Оглавление

1. Таджикистан

— Пойдёшь в пехоту! — дурниной орал на меня мой новый «отец родной» — подполковник Миненков. Я же, одуревший после перелета на Душанбе, и многочасовой тряски на Урале по серпантинам, потерял вообще всякую субординацию орал в ответ:

— Да я в гробу видел вашу пехоту, она мне в Чечне поперёк горла стоит! Я — сапер, и пойду в саперную роту!

.– Ну и пошёл вон отсюда, иди в свои саперы, и чтоб я тебя не видел!

На этой весёлой ноте я выхожу из штаба, всех уже разобрали, стою один, как придурок, жду. Можете, блин, поздравить — я в славном городе Кулябе, и до сих пор понял лишь одно, — пьянка с военкомом чревата необычайно веселыми приключениями. В расположении полка все как умерли, тишина. Наконец-то замечаю бегущего бойца.

— Ты в саперы? — вместо «привет» спрашивает меня боец.

— Пошли тогда… Пока топали до самой отдаленной казармы, построенной ещё, если верить слухам, самим Буденным во время басмачества, новый сослуживец Иванов Вовка, рассказал мне все прелести жизни в Кулябе. Выходило, что тоска смертная. Возле казармы меня ждало нечто под два метра ростом.

— Старшина Горина, — пожал он мне руку, -просто Костя, и спросил :

— Надолго?

— Как пойдёт, — пожимаю плечами.

— Ну, пошли, — кивает он мне, в итоге мне досталось место в кубрике на восьмерых, ложка, ибо это главное, что нужно было в армейской службе в Кулябе, и после Костя позвонил по неизменному тапику куда- то, и после фраз, «охренел, сапоги, берцы,» и «пошёл он в жопу», я понял, что я дома.

Теперича, на склад пойдём, там с берцами засада, дают сапоги, но сапоги мы толкнем бачам, за берцы с подъемных отдашь, давай быстрей!

Пока шли, я замечал у казармы в курилках одно- два ленивых тела, но это фасад, как и предполагалось, основная жизнь кипела за казармами. Наконец, после нехитрых манипуляций, Костя выдал мне все, даже вещмешок со всякой ерундой и напутствовал:

— Это на строевые смотрю.

????? Я завис.

— А ты что хотел?

— Тут, брат, театр, не скажу каких военных действий, но театр точно, — смеётся старшина.

— Тут с тобой новый ротный и взводный прибыли, те вообще пиджаки с дорожного, — продолжает угорать Костя.

— Ладно, пошли к нашим.

Заходим, наконец, за казармы, там душ, цистерна от водовозки на криво приваренных балках, и полуголые тела.

— Привет, мужики, — здороваюсь я. Тут уже, благодаря Вовану, все были в курсе. В результате беседы выяснилось, что сапер, по сути, я один, остальные не то, что не саперы, даже в теории далеки.

— Автомат брать будешь? — спрашивает меня Орябинский, тоже сослуживец, походу.

— А надо? — вопросом на вопрос отвечаю я.

— А хрен знает, я бы не брал, — лениво цедит Вовка Плавин.

Я не успел ничего сказать, как в казарме послышался грохот чего-то падающего.

— Это «полупокер» падает, он каждый вечер падает, — философствует Женька Устяхин, он же « боцман»,

— Ему бабы, наверно, снятся.

— Читать любишь?

— В смысле, — недоумеваю я…

— Вечером почитаем — говорит «боцман»,

О, блин, ещё одно чмо идёт, внезапно говорит мой собеседник.

К нам подходит прапорщик, как истинный сын Азии, в нем все блестит, даже лоснящаяся от собственной важности, морда, на груди два знака гвардии, один- нового, второй -старого образца.

— Знакомься, Толян, -говорит Вовка Иванов,

— Это прапорщик Мамедов, чмо редкое, любимое слово «виебу»,

— А так как виебать, -передразнивает его Вовка, нечем — бегает стучать в штаб.

— Иди на хуй, полудурок, — это уже к прапору, однако тот подходит и, скалясь во весь рот начинает:

— Я тибя виебу, Иванов, ти поняль?

— Да понял он, понял, иди отсюда, не мешай, — выпроваживает его Плавин.

Тут не Чечня, тут ёбнуться можно, продолжает Володька Иванов,

— Вон, блин, сидим, ничего не делаем, пехота хоть на границе стоит, а мы и в караулы не ходим, Миня запретил.

В это время Плавин заорал:

— Сайдали, иди сюда, урод кривоногий! И через минуту перед нами нечто круглолицее кривое и мелкое.

— Знакомься, Толян, это- Сайдали, наш личный дилер, маклер, короче, что надо у него купишь, он и в долг даёт.

— Плавин, ты мне должен, -чётко выговаривая каждое слово, говорит наш барыга.

— Да иди ты на хуй, — парирует Плавин,

Буду в патруле пристрелю.

— Чем, палкой? — резонно говорит «сандаль», как называют Сайдали наши.

— Араки дори? -ухмыльнулся и спросил «боцман».

— Есть, есть, арака, — Сайдали, казалось, был счастлив от того, что он важный человек.

Неси давай и запиши на меня, говорит «боцман» и продолжает:

— Много не пиши, а то я тебя, курву, знаю.

Сайдали, набрав заказов в блокнот, и денег с кого мог, исчез за забором, патрульные у забора лишь лениво проводили его взглядом.

— Щас на вечеруху сходим, и по газам, — говорит «боцман».

— Ты на ужин пойдёшь?

— А что там? — любопытствую я.

— Бигус, — произнёс Женька,

— Это вонь такая, что мухи на подлете падают. Пока я думал, подошёл ещё один прапорщик, и сразу с ходу:

— Слушай, чо за страна такая, иду, веревка лежит, я верёвку пнул, веревка пополз, — прапор возмущается до предела.

— Знакомься, Толян, прапорщик Дургорян, просто ара, хороший мужик, — знакомит нас «боцман».

— А веревка -это желтопузик, их тут как грязи, ну а теперь пошли что ли пожрем, а там «сандаль» подгребет. В столовую пришли, соблюдая видимость строя, ну и это не главное, нагрузив подносы всякой ерундой, с виду не очень питательной, но запредельно вонючей, сели за дальний столик. Есть не спешили ждали ещё двоих, они сегодня патрульные, наконец-то подходят двое. Первый убил наповал: в кроссовках, а штанины в носках, второй — маленький, и по всему глухой, вообще супер.

— Валера, Лёша, — представились они и сели за стол, Валера, посмотрев по сторонам вынул флягу,

— Ну, за знакомство…

Первый день мой начался, ладно, поживем — увидим, но ощущение того, что я вообще зря сюда припёрся, не покидало.

Ответственный сегодня Костя старшина, — заметил Валера,

— Так что, новенький, пойдём в город.

Не понял, а что можно? опешил я.

Нужно, уже в открытую хохочет Валера,

— Мы тут в хуй не тарахтели, мы — саперы. Я киваю, на что он продолжает:

— Пойдём через второе КПП, там химики сегодня, так что ништяк, парни.

Вскоре притопали на плац, жара спала, цикады не пели, они орали. Костя отрапортовал, мы промаршировали по плацу, и в роту. За ротой стоял Сайдали с пакетами.

— Все, это на утро, водку, оставим «полуносу», проснется вскоре, — говорит « боцман», и в подтверждение слов, раздается грохот падающего тела.

— Второй раз, — меланхолично замечает Женька,

— Короче, пока ещё пару раз не ебанётся, не успокоится.

Итак, я уже в первый день влетел Сайдали на бабки в размере шести сомон, на мой вопрос: «это сколько?», глуховатый Леха Кабанов прояснил:

— Курс восемь и пять, отдашь сотню наших, он восемь сомони, пятьдесят дирам, разберешься, не маленький.

— Ну чо, погнали, -командует Валера,

— Денег не берите, ограбят бачи вонючие. Мне предстояла вылазка в ночной Куляб.

По старой советской традиции, перемахнули через забор, и вот мы в ошхане, как раз между частью и местным тубонарием. Валера царским жестом приглашает за стол, непонятного возраста особь женского пола собрала на стол,

естественно под запись.

Э, Гриша, по-русски назвав хозяина, с трудом выговариваемым именем крикнул Валера,

— Зарплата у нас когда?

— Ака Валера, е, сначала «танкачам» дают, е, потом вам, ти помнишь? -отозвался тот, приторно улыбаясь.

— От сука, все они знают, улыбается Валера, и продолжает:

— Не ссы, солдат арбуза не надует, будут тебе бабки, хрен утащишь.

Пока выпивали да закусывали, меня просвещали в детали местного быта и жизни.

Ты, Толян, главное дыню водой не запивай, а то потом земли касаться на дальнем не будешь, с видом знатока говорил «боцман», а пиво местное не бери, у них либо «вассеевское», либо «гисарское» и то, и то говно, — закончил он свою мысль. За соседний стол вдруг приземлились офицеры нашей части, судя по всему пехота, я малость напрягся.

Забей, говорит мне Валерка,

— Это — норма, тут никто, по сути, на хрен никому не нужен. Хотя, боятся нас, и это хорошо, а то придумали себе, «вытчики», «юрчики», хуета они, а не рембы, — смеётся мой новый товарищ.

Наконец, поужинав, решили прогуляться по городу, в целях экскурсии. В пятиэтажных домах, перед подъездами, были груды мусора, вонь стояла неимоверная, несмотря на ночь. С третьего этажа высунулась местная бачушка и пофиг дым, ведро помоев вылилось прямо на улицу.

— Хуя все -, только и смог я сказать.

— Привыкнешь, -хохотал в полный голос « боцман», Орябинский который

молчал до поры до времени, вдруг сказал: