2
Это был тяжелый случай. Московский гость наотрез отказался от кофе, наотрез отказался поселиться в обкомовской гостинице, наотрез отказался от экскурсии по городу с последующей кормежкой в ресторане. Он сразу потребовал выехать в село.
«Серьезный молодой человек», — печально вздохнул верховный аграрий и предоставил свою персональную «Волгу». Однако водителю успел шепнуть, чтобы тот ехал окольными путями.
Не успела машина выехать со двора, бедняга тут же бросился к телефону. Селектор долго не соединял с деревней Коромысловка, что по соседству с Кузоватово. А когда соединил, чиновник нетерпеливо застонал. Трубку взял сам председатель.
— Слышь, Алексеич! Я к тебе направил столичного корреспондента. Он интересуется семейными подрядами…
— За что, Фролыч? — воскликнул председатель. — Что я тебе плохого сделал?
— Да цыц ты! Дай договорить! Знаю, что никаких семейных подрядов в твоем колхозе нет. Даю тебе два часа. Найди любую семейную пару. Да не одну, а штук пять. Пусти их на самые лучшие участки…
— Да ты мне пораньше бы позвонил, Фролыч! Мужики уж приняли.
— Цыц! — вышел из себя глава. — Что за привычка перебивать? Слушай внимательно! Сразу корреспондента на поле не веди. Он — проныра. Сначала в столовку. Устрой в честь него банкет. Хорошо подпои! А потом можно и на поле.
— А если я его так подпою, что он не захочет на поле?
— Это было бы идеально. Но боюсь, что он не пьет.
Однако тут начальство ошиблось. И какой же репортер не падок до халявы, а тем более — столичный. «Волга» въехала в Коромысловку в два часа дня. Водитель очень постарался, чтобы дорога была как можно длиннее. Кроме того, по пути он ухитрился пару раз сломаться и трижды заправиться.
— Сколько же мы отмахали? — лениво поинтересовался журналист, который всю дорогу молчал.
— Двести километров, — с гордостью ответил водитель. — Это мы еще быстро. Сами видите, какие дороги.
— Как мы так умудрились, когда до Кузоватово по карте всего сто пять километров?
Водитель, сочтя вопрос корреспондента риторическим, скромно промолчал. Столичный гость вздохнул и задумчиво пробормотал:
— М-да! Велика и непредсказуема Ульяновская область.
Не успела машина остановиться у крыльца Правления колхоза, как навстречу с распростертыми объятиями выскочили председатель с парторгом. Журналист поморщился.
— Уже созвонились, — недовольно буркнул он и нехотя вылез из машины.
Ему сильно тряхнули кисть, похлопали по плечу, после чего поинтересовались:
— Как столица?
— Живет!
Мужики расхохотались остроумному ответу, затем председатель с трепетом в сердце предложил:
— Пообедаем?
Возникла неопределенная пауза, во время которой с главы деревни сошло семь потов. «Сейчас откажется и поминай, как звали». Но московский гость неожиданно кивнул:
— Можно.
Председатель с парторгом облегченно выдохнули и повели высокого гостя в колхозную столовую. Там уже были накрыты столы с самоварами и вокруг них нетерпеливо топтались колхозники. Сразу ударил в нос запах нафталина и тройного одеколона.
Журналист едва заметно усмехнулся и дал себя посадить в центр стола. Председатель примостился рядом. Все расселись, и слова взял парторг Семен Петрович Куроедов.
— Товарищи, — произнес он, налив из самовара водки. — Наш колхоз удостоен высокой чести. К нам из Москвы приехал известный московский журналист. Он хочет увидеть наши достижения в области семейных подрядов.
— Хочет — увидит! — пробасил кто-то из колхозников.
И это прозвучало как угроза. Затем все ринулись наполнять стаканы содержимым самоваров.
Московский гость снова усмехнулся и деловито опустошил подсунутую ему посудину. Председатель повеселел. «Дело в ажуре!» — подумал он и вскочил с места толкнуть речь.
Дальше пошло как по маслу. Журналист пил стакан за стаканом, не отставая от колхозников, и все более соловел. Каждый раз, когда он вспоминал об арендных подрядах, ему вкладывали в руку граненый инструмент, и вопрос временно терял актуальность. После первого, второго и шашлыка из баранины банкет начал принимать космические масштабы. В столовую стали заходить и колхозницы. При виде одной грудастой доярки глаза нализавшегося гостья вспыхнули. Это не ушло от внимания Петра Алексеевича, председателя колхоза. К этому времени ему шепнули, что снова звонит Фролыч. Председатель подозвал доярку, посадил ее на свое место рядом с журналистом и побежал в Правление.
— Ну, что, Алексеич, как наш гость? — спросил Фролыч встревоженным голосом.
— Отлично! Дозревает! — заплетающимся языком ответил председатель.
— Поля смотрел?
— Еще нет! Сидим в столовой, гуляем! — хихикнул Петр Алексеевич. — Сегодня уже вряд ли пойдем на поле.
— А завтра?
— А завтра будем похмеляться.
— Молодец! — с чувством произнесло высокое начальство. — Я в долгу не останусь. Продолжай в том же духе!
Председатель и предположить не мог, какие гнусные мысли мелькнули в эту минуту у начальника Управления. «А хорошо бы, если бы у журналиста оказалось слабое сердце. А что, бывает! Умер от перепоя. Или вот бы они после банкета пошли купаться на пруд, и гость бы во время плавания подавился коровьей лепешкой».
Но все это мечты. А на практике столичный корреспондент находился в самом отсталом районе области, можно сказать, в самом центре гнойника. «Хмель пройдет, а гной останется, — созрел в голове афоризм. — А хорошо если бы он завтра утром не проснулся…»
Однако Петр Алексеевич не разделял опасений областного начальства. Когда он возвратился в столовою, то увидел, что все на мази. Доярка с хохотом отбивается от загребущих рук столичного корреспондента, а гульба шурует уже стихийно.
Петр Алексеевич вклинился между дояркой и журналистом, и разлил еще по стаканам.
— Эх, мужики! — произнес заплетающимся языком газетчик. — Эх, и нравитесь же вы мне.
Он залпом опустошил стакан и, сердечно обняв председателя с парторгом, растроганно продолжил. — Я вообще люблю общаться с народом.
— Да вы закусывайте, закусывайте! — подбодрила доярка.
Журналист бодро кивнул:
— А я здесь, мужики, не просто так! Я здесь с определенной целью.
Председатель с парторгом насторожились. Гул постепенно начал затихать. Гость, снизив голос до полушепота, произнес:
— Я здесь не только с журналистским заданием. Мне заместитель министра сельского хозяйства поручил присмотреться в глубинке к толковым мужичкам. Чтобы отправить их на учебу в Америку.
Гул стих окончательно. В столовой воцарилась убийственная тишина. Все стали переглядываться, и у каждого в глазах читалось, что самые толковые мужики проживают именно здесь, в Коромысловке.
— Эх, если бы моя воля, я бы вас всех послал, — продолжал заплетающимся языком гость. — Проживание и учеба в Америке за счет государства. Нужно только на свои добраться до Москвы. Остальное все за счет министерства. Клево ведь!
Это было настолько клево, что мужики заговорили все разом.
— Пошли нас! Мы в долгу не останемся.
— А что? — икнул гость. — Может, и пошлю…
