисках философского камня для эликсира вечной молодости, я работал в своей лаборатории на Эфире. Я остался там не только из-за нелюбви к космическим полётам, но и потому, что был уверен: секрет спрятан внутри нас. Мы ещё недостаточно хорошо изучили собственный организм.

Однажды вечером я затосковал по матери и поехал на её могилу. Я стоял под разросшимся столетним крокусом и вспоминал, как пытался найти для неё лекарство от рака — и не смог этого сделать. Прошло уже пять лет с того момента, как я пообещал себе создать препарат, отменяющий старение, и дело никак не сдвигалось с мёртвой точки. История повторялась. Любимая женщина по-прежнему была от меня далеко. Старость уже успела отметиться первыми морщинками на её лице, а мне тонкой кисточкой выбелила волоски на висках. Я проигрывал. Сел на камень у могилы и вдруг подушечками пальцев ощутил что-то шероховатое. Это рос накипной лишайник. Вы знаете что-нибудь о нём?

— Это растение часто встречается на скалах.

— Это потому, что лишайник очень неприхотлив. Он обходится без почвы, и ему нужно лишь немного влаги из воздуха. Только он не совсем растение: это гриб и водоросль, которые помогают друг другу выживать. Но ещё интереснее, что лишайник — один из самых долгоживущих организмов. Знаете, почему? Медленный рост…

Он оживился, и я на мгновение забыл о том, какая сила нас разделяет.

— Что такое рост? — увлечённо продолжал Йонг. — Деление клеток. Как появляется новая клетка? Только из предыдущей. Этот цикл бесконечен, пока мы растём и размножаемся. Но, увы, сам цикл, а не жизнь отдельно взятого существа. Клетка функционирует, образует другие клетки, а потом всё равно погибает. И это не случайность, а запрограммированный генами процесс распада. Ничто в организме не может противостоять этой силе. Кроме… раковой клетки. Знаете, как ведёт себя раковая клетка, Омар? Она мутирует, живёт и продолжает делиться, образуя опухоли, хотя давно должна была умереть. Вот ключ к разгадке! Смерть матери, разлука с любимой, годы ожидания вели меня к этому откровению: чтобы победить старение, нужно взять в союзники не учёный совет, а древнюю жестокую болезнь. Рак больше не будет моим врагом, он будет работать на меня сверхурочно.

— Но это безумие! — воскликнул я.

— Точно! — усмехнулся Йонг. — Именно поэтому моя идея сработала. Конечно, не сразу. Мне потребовалось провести тысячи анализов ДНК, прежде чем я обнаружил гены, отвечающие за клеточную смерть, и научился выключать их. Затем я долго ломал голову над тем, как наладить обмен веществ внутри таких клеток. Замедление метаболизма привело бы к смерти. Я должен был получить здоровую клетку, которая делится очень редко, не умирает, когда ей положено, и при этом не является раковой. Сложная задачка, скажу я вам. На последнем этапе я чуть не спятил: мне пришлось отбирать нужный белок из десяти тысяч возможных вариантов. И компьютер не мог мне в этом помочь. Всё приходилось делать вручную. Я нашёл его под номером 9879. Почти у самой вершины холма.

Йонг торжествующе хлопнул по подлокотникам.

— Постойте, — не понял я. — Когда вы успели протестировать препарат?

— У меня оставалось ещё целых десять лет для этого. Первую сыворотку я приготовил как раз к своему тридцатилетию. К сорока годам я должен был убедиться, что она действует и не разрушает здоровье.

— Но десяти лет мало, чтобы проверить эффективность препарата, который отменяет старение!

— Мало. Поэтому я тестировал сыворотку на организмах с самой непродолжительной жизнью. Сначала я заказал пантерного хамелеона со Старой Земли. Но он оказался неподходящим кандидатом. В дикой природе у этой рептилии есть всего год, чтобы насладиться джунглями Мадагаскара, и всё потому, что хамелеоны слишком часто спариваются. В одиночной камере мой Дон Жуан дотянул бы до четырёх лет, а это уже много.

Тогда я взялся за стрекоз, которых на Эфире пруд пруди. Самые стойкие из них живут по три месяца. Когда возраст тестируемых особей перевалил за год, я подумал о том, что их потомки слишком быстро заполняют вольер и впустил к ним хамелеона.

Были и другие животные: комнатные мухи, муравьиный трутень, гастротрих — червь, срок жизни которого три дня. Все они здравствуют и поныне.

Осталось проверить препарат на млекопитающих, и я позвал в гости домовых мышей. Не знаю, почему я не начал именно с них, ведь продолжительность жизни большинства этих зверьков около года.

Для верности я обустроил их вольеры в точности, как в дикой природе, и подождал самую малость: лет восемь.

Потомки всех тестируемых животных не наследовали долголетия родителей и вообще не показывали каких-либо отклонений от нормы. Но с мышами меня ждал сюрприз: примерно половина особей, которым я ввёл «эликсир молодости», сделались бесплодными.

— Вот как! — вырвалось у меня.

— Удивляться нечему, Омар. За большое открытие всегда нужно платить высокую цену.

— Хорошо. Допустим, все ваши зверушки не стареют. А что, если с человеком будет иначе?

— Не будет.

— Доказательства…

— Доказательство перед вами.

Я взглянул на него и обмер: тогда на тропе, смертельно бледный, он мне показался ровесником, но только сейчас я понял, что он гораздо моложе. Что же сбило меня с толку? Дымка седины в волосах, лицо, на котором запечатлелся след страданий?

— Сколько вам лет на самом деле?

— Столько, сколько и вам: сорок. Но мой биологический возраст остановился на тридцати одном годе. Я применил препарат на себе до эксперимента на мышах. Не было времени ждать.

— Это значит, вы… Ну…

— Не знаю. Не проверял.

— А как же ваша подруга? Неужели она согласится принять лекарство, пусть даже от старости, которое может сделать её бесплодной?

— Она уже не девочка, Омар, и у неё, конечно, будет выбор. Но если она согласится, нам будет хорошо вдвоём: с детьми или без них.

«Так вот что ты удумал! Пережить меня хочешь», — я поднялся, протянул ему руку.

— Если что, наше предложение в силе. Я всё ещё готов купить препарат.

Он отрицательно покачал головой.

— Ну, тогда отправляемся спать!

— Хорошо, мне нужно написать письмо, и я лягу. Дадите мне бумагу и ручку?

Ночью я мог убить его. Мне ничего не стоило снять со стены старый охотничий нож и перерезать ему, мирно спящему, горло. Я много раз проделывал этот трюк на баранах. Но, во-первых, я не хотел делать это в своём доме. Во-вторых, меня бы легко вычислили — останки его аэроскутера лежали у тропы, ведущей к плато Ветров, а в поселении никого, кроме меня, не было. В-третьих, он всё ещё оставался моим гостем. Отец всегда говорил, что убийство гостя — худший из грехов.

Так я и сидел напротив его постели, думая: какая месть окупит сполна двадцать лет семейной жизни, пропитанной ложью, изменой и коварством?

С господином Чи всё было ясно. Он знал, на что шёл, и поэтому завтра умрёт. Самое замечательное в моём плане то, что он сделает это сам — мне не придётся марать руки.

Что касается его «старой знакомой» — тут есть над чем подумать. Я могу быть милосердным и, незаметно устранив Йонга, жить с ней прежней жизнью. Могу отвести душу и избить её, потребовав всех признаний. Наконец, я могу умертвить её, но зачем мне проводить остаток жизни в тюрьме? Есть вариант, достойный моих страданий: когда она вернётся домой, я сделаю ей во сне волшебный укол. Она будет долго-долго жить, ждать своего Чи, смотреть, как я становлюсь сварливым стариком и удивляться, что совсем не меняется. А лет через сто до неё дойдёт, что она потеряла всех, кого любила, и осталась одна. Вот тогда бессмертие станет самым страшным наказанием!

Этой ночью я не спал. Ждал нужного часа.

Я поднялся затемно, подошёл к моему гостю и потряс за плечо.

— Что такое, Омар? Мы едем в Азур? К ней?

Я покачал головой и сказал:

— Вставайте, Чинако. Я должен вам кое-что показать.

Он выглядел сонным и жалким, начал дрожать, едва мы вышли во двор.

— У меня плохое предчувствие, Омар. Не томите.

— Сейчас…

На плато Ветров прямо за моим домом есть одна достопримечательность: каменный крест, стоящий на краю обрыва. Местные горняки рассказывали, что это захоронение ещё первых переселенцев. Когда я покупал здесь участок, то решил не разрушать чужую могилу.

Йонг остановился, едва завидев крест.

— Куда мы идём?

— Мы уже пришли.

— Что это?

В глазах его застыл ужас, как тогда, на тропе, где я нашёл его.

— Чи, мне очень жаль. Я и представить не мог, что вы знакомы. Только сегодня ночью до меня дошло: да он же рассказывает о моей сестре!

Йонг часто заморгал, словно ослеп.

— Зачем вы меня сюда привели?

Я взял его за плечи и произнёс, чеканя каждое слово:

— Вы не слушаете меня, Чинако. Это могила женщины, которую вы ищете. Она моя сестра, понимаете? Ника рассказывала вам обо мне?

Его трясло, взгляд стал туманным, но как только он услышал её имя, в глазах вспыхнул прежний огонь.

— Откуда вы знаете её имя?

— Ещё раз повторяю — я её старший брат. Мы вместе росли на Старой Земле.

— Она… Она как-то упоминала о вас. Говорила, что разница в возрасте у вас небольшая.

Кажется, клёв пошёл, — подумал я.

— Точно. Она приехала ко мне несколько недель назад. Сказала, что они с мужем сильно поругались, и попросилась остаться. Она сильно простудилась в горах, всё время кашляла. Мы думали, всё пройдёт, но у неё начался отёк лёгких. Утром я проснулся, а она не дышит…

Йонг как пьяный пошёл к кресту, споткнулся о камень, еле устоял на ногах. Я произнёс, глядя ему в спину:

— Мне правда жаль. Я любил её так же, как вы. Всего неделю назад я похоронил её, а потом нашёл на тропе вас.

Йонг что-то прошептал, но я разобрал только: «…напрасно». Затем он повернулся ко мне и произнёс:

— Мне нужны доказательства, что это её могила.

— Какие же тут могут быть доказательства? Вам принести лопату?

Он покачал головой, кусая губы.

— Её настоящее имя Ника Коваль, — начал я. — Это её девичья фамилия. Моя тоже, но я изменил её на «Абу», так было лучше для бизнеса. На подбородке у Ники был тоненький шрам — это я когда-то по неосторожности попал в неё бумерангом. Она всегда была бойкой и упрямой, гнула свою линию. С детства её интересовали только танцы. Я мог бы ещё много чего рассказать о ней. Но это вам скажет больше…

Я извлёк из кармана резную брошь, которую заранее прихватил из её комнаты. Украшение было сделано из того же прозрачного камня, что и рукоять его трости. Жена однажды привезла эту брошь с Гейзера — кто знает, может, это был ещё один подарок Йонга?

План сработал. Ещё мгновение — и я увидел, как любовник моей жены согнулся и упал. Какое-то время он беззвучно плакал, раскрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Потом его рыдания стали похожи на рёв раненого зверя. Странно, но мне стало жаль его. Я подошёл и положил руку ему на спину. На секунду я даже усомнился: стоит ли наносить решающий удар? Но как только я вспомнил, что моя жена предпочла этого бесплодного калеку мне…

Теперь важно было каждое слово.

— Крепитесь, Чи.

Он медленно разогнулся, сделал глубокий вдох. Его лицо ничего не выражало. В глазах — пустота.

— Вы не понимаете, мне больше незачем жить.

— Так только кажется. Дома вас ждёт жена, любимая работа…

Он разъярённо замахал руками, разбрасывая снег вокруг. Затем успокоился, зачерпнул пригоршню, умылся.

— Странно складываются человеческие судьбы, — заметил я. — Кто-то приезжает на Голем, чтобы посмотреть на пик Смельчака и почувствовать счастье в горах. А кто-то находится у подножия самой высокой горы на планете и глубоко несчастен.

Йонг оживился.

— Так это правду говорят о Смельчаке?

— Что именно?

— На рассвете он розовеет из-за того, что накаляется изнутри. Всё живое мгновенно сгорает на его поверхности.

Я кивнул.

— Местные племена, что жили здесь до землян, отправляли на пик тяжелобольных, чтобы избавить их от страданий. Чи! Куда вы?

Он уже не слушал меня. В сумерках покачивалась его фигура, опирающаяся на трость. Направление Йонг взял верное: склон, по которому никто не ходит, потому что он ведёт к пику Смельчака.

Я полной грудью вдохнул морозный воздух. Погода опять портилась. С востока надвигались тучи. Пошёл мелкий снежок. Медленно приближался рассвет.

Откуда-то сверху послышался странный рокот. Я поднял глаза и увидел космолёт, выбирающий место для посадки. Только не сейчас! Впрочем, Йонг ушёл достаточно далеко.

Небольшое судно, которое обычно используют для перевозки пассажиров в горах, приземлилось посреди плато.

Спустился трап, от силуэта корабля отделилась женская фигура.

Ника. Я не был готов к такому скорому её появлению. Ничего — будем импровизировать.

— В кои-то веки ты решил встретить меня лично? — бросила она на ходу. Вид у неё был взволнованный, волосы рассыпались по плечам и спутались. Снежинки мерцающими огоньками оседали на локонах.

Я внезапно понял, что жутко соскучился по ней. Неужели она принадлежала мне все эти годы? Пускай даже был этот Йонг — она всё равно осталась со мной.

— Давай возьму сумку.

— Я сама. Там только форма.

— Ты не предупредила, что приедешь. Сколько ты заплатила за личный космолёт с инструктором?

— Не ждал меня? — ответила она вопросом на вопрос и с тревогой посмотрела вдаль. Йонг давно уже должен был исчезнуть за первой возвышенностью, но за ней начиналась следующая. Снегопад пока не усилился, и на склоне можно было заметить крохотную фигурку человека.

— Кто это там?

— Ещё один безумный турист. Решил подойти к Смельчаку максимально близко.

— Ты предупредил, что это смертельно опасно?

— Сотню раз ему объяснял, но ты же знаешь, какие они упёртые!

Она рассеянно огляделась.

— Ты сама не своя. Что-то случилось?

— Нет, ничего, просто дурное предчувствие. Встала посреди ночи и поняла, что мне нужно домой.

Она не лгала и, похоже, абсолютно ни о чём не дога

...