автордың кітабын онлайн тегін оқу Мой друг Перси, Буффало Билл и я
Ульф Старк
ULF STARK
МОЙ ДРУГ ПЕРСИ, БУФФАЛО БИЛЛ И Я
MIN VÄN PERCY, BUFFALO BILL OCH JAG
Перевод со шведского Ольги Мяэотс
Иллюстрации Марии Патрушевой
Москва
Самокат
Информация от издательства
Литературно-художественное электронное издание
Серия «Лучшая новая книжка»
Для среднего школьного возраста
В соответствии с Федеральным законом № 436 от 29 декабря 2010 года маркируется знаком 6+
Что может быть лучше летних каникул, проведенных вместе с другом? Десятилетние Ульф и Перси строят хижину, купаются в море, играют в индейцев, помогают приятелю собирать жуков и читают книгу про Буффало Билла, знаменитого охотника на бизонов с Дикого Запада. Перси неожиданным образом удается расположить к себе всю семью, даже сердитого дедушку Ульфа. И всех приятелей друга. Даже девочку Пию, в которую Ульф безнадежно влюблен! Выдержит ли дружба мальчиков такие испытания?
Ульф Старк – классик шведской детской литературы, лауреат Немецкой международной детской литературной премии 1994 г., Шведской национальной Августовской премии 1996 г., автор повестей «Чудаки и зануды», «Пусть танцуют белые медведи», «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?». «Мой друг Перси, Буффало Билл и я» – одна из самых известных его книг (в 2005 году была экранизирована) – впервые выходит на русском языке!
Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с письменного согласия издательства.
| © Ulf Stark, 2004 NFirst published by Bonnier Carlsen Bokförlag, Stockholm, Sweden © Мяэотс О.Н., перевод, 2013 |
|
| ISBN 978-5-91759-421-7 |
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2015 |
МОЙ ДРУГ ПЕРСИ,
БУФФАЛО БИЛЛ
И Я
— А я что говорю? — крикнул дед. — Объедаться не надо на ночь. Где это видано, чтоб в спальне лошади были?
ДИЛАН ТОМАС. Портрет художника в щенячестве
(Перевод Е. Суриц)
Глава 1
Я становлюсь кровным братом
Бывают дни, от которых ждешь чего-то особенного.
Вот и этого дня мы ждали почти год. В окно класса светило солнце. Оно блестело веселыми бликами на наших приглаженных мокрыми расческами макушках и на красном яблоке, которое Анн-Кристин положила на учительский стол. Мы уже привели в порядок парты. Вот-вот начнутся летние каникулы. Жизнь казалась нам прекрасной, и хотелось думать только о хорошем.
О чем?
Ну, я вспоминал Классе, Пию, моего сварливого толстого дедушку. Запах крапивы. А еще думал о том, как здорово будет нырнуть в шелестящие волны, разбегающиеся от кораблей. Но тут мой приятель Перси хлопнул меня по плечу и сунул в руку смятую бумажку.
«Как начнется песня — линяем!» — было написано в записке.
Тем временем учительница подошла к фисгармонии и предложила:
— А теперь давайте споем.
Ее звали Мэрта Линдквист, она замещала нашу классную руководительницу. У нее были красные накрашенные губы, красные туфли и узкий красный пояс из настоящей пластмассы. При каждом движении ее желтое платье колыхалось, словно пшеничное поле на ветру. От учительницы пахло ландышами. А стоило ей улыбнуться, как и наши родители тоже заулыбались — такая у нее была заразительная улыбка.
— Давайте споем все вместе, — сказала она.
И заиграла самую красивую песню, какую знала, — «Когда поле колышется на ветру». Но я лишь слегка шевелил губами: не хотел портить всем настроение. Да и не я один. Многие тоже только рот открывали. А вот моя мама пела громко и с переливами.
Я подмигнул Перси: пора сваливать. Маме это, конечно, не понравится. Но чего она так распелась?
— Эй, куда это вы? — спросила учительница.
— Хотим поскорее начать каникулы — не можем больше ждать, — объяснил Перси.
— Хорошего вам лета! — пожелал я.
— И вам, — кивнула учительница. — До осени!
По пути к двери Перси прихватил со стола яблоко.
Мы промчались по коридору, распахнули школьную дверь, и нас тут же ослепило солнце, оглушил щебет невидимых птиц и обняло бескрайнее небо.
«Наконец-то дождался!» — обрадовался я.
Мы побежали к трамплину, уселись на самой верхотуре — там, где зимой прыгуны ждут своей очереди, чтобы слететь вниз на широких лыжах. Теплый ветерок гудел в перилах и трепал наши праздничные прически. Мы запихнули парадные галстуки в карманы брюк, сняли ботинки и носки: пусть и у пальцев ног начнутся каникулы.
Перочинным ножиком Перси разрезал яблоко, которое стянул в школе, пополам, точно, как мог. И большую половинку взял себе.
— Ну, какие планы на лето? — поинтересовался он.
— Поеду на остров. Я каждое лето туда езжу.
— И что ты там делаешь?
— Да всё что угодно. А у тебя какие планы?
Перси не ответил. Он наморщил лоб, выплюнул яблочные косточки, а потом отвернулся и стал смотреть на скотобойню. Что-то ему явно не давало покоя. Он провел пальцем по лезвию, словно проверяя, острое ли, и улыбнулся:
— Мы ведь тыщу лет друг дружку знаем, так?
— Так.
— Сколько уже набежало?
— Три года.
— Вот! Три года. Пора нам стать кровными братьями.
— А как это — кровными братьями? — спросил я.
И Перси растолковал мне, как.
— Мы должны порезать себе пальцы, а кровь смешать, — объяснил он. — Хорошо, что я прихватил с собой перочинный ножик.
Он отер грязное лезвие о брюки. И тут я вдруг вспомнил, как мне брали анализ крови. Приятного было мало.
— Это ты, конечно, здорово придумал. Но можно ведь и инфекцию занести, — засомневался я. — А от заражения крови умрешь в два счета.
Мой отец был зубным врачом, и я наслушался от него о всяких бактериях.
— Верно. Но если сперва раскалить лезвие на огне — ничего не будет.
Что я мог возразить? Перси всегда таскал в кармане спичечный коробок. Он чиркнул спичкой и подержал нож над пламенем, пока лезвие не почернело от копоти. А потом сделал узкий надрез — сначала на своем пальце, а потом на моем. Больно. Но и торжественно. Мне даже понравилось.
— Ну, дело сделано, — объявил Перси. — Теперь мы — кровные братья. Понимаешь, что это значит?
— Нет, — признался я.
— Это значит, что теперь мы должны отправиться на остров вдвоем, — растолковал Перси. — У меня острова нет, так что придется ехать к тебе.
Я не знал, радоваться мне или нет. Конечно, Перси — мой лучший друг. Но на острове у меня полно приятелей: Классе и Бенке, Данне и Леффе. А еще Пия. Может, они и не примут его в компанию. Да и родители вряд ли согласятся. А уж мой брат Ян точно будет не в восторге.
Про дедушку и говорить нечего: он наверняка не обрадуется появлению еще одного мальчишки в доме.
Ему и нас с братом хватает.
Он не любит детей.
Как, впрочем, и взрослых, и животных тоже.
— Ну не знаю, — промямлил я. — Дедушка и без того вечно злой как черт.
— Не беда, — успокоил меня Перси. — Не боюсь я его. Зато побываю на острове.
— Обещаешь дедушку не злить?
— Ты же меня знаешь!
Я-то его знал… Это меня и тревожило. Перси был способен вывести из себя кого угодно. Но как я мог сказать «нет» своему новоявленному кровному брату!
— Только ты приезжай попозже, — попросил я. — Чтобы я успел всех подготовить.
— Когда?
— Двенадцатого июня. Как раз на мой день рождения.
Перси на радостях так меня обнял, что мы упали и покатились вниз с трамплина.
— Заранее поздравляю! — прокричал он.
Когда я пришел домой, паленым пахло уже с порога. Мама была не в духе.
— Как ты посмел сбежать до окончания церемонии! — напустилась она на меня. — Как ты только до такого додумался? Полюбуйся: из-за тебя у меня всё подгорело! Что на тебя нашло?
— Мне по-маленькому приспичило, — соврал я.
— И Перси тоже?
— Ага.
По дороге домой я предусмотрительно сорвал ветку шиповника в саду у тети Ульсон. Я вручил ее маме, чтобы разрядить обстановку. И улыбнулся своей самой кроткой улыбкой.
— Это тебе, мамочка.
— Спасибо. И всё же помни: воспитанные дети так не поступают. Не забывай, что твой папа — зубной врач.
— Ой, я и правда об этом не подумал! — потупился я. Обычно это помогало.
— Посмотри: новые брюки в крови! — сказала мама, но уже гораздо спокойнее.
— Это я за колючку зацепился, когда шиповник срывал.
— Ну ладно. Брошу в стиральную машину. Пожалуй, ты слишком много времени проводишь с этим Перси. Конечно, он славный мальчик. В глубине души. Но вечно его на проказы тянет. Хорошо, что мы уезжаем к дедушке, — поживете немного врозь. Верно?
— В общем, да.
— Знаешь, давай не будем ничего рассказывать папе, — решила мама.
— Угу, — согласился я.
И не рассказал о том, что пригласил Перси на остров.
Поэтому папа весь вечер был в прекрасном настроении. Радовался, что мы скоро отправимся к бабушке и дедушке. Папа любил уезжать от забот. Он уплетал тушеную капусту и даже не заметил, что мясо пригорело. Он улыбнулся моему брату, который как раз подкинул мне в тарелку козявку.
— Скоро мы заживем в тишине и покое, и нас не будут заботить коровьи надои, — пошутил папа.
Но никто не засмеялся.
Глава 2
Я купаюсь прямо в одежде
До отъезда я так и не смог сказать родителям о том, что пригласил Перси. Мы все были заняты сборами.
Я сунул в сумку кусок сыра, оставшийся в холодильнике, альбом для рисования и финский ножик. Мой брат взял с собой пачку комиксов о Супермене и Фантомасе. У мамы набралось вещей на две сумки и большой сундук, а папа добавил ко всему этому свою трубку.
— Ну что ж, поехали, — сказал он.
Мы отправились в путь на своей собственной лодке. Она называлась «Претто». С двумя мачтами — чтобы можно было поднять парус, если вдруг заглохнет мотор. Я почти не вылезал из маленькой каюты на корме. Я съел сыр, а потом прижался лбом к дрожащему полу. Только так я мог не думать о том, что меня укачивает.
Еще я попробовал вспомнить Пию.
Достал альбом и написал крупно: «Пия». Мне чуть-чуть полегчало. Только вот как она выглядит? Я вспомнил, что у нее темные волосы и красивая фигура. А губы, нос, глаза? Как может нравиться девочка, если ты даже не помнишь ее лица?
У меня получился портрет без носа, глаз и рта. Подбородок вышел совсем не похоже. Я нарисовал один глаз и тут же стер. Даже брови не удались.
— Черт, — пробормотал я еле слышно.
Потом я попробовал вспомнить, как она смеется. Это оказалось полегче. У Пии был такой хрипловатый щекочущий смех. По крайней мере, так мне казалось прошлым летом. Интересно, а какой он в этом году?
Тут Ян открыл люк и спрыгнул прямо на мой рисунок.
— Красота! — похвалил он.
— Не мог постучать, прежде чем вламываться?
— Ах, извините-извините, — съязвил брат.
Он выудил из сумки комикс про Фантомаса и снова вылез на солнце.
Вскоре и я вышел на палубу, сложил из своего рисунка самолетик и пустил его по ветру. Сделав красивый вираж, он спикировал и заскользил по воде, словно чайка, совершившая вынужденную посадку.
Папа стоял у штурвала и радостно насвистывал. Белую моряцкую фуражку он сдвинул чуть-чуть набекрень. Настроение у него было отличное, как всегда, когда мы уезжали из города. Он насвистывал «У меня ни гроша в кармане, я свободен как птица» и курил трубку. Мелодия вылетала, словно колечки дыма. Папа, прищурившись, поглядывал на воду и кивал островкам и шхерам, мимо которых мы проходили.
Мама сидела на корме и вязала свитер. Ян уткнулся в свои комиксы. Папа терпеть не мог комиксы, но ничего ему не говорил. Ведь мы плыли на остров! Я зажмурился и старался не думать о том, что творится у меня в желудке.
— Погляди-ка налево, Ульф, что ты там видишь? — спросил папа.
Я, конечно, посмотрел не в ту сторону. Несколько чаек ныряли в воду у мостков. Из летней уборной вышел какой-то дядька.
— Ничего особенного.
— Вечно ты путаешь лево и право! Неужели трудно запомнить? — рассердился папа.
— Так уж выходит, — ответил я.
Если бы я посмотрел туда, куда он указывал, то увидел бы маяк. Каждый год, проходя мимо этого места, мы устраивали перекус. Здесь была ровно половина пути. Мама достала пакет с едой: молоко и бутерброды с колбасой и огурцами.
— Здорово, да? — сказал папа.
Он отпустил штурвал, чтобы погладить маму по щеке и достать бутерброд.
— Что именно? — спросила мама.
— Да всё!
Папа хотел сказать: здорово сбежать на время из зубного кабинета, от ежедневных забот, забыть о медсестре, которая вечно так завинчивает краны, что прокладки летят.
Хорошо пожить тихо и мирно — вот что он имел в виду.
— Да, здорово, — согласилась мама.
— Спой что-нибудь? — попросил папа.
— Мы же едим, — отмахнулась она.
Но тоже улыбнулась, хотя она и не радовалась так, как папа. Я решил, что настал подходящий момент рассказать им о Перси.
— Я хочу вам кое-что сказать, — начал я.
— Что-то приятное? — спросила мама.
— В общем, да.
— Что же? — заинтересовался папа.
Но тут Ян оторвался от своих комиксов.
— Он хочет сказать, что влюбился в Пию и собирается на ней жениться! В церкви Стурчюркан.
— Ну и придурок же ты! — завопил я и плеснул в него молоком.
В другой бы день папа страшно рассердился. Но теперь мы плыли на остров, так что когда Ян, весь мокрый, ринулся на меня с кулаками, папа просто удержал его.
— Не дразнись, Ян. Чувства — вещь чувствительная. А ты, Ульф, не обзывайся, — сказал папа, повернувшись ко мне. — И почисти хорошенько зубы на ночь. Два раза. Прекратите вечно ссориться, мальчики! Хочешь еще молока?
Нет, спасибо. Меня и так подташнивало.
— Что ты хотел сказать, Ульф? — напомнила мама.
— Так, ничего особенного, — ответил я и повернулся к папе. — Неужели нельзя идти побыстрее?
Папа вел лодку со скоростью не больше семи узлов в час. Всегда. Он считал, что так мы наслаждаемся видом окрестностей. Да и горючего уходит меньше.
Я снова уполз в каюту и приложил лоб к полу.
Папа дал три долгих гудка и один короткий. Значит, прибыли. Я поднялся наверх. Дом дедушки и бабушки красовался на вершине горы и был похож на большое безе. Дедушка сам его построил — две башенки, терраса и балкон, где теперь стояла бабушка и махала нам тряпкой для вытирания пыли. Дедушка, как обычно, работал в саду, выкапывал из земли большущие камни. Когда наша лодка протарахтела мимо, он вскинул лопату в знак приветствия.
Он даже поднял флаг в честь нашего приезда.
— Тишина и покой. Наконец-то начнется блаженный отдых! — воскликнул папа, когда мы пристали к причалу в бухте. Ян спустил якорь.
— Не очень-то на это рассчитывай, — предупредила мама.
— Я, во всяком случае, сидеть сиднем не собираюсь, — заявил я.
Похоже, природа тоже не знала покоя. Над нашими головами горланили тучи чаек и крачек. А на другом берегу на скале, выдававшейся в море, стояла Пия и чистила щуку.
— А вон и твоя любовь, — сказал Ян и украдкой ущипнул меня за ногу.
— Да плевать мне на нее, — прошипел я.
Но всё же не удержался и посмотрел — на ее губы, глаза, нос, подбородок и красный купальник. Да, точно, вот она какая. Немного подросла за год, но такая же красивая. Пия подняла пойманную рыбину и помахала ей в воздухе.
— Привет, Уффе! — крикнула она. — Приходи на пирс купаться.
— Ну не знаю. Мне сперва надо с Классе встретиться, — ответил я. Рядом стоял мой брат и всё слушал.
— Ладно, — сказала она и опустила щуку.
Папа, отдуваясь, вытащил сундук из носовой каюты.
— Вот это улов! Какая огромная! — похвалил он.
— Да в ней лишь чуть больше двух кило. Я ее выловила у пароходного причала, — ответила Пия и продолжила чистить рыбу.
Совместными усилиями мы выгрузили сундук на причал.
— Пойду за тележкой, — сказал папа. — А вы пока выносите всё остальное.
Дедушка, как всегда, оставил тележку под ольхой у водокачки, чтобы нам не тащиться за ней к дому.
Я шел по палубе, в руках у меня был ящик с резиновыми сапогами, зонтами и плащами. И вдруг я вспомнил смех Пии. Интересно, остался ли он таким же, как в прошлом году? Задумавшись, я споткнулся о веревку, выронил ящик и, взмахнув руками, с громким плеском рухнул в воду.
Море оказалось теплее, чем я ожидал.
Выплыв, сквозь крик чаек я услышал смех Пии. Он был такой же хрипловатый, вольный и разудалый, как и прежде.
— Растяпа! — прошипел Янне.
Я ничего ему не ответил. Только улыбнулся, выплюнул воду и откашлялся.
— Что там у вас стряслось? — крикнул папа.
— Да ничего особенного. Просто Уффе выбросил за борт резиновые сапоги и плащи, — ответил брат.
— О господи! — охнул папа.
Глава 3
Я встречаюсь с дедушкой, гусеницами и Классе
Тяжело пыхтя, папа тянул нагруженную тележку. В самом низу лежал сундук с сокровищами — алюминиевый с черным железным кантом. В нем была наша одежда и простыни, а еще кухонный комбайн, тетрадь с мамиными лучшими рецептами и папин французский детектив — чтобы ему было что читать на отдыхе. Поверх сундука мы положили гамак и навалили коробки со всякой всячиной, без которой на острове не прожить.
— Ну-ка, взялись дружно, мальчики! — кричал папа. — Раз-два!
Ухватившись за ручку, он тянул тележку вперед. А мы с Яном подталкивали сзади. Папа то и дело останавливался и утирал пот со лба своей моряцкой фуражкой. Его нейлоновая рубашка намокла от пота. Подъем к дому был крутой. Тут и там на тропинке торчали острые камни.
— Проклятущая дорога! — бормотал папа.
— Что ты сказал? — спросил дедушка. Это он проложил дорожку.
Он стоял наверху, спиной к солнцу. Его тень накрыла нас. Она была длинная, черная и мускулистая — ну, прямо точь-в-точь как тот кочегар, которого дед нокаутировал однажды во время плавания через Атлантику.
Сам-то дедушка был приземистый и толстый, и нос у него был бугристый.
— Ну, вот мы и прибыли, — объявил папа.
— Может, зрение у меня уже и не такое, как прежде, но я не слепой, — буркнул дедушка.
— Здравствуйте, дядя, — сказала мама. Она его так называла.
Дедушка приподнял серую фетровую шляпу, и солнце осветило его блестящую лысину. Он кивнул. Сначала маме, потом всем остальным.
— И вам здрасьте, — отвечал он.
Он так говорил — «здрасьте», «добрутро». На этом церемонии закончились. Дедушка снова надел шляпу.
— Что это вы тащите? — гаркнул он, указывая на нашу поклажу. — Вы что, привезли с собой пол-Стокгольма?
— Тут только самое необходимое, — отвечала мама.
...
