Оглавление

НЕ РОДИСЬ КИКИМОРОЙ
Сказки для взрослых

Ну что, долетался?

Утро было солнечным. Да что там — слепящим. Весь мир заповедного леса казался сонным маревом.

Даже лягушки квакать перестали, а про остальных и говорить нечего. Три веселых лягушонка ждали вкусных и жирных комаров. Но комары не особенно хотели становиться едой для лягушат, пока они еще сами искали себе еду, чтобы растолстеть немного и насладиться жизнью. Все известно, что даже и не съеденные и не прибитые комары живут очень мало — одни сутки всего. Жизнь коротка, но дни их яркие и кровавые, как у любых существ из тех, кто привык проливать чужую кровь. А ведь народная мудрость гласит — тот, кто чужую кровь проливает, тот и своей поплатится, это все знали, а живые комары только о том догадывались, но скоро узнают.

Об этом и размышлял кот Макар, расположившись в тени около болота. Он решил изучить жизнь именно в гиблом месте по двум причинам, потому что сюда никогда не заглядывал Баюн. Он был уверен в том, что он и болото — вещи несовместные, а еще и потому, что после столкновения с Лебедью он убедился в том, что многого не знает и не ведает. Уж если на озере появляются белые лебеди с черными душами — душегубки, то, что говорить о болоте, которое безжалостно глотает все, что тут окажется.

Вот накануне девицу проглотило. Она убегала от вовсе не доброго молодца. Что тот хотел сделать, коту сказать было трудно, но он точно знал, что ничего хорошего тот делать не собирался. Девица убегала без оглядки. И пока закаркал вороненок, завыл волк, и замурлыкал кот, девица уже была в самом его центре гиблого места.

А тот непутевый парень (таких в царстве у Гороха было большинство) хотя и хотел в таком месте глухом сначильничать, но решил, наверное, на бегу, что жизнь ему все-таки дороже, чем упрямая девица, тормознул на самом берегу, плюнул, почти в кота попал, и отправился прочь. Он крикнул ей о том, что она еще пожалеет о том, что такого парня оттолкнула. Но девице уже не до жалости было, она исчезла в ирясине быстро.

Девицу спасти не удалось. Притворно рыдала Болотница, но вороненок пояснил своему коту, что рыдает она от досады, что этого парня заманить не смогла в свои руки загребущие, а не потому что ей девицу жаль было.

Наверное, вороненок прав, Болотницу он знал не первый день. Болотный ворчал — к нему уже столько девиц напрыгало, что девать было некуда. Макар понимал, что он стал невольным свидетелем еще одной трагической сцены. Баюн бы только хвостом махнул и внимания не обратил, а он никак не мог забыть и очень переживал, не каждый день у тебя на глазах девицы тонут, да и было бы из-за кого.

И в тот момент и раздался пронзительный вопль, вероятно, того самого героя, потому что дюжина пчел, видевших, что он натворил, укусили его разом, это вороненок коту рассказал — он уже и туда слетать успел и посмотреть, что это мужик орет на весь лес, словно на двух ежей сразу наступил обеими ногами. Но это были не ежи, как он успел выяснить на лету.

— И тебе его нисколько не жаль? — поинтересовался кот.

— Да что его жалеть — то, он легко отделался, — каркал вороненок, -зато надолго запомнит этот день, а пчелы молодцы, хоть им и не жить больше на свете, но померли они красиво.

Макар невольно почесался, он вспомнил, как недавно его укусила только одна пчела- шишка образовалась, а орал он так, что все вороны и совы слетелись, чтобы взглянуть на то, что на этот раз могло с любимым котом Яги случиться. Баюн бы орать не стал. Он умел сдерживаться.

Макар забыл об утопшей девице, своя шкура ближе к телу, и уже сожалел о покусанном парне. Так не только у котов, но и у людей бывает, когда мы рыдаем над малым, и нас очень мало волнует большое.

Но не успел Макар это все хорошенько обдумать, потому что над головой его зажужжал шмель. Какой же он был огромный, толстый и полосатый. Красавец, да и только.

Кот сидел, открыв рот, даже голодные лягушки о комарах забыли, все взоры на него были устремлены. И гнался он за тремя пчелами сразу. Это, вероятно, были те пчелы, которые не успели парня укусить, или не захотели кусать. Им хотелось прежде, чем умереть, со шмелем немного развлечься. А парней таких кусай, не кусай, они ничего не понимают, и не откажутся от насилия все равно, так что умирать напрасно, не познав радостей жизни?

Шмель же решил развлечься сразу с тремя девицами, только не особенно поворотлив был, судя по всем, они улетали от него не особенно быстро, он гнался за ними, уже изрядно вспотев. И эта игра могла продолжаться довольно долго, если бы в экстазе своем шмель не наткнулся в воздухе на какого-то жука, большого и черного. У жука не было в голове никаких игривых мыслей, он был занят делом, и не заметил шмеля, так и врезались. Хотя трудно было понять, как можно было не разлететься когда в небесах так много места. Но столкновение все-таки произошло.

И жук крутанулся на месте, но удержался и полетел дальше, а вот шмель, камнем полетел вниз, в то самое болото.

Пронзительно каркнул вороненок, заорал Макар, как будто одна из пчел снова его укусила, на самом деле ему было так жаль шмеля, как и девицу несчастную он не жалел. Девица что, а шмель был такой толстый, полосатый и красивый, может быть единственный в своем роде. Потому он и бросился по кочкам туда, даже не думая о том, что сам то он потонет еще быстрее, чем вырубленный шмель. Нет, Макар хотел спасти оглушенного шмеля.

Вороненок вопил на всю округу, так что все вороны слетелись со всех сторон. Он бы не орал так, если бы его убивали. Кот уже добрался до шмеля, который был еще жив, но лишившийся чувств, лежал неподвижно. Над ним кружили беспомощно те три пчелы, за которыми он недавно гнался, кот осторожно подхватил его, и стал тонуть в тот самый момент, вместе со шмелем в зубах. А чего он еще мог дождаться после такой прыти. Болото оказалось беспощадным

Если бы Яга не пролетала мимо, не услышала ворон, и не поняла, что произошло, хотя вороненок каркал сбивчиво и разобрать, что он говорил было трудно, а старуха была еще и глуховата. Тогда он устремился в центр болота, Яга полетела за ним, решив проверить, что он там раскаркался, и, понимая, что так орать он мог только из-за своего любимого кота, она и поняла, что его там, куда летит вороненок и надо искать.

Она подхватила Макара в тот момент, когда из болота торчала только голова и хвост. Вот за голову и хвост и схватила. Было больно и страшно. Он и переживал за шмеля, и думал о том, что на этот раз ему от Яги точно достанется.

Он не верещал даже, она решила, что помер уже от разрыва сердца, и никакая живая вода не поможет. Но когда она отпустила его на траву, он тут же оклемался, и первым делом выбросил на лист подорожника шмеля.

— А это что еще такое? — усмехнулась Яга, — ты чего там нарубался.

— Он не нарубалася, — подсказывал вороненок, — он спасал шмеля.

Яга внимательнее взглянула на полосатый, немного подмоченный комок, но она его все-таки опознала, потому что такой сексапильный шмель был единственный в округе, и он всегда лишался чувств от избытка страсти, и порой в самые неподходящие моменты, и его приходилось откачивать и приводить в чувства другим.

— Долетался, -ворчала Яга, — чуть кота моего не погубил, смотри, Макар, если будешь за кошками носиться так как он, — она указала пальцем на шмеля, — то точно потонешь в том самом болоте, а меня не будет рядом.

Кот молчал. Вороненок молчать не хотел.

— Я буду с ним рядом, — заверил он, — мы спасали и снова спасем нашего кота.

Кот уже лапой трогал шмеля, тот обсох немного, открыл глаза, и увидел перед собой огромную лапу с когтями. Сначала ему казалось, что кот хочет его когтем проколоть, и он зажужжал.

— Вот балбес, — возмущался вороненок, — да он же тебя спас, сейчас бы уже с девицей другой на дне общался, но вряд ли она бы тебе так уж и понравилась.

Пчелы, окружившие его, подтвердили, что все правильно каркает вороненок. И тогда шмель устыдился своей подозрительности. Но ведь недаром говорят, что у страха глаза велики.

Он потом часто прилетал к своему коту и подолгу рассказывал ему о своих похождениях. И кот постигал Камасутру шмеля, интересное скажу вам это повествование, только почему -то никому больше об этом ни шмель, ни кот не рассказывали, потому нам о том ничего неизвестно.

Какой же ты Змей (Если к другому уходит невеста)

Мужи благородные, не заботятся о похищенных женах, ведь если бы они захотели, то не были б похищены

Геродот

Начиналась новая жизнь. Горыныч только что заверил матушку свою, что больше не станет красить никаких девиц. Она молча на него смотрела, в глаза заглянуть старалась, но глаз у него было на трех головах шесть, потому все увидеть не могла даже Яга.

— Да и где они, эти девицы, — говорил Яге Змей.

Он оглядывался в разные стороны. Там вроде бы и на самом деле девиц не было пока. И Змей самодовольно улыбнулся, оскалив все три пасти.

Ему было очень обидно, оттого, что он выбился из доверия. Но у Яги на то были свои причины. Сколько раз говорил он ей, что это последняя девица, и не нужна она ему вовсе. Конечно, не нужна, мертвая — то девица кому нужна. А они в лапах его мертвели и не в переносном, а в прямом смысле. Берегини его и слушать не хотели, и снова приходилось ей то уговаривать, то пугать этих дев праведных. Но многие из них когда-то им же тоже похищены и погублены были, чертей заставлять что-то сделать, чтобы они хоть к Морскому царю новых невест Змеевых пристроили. Потому что добрый Водяной уже и слышать ничего не хотел, в его озере от русалок яблоку некуда было упасть.

— Он всех девиц заморить решил? — спрашивал Леший, когда все повторялось снова и снова, и новое девичье тело Яга пыталась к ним определить.

И нечего было ей ответить, а сам Горыныч от ответа уходил, вернее, улетал, вот Яга и стала врагом всех духов, и очень тяжело ей было оправдываться за все, чего не совершала, да еще и его выгораживать. Хорошо хоть уважали да боялись, а то бы и вовсе бросили в ту самую печку, куда она молодцев вовсе не добрых порой провожала, когда уму -разуму их учила, да никак не могла научить, и понимала, что толку не будет никакого, чтобы не мучились, вот к Нию их и провожала без сожаления всякого.

Такая вот беда случилась в лесу заповедном. Конечно, случилась она не вчера, просто накопилось и наболело в душах духов в последнее время изрядно, и деваться некуда от всего этого стыда и сраму стало.

Змей сидел на поляне понурый, а черти рассказывали ему, что без девиц, особенно мертвых, тоже вполне можно обойтись. Он и сам пока понимал, что можно, да это только пока. Хотя и убеждал Ягу Змей, но знал он, что если что-то такое в пустынном месте произойдет, то не мог он поручиться, что не цапнет еще одну красавицу.

— Да какие красавицы, — хмыкнул черт Прохор, он был яростным женоненавистником, трех чертих со света сжил, правда, и сам одного рога лишился и полхвоста последняя женушка отхватила, теперь таким вот красавцем и остался.

— Какие красавицы. С высоты твоего полета они все кажутся красивыми, а ты ее ближе рассмотри, наверняка Кикимора какая-нибудь.

Все остальные черти по поводу Кикимор помолчали, если хоть одна подслушивала, а они любят слушать всегда, то не только у Прохора может рог оторванным быть.

Он и сам замолчал, у него — то рог только один остался, а что потом? Но самое главное, что он жизнью своей рисковал, а Горыныча, похоже, так ни в чем и не убедил, Змей есть Змей.

№№№№№№

А в то самое время, пока черти полосатые убеждали Горыныча, что девиц он все-таки должен оставить в покое, чтобы их в покое Яга оставила. Черти вовсе не были такими уж бескорыстными парнями, просто, когда она сама нервничала, то и им никакого покоя не давала. В то самое время царский сын Макар поджидал красну девицу Раду. Правда, она успела уже от ворот поворот царевичу дать, потому что был он еще и дурачком, при чем, не в сказочном, а прямо смысле, и если бы кто-то увидел этого царевича, поговорил с ним немного, то понял бы эту боярышню Раду.

Но никто, даже отец родной, ничего слышать не хотел, и девице вовсе не сочувствовал. И когда она попробовала к родителю за помощью обратиться, то только ярость и увидела.

— Царевич тебе не нужен, за пастуха замуж пойдешь, он краше будет да умнее.

Сказал это отец сгоряча. Наверное, бываю пастухи краше царевичей, и их даже ненароком и боярской дочке полюбить можно, только их пастух Игнат был ничем не лучше царевича, потому и выбор у девицы был маленький, да что там, вовсе никакого выбора не было.

А как только она вышла с девицами погулять, так и заметила, что царевич за ней шагает. Она заметалась, не могла понять, что делать дальше, домой бежать бесполезно, защиты просить не у кого. Вот и побежала Рада, куда глаза глядят, а именно в сторону леса заповедного. На духов да богов и была у нее последняя надежда.

И надо сказать, что бегала девица быстро. А так как царевич был без коня, он же подловить ее пошел да и украсть, если снова не согласиться с ним быть, то и угнаться он за ней не мог, выбился из сил совсем, потому что не особенно за своим здоровьем следил, девицы красные да игрища разные его больше волновали.

Так они и добежали до той поляны, на которой Горыныч с чертями сидел, и все еще беседу вел о том, как жить дальше.

Вот Рада прямо к Горынычу на среднюю шею и бросилась. Потому что его оббежать она никак не могла, да и не собиралась оббегать.

Она слышала еще от бабки своей о том, что Змей девиц ворует, и была уверена в том, что он ей и нужен. Если кто-то мог спасти ее от царевича и пастуха, и отца родного, то только Горыныч.

Черти расхохотались, такого они увидеть никак не ожидали, а Горыныч оторопел. Ни одна девица прежде не обнимала его так жарко. И он успел забыть, все, что говорил и Яге и чертям. И слышал только голос Рады, глаза ее видел и приходил медленно, но верно в экстаз.

— Забери меня, унеси скорее, не хочу больше тут быть.

Черти свистнули, увидев царевича, краем уха они слышали то, что говорила девица, и старались напомнить Горынычу, что он обещал и должен быть благоразумным, ведь три головы у него все-таки, а не одна.

Но царевич приближался, и был он настроен решительно, да что там, агрессивно.

Парень уже и меч доставал на ходу, думать особенно было некогда. Горыныч еще раз услышал впервые за все столетия, что прекрасная девица (он успел ее разглядеть) просила его украсть, и обхватив ее лапами, как всегда делал, жест был заучен до мелочей, рванулся в небеса.

Черти обступили царевича, решив выяснить, что он собирается делать дальше. Пока он рвал и метал, и беленился все больше. Девицу у него из под носа увели, и кто — Змей коварный. Он понимал, что теперь ему придется по приказу царя еще за этим гаденышем отправляться и убивать его. Тем более, что дюжина чертей были тому свидетелями, уже никак не отвертишься, но ему этого меньше всего хотелось, а куда деваться?

— Я убью его, все три головы его оторву, и как такую наглость только терпеть можно было, — возмущался царевич.

— Ты осторожнее, я не знаю, кто там должен Змея убить, но точно знаю, что не ты, — подсказал ему черт Прохор.

Но царевич махал мечом, того и гляди, невинных чертей порубит, и слушать ничего не собирался.

Черти поняли, что все напрасно. И бросились к Яге, чтобы предупредить ее о том, что случилось. Если кто-то и мог принять решение о том, как им всем жить и быть дальше, то только она одна.

Яга уже слушала Филина Власа и руками махала от полной беспомощности. Чертям и говорить ей ничего не пришлось. Они только молча стояли, сбившись в кучу с очень виноватым видом, хотя и не особенно понимали, в чем их вина состояла. Но на всякий случай, делали вид, потому что от людей знали, что повинную голову меч не сечет. Яга убивать их не собиралась, но в печку у Нию сбросить вполне могла.

— Да чего еще ждать — то от змея этого бестолкового, — как баба простая взмахнула она руками. — И что вы от него хотите, девица ему на шею кинулась, и царевич хорош, ведь хотела его в печку затолкать, не посмотреть, что сын царский, да жалко стало, такой никчемный, вот и дожалелась, девку догнать и уговорить не может, так теперь мечом и машет только.

№№№№№№

Утром все княжество провожало царевича на борьбу со Змеем Горынычем, и на освобождение его суженой. Ни у одного не повернулся язык сказать правду, что сбежала она от него. Потому что кому такая правда нужна была, а царь-государь быстро в темницу отправит. Нет, хоть и никчемный, но царевич, и пусть проветрится, если сгинет, то на тризне погулять можно будет, да медовухи попить за душу его мятежную, ну а если Змея победит, то такой пир царь закатит, что даже и не представить пока. Хотя в последнее верилось с трудом и больше это было на чудо- расчудесное похоже, но чего только в мире этом не случается. Им -то и в том и в другом случае пировать придется, вот и осталось только дождаться царевича живого или мертвого.

№№№№№

Горыныч пробудился в объятиях девицы, он по случаю ее спасения научился молодцем оборачиваться. Вернее, он всегда это умел делать, только не было в последние лет 200 в том необходимости, мертвой невесте все равно молодец или Змей перед ней, а эта живая и невредимая была.

Яга к ним заглянула, предупредила, что царевич с дюжиной воинов в его сторону двигается, не мог он позора им учиненного снести. Но Змей ошалел от счастья, и только лапой махнул. Да она и сама знала, что не суждено этому герою Змея убить, сколько бы он мечом своим не размахивал, против Судьбы и Мокаши все равно не попрешь. Пусть разомнется да потешится. Но Змею она этого говорить не стала, чтобы бдительность не терял, а то вдруг какую шутку боги сыграть с ними захотят.

И когда они, наконец, добрались до логова Змиева, и услышала Рада голос рога, на битву зовущего, она оставила Змея в замке, и вышла на открытую площадку к ним.

Аж передернулся царевич, как красавицу увидел.

— Жива значит, а он, что тебя на поединок отправил со мной, или без боя отдает.

— Не поумнел ты за это время, — бросила она ему, — пришла я сказать тебе, что не нужен мне ты, и царство не нужно, со Змеем я остаюсь.

Царевич оторопел еще больше, конечно, ему особенно драться и не хотелось, не был он в своей победе над Змеем уверен, обессилил в дороге, но чтобы такое услышать из уст той, которую он освобождать сюда заявился.

Оглянулся на своих царевич, словно спрашивая, что делать дальше. А филин Влас подлетел и сел на плечо ему.

— Я не советовал бы тебе с ним сражаться.

И он указал на того красавца златовласого, который рядом с Радой стоял.

— А это кто такой, — вырвалось у запыленного обтрепанного царевича.

— Это Змей, тот самый, иногда он и так выглядит, ну чем не бог молодой.

— А я чем хуже? — не унимался царевич.

— А давно ты на себя в озеро смотрелся.

Царевич хотел сказать, что за всю дорогу и не смотрелся ни разу, да и помыться забыл, так спешил со Змеем посчитаться, но говорить ничего не стал, да и что слова, когда и без них все понятно было.

Яга успела сюда в тот момент, когда дело шло к развязке, задержаться в дремучем лесу пришлось, и Соловья — Разбойника рассвистевшегося так, что дюжину девиц уморил, успокоить. Так от внучка к сыночку и металась, словно других дел у нее не было.

— Ты все мечом машешь, Окаянный, — напустилась она на него.

И сначала и сама своего Змея в добро молодце не узнала, она уж и забыла, когда он так оборачивался.

— А это кто там еще на мою голову навязался.

И только когда он голос подал, она плюнула с досады на ни в чем не повинного Змея, и все-таки попрекнула его:

— Все над старухой издеваешься, перекрасился так, что и не признать, и все царевича нашего позоришь.

Но он ей определенно в таком виде нравился. Ворчала она добродушно, это все заметили.

— А ты бы хоть помылся, расчесался, царевич еще называешься, я старуха и то, делов бы с тобой иметь не стала. На болоте лягушка и та от тебя ускачет.

— А я и гляжу, — выглянул из-за ее спины черт Прохор, — что все лягушки разбежались кто куда.

Царевич не стал ждал, пока Яга продолжит его перед всем честным народом позорить, свистнул своих воинов и помчался прочь: черт, Яга и Горыныч, и невеста, которая спасаться не хотела — это много для него для одного. А ну их всех к Лешему.

Вот Леший и встретился ему в первом попавшемся лесу, выслушал, и даже посочувствовал притворно.

— Уж не знаю, — говорил он, — что на этой Раде свет клином сошелся.

— Не сошелся, конечно, — заявил царевич, но что я последний в царстве своем, и не могу выбрать ту, какую хочу.

— Можешь -то можешь, — согласился Леший, — только если она тебя выбрала, а так, все без пользы всякой будет. А если она к Горынычу сбежала от такого царевича, плюнь и забудь.

Царевич почесал свой грязный чуб, и решил, что Леший над ним все-таки издевается, а может, он Горыныча не видел в новом обличии, тогда ладно, старого Горыныча он все-таки красивее будет.

Все видел Леший, просто был он созданием добродушным и всегда хотел успокоить бедных и несчастных.

Вернулся наш царевич домой, и очень разочаровал своих приближенных, потому что ни тризну им справлять не пришлось — был он жив и невредим, ни победу праздновать, потому что и черту понятно, что никакой победы не было, не пришлось им погулять. Конечно, воинам запрещено было рассказывать, что в походе боевом происходило, да разве шило в мешке утаить. А как узнали они, про то, что на самом деле было, так уже и не понимали, плакать им или смеяться.

Но сказку сочинили другую потом, про то, как рубил их царевич голову чудовищу, невесту свою освободил и героем вернулся назад.

Сказка на то, и сказка, чтобы рассказывать не как все на самом деле было, а как быть должно, а кому там интересно, что еще случилось с ними со всеми.

Только очень сожалели о том, что попировать так и не пришлось

Бабочка, не ставшая Кикиморой

Наверное, и на самом деле этот мир может спасти только красота.

Когда эта очаровательная и неповторимая бабочка вылупилась из кокона, она так радостно порхала в небесах, что любой бы позавидовал ее красоте и легкости.

Ну что поделать с тем, что не каждый в этом мире рождался таким легким и таким красивым.

Позавидовал и чертенок Прохор. Как ему хотелось быть таким же красивым, легким и порхать, порхать, порхать над этим лугом и речкой.

А у него были тяжелые копыта. При помощи них можно было, конечно, хорошо пинаться, но зато, если бы он и смог взлететь, а он знал, что никогда не сможет, то они бы ему точно мешали и тянули назад к земле.

Долго смотрел он на бабочку, пнул ежика, под ногами оказавшегося, словно не он сам задрал голову кверху и под ноги совсем не смотрел. И потом взвыл от боли. Ежику почти не досталось, а вот черту как раз наоборот, он задел со всего размаха за камень и очень больно ударился.

И конечно, виноват в этом был ежик. Это он путается под ногами, а еще больше бабочка. Она такая красивая.

И когда та как раз к нему и подлетела и на цветок отпустилась рядом с чертом сердитым, он и взвыл от ярости:

— Нечего радоваться, тебе еще никто не рассказывал, что из тебя настоящая Кикимора получится.

Бабочка оторопела и чуть с цветка не свалилась.

И надо же было такому случиться, что накануне ей довелось именно с Кикиморой и столкнуться.

Она как раз распекала какого-то другого черта, и в такой ярости была, что смотреть на нее было страшно. И размахивая кулаками, она чуть не задела зазевавшуюся в воздухе бабочку. И та едва от нее улетела. Такой страшной и сердитой быть бабочка совсем не хотела.

Говорил ли правду этот мохнатый, взъерошенный чертенок, она не знала. Вернее, она еще не знала, что духи и даже черти, могут кого-то обманывать, и потому поверила ему.

Она совсем не хотела превращаться в Кикимору, пусть не завтра, пусть когда-то, но она не думала о том.

Черт увидел, какое действие его слова произвели, и очень этому обрадовался. Довольный он отправился к себе, рассуждая, что правду в глаза говорить полезно и весело даже. А он слышал от кота Баюна, что рано или поздно все бабочки становятся Кикиморами.

— Только не вздумай им о том говорить. Пусть они порадуются и поживут в неведении. Еще успеют узнать в свой срок. А может, и никогда не узнают, если повезет и таких чертей правдивых не найдется.

Черт тогда торжественно пообещал, что говорить не станет, но вот что из этого вышло. Стоило ему только разозлиться, камень пнуть, и бабочка узнала страшную правду.

А что же наша красавица.

Она едва летела теперь, уже никуда не смотрела, и казалась себе бессильной.

— Кикимора, Кикимора, я не хочу быть Кикиморой, — твердила она, точно это могло ее спасти о неизбежного.

В тот момент бабочка пролетала мимо нашего лесного озера, где русалка грелась на солнышке, и именно к ней поболтать шел кот.

Он увидел прекрасную бабочку, о которой столько говорили. Только была она какой-то странной.

— Она что, летать не умеет? — спросил у ворона, его встречавшего радостным карканьем, кот, — вроде такая легкая, а как-то плохо летает.

— Да нет, — говорил ворон, — давеча очень резвой была, пока с чертом не столкнулась.

— С каким чертом? — насторожился кот.

Хотя он с чертями общался больше других, но доверял им еще меньше, оттого, наверное, что знал их, как облупленных.

— Прохора, — ворон каркнул, гордясь своей памятью.

Хотя чертей тут было очень много, но он помнил всех в лицо и по рогам даже мог отличить одного от другого.

— Я так и знал, худшего спутника и советника, чем наш правдоруб и не найти.

Но больше они ничего сказать не успели, бабочка покачнулась и полетела вниз.

— Чего ты, вытащи ее, — крикнул кот ворону.

Тот и сам уже туда бросился, только старый шмель, непонятно откуда взявшийся, его опередил, и бабочка была уже в его мягких и ласковых лапках.

Он подхватил ее прямо над водой и донес до берега. Положил на листочек и уселся рядом. И любовался ею теперь.

Ворон с котом туда и поспешили.

— Я не хочу быть Кикиморой, не хочу, — в бреду лепетала бабочка.

— Я так и знал, а он мне слово давал, что никогда не расскажет им этого, ну подожди, — возмущался кот.

Но бабочка уже пришла в себя и уставилась на кота, шмеля и ворона.

— Ты не будешь Кикиморой, — пообещал шмель, — я сам о том позабочусь.

Она не хотела обижать старого шмеля, но знала уже, что можно обманывать. Только, кто ее обманывал, черт или шмель?

Наверное, черт. Шмель такой солидный и пожилой, а тот такой противный. Точно он. Только почему кот ученый молчит?

Но кот уже улизнул от нее. Он не хотел обманывать бабочку. Но и правду говорить ей он тоже не хотел.

Черта Прохора, они отыскали быстро. Он сначала убегал от них, но быстро понял, что это бесполезно. Эти двое все равно его поймают, от них особенно не сбежать.

И он остановился перед ними и стал копать мох ушибленным копытом.

— А чего ты удирал? — издалека начал кот.

— Бабочку-то спасли, — пробурчал черт, — но ведь я ей правду сказал, она станет Кикиморой.

— А с чего ты взял, что твоя правда нужна бабочке, правдоруб, — возмущался ворон.

Но кота еще больше волновало другое:

— А разве мы с тобой не говорили, и ты не обещал мне, что не скажешь ей этого.

— Говорили, — проворчал черт. Этого он и боялся, да куда деваться, — только не сдержался я, да и правда правдой остается.

— Правда? А допустим, не доживет бабочка до возраста Кикиморы, и что твоя правда.

Черт оторопел, ведь это и на самом деле могло случиться.

— Я о том не подумал, — признался он.

— А я давно заметил, что голова тебе дана только для того, чтобы рога носить.

Они долго еще ругались, черт оправдывался.

— Ты уже весь мох перекопал, — наконец, остановился первым кот.

— И что?

— А ничего, — причеши его хорошенько, в порядок приведи, и ворон свидетель, предупреждаю в последний раз, если еще хоть раз…

Кот задохнулся от ярости — к Балде отправишься.

— Только не к Балде, я больше никому слова не скажу, правду от меня никто не узнает.

— Заставь черта тайну хранить,.. усмехнулся ворон.

Они остановились на поляне, пока черт мох расчесывал и лес в порядок приводил.

Несколько бабочек кружили в небе. Они были так легки и прекрасны. Они еще не узнали правду от нашего черта, и потому излучали счастье.

Кот смотрел на красоту эту, не мигая. Он верил, что красота и на самом деле спасает мир. И легкие бабочки его в том убеждали.

Мир прекрасен, пока над головой порхают разноцветные бабочки.

Чертенок тоже посмотрел в небо, и онемел.

Как же там было красиво. Но он оглянулся на кота, наказавшего его тяжким трудом, и закончил свою работу. Пусть мир будет еще прекраснее.

А бабочки парили над землей и в блеске солнца все еще витали рядом. И пусть легко ранима красота, и пусть в душе огонь ее сияет.

Все Кикиморы — Гадюки

Солнце скатилось на дно болота и потонуло.

Водяной Кеша понял, что у беса Матвея началась настоящая депрессия. Он не смотрел даже на самую красивую русалку Анфису.

Правда, она в упор его не видела, до того момента, пока он на нее смотрел, а теперь, когда с печальным видом Водяной сообщил ей о том, она чуть не утонула от ярости. И так ударила хвостом по воде, что Водяной, при его солидности подпрыгнул и чертыхнулся, а бес Матвей, он был худощав, да что там, почти тощ, аж подлетел и оказался на широкой ветке дерева.

Но что больше всего удивило Лешего и Водяного — оба они со своих пней за ним наблюдали, он не заметил даже этого, развалился на той самой ветке и стал болтать копытами в разные стороны. Это могло значить, что ему совсем худо.

Бесу накануне приснилась Яга, он боялся ее и за советами никогда не ходил, в отличие от остальных своих собратьев, она приснилась ему и сказала буквально следующее:

— Оставь мечты свои, о, черт полосатый, больше ни одна русалка и хвостом не махнет в твою сторону, да что русалки, ни одной Кикиморе ты не будешь нужен.

В холодном поту проснулся Матвей, и стал еще кричать о том, что видел он в болоте в белых тапка всех Кикимор. Он сначала и сам не мог понять, почему именно в белых тапках, а потом вспомнил, что люди так говорят о покойниках своих. Правда, Кикиморе смерть не грозила, но в белые тапки он на всякий случай ее все-таки нарядил.

Но кричал он скорее от обиды. Потому что на самом деле, немного подумав, он бы согласился и на Кикимору, конечно. А что, Банник рассказывал, какие ночки ему Настька устраивала, как Баня шаталась, да чуть не сгорела, когда они там случайно вместе оказались.

Но об этом лучше не думать вовсе, особенно когда в округе ни одной Кикиморы не наблюдается.

Нет, на крайний случай, Кикимора, это тоже не плохо. Он согласен, только весь вопрос в том, согласится ли она.

Филин Марк уселся на соседнюю ветку и молча стал его разглядывать. Он удивился немного тому, что не птица, а какой-то мохнатый бес разлегся на ветке и мечтает о чем-то. Разве это не наглость настоящая? А если все черти на их деревья полезут, что тогда будет, нормальному Филину голову негде приклонить. Он задумался, о том, как бороться с такой напастью.

Но с чертями, особенно полосатыми филин никогда не связывался, потому что они были особенно пакостными и злопамятными в отличие от бесполосных чертей. Он был мудрым, и точно знал, что полосатые черти появлялись в этом мире в високосные года, и лучше от них держаться подальше. И трудно даже представить себе, как все обернуться может. Потому он и промолчал.

А Матвей думал не о птице, а о шустрой девице — настоящей Кикиморе. До филина в тот напряженный момент ему не было дела — такое вот несовпадение, хотя вроде бы и рядом находились.

В тот момент, когда Филин хлопнул крыльями и улетел, бес задумался о Кикиморе очень глубоко, и потому очень испугался внезапного хлопка. Дернулся, не удержался и свалился прямо на ежика, который в это время бежал по своим делам.

Матвею было не больно, не особенно больно, но обидно, потому что он не только чуть не раздавил ежика, хотя бес был и худой, но для ежика тяжеловат, и Леший бы за такое варварство ему спасибо точно не сказал. Но еще, и случится же такое, та самая Кикимора Настя оказалась в двух шагах от того места, где он и грохнулся на ежика.

Сначала она не поняла, что это черти с деревьев падать начали, да еще и полосатые, а когда поняла, то начала хохотать, да так, что черт на нее с кулаками бросился. От обиды. Сделал он это напрасно, потому что был бит, и еще как, Водяной оттаскивал от него Кикимору, и ему еще перепало, а Леший держал его и ругал нехорошими словами, так, что слышали не только недоступные русалки, но и все Кикиморы, с которыми в грядущем у него могло что-то и получиться.

Больше на это надеяться точно не приходилось. Когда Леший окунул его пару раз в озеро, в двух шагах от которого все это и происходило, и он охладился, и понял, что никакая Кикимора ему не нужна больше, Леший решил его отпустить из своих медвежьих объятий, но перед этим спросил:

— Что, больше с Кикиморами связываться не будешь?

— Да ни за что на свете, — заверил Матвей, — все кикиморы — гадюки.

Он говорил это так убедительно, что Леший поверил ему, хотя и по опыту знал, что нельзя верить на слово чертям, особенно полосатым. Но не держать же его вечно, и не удержишь, и дел своих у него море.

Черт встал на ноги, поковырял мох копытами, огляделся по сторонам, вспомнил о том, что он обещал Лешему, и пошел в дремучий лес, там тоже были Кикиморы. Они могли еще не знать о том, что случилось. Он обещал не связываться с Кикиморами из заповедного леса, а не с теми, из дремучего. Конечно, от слов своих бес Макар не отказывался, Кикиморы все были и останутся гадюками, только без них что-то скучно.

А филин Марк, из-за которого весь переполох и случился, сидел на той самой ветке, где недавно валялся бес, он отвоевал свое место под солнцем. И Кикиморы его не интересовали.

Изменяют все, кто может

Остуди мое пламя в груди

Я горю, я сгораю дотла

(Змеиная народная песня)

И снова по заповедному лесу то летели, то ползли слухи о том, что Огненный Змей воспламенился страстью к какой -то смертной Марфе. Верная Змеиха долго это терпела, отворачивалась, молчала, но тут не выдержала, и полетела на суд Духов лесных. Такой издавна существовал в заповедном лесу. Собирались они и всем миром решали самые важные и спорные дела, и приговоры выносили, которым хочешь не хочешь, а подчиниться должен. На то он и суд, уж если замечен был в чем не потребном, то умел напакостить, умей и ответ держать. Все знали, что на суд этот лучше не попадаться, знали, но некоторые все-таки попадались. Всякое случается.

В тот полдень именно такой суд и состоялся, туда Змеиха и полетела, крыльев своих не жалея.

Переглянулись Лешие, и Водяной, и черти и все остальные уважаемые духи. Не особенно хотелось им снова с ОЗом возиться. Все они точно знали, как свинья грязи найдет, так и он себе возлюбленных новых. А куда деваться, если жалоба на него от супруги законной поступила. Это надо разобраться и вынести приговор.

Конечно, парень он пламенный, и все горит в груди его, даже когда он тех самых девиц не видит. А уж как увидит, так и дым из всех отверстий валить начинает. Но должно быть понятно даже неуемному змею, если уж ты стал женатым парнем, то хотя бы какие-то приличия соблюдать надо, чтобы жена родная на тебя поменьше жаловалась. У всех духов в бессмертии разное случается, но ведь не так же, чтобы ни одной юбки не пропускать.

Об этом примерно и говорил Леший Заповедного леса Тихон, который и сам вовсе не был тихим, но нигде и никем не замечен. И внушение он делал понуро стоявшему перед судом Огненному Змею.

Он и без того сверкал всегда, а уж тут, когда волновался да ярился, ослепить всех своим блеском готов был. Да деваться некуда. Сам виноват, что безобразие такое допустил, и даже неповоротливая его и невозмутимая Змеиха засекла в объятьях той самой Марфы. Вот беда очередная и грянула, как снег на голову.

Конечно, выкручиваться он научился, и убеждал ее в том, что пролетал случайно мимо, увидел девицу, которой плохо от его сияния стало, вот он и решил спасти ее, потому что хоть клятвы Гиппократа и не давал, но причислял себя к ведьминской братии, а потому не мог пролететь мимо.

— Она смертная все-таки, а что бы вы сказали мне, если бы я ее умирать оставил без всякой помощи.

— Ты не одну не оставлял, — подтвердил бес Федор, — умирали они все-таки чаще после того, как им твоя помощь оказана была, не выдерживали их душонки от накала такого.

— Всякое случалось, — соглашался Змей, — его языки не повернулись отрицать очевидного, — только ведь никогда не знаешь, кого спасешь, а кого убьешь, люди вообще странные существа, хрупкие очень.

— Вот потому последнее тебе предупреждение, — пролетай лучше мимо, и сдается, что от этого меньше вреда будет, — рассудительно говорил Леший.

ОЗ сначала готов был с ним согласиться, чтобы они его поскорее отпустили, он что угодно им пообещать был готов, только ведь когда перед таким судом слово дашь, то и исполнять его придется, а этого он точно, при его пылающей натуре делать не собирался. Да и подумать только, гуляет девица красавица, на него любуется, если не красавица, и тогда не так страшно, а он что должен пролетать мимо, и внимания на нее не обращать? Да, где такое видано, они чего — то не того от него требуют. Это что же значит, он откажись от девиц, а им больше достанется, — нет, не мог на такое согласится ОЗ.

№№№№№№

Кот Макар узнал от вороненка о том, что там, на совете разбирают и осуждают ОЗа, которого он не то чтобы очень любил, но понимал. И если тот наобещает каких-то глупостей, то потом ведь сам мучиться станет, а кот никак не мог смотреть на чужие мучения, он послал вороненка за Горынычем, а сам к Яге бросился.

— А Горыныч — то зачем, — на лету спрашивал его вороненок.

— Пусть свидетелем будет, может с тремя его головами и большим опытом по девицам, и он что-то дельное подскажет.

Вороненок хотел прокаркать, что тот может подсказать только, как лучше тех самых девиц извести, но не стал время терять, Горыныч, так Горыныч, хуже ОЗу уже не будет. Если он так влип, то чтобы вытащить его из беды, может и Горыныч пригодиться, ведь все в сравнении познается, а рядом с Горынычем ОЗ кажется блестящим и очень даже мирным парнем.

Яга встретила кота равнодушно.

— Допрыгался по бабам, вот и пусть отдувается сам. С какой стати я его защищать буду, я из-за этих Змеев и без того со всеми уже перессорилась. Вот и пусть сами отвечают, уж не маленькие, каждому дет по 300, а то и больше будет, я их растила, мучилась с ними, а теперь мне и дела нет, что с ними еще приключиться может.

Яга, конечно, горячилась, она всегда очень переживала за всех своих змеев, потому что они остались для нее детьми малыми и в 300 лет. Но на этот раз она твердо решила не вмешиваться в то, что там происходило. Ведь точно знала, что горбатого только могила исправит, а ОЗу и это не грозило. А стоять рядом с ним перед судом духов и давать обещания, которых никогда не исполнишь, с чего бы это?

Кот понял, что с Ягой на этот раз каши не сваришь, и стал Горыныча дожидаться. Смотреть на то, как все порядочные духи судят непутевого и страстного ОЗа у него не было никаких кошачьих сил.

Но Горыныч нашелся быстро, вороненок свое дело знал и был, хотя и маленький, но уже ищейка настоящая.

Змей приземлился около кота, едва не задев его. Кот отпрыгнул.

— Прости, не рассчитал, — вежливо извинился он, — чего звал — то

— Думаю, ОЗу твоя помощь нужна.

— С девицей справиться не может? А ты, с каких пор сводником стал? — поинтересовался Змей.

— С судьями справиться не может. Одному ему от них не отбиться.

Змей присвистнул так, что и Соловей бы ему позавидовал, хорошо, что голову в другую сторону отвернул, а то и кота и вороненка бы точно сдуло и унесло куда-нибудь далеко и надолго, и Яга бы не отыскала.

Змей покосился в сторону поляны.

— Не хочу я туда идти, не уговаривай даже.

Кот оторопел от такого заявления, хотя, что еще ждать от Горыныча.

— И ты брата родного в беде бросишь, глазом не моргнув? — наступал он, уже не особенно веря в успех.

— Вороненок зря за тобой летал, получается, крылья только бил? — наступал безжалостно кот.

Ничего на это не ответил Горыныч. Самая умная из его голов подсказывала, что лучше исполнить то, что от него требует Макар, чем объяснять, почему он не хочет этого делать.

Но Горыныч, всегда легкий на подъем не особенно представлял, что его там может ждать, а показательный суд был уже в разгаре.

Горыныч довольно бесцеремонно пожаловал.

— Я хочу выступить в его защиту, — указал он лапой на ОЗа.

— Защитник нашелся, нам тебя только не хватало, — усмехнулся таивший до сих пор молчание Водяной.

— А что, не могу сказать все, что я об этом думаю.

— Сказать можешь, только скажи мне сначала, откуда давеча новая девица у меня в озеро упала, тебе ничего не известно о том.

— У меня из лап и выпала, прости уж, не удержал, — выпалил Змей, он понял, что успел как раз вовремя, противный кот подставил, теперь все потопленные девицы на него и спишутся.

— Может, тебя совесть мучает?

— Да в честь чего, — защищался Горыныч, — все изменяют, а мне нельзя.

Все теперь уже вместе с Озом на него смотрели.

— Во, каркнул, — услышал кот Макар голос вороненка рядом.

Горыныч и сам понял, что ляпнул он что-то не то, и прибавил уже не так громко и задорно.

— Я хотел сказать, что все изменяют, кто еще что-то может, кого женщины интересуют, а не себе подобные.

И снова намек получился странным, хотя первоначально он совсем не то сказать хотел, но на кое — ком из духов уже и шапка загорелась, потому что и без того слухи упорные ходили, что кое -кто не только противоположным полом интересуется. Это все, конечно, первоначально черти только для хохмы и забавы исключительно придумали, но как вскоре выяснилось, что и в этой шутке есть доля и доза правды. Потому что те, кто глубоко свои тайны прятали, решили, что кто-то о них узнал, и теперь уже сами себя выдавали вольно или невольно. А тут еще Горыныч со своими свидетельскими показаниями, как горячий блин к обеду подоспел.

Так серьезный суд превратился в балаган, об ОЗе все забыли и никаких клятв уже с него и не требовали больше. Только сам он не знал, радоваться ли ему или нет. Макар насторожился, и следил за всеми сразу, не зная, откуда беда грянуть может. Горыныч считал, что он сказал очень яркую речь и почти гордился собой.

И если бы Яга не подоспела, то и вовсе бы все ничем никогда не закончилось, но она уже стыдила и тех, кто судил и тех, кого судили.

— Какой тебя черт принес, — повернулась она к Горынычу, — не говорила я тебе не приближаться к лесу.

— Они ОЗа засудят совсем, а ведь он не в чем не виноват, природа у него такая, а куда против нее попрешь.

Яга взглянула на Макара, который спрятаться и улизнуть не успел, и теперь понесет ответ за очередное доброе дело. Но духи уже решили все замять, понимая, что раз Яга появилась, то и судьям тоже перепадет. Хорошо, что она хоть про последнее не слышала. Змеев в разврате обвинить трудно, у них только женщины на уме.

В общем, все поняли, что пока кот Макар в лесу, то с судилищами лучше не связываться. Недаром говорят, не суди, и не судим будешь. Змеи коварны, и никому не известно, в какую сторону все вдруг повернуться может.

Огненный Змей подхватил Горыныча, и они полетели прогуляться, суд и разговоры всякие разбудили в них зверский аппетит, а что поделать, они были молоды, страстны и пламенны. Остальные разошлись по своим серьезным и важным делам.

— Защитил змея, адвокат ты мой доморощенный, — попрекала кота Яга, ну посмотрим, что он теперь натворит.

В небе сверкнула Молния, что-то загрохотало, и кот и Яга поняли, что новых происшествий ждать долго не придется.