Запрет на любовь. Пятый пункт
Иван Иванович встал с рассветом. Умылся, почистил зубы. С молодых лет взял привычку бриться вечером: щетина была настолько жёсткой, что жена постоянно жаловалась на раздражённый подбородок. С годами супружеские объятия стали редкими, но привычка осталась. С кухни донёсся звон посуды.
— И, что не спится? — Иван Иванович пожал плечами, — в кои-то веки хотел уйти тихо, но не тут-то было. Катя, ты почему встала?
Жена вздрогнула:
— Иван Иваныч, напугали. Услышала, как собираетесь, дай, думаю, кофе сварю.
— Катя, я же просил, не выкать!
— Всё-таки член политбюро… — виновато произнесла супруга.
— Ага, член, только не дома. Для тебя всегда Ванечка.
— Иван Иванович, не обессудь.
— Пусть Иван Иванович, но на ты. Себе тоже кофе налей.
— Я уж потом.
— Никаких потом! Твой муж стал членом политбюро ЦК, а не царём. Эдак, ты на кухню переберёшься с прислугой. А мне нужна в доме жена, хозяйка.
— Господи, ещё нет шести! Рань.
— Для государственных дел не бывает рано. А вы, народ, думаете, руководство просто так на хлеб кусок масла получает? В общем, ночую в городской квартире. Заодно Константина проведаю.
Сын «слуги» народа, Константин, месяц назад получил аттестат о среднем образовании и готовился поступать в Институт Международных Отношений. Родители переселились на государственную дачу в Подмосковье.
Иван Иванович строго-настрого велел отпрыску готовиться к экзаменам:
— Да, ладно, папа, — ответил легкомысленный потомок, — с твоим положением…
— Чтоб я этого не слышал! Принцем себя возомнил? А ремня не хочешь? Не посмотрю, что уже совершеннолетний. Правила для всех одни, запомни. Сиди в городе, занимайся. Но, если соскучишься, разрешаю пару дней побыть на даче.
— Что я там забыл? Здесь друзья, тусовки.
— Что за слово такое? Выбрось из лексикона.
— Есть, товарищ номенклатура!
— Оболтус!
От правительственной дачи до Москвы прямая, как стрела дорога. «Чайка» летела по гладкому полотну, пока Иван Иванович предавался воспоминаниям о недавнем разговоре с сыном.
— Друзья, тусовки. Это ж, какие друзья? Я знаю лишь одного стоящего парня, Борьку. Отец, достойный человек, в прошлом, ещё пару лет назад не последний в министерстве торговли. Эх, если бы не пятый пункт, женил бы Костю на его дочке Раечке! Красавица, как говорится, писаная.
Иван Иванович называл Лазаря Евгеньевича своим лучшим другом: родились и выросли в одной деревне, вместе уехали покорять Москву. Женились в один год, и супруги забеременели сразу и у того, и у другого. Тогда появилась мысль породниться. Но, увы, проклятый пятый пункт, и то, что партийная карьера Ивана Ивановича быстро шла в гору. Лазарь же Евгеньевич с каждым годом всё больше опасался репрессий, и, наконец, решил эмигрировать на историческую родину всей семьёй. Теперь он остался без работы.
— Приехали, Иван Иванович!
— Спасибо, Лёша. Задумался.
Иван Иванович поднялся в свой кабинет. Несмотря на ранний час, секретарша была на месте: ожидали китайскую делегацию. Утром заседание, днём китайцы будут знакомиться с достопримечательностями, потом, как обычно, «Лебединое озеро» в Большом Театре, и банкет с обильными возлияниями.
— Тяжёлый день, — вздохнул Иван Иванович. — Но, чего не сделаешь ради блага всего трудового народа!
Банкет окончился за полночь. Иван Иванович рухнул на сиденье автомобиля, и тяжко дыша, велел Алексею ехать на Смоленку. Именно там, в элитном доме, жила вся семья с сентября по май. Водитель уважительно покосился на хозяина: тот после хмельных застолий всегда сохранял достоинство и трезвый вид, расслабляясь уже дома.
В квартире было тихо. Войдя в столовую выпить воды, заметил на столе два бокала из-под вина, блюдо с остатками пирожных и шкурки от апельсинов. Он повертел бокалы в руке, внимательно рассматривая их на свету.
— Так-так, — прошептал истинный коммунист, свирепея, — девочки, тусовки. Не рановато ли?
На ходу снимая ремень, бросился на второй этаж в спальню сына. Щёлкнул выключателем. Сын, разбуженный отцом, выставил руку, защищаясь:
— За что?
— Так к экзаменам готовишься? Пьянки, гулянки. С кем пил? — Иван Иванович вернул ремень на брюки.
— С Борькой.
— В юбке? Пирожные, апельсины. И помада на бокалах.
Костя склонил голову:
— Папа, мы с Раисой любим друг друга. По-настоящему.
— С Раисой? Дочкой Лазаря?
— Да.
— Совсем с ума сошёл? Про пятый пункт знаешь?
— Знаю, а что?
— Отца хочешь под монастырь подвести? Я из-за этого пункта со старым другом почти «расплевался», а он в Раечку влюбился. Идиот. — Отец пытливо вгляделся в лицо сына. — А, может, к капиталистам захотел сбежать?
— Я не предатель! — Испугался Костя.
— Может, Рая остаётся в Союзе? — Отец саркастически хмыкнул.
— Не знаю. Вечером иду в гости к её родителям.
— Просить руки? Что Борька говорит?
Костя пожал плечами:
— Он рад, если стану его братом.
— Ну и дурак. Запомни, сын: там враги! Понял? Сбежишь, откажусь. Мне родина дороже сына-предателя. Кстати, знаешь, дети еврейки и русского считаются евреями?
— Родина? — Усмехнулся Костя, пропустив мимо ушей последние слова отца — А, может, тёплое местечко?
— А ты, попробуй дослужиться без блата. Как я, с нуля, родившись, между прочим, в захолустье, а не в столице на всём готовом. Всё вот этим вот! — Отец постучал себя ладонью по плечу, и опустился на кровать сына.
— Папа, я люблю, жить не могу без Раи.
— Лазарь сказал мне по секрету: Раису ждёт богатый молодой жених в Тель-Авиве.
— Врёшь!
— Спроси у неё. Там уже сговорено.
— Ты нарочно! Думаешь, сказал, и всё? Женюсь на Рае, и точка. Или ты не отец мне.
Иван Иванович тяжело вздохнул:
— Сынок, сынок…
И вышел из комнаты.
Ужин у Лазаря вылился в какой-то поучительный фарс. Сделав глоток вина, Костя объявил родител
