Натали Смит
Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах

Издательство Крафтовая литература

Цугцванг

Осенью небо все ближе, все ниже, почти падает на купол зонта, стекает мутными слезами, будто оплакивает.

Я стояла под дождем, смотрела на Казанский собор и… нет, не плакала, думала.

Смерть — дело одинокое. Сказал писатель, доказал Кощей.

«Ты уже умирала, Яга? Знаешь, он запоминается, первый раз». Голос Бессмертного не выходил из головы. Эта фраза крутилась на повторе, которые сутки сводила с ума.

Осень две тысячи девятнадцатого. Местами уютная, часто мрачная; то согревающая яркими красками, то пронизывающая острыми холодными струями и ветром. Отличная осень, чтобы умереть.

Но обо всем по порядку.

 

***

Я, как и обещала, позвонила Кощею с целью предложить сотрудничество. Мы увиделись несколько недель назад. Посидели, как обычные люди, в кафе, поговорили о своих сказочных делах.

На встречу ходила одна, без провокатора-компаньона. Столик у окна был занят, но я больше люблю уютные уголки, тем более пришла на час раньше. Не выглядывать же все это время в окошко, ожидая повелителя Пустоши. Учебники, интересные статьи и какао заняли время, так что я пропустила его появление.

— Яг… Янина, добрый день, — раздалось над головой.

— Привет!

Кощей выглядел непривычно. Джинсы, кроссовки, расстегнутая ветровка демонстрировала футболку с логотипом рок-группы. Волосы наскоро причесаны. Я привыкла к выпендрежным костюмам и дорогим часам. Ну и к туфлям, куда без них. Сейчас мы с ним одного поля ягоды — типичные студенты.

— Ты поговорить хотела о чем-то важном. — Он устроился напротив.

— Да. Но сначала скажи, ты общался с Баюном? В прошлый раз мы виделись на общем собрании, и ты был несколько в шоке.

— А ты как будто нет, — ухмыльнулся Кощей. — Я допросил этого лохматого. Он подтвердил про Первородных.

Судя по всему, за прошедшее время не только я взяла себя в руки. Кощея всегда выдают глаза — есть в них безумный блеск или нет. В этот раз мы могли поговорить без резких переходов.

— Хорошо. Помнишь, ты меня спрашивал, как я смогла получить помощь Горыныча? — Он кивнул и отложил меню, весь внимание. — Он помог потому, что я обещала найти его кладку и позаботиться о детях.

— Ты шутишь?

— Конечно, полгода выдумывала, как бы тебя рассмешить. Эта кладка где-то в Нави. Предлагаю искать вместе.

— Нормальный Горыныч вместо мелких засранцев? — Выражение лица Кощея говорило само за себя: в перспективе он уже оседлал змея и летел на нем.

— Так, повелитель драконов, я не питомца тебе предлагаю. В сказке вымирание, нужно возродить популяцию.

Я говорила, конечно, уверенно, но сама этого не ощущала. Я принимала решение, влияющее на судьбу многих людей Лукоморья. Это вновь сожженные города, это самые красивые девушки на съедение… И герои, которые должны с Горынычами биться. Равновесие.

— Калинов мост должен стеречь Змей Горыныч. Баюн занял свободное место, это не его территория. И сам мост нужно восстановить, — добавила я.

— А ты чего раскомандовалась? — хохотнул Кощей. — Тебя главой корпорации назначили?

— Потому что, похоже, больше некому. Тяну лямку с самого увеселения возле Дуба. — И злиться по этому поводу теперь можно адресно — знаю, кому проклятья посылать.

— Я в деле. Тебе по моей земле одной не пройти, не пытайся. Ты хоть и проводник, но навьи… приставучи.

— А что они такое, кстати? Я их видела только издали, ничего не разглядела.

— Ну вот и будет шанс полюбоваться.

Он замолчал, принял от официанта свой кофе и пирожное. Съел эклер в два укуса и довольно улыбнулся:

— Я могу ими немного управлять. Не скажу, что это легко. Откровенность за откровенность — я ведь только учусь всему этому, сказочно-жуткому. И поверь, мне самому порой не по себе. То ли дело в Лукоморье — все живые, весело.

Весело. Просто обхохочешься. Хотя если посмотреть с его места, то, пожалуй, так и есть.

— А искать как будем? — уточнил Кощей.

— У меня есть карта Нави.

— Ты полна сюрпризов.

— А на ней отмечена река Истаяти, за которой мы найдем — или возможно найдем — то, что ищем.

— Надо же. Тебя послушать, так, наверное, знаешь, как в мою сокровищницу пройти.

Ехидный Кощей нравился мне больше одержимого.

 

Кофе допили, договорились созвониться, когда я буду готова отправиться на поиски, и покинули уютное кафе. За дверями нас ждал осенний Невский с его безумным потоком машин и людей. Я была на своих двоих — захотелось побыть среди толпы, может встретить кого-то необычного, как это часто бывает в сердце города. Порыв холодного ветра пробрался за воротник куртки, и я с неохотой накинула капюшон. Жаль, лето ушло, и от осени осталась половина.

Кощей шел рядом, не разговаривая, но меня не тяготила его компания. Очень приятно было видеть его адекватным.

— У тебя где-то машина? — прервала я молчание.

— Да, почти дошли. А как там Настасья поживает? — вдруг спросил он.

— Все хорошо: тренировки, тренировки…

— Передавай привет. Я не буду тебя до метро провожать, дела. До скорого.

И он скрылся на боковой улице. А несколько минут спустя, пока я ждала зеленый на переходе, проехал мимо. О такой машине я могла лишь мечтать, но мечтала совсем о другом — разгадать все шарады Корпорации.

Кощей, по-моему, как-то умудряется жить и учиться в этом мире, несмотря на все, что с ним сотворили. Я мало о нем знаю, но очевидно, что у него есть желание быть больше, чем пешкой в непонятной игре могущественных существ.

И мы с ним поборемся за себя.

 

***

— Яга, надо поговорить.

Обычно я сплю довольно чутко, если не вымотана беготней по Лукоморью, так что шепот в тишине прозвучал сродни будильнику. Голос принадлежал не Бальтазару, это я и спросонья поняла, к тому же он ушел гулять. Нащупала телефон — два ночи. Посветила экраном: возле стола, опустив глаза, стоял летописец.

— Тихон, какого самописца?

— Извини. Дело, кажется, срочное. Я… Вот, сама посмотри.

Он передал мне скомканную бумажку и как-то понуро вскарабкался на стул.

— Ты увольняешься, что ли? — предположила я. Он вздохнул в ответ. — Если что, я понимаю, работенка так себе.

Разгладила бумажку, прочитала. Потом еще раз, медленно. А затем едва ли не по слогам.

— Это что? — Тусклый свет экрана прятался в заломах бумаги, делал из слов иероглифы. Я не хотела их понимать.

— Собирал одежду, в прачечную нашу отнести, нашел в кармане.

Дальше летописец сбивчиво рассказал, что уже некоторое время мучился от чувства, которому нет четкого определения. Месяц назад у него потерялось время, выпало, и он не мог вспомнить, что делал. Каждый следующий день чувство притуплялось, но полностью не исчезло. И вот он нашел записку.

— Думаю, я действительно потерял час или два своей жизни. Не знаю где, но уверен: за этим стоит корпорация и Первородные. Кто еще способен на подобную гнусность?

— Получается, выбора нет?

— Я его не вижу. Данные условия загоняют в угол.

— Мои родители?..

— В порядке. Я проверил каналы, какие смог, указаний не поступало. Пока что.

Он замолчал. Я отбросила записку, как что-то гадкое, пачкающее руки. В целом так оно и было.

— Может быть, ее подложили? Шутка такая. — Я говорила, но не верила себе. Они способны. И Ялия с ее зловещим пророчеством о потерях туда же.

— Исключено, Яга. Это написано моим самописцем.

В голове пустота. Пальцы замерзли и онемели. Как же так? Я же неваляшка — меня бьют, я встаю. Встану и в этот раз, должна.

— Если они примутся за семью, это можно будет обратить?

— Не могу сказать.

— Спасибо, Тихон. Иди спать.

Летописец исчез.

Наверное, вы думаете, что меня теперь не пронять — я же воительница, вон сколько всего смогла, храбрая такая… Черта с два. Хорошо, что дома никого не было. Никогда в жизни меня не выворачивало от страха. До сегодняшней ночи.

 

***

Учеба, работа, друзья, Маркус.

Делай, что в твоих силах, и следуй привычным маршрутом, сказала я себе. Решай повседневные задачи и держись за рутину — она вытянет, пока ты готовишься принять решение. Не даст свернуться калачиком в пыльном углу и выть.

Как найти выход?

Я крутила ситуацию под всеми возможными углами и не видела ни подходящих дверей, ни форточек, кроме одной — сделать все на своих условиях.

Если нет выхода — прорубить? О таком и подумать страшно.

Непроходящее мрачное настроение увеличивало и без того сильный отрыв от однокурсников. Сидя на парах, я думала: зачем оно все надо? А может, взять академ или перевестись на заочку? Начать с другими людьми, более занятыми своими делами, которым моя кислая физиономия будет подана как родная. И тут же ругала себя за слабоволие: Кощей продолжает жизнь в этом мире, я-то чем хуже? Справлюсь.

Ни Бальтазару, ни друзьям я пока ничего не сказала.

 

Молнии прорезали темноту, красиво распадаясь в воздухе светящимися корнями небесного дерева. Я сидела на бортике ступы возле кладбища у Академии и выжигала очередную могилу. Хожу сюда три раза в неделю, как на работу.

Шоколадный батончик — единственная пища за день — медленно таял в руке. Дурная привычка не есть нормально, когда нервничаешь. Вообще, место для ужина неподходящее, конечно.

— Что-то ты мне не нравишься, — проворчал Бальтазар. — Ведешь себяу странно. Все время думаешь, в глаза не смотришь. С колдуном своим поругалась?

— Нет. Осенняя хандра, наверное.

Кот фыркнул:

— Ты врешь. Но яу подожду, сама скажешь. Пока держишь в себе — и спишь плохо, вон синяки какие под глазами.

— Зачем спать, когда есть кофе?

Я доела батончик и решила выжечь еще одну могилу.

Ни у кого из моих друзей больше не будет красных глаз, гарантирую.

 

***

С каждым днем становилось все страшнее. Ожидание того, что в любой момент Корпорация сделает свой ход, превращало меня в параноика. Спокойно было только в Убежище, но я не могу позволить себе остаться в нем жить. Я, подумать только, начала скучать по своим докучливым внутренним голосам, с ними можно было что-то обсудить. В лабиринтах сознания остался только один.

— Это тяжело — перестать быть человеком?

Девушка с косами — эхо Ядвиги — обернулась, улыбнулась так снисходительно, словно ребенку:

— Ты не перестанешь. Просто все будет иначе.

— Я буду как прежде? Спать, дышать, наслаждаться вкусной едой, чувствовать этот мир?

— Гораздо полнее. Увидишь то, что скрыто. Услышишь то, чего не могла раньше. Не обещаю, что тебе это понравится, но…

— А внешне я поменяюсь?

— По своему желанию.

Она ушла, а вслед за ней летели снежные бабочки.

Крохотные сияющие точки исчезали одна за другой, как исчезало отведенное мне время. Пришла пора поговорить с друзьями.

Я собрала в своей квартирке почти всех, кому доверяла. Не хватало Казимира — с ним я хочу поговорить отдельно, — Ворлиана и милого духа дома.

— Заходите, гости дорогие! Ягуся что-то важное от нас скрывает и вот решила признаться, — расшаркался кот перед Тохой и Бастет.

— Здравствуйте.

— О чем базарить будем?

Я подождала, пока кошка закончит воспитывать Тоху, и они устроятся поудобнее. При таких новостях лучше сидеть.

Зашла чуть со стороны, с рассказа летописца. А после зачитала записку, в которой говорилось просто и незамысловато: в течение двух месяцев после получения письменного приказа сотрудники ССБ должны лишить меня жизни любым подходящим способом. Если буду сопротивляться и нанесу им урон — стереть память о моем существовании моим родителям и другим родственникам. А после снова попытаться устранить погрешность в работнике, то есть во мне. Точка.

Первой подала голос Баст:

— Должна признаться, что ожидала нечто подобное. Твое убийство — вопрос времени. Кощей уже полностью в своей должности, а ты нет.

Тоха молчал, его лицо исказила злость. Бальтазар вздыбил шерсть и поклялся растерзать всякого, кто ко мне приблизится, а потом обнял лапами за ногу и заурчал:

— Не бойся, яу с тобой.

Супчик верещал так, что не разобрать, и носился под потолком.

— Сначала они убили моего компаньона — им этого мало, мешает, что я живая.

— Ян. Ты что-то надумала? — Тоха пристально взглянул на меня, выискивая ответ на свой вопрос.

— Приходило в голову, — честно призналась я. — Но это слишком дико даже для такой ситуации. Сама? Нет, никогда. В этот раз они действительно загнали меня в угол, и любое мое действие ведет к ухудшению положения. Они могут поступить со мной, как с Кощеем, любым извращенным способом. Кто знает, какой метод устранения выберут? Буду сопротивляться — примутся за близких. В любом случае — со службы нельзя уволиться.

Четыре пары глаз с растерянностью смотрели на меня.

— Мне только двадцать один! Я не хочу умирать! — Хотелось это прокричать, но горло сдавило, вышел хрип.

Тоха обнял меня и шепнул на ухо, чтобы никто не слышал:

— Я не смогу это сделать. Прости.

— Я бы не попросила, — еле слышно ответила я.

Вот рассказала, а легче совсем не стало. Думаю, что зря это затеяла. Сообщила бы по факту, и все. А теперь у них такие лица и морды…

Прощались мы напряженно. Бастет даже погладила меня хвостом.

 

***

Бальтазар в глаза заглядывал, спрашивал, не хочу ли я новые туфли купить для настроения или, может, шоколадку. Я понимала, что он переживает и как никто понимает: благодаря Первородным у него осталось восемь жизней. Но, святые суслики, это жутко тяготило. Лучше бы язвил или выбирал мне наряд на конец человеческой жизни. Я раздражалась и испытывала чувство вины за это. Потому оставила кота и мыша дома и ушла в сказку.

Лукоморье обдало теплым вечерним ветерком. Здесь, говорят, нет осени, зима сменяет лето, и я пока не знаю, как это выглядит. Наверное, уже скоро снежинки упадут на зелень травы и листвы.

Изольда без меня пустовала. Казимир и Настя жили в гостевом доме, я приходила раз в несколько дней — проводить души и позаниматься с Настей грамотой. Ей было откровенно скучно и тянуло на подвиги, но она училась ратному делу у профессионалов и делала большие успехи в чтении.

Души у порога меня не ожидали, и я спокойно затопила печь, чтобы заварить травяной чай. Самобранку расстилать не хотелось, хотелось немного бытовой рутины. Так, за кружкой с успокаивающими травами, меня и застал Казимир.

— Яга, что это ты, не поздоровавшись? — начал он с порога и вдруг замер, глядя на меня, нахмурился. — Что случилось?

— Присядь. Где Настя?

— Спит, укатали тренировки.

Налила и ему чай, хотя он не любитель.

Рассказывала ему, а сама все думала об изнанке сказочного мира. Совсем не доброй, опасной, трагичной. Интересно, можно ли иначе?

В какой-то момент стало настолько тошно, что не хватало воздуха, мы вышли наружу, под бархат неба.

— Вот такие дела, Каз. Цугцванг.

— Иди сюда, рыжуля. Тебе совершенно необходимы обнимашки.

Казимир раскрыл свои объятия, и я уткнулась щекой в толстовку без дополнительного приглашения. Он пах как обычно: смесью серы, дерева и кожи. Такой привычный, уютный запах. Огромная рука крепко держала меня за плечи, второй он гладил по голове. Хотелось заснуть и проспать весь этот кошмар. Монотонные поглаживания и какая-то успокаивающая чушь: «Я держу тебя, рыжуля», совершенно не похожая на Каза, заставили закрыть глаза. Момент необратимости, когда объятия стали крепче, а рука замерла на моей шее, я упустила…

Не была к этому готова.

Оказывается, перед тем как нырнуть в небытие, можно услышать хруст своих костей.

 

Тайные тропы

Мир потемнел и пропал.

Исчезло тепло объятия, стук сердца, звуки Лукоморья.

Сгинула тревога, канула в темноту вместе со мной, чтобы раствориться в сказочном мире. В этом бесконечно-вечном небытии, где нет верха и низа, где нет безумно колотящегося сердца и ног, которые несут тебя вперед, вперед, не останавливаясь, я испытала облегчение. У меня не было ничего, кроме мысли: «Это что, конец?» Да и к ней не было эмоций. Меня убил друг. Ну и что. Я останусь навечно в безмолвии. Ну и что.

— Не останешься!

Я услышала знакомый голос. Увидела сияющий силуэт с ореолом. Он летел ко мне. Темнота перестала быть непроглядной. Эхо Ядвиги и ее неизменные спутницы — светящиеся снежные бабочки — замерли возле меня.

— Пойдем. — Она протянула руку, но мне нечего было подать в ответ. — Встряхнись! Дай руку!

Ее косы парили, словно в невесомости, сияние бабочек ослепляло.

Стоп. У меня есть глаза, чтобы ее видеть, уши, чтобы слышать, значит, я не растворилась!

И я подала руку…

 

Лес. Величественный, спокойный, древний. Деревья смыкаются в вышине, переплетаются ветвями, кронами. Сумрачно. Мох, кора под щекой, жучок ползет по пальцу.

Я смотрела на свои кисти, такие белые на фоне лесной палитры, следила, как тонкие лапки шустро уносят насекомое в безопасность, в лесную подстилку. Рядом со мной сидела Ядвига, ее платье больше не сияло, оно сливалось по цвету со мхом, корой и пестрело по подолу мелкими желтыми цветками.

На мне оказалось такое же.

— Я умерла.

— Да.

— Где я?

— На пути назад.

— Куда — назад?

— К себе, девочка. Домой.

Ядвига улыбнулась. Коснулась ладонью мха, и от кончиков ее пальцев побежали искорки, зажгли белую гирлянду на елке. Огоньки пропадали в зелени, вновь появлялись, разбегались вдаль и в стороны, озорно подмигивали, убегая глубже в чащу. Ядвига убрала руку, во мху остался сияющий отпечаток. Я повторила.

Ладонь погрузилась в мох, точно вросла, тепло прилило к коже, я почувствовала пульс.

Нет, не свой. Леса.

Живого организма, большего, чем я видела раньше, большего, чем я знала. Тонкие нити мицелия переливались, как будто я могла смотреть сквозь почву — вероятно, так оно и было. Над головой ухнуло, посмотрела вслед улетающей птице — и за ней тянулся шлейф.

— Это галлюцинации?

— Если так подумать, то и меня нет, верно? Плод воображения. — Ядвига рассмеялась. — Это ты прозрела. Из-за козней Первородных бегаешь, мир спасаешь, вместо того чтобы жить как положено, в единении с лесом. Ты ведь едва взглянула на свой дом, едва прикоснулась к разуму зверей — и полетела дальше. Пойдем, поглядишь наконец на свое царство.

Под нашими ногами тускло светились следы животных, пешие тропы. Где заяц проскакивал, где волк рыскал, где лось продирался сквозь заросли. Деревья, а в них сок. Я касалась стволов, чувствовала, где больное дерево, где полное силы. Слышала биение звериных сердец…

Как много было скрыто от меня.

— Потому что ты была живая. — Подол платья Ядвиги струился, подобно воде, ни за корягу не зацепится, ни за кустик. — У живых другой взгляд. Иногда им нужно умереть, чтобы прозреть. Это только начало.

Ее босые ступни оставляли тусклые следы, как и мои шаги впечатывались в тело леса, пересекались со следами животных. Каждый шаг, словно стежок в полотне, вплетался в затейливый, неповторимый узор.

— Начало пути куда?

— Не знаю, это ведь твой путь. Одно точно — пару железных сапог ты уже истоптала. А может быть, и две.

— Всем Ягам так тяжело?

— Моя жизнь была спокойной, не то что твоя, Янина. И каждая Яга по-своему живет. Другое дело, что такой, как ты, прежде не бывало.

Обсуждать свою уникальность не хотелось. Спокойствие, которым одарила безмолвная вечность, все еще пребывало со мной. Я впитывала лес и отдавала часть себя.

Мы шли, не нарушая гармонии, в полном молчании, и молчание было самой естественной вещью на этом свете. Никто не терзался неловкостью, не хотел заполнить тишину своим голосом. Мы… я замолчала, чтобы услышать. Замедлилась, чтобы увидеть.

Озерцо — не больше прыжка Бальтазара, — скорее лужа на нашем пути. И рядом второе, равное. В них виднелись клочки неба, порванные кронами деревьев. Будто глаза погребенного великана смотрели из земли, небо тонуло в них, а они — в небе.

— В очи леса ты глянь, живущая в чаще, — шепнула Ядвига.

Заглянула в первое око. Светло в нем оказалось, отражались солнечные лучи и я: волосы заигрывали с солнцем, блестели рыжими искрами, глаза ярче, чем есть, — зеленые до нереальности, и бельма нет. Я улыбалась в отражении.

Во втором озерце моя улыбка померкла, волосы спутались в паклю, кожа потускнела, пошла пятнами, глаз затянуло. Я не видела ничего, кроме своей головы, но была уверена: опущу взгляд вниз — увижу костяную ногу.

— Жизнь и смерть? — уточнила я.

— Источник живой и мертвой воды теперь доступен тебе. Ты всегда можешь сюда прийти и взять немного. Нужно лишь крепко заснуть.

— Кощей-предатель сулил раскрыть нахождение источника. Но ведь он не об этом говорил?

— Нет, он говорил о доступном для всех, кому требуется помощь. Там, на сказочных просторах. Здесь же твое собственное место.

— Это не Убежище. Тогда что?

— Другая сторона бытия, мир за завесой жизни и смерти отныне есть и у тебя, как у любой Яги. Твое тело будет нуждаться в отдыхе, оно живое. Продолжит стареть, хоть и медленно. В Убежище можешь быть и сама, и с избой, и с компаньоном, но оно для сокрытия с глаз, для передышки. А здесь — восстанавливать дух. Лес внутри тебя, всегда рядом. И никто не потревожит.

 

Так просто, так естественно. Никакой суеты.

Раньше я вдыхала и задерживала дыхание до рези. Я бежала, игнорируя боль в боку.

Пришло время для глубокого, спокойного выдоха.

Мы шли дальше, я видела травы для ритуалов и снадобий, они светились среди прочих.

Умиротворение и возвращение к генетической памяти, вот что происходило. Кажется, из меня вынули нервную систему, почистили, починили и вставили обратно — так было хорошо и спокойно.

— Ты готова? — спросила Ядвига.

— Смотря к чему.

— Веди нас дальше по своему пути, ищи выход, чтобы открыть глаза. Твой друг ждет тебя.

— Мой друг убил меня.

— Да. Как поступишь с ним, когда сделаешь первый вдох новой жизни? Обнимешь или убьешь? — лишенным эмоций и акцентов голосом спросила Ядвига. Снежные бабочки замерли в полете.

— Я не знаю.

— Почему он это сделал?

— Я еще не думала.

Лес бескрайний пах грибами и ягодами, стелился удобной тропой под ноги. Пульс под ступнями бился все сильнее; казалось, почва шевелилась, как будто я шла не по земле, а по шкуре гигантского животного. И оно просыпалось.

Деревья расступились.

Изба лежала, спрятав ноги, на своем привычном месте. Я почувствовала тепло, запах хлеба и молока, трав, что пучками висят на стене. Изольда теряла четкость, рябила легкими волнами. Она манила к себе. Ее рябь шла в том же ритме, что пронизывал меня от ступней до головы. Крыша и стены вспыхивали искрами, тянулись артерии энергии, оплетая бревна. Какая же она, оказывается, живая!

— Посмотри, как связано все в Лукоморье между собой, — произнесла Ядвига.

Впереди, как вечность до этого, стоял Дуб, солнце на нем тускнело и светлело ровно в том же ритме, что пульсировали лес и изба.

— Почему ты меня направляешь, подруга? — спросила я эхо Ядвиги.

— Так заведено. У меня тоже была проводница. Я уйду, когда уже нечего будет сказать.

— А сейчас есть?

— Ты слишком открыта миру. У тебя много друзей и родни. Они твоя опора и твоя слабость. Из-за них ты и сильна, и уязвима. Пока Лукоморьем заведуют силы, потерявшие человечность…

Она не договорила, да и не нужно. Я никого в обиду не дам.

Мы прошли сквозь двери в пустую избу. Ни моего тела, ни Казимира. Зато насколько красива Изольда! Можно было увидеть переплетение частей, деталей… За дверью бани находилось что-то сродни сердцу, похожее на цветок физалиса. Оно светилось, как всё в лесу, пульсировало. Я зачарованно наблюдала, забыв о невзгодах.

— Красивая, да? — тихо спросила Ядвига.

— Потрясающая!

Я прошла вдоль стен, касалась бревен и чувствовала тепло дома. Избушка с характером, своя, родная. Так сложно устроена. В одном углу обнаружила утечку энергии — свет вытекал из царапин на бревне: здесь побывали когти Бальтазара.

— Я исправлю, — пообещала избе, и мы вышли наружу.

 

Мое тело лежало поодаль, Казимир унес его от избы за ближайшие деревья. Со стороны да в тусклом свете луны и «солнца» на цепи не заметишь. Подошли ближе, реакции не последовало.

— Он нас разве не видит? — Впервые за время путешествия по сумеречной зоне появился намек на эмоции.

— Мы не совсем души. Я вообще в твоей голове, — последовал загадочный ответ.

Я подошла ближе, потом просто села на траву, наблюдала. Что нужно чувствовать? Я по-прежнему не чувствовала ничего к своему убийству.

Казимир зато явно нервничал: ходил вокруг тела, внимательно смотрел, оглядывался по сторонам. Вставал на колени и поправлял мою голову, лежащую на свернутом пледе, прислушивался в поисках дыхания, хмурился. Он бы укрыл меня, наверное, но тут ему кое-что мешало: трава укутала тело в кокон. Я наблюдала, как травинки поднимаются, растут и укрывают, сплетаясь в зеленый живой саван, оставляя открытой лишь голову. Судя по виду Казимира, для него это была такая же внезапность, как для меня.

— Ты часть леса. — Ядвига присела рядом, и подолы наших платьев-близнецов слились с травой и друг с другом, а цветы на них подняли свои бутоны, расправили стебли, раскрыли лепестки. — Лес заботится о тебе. Он лекарь для души и тела. Эти травы сберегут плоть, покуда ты не вернешься.

— Бальтазар будет в бешенстве, — меланхолично подумала я вслух. — Его не было рядом, когда случилось… это.

— Это самое меньшее, что должно тебя заботить, — хмыкнула подруга. — Переживет.

Тем временем Казимир ругался сквозь зубы. Его хвост молотил по земле, а когти на руках стали длиннее. Он волновался. Поразительно.

— Помнишь, как он берег тебя? — тихо спросила Ядвига.

Я помнила.

Перед битвой Казимир принес мне броню со словами: «Легкие ранения могут долго заживать и приносить массу неудобств. Хотя бы от них защитишь себя».

Помнила и остальное хорошее.

Рука непроизвольно коснулась груди — помнила и плохое.

— Он же был не в себе, — упрекнула Ядвига.

— Я знаю.

— Разбери его на рога и копыта, на кожу и черную кровь. На когти, личину, на ступу с метлой. Это твой человек или чужой?

Я подошла к своему телу, обошла вокруг него и едва не коснулась беса. Он почувствовал.

— Янина? Ты тут? — Оглянулся, заскрежетал зубами. — Вернись в свое чертово тело, рыжуля! У меня слишком мало друзей, чтобы их терять. Если ты к утру не очнешься, от меня только копыта останутся — Настя пробудится от богатырского сна и прибьет. Лучше вернись и отомсти сама, если захочешь.

Я не желала мести, а хотела понять, разобраться. Совершенно очевидно, что он беспокоится и заботится, даже плед вон под голову положил. И букашек с лица снимает. Достаточно ли этого, чтобы пробудиться и жить как прежде?

Я оглянулась на Ядвигу: ее лицо закрывал сонм снежных бабочек, она отстранилась. Мне одной принимать происходящее, раскладывать на рога и копыта, на плюсы и минусы. Отсутствие эмоций мне нравилось, хорошо бы в жизни их отключать, рассчитывать на логику. Интересно, когда я вернусь в тело, так и останется?

— Разверни полено, — тихо сказала Ядвига.

Прошлые уроки не забыты. Нащупала мысль:

— Я не просила меня убивать. Пришла поговорить.

Так и было, я отправилась к другу, чтобы услышать, как ситуация выглядит со стороны. Совет или неожиданное решение очень бы помогли. Впрочем, как раз последнее я и получила.

— Хочешь сказать, не думала, что он способен убить тебя, если потребуется?

— Думала. Одну секунду. Но я бы никого из друзей не попросила это сделать. Никогда.

— Ты знаешь, что ему одному по силам подобная ноша?

— Я не решала, кому что по силам. Не слишком ли это — решать за других? Он, может, и не человек, но я своих воспринимаю одинаково.

— Если он твой, не мучай. Поговори и прими решение.

— А он решил за меня.

— Мы не простые люди, Янина. Мы бок о бок со смертью и сами почти как боги. Стоит ли усложнять? Это лишь кочка на длинной дороге твоей судьбы. Отныне тебе жить иначе, чем раньше.

— Пока что мне все нравится, — ответила я, имея в виду чудеса, которые увидела здесь, между жизнью и смертью.

— Не торопись с выводами. В твоем родном мире тоже будет не как прежде. Не тяни. И до встречи, Янина.

Эхо Ядвиги растворилось. У тела остались я и Казимир. Он прилег рядом и жевал травинку. Я немного постояла, глядя на эту странную картину, потом дотронулась до себя, и мир снова померк.

 

Необычно вновь чувствовать тело. Как будто долго плавала, а потом вышла на берег — гравитация дает о себе знать. Немного поморгала — глаза пересохли — и быстро огляделась: Лукоморье больше не сияло, как елочная гирлянда. Грустно.

— Святая инквизиция! — почти крикнул Каз мне в ухо, подскочил и загородил своей рогатой головой весь обзор. Протянул руку и почти сразу отдернул. — С пробуждением, ваше бессмертие. Ты пока полежи в травке, поговорим. Кто вас знает, воскресших, еще бросишься с кулаками, поранишься.

Пошевелиться я особенно не могла, это правда. Впрочем, это не помешало бы испепелить его молнией.

— Дай мне объясниться, потом решишь, — будто прочел мои мысли Каз. — Ты как, шея болит?

— А то ты не знаешь. — В горле тоже пересохло.

— Не-а. Те, кого я убивал, потом не оживали, чтобы поинтересоваться этим моментом.

— Не болит.

— Слушай… Ты пришла совершенно разбитая, ждала удара корпорации из-под каждого куста, видок — краше в гроб кладут. Сейчас, кстати, гораздо лучше. Я подумал, что в моих силах помочь тебе.

— Дай мне встать.

— А драться не будешь?

— Нет.

Казимир вспорол когтями плотный кокон из травы и подал руку. Я не приняла. Он хмыкнул и отошел.

— Корпорация бы с тобой не церемонилась, им все равно. Машиной сбить, отравить… Я умею убивать быстро, неожиданно, тихо и безболезненно.

— Да ты просто ниндзя. Я не просила тебя об этом.

— И не нужно, рыжуля. Я и так все понял. Из всего твоего окружения только я и Маркус имеем навыки и отсутствие совести, и ты пришла ко мне. Я сделал выводы, взял на себя ответственность. В итоге на тебе не осталось ни царапины, и ты их переиграла.

— Ты мог со мной об этом поговорить.

— Мог. Но ты бы испугалась. Люди боятся смерти.

— Понятно, ты просто отличный че… демон.

Казимир озадаченно посмотрел на меня — кажется, не понимал, что не так.

— Дружба — штука двусторонняя. Ты спасла меня от страшной участи быть марионеткой, я отдал долг, избавив от мук ожидания смерти, и сделал это как мог мягко. Но ты… показала мне дружбу гораздо раньше, ворвавшись в лавку с этими нелепыми идеями про ступу и метлу.

Поразительные вещи происходят после смерти. Я вижу чудесное, я слышу от Казимира откровения. Признаться, мне нечего было ответить в ту минуту.

— Знаешь, веснушка, я давно живу. Все разговоры, которые могли быть, уже проговорены. Все обиды, какие могли быть, уже случались. Я понял, что тебе нужно время принять ситуацию. И если не собираешься меня поджарить своими молниями, я пойду, а то утром Настю гонять. Ты пока подумай, подашь ли мне руку при следующей встрече.

 

Летописец. Заметка № 1

Мои отчеты — самые читаемые во всем отделе. Я обогнал по интересности летописца Кощея. Данная заслуга не моя, а бурной жизни новой Яги. Признаться, мне бы очень хотелось ее притормозить.

Какой ужас случился на моих глазах, какая неожиданность, я едва не стал заикой! Однако следует заметить, что Корпорация не любит расходовать ресурсы: умерла так умерла, неважно как. Хотя бы с этим от нее отстанут.

При всем уважении к Яге, я считаю, что помощь Казимира Трехрогого — наилучший выход из сложившейся ситуации, и надеюсь, что она примет это рано, а не поздно.

 

Новое начало

— Яу смотрю, пока гуляла, обновления поставили? — выдал кот, едва я порог переступила. Честно говоря, заходила домой с опаской, памятуя, как он бросился однажды, почуяв чужеродное, непривычное. А я теперь… что-то совершенно новое.

На удивление, он вел себя адекватно: лениво спрыгнул с дивана, обошел меня, обнюхал.

— Ну, заходи, поведай, девица, где была? Где смертушку нашла?

— Ты в порядке? — спросила я на всякий случай, уж очень оригинально он меня встречал. — Когда я уходила, ты тут чуть по стенам не бегал в ужасе.

— Да ты тоже была не образцом радости, Ягуся. — Кот сел возле миски, указал хвостом: — Дно видно.

Я подозрительно покосилась, но корма выдала. Жрать просит — значит, в порядке.

— Так где была?

— В Лукоморье.

— Хм-м, думал, к колдуну убежала. Надо отпраздновать, суши закажем, — прочавкал он и флегматично добавил: — Не каждый день умираешь впервые.

Вот уж всем праздникам праздник. Признаться, я ожидала чуть более душевную встречу и разговор. Но мало ли что мы от других ожидаем. Вот кот включил режим «исчадие» на полную катушку.

— Тебе письмо пришло, Гомер принес — в двери торчало. Яу под диван спрятал.

Коричневый крафт-конверт, отправитель — ООО «Лукоморье», сургучная печать, крепкая, едва сломала. Письмо лаконичное, не обремененное чувствами: «Янина Владимировна, поздравляем с полным вступлением в должность Яги и первой смертью. Ваши обязанности остаются прежними, заработная плата будет увеличена на 30%. Плодотворной Вам работы и всего хорошего. С уважением».

С уважением? У них даже совести не хватило подписаться! Прамерзавцы!

— Ягуся, заживем! — ехидно обрадовался Исчадие. — Можно будет нанять мне массажиста, а тебе косметолога!

Но радость эта была фальшивая. Мы снова играли в гляделки, и победителя в этой схватке быть не могло.

— Яу почувствовал, когда ты умерла. У меняу сердце остановилось, — наконец сказал кот. — А после легко стало. Как будто… — Он замолчал, но не смог подобрать сравнения. — Потом ты ожила — искры электричества в шерсти. Ты… сама?

— Нет, Казимир свернул мне шею.

Никогда не видела настолько вытаращенных глаз. Раньше он бы еще и асинхронно моргнул, но былое не вернуть.

— Конечно, кто же еще! Яу уверен, он все сделал в лучшем виде!

— Могу заверить, сервис шикарный: беседа, обнимашки и быстрота, как в кино. Больно не было. Профессионал.

— Погоди-ка, ты что, злишься на него? — удивился кот, запрыгивая ко мне на диван. — Вот дурная башка, зелье для прочистки мозгов свари! С тобой могли расправиться без всякой жалости — долго бы кости собирала. Яу ему спасибо скажу, если ты не соизволила. В среднем человек умирает один раз, но это не про тебя. А первый раз запомнится. Мы теперь одинаковые — познавшие теневую сторону. Есть еще плюс: что мертво, умереть не может.

— Пойдем в кошачий бар делиться историями?

Бальтазар захихикал и боднул меня головой в плечо.

— Как ты, Ягуся?

— Пока не понимаю. Сердце бьется, зрение, слух, осязание в норме.

Невнятный писк вылетевшего из ванной Супчика прервал беседу. Мыш спикировал на подлокотник дивана, черные глазки блестели, рассматривая меня.

— Смерть, — сообщил он и погладил крылом мою руку. — Сильная.

Кажется, друзья одобряют мой переход в разряд нежити. Не знаю, хорошо это или не очень. Нужно свыкнуться, и побыстрее, обратного пути ведь нет.

— Что ты видела? — спросил кот.

— Это было великолепно и исполнено спокойствия.

И они внимательно выслушали рассказ о волшебном лесе, источниках, Ядвиге, растениях, что хранили мое тело. Об умиротворении и восхищении избой. Я действительно под впечатлением от Изольды и всего нового, что открылось мне.

— Жаль, яу не видел твоей сумеречной зоны. Моя не запомнилась, несколько кадров и обрывки фраз. Рассказать нечего. — Он как будто действительно жалел. — Как будем действовать дальше?

— По прежнему плану: пойдем все в Навь, искать кладку Горыныча — долги нужно отдавать. Может, где-то там и Первородных встретим. Я не понимаю, где их искать. Все эти игры… Неужели нельзя иначе, словами?

Ответа ни у кого не было. Друзья молчали, сидя рядом в обнимку.

— Слушай, Ягуся. Раз уж у нас планы, включающие Кощея, не помириться ли с ним? — неожиданно сменил тему Бальтазар.

— У меня с ним все хорошо.

— А у меняу нет. Он носит сорок четвертый размер, выбери ему новые туфли взамен испорченных. Ты же в этом профи.

Какой интересный поворот. Но вполне справедливо возместить ущерб. Друзьями они не станут, но градус напряжения спадет. Стоило раньше сделать, но человек — а в данном случае кот — задним умом крепок.

Я прислушивалась к своему телу, разницы не замечала. По-прежнему немел мизинец, если долго опираться на локоть, и хрустели пальцы на ногах. Люди из комы возвращаются примерно так? Те же, но внутри другие?

Усталость навалилась внезапно.

Бальтазар что-то говорил, но я не понимала. Прикрыла глаза с мыслью, что нужно смыть косметику. Проснулась в одежде, на неразобранном диване и с затекшей спиной. На часах двенадцать дня.

— Вы чего меня не разбудили? Я опоздала…

— Куда? Сегодня воскресенье. На свои поминки если только, — меланхолично отозвался кот и зевнул на меня. — Давай позавтракаем, потом побежишь. Тебе ухажер-ухожор телефон оборвал. Пришлось ответить, ты не просыпалась. Он может быть недоволен: яу обещал приготовить из него муррито, если не прекратит названивать.

Есть не хотелось. Привела себя в порядок, почитала сообщения в чатах, встревоженные послания от Маркуса — он, видите ли, потерял меня с радаров, — а кот ходил вокруг и нудел про завтрак. Самая важная пища дня. Ну и что, что в обед. Проще уступить. Сделала бутерброд с колбасой себе и ему, откусила… Склизкая, кислая с горечью масса — это не то, что ты ожидаешь от бутерброда. Выплюнула под внимательным взглядом Исчадия.

— Колбаса протухла.

— Колбаса в порядке, яу же ем. А вот тебе отныне есть только в Лукоморье, Ягуся.

— С чего вдруг? Шутник.

— Не-а. Яу хотел проверить, когда ты пришла, но у тебяу был план давить подушку, странная женщина.

Сок, молоко и хлеб не прошли проверку… Кисло и отдавало плесенью. Я в растерянности смотрела в недра холодильника, пытаясь представить новые вкусы в своей жизни.

— В Лукоморье должно быть в порядке все. А то и в Нави.

— Да почему так?!

— Потому что все связано по-сказочному. Потому же, почему ты вонять в Нави больше не будешь, и мы начнем путешествовать с комфортом. Ты мертвая, Яга-привратница, для тебяу все иначе.

— Подстава. А тебе почему нормально?

— Яу — кот. У меняу все не как у людей.

Испробовала все продукты в холодильнике, и мамино варенье: горькое, будто таблетка. Вот за него больше всего обидно. Еда в самом лучшем случае напоминала жеваную бумагу.

— Пойду прогуляюсь. — Мне нужно с кем-то обсудить происходящее, но не с Тохой, не сейчас.

— Маркусу привет передавай. Можно Гомер в гости зайдет?

— Раньше ты не спрашивал. — В дверях я обернулась: — Ты ведешь себя странно. Все в порядке?

Бальтазар прищурился и дернул ухом:

— Трикс бы сказала что-то умное про эмоциональное состояние. Опасность миновала, напряжение спало, выброс гормонов счастья… — Он закатил глаза. — Иди уже. Яу за тебя спокоен, мордовороты корпорации отозваны.

 

***

Улицы мелькали за стеклами машины, и под звуки старых хитов все казалось вполне безмятежным, привычным. Хмурые тучи царапались о купола питерских храмов, вселяли спокойствие: мол, ты же знаешь, мы здесь почти всегда, а значит — все стабильно. Корпорация слезла с хвоста, и можно выдохнуть. Мои родители в безопасности — это главное, а я… Я все размышляла над словами друзей.

Ядвига и Бальтазар твердят, что Казимир — благодетель. Мои же чувства в смятении, не понимаю, могу ли ему теперь доверять безоглядно. Он позволяет себе решить что-то за секунду и сделать, как задумал, пусть и из лучших побуждений.

Затем мысли о коварстве и откровенной жестокости Корпорации привели к Добрыне. Он советовал пообщаться с рыжим, с Поповичем: его девушку лишили памяти, а мне все некогда узнать подробности.

Очередное открытие подстерегало в рекламной паузе между хитами, за мостиком через Карповку, когда я вынырнула из раздумий, чтобы полюбоваться архитектурой.

Этот город полон мертвых.

Знаете, сколько душ бродит в старом районе, на Петроградке? За четверть часа насчитала шестерых. И это я еще из машины не вышла, искала, где припарковаться. А они мимо шли, по тротуару, как будто так и надо. Парочка одна попалась — модники начала двадцатого века. Вальяжно гуляли между живыми, никуда не торопились. Ключ-от-всех-миров морозил без перерыва. От удивления сама с собой говорить начала:

— Души разгуливают по Большому проспекту?

Телефон обрадовался, искусственный разум воспрял, думал, я с ним общаюсь. Вещал что-то про историю района, я не слушала. Не могу сказать, что долго удивлялась, так — кольнуло и прошло: с тех пор, как подписала контракт, слишком многое поменялось. Но раньше я не видела души в этом мире, только в Лукоморье. А можно огласить весь список обновлений? Первое мне не понравилось, а с этим я справлюсь, не настолько свежее.

Только разобраться нужно. Зарплату увеличили небось из-за добавочной работы.

Наконец втиснула машину в одном из проулков. Накинула капюшон, вышла под мелкий дождь, а навстречу снова эта парочка. Идут сквозь немногочисленных прохожих, не притормаживая. Люди ежатся, думают, из-за дождя холодно стало. Посмотрим, на что способны эти блеклые голограммы.

Встала у них на пути. Души остановились так близко, что, будь они живыми, наше дыхание смешалось бы. Женщина взглянула из-под шляпки: пустые глазницы, серые губы. Мужчина такой же. Ничего нового, если бы не одно но — они говорили! Я слышала шепот, но не могла разобрать.

Души пошли дальше, но не сквозь меня, а обогнули. Как интересно! Пристроилась за ними. Телефон зазвонил, как всегда, не вовремя.

— Джьянина, ты где? Жду.

— Мне нужно пройтись, извини. Позвоню позже, Маркус.

Парочка тем временем просочилась сквозь решетку на входе во двор-колодец и исчезла. Вот же блин!

Ладно, не все потеряно, я видела достаточно неприкаянных душ, найду еще.

Долго бродить не пришлось, встретила торопливую душу мужчины, на вид из семидесятых. Он вскинул голову, взглянул, но молча прошел мимо. Я за ним.

Шли прилично, дождь усиливался, из-за капюшона не видела, куда свернула. Оказались в комиссионном магазине. Душа исчезла сразу за порогом. Не привыкла я к такому своеволию. А как же их провожать?

Я не знала, что делать дальше, — развернуться и уйти если только. Решила согреться, подумать.

— Здравствуйте, — поздоровалась сотрудница магазина.

Я откинула капюшон и поздоровалась в ответ. Женщина вздрогнула и отвела взгляд:

— Если что-то подсказать, обращайтесь.

Куда делась душа, вы не видели?

— Спасибо, — только и ответила я, оглядывая стеллажи.

Декоративные тарелочки, куклы, светильники, охотничьи трофеи — головы животных… Коробки, жестянки, фарфоровые фигурки, милые сердцу безделушки на тесных полках. Но меня привлекла закрытая витрина с ножами. Вот это красота! Я рассматривала, едва не упираясь носом в стекло, выбрала один.

— Покажите, пожалуйста. Слева, второй снизу.

— Охотничий, костяная ручка. — Женщина как-то напряженно подошла ко мне, взглянула в упор и расслабилась. «Показалось», — шепнула она себе под нос. Я сделала вид, что не расслышала.

Желание держать в руках нож было почти нестерпимым. Рукоять удобно легла в руку: кость будто плавилась, принимая нужную форму. Лезвие потертое, затупленное — видно, что верно служил. Я знала, как им пользоваться, но свежевать тушу не собиралась — я хозяйка леса, не охотник. Мне просто нужно было его иметь. Купила.

Снова вышла на поиски неупокоенных и бродила, совершенно забыв, зачем вообще приехала. Зато Маркус не забыл. Я почувствовала его присутствие загодя, как будто по татуировке перебирали паучьи лапки.

— Чика, за тобой не угнаться. — Он дернул меня за руку под ближайшую арку.

— Привет.

— Куда ты пропала, что случилось?

— Обновления установили, пока мы не виделись, — ввернула я фразочку Бальтазара.

Он молча вглядывался в мое лицо. Даже отступил.

— Ты была мертва.

— Молодец, возьми с полки пирожок, — улыбнулась я, впрочем, безрадостно.

— Как?..

— По контракту положено.

Я ему ничего до этого не говорила про летописца и записку. Это мое дело. Хотя он видел напряжение и тревогу, пытался как-то сгладить. Кино, кафе, все эти милые вещи, положенные парочкам. Только выглядел при этом как балерина в кирзачах, ухаживания не его конек. Вот и сегодня у нас свидание, не помню, правда, куда идем.

Сомнительная из нас пара. Он вроде бы честен со всех сторон — и в симпатиях, и в том, что ему нужны мои силы для мести, с которой он, кстати, не торопится. А я просто решила попробовать, давно ни с кем не встречалась. Как Ядвига говорила про людей — «мелькнет и исчезнет», а он не совсем человек, хоть и с виду вполне. В свои сто четыре выглядит меньше чем на сорок. Колдун — загадка для меня. Не понимаю, что он такое, как живет так долго, и вообще. Интересно.

— Мы можем просто побыть у тебя, Маркус?

— Твой кот мне угрожал, — хохотнул он в ответ. — Не хочу его злить.

— И правильно, не стоит. — Я оглядывалась в поиске безхозных душ, все это новое раздражало своей внезапностью. — Не хочу никуда идти, а если там нужно есть, то тем более, — чуть грубее, чем следовало, сказала я.

— Почему?

— Пойдем, по пути расскажу.

— Только не по-русски, я не всегда тебя понимаю.

Его русский, как и мой английский, улучшился, но проще было на английском.

Мы шли, едва касаясь пальцами, я говорила про ССБ, угрозы, контракт, неприятности с едой. Кто помог мне в смерти, не сказала — не стоило. Собиралась упомянуть про души, но Ключ снова заледенел.

— Что с твоими глазами? — осторожно спросил Маркус, пока я оглядывалась.

— А что, тушь потекла? Погода.

— Один глаз белый.

Вот черт…

Мимо нас прошла душа молодой девушки. Лицо не просто серое, а изможденное, как после долгой болезни. На ней была пижама с Губкой Бобом.

— Привет! Тебе нужна помощь? — спросила я.

Девушка не ответила, шла дальше. Куда они все идут? Мне что, избу тащить в это измерение? Не положено.

— Наркоманы, — процедил вполне живой дедуля, шедший вслед за девушкой.

И тут я поняла, что совсем забылась: стоим посреди улицы, я с бельмом, у Маркуса вообще глаза без белков, разговариваем с невидимками. За кого нас еще принять?

— Джьянина, что…

— Я вижу души, Маркус, здесь. Раньше так не было.

Он молча потащил меня сквозь поток мокрых хмурых людей в свою квартиру недалеко от студии. Предстояло разобраться с «обновками».

Уж лучше бы неуклюжие романтические потуги, а не это все.

 

Мрачный жнец

Маркус спит как камень.

Несколько раз я думала, что он все — покинул тело и ушел в иной мир. Немного жутко и хорошо одновременно: не люблю, когда кто-то рядом сопит или храпит. Отчасти поэтому не складывались мои более ранние отношения: раздражение от посторонних звуков перетекало в неприязнь к парню. А Маркус… Ему, кажется, плевать на мою отстраненность. Я прихожу и ухожу, когда захочу, он ничего не говорит против. Живет как обычный (почти обычный) человек и речи не заводит о своей вендетте и моей роли в ней. Думаю, стоит ему напомнить, что где-то его ждет враг, нехорошо заставлять людей ждать.

Отдам колдуну должок, а там посмотрим, как будут развиваться события. Маркус слишком иной для моей нормальной половины, воительнице же он очень нравится. Но если брать меня целиком, без разделения на светлое и темное, то я теперь тоже не совсем нормальная, мягко говоря. Такая же иная. Я меняюсь. Возможно, однажды и старые установки, хорошо-плохо, вложенные воспитанием, канут в Смородину, и межвидовые связи спустя сотню лет покажутся нормальными. Одно я знаю точно — я не влюблена, и это радует.

«Ты так неэмоциональна оттого, что для другого рождена», — вновь звучит в голове голос Ядвиги.

Заинтересована — да, но никакого подъема эмоций и необъяснимого счастья не чувствую, смотрю и анализирую Маркуса. Пригодится.

В середине ночи мне все еще не спалось. Отголоски нашей вечерней беседы крутились в голове. Маркус выглядел обеспокоенным, удивленным, рассматривал меня со всех сторон, чуть ли не нюхал. Убеждался, что живая. Попросил еще раз рассказать про смерть, уточнил, не тянет ли меня прямо сейчас на человечину. Он до сих пор не определился, ем я ее или нет, а я не собиралась раскрывать карты — ему ведь нравятся загадочные девушки, не стоит отбирать у него эту интригу. Он такой забавный в своих заблуждениях. Сидит, сказки наши с переводчиком читает, то и дело брови вверх лезут.

Потом обсуждали души в городе и мои новые способности, он был серьезен и внимателен. В моем окружении много серьезных и внимательных: Каз, Тоха, Маркус. Много мужчин, подруги нет.

Я смотрела в черные глаза с отблесками ламп, он о чем-то рассуждал, что-то прикидывал, пытался найти логику в происходящем, как будто успокаивал. Но я не волновалась, прогулка по загробному лесу изрядно укрепила мои нервы. В целом мы пришли к выводу, что это новый уровень способностей, но инструкции нет, придется собирать очередной пазл без картинки.

В квартире из звуков лишь мое дыхание, и его эхо отскакивает от кирпичных стен. Не могу сказать, что люблю лофты — будто на заводе кр

...