«Ваша светлость, спешу ответить на Ваше послание со всей почтительностью… Короче, дружище, к черту политесы. Письмо твое получил. Отвечу по делу: привози своих спиногрызов ко мне в школу, если тебе родных князенышей не жалко. Только измени им рожи! А то кто-нибудь решит, что моя помойка стала приличным местом, раз сюда княжеских сынков отдают. За сим… всю остальную дрянь, что твой милости хочется увидеть в конце письма, можешь сам дописать.
Аластер не был уверен, что Император обрадуется этой картине. Она, конечно, была живой и поэтому доносила свой смысл так, будто рассказывала его на ухо. Вот только, что это был за смысл? Картина впервые нашептала ему, что слова «белый», «храм» и «зло» могут стоять рядом.
— Вот, а раньше практически каждая картина умела быть живой, и не только картины — песни, книги, танцы, все имело душу и рассказывало о себе на своем языке. А потом…
Аластер впервые понял, что хотела сказать Элизавет. Вероятно, потом люди стали другими и разучились делать картины живыми.