Загадки древних цивилизаций, сказочные сокровища царских гробниц, ловушки, опасности и проклятия, подстерегающие дерзких первооткрывателей, рискнувших извлечь из небытия храмы забытых богов… Звучит как тизер к приключенческому фильму. Однако задолго до того, как на широкие экраны вырвались Индиана Джонс и Лара Крофт, археология перестала быть пыльной наукой, интересной только ученым мужам. Произошло это в том числе и благодаря книге, которую вы держите в руках.
Впервые увидев свет в 1949 году, научно-популярный «роман археологии» Курта Церама был переведен более чем на 28 языков и вышел общим тиражом более 10 миллионов экземпляров. Написанная легко и увлекательно, эта книга заразила интересом к истории и археологии не одно поколение школьников Советского Союза и Восточной Европы, соперничая в популярности с романами Жюля Верна и Стивенсона. Потому что реальная история археологических открытий поражает воображение не меньше, чем приключения вымышленных персонажей.
Книга делится на четыре части. «Книга статуй» рассказывает о зарождении археологии в связи с раскопками Помпеев, открытии Трои и Микен, подтвердившем гипотезу Генриха Шлимана о том, что «Илиада» Гомера является достоверным историческим источником. Следующие части посвящены раскрытию тайн древних цивилизаций Египта («Книга пирамид»), Месопотамии («Книга башен») и Мезоамерики («Книга ступеней»).
В оформлении использованы иллюстрации из оригинального издания.
Впервые увидев свет в 1949 году, научно-популярный «роман археологии» Курта Церама был переведен более чем на 28 языков и вышел общим тиражом более 10 миллионов экземпляров. Написанная легко и увлекательно, эта книга заразила интересом к истории и археологии не одно поколение школьников Советского Союза и Восточной Европы, соперничая в популярности с романами Жюля Верна и Стивенсона. Потому что реальная история археологических открытий поражает воображение не меньше, чем приключения вымышленных персонажей.
Книга делится на четыре части. «Книга статуй» рассказывает о зарождении археологии в связи с раскопками Помпеев, открытии Трои и Микен, подтвердившем гипотезу Генриха Шлимана о том, что «Илиада» Гомера является достоверным историческим источником. Следующие части посвящены раскрытию тайн древних цивилизаций Египта («Книга пирамид»), Месопотамии («Книга башен») и Мезоамерики («Книга ступеней»).
В оформлении использованы иллюстрации из оригинального издания.
Жас шектеулері: 16+
Құқық иегері: Издательство АЗБУКА
Баспа: Издательство АЗБУКА
Аудармашы: Анатолий Варшавский
Қағаз беттер: 630
Пікірлер7
👍Ұсынамын
Увлекательно для тех, кто интересуется археологией/историей древних цивилизаций
Действительно археологический роман! Очень увлекательно про основные археологические открытия древних цивилизаций
Дәйексөздер262
Катастрофа разразилась ранним утром обычного солнечного дня. Однако городам суждено было погибнуть по-разному.
Когда он, возвратившись назад, захотел посмотреть, каковы успехи Кезервуда, его глазам представилась странная картина. Художник стоял перед той самой стелой, которую они обнаружили первой; около него валялись бесчисленные листы бумаги. Чуть ли не по щиколотку в болоте, забрызганный с ног до головы грязью, надев из-за москитов, которых здесь была тьма-тьмущая, перчатки и закутав лицо, так что неприкрытыми оставались только глаза, он работал с сосредоточенной настойчивостью человека, решившего во что бы то ни стало, любой ценой преодолеть препятствия.
Кезервуд, один из последних великих рисовальщиков, творческая манера которых в какой-то мере отразилась еще в английских гравюрах начала XX века, заглохнув затем в формалистических экспериментах, очутился перед задачей, разрешить которую, казалось, был не в силах.
Дело в том, что мир образов, с которыми он столкнулся, нисколько не походил на все то, с чем ему приходилось встречаться до сих пор. Этот мир был настолько далек от европейских представлений, символов, идей, что карандаш буквально отказывался повиноваться. Не удавалось соблюсти пропорции, углы сдвигались, и даже камера-клара [141] — обычное в те годы вспомогательное средство — не позволяла Кезервуду добиться результатов, которые хотя бы в какой-то степени удовлетворили его.
Поди разбери, что там, собственно, такое — орнамент или какая-нибудь часть человеческой фигуры? А вот здесь — глаз, солнце или просто какое-то символическое изображение? А вот это? Голова животного? Допустим. Но где же водились такие звери? Плодом чьей фантазии явились эти ужасные морды? На какой почве возникли столь причудливые представления?
Кезервуд, один из последних великих рисовальщиков, творческая манера которых в какой-то мере отразилась еще в английских гравюрах начала XX века, заглохнув затем в формалистических экспериментах, очутился перед задачей, разрешить которую, казалось, был не в силах.
Дело в том, что мир образов, с которыми он столкнулся, нисколько не походил на все то, с чем ему приходилось встречаться до сих пор. Этот мир был настолько далек от европейских представлений, символов, идей, что карандаш буквально отказывался повиноваться. Не удавалось соблюсти пропорции, углы сдвигались, и даже камера-клара [141] — обычное в те годы вспомогательное средство — не позволяла Кезервуду добиться результатов, которые хотя бы в какой-то степени удовлетворили его.
Поди разбери, что там, собственно, такое — орнамент или какая-нибудь часть человеческой фигуры? А вот здесь — глаз, солнце или просто какое-то символическое изображение? А вот это? Голова животного? Допустим. Но где же водились такие звери? Плодом чьей фантазии явились эти ужасные морды? На какой почве возникли столь причудливые представления?
При нынешнем состоянии наших знаний мы можем с уверенностью сказать только одно: единственное примечательное событие его жизни заключалось в том, что он умер и был похоронен
