Оглавление

1. Легенда об Усену
2. Часть I: Последний Подвиг Охвы
   1. I «Лес под Защитой» или очередной «Рассадник паразитов»
3. II В стае назревают перемены
4. III «Я просто — дурак!»
5. IV «Какими судьбами?»
6. V За что?
7. VI Длинная ночь
8. VII «Там — мой Дом!»
9. VIII Бояться или Жить?
10. IX «Стойте! Не туда!»
11. X «Оставаться незамеченным…» и «Не переставать пытаться…»
12. XI Все в движении
13. XII Ты — Мишень
14. XIII Ничто не проходит напрасно
15. XIV Жизнь –Великий Дар
16. XV Грядет Беда
17. XVI Последний Подвиг Охвы
18. XVII «Там Прошлое столкнулось с Настоящим…»
19. Часть II: Возвращение Домой
    1. I «Мама, я вернулся!»
20. II Черствые Сердца
21. III По другую сторону реальности
22. IV Берега — свидетели
23. V Три вопроса — один ответ
24. VI Жестокая Забава
25. VII «Вы — барсы!»
26. VIII Исчадие
27. IX Кусочки разбитого сердца
28. X Сердце не обманешь
29. XI Последняя Жертва
30. XII Это — Он!
31. XIII Чистые Сердцем
32. XIV «Я выбрал Жизнь!»
33. XV Там, где Все началось
34. XVI Не все еще сказано… Не все еще сделано…
35. Эпилог
36. От Автора
37. Главные герои
38. Хронология

Часть I: Последний Подвиг Охвы

I «Лес под Защитой» или очередной «Рассадник паразитов»

Неповторима природа в своем великолепии, буйстве красок, запахов и жизни. Каждый ее уголок, пусть самый маленький достоин нашего внимания и уважения. Ведь, чтобы создать и содержать жизнь в ней, мало человеческого Труда, Разума и Доброты. Здесь нужна Сила, куда более естественная — Живительная Сила самой Природы.

И ничто так не успокаивает сердце и душу, как утро в лесу. В месте, где жизнью пропитан каждый сантиметр, где она проникает глубоко в землю и парит над самыми высокими деревьями. И пусть, тот, кто впервые заходит в него, не замечает этого и не понимает, как в лесу все устроено и взаимосвязано, но поднимая глаза на небо, он видит, как верхушки деревьев устремляются высоко вверх, и кажется, что они вот-вот дотянутся до облаков. Видит, как солнечный свет проникает сквозь их крону, падает на землю, обретая причудливые тени, меняющиеся каждую секунду от ветра, что играет и шелестит листьями. Если прислушаться, можно даже услышать, как этот ветер, наклоняя кроны в разные стороны, создает многозвучие и перекликание деревьев, чьи стволы потрескивают, ветки посвистывают, а листья перешептываются. Если в такие моменты закрыть глаза, можно представить, что деревья общаются друг с другом на своем, непонятном нам языке…

Продолжив путь по лесу, мы слышим в первую очередь, как потрескивает и шелестит земля под ногами. Сухой гумус вперемешку с листвой, перегноем и веточками, создает ощущение, что мы идем по мягкому, живому ковру, и это ощущение не далеко от истины. Ведь даже в этом, порой много сантиметровом слое, покрывающем землю как ковром, существует своя жизнь. И пусть мы ее не видим, но каждый наш шаг разрушает чей-то домик, норку, проход. Разбежавшись в разные стороны, их обитатели остаются живы, но им еще долго придется повозится, чтобы все восстановить.

Над этим слоем бурлит жизнь куда более заметная и оживленная. Жизнь насекомых и других представителей животного мира. Каждый, кто хоть раз бывал в настоящем лесу, вдали от городской черты, натыкался на огромные, чуть ли не с рост ребенка, муравейники в форме большой кучи возле стволов деревьев. Опасаясь их хозяев — красных муравьев, которые еще и кусаются, мы обходим их стороной. Не замечая под ногой корни деревьев, что порой выходят на поверхность, спотыкаемся об них. Но удержавшись, взмахиваем руками для равновесия, и продолжаем путь, смотря уже себе под ноги. Но не успеваем мы пройти и пары метров, как нас настигает новая напасть. Проходя мимо двух деревьев, мы чувствуем, как все лицо обволакивают невидимые нити прочной паутины. Пытаясь ее убрать с лица, одежды, мы лишь еще больше в ней запутываемся, отплевываемся, нервничаем, чешемся, и нам всюду мерещится ее хозяин. Порой такие паутины очень заметны и составляют целые «панно» кружевной нити, ведущей от центра к краям, увеличивая интервалы. Они достигают нескольких метров площади в окружности, и, видя эту красоту, мы невольно глотаем слюну, вовсе не желая встретить умельца, создавшего это чудо.

Забираясь все дальше в лес, мы постепенно привыкаем, что по нашим ногам постоянно кто-то ползает, в рот залетают мушки, на волосы падают жучки. Но новая напасть заставляет вновь понервничать и замахать руками. Имя ей — комары. Невесть откуда, да еще днем, они слетаются на тебя целыми роями, и как бы ты не шлепал себя, покусанным из лесу тебе не уйти. Конечно, бывает, лесники приносят с собой средства от комаров, обтирают им руки, лицо и все части тела, что не прикрыты одеждой, которой обычно много: штаны, длинные сапоги, куртка, головной убор. Одним словом, если вы новичок — непривычные ощущения неудобства на протяжении всего пути вам обеспечены.

Углубляясь дальше в лес, мы все чаще оборачиваемся назад, достаем припасенный компас, сравниваем с ним направление своего пути. Ведь даже обогнув одно дерево, твой путь меняется. Смотря по сторонам, мы видим, что лес повсюду. Он окружает тебя — стволы деревьев, сливаются в сплошной забор вдали, с небольшими прогалами, и то не везде. В зависимости, березовый лес, липовый или смешанный хвойный, меняется цвет стволов и их толщина..…

Если прислушаться, можно услышать звуки леса. Это и жужжание насекомых, и потрескивание веток от пробегающих поблизости ящериц, и полевок, ну и конечно, пение лесных птиц. Здесь и монотонные глухие удары дятла, по стволам деревьев, и переливание соловушек, перекликание зябликов и других лесных птичек. Голоса каждой из них неповторимы, и услышать их можно только здесь — в лесу. По старинной традиции, услышав кукование кукушки, можно произнести вслух: «Кукушка, кукушка, скажи, сколько лет мне жить осталось?». И считая ее кукование вслух, мы радуемся, когда больше десяти и совсем не огорчаемся, когда меньше — ведь это всего лишь детская забава.

Мало-помалу, мы приобретаем уверенность и смелость. Перестаем обращать внимания на мелочи, и начинаем заниматься тем, ради чего пришли, будь то сбор ягод или грибов, ну или просто ради прогулки. И отвлекаемся лишь, когда слышим незнакомый голос зверья из лесу. Вздрагиваем если это протяжный зазывной гул лося или отдаленное хрюканье кабана, а может и того хуже — зазывание волка.

Но если вас миновали подобные встречи, пусть хоть издалека, мы не замечаем, как углубляемся в лес все дальше и дальше. Вот миновали ни одну лесную полосу с ее полянками между них. Брали штурмом высокие холмы, спускались в глубокие овраги. Порой натыкались на родники, бьющие из-под земли, у которых охотно останавливались и пили прохладную водицу без опаски, так как она куда чище любой другой воды, будь то из колонки или водопровода…

Течение времени здесь в лесу совсем иное. Проплутав в нем пол дня, ты и не заметил этого, не чувствуешь усталости. Все это благодаря окружающей тебя природе и лесному воздуху, что всегда свеж и пахнет зеленью. Ноги сами ведут вперед, и порой так не охота поворачивать назад домой, не узнав и не увидев, что же там за холмом, за этим леском наверху или внизу в овраге. Какие еще чудеса нас ожидают, что скрывает чаща леса, какие прекрасные виды, еще не запечатлены взглядом? Но главный вопрос, мучавший всех — дойдем ли мы в следующий раз так далеко, чтобы после зайти в лес еще дальше?

Но этим утром лес был наполнен иными звуками. Совершенно не естественными для его природы — глухими и монотонными. То затихающими, то вновь нарастающими. Они доносились из той части леса, которую большинство его обитателей обходило стороной и держалось подальше. Именно оттуда вот уже на протяжении часа, а то и более, доносился этот звук, эхом разносившийся по всей округе, и немало пугавший обитателей леса.

Если пройти на звук сквозь лес, на свой страх и риск, то можно выйти на большую открытую проталину. С востока ее омывала река, изрядно вышедшая из берегов, из-за быстрого таяния снега в окрестных лесах и горах ранней весной. От повадка, обитателям этих мест пришлось даже построить барьер из досок и мешков с песком, чтобы не допустить воду до их деревянным домов. Возле реки их находилось два — один небольшой с покатой крышей и второй побольше. Первый дом явно был жилым, что можно было понять по занавескам на окнах, которые развевались на ветру после того, как окна чуть приоткрыли для проветривания избы, и по небольшому дымку, что валил из печной трубы на крыше. Второй дом, судя по отсутствию окон и широким воротам, служил складом. Причем по виду обе эти постройки были одного возраста, уже изрядно потрепанные временем, чуть покосившиеся, осевшие ближе к земле и с облупившейся краской.

Восточнее жилого дома в метрах десяти, стояла еще одна постройка без крыши, с разобранными до основания стенами. По-видимому, это тоже некогда был жилой дом, что сразу понимаешь по неразобранной печи-голландке с трубой, одиноко возвышающейся над холмом, и по оконным рамам, сложенным рядышком, такими же обшарпанными как в соседнем доме. Приглядевшись, можно увидеть, что доски, взятые с этого дома, пошли на строительство барьера для воды, а его завалинка — для ее укрепления. Вынужденная мера, которая себя оправдала в столь напряженное время года.

Кроме того, доски пошли и на укрепление склада и жилого дома, которыми были обиты основания домов. А также немало стройматериалов ушло на третье, самое большое здание — центр этой лесозащитной базы. Можно назвать его штабом, за которым ухода было явно побольше. Ведь все-таки это лицо базы. Окна были вымыты, рамы покрашены, а на крыше трудился один человек, приколачивая доски к щелям, что образовались на крыше.

Именно отсюда, с высоты трех-четырех метров, откуда открывался общий вид на базу: на расчищенную поляну на севере — место, некогда служившее вертолетной площадкой и на вольеры на востоке, от двух рядов которых остался один, и то в плачевном состоянии — и доносился все утро этот монотонный звук, забивающего гвозди молотка.

— Семен, ну как там? — донесся снизу мягкий женский голос.

— Почти все! — коротко ответил Семен и, бросив через плечо взгляд вниз, снова взялся за работу.

— Надя, — начал Семен, спускаясь по лестнице, приставленной к крыше дома, спустя еще минут пятнадцать. — Там Ивана не видно?

— Не видно и не слышно, — встретила его внизу Надя.

Оказавшись на твердой земле, мужчина, которому на вид было лет под сорок, высокий, худощавый, с горбинкой на носу и с очками на глазах, с гладкими, аккуратно постриженными волосами, спадающими на виски с боков и достигающих сзади плеч, поднял руки и расправил спину.

— Может с ним что-нибудь случилось и стоит отправиться на его поиски? — обеспокоенно начала Надя, женщина лет тридцати двух-пяти, немного полноватая, среднего роста с совсем не изменившейся со временем внешностью, голосом и манерой разговора, забирая из рук Семена инструменты и подавая ему воду в баклажке.

— Он отправился проверять противоположные склоны в особо опасных участках. Думаю, Надя, это требует немалого времени, — поспешил успокоить ее Семен, жадно глотая воду.

После он вытир рукавом пот со лба своей курткой из грубой ткани.

— Но не два дня подряд? — возразила ему Надя, одетая в подобную же куртку, поверх джинсовых штанов.

— Надя, прошу не паникуй раньше времени! Ивану не впервой ночевать в лесу. Тем более он не один, с ним Дружок.

— Ну конечно, какой-то волчонок лучше, чем человеческая компания. С тех пор, как уехал на лечение Сергей, да так и не вернулся, Иван сам не свой.

— Надя, ну вот ты снова! Во-первых, этот волчонок даст фору любому сторожевому псу, да и Иван привязался к нему, а пес — к Ивану. Во-вторых, Сергей уехал в свой город долечиваться на зиму, а заодно сдавать сессию. В-третьих, хватит уже, и самому без тебя тошно, — отмахнулся от Нади Семен, и направился к развалинам дома.

— Семен, а ты веришь, что он вернется? Сергей и вправду подавал надежды, и прежде всего, поддерживал Ивана. А что теперь? Вместе с ним исчез и огонек в его глазах, — не успокаивалась Надя, пустившись следом за Семеном.

— Не в этом дело!

— А в чем?

— Я не хотел говорить, но то письмо, что Сергей получил прошлой осенью, оно от… — говорил тихо Семен, остановившись у развалин.

Присев, он начал перебирать остатки в поисках чего-нибудь, что еще могло пригодиться. Но внезапно он умолк, обратившись в слух.

— Ты слышишь? — встал Семен, поворачиваясь лицом к реке.

— Да, это он! — воскликнула Надя, и они вместе последовали к реке, впившись взглядами в одну и ту же сторону.

Через несколько минут тишины, что воцарилась на базе, звук моторной лодки стал громче. Вскоре показался и сам Иван.

— Семен! — вдруг вспомнив, нарушила тишину Надя, и поспешила огласить вслух свою мысль, прежде чем Иван причалит. — А ты рассказал ему про то письмо, что получил в желтом конверте?

— Нет пока.

— Что?! Прошло уже более месяца, а вдруг они…

— Тише, Надя! Я обязательно ему расскажу.

— Когда? — шептались Семен и Надя, не сводя глаз с Ивана, который причаливал к берегу.

— Когда представиться подходящий момент.

— Какой?

— Я расскажу, но не сейчас. Ему и без того хватает… — не закончил Семен, хотя Надя и так поняла его, так как Иван, привязав лодку к колышку, что держал заслон от воды, спрыгнул с нее в воду.

Пройдя пару шагов по колено в воде, он перешагнул через забор. Оказавшись на твердой земле, Иван, облокотившись одной рукой к подошедшему к нему Семену, второй снял сапоги, вылил из них воду, а затем вновь одел. После чего выпрямившись перед Семеном и Надей, предстал в полный рост. Это был мужчина средних лет, за сорок, с бородой на лице, с короткими, чуть волнистыми волосами и с сединою на висках. Его мягкий взгляд голубых глаз, выдавали в нем человека мягкого, без капли жестокости, лжи и коварства. Он был одет в изрядно потрепанный теплый полушубок по форме работника Лесной Базы, с капюшоном на случай осадков, из-под которого виднелись такого же камуфляжного цвета штаны, плотные, как и полагается лесничему много времени, проводившему в лесу и предгорьях. До лодыжек были натянуты черного цвета резиновые сапоги, и, как и все на нем, они были изрядно поношены. Из карманов его торчали перчатки лесоруба, на случай переноса бревен или веток, а в лодке, позади него, виднелись на дне, топоры, пилы, лопаты — стандартный набор лесничего. Одним словом, Иван был человеком серьезно и ответственно относящимся к своей работе, и отдающий себя ей без остатка.

— Что случилось, Иван, мы ждали тебя еще вчера? — начал Семен.

— Лодка дала течь, пришлось вытаскивать ее на берег и латать, — ответит Иван, выпрямляясь.

— Неужели нельзя было дотянуть досюда? — одернула его Надя.

— Надя, я польщен, что ты обо мне так заботишься, но все же… — начал Иван, улыбаясь Семену.

— Вовсе нет! — прервала его Надя, чуть дернув носом, под тихую усмешку Семена. — Скажи лучше, как дела в лесу? — сменила она быстро тему разговора.

— Весна нынче ранняя, пришлось повозиться с пожарозащитными полосами. Еще пару ходок и можно об этом не беспокоиться. А у вас как, залатали крышу?

— Вот только сегодня закончил, — повел Семен Ивана и Надю к главному зданию.

— Отсюда вижу, что работа сделана на совесть. Жаль только пришлось разбирать дом, — вздохнул тяжело Иван, оборачиваясь на развалины.

— Ничего, зато другие два спасли, — подытожила Надя, и, встретив пристальный взгляд Семена, поспешила откланяться.

— А-а, что же это я! Иван, ты, наверняка проголодался, сейчас я что-нибудь разогрею, — закончила Надя и исчезла за дверью жилого дома.

Мужчины, проводив ее взглядом, оставшись одни, повернулись спиной к избе. Окидывая взглядом всю базу, они завели новый разговор:

— Я помню тот день, когда впервые прибыл сюда, — начал Иван.

— Да-а-а, это было лет так десять назад.

— Одиннадцать, если быть точным. Тогда база процветала, здесь всюду бегали люди, было так оживленно, как на улице в городе. Все строилось с нуля нашими собственными руками. Помню и первую нашу с тобой встречу, — заулыбался Иван.

— Тебе придавило бревном палец на ноге, а ты все не хотел идти к врачу. Мне пришлось самому к тебе подойти.

— Да, точно, сколько же было крови! Но ты оказался умелым врачом.

— Как и ты — умелым лесничим. Так быстро все освоил, научился водить лодку, стрелять и ориентироваться на местности.

— И не говори, поначалу я мало что умел. Приехав сюда, я надеялся начать новую жизнь… И мне это удалось, Семен.

— Жизнь, наполненную непосильным трудом, опасностями, риском и не высокой зарплатой за все это, — усмехнулся Семен.

— И заметь, я никогда не жаловался и работал вне зависимо от оплаты.

— Поэтому-то, Иван, ты и остался здесь дольше всех. И когда лесничества начали вновь сокращать… — при этих словах Семен полез рукой в карман куртки и зашелестел бумажками, что держал внутри. — Ты плюнул на все это и остался! Хотя, многих перемены не устроили. Им пришлось уехать и искать новую работу…

— Да-а-а, как летит время! Казалось, это было еще вчера… Я проснулся от криков людей, а когда вышел на улицу услышал, что всех переполошило одно письмо. А когда сам прочитал, все понял — это конец… — сделал паузу Иван.

— Но ты все же остался, несмотря на тяжелые времена.

— Иначе я не мог!

— Понимаю, тебе, как и мне некуда было возвращаться.

— Не без этого… Но главной причиной, по которой я остался — были Вы с Надей! Я так сдружился с вами за все эти годы, что и подумать не смел о побеге! Я не мог бросить вас.

— Не знал, — искренне удивился Семен, оставляя карман полным.

— Да и при этом, мне очень нравилось защищать лес и ловить подлецов.

— У-у-у, об этом мы поняли почти сразу, после того случая с пожаром! Когда ты после долгих недель поисков, изловил тех поджигателей…

— Если честно, то были удивительные дни, наполненные жизнью! А что теперь?

— А что не так?

— Семен не стоит лгать самому себе — кордон, он умирает.

— Не надо так!

— Это правда, смотри, все в таком дохлом состоянии. Все разрушилось, на базе остались мы втроем. Живем почти на подножном корме, тратя все наши скудные средства, что еще выделяет нам город на топливо и погашение всех процентов по кредитам на лодку, ружья, да почти на все! Мне порой надоедает жить в долг, но что я могу?! Ничего! Все, что мне остается, эта доживать здесь свои года… — выложил все как есть Иван, а через мгновение осекся, и продолжил уже спокойнее:

— Прости, снова сболтнул лишнее.

— Ничего, Ваня, я и сам все вижу. Как и ты, я по-прежнему, не опускаю руки, только благодаря нашей кормилице. Все, что я делаю, это только для Вас и ради Вас!

— Спасибо друг! — расчувствовался Иван, и обнял Семена, тот, нисколько не стесняясь ответил тем же, похлопав друга по спине.

— Чай готов! — выскочила из дому Надя, и застав мужчин обнимающимися, закряхтела:

— Кха-кха! — кашлянула она, и продолжила с улыбкой. — Так значит, а меня — по боку?!

На что Иван и Семен, разомкнули объятия и, подозвав ее к себе руками, обняли и ее. Таким образом, получилось тройное объятие, тройной союз сердец — триумвират.

Но воцарившуюся на базе идиллию в один миг разрушил шум приближающегося вертолета.

— К нам гости? — поднял голову к небу Иван.

— Кто бы это мог быть? — направился он к вертолетной площадке, что лежала на севере, и от которой осталось лишь свежескошенное поле травы.

Надя, быстро сообразив, кто это мог быть, впила в Семена вопросительный взгляд, на что тот, чуть приблизившись к ней, шепнул:

— Не успел!

— Тогда я!

— Нет, — остановил ее Семен рукой и окликнул Ивана:

— Вань?

— Да? — повернулся он и впил в обоих вопросительный взгляд, в котором Семен увидел невольный страх потерять их.

— Вань, а где Дружок? — не решился разрушить идиллию Семен.

— Бежал вдоль берега за мной, думаю, вскоре будет. Он все-таки на половину волк, ему нужна зарядка, — как бы оправдываясь, молвил Иван, решив, что взволнованные взгляды друзей были по этой причине.

— Иван, мы должны были сказать тебе раньше… — вышла вперед Надя, оттолкнув локтем Семена, но, прежде чем она продолжила, Семен вытянул руку, в сторону, и молвил:

— Смотри-ка, а вот и он!

Иван обернулся и увидел матерого волка, мчавшегося со всех лап к нему.

— Дружок! — встретил ласковым прикосновением пса хозяин, потрепав его под ухом, недолго, так как много ласки пес не терпел.

— Вы что-то хотели сказать? — повернулся Иван к Семену и Наде.

— Ну-у, раз мы все теперь в сборе, идемте, встретим гостей плечом к плечу, — поспешил ответить Семен, сжимая Наде руку, чтобы она молчала.

— Хорошо! — ответил Иван и пошел вперед.

— Ты что делаешь? — вырвала она свою руку. — Это могут быть Они! А ты так и не сказал ему…

— Надя, взгляни на него! Ты хочешь разочаровать его сейчас, лишить последней радости и цели?! Неужто хочешь разлучить нас?

— Нет! — замахала головой Надя, поняв про что он. — Но как быть?

— Письмо могло просто не дойти, — бросил напоследок Семен и поспешил за Иваном.

Надя, печально взглянув им вслед, опустила голову и направилась за ними, как на казнь.

Вопреки ожиданиям друзей, и к их огромному изумлению, за место громоздкого почтового грузового вертолета, который обычно навещал их раз-два в месяц, и передавал почту и зарплату, последнее, как правило, с опозданием, на горизонте в небе показался вертолет, совсем иного стиля. Это был небольшой, двухместный вертолет патрульного типа, рассчитанный на относительно недлинные по времени перелеты, белого цвета, с красными полосами и с прозрачными дверьми для лучшего обзора местности сверху.

Через несколько минут он приземлился на поляне, прямо перед друзьями, которым пришлось отойти подальше, чтобы не сдуло. С некой опаской, а у некоторых внутренней дрожью, Иван, Семен и Надя, стали осторожно приближаться. Они шли очень медленно, желая дать время пассажиру закончить свои дела и выйти им навстречу. Но даже дойдя до вертолета вплотную со стороны пилота, к ним никто не вышел. Тогда они стали обходить его спереди и смогли увидеть, что пилот и пассажир внимательно разглядывают карту местности. Встав около двери, лесничие стали выжидать, когда кончиться спор, в котором ведущее место занимал, к их удивлению, не пилот, а пассажир. Он ни в какую не хотел замечать их присутствия, и продолжал настойчиво тыкать пальцем в карту.

Через несколько минут неловкого стояния у закрытой двери, за время которой они успели пересчитать все полости на вертолете, полюбоваться свежей краской и винилом, как и общим видом вертолета, сразу видно — новенького, Иван первым нарушил тишину и спокойствие в кабине, постучав три раза по стеклянной дверце. На что пассажир бросил на них пренебрежительный взгляд одним глазом и вновь продолжил разговор. Но на этот раз он длился меньше минуты и шел на приглушенных тонах. После чего пассажир, махнув на карту, открыл дверь и вступил на землю.

Перед Иваном, Семеном и Надей вырос человек, совсем еще молодой, лет двадцати пяти-семи, выше среднего роста, плотного телосложения, разодетого в шелковую виноградного цвета рубашку с длинными рукавами, заправленными в черные отлично выглаженные брюки, в остроносых ботинках, сверкающих от крема и накинутой поверх спортивной тонкой куртке. Но ни это больше всего привлекло в нем внимание, а его прилизанная прическа на бок, светлый цвет кожи, как лица, так и рук, с подстриженными и ухоженными ногтями, и слишком мягкими на вид, можно сказать даже изнеженными чертами лица. В совокупности с его запахом дорогих духов, от которого даже лес «заворотил носом», и чуть округлым лицом, но при этом самым низменным, порой даже жестоким взглядом синих глаз, друзья сразу поняли, что перед ними очередной сынок богатенького папаши.

— Уберите свою жучку! — первое, что произнес он, сверкнув недобрым взглядом в сторону пса, которого с удовольствием пнул, если бы тот не стоял позади Ивана.

Даже пес, почувствовав неладное и недобро зарычал на него.

— Извини Семен, отведи Дружка к дому, и посади на цепь, — молвил Иван, пристально смотря на Дружка, так как тот никогда не вел себя столь агрессивно при незнакомцах.

— Дружок, ну и имечко, ему бы больше подошло — Волкодав! — усмехнулся ему в след парень, после чего перевел взгляд на Ивана.

— Меня зовут Сергей Блинов, — представился он и слишком сильно пожал руку Ивану. — Я представитель местного департамента Алтайской области, при областном министерстве лесов и рыболовства. Думаю, вы уже получили письмо и готовы… — быстро начал он, оглядываясь, явно не желая здесь задерживаться.

Это Иван понял по его стрющевшейся физиономии, не то от отвращения к ним, не то к самому месту.

— Какого письма? Ничего мы не получали. Поясните!

— Странно, а мне передали, что вы его получили еще месяц назад, — молвил вкрадчиво Сергей, прищурив глаза, ища на лице Ивана и Нади ложь, а нашел лишь волнение на лице Семена, спешившего обратно к ним.

— Ну ладно, все бывает. Порой и почта ошибается, все-таки тайга. Ну раз вы его не читали, то на этот случай я принес с собой еще одно, — достал он желтый конверт из кармана куртки и протянул Ивану.

Лесничий взял его и стал открывать. Тут подбежал Семен, и часто дыша, занервничал, пряча руки в карманах. Иван заметил странный мандраж Семена и Нади. Не придав этому большого внимания, он вскрыл конверт, достал официальную бумагу и стал читать, то вслух, то про себя:

«Департамент извещает вас о том, что в связи с сокращением бюджетных субсидий, мы не можем больше отправлять вам средства…

И вынуждены поставить в известность, что часть лесных кордонов будет сокращена…»

— Что это значит? — воскликнула Надя, а Сергей, между тем повернувшись ко всем спиной, сунул руки в брюки.

От вида запущенности территории базы его начало подташнивать и тянуло поскорее убраться отсюда. Не скрывая своего отвращения ко всему царившему здесь, он поспешил уточнить сухим голосом статиста:

— Ваша база вошла в этот список, и скоро вы будете демонтированы насовсем, окончательно и бесповоротно.

Сергей повернулся к ним, и, смотря поверх их голов, стоял непреклонно.

Между тем друзья покачнулись от этой новости.

— Но, как… Это возможно? Кто же будет следить за состоянием леса, и природы? — прохрипел Семен.

— Все ваши базы слишком разрозненные и мелкие, чтобы обеспечивать достаточную защиту леса и их обитателей. Поэтому все полномочия были переданы частной организации под названием: «Лес под защитой».

— Что уже? — снова вырвалось у Нади, а Сергей уже засеменил к вертолету, через плотные ряды троих лесничих.

— Но здесь написано… — взял слово Иван, повернув документ другой стороной, где мелкими буковками черным по белому было написано следующее:

«Кордон будет считаться непригодным, если в течение одного сезона его сотрудники не смогут доказать обратное».

— Это… Так сказать для галочки! — поспешил вмешаться Сергей. — Все уже решено, вы свободны ребята. Поезжайте в город, получите зарплату за три месяца вперед авансом и гуляйте, — хотел было на этом удалиться Сергей, но Иван его остановил:

— Не знаю, кто там уже все решил?! Но мы не собираемся сдаваться!

— Мне все равно! Строительство моей базы уже началось, к маю месяцу, она будет готова на все сто процентов! — повысил голос Сергей, отстраняясь от руки Ивана, чураясь ее, как грязи чистюля.

Иван, услышав его слова, снова перевернул письмо, и посмотрел на подпись:

— Сергей Блинов, — прочитал он вслух, главную из них в этом документе.

— Да — это я! — бросил напоследок высокомерно Сергей, и быстро сев в вертолет, захлопнул за собой дверь с силой.

Пилот тут же завел двигатель и лопасти стали медленно набирать обороты. Семен и Надя стали пятиться, а Иван еще с минуту стоял неподвижно с письмом в руках, разглядывая наглеца, пытаясь заглянуть ему в глаза, а тот, снова взяв в руку карту, стал ее изучать, не обращая внимания на взгляды лесничего.

Секунд десять хватило Ивану, чтобы сориентироваться по той карте, в которую на мгновение смог заглянуть. После чего он отошел к остальным. Через минуту вертолет оторвался от земли и стал набирать высоту.

— Что еще за Блин? — подметила Надя.

— Да сразу видно, помазанный богатенький сыночек, для которого это новая игрушка, — ответил, злясь не меньше ее Семен.

— Хуже, друзья, это человек, у которого хватит денег и связей, чтобы воплотить все сказанное в жизнь, и заграбастать всю территорию заповедника, — подытожил Иван, как и все провожая вертолет взглядом.

— Не хочешь ли ты сказать, что мы сдадимся этому Блину?!

— Нет, Надя! Согласно этому документу у нас еще есть время. Его база, судя по карте, которую я мельком увидел, находиться южнее, у излучины реки Чулышман, на правом берегу… — начал пояснение Иван.

— Так там непроходимый лес, к чему располагать ее там?

— К тому, Семен, что для нее надо вначале расчистить лес, все срубить, отстрелять тех, кто «представляет угрозу» жизни и здоровью служащих… Сами понимаете, каких людей они наймут для этих целей?!

— Браконьеров, да черных лесорубов, — подметила Надя.

— Да-а-а, одна большая вотчина для паразитов! — вставил Иван. — Моя база! Вы слышали? Ему принадлежит это… Как его там?! «Лес под Защитой». Ему, или еще кому-то — все равно! Пока мы здесь, глаз с нее не сведем. Вы со мной?!

— Конечно, Иван! — в один голос молвили Семен и Надя.

Немного откинув страх разлуки в долгий ящик, Иван улыбнулся и молвил:

— Придется тебе Надя снова подогревать чайник.

— Ой, конечно, уже бегу! — сорвалась она в дом.

Иван и Семен неспеша пошли следом.

— Семен… — начал Иван.

— Да, Ваня!

— Возьми, — протянул он ему письмо. — Положи к первому.

На что Семен, взяв письмо, впил в Ивана вопросительный взгляд.

— Это их идея — не нова. Они и раньше пытались сломать нас, но у них ничего не получилось, потому что мы были вместе.

— Как и сейчас, — немного виновато молвил Семен, которому стало совестно за укрывательство столь важной информации. — Прости, я не хотел тебя расстраивать.

— Понимаю, на твоем месте я бы и вовсе сжег его, — усмехнулся Иван.

После чего улыбнувшись, они исчезли за дверью. Но прежде, пропустив вперед Дружка, которого первым делом отвязали.

Пес все прекрасно слышал и отныне не хотел расставаться с этими людьми, давшими ему новый дом, семью и жизнь.

II В стае назревают перемены

Сквозь непроглядную мглу кромешной тьмы, которую и не встретить в самую безлунную ночь, такую холодную и одинокую, что дрожь пробирала до костей, сжимая сердце и давя на грудь, заплетаясь в своих лапках, шла небольшая фигура зверька. Как некогда она чувствовала себя одинокой и брошенной всеми, хотя и ощущала рядом дружеское дыхание того, кто шел с ней рядом и вел вперед. Увидеть, кто это был не имелось возможности. Было слишком темно. Но она чувствовала своим сердечком, что этот Кто-то — очень ей близок и дорог. Она ощущала его теплоту, порой терлась об него, пытаясь заслужить ответной ласки. Но эта потребность так и оставались безответной. Фигура, скрываясь в тени, очень спешила и порой даже подталкивала ее носом и лапками. Несмотря на все ее немые уговоры, та не сбавляла хода.

Так продолжалось неопределенное количество времени, за которое они вдвоем прошли столько же неопределенного пути. Казалось даже, что прошла целая вечность, пролетевшая во мгле за секунды. А когда все кончилось, они остановились, оказавшись неведомо где.

Вскоре первая фигура свалилась с лап от усталости и бессилия, рухнув на землю. Прикрыв счастливо глазки, которые стали слипаться. За этим последовали ответная короткая ласка. Она ощутила шершавый язык у себя на лобике и от удовольствия даже заурчала.

— Кто здесь? — послышался тихий отдаленный голос во тьме, того кто вышел им на встречу.

— Прошу тише! — отозвался мягкий голос того, кто был с нею рядом. После чего он попытался отойти от нее, но та так цепко вцепилась в его лапу своими, что он оставил все попытки отойти от нее.

— Она очень устала с дороги, — говорил первый родной голос, тепло которого она ощущала.

— Кто она? И зачем ты здесь? — перешел на шепот второй чужой голос, чей взгляд она ощутила, но не смогла найти сил открыть глазки, и взглянуть на него.

— Это ее… И моя дочь! — начал первый голос.

— А где сама Ита?

— Ита покинула нас.

— Что?! Как это могло произойти? Когда? — захрипел второй голос, сломленный этой новостью.

— Каких-то пару месяцев назад, — тихо молвил родной голос, чье дыхание стало прерывистым, на восстановление которого потребовалось время, за которое воцарилась полная тишина.

— Но как? Ответь, пожалуйста, брат! Ведь ты знаешь, как я к ней относился? — взмолился чужой голос.

— Мы очень хотели котят, но она не могла… А когда это произошло, мы приняли это за чудо! Чудо, за которое она отдала жизнь… Ита так и не смогла найти в себе силы, поправиться от болезни, постигшей ее после родов. Можно сказать, она отдала остатки сил ей, — указал он взглядом на почти спящую фигурку, которая сквозь дремоту все слышала, но мало, что понимала.

— Так это… Ее дочь?! Но зачем вы здесь, этот путь опасен для малышки.

— Последними словами Иты было: «Тот, кто любил меня не меньше твоего, остался один! Он однажды сказал мне, что мы будем вместе, в другой жизни… Так вот, если ты по-настоящему любишь меня, в чем я никогда не сомневалась, ты исполнишь мою волю…»

— Что… Она?! — не веря своим ушам, прошептал чужой голос.

— Да, брат!

— Но я не смогу! Я не имею права разлучать вас!

— Я знаю Охва, что это неправильно, ведь я — ее отец и люблю малышку больше всего на свете. Она частичка Иты… Я никогда не смогу позабыть ее и всю жизнь буду надеяться увидеться снова, но… — еле слышно говорил родной голос, каждое слово которому давалось с трудом. — Но это было ее желание! Ее просьба, как за нее, так и за тебя!

— Но ведь это чистое безумство! — воскликнул в голос чужой голос, отчего фигурка зашевелилась, потянулась и снова засопела, высвободив тем самым лапы хозяина родного голоса.

— Безумством безумцы считают любовь! И это — как раз тот случай…

— Но постой! Не уходи! По крайней мере останься на время. Мы вместе ее вырастим…

— Нет, братик! Моя любовь останется с нею, а мое сердце зовет меня вдаль… — было последнее, что вымолвил родной голос.

После чего раздались сопение, прерывистое дыхание. Фигурка слышала, как они прощаются, крепко обнявшись, всхлипывая наперебой. После чего хозяин родного голоса подошел к ней. Ткнувшись в ее пузеньку влажным и холодным от слез носом, он шепнул ей на ушко: «Я люблю тебя!»

На что она улыбнулась и перевалилась на другой бочок.

— А как имя малышки? — кинулся за уходящим прочь братом хозяин чужого голоса.

— От рождения имя ей дала мать! Ита — ее имя! — тихо печально молвил он и стал снова удаляться.

— Прощай, ступай с Миром брат! — донесся его голос издалека, а когда его шаги стихли, чужой голос тихо молвил:

— Прощай Эну! Ита-а, — подошел к спящей чужак, и аккуратно, нежно взял ее зубами за шиворот. Словно любящая мать, он потащил ее в безопасное место…

В мгновение ока, словно по волшебству, фигурка оказалась уже в другом месте до боли знакомом ей, но все равно смутно припоминаемом. Она уже подросла, бегала и играла со своим хвостиком на лужайке, в невысокой траве, чье благоухание било ей в носик. Все казалось беззаботным и радужным, по сравнению с тем, что было раньше.

Но и это теплое ощущение вдруг резко оборвалось. За секунду, а то и быстрее, все в округе посерело, резко похолодало, подул морозящий ветер. Как будто предчувствуя беду, она обернулась туда, где и находился источник холода. С каждой секундой становилось все темнее. И когда она полностью обернулась, то увидела пару сверкающих в темноте глаз, которые неминуемо стали приближаться, и от вида которых у нее перехватило дыхание. Она не могла вздохнуть. Жадно глотая воздух, она пыталась закричать, но ее уста оставались немы. Все тело не слушалось. Всю ее колотило и трясло. Как вдруг все это закончилось. Она проснулась.

Часто дыша с расширенными от страха глазами, она нервно замотала головою по сторонам. Видя, что в округе царит тишина и покой, что еще ночь, и поблизости с ней мирно спит подруга-волчица, а рядом с ней тихо посапывал ее сынишка, она стала понемногу успокаиваться. Но тяжелые мысли и страх не давали ей покоя, и она решила на время отдалиться от всех. Отойдя от спящих волков шагов на десять, Ита сокрушенно села на землю, опустив голову.

— Ита?! — тихо раздался позади нее знакомый мягкий голос волчицы, проснувшейся от ее ночных вздрагиваний и стонов.

— Прости Вихша, я разбудила тебя, — молвила Ита, небольшая по сравнению с волчицей кошка, породы манул, с пушистым хвостиком и серо-пепельным окрасом шерсти.

— Опять этот кошмар? — тихо спросила волчица, чуть приблизившись к ней со спины потихоньку высвободившись от цепких лапок сына.

— Да, — печально прошептала Ита, не поднимая головы. — Он был в нем?

— Охва?!

— Кажется да!

— Скучаешь? — спросила волчица.

На что Ита повернулась к ней лицом, и та прочитала ответ в ее глазах.

— Прости! Прошу потерпи еще немного, вот подрастут и окрепнут волчата, и мы все вместе обязательно его навести. Вот увидишь!

— Хорошо, — коротко ответила Ита, не поднимая глаз на Вихшу, так как ее не только это беспокоило.

Вихша, конечно, обо всем догадывалась, но не стала лишний раз бередить ей душу, и молча пригласила ее продолжить сон. Ита, также молча, согласилась и уже спустя минуту лежала на своем месте. Боясь сомкнуть глаза, она из последних сил боролась со сном. Но тот все же взял над ней верх, и она уснула.

Вихша не опускавшая головы до тех пор как кошечка не сомкнула очи, с печалью и заботой приглядывала за ней. Понимая, каково ей сейчас приходиться, она ничем не могла ей помочь.

А на другом конце поляны, где остановилась стая волков, дождавшись пока проснувшиеся члены стаи вновь улягутся, не разобрав в потемках, кем они были, один из волков тихонько встал и подбежал к другому, мирно спящему. Спустя пару минут растолкав его, оба поспешили в лес на цыпочках, чтобы их «побег» остался незамеченным…

— Нет ничего прекраснее встретить рассвет нового дня, стоя на возвышающемся над всей округой холме, и лицезреть, как солнечный свет шаг за шагом озаряет леса, поля, реки и все в округе, куда хватает взгляда… — восхищенно заговорил один из волков, тайком убежавших еще засветло из стаи.

— Хое, а я и не знал, что ты у нас поэт, — перебил его второй волк, стоявший позади, и не испытывающий такого энтузиазма.

— Шуаш, ну вечно ты так, — осекся Хое. — Признай друг, что после «трудовых будней», нет ничего лучше, провести хотя бы одно утро без вечной суеты, царившей в стае…

— Скажи еще, без наших любимых, которые с нас глаз не сводят. Их надзор над нами вовсе ни к чему.

— Ну да, мы Шуаш, вольны бегать куда захотим и когда захотим. Разве это не здорово?

— Хое, вообще-то я пошутил, — снова прервал его Шуаш, с опаской поглядывая в сторону, откуда пришли.

— Шуаш, Шуаш… — окликнул его Хое. — А я про что? Ты в последнее время сам не свой, весь на нервах. Поэтому я и решил устроить тебе эту прогулку….

— А, что?! Ты слышал? — снова дернулся Шуаш в сторону леса.

— Идем, насладимся этим утром, — спрыгнул Хое с холма. — Шуаш, ну не гулять же с молодыми волчицами я тебя зову?!

— Сказал, как будто мы уже старики, — усмехнулся волк.

— Вот именно, нам всего по три с лишним года, у нас еще вся жизнь впереди! Так не будет ее прозябать в вечных хлопотах.

— Ладно! — согласился Шуаш, тяжело выдохнув, сам понимая, что забота обо всей стае стала отнимать у него слишком много времени и сил, и что небольшая встряска ему не помешает.

— А вдруг нас хватятся, — в последний раз засомневался Шуаш.

— Наши крали, конечно, умницы, но не умнее нас! — с улыбкой молвил Хое. — Хотя, твоя, кажется, умнее тебя, — подстегнул он друга.

— Что ты сказал?! Вот я тебя сейчас, — вытянул шею Шуаш.

— А ну догони! — задорно крикнул Хое и кинулся вниз по склону холма.

Шуаш поспешил за ним. И вот уже двое друзей, еще с детства, связанных дружбой, прошедшие вместе огонь, воду и «медные трубы», бегали и прыгали, пытаясь догнать друг друга, укусить за лапы и хвост. Сейчас они чувствовали себя как никогда счастливыми, веселыми и озорными не по-детски.

Они так развеселились, бегая сломя голову по лесу на перегонки с препятствиями, что и не заметили, что с высоты птичьего полета над ними навис гордый покоритель неба — орел-беркут. Паря высоко в небе, он смотрел далеко за горизонт. Хотя то и дело он поглядывал вниз на пару волков. Казалось, орел также радовался этому утру, полету мысли и сердца, как и те волки внизу наслаждались вольным бегом. Но этому чувству не суждено было продлиться вечно. Так как вскоре, ему с земли внятно дали понять жестом зовущем к себе, что он в небе не ради забавы.

Набегавшись вдоволь Шуаш и Хое, остановившись почти одновременно возле одной коряги. Лихо повалившись кубарем на траву, которая только начинала буйно расти, они со смехом, вскочив на лапы стали жадно грызть ее, как косилки, соревнуясь кто быстрее и больше ее поест. Давясь от смеха, травы, веселья и счастья, охвативших их, они медленно стали приближаться к краю леса к невысокому обрыву, на котором кроме одного могучего кедра ничего не росло, и место это казалось пустым.

Но не в этот раз. Откуда ни возьмись, на голой скале появились пять волков, тихо и внезапно. Не сводя глаз с обоих друзей, не двигаясьс места, они стали выжидать, когда те сами «прогрызут» путь к ним.

— Шуаш, — тихо молвил Хое, резко остановившись, как будто почувствовав чужое присутствие.

Он поднял голову, и увидел незнакомцев. Сплюнув траву, Хое закричал:

— Шуаш, остановись!

— Сдаешься? — обернувшись на Хое с набитым ртом, промямлил через плечо Шуаш.

Но увидав пристальный взгляд друга, обращенный не на него, а позади, он медленно повернул голову в ту сторону и увидел перед собой в каких-то метрах пятнадцати, пятерых волков, явно не из их стаи.

— Я так и знал… — прошептал Шуаш, выплевывая изо рта траву. — Это была плохая идея, — подбежавшему к нему Хое, который, выступив вперед, громко молвил незнакомцам, по-прежнему не двигающимся с места:

— Простите, хотя мы и не одной крови, но мы уважаем вашу территорию…

На что вперед вышел главный из пяти волков, и сделал шаг к ним навстречу. Шуаш и Хое, инстинктивно сделали шаг назад, затем еще один и еще, после каждого шага незнакомца, который был в разы матерее их.

— Нам лучше поспешить, — потянул за собой Шуаш Хое. — Пусть мы и не трусы, но я должен признать, что превосходство на их стороне.

— Боюсь, друг… Бежать нам уже некуда, — молвил Шуаш, повернувшись первым и увидев, что в их сторону из лесу мчится не меньше дюжины волков.

— Это же… — воскликнул Хое, раскрыв от удивления пасть, на что Шуаш, закивал, прикусив язык.

Оба друга, понимая, что бежать некуда, чуть втянули головы в шеи, и стали ожидать головомойки от тех, кто вел своих соплеменников сюда, и невесть чего — от чужаков.

— Шуаш! — огласила воцарившуюся тишину одна из волчиц, завидев его издалека, отчего он прикусил язык и медленно обернулся на кричавшую ему волчицу.

Тут же он увидел пристальный взгляд, полный укора и осуждения обращенный на него. А когда дюжина волков из его стаи приблизились к ним, и остановились на том же расстоянии, что и незнакомцы, Шуаш и Хое почувствовали себя между «молотом и наковальней».

— Они и вправду не глупы! — шепнул ему на ухо Хое, через плечо, поймав на себе пристальный взгляд волчицы, при этом чувствуя себя все же не так тяжко.

— Тебе легко говорить, твоей, как ты выразился, «крали» здесь нет! — прошептал в ответ ему Шуаш.

— Вихша, дорогая, я все могу… — начал было оправдываться Шуаш, но та быстро перебила его:

— Шуаш, это обождет! Прежде прогоним чужаков! — сверкнув глазами, бросила упреждающий взгляд Вихша на пятерых волков, которые были явно рассудительнее и даже бровью не повели.

Да к тому же все пятеро чужаков были матерыми волками, и на фоне дюжины волков-юнцов, выглядели колоссами среди берез.

— Умерьте свой пыл! — нарушил тишину старший из пяти волков, шагнув вперед, на что молодежь тут же ощетинилась и замерла в ожидании приказа. Вихша даже подскочила к Шуашу, к которому вернулась его уверенность, и вместе с ней ощущение, что от его решения зависит — прольется ли сегодня кровь.

Гордо выправившись, он повернулся лицом к волку, состроив серьезную гримасу, немного напыщенную и смело взял слово:

— Эти земли наших предков, вы не имеете права здесь находиться. И как наши деды и отцы защищали ее, так и мы готовы постоять за нее до конца! — закончил Шуаш, первую часть, и собирался приступить ко второй, как вдруг перед ним и чужаками с неба свалился орел-беркут.

— Таох?! — разочарованно воскликнул в полголоса Хое. — Такую речь испортил, — подметил он, на что получил локтем в бок от Шуаша и впил в орла пристальный взгляд, полный прямой просьбы убраться с глаз долой.

— Прошу прощения, Шуаш.

— Предатель! — бросил в его сторону Хое, пока орел собирал крылья с земли, и спешил скрыться за спинами волков.

— Это все они! Они меня вынудили пытками, — бросил в оправдание орел, и исчез.

— Они?! — чуть обернулся назад Хое.

— Вы заблуждаетесь, — мягко, но уверенно и твердо одновременно молвила волчица чужак и вместе со всеми волками сделала пару шагов навстречу к Шуашу и остальным.

— Нет, это вы заблуждаетесь, раз придя сюда думаете, что мы сдадимся без боя! — упреждающе твердо выкрикнул Шуаш, у которого от ребячества, которым был объят минуту назад, не осталось и следа.

Он вновь взял слово, так как был вожаков стаи, готовым на все ради сородичей. Как по сигналу вся дюжина волков выстроилась в клин, готовая броситься в атаку по первому приказу их вожака.

— Спасибо Вихша, что пришла вовремя! — бросил через плечо Шуаш.

— Это ничего не меняет, ты по-прежнему виноват! Бросил стаю, меня, сына и ради чего? И более того, я не слишком рвалась на твои поиски, это все ее заслуга! — быстро проговорила Вихша в полголоса Шуашу, до которого было не больше метра.

— Кого?!

— Иту? — ответил тем же вопросом Шуашу Хое, одним глазом приметив ее приближающуюся сюда позади своих волков.

— Так ты вожак?! — захрипела волчица, наклонив голову вперед, и сорвавшись с места, набросилась на Шуаша.

С разбегу сбив его с лап, она нависла над ним. Между тем четверо других ее соплеменников, тут же оттеснили Хое, Вихшу и остальных волков от них обоих.

Молодые волки, во главе с Хое и Вихшей, готовы были тут же наброситься на чужаков и разорвать их. Но не успели они и дернуться, как из-за их спин раздался протяжный мягкий голосок:

— По-стой-те! — чей голос подействовал на них действеннее, чем та ситуация, в которой оказался Шуаш.

— Пусть с Ваохом вы одной крови, но я здесь не для того, чтобы… — все ниже стала склонять голову волчица к Шуашу, который замер на месте от такой неожиданности.

Не успела она договорить, как из-за спин волков навстречу чужакам выскочила манулиха — кошка, небольших размеров, казавшаяся здесь совершенно чужой.

— Не надо! Прощу, остановитесь! — повторила она, взглянув вначале на своих волков, затем устремила свой взор на главную волчицу, которая от удивления потеряла ход мысли.

Выпрямившись, она пристально взглянула на нее. Затем = заметив, с каким уважением и даже почтением смотрели на нее молодые волки, а орел-беркут, даже приобнял ее крылом, полностью поддерживая ее, волчица перевела взгляд на Шуаша.

— Ты — не он! — тихо молвила она.

— Конечно нет! — поспешил встрянуть в разговор Хое, шагнув вперед.

— Тот, кого вы упомянули, давно уже не вожак, как и его сын Сиваох, гнев которого мы все вместе усмирили. Шуаш — наш новый вожак, — немного догадываясь, что их приняли за других, внятно продолжила Вихша.

После чего воцарилось полное молчание, за которое волчица не сводила глаз с Шуаша, как бы ища внешнего сходства с тем, кого упомянули. Но не найдя их, она сама подошла к нему и молча помогла подняться на лапы.

— Простите нас, мы так отвыкли от нормальной жизни, что и разучились приветствовать своих, — поклонилась она сперва вожаку, затем остальным волкам, и отдельно Ите. Волки чужаки повторили все за старшей.

Шуаш, немного ошеломленный резкой переменой настроения чужаков, и их начальницы, на несколько секунд опешил. Но взглянув на своих, быстро взял себя в лапы, и почтительно спросил:

— Вы не договорили, зачем вы пришли?

— Мы здесь не для того, чтобы — мстить, — коротко ответила волчица, одним глазом поглядывая на Иту, а вторым на Шуаша. — Простите, я не представилась. Меня зовут Вишта.

— Тогда зачем вы здесь? — почтительно спросила Ита, без страха приблизившись к Шуашу и к ней, поравнявшись с ним.

— Я расскажу, но прежде позвольте мне увидеть вашу стаю, — вежливо попросила Вишта.

— Дайте хоть один резкий повод впустить вас — чужаков на наши земли?! — молвил Шуаш.

— Некогда я была вожаком вашей стаи! — твердо ответила Вишта, на что Шуаш, изумленно и недоверчиво обернулся на друзей, те приблизившись стали опасливо шептаться:

— Вы слышали?

— Конечно, Шуаш, мы не глухие!

— Я ей не верю, и это после нападения на тебя.

На перебой шептались Шуаш, Хое и Вихша.

— Но она могла убить меня, но не сделала этого!

— Вот именно Шуаш, неужели ты хочешь рисковать будущим наших детей?

— А ты что скажешь, Хое?

— На вид они все очень измучены долгой дорогой и вряд ли пришли сюда просто так!

— Так что?! — замотал по сторонам головою вожак, заглядывая в глаза то Вихше, то Хое, но там и там видел все те же сомнения, что грызли его самого.

— Шуаш, разреши им, — тихо молвила Ита, после минуты неподвижного всматривания в глаза волчицы, на которое та отвечала тем же.

Казалось, обе они пытались прочитать мысли и помыслы другой. После чего Ита, не найдя лжи в глазах Вишты и попросила вожака за них.

— Что?! Ита, мы их совсем не знаем! — воскликнул Шуаш, вытянув шею.

— Они не чужие! — коротко ответила на этот Ита, и пристально взглянула на Шуаша, а тот на своих друзей.

Не получив однозначного ответа, он прошептал Хое:

— Порой я не знаю, кто из нас вожак?! — приблизился он к Виште и громко молвил, чтобы было слышно всем присутствующим:

— Мы рады принять вас в гости!

После чего чуть поклонившись, он пропустил Вишту и ее четверых волков чуть вперед. А сам с друзьями последовал следом за ними. Впереди незнакомцев шли больше десятка волков, то и дело бросающих недоверчивые взгляды на них через плечо.

— Теперь понятно… — начал Хое, решив скрасить эти тяжкие напряженные минуты пути разговором.

— Что именно?

— Как они нас нашли, — подмигнул Хое Шуашу, указывая на Вихшу, Иту и Таоха, который заметив и услышав про упрек, подскочил ближе и молвил:

— Я просто не мог отказать ей!

— Вихша у меня такая…

— Нет, я про Иту, это она первая забила тревогу. Только благодаря ей мы подоспели вовремя.

— Да-а-а, — протянул Шуаш, бросил на Иту, идущую с Вихшей рядышком, дружелюбные взгляды.

— Что бы мы без нее делали? — подметил Хое, так невзначай.

Но он и не заметил, что их разговор слушала Вишта и ее волки.

— Вихша? — подскочил так между делом к волчице вожак. — Спасибо тебе. И тебе Ита!

— И не подлизывайся, дома тебя ждет наказание.

— О нет, Вихша, посиди лучше с ним ты!

— Шуаш, ты его отец!

— Да, но мы не очень-то…

— Брось ты это! Он — твоя кровь и плоть! — сделала паузу Вихша. — Конечно, если ты больше предпочитаешь бегать из стаи со своими друзьями ради забавы, то конечно…

— Дорогая не начинай… Я же извинился!

— Не верю! — демонстративно остановилась она.

— Неужели ты и вправду не пошла на мои поиски, если бы не Ита?

— Конечно… — хотела было ответить Вихша, но Шуаш состроил симпатичную, жалобную мордашку и заскулил.

— И ты бы оставила меня одного? — заморгал он глазами, и не успела Вихша ответить, как он, сорвал зубами ранний одуванчик и передал его ей:

— Прости, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю!

— Это не оправдание.

— Знаю! — ткнул он ее в нос, после чего та растаяла и упала в его объятия.

— При всем моем уважении, скажу, что он хитрец. Мою, вот такими фокусами, не возьмешь. Ох, и перепадет мне от нее, — заметил с улыбкой Хое, продолжая путь рядом с Итой и Таохом, одним глазом поглядывая на Шуаша и Вихшу.

— Твоя избранница поймет, если скажешь, что ты помогал другу справиться с грустью, — с хитринкой на устах молвила Ита, чем вновь заслужила чуть заметное шевеление устами Вишты в их сторону.

— В моей Илле я не сомневаюсь, она добрая душа! Но я про Лиру.

— У-у-у, — протянул Таох. — Полечу-ка я подобру-поздорову, а то твоя дочурка, вечно хочет меня ощипать, чтобы увидеть, каков я лысый!

— Ха-ха-ха! — засмеялся Хое.

— Вам смешно, а я половины перьев лишился по ее вине, только за последний месяц!

— Лети уже, а то и я загорюсь подобным желанием!

— Ну вот как всегда… Сделай доброе дело, а в ответ угрозы! — взмахнул крыльями орел.

— Спасибо, Таох, — молвила Ита.

— Всегда, пожалуйста! — ответил орел, и взмыл в воздух под высунутый язык Хое, которым порой дразнил орла.

— Лысый орел, вот умора, — не успокаивался Хое.

— Это семейное — дочка, вылитая отец! — тихо буркнул Таох уже в небе, взлетая все выше и выше, следуя впереди волков, указывая им, кратчайший путь домой, в родную стаю, где их уже давно заждались…

Не усидев на месте, вырвавшись из-под присмотра няньки, растолкав всех взрослых волков, собравшихся в одном месте, для встречи своих, и неких чужаков, навстречу к ним побежал со всех лапок совсем еще молодой волчонок. Не обращая внимания на оклики за спиной, он с радостным:

— Па-па, папа, ты вернулся! — кинулся к своему отцу — Шуашу.

— Конечно сынок, разве я мог бросить тебя?! — мягко отвечал Шуаш, крепко обнимая сына у всех на глазах, как своих, так и чужих.

Растрогавшись, отец поднял взор на Вихшу и встретил взгляд с укоризной, намекающей на гостей. Тут же Шуаш отстранил сына и уже твердо молвил:

— Но все же тебе не стоило убегать от сородичей, — после чего выпрямился, напустил на себя холодный вид, и продолжил путь.

— Но, папа? — протянул сын.

— Позже Аяр, позже, — бросил он, оставив сына немного расстроенным, чей печальный взгляд поймала Вишта, прекрасно понимая, что он сейчас чувствует.

— Так вы говорите, что уже были здесь? — начал разговор Шуаш, подойдя к Виште, немного успокоившись, через спину услышав, как Хое занялся его сыном, ведя его рядышком.

— Не здесь, это было далеко, на юге от озера, — ответила спокойно Вишта, вместе с остальными заходя в разомкнувшийся строй волков.

— Вы говорите, что ваши и наши отцы некогда были вместе?

— Это правда, до того, как Ваох, разобщил нас, разделил на две половины, и изгнал нас из своих земель.

— Ваоха мы не знали, — вступила в разговор Вихша. — А вот с его сыном знакомы очень хорошо!

— Что сталось с тем и с другим?

— Ваох погиб на охоте, еще когда мы были детьми, а его сын Сиваох… — начала было Вихша, но вдруг резко осеклась, взглянув на Шуаша, которого при упоминании имени Сиваох, передернуло и бросило в дрожь.

— Он был моим другом, — нарушил тишину Шуаш, говоря немного дрожащим голосом. — Но затем испортился… И погиб… — закончил он, и по его бегающим глазам, Вишта поняла, что все было не так просто, как ей рассказали.

— Изгнали?! — встрянул Хое. — Это нам знакомо, Сиваох как-то поступил с нами также!

— Хое! — одернул его Шуаш.

— А что? И представьте, все из-за нее! — указал он на Иту. — Мы не захотели ее убивать…

— Точнее, я за нее заступилась, — перебила его Вихша.

— Хое, Вихша! — перебил их Шуаш, пристально взглянув на них обоих, упрекающим взглядом.

— Изгнали, говорите? — снова обратился к старой волчице Шуаш.

— Да, мы вынуждены были уйти дальше на запад, за озеро. И все эти годы жизнь становилась все тяжелее: то засуха, то наводнения, оскудения пищи — все это в конец ослабило нас. А когда половина стаи померла от неизвестной болезни, мы решили попытаться вернуться, чтобы начать все заново.

— А где, прошу прощения ваша стая? — вновь спросил Хое.

— Здесь все, кто выжил, — ответила Вишта и пошла вперед, а Шуаш, Вихша и Хое замерли на месте, с открытыми пастями, не веря своим ушам и глазам. Молчание и тишину нарушил Таох, приземлившийся рядышком.

— Таох! — тут же очнулся Шуаш.

— Займись детьми!

— Чуть, что, так сразу я?! — буркнул недовольно орел.

— Пожалуй, я ему помогу, — молвил Хое, увидев свою дочку, к которой подбежал сын Шуаша сразу же после того, как они достигли стаи, и которая не торопилась его встречать.

Приблизившись к детям, Хое взглянул на Таоха, тот все понял и отвел Аяра в сторонку.

— Привет, Лира, — молвил он, но ответа не последовало.

— Привет Лирунчик!

— Не называй меня так! — буркнула дочка в ответ.

Она была ровесницей Аяра, но с виду немного серьезнее.

— А как тебя называть?

— Ни как!

— Ну ладно тебе, дочка, хватит дуться. Ну извини, сглупил. Просто мы с Шуашем подурачились, вот и все!

— Вот и все?! — повернулась к нему Лира. — А ты о маме подумал?! Нет! Вот именно. Только представь: мы просыпаемся, а тебя нет. Если тебе все равно на меня, так маму пожалел бы! — выложила все как есть Лира, так горячо, чувственно, что даже глаза ее засверкали от проступивших слез. И, не желая ничего слушать, она махнула лапкой и убежала прочь к своей маме.

— Лира, постой, ведь я… — проводил ее взглядом Хое.

Увидев свою любимую, обнимающую расплакавшуюся дочку, он тяжело вздохнул, опустив голову иподошел к ним.

— Лира, Илля, простите, я не хотел… — начал было он, но дочка не могла слышать виноватый голос отца и решила вновь убежать.

— Но я… — протянул Хое, вновь провожая дочь взглядом.

— Не кори себя. Я успокою ее, — встала на лапы Илля, которая была меньше, стройнее всех волчиц в стае, отличалась кротким нравом, нежностью, заботой и, не смотря на сломанную переднюю лапку, была грациозна, хотя и хромала с самого детства.

Оставаясь всегда «темной лошадкой», она была крайне благодарна Хое за любовь, и отвечала тем же.

— Но в отличие от нее, дочь пошла в тебя, — философски молвил Таох, оставив Аяра, бросившегося за Лирой.

Видя в таком состоянии друг, он подошел к нему и решил поддержать.

— Неужели я так плох, как отец? — спросил Хое орла, провожая взглядом свою любимую, которую ему, как некогда, стало жалко, и стыдно за себя.

— Будущее рассудит… — начал философски орел, но крики со стороны Шуаша и Вихты отвлекли обоих…

— Раз вы были вожаком стаи, — начал Шуаш, приглашая ее и волков, устраиваться поудобнее в центре стаи, где они и остановились, легли и стали отдыхать с пути. — Наши старейшины должны были узнать вас?

— Они все как один были за Ваоха, на их совести лежит наше изгнание. Они не признают нас, боясь, что я узнаю их.

— Раз дело обстоит так, думаю, никто не будет против, если вы воссоединитесь с нами, правда Шуаш?! — взяла слово Вихша.

— Нет! — сказала, как отрезала Вишта.

— Почему, нет? Вы заслуживаете этого! — вмешалась в разговор Ита, про присутствие которой на время все забыли, так как она была безмолвна.

— Воссоединение на словах мало что даст! Найдется тот, кто вновь замутит воду! А мы вовсе не хотим стать причиной нового раздора, — пояснила волчица, опустив взгляд на Иту, устроившуюся рядышком с Вихшей.

— О чем вы говорите? Времена Ваохов кончились! Верно, Шуаш?

— Должна признаться, отправляясь в этот путь, я прекрасно понимала, что это дорога в один конец… И была крайне удивлена атмосферой, царившей между вами в стае. А наличие в ней не только волков, говорит о мудрости вожака. Ведь у меня самой некогда был советник не из рода волков. Но не в этом суть…

— А в чем?

— Я пожила достаточно, чтобы понять, что хорошие времена всегда сменяются плохими. Сейчас, ваша стая полна мира, как и моя некогда, но ошибка, всего одна, стоила нам… — осеклась волчица и ее голос дрогнул.

— Мой сын погиб, и стая осиротела. Я не желаю, чтобы это повторилось с вами.

— Как? — вытянул шею Шуаш.

— Твой сын любит вас, я это вижу, но он еще совсем юн.

— На что вы намекаете?

— Вихша, ему будет куда безопаснее, если рядом будет та, о чье плечо он сможет опереться в трудную минуту, кто не покинет его и позаботиться о нем.

— А я на что? — встрял в разговор двух волчиц Шуаш, не понимая, к чему клонит старая волчица.

— Шуаш, ты должен признать, что волчата растут быстро, и не успеешь и глазом моргнуть, как твой сын станет мужчиной и ему понадобиться сильная волчица, способная дать хорошее потомство.

— Постойте, о чем вы здесь толкуете? — возмутилась Вихша.

— Я лишь предлагаю Бари, самую молодую из нас, в качестве избранницы вашему сыну, — одна из волчиц привстала и поклонилась Шуашу и Вихше, у которых от удивления челюсть отвалилась.

— Но… но… — замялся Шуаш.

— Да, она взрослее вашего сына, но она в прошлом году выкормила барсенка одной барсихи без молока. Скажу вам, не каждая мать способна на такое…

— Исключено! — ответил Шуаш, вскочив с места.

— Не успели прийти, как уже диктуете, как нам жить! Пока мы есть у него, нам решать, как жить Аяру! — закричала Вихша.

— Простите, если обидела. Но я бы никогда не посмела и подумать, что смогу заменить другим родителей. Я не завела бы разговора об этом, если не близость человека к вашим территориям.

— Люди, они рядом?

— Ближе, чем вы думаете. И судя по вам, я понимаю, стае не впервой встречаться с ними.

— Мне все равно Шуаш, люди, или нет, я не позволю!

— Да постой ты, дай Вишту выслушать, — схватил ее за плечо Шуаш, и заглянул ей в глаза.

— Мой сын погиб от их рук. И видя вашего, мне не хочется повторения событий, — молвила Вишта.

На что Вихша вырвалась из лап Шуаша и быстрым шагом ушла прочь. Не зная, как поступить и что ответить, Шуаш обратился за помощью к той, кто ни разу его не подводила и всегда выручала их — к Ите.

— Союз между твоим сыном и их дочерью, укрепит и обеспечить будущее стаи, но все же решать Аяру, — ответила кротко Ита.

— Ты как всегда права, Ита! — поклонился он ей.

— Я сейчас же ему все поясню. Извините меня, я скоро, — удалился Шуаш.

К ним подошли Хое и Таох.

— Куда это он и что за крики? — спросил он Иту.

— Вишта сватает Аяру волчицу! — коротко ответила Ита, на что Хое немного скукожившись, оглядев всех ненароком, и не найдя среди них моложе себя хотя бы на пару лет, выдавил из себя:

— И что на это сказал Шуаш?

— Он подумает, — молвила Вишта.

На что Хое чуть обернувшись к Таоху прошептал:

— А я думал, я плохой отец…

— Лира, Лира, — осторожно подошел к ней Аяр, видя, как та прячет от всех мордочку, и явно плачет.

— Почему ты плачешь? — спросил он совершенно наивно по-детски, сев рядышком и наклонив к ней мордочку.

— Я?! С чего ты это взял? — утирая нос, повернулась к нему лицом девочка, но при этом скрывая глаза.

— Просто я видел… — начал было Аяр, но Лира перебила его:

— Не бери в голову Аяр. Немного повздорила с отцом, не более. А вот ты оказался молодцом.

— Ты про что?

— Ты правильно сделал, что бросился встречать отца.

— Но это же ты мне помогла.

— Да ладно тебе, я лишь отвлекла маму, и дала возможность тебе…

— Мне кажется, он не слишком этому обрадовался.

— Не говори так, он был рад, просто ему тяжело при всех.

— Порой, мне кажется, он не очень любит меня, и… — опечаленно молвил Аяр своим мягким, детским голосом.

— Ему не хватает времени на тебя, он вечно занят, а когда свободен, ты оказываешься ему ненужным, — быстро закончила Лира мысль Аяра, на что тот удивленно на нее взглянул.

— Точно! Откуда ты знаешь?

— Ты сам только что сказал.

— Ну да, верно.

— А вот и твой отец! — молвила Лира через спину друга, увидев Шуаша чем-то взволнованного, бегущего сюда, и остановившегося не добежав до них шагов двадцать.

— Иди к нему, — препроводила она Аяра, а сама повернулась боком, но при этом держа ушки на макушке.

— Папа, ты что-то хотел? — подбежал к Шуашу его сын, а тот, не зная с чего начать, начал отдаленно:

— Сынок, ты знаешь, кто я?

— Ты мой папа! — ответил быстро Аяр.

— Нет, я про другое, про статус…

— Ты вожак нашей стаи!

— Вот именно, а ты — мой сын! И тебе однажды придется встать на мое место, и быть вожаком.

— Но как же ты?

— Все может случиться, я могу заболеть и мне понадобиться твоя помощь.

— Я готов!

— Хорошо сынок! Но для этого ты должен многому научиться и многое понять.

— Я готов!

— Вот и замечательно, с завтрашнего дня начнем. А пока, ты должен знать, что быть вожаком это не только моя работа, не только честь и ответственность, но и самопожертвование…

— Это как?

— Во время учения, ты должен отбросить свои интересы и желания на второй план и полностью отдаться этому.

— Не пойму.

— Ну как бы тебе объяснить… Ну вот, например, Лира, ты с ней дружишь, верно?

— Да, мы лучшие друзья.

— Ответ не верный. Отныне, я — твой отец, учитель и твой друг, и ты должен меня слушаться.

— Ты этого хочешь? — попытался оглянуться на Лиру Аяр, но Шуаш повернул его голову к себе, и пристально взглянув сыну в глаза, твердо молвил:

— Если хочешь повзрослеть и стать вожаком стаи, ты должен проститься с детством.

— И с Лирой?! — протяжно и жалобно спросил Аяр.

— Сынок, в стае назревают перемены. И ты должен быть готов ко всему.

— Но я…

— Нет Аяр, никаких — но!

— Можно, хотя бы попрощаться?

— Только быстро! — бросил Шуаш, увидев приближение Вихши и Хое.

— Шуаш, что ты делаешь? — спросил тихо Хое, приблизившись к нему, наблюдая за Аяром и Лирой.

— Неужели ты все ему рассказал?! Он еще мал для подобного, — немного успокоившись, молвила Вихша.

— Пусть это всего лишь предложение Вишты, но мы должны признать, что мой сын будущий вожак.

— Не обязательно! — вставил Хое.

— Нет, так хочу я! Но для этого, он должен перестать быть сопливым ребенком, вечно ноющим по любому поводу…

— Лира, я… — подошел к ней Аяр.

— Не утруждайся, я все слышала.

— Правда, тогда ты знаешь, что теперь я буду как никогда близок с отцом.

— Конечно! — буркнула недовольно Лира.

— Разве не этого мы добивались?

— Конечно этого, но не ценой дружбы.

— Мы будем дружить, просто встречаться будем реже.

— Конечно, мой друг, прости. Идем, я тебя провожу, — молвила хитро Лира, провожая Аяра к отцу, а ее глаза недобро сверкнули, так как до ее слуха долетел разговор их родителей.

— Он еще ребенок, что ты от него хочешь? — повысила голос Вихша, повернувшись к Шуашу лицом.

— Как и любой отец, я хочу, чтобы сын не повторял ошибки родителей.

— И поэтому ты хочешь лишить его друзей и отдать первой встречной?!

— Нет, он должен понять, что для того, чтобы быть во главе, надо жертвовать…

— Собой, друзьями?! Послушай себя, у тебя синдром Сиваоха.

— Не вспоминай о нем!

— Ребята, — вмешался Хое, но его и слушать не хотели.

— Почему?! Ой, прости, ведь, ты не любишь вспоминать прошлое. Он был твоим другом…

— У меня не было выбора!

— Не спорю, но теперь ты боишься, что у твоего сына появятся друзья, которые смогут предать его, и ему придется поступить так же, как и тебе тогда, а именно… — все громче и громче кричала Вихша.

— Ребята! — перебил ее на полуслове Хое, вскочив между ними.

— Мы не одни, — тихо продолжил он, указывая на Лиру и Аяра, которые все прекрасно слышали.

— Все сынок, ты готов? — тут же подошел к нему Шуаш.

— Нет, папа, мне не нужно все это.

— Не говори пустяков, идем! — стал утягивать за собой сына Шуаш.

— Ли-ра-а-а! — прокричал Аяр, вытягивая к ней лапы.

Тоже хотела сделать и она, но Шуаш недобро взглянул на нее и бросил:

— Не смей!

— Шуаш, как ты смеешь угрожать моей дочери? — заступился за Лиру Хое, загораживая ее собой.

— Папа, я сама!

— Нет Лира, это дела взрослых.

— Ступай Хое, займись ее воспитанием, пока не стало поздно.

— На что ты намекаешь?

— На то самое!

— Что-о-о?! — закричал Хое.

Они разодрались бы, если бы Вихша и Илля, подоспевшие вовремя не остудили горячий нрав своих любимых.

— Хое!

— Шуаш!

Одернули их волчицы, встав, каждая у своего.

— Мы уходим, Аяр. Идем. Ты еще скажешь мне спасибо.

— Идем Лира домой, тебе незачем иметь таких друзей.

И оба отца увели своих чад по разные стороны стаи. Шуаш в центр, а Хое на окраину.

— Прости, — извинилась Вихша перед Иллей.

Она, как и подруга, была весьма встревожена странным поведением своего спутника жизни.

— И ты меня, — ответила тем же Илля, и обе волчицы пошли вслед своим любимым с ощущением грядущих неприятностей, тревог и бед.

III «Я просто — дурак!»

«Нет ничего хуже, чем идти одному по пути жизни, при этом чувствуя себя ущербным, никому не нужным и что еще хуже — ненавидящим самого себя. Ты запросто бы мог не слушать злые языки окружающих, которые по своим корыстным причинам клеймят тебя в том или ином вполне незначительном поступке. Правду говорят: «Собака лает — ветер относит».

Но что-то в тебе не дает возможности не обращать внимания на злые языки. И ты, как и прежде, пляшешь под их дудку, не понимая, что больше вреда, наносишь, прежде всего, самому себе. Ты начинаешь не просто не любить себя — а воспылаешь ненавистью к себе, как к личности и члену общества. Тебя обуревает злость, вначале на друзей. Затем гнев переходит на самого себя. Ты недоволен каждой клеточкой своего тела и каждое расстройство организма, воспринимаешь, как доказательство своей немощности и беспомощности.

Не любить себя — худшее из зол. Ненавидеть себя — приближать к могиле.

Ты так сильно поглощен этой ложью, что попросту не замечаешь, как твое угнетенное состояние, радует до самых низменных глубин души, если она у них еще есть, и не исказилась, тех, кто упрекает тебя. И кто вечно цепляются и насмехаются в обход тебе. До слуха долетает лишь часть их ядовитых слов, ведь они ни за что не осмеливаются сказать это тебе в лицо, и пусть гавкают, но прекрасно понимают, что неправы. Но всякий раз, повторяя свои слова, они пытаются уверить всех окружающих в их правоте, подсознательно пытаясь подчинить и слушающих своей злой воле.

Лишь те, кто знает цену истины, могут даже, когда все кричат — виновен — увидеть правду и не сбиться с истины. Да, таких людей мало, но все же они есть. И я каждому желаю, чтобы в своей жизни вы повстречали такого человека, и он стал вашим другом»

Посвящается Татьяне

В подобной ситуации самобичевания, уничижения и гнева на себя, на свою судьбу и жизнь, на все и вся, оказался наш Шусик. Он до такой степени перестал заботиться о себе, отчего весь его мех покрылся слоем пыли и грязи. По цвету и серому оттенку, он стал походить больше на бездомного уличного кота, чем на гордого обитателя высокогорий. Сквозь грязь и пыль, свисавшую клочьями с его шерсти, виднелись многочисленные ушибы, порезы, колотые и режущие раны, которые он успел получить за время своего одинокого странствия. Его исхудалые бока впали, виднелись ребра, что говорило о продолжительной голодовке. Муке, на которую он обрек себя сам, в надежде доказать, что он способен обуять свои инстинкты и порывы брюха.

Не знаю с чего он все это взял, но возможно, причиной тому были разворошенные воспоминания из прошлого, слова и укоры тех, кого он знал прежде и чьи упреки обрели новую силу, спустя время, умножившись десятикратно.

Волоча хвост за собой по земле, шаткой, изможденной походкой, смотря вперед пустым взглядом своих серых, погасших глаз, он в целом представлял собой ужасную картину того, кто поставил мнение других, пусть и ошибочное, выше своего. Позволил им диктовать: что ему делать, как жить, что есть и пить, чем и когда дышать — всем тем, кто по своей натуре ничтожны, но мнят себя выше остальных.

Крутя в своей голове, подобные мысли, делая себе еще хуже, ведь все наши болезни и проблемы всегда берут начало в нашем сознании и именно его пытаются подчинить злыдни, Шусик не шел вперед, а еле волочил лапы, почти не отрывая их от земли. Если на пути встречались преграды, он пересекал их, нередко калеча и раня себя. А порой и вовсе останавливался, и, стиснув зубы, ударял лапой изо всех сил по стволу дерева, затем закатывал глаза, сдерживая боль и глухо рыча. После вновь продолжал путь, неведомо куда, потеряв смысл и цель в жизни.

Печальное зрелище, убитого не горем, а чужими устами, совсем еще молодого барса, полного сил и молодости. И чтобы ему не радоваться жизни и бегать по горам?! Нет — вместо этого, он оказался неведомо где, да еще и под проливным дождем, не первым этим ранним летом, но сильным и продолжительнее предыдущего. Ко всему прочему, сопровождающимся сильным громом и слепящими глаза молниями.

Не утруждая себя в поисках укрытия от прохладного, пронизывающего до костей дождя, льющего свою влагу на протяжении всего дня без остановки и отдыха, хлюпая по лужам, утопая в сырой земле, чуть ли не по брюхо, Шусик шел понуро.

Было еще светло. А когда тучи сгустились, и стало совсем темно, он остановился. Не думая укрыться от дождя, под каким-нибудь деревом, барсенок лег прямо посреди луж и грязи. Но только сверкнула молния и озарила все в округе, как Шусик увидел свое отражение в луже. Поворотив нос, он отвернулся от него прочь, со злостью шлепнув по луже лапой. Отчего грязь разлетелась по сторонам, в том числе и прикрыла ему один глаз. Не спеша смыть ее, он, свернувшись в комочек, устроился поудобнее, насколько это позволяла обстановка. Еще долго он не смыкал глаз, дрожа от порывов ветра, вздрагивая от дождя и раскатов грома и вспышек молний. В голове кружилась одна единственная мысль: «Неужели они правы?»

Непроглядная холодная пелена ночи и одиночества опутала Шусика с головою. Ночь, обычно быстро заканчивающаяся при глубоком сне, оказалась для него целой вечностью, за которую он не смог отыскать ни единого ответа и даже наоборот появлялись все новые и новые вопросы и сомнения. Все вместе, они наваливались на барсенка, сжимали, давили, притесняли, унижали и вызывали чувство глубокого отвращения, как ко всему, так и к себе. Казалось ничто не способно вывести его из этого унылого состояния, полной апатии и себя ненавистничества.

К тому же после того, как дождь закончился посреди ночи, и подул сильный прохладный ветер, на Шусика налетела целая стая комаров, которые нещадно принялись кусать его, пуще прежнего. Не в силах даже отмахнуться от них хвостом, все, что ему оставалось, это хаотично вздрагивать, при каждом новом укусе. Если бы не скорый приход утра, они бы точно сожрали барса живьем.

С рассветом и появлением первых теплых лучиков солнца, комары оставили Шусика в покое. Стих ветер и воздух стал быстро нагреваться. Сам того не желая, барсенок впал в сон, пусть короткий, но так необходимый измотавшему самого себя Шусику. Но и этим минутам не суждено было продлиться долго, так как с приходом нового дня, пришли и очередные неприятности.

Внезапно, как для самого барсенка, так и для всего леса, тишину нарушил глухой монотонный стук. На который барс, сквозь дремоту не слишком обратил внимание. Но когда тот, через полминуты закончился и раздался трескучий звук, где-то неподалеку, похожий на частые раскаты грома, Шусик вздрогнул. Вскочив на лапы, не понимая, что к чему, он замер на месте, пытаясь определить источник этого шума.

Но ему не пришлось долго гадать. Не успел он понять, откуда точно исходил шум, как он десятикратно усилился, с еще большей частотой треска, вселяющего непомерный ужас. Не успел Шусик осознать его, как страх перерос в панический ступор. Так как спустя полминуты, треск на доли секунды стих, чтобы в следующее мгновение нарушить тишину утреннего леса новым звуком, будоражащим все и вся — звуками падающего дерева.

Могучая сосна возрастом более сотни лет, подпиленная у самой земли неведомыми силами стала неумолимо клониться к земле. Причем верхушкой она грозила упасть прямо на барса, который никогда ничего подобного не видел и прирос к земле. Он хоть и понимал, что надо бежать, но ничего не мог с собой поделать — он напугался, растерялся, потерял контроль над собой — причем все одновременно и мгновенно.

— Берегись! — раздался чей-то голос совсем близко.

Прежде, чем сосна рухнула на Шусика, на него с разбегу налетела серо-рыжеватая фигурка, и в самый последний момент, спасла его от неминуемой гибели.

— Бежим, это человек! — воскликнула хозяйка голоса в следующую секунду, как только Шусик поднялся на лапы, после резкого толчка.

Не успел он ничего ответить своей спасительнице, как та бросилась бежать, оставив барсенка в еще более сильной растерянности. Ведь та, была представительница его вида, молодая барсиха, чуть крупнее, ослепительно красивая, с блестящей ухоженной шерстью, серо-синего оттенка, с примесью рыжего меха по бокам, с длинным пушистым хвостиком. А также остренькими ушками, худой мордочкой, и венчающими ее длинными усиками и ресницами. Не веря своим глазам, чувствуя внутри себя некое, доселе неведомое смятение, он с замиранием сердца и дыхания, проводил взглядом убегающую барсиху, показавшуюся ему в тот момент, прекрасным видением из его грез, нежели реальной кошкой.

Но его удивлению, как и восторженному чувству вскоре пришел конец. Не успела она скрыться из виду, как внезапно раздался громкий хлопок, за которым последовал крик той, кому он принадлежал. Барсиха со всего разбега вдруг резко запуталась в своих лапках и кубарем покатилась, собирая своей шелковистой шубкой всю грязь с земли. Шусик, и глазом не успел моргнуть и тем более понять, что к чему, как к ней тут же подбежал человек с ружьем наперевес.

Тогда-то Шусик услышал, что к поваленному дереву приближаются еще люди. Взяв себя в лапы, он резко бросился вглубь леса. Уже через минуту, обогнув всю оголенную поляну, он оказался у того места, где была сбита с лап барсиха. Выглянув из леса, к его удивлению он обнаружил ее, на том же самом месте, лежащую без движения и видимого присутствия людей. Недолго думая, Шусик кинулся к ней, схватил зубами за загривок и поволок прочь с поляны подальше от людей, вглубь леса.

Очнувшись спустя некоторое время от ужасной колющей боли в боку, исходившей оттуда, куда угодила пуля со снотворным, и где до сих пор зияли красные перышки, барсиха глухо захрипела. Потянувшись к ней, она вытащила пулю зубами и выплюнула прочь от себя. Почувствовав при этом ноющую боль в шейном отделе, она потерла ее лапой. Оторвав взгляд от земли, только сейчас она увидела возле себя того самого барса, которого спасла от падающего дерева, и который, судя по его озабоченному взгляду, вытащил ее из рук людей.

— Спасибо, — молвила мягко барсиха, пытаясь заглянуть в глаза барсенку, но тот, отчего-то застеснялся и прятал от нее взгляд.

— Прости, за боль, — коротко глухо молвил Шусик в ответ, стесняясь больше своей неопрятной внешности, нежели поступка.

— О чем ты говоришь? Ты спас меня, — начала восторженно кошка, встав на лапы, и хотела подойти ближе, но Шусик, отошел от нее на шаг.

— Тогда мы квиты! — прервал он ее и отвернувшись, сделал шаг в сторону.

— Постой! Куда ты?

— Нам не по пути, — не своим голосом ответил Шусик, причем произнес он это очень сухо и холодно, отчего барсиха невольно отступила назад, и не стала больше ничего предпринимать.

Она молча проводила его взглядом, а тот не ни разу не обернувшись, вскоре исчез из поля ее видимости. Постояв немного без движения, она, встряхнув головой, развернувшись, хотела пойти в свою сторону, но тихий голос остановил ее:

— Прошу, выслушай меня…

— Кто ты?! — спросила барсиха, удивившись, что подобному небольшому зверьку удалось подкрасться незаметно к ней, и стоять вот так без доли страха перед его очами.

— Ты нужна ему…

— Но почему? Почему я такой?! Почему не могу общаться как все нормальные? Вместо этого я вечно порчу со всеми отношения. Вот и сейчас, оттолкнул от себя ту, кто, не стану скрывать и уж тем более лгать самому себе, понравилась мне?

— Понравилась?! Это мягко сказано. Она просто чудо, и телом и душой, я почувствовал это сердцем. Но к чему лелеять пустые надежды, она слишком хороша для тебя!

— И не говори! Но…

— Неужели ты и вправду подумал, что, такая как она когда-нибудь захочет быть с тобой? Что ты можешь предложить ей? Понимание, любовь, заботу — смешно! Такой, как она нужен тот, кто не побоится в экстренных случаях броситься за ней в огонь! А я что?! Я со своей жизнью-то справиться не способен! И то, что я сделал, лишний раз подтверждает это. Я трус, истинный трус, бегу от чувств, спасаюсь бегством от тех, кто ко мне всем сердцем, а после придумываю глупые оправдания этому!

— Ты просто боишься быть откровенным с другими, боишься открыть им правду, ибо она пугает самого теня.

— Нет, хватит! Сколько можно?! Прошлое в прошлом, и надо жить настоящим!

— Но как, можно рассчитывать на будущее, не имея прошлого?

— Стой, остановись! Это просто твоя гордыня! Это она мешает тебе остановиться, обернуться назад, взглянуть в глаза тем, кого покидаешь и молвить: «Прости, я был неправ!»

— Вместо того, чтобы спасаться бегством, не оборачиваясь, когда тебе кричат, тебе бы следовать идти к ним навстречу, и самому кричать им, чтобы они приняли тебя! Но ты не можешь, ты считаешь, это ниже твоего достоинства!

— Ха, какого еще достоинства? Взгляни в отражение в воде. Ты никто, и звать тебя никак! Ты думаешь, что весь мир обязан тебе, и все должно быть по-твоему, но это вовсе не так!

— Так что же со мной? Страх, гордыня, одиночество! Как я дошел до этого? Ведь раньше в детстве, я не был обделен дружбой и общением. Так почему же сейчас я пугаюсь от одного упоминания о нем? Кто или Что превратило меня в это существо — необщительное, замкнутое, полное подозрений, страха и стремления к одиночеству?

— Ответ как всегда лежит на поверхности, но я его не вижу…

— Постой, а может быть я вовсе и не изменился, и по-прежнему жизнерадостный и полный жизни барс? Может сама судьба преподнесла мне ее, чтобы я отыскал на все эти вопросы ответы?

— Но тогда почему в который раз ты проигнорировал ее, оттолкнул от себя, свернул с единственно верного пути и пошел совершенно иной дорогой?

— Скорей всего, потому что: «Я просто — Дурак!»

Так размышлял Шусик, идя вперед с поникшей головой, ведя оживленную беседу сам с собой. Причем, чем дальше он отдалялся от того места, где оставил барсиху, тем мрачнее и холоднее становились его мысли и затуманивался рассудок.

IV «Какими судьбами?»

Вернувшись на место удачной охоты, после минутной отлучки по нужде, горе-охотник, уверенный в том, что она ожидает его на том же самом месте, где он ее оставил, оказался сбит с толку. Ведь, всюду было полно людей, трудящихся в поте лица на разных участках площадки, а вот его добычу как ветром сдуло.

Совершенно не зная на ком выместить свою обиду, он срывается с места и уже спустя полминуты, прибегает на огромную по площади голую поляну, тянувшуюся вдоль леса: с севера на юг, и с востока от леса, до самой реки, на добрых полкилометра. Причем вся эта площадь, совсем еще недавно была непроходимым лесом, где росли хвойные и лиственные породы деревьев, возрастом не менее полувека. Но об этом теперь напоминали лишь частые пеньки разных размеров. Да и те выкорчевывались спецмашиной — трактором с ковшом.

Застыв на месте, приложив руку ко лбу, как бы выискивая кому пожаловаться, человек обвел всю площадь быстрым взглядом.

Вдали на противоположной стороне «строительной площадки» у реки возвышались несколько срубов. Точное их количество было трудно увидеть — были заметны лишь зачатки новых строений. Как муравьи, там, вдали работали люди, укладывали штабелями бревна, которые им подвозили на гусеничном тракторе, со всех сторон, оттуда, где велась активная вырубка. Там у реки, бревна подвергались первичной обработке коры, и по звуку циркулярных пил, доносившегося оттуда, еще и распилу на доски.

Весь северный участок леса подвергался нещадной вырубке. Не проходило и минуты, как здесь падало очередное дерево, с треском и грохотом, кричащего от боли леса. Всюду кипела работа, виднелись не меньше десятка два лесорубов. Их времянки-срубы не лучшего качества из свежесрубленных бревен, располагались также возле реки, севернее пилорамы.

Ближе к лесу, с восточной стороны располагался совершенно иной лагерь людей, специфической профессии — охотников. Привычные ночевать под открытым небом, они довольствовались открытой со всех сторон площадкой, закрытой крышей, что покоилась на бревнах лиственных пород деревьев. Возможно, это был только костяк, который еще предстояло обустроить, но так или иначе, люди-охотники расположились возле него. Вокруг своих палаток и очагов с не потухшими кострами, в окружении собак на привязи, которые то и дело перегавкивались. Именно к этому лагерю вооруженных до зубов охотников, и направился человек, вначале неспеша, затем перейдя на рысцу.

Здесь, не встретив ни от кого преграды, человек быстро отыскал главного среди них, и сообщил ему, что к чему, указывая пальцем в ту сторону, где чуть не была поймана барсиха. Кротко выслушав нагоняй от начальства, он удалился восвояси.

Главный из охотников, человек уже не молодой, но еще и не старик, с бородой и сединою на висках, оставил лагерь, прежде кивнув двоим охотникам в сторону, которую указал невезучий охотник. После он отправился с докладом к самому главному начальству. Путь его лежал в центр площадки — к зданию, похожему больше на загородную дачу, чем на штаб.

Двухэтажное здание, выполненное в сдержанном стиле, из досок, со вставленными пластиковыми окнами, солидным крыльцом, больше походившим на веранду, ведущую на второй ярус, и тянувшейся вдоль всего переднего фасада дома. Крыша сверкала издалека и была покрыта свеженьким металлическим настилом бурого цвета. Несколько десятков листов этого настила еще оставались возле дома, припасенными для будущих построек. Над домом клубился серый небольшой дымок, что шел из одной единственной трубы. Это говорило, что в ней была установлена печь-голландка.

Приблизившись чуть ближе, охотник увидел, что за стенами огороженного двора дома, довольно большого размера, стоял небольшой двухместный вертолет, пропеллеры которого не так легко было скрыть от чужих глаз. Здесь же, по-видимому, стояла и другая личная техника начальства. Какая именно, не было возможности лицезреть, но все окружающие знали, что вход туда запрещен для всех без исключения. Вертолетная площадка и склад техники в одном лице, прилегающая впритык к дому, была огороженная двухметровым забором. По площади она превосходила площадь самого дома. При этом мало привлекая внимание тех, кто только впервые приближался к дому.

Больше всех виднее, слышнее и заметнее была одна персона, уже в летах, но при этом не потерявшая предпринимательской жилки и азарта руководства. То была очень бойкая, крикливая, подвижная женщина, лет так за сорок. Хотя о возрасте было трудно судить, ведь такие как она всегда заботятся о своей внешности и нередко в пятьдесят выглядят на сорок. Ничем не выдающаяся по внешности, с кудрявыми подкрашенными в почти белый цвет волосами, она брала своим голосом, точнее криком, который был слышен отовсюду и нередко наводил страх и ужас на работников. Вокруг этой женщины, расположившейся на втором ярусе веранды, за письменным столом, кружилась разношерстная компания из работников, строителей, охотников и невесть откуда здесь взявшихся деловитых людей в пиджаках и с чемоданами.

Не успел охотник вступить на ступени крыльца, чтобы подняться к ней, как она выбежала к нему с горящими, бешеными глазами и довольно резким тоном заорала на него:

— Что, снова проблемы?! Все! С меня хватит! Делайте, что хотите! Разогнать вас всех надо! И за что, спрашивается, я вам только деньги плачу?!

После чего, она, махнув рукой, быстрым шагом удалилась прочь от всех к закрытой двери, что вела во внутренние помещение дома второго этажа.

— Сергей, выйди! — постучала она в нее.

За дверью, по-видимому, находился информационный центр базы, так как к ней вели всевозможные провода и кабели, не только со всего дома, но и со всей базы. Плюс к этому, рядышком с ней, висела спутниковая тарелка. А судя по звукам из распахнутой двери, там ни столько работали, сколько развлекались, и оттуда донеслись голоса из трансляции сериала.

— Ну что случилось?! Знаешь же, я занят! — не слишком охотно вышел человек лет тридцати, прилизанный, в брюках, туфлях, блатной рубашке и с хитрым выражением лица.

— Сергей, либо разберись с охотниками, либо уволь! — завопила она, чтобы все слышали.

После отвела его чуть в сторону и что-то прошептала, не сводя глаз с людей с дипломатами.

— Хорошо, мам, ты только давай без истерики! — согласился он, оказавшись сыном хозяйки, и самолично вышел к охотнику.

— Ну, рассказывай, что на этот раз?

— Поблизости была замечена барсиха, но ее не удалось поймать.

—