Оглавление

Летающий остров

«Я покоряю города истошным воплем идиота» — пока в голове звучат слова древней песни, мы падаем.

Мадлен называет это полетом. Бутафорский парашют болтается за спиной и норовит обмотать ноги. Черный дирижабль с острова Юных величественно уплывает за облака.

Все будет, как в твоих сладких снах, как обещали мне перед вылетом. Ну-ну. В ушах свистит, щеки болтаются, как собачьи брыли — больше смахивает на ночной кошмар.

Здоровенная махина проплывает внизу. Местные зовут его остров Свободы. Вид чертовски хорош: розовые, в закатном солнце холмы, макушки леса и городок за мощной стеной со слоновьими лапами башен. Вспышки салюта над крышами. Пасторалька, вид сверху.

Восточная часть под нами. Движется летающий остров в закат, а мы с Мадлен — вниз, и вот задачка по физике: сумеем мы приземлиться в крепостном периметре, или рухнем за стену? А может, со свистом промчимся мимо летающего сортира, и еще несколько миль будем падать на землю?

Крепостная стена ближе. Я вижу ноздреватые, добела отмытые камни и надеюсь, что у летуньи есть в запасе какой-нибудь трюк, потому что на вид они очень твердые. На башне пусто, поскольку все торчат на празднике, и наше падение теряется в великолепии огней, искр и пальбы. Мысленно благодарю Грифа за то, что не сбросил нас прямо туда, ибо пара расплющенных тушек на главной площади — сомнительный подарок князю на именины.

Я дольше болтаю, чем все происходит. Мадлен работает. Мерцающее облако пыльцы подхватывает нас в десятке метров от башни, и падение замедляется.

Кажется, я ей нравлюсь. Хотя возможность сдать курсовую заставит Мадлен строить глазки кому угодно. Еще ее волнуют рыцари. Она хочет наблюдать их в естественной среде.

Накаркал. На стене появляется тип. Дворянчик, похоже: перевязь с ножнами, нижняя челюсть надменно выдвинута вперед, пижонская кираса и все дела. Отвернулся от салюта и ловит на ладонь серебристые блестки. Растирает, нюхает и даже, болван, языком лизнул. Естественно, его перекосило. Пыльца серебряного дерева вяжет так, что закрыть пасть теперь будет непросто. После безуспешной попытки он задирает перекошенную рожу и видит меня.

Боюсь, мы оба не сможем забыть эту встречу.

Сверху — изящный, как жаба в манжетах, я, весь в искрящихся блестках и в кошмарном жабо по моде острова Юных. Снизу — он, пацан не старше восемнадцати, с румяной физиономией и круглыми от изумления глазами. Копна соломенных волос, челюсть кроманьонца и кустистые, как у филина, брови. Не красавец, но настроен решительно — рука тянется к ножнам. Рефлексы туземцев, будь они неладны. Чувствую себя жуком в миллиметре от булавочного острия.

Но кажется, жуку суждено промахнуться и просвистеть мимо каменных стен. Дворянчик свешивается с башни, тянет руку и крепко хватает меня за шкирку. Рывок — и втягивает на карниз.

Но Мадлен рушится на нас — все полтора метра визга, кудряшек и обаяния. Юнец теряет равновесие и летит головой вниз, присоединяясь к вечеринке.

Падаем, ругаясь в три глотки, в вихре серебряной пыли. Локоны Мадлен пахнут земляникой, а от юнца разит потом — дезодоранты тут не в чести.

Тынц! — мать-земля приветственно тянет нам верхушку сосны, и этот тот случай, когда девочке уместней быть сверху. Крепкое бочкообразное тело нашего спутника прокладывает дорогу. Он-то доспехами защищен, а нас экипировал инструктор по архаике, не предполагавший, что мы решим сверзиться с высоты. Рослый, бородатый дядька, сам будто с гобелена сошел. Кореш Грифа, иначе никто б нам реквизита не дал. Где его только откопали? Смотрел так, будто я — гидра пятиголовая, которой в пузе надо дырку прожечь.

Треск, хруст, хлесткие ветки и солоноватый привкус во рту. Толстые сучья, кустарник — здравствуй, земля!

Приземлились мы на задворках: баки с помоями, крапива, дерн вместо мостовой — считай, повезло. Наш новый знакомец в отрубе.

— Какой некрасивый, — умильно говорит Мадлен, — на совенка похож! Все рыцари такие?

Ох, эти девочки. При прочих равных, я б мужика в компаньоны взял. Но что делать, если она — лучшая летунья курса? Содрогаюсь, представив, куда бы завела меня худшая.

Конечно, никто нас на остров не отправлял. Это считай, самоволка. Но наш куратор — Гриф. А он на многое может закрыть глаза, если дело того стоит. Давно зуб точит на местные виадуки. Вот за это я Универ и люблю: не в зачетах дело. Свидание с непознанным, драйв, чуток авантюры. Правда, не все я Грифу сказал — зачем старику лишний раз трепать нервы. Прихватил я с собой личную разработку, но если дело выгорит, Гриф мне еще и спасибо скажет.

Не будь Мадлен, я б от рыцаря ноги унес. С ними связываться — себе дороже. Хорошо, если морду набьют, а так… в окрестных бурьянах полно местечек для трупа. Но прелестная незнакомка, упавшая с неба, как-то смягчает ситуацию, согласитесь.

— Вы мой спаситель! — услышал наш крестник, едва открыв глаза, — как вас зовут?..

— Корвин дель Нуово, — пробасил тот. Квадратный подбородок задрался вверх, и он стал похож на щенка бульдога.

— Вы, наверно, родственник князя? — прощебетала Мадлен, — я видела его портрет, вы чем-то похожи…

Черта с два она портрет видела. По мне, так малец больше похож на У-первого, нашего нового препода. И вряд ли княжья родня в праздник стала бы на башне торчать. Но лесть — верный ход, молодец девочка.

— Я, — подбородок юнца дрогнул, — да. Нет. Мой отец… — тут он замялся. От умственного усилия пшеничные кусты над глазами сошлись в одну монобровь.

Темнит чувак — что-то не так с происхождением. Бастард, может? А что, у туземных князей таких потомков — пруд пруди. Впрочем, это его заботы.

Ореховые глаза и горчичные шелка Мадлен тем временем делали свое дело. Я бы запросто мог прирезать его — он бы и не заметил, увлекшись разговором с очаровательной леди.

Легенда была такая: двое неосторожных прыгунов, брат с сестрой, богатые и безмозглые, решили от скуки повидать остров Свободы. И сиганули с дирижабля острова Юных. И если бы не наш благородный спаситель…

Расчет был прост: острова общаются мало. Каждый — государство в государстве. Самый дальний и угрюмый — остров Юности — известен кичливой научной школой. А его знать — наплевательским отношением ко всему роду человеческому.

— Пойми дружочек, — проникновенно встрял я, поскольку фамильярность Юных — необходимая часть образа, — папахен и мамахен, конечно бы, нас отпустили и так, но только самоволка — истинный способ посмотреть чужую жизнь изнутри. Тебе ли не знать…

— Про самоволку — да, — пробурчал он, — знаю.

Добрый малый. На меня поглядывал с жалостью. В его картине мира я — несчастный недомерок, жертва вечных инцестов острова Юных. А Мадлен, вероятно, счастливое исключение.

— Сэр рыцарь, вы вправе поступить с нами по своему усмотрению. Уповаем на ваше великодушие, — пушистые, загнутые вверх ресницы Мадлен так и порхают.

Наш крестник в раздумьях:

— Ночью здесь оставаться нельзя. Разбойники — раз. Хищники — два. И, главное, нечисть. Твари с нижней земли… в любой момент нужно ждать нападения.

Хмыкаю, вероятно, громче, чем нужно. Твари? С нижней земли? Ну-ну.

— Благородной леди, — поклон в сторону Мадлен, — безопасней будет в гостинице.

— О, как чудно, — восторгается леди, — вы нас проводите?..

Что ж, гостиница — неплохое начало для упавших с неба. Оранжевые свитки с Юности удостоверят наши липовые персоны. Ксивам надо продержаться ровно один день, чтобы я успел срисовать виадуки на радость Грифу, ну, и если повезет, протестировать кой-чего — зря я, что ли, горбатился над курсовой в лаборатории?

На воротах со стражниками, конечно, пришлось попотеть — первая печать, вторая печать, даже татуировку на лодыжке проверили. Дошло дело и до коробочки из внутреннего кармана — маленькая такая, свинцовая. Не хотелось бы, чтобы открыли до времени.

— Что это тут у вас? — спрашивают.

А я так надменно загнул им про мощи покойной прабабки. Больших, говорю, магических сил была дама. Они и шарахнулись. Средневековье, что.

Городок был мил. В темнеющем небе — остроконечные башенки с затейливыми флюгерами: драконы, саламандры и прочая геральдика. Изваяния горгулий, грифонов и сфинксов — при всей нелюбви к Тверди украшать дома скульптурами местные не брезговали. По стенам — гроздья дикого винограда.

Мадлен тем временем лапшу провожатому на уши вешает:

— Мы, на Юности, летаем так высоко. Выше нас — только звезды…

— Говорят, самые красивые леди — у вас. Теперь точно знаю…

— Я ничего не слышала о тварях с нижней земли. Они и впрямь нападают? — бархатный голосок дрожит, от волнения, как бы.

— О, да. Нечисть идет на нас войной. Ходячие мертвецы. Демоны. Говорящие звери, вроде грифона… Летающая тварь, морок наводит. Как услышал: «хочешь, я расскажу тебе сказку» все, с места не сдвинешься, считай, покойник…

Я чуть не подавился, но смешок проглотил. Морок! Не забыть ребятам рассказать.

— Не знала, — рассеяно отвечает Мадлен, — какой ужас.

Гостиница «Ель и Дракон» — приземистый барак в два этажа. Внутри уютненько: бревенчатые стены, пол выстлан чистой соломой, пахнет жарким и глинтвейном. За столами — развеселая публика.

При той суматохе, что царила здесь, хозяевам, похоже, было все равно, кто и откуда к ним прибыл: только успевай раздавать ключи, пихать грелки в постели, разносить выпивку… а золото — везде золото.

Тут мы с нашим спасителем и расстались.

— Не боишься, Лис, что он приведет завтра стражу?

— А ты — что он похитит тебя, чтобы сделать наложницей? — парирую я.

Фырканье в ответ:

— Никогда. Он — рыцарь.

— Во-во. И я по той же причине.

Утренний город был не так чудесен. Хотя подвесные садики над балконами, ушлые ящерки на камнях, обилие кофеен и лавочек радовали глаз.

— Вступайте в дружину князя!..

— Экипировка! Все для воина! Новобранцам — скидка на парфюм и ножны!..

— Абсолютно надежные парашюты! Гарантия — 126 процентов!..

— В бой собрался или в путь — ты страховку не забудь! Выплаты по ранению и инвалидности!..

Нос я держал по ветру — мне требовалась самая вонючая часть города. В Универе ржали над моей курсовой. Говорили, что проще научить корову летать, чем островитян — не пачкать «проклятую Твердь».

К нам задирались, правда, беззлобно:

— Миледи, кто тут у вас — ручной карлик?

— Мадам, бросайте этого доходягу — смотреть неудобно…

Это был живой, кипящий, зловонный, пропахший мясом из жаровен, калеными орешками, цветочными духами и потом, город.

И он готовился к войне.

Неопрятная женщина вышла на крыльцо дома, из которого разило харчевней за версту, и вытащила огромный бак с помоями. Открыла массивную крышку люка и ухнула зловонную жижу туда.

Кулаки мои сжались. Мадлен толкнула меня в бок.

— Полегче, Лис, я слышу, как ты скрипишь зубами, — промурлыкала она. — На твоей морде все-все написано.

— А меня нет, — ответил я, — нас не существует, помнишь? Ни тебя, ни меня… вот они — я ткнул пальцам в столб с афишей, — есть. А нас — нету.

На афише богатырь в летном шлеме накалывал на копье пятиголовую гидру. Его меч крошил голых пузатых карликов с дегенеративными, оскаленными в ужасе рожами. Внизу полукругом шла надпись: «Освободим Твердь от нечисти!».

Мадлен смотрела на плакат. Долго. В глазах появился нехороший прищур.

— Как дети малые, — прошептала она.

Как дети?! Я никогда не пойму женскую логику.

Перед мрачноватым зданием университета шел митинг. Туземный Универ состоял из серых прямоугольников: три корпуса буквой «П», двор, похожий на плац. Поневоле вспомнилась альма-матер, где от ветреных горных аудиторий в зал парадоксов можно было добраться на каноэ, а из недр корпуса архаики канатная дорога возносила тебя в столовку, в плетеное из лиано-ткани гнездо, с шустрыми пауками автоматических подавальщиков и невинной игрой в «угадай меню», всегда заканчивающейся проигрышем, но никогда — разочарованием. Архаику у нас вел У-Первый. Классный мужик. Со своими тараканами, конечно.

А тут в столовке, к гадалке не ходи, перловка и шмат мяса. Воины, что.

— Освободим Твердь от нечисти!..

— Гааа!

— Память Ульбрихта первого будет с нами!..

— Гыыы!

Колыхалось море голов. Крепкий запах пота и табака, лязганье железа, бурливое журчание голосов. Верховодил мальчишка. На рыцаря нашего похож, только одет побогаче и лицо понадменней. А позади сопляка-князя выстроились советники — такие продувные рожи, что понятно, кому в карман идет львиная доля казны. Именно они готовят остров к войне. И ни с кем-нибудь, а с… чудовищами Тверди.

— А это что?

Мадлен указала на одноэтажный сарай с одиноким окошком, торчащий на крыше княжьего дворца и элегантный, как бородавка на носу.

— Это, милая, центр управления летающей помойкой. Я, когда в архивах рылся, обалдел: они, оказывается, могут, в случае крайней нужды, менять траекторию этой махины. Последние триста лет этой штукой не пользовались, и слава богам — если каждый князек начнет рулить своим островом, будет у нас натуральный Армагеддон…

— А там? — взмах руки на тонкую острую башню на окраине острова. От одного взгляда на нее начинало подташнивать.

— А это у них парашютная вышка. Оттуда, судя по митингу, завтра повалится десант на проклятую Твердь.

Подумав, мы с Мадлен разделились. Ее не прельщала перспектива рыться в отбросах, а мне — увы, именно это и предстояло. Она пошла по магазинам — исследовать туземную моду. Для доклада по архаике. Ну-ну.

А я отправился виадуки срисовывать. Зря, что ли, старик нас на закорках тащил? Глаза и руки делали свое дело, но и нос я по ветру, конечно, держал. Мне нужен был хороший канализационный слив. А если кто сейчас скажет, что рыться в дерьме это фу, пусть хоть раз проснется и увидит в родном палисаднике висящие на ветках коровьи кишки. Не случалось, нет? Вот и молчите в тряпочку.

Без Мадлен я тут же стал невидимкой — турист-недомерок, каких в городе пруд пруди. Бреду себе, в блокнотик пометки делаю. Тут, на высоте, от ходьбы дыхание частое, устаешь быстрей. Чужой воздух, чужие дела. Воевать они собрались. С Твердью. И хоть бы раз документы спросили — некогда им, война у них на носу.

Часа три бродил. Грифу счастье привалит — вот тебе схемы, вот тебе слепки в памяти: у меня по запоминанию — семь баллов. На окраину забрел. Уже стражников у ворот видать — топчутся, болезные, ни курнуть, ни поссать.

И тут вижу такой отличный, крепкий лючок. Вроде тех, что в городе, но побольше. Слив, хороший такой, а уж вони… Я так тихонечко его ковырнул, приоткрыл, и порошок из коробочки быстренько скинул. Теперь мои подопечные, их примерно миллиард с небольшим, сами работать начнут.

Приоткрыть, сыпануть и тут же закрыть — мои трудяги не выносят кислорода. Зато в дерьме чувствуют себя прекрасно. Лазурное облачко вырвалось из люка — значит, пошел процесс!

У меня аж настроение поднялось. Вечерком пробы взять — и готово. Иду, насвистываю, туземным девушкам улыбаюсь.