Оглавление

Seattle Overdrive — история рок-музыканта Марлона Лавджоя, по-настоящему любящего своё дело. Герой идёт по собственному пути, намеренно не видя того, что мир изменился и его творчество перестало что-либо стоить. Марлон настолько непреклонен в выборе своего стиля жизни, что продолжает путешествие по злачным местам Сиэтла даже после смерти.

Как понять, когда закончилась жизнь и началось путешествие в бардо?

DISCLAIMER

Прочтение может вызвать негативные эмоции у некоторых групп граждан. Автор не пропагандирует: насилие, нездоровый образ жизни и асоциальное поведение. Не рекомендуется к прочтению лицам, не достигшим совершеннолетия.

Посвящается Мишель.

Prologue

Я, Марлон Лавджой, расскажу вам одну не слишком длинную историю из места, у которого множество названий. Не ждите эпических сражений и спасений мира — мой рассказ простой, как и моя жизнь. Я не супермен, не ходячий рентген, а вполне обычный человек: я не умею летать, поднимать автомобили и обо мне, скорее всего, никогда не услышит мир. Начну повествование с давнего времени, приправленного беззаботностью и глупостью — отличное было время, надо сказать. Эх, тогда казалось, что сам куёшь свою судьбу, тебя точно ждёт успех и где-то, совсем близко, тебя обязательно ждут. Думалось, что достаточно лишь выбрать направление и не сворачивать, достаточно постараться и всё получится: «Я знаю, чего хочу», «Я всё могу, если захочу», «Всё будет так, как я хочу». Мечта и цель, успех, стремление.

Тогда я не знал, что эти формулы жизни, так и сочащиеся из каждого, — не работают. Половина важнейших слов вовсе не имеют значения; ничего не работает, никакая логика, черт её побери: миром правит неумолимый абсурд и хаос. Вера в формулы, слова, поп-психологию, мотивирующие речи имеет все минусы, содержащиеся в вере как таковой: всегда есть поле для отхода, всегда есть фраза с тысячью смыслами, за которой можно укрыться, — доказывать тут что-либо, бесполезно и глупо. Систематическая ошибка выжившего маячит на горизонте каждой судьбы, и об этом стоит помнить, иначе потом будет слишком больно и неприятно.

Стоит сказать, что информационный ландшафт всё чаще исключает истории неуспеха, однако падение бывает не менее интересно, чем триумф, да и вообще, может, падение и есть искомый смысл некоторых жизней, например моей. Я ни о чём не жалею, хоть в это и будет сложно поверить, просто моё озлобленное счастье выглядит не самым презентабельным образом, а жизнь интересна до боли, — в прямом смысле этого слова. Моя история «неуспеха» будет рассказана от лица музыканта, но если сменить профессию — призвание, если хотите — на художника, писателя, неважно кого — смысл останется прежним. Наверняка немало людей найдут аналогии со своей жизнью, своими мечтами, профессиями, хобби.

Хорошо, если по теме: скольких людей скинула волна мейнстрима? Был блюз, глэм-рок, гранж и так далее, и так далее; в литературе вспомните бит-поколение, гонзо. Вы поняли — всюду примеры мировой славы и вечной жизни в своём искусстве. Пусть и на одного счастливчика приходится тысяча неудачников. Как по мне, неудачник не так уж и отличается: счастливчик видит тревожные сны о том, как не справляется с тяжёлым грузом удовольствий жизни и забывается в радости, проснувшись; неудачник наблюдает во сне более лучший мир, кошмары приходят утром — достаточно лишь открыть глаза. Выбрать — не «видеть»: единственное спасение.

Я буду говорить в настоящем времени, так проще вспоминать, но могу и в прошедшем, если воспоминания унесут слишком далеко. Вы наверняка заметили, что я уже несколько раз пересказал одну и ту же тему разными словами — да, бывает и такое. Начало повествования будет наивной комедией — как и сама молодость — конец будет словно триллер, как и сама зрелость, чтоб её. Ещё я могу говорить урывками и вообще как угодно… А, ладно, извините за излишнюю болтливость, пора уже начинать.

Вру, не пора.

Для чего, собственно, я тут вещаю: хочу, чтобы вы мне помогли отыскать момент, в котором я сюда угодил, никак в толк не возьму — когда?

Part 1

Chapter 1

Smells Like Teen Spirit

Сиэтл. Лето тысяча девятьсот девяносто шестого года. Обыкновенный дом наполнен «необыкновенными» людьми. Впереди великое будущее, как нам кажется, а пока мы «точим копья», чтобы встретить его.

Ричарда я любил больше всех, пускай он и был тем самым другом, с которым меня вечно сравнивали родители, — это ужасно бесило. Сейчас он усердно пытается порезать лимон для текилы на столе рядом с большим и переполненным людьми диваном — сок брызжет во все стороны, не вызывая оскомину разве что у моей бабушки живущей в английской деревне. Во что одет Рич, описывать не буду, советую пойти в любой торговый центр и посмотреть на манекенов за стеклом. Характер Рича, конечно, скверный и наглый, но обычно там, где надо. Рич чертовски непохож на меня, не знаю, как могло такое получиться — дружили мы с самого раннего детства. Он был тем, на кого можно рассчитывать. Возможно, из-за самолюбия, которое заставляло его быть впереди всех: самым достойным из достойных, но я-то знаю, что даже у хороших поступков могут быть непредсказуемые, тёмные мотивы.

Если Рич выставлял себя примерным малым, то, как правило, это было бросанием пыли в глаза, а то и камней в голову. Частенько Рич вёл себя не особо адекватно: бесновался, манерничал, иногда был слишком правильным, иногда валял дурака вместе со мной, тут не угадаешь. К пространному описанию могу добавить, что у Рича несколько лиц — и все они бывали полезны. Несколько личностей в одном человеке, надо признать, — очень удобно. Самый настоящий «Американский психопат».

Джейк — тип, за которым обычно ходят охранники в супермаркетах. Любит выпить и покататься на своей кроссовой хонде в понедельник утром, как все «нормальные» люди. В данный момент с нетерпением наблюдает за расправой Рича над лимоном с того самого дивана и по привычке гладит свою коротко стриженную голову. Он выглядит моложе своих лет из-за худобы. Джейк чертовски испорченный и злой, но, что удивительно, с мозгами, — лучшее сочетание, на мой взгляд. Таких людей я называю «гиенами» — без негатива, если что. Мы были отчасти похожи — нас нельзя было оставлять друг с другом на одной территории с острыми, колющими, режущими и вообще любыми предметами, представляющими опасность, а то мы вмиг покалечились бы, заигравшись как малые дети. Понятие «веселье» иногда носит у нас искажённый характер. Ещё у Джейка была пассия — Линда: пример вежливости и приличия, почему-то разбавляющий им свою чистоту. Если очень коротко: Джейк — человек, который не даст заскучать, — свободный, грешный дух.

В самом тёмном углу комнаты стоял Алан, мой старинный друг, добродушный парняга с большими планами; непонятно было, зачем он вообще водился с нашей компанией. Я чувствовал себя каким-то олухом и ребёнком на его фоне, как будто я чего-то не понимаю, — расселся тут, знаете ли, в своём воздушном замке верхом на фиолетовом драконе и мозолю глаза нормальным «поверхностным» людям. Алан был создан для съёмки в рекламе фермерского магазина или магазина автозапчастей: было в нём что-то семейно-работящее. Алан не слишком разговорчивый — поэтому сложно рассуждать, каков он в своей сути.

Общались мы каждый день с самого раннего возраста, он жил через дорогу, — довольно удобно. В детстве, а потом в школе я был на переднем плане, лез вперёд при каждой возможности; сейчас я понимаю, что так хотел скрыть ощущение собственной глупости, витавшее всегда поблизости. Мне кажется, что это вообще свойство таких дураков и неучей как я.

Сегодня компания собралась большая, но мне лень всех описывать: вчерашние одноклассники, просто знакомые, некоторых в первый раз вижу. Чёрт побери, это же мой дом, а тут ходит непонятно кто…

— Кто сюда всех подряд пускает, что за больной ублюдок?! — рыкнул я максимально громко. Никто не обратил внимания на моё заявление… — Джейк, ты?

— Не парься, Мар, все свои. Расслабься, братишка, — ответил мне Джейк со спинки дивана.

— Всё, хватит людей пускать, уже человек тридцать набежало, — сказал я с долей отчаяния, ведь это было уже не остановить — точка невозврата.

О, точно, забыл сказать: среди этой кучки придурков ходила особая девушка, давно мне понравившаяся, — Мишель. Напоминала она фарфоровую куклу — красивую и пугающую одновременно — мне это как раз по душе. Я с ней толком и не разговаривал, не представлялось момента, может, я пасовал, конечно. Вы только подумайте: волосы — шлейф чёрного дыма, по ним плывут красные отблески от неоновой вывески «Кока-Кола», прикрученной к стене.

Мы с Джейком и Аланом стянули её с заправки на прошлой неделе, — просто ради веселья. Несложно догадаться, чья это была идея. Я тогда сказал в шутку, что она мне нужна, эта вывеска, а Джейк воспринял это всерьёз, выдрал её с куском стены, и мы побежали сломя голову, помогая Джейку с его ношей. А что поделать? Дело уже сделано — нужно ноги уносить. Как говорит мой отец: «Умный не тот, кто попался, а кто вовремя съебался». Недавно я приметил старый неоновый логотип «Texaco» в одном баре…

Немного сбился. М-м-м…

О чём я говорил?

Совсем забыл описать себя. Ну, так вот, мне сейчас двадцать лет. Я музыкант, не профессиональный, но, по крайней мере, хочу им стать. У меня много татуировок, в большинстве набитых по глупости: на шее, руках, ногах. Часто набивка происходила на мероприятиях, подобных этому, и рисунки получились не слишком удачные — Slut на лодыжке нельзя назвать удачей, — хотя забавно, конечно. Моя внешность аналогична прочим в девяностые: мода на гранж не пощадила никого, и теперь я — клише, любой рокер с плакатов условного старшего брата, умершего в пьяной аварии по дороге на рок-концерт.

Черты характера описывать не буду, само собой по ходу рассказа будет понятно, да и в самоанализе смысла немного — никогда не знаешь, кто ты на самом деле, как тебя видят со стороны, — по крайней мере, я так себя и не понял. Мой дом — самый обыкновенный для здешних мест. У меня есть всё, что необходимо, но всегда хочется большего: денег, славы, ну, вы понимаете, — я молод, мне всё можно желать и о чём угодно грезить. Если считаете меня меркантильным, значит, вы что-то от себя скрываете.

Так вот…

Родители уехали к друзьям во Флориду, а пока их нет — это здание принадлежит нам; свет от неоновой вывески, о которой я уже упоминал, делает обстановку праздно-инфернальной; пара лава–ламп и стробоскоп дополняют обстановку в стиле вечно злой молодёжи. Я всегда любил много небольших источников разнообразного света; атмосфера для меня очень важна, она также невозможна без нужных людей. Когда все вместе — время летит, всё забывается, думаешь только о том, что происходит сейчас. Как глупо это звучит, на самом деле я это понимаю, м-да. Набрался я будь здоров… Надо на диван завалиться.

Тут от раздумий на тему дружбы и атмосферы меня оторвал Джейк:

— Слушай, Мар, можешь занять мне немного денег, даже машину заправить нечем? — спросил он наивно и простодушно, даже не помыслив о возможности отказа.

— Джейк, у меня у самого ничего не осталось, все на выпивку и хэш ушло для вечеринки. Голяк полный, — я же не работаю пока что.

Джейк скрутил себе тугой и длинный, — это он умел. Начал смолить и говорит:

— Чёрт, понимаю, ладно. Значит, поеду на работу на автобусе. Ненавижу общественный транспорт, так и тянет кого-нибудь прикончить. Потные тёти и дяди наступают на твою обувь, потом ты достаёшь охотничий нож своего отчима, просишь всех заткнуться, блокируешь двери, убиваешь водителя, угоняешь автобус, уезжаешь на нём в лес. Хм. Потом выходишь из автобуса, обливаешь его бензином и всё вокруг поджигаешь, включаешь трек MC Hammer[1] на бумбоксе и бегаешь с криками вокруг! Все в автобусе от страха и шока начинают смеяться!

— Ладно! Хорошо, чёрт тебя дери! Как тут откажешь, с таким-то рассказом — один он стоит пару бенджаминов. Ублюдок, мать твою… Сейчас из заначки достану тебе немного. А ну иди сюда, говно собачье… На чёрный день оставил. Решил ко мне лезть?.. Вот всегда так — тратишь деньги «на чёрный день», когда весело и хочется ещё. Забавно…

— Точно, спасибо, мужик, отдам после зарплаты обязательно. Только напомни. Хотя, конечно, я не забуду. Напомни, чтоб сам не забыл.

— Напомню, — усмехнулся я, — давай лучше выпьем — праздник всё же.

— Да, давай. А какой праздник-то? — поинтересовался Джейк.

— Эм-м… Не знаю, день спасения мной целого автобуса многострадальных пассажиров.

— Точно. Повод что надо.

Так мы и сидели, пока не раздавили на двоих полбутылки псевдо-мексиканского пойла, разлитого, скорее всего, где-то неподалёку. Но тут случилась трагедия циклопического масштаба — лимон отдал последний кусочек своего тела. Лимон, не лайм. Последний лайм был потрачен три часа назад.

— РИЧ! — крикнул я, пытаясь голосом пробиться через музыку.

— Что?!

— Где лимон… ты чего весь стол загадил?! — крикнул я снова, чуть не надорвав голос.

— Извините, лимон давно кончился, — сказал Рич, скорчив рожу, разведя руки и показав два средних пальца. Обожаю его. Определённо.

— Ладно, обойдёмся, поэтому я и не люблю текилу — слишком сложно с ней. То ли дело джин — просто и небанально.

— Давай уже, — сказал Джейк, сгорая от нетерпения.

Мы выпили с Джейком ещё пару-тройку раз, после чего я вышел во двор: там был небольшой бассейн и всякие принадлежности для отдыха, аккуратный газон, — за ним очень следил мой отец, даже слишком, можно считать, что это было его хобби, чтобы травинка к травинке. Никогда не понимал таких пристрастий, но каждому своё, каждый по-своему уходит от реальности: кому наркотики, кому несколько часов маниакальной обсессивно-компульсивной чистки ковра от катышков с помощью собственных пальцев.

На шезлонге в одиночестве разлеглась Мишель. Была там одна — странно. Я набрался смелости и решил подойти:

— Привет, как ты? Почему одна тут?

— Всё хорошо, смотрю на звёзды. Просто устала от людей. Решила побыть в тишине, — сказала Мишель очень спокойно и размеренно. Слова текли и пелись, а не просто проговаривались.

— Тут их почти не видно, мы же в городе… Да и тучи, вон всё заволокло, — говорил я, словно робот-разрушитель всякой романтики и красоты. Ещё и лицо нахмурил, как полицейский, учуявший запах каннабиса в машине.

— А ты романтик, я прямо покорена, — сказала Мишель ещё тише и отрешённее, чем раньше.

— Извини. Подкаты — не моя тема, — пробормотал я, чувствуя вербальное поражение.

— Ничего. Я слышала, ты музыку пишешь?

— Это громко сказано — а вообще, есть такое дело. На досуге. Ничего особенного…

— Сыграешь мне? Я бы хотела послушать, всё же в Сиэтле отличные музыканты, но лучшие, правда, в Абер