автордың кітабын онлайн тегін оқу  Улунь

Сергей Покровский

Странная это была земля.

Поморам, которые посещали ее берега, она казалась ровной и плоской, как стол. Ее край издали, с моря, виднелся низкой и гладкой полоской. Она темнела там, за волнистою рябью, и тянулась равномерно и однообразно сотни километров.

Лишь кое-где берег поднимался немного или прерывался долиной реки, вбегающей в море. За исключением немногих излучин он шел почти прямо на север, далеко за Полярный круг.

Теплые струи Гольфштрома еще достигали до него, но леса и отдельные деревья встречались только в южной его части.

Многочисленные длинные «кошки» (так поморы называют песчаные мели) или опасные в бурю «луды» (то есть подводные камни и каменистые мелкие места) делали опасным плавание у берегов Канинской земли. Большие грузовые суда боялись подходить близко к ее коварным берегам.

Только поморы на своих парусных лодках и карбасах отваживались ходить в ее водах. Но они знали здесь каждую луду, каждую кошку, знали, как пользоваться прихотливыми извивами береговых течений, а в ненастную погоду умели вовремя спрятаться от свирепых бурунов в тихих устьях коротких, но глубоких рек.

Когда же карбас входил в широкое размытое приливами речное устье, берег земли казался здесь гораздо выше, чем издали, с моря. Он вздымался вверх на десятки метров, и коричневый торф тундры, нависший над срывами песчаных и глинистых отвесов, был тогда словно гигантский карниз ветхой, поросшей мохом и травами кровли.

У подножья высокой береговой стены тянулась широкая кайма отмелей, то исчезавшая под волнами во время приливов, то вновь выступавшая на свет в часы низкой воды. Эти отмели блестели тогда тысячью мелких водяных стекол[1], в которых копошились оставшиеся после отлива морские твари. Там и сям пестрела мокрая каменная россыпь и круглая, гладкая разноцветная галька. В воздухе мелькали бело-пепельные крылья чаек и тысячи других птиц, населявших эти берега. Звонкоголосые кипихи (или морские сороки)[2] пискливо ссорились, мирились и тараторили на все лады, оглашая криками мокрые отмели, маленькие хорошенькие кулички-галстушники беззвучно бегали по песку. Они, кланяясь друг другу при встречах, припадали неподвижно за камни, когда замечали над берегом хищный полет черного поморника.

Стройные крачки кружили в воздухе, гоняясь друг за другом и распуская свой длинный вилообразный, как у ласточки, хвост. Ввиду берега проносились стрелой быстрые пары гагар. Стаи черных морянок со звонкими криками и свистом многочисленных крыльев перелетали с места на место, и с берега чудилось, будто над морем поют и звенят невидимые бубенчики.

Птиц всякой величины и всякого вида было столько, что на каждом шагу можно было встретить все новые и новые стаи пернатых.

Словно бесконечный зоологический сад, в котором собрано было множество редкостных птичьих пород, тянулся этот удивительный берег, полный движения, птичьей суеты, птичьих голосов и перекликаний. Говор и шумы набегающих волн, величественные приливы и отливы дополняли яркую картину жизни, которою жил морской берег Канина.

Так было летом. Зато зимой здесь бывало глухо, тихо, бело. Толстая снежная пелена тяжело ложилась поверх тундры и свешивалась с берега над морем, как причудливый белый навес.

Да и море само примерзало кое-где по берегам и покрывалось припаем и торосами[3], и далеко белели снега и льды, оковавшие бурные морские воды.

Когда набегал резвый «побережник» (северо-западный ветер), по всему краю лед