Оглавление

Из двенадцати членов подпольного комитета, действовавшего в Минске на начальном этапе оккупации (1941 — 1942 гг.), войну пережили двое: Алексей Котиков и Константин Григорьев. Вопрос о судьбе еще одного участника событий, Ивана Ковалева, отчасти остается открытым: многие историки придерживаются мнения о его гибели в январе 1943 года в Тростинце или, возможно, на стадионе «Динамо»; впрочем, и старая версия (Ковалев, будучи арестованным, не выдержал пыток и стал сотрудничать с оккупантами, был вывезен в Германию, где следы его затерялись) жива до сих пор, подробнее об этом мы расскажем в очерке Иван Ковалев.

Котиков и Григорьев тоже хлебнули горя. Оба в свое время были арестованы органами НКВД/НКГБ (в декабре 1942 года Котиков, в сентябре 1944 Григорьев), получили сроки (15 и 5 лет соответственно), 27 марта 1956 года Григорьев был реабилитирован[1], Котикову же в реабилитации отказали, но срок заключения снизили до 10 лет; впрочем, к тому времени он был уже освобожден по амнистии[2]. При этом, как утверждала детально исследовавшая события тех лет Вера Сафроновна Давыдова, обвинения против Григорьева строились в том числе и на свидетельствах Алексея Котикова, который на своих допросах давал на него клеветнические показания[3].

В частности, на состоявшемся 8 мая 1946 года в МГБ БССР допросе Котиков заявил, что Григорьев после мартовских 1942-го года арестов от работы в подполье самоустранился и перестал выполнять отдаваемые ему задания. Он прекратил скрываться, легализовался, даже не менял фамилии и адреса своего проживания, несмотря на то, что был известен многим предателям и агентам гестапо[4].

Первоначальная реакция подполья на этот его демарш была однозначной: Григорьев струсил. На одном из заседаний подпольного комитета был даже поставлен вопрос о его уничтожении, но потом, по словам Котикова, подпольщики «… посмотрели — вреда не приносит — оставили»[5].

Процитированные показания Алексея Котикова не содержали клеветы. На одном из первых (если не на первом) своих допросов в НКГБ БССР (архивная копия документа датирует его 23 июня 1944 г., чего не могло быть по определению; вероятно, допрос состоялся 23 июля 1944 года) Константин Григорьев и сам подтвердил, что после нанесенного в марте 1942 года удара он утерял связь с подпольем и легализировался[6], а на уточняющиие вопросы следователей отвечал, что все годы оккупации проживал по адресу, по которому был прописан (Чкалова, 58), но арестован не был[7].

Впрочем, как это часто бывает, повлиявшие на его судьбу события разворачивались намного драматичнее, чем это видно из протоколов его допросов, рассказов бывших соратников и исследований историков послевоенных лет.

 Национальный архив Республики Беларусь (далее — НАРБ), Ф. 1346, оп. 1, Д 322, Л. 17

 НАРБ, Ф. 1346, Оп. 1. Д. 207, Л. 118

 НАРБ, Ф. 1440, Оп. 8, Д. 24, Л. 226 — Л. 227

 НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 192

 НАРБ, Ф. 1450, оп. 2, Д 1299, Л. 147 (оборот)

 НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 31

 НАРБ, Ф. 1346, оп. 1, Д. 105, Л. 33

Первые дни войны

Константин Денисович Григорьев родился в 1895 году, с 1909 по 1914 годы работал на Путиловском заводе фрезеровщиком. В июле 1914 года за участие в забастовке был осужден к 9 месяцам тюремного заключения. Весь 1915 год работал на Балтийском заводе, а в 1916-м был призван в армию, в которой состоял рядовым до 1918 года. С 1918 по 1923 год находился в Красной Армии, правда службу проходил вне строя, работал фрезеровщиком в армейских радиомастерских. В 1919 году вступил в партию. С 1923 по 1932 г. жил в Казани, где занимал ряд руководящих должностей в системе Главнефтесбыта. Позже отучился в нефтяной Промакадемии имени Кирова в Баку, после окончания которой в 1936 году Наркоматом нефтяной промышленности СССР был направлен в Минск. Здесь он получил должность управляющего Белорусской республиканской конторой Главнефтесбыта[1].

Занимая этот пост, он в свое время принимал на работу Исая Казинца[2]. Это было уже в 1940 году, после присоединения восточных областей Польши к БССР и Григорьев отправил его в Белосток на должность главного инженера созданного там отделения белорусской конторы нефтесбыта[3].

В ноябре 1940 года Григорьева назначили[4], а в январе 1941 года Постановлением ЦК КП (б) Б утвердили в должности начальника спецстроительства №20. Речь, судя по всему, шла о строительстве Козыревской нефтебазы в южном пригороде Минска, в послевоенном письме в Комитет партийного контроля Григорьев сообщал, что эта база строилась в его бытность и под его руководством[5]. Этот пост он занимал до 24 июня 1941 года[6].

ПРИМЕЧАНИЕ 1. Текст дальнейшего нашего повествования во многом (по большей части) основывается на официальных документах государственных учреждений последних военных и первых послевоенных лет (главным образом это протоколы его допросов в органах НКГБ/МГБ), а также на свидетельствах, оставленных Константином Денисовичем Григорьевым лично — в воспоминаниях послевоенной поры, переписке с государственными и общественными организациями, с редакциями газет, в опубликованных и неопубликованных статьях. В этой связи следует отметить, что составленные им в 50 — 60-е годы рассказы о становлении подполья в оккупированном Минске изобилуют многочисленными неточностями; в первую очередь это относится к важным деталям (последовательности и датировке событий) и, по мнению некоторых современных историков, к попыткам фальсификации отдельных событий. В связи со сказанным, в дальнейшем нашем повествовании мы будем опираться по мере возможностей не на его описания и придумки послевоенных лет, а на протоколы допросов (его и других подпольщиков) — несмотря на явное давление следователей, они все же содержат меньшее количество ошибок, а зачастую и заведомо ложных суждений. В тех случаях, когда воспоминания К. Д. Григорьева нами все же будут использованы, на содержащиеся в них неточности мы будем отдельно указывать.

О первых днях войны он рассказал так.

Уже к вечеру 23 июня значительная часть Минска была уничтожена налетами авиации. Город горел, а железнодорожный узел был уничтожен.

ПРИМЕЧАНИЕ 2. Как сообщает историк Ирина Воронкова, первая бомбардировка Минска состоялась около полудня 23 июня; в этот день немцы бомбили лишь Товарную станцию (район улицы Суражской), аэродромы в Лошице (Аэропорт Минск -1) и в Слепянке (р-н улиц Столетова, Уральской), а также расположение 69-го отдельного разведывательного батальона 100-й стрелковой дивизии в Уручье[7].

В скором времени город оказался отрезанным и единственным путем для выхода из него было Червенское (и Борисовское — Е.И.) шоссе, по которому на восток шли толпы народа[8].

На своем первом допросе в НКГБ Григорьев рассказал, что на строительстве Козыревской нефтебазы у него не было своего транспорта (руководство Главнефтесбыта 23 июня 1941 года забрало грузовые машины[9]), но он рассчитывал эвакуироваться с наркоматом топливной промышленности, которому был подчинен. С этой целью Григорьев поддерживал связь с наркомом Хотько, но тот выехал из города, не сообщив об этом сотрудникам[10].

Ко всему прочему, вечером 23 июня были получены деньги для выплаты занятым