Оглавление

1. Виновные назначены
2. Не забыть запомнить
3. Одних уж нет, а те далече
4. Лунный виски
5. Письмо длиною в жизнь
6. Всё, что было не со мной, вспомню
7. Несчастья заразны
8. Предутренний экспресс
9. О любви к чужим мужьям
10. Чего не случилось, того не случилось
11. Перемещение в пространстве
12. Никого зовут никак
13. Записал — забыл
14. Презумпция виновности
15. Пропавший директор
16. От тюрьмы и от сумы…
17. Госпожи-служанки
18. Сорок плюс
19. Список горестных потерь
20. Дай нам бог сойти с ума
21. Хорошие плохие новости
22. Изжитые желания
23. Кризис сорокалетия

Не забыть запомнить

Генеральный директор страховой компании «Щит» Сергей Топорков получил в левый глаз пятого апреля две тысячи шестого года, когда около девяти часов вечера, позвякивая тугой связкой ключей, переступил порог родного дома. Металлическая дверь подъезда пружинисто захлопнулась за Сергеем Владимировичем, и в это же мгновенье мощный удар отбросил его назад, заставив стукнуться затылком о железную раму. Потеряв сознание, Топорков сполз на бетонный пол и не почувствовал, как сильная рука, приподняв за воротник, отшвырнула в сторону его обмякшее тело, чтобы освободить проход.

Через несколько минут после незапланированной встречи с возникшей на пути к лифту квадратной фигурой, Топорков пришёл в себя, с трудом поднялся и осторожно ощупал левую сторону лица. Даже самые лёгкие прикосновения приносили ощутимую боль. Ущерб, причинённый лицу компании, её владелец смог оценить, лишь рассмотрев в зеркале ванной комнаты зудящее место соприкосновения с чужим кулаком.

Пострадавший не успел разглядеть нападавшего, зато мог с уверенностью сказать, что этот тип был весьма силён в деле нанесения лёгких телесных повреждений, вызывающих кратковременное расстройство здоровья. Гематома вокруг глаза быстро расплылась на пол-лица и вскоре переливалась всеми цветами радуги.

— Можно подумать, что каждый охотник мечтает знать, где сидит именно фазан, а не какая-нибудь другая птичка, — задумчиво произнёс Топорков и прошёл в зал, прижимая к ушибу кухонное полотенце с завёрнутыми в него кубиками льда.

Он легонько наклонил пятилитровую бутыль-неваляшку, но виски двенадцатилетней выдержки не закапало в подставленный стакан. И немудрено: он забыл открутить крышечку. Ну вот, открутил, нацедил. Лёд в стакан, лёд под глаз.

— Тепло ли тебе хлопчик, тепло ли тебе, синий? — с ласковой грустью спросил у себя Сергей.

Медленно потягивая сорокаградусный напиток, который считал импортным самогоном и пил не столько по любви, сколько из соображений престижа, он мучительно раздумывал: что бы это значило? Кто-то зачем-то дожидался его в подъезде только для того, чтобы подбить глаз? Топорков уже проверил содержимое карманов — и портмоне, и сотовый были на месте. Стало быть, не ограбление. Что тогда? Банальное хулиганство? Месть недовольного клиента, сотрудника компании или обманутого мужа? И тех, и других, и третьих хватало. А может, его просто с кем-то перепутали?

Гадать можно было сколько угодно, но к моменту отхода ко сну Сергей окончательно решил, что в милицию обращаться не станет в виду бесполезности затеи: ведь если даже злоумышленника, что маловероятно, задержат, опознать его будет невозможно. Слишком неожиданно всё произошло, Топорков не успел разглядеть лицо громилы, да и стоял тот против света.

Проснувшись утром опустошённым и измученным ночными кошмарами, Топорков взглянул на своё изображение в зеркале единственным видящим глазом — второй не открывался — и осознал: о том, чтобы появиться в таком состоянии на работе, не могло быть и речи. К тому же его слегка подташнивало — то ли перебрал вчера с горя виски, то ли вследствие удара произошло сотрясение мозга. Сергей подмигнул своему перекошенному изображению здоровым глазом и пробормотал:

— Ну, что, гендиректор? Похоже, миллионы рублей на счетах своего предприятия от чужого кулака не спасают. Спасибо, не пристрелили! Завещание что ли написать?

В последнее время у него выработалась невредная привычка разговаривать с самим собой, не столько потому, что жил один, сколько из-за того, что считал себя лучшим собеседником — интересным, искренним и готовым прислушаться к мнению оппонента. Топорков также частенько вслух повторял прочитанное мудрое высказывание, фамилию нового знакомого или нужный номер телефона — так лучше запоминалось.

Сергей поставил на плиту медную турку с натуральным кофе и позвонил своему секретарю. Предупредил, что приболел, и ему нужно несколько дней, чтобы отлежаться. Ожидал услышать сочувственно-услужливое предложение о помощи (уж если не эротический массаж, то хотя бы бесплатная доставка продуктов и лекарственных препаратов), но обычно общительная и порой даже болтливая Настя вдруг коротко и ёмко сообщила, что собирается увольняться, поскольку нашла более подходящую и высокооплачиваемую работу. Обещала отработать предусмотренные законодательством две недели и подготовить себе за это время замену.

Раздражённый Топорков возражать не стал. Однажды Настя уже собиралась уходить, тогда он уговорил её остаться, применив в виде аргументации повышение зарплаты, но во второй раз на однообразный шантаж не бог весть какого ценного сотрудника поддаваться не стал. Кофе, с которого он не отводил видящего глаза, пока говорил по сотовому телефону, стоило лишь на пару секунд отвернуться, с шипением полился на плиту.

— Вот так всегда! — воскликнул незадачливый кофевар и, выливая остатки пенящейся жидкости в фаянсовую чашку спросил: — Ну, и чем мы сегодня займёмся, раз уж выдался свободный денёк?

Заниматься было особо нечем. Уборку в квартире он делал только на днях. Читать одним глазом оказалось страшно неудобно, кроме того, неподатливые строчки расплывались из-за непрекращающейся тошноты и муторной головой боли. Топорков улёгся на мягкий уголок и принялся щёлкать пультом по каналам телевизора. Однообразные новости, однотипный криминал, бесконечные сериалы… Он вставил диск в DVD и посмотрел какой-то боевик, кровавый и бессмысленный, после чего снова переключился на новости.

Рабочий день, проводимый в полном ничегонеделании, обострил чувство одиночества. Болезненно припомнились сразу две его бывшие жены, одна из которых растила дочь вместе с новым мужем, вторая — сына в одиночку. Он откинул голову на спинку кресла и нарисовал в воображении обеих женщин, по-разному красивых, сидящих в одинаковых позах напротив него на диване, и испытал одновременно два противоположных чувства: глухую ненависть к первой и саднящую грусть по второй.

— В стакане воды я пока ещё не нуждаюсь, а вот поесть было бы неплохо, — произнёс Сергей, порадовавшись тому, что кое-какой запас продуктов у него в холодильнике имеется, и не надо нести свою разбитую физиономию в магазин или аптеку. Синяк, как насморк — лечи, не лечи — за неделю сам пройдёт, решил он и пошёл готовить обед.

К вечеру в Москве передали штормовое предупреждение: на столицу надвигался мощный циклон, который обещал аукнуться шквалистым ветром и осадками в виде мокрого снега. Впрочем, ураган уже «надвинулся» — неодетые деревья кренились, красочные баннеры трепыхались, жестяные козырьки дрожали — не надо быть сотрудником Гидрометцентра, чтобы предсказать непогоду.

Посреди ночи Топорков неоднократно просыпался то от боли, то от грохота. Ему никак не удавалось принять удобную позу так, чтобы не касаться подушки ни синяком под глазом, ни шишкой на затылке. Всякий раз ему казалось, что металлопластиковые рамы сейчас вырвутся и улетят, подхваченные ураганом, а следом за ними из квартиры начнут вылетать вещи и предметы, хорошо, если не он сам. Во время неглубоких промежутков тревожного сна Сергей, от кого-то спасаясь, куда-то летел. С трудом отрывая от каменистой земли отяжелевшие ноги, он рассекал густой воздух напряжёнными руками, будто не лететь собирался, а плыть, и всё боялся запутаться в проводах. Враги парить не умели, но он понимал, что скоро устанет, рухнет на землю, и тогда — конец.

К утру ветер немного поутих, выглянуло неожиданно яркое солнце. О последствиях стихии весь день взахлёб вещали, словно хвастались отлично проделанной работой, российские и московские телеканалы. Один из постоянно повторяемых трагических сюжетов Топоркова особенно тронул. В два часа ночи ветром с корнем вырвало дерево. Мощный ствол рухнул на припарковавшийся под ним автомобиль, из которого не успел выйти несчастный владелец.

Сергей посмотрел на часы. Десять двадцать.

— Ну, ты и дрыхнешь, Одноглазый Джо, — проворчал Топорков и поднял с пола сотовый телефон, который забыл вчера поставить на зарядку. Позвонил своему заму. — Ты телевизор смотришь?.. Ах, некогда! Да тут ночью на «Тойоту» тополь свалился. Слушай, скажи-ка мне: машинка случайно не у нас застрахована?.. Ага, уже выезжали… И на какую сумму?.. Ё! То есть по полной, на полтинник баксов. Ясно. Только не говори мне, что водитель у нас же застраховал и свою жизнь… Ах, на сто тысяч? Спасибо, порадовал.

Топорков с раздражением отшвырнул мобильник на кровать. Конечно, зам был ни в чём не виноват. Да и двадцатишестилетний парень, купивший в прошлом месяце новёхонькую иномарку, вовсе не желал, чтобы бравые парни из МЧС распилили искорёженный остов машины с целью извлечения бренных останков хозяина. Никому не пожелаешь такой нелепой смерти. Но в данном случае Топорков думал не о безмерном горе, постигшем семью погибшего, а о вполне конкретных убытках, понесённых собственной компанией. Сто пятьдесят тысяч долларов — это ощутимо… Почти так же, как его ноющий затылок и стреляющий глаз.

Зазвонил городской телефон. Сергей подошёл тотчас же, но звонок прервался. В течение дня ещё несколько раз звонили, но как только он поднимал трубку, раздавались отбойные гудки. Он пожалел, что установил аппарат без определителя номеров и, в конце концов, раздосадованный, повыдёргивал из гнёзд без разбора все шнуры. Потом забыл об этом и долго не мог понять, почему не получается войти в Интернет…

На пятый день после происшествия глаз наконец-то приоткрылся, тошнота прошла, и одичавший от одиночества директор в понедельник вышел на работу. Синеву он замазал тональным кремом, забытым какой-то ночной подругой. Конечно, скрыть следы удара не удалось, но теперь они выделялись не столь явно, а вот вращать глазное яблоко всё ещё получалось с трудом — чтобы взглянуть на собеседника, приходилось поворачивать голову.

Кристина, которую Настя готовила себе на смену, Топоркову понравилась. У девушки с благожелательным выражением лица было высшее образование и двухлетний опыт работы в делопроизводстве. Она свободно владела английским языком и уверенно барабанила по клавиатуре компьютера. Кроме того, Кристина показалась Сергею симпатичной и исполнительной, и он разрешил Насте передать дела и ключи и рассчитаться сегодня же. Девушка не преминула воспользоваться предложением с таким видом, будто досрочное увольнение являлось для неё долгожданным поощрением. Топоркову даже немного обидно стало.

— Ну, и Бог с тобой, золотая рыбка, — сказал он, едва за Настей закрылась дверь. — Плыви себе туда, где глубже и мутнее.

За время отсутствия шефа был заключён только один солидный договор. Торгово-транспортная компания «Траст-Продукт» застраховала запас своих товаров на восемь с половиной миллионов рублей. Топорков узнал об этом только на планёрке и с укором спросил у зама:

— А почему ты заранее не поставил меня в известность?

— Разве? — искренне удивился Алексей. — Простите, Сергей Владимирович, мне казалось, я сообщил об этом полисе, когда мы с вами созванивались на прошлой неделе во время вашей болезни.

— Креститься надо, когда кажется, — жёстко сказал Топорков, раздражённый намёком на диагноз его болезни, который был, так сказать, на лицо.

На следующий день, вернувшись в свой кабинет после ланча из кафе, Сергей повесил в шкаф куртку, полез в карман за сотовым и не обнаружил его на месте. Мобильного не оказалось ни на столе, ни в карманах пиджака. Когда же он видел его в последний раз? Он точно помнил, что по дороге на работу телефон при нём был, потому что ему звонили, ошиблись номером. Топорков даже чертыхнулся тогда, выворачивая руль: что за народ — тычут на все кнопки подряд и отвлекают человека во время управления автомобилем, вот так порой и происходят аварии! А потом, добравшись до работы, он звонил Алексею, который опаздывал.

Топорков выглянул в приёмную:

— Кристина, я не оставлял у вас свой телефон? Что-то не могу найти.

— Нет, Сергей Владимирович. А давайте я вам на него позвоню, может, он куда-нибудь завалился.

Кристина набрала номер. Оба прислушались. Тишина.

— В кафе, наверное, оставил, когда на ланч спускался, — предположил Топорков и попросил. — Прозвоните, пожалуйста, выясните у официанта, не находил ли он телефон.

Рыжеволосая, вся словно пронизанная золотистым светом, Кристина услужливо кивнула, и через несколько минут заглянула к шефу в кабинет, чтобы сообщить: работники кафе пропажу не обнаружили.

К вечеру Сергей смирился с потерей, по пути домой заехал в салон сотовой связи и выбрал новый аппарат, дороже и современнее былого. Он сокрушался лишь о том, что придётся потратить достаточно времени для ввода нужных номеров. Хуже всего, что некоторые из них нигде не записаны, и могут оказаться утраченными до тех пор, пока владельцы сами ему не позвонят. Каково же было его изумление, когда, открыв дверь квартиры, он увидел свой мобильный телефон лежащим поверх обувной полки! Топорков, словно не веря собственным глазам, взял в руки серебристый прямоугольник и прошёл с ним в кухню, оставляя на паркетном полу грязные следы от неснятых ботинок.

— Но как же так? Какого чёрта, — принялся рассуждать он вслух. — Утром, пока я ехал в машине, мне кто-то позвонил, а уже сидя на работе, я набирал номер Алексея.

Однако никаких исходящих звонков за сегодняшний день зафиксировано не было. Не значилось в памяти и незнакомых входящих, зато трижды звонила какая-то Вероника.

— Кто такая? — спросил Топорков и нажал на «обратный звон».

— Привет, Серёжа, — раздался молодой воркующий голосок. — Куда пропал?

— Да вот, приболел немного, — рассеянно ответил он, пытаясь вспомнить ту, с кем говорит.

— Надеюсь, ничего серьёзного? Что у тебя болит?

— Лицо, — рассмеялся он. — Но это не заразно.

— Подрался что ли? Ну, ты даёшь! Такой солидный мужик! А я-то переживаю: куда подевался? Домашний телефон не отвечает, сотовый недоступен… Может, встретимся? — игриво предложила Вероника. — Я приеду и полечу тебя. Ты же знаешь, я мастер повышать мышечный тонус.

— Да нет, я поправлюсь и позвоню тебе сам, — пообещал Топорков, стремясь поскорее закончить неловкий разговор, во время которого невольно оказался вовлечённым в бестолковую игру под кодовым названием «угадай собеседника», и вчистую проиграл.

Он вернулся в прихожую, разулся и с неодобрением посмотрел на подсыхающие следы, оставленные подошвами ботинок. Потом поставил на плиту сковородку, кинул на дно с антипригарным покрытием замороженные котлеты из индейки и ушёл в зал заниматься сотовым телефоном. Решил, раз уж купил, будет ходить теперь с новым. Сергей настолько увлёкся вводом имен своих знакомых — близких друзей у него не было — что совершенно забыл про котлеты.

Отделяя от полуфабрикатных кругляков подгоревшие корочки, он всё пытался понять, что же произошло с его телефоном, и засомневался: может, он звонил Алексею вчера утром, а не сегодня? И вчера же общался с незнакомцем, который ошибся номером?

Позже, просматривая фотоснимки, сделанные старым сотовым, Сергей обнаружил хрупкую блондиночку, сначала сидящую с бокалом вина в тонкой руке за столиком кафе, потом лежащую в кружевном пеньюаре поперёк широкой тахты, хохочущую и взлохмаченную. Не та ли самая Вероника? Исходя из того, что имя было внесено в телефон, он должен эту женщину знать, а судя по игриво-развязному тону, которым она с ним общалась, даже близко.

Впрочем, мало ли у него было знакомых женщин, с которыми он переспал и тут же выкинул их из памяти! Из своей — но не из сотового. Наверное, в тот вечер — судя по дате это произошло чуть больше месяца назад — он как следует набрался, снял в баре девицу и поехал к ней… А потом этот подлый удар отшиб у него остатки ненужных воспоминаний. Но это не беда, решил Топорков, важно — помнить о важном, и улыбнулся тавтологии. В последующие несколько дней, отдавая себе мысленные приказания совершить то или иное действие, он тихонько приговаривал:

— Не забыть запомнить. Не забыть запомнить.

Одних уж нет, а те далече

В летнем кафе, территорию которого уже огородили металлопластиковыми рамами, но отопления ещё не подвели, посетителей почти не было. Да и кто захочет платить втридорога за чашку кофе только потому, что подаётся она в самом центре города, у входа в высотную гостиницу? К тому же поздний вечер, будний день — в такое время рассчитывать можно лишь на постояльцев, которые не знают Краснодара, и потому за рюмкой водки с бутербродом далеко от места своего ночлега не побегут.

Ирина Калинюк только что подала чашку кофе представительному сероглазому мужчине лет сорока. Официантка мило улыбалась в готовности ответить на возможное заигрывание, но незнакомец на её призыв никак не отреагировал, поскольку делал в это время записи в своём ежедневнике. В сосредоточенном лице этого делового человека Ирине почудилось что-то знакомое, словно когда-то она его знала, но уже успела основательно забыть. Она вернулась за барную стойку и тут же метнулась назад к столику — за ту минуту, на которую она отвернулась, к одинокому посетителю успел подсесть вышедший из здания гостиницы генеральный директор Вадим Лонгвинов.

— Что-нибудь принести, Вадим Александрович? — склонилась Ирина в подобострастном полупоклоне.

— Пива, — коротко рубанул директор. — Саша, будешь пиво? Тогда два. И фисташки.

Выставляя на стеклянный столик высокие пивные бокалы, Ирина надеялась услышать обрывки разговора, но мужчины при её появлении замолчали. И официантка отправилась обслуживать припозднившуюся влюблённую парочку, а потом принялась с ожесточением тереть и без того надраенные поверхности пустых столов, изображая бурную деятельность на тот случай, если строгий шеф бросит на неё случайный взгляд.

Допив своё пиво, Вадим Александрович поднялся, в это время льющаяся из динамиков музыка на мгновенье стихла, и в паузе между композициями Ирина чётко услышала, как он сказал:

— Ну, бывай, Сизый! Созвонимся!

Вот теперь она, кажется, догадалась, откуда знает собеседника своего шефа. Дождалась, пока Лонгвинов сядет в свой джип и отъедет, подошла к посетителю, хитренько взглянула на него сверху вниз и спросила:

— Простите, а ваша фамилия случайно не Сизарёв?

— Да, — вскинул Александр удивлённый взгляд на бармена.

— А в школе вы случайно не в Краснодаре учились?

— Да. А что такое?

— Ну, здравствуй, Саша. Я твоя одноклассница Ирина Калинюк. Не узнал?

— Ирка? — он с недоверием всматривался в умело подкрашенное лицо, цвет которого, несмотря на всю косметику, в неровном неоновом свете отдавал синевой. — Не только не узнал, но даже и не подумал бы. Уж слишком молодо выглядишь для своих лет.

— Т-с-с, — укоризненно возразила она, присаживаясь за стол. — О возрасте ни слова. Нам всем по-прежнему семнадцать.

В этой стройной сорокалетней женщине Александр никогда не заподозрил бы ровесницу. До неестественности выбеленные волосы были тщательно уложены, подвитые локоны нежно обрамляли тонкое лицо, на котором совершенно не проглядывались возрастные отметины. Разве что парочка мимических морщинок притаилась возле тонких губ, выдавая часто испытываемые неприглядные чувства, в которых никто не хочет признаваться — зависть и обиду. Остренький подбородок без малейшего намёка на возможное появление второго, аккуратный, слегка вздёрнутый носик, незамутнённый взгляд светло-голубых глаз, — во всём её облике проглядывало нечто трогательное и незащищённое. Поверх плотного белого джемпера Ирина набросила тёплую куртку, и всё же было понятно, насколько она худа — «бараний» вес выдавали выглядывавшие из рукавов хрупкие запястья белых рук с голубыми прожилками.

— Ну, рассказывай, где живёшь? Небось, в Москве, — с энтузиазмом произнесла Ирина, в свою очередь откровенно разглядывая собеседника. — Жена, дети, квартира?

В течение получаса вопросы на Сизарёва сыпались с той же частотой и грохотом, что горох в угол для наказания непослушника. Он рассказал, что как перевёлся с третьего курса Кубанского университета в МГУ, так и остался жить в столице. Жену зовут Татьяна, растят дочь и сына. После окончания вуза Сизарёв работал в НИИ, а сейчас руководит фирмой, которая занимается поставками медицинского оборудования в больницы, санатории и здравницы. В Краснодаре проездом, завтра утром отбывает в Геленджик.

— Ты-то как? — спросил он у Ирины, с трудом вклинившись в неиссякаемый поток её до навязчивости обстоятельных вопросов. — Замужем?

— Институт пришлось бросить, с мужем развелась, деток пока нет, — преувеличенно бодро отрапортовала она. — С работой тоже проблемы, здесь вот сижу. Но это временно. Мне уже предложили приличное место. Жду.

— Как наши? С кем видишься? Вы ведь, наверное, встречаетесь в школе на традиционных вечерах выпускников?

— Да с кем встречаться-то? Кто уехал, кто погиб…

— Как это? — растерялся Сизарёв. Естественная мысль о том, что кого-то из однокашников, оставшихся в памяти практически детьми, мог уйти из жизни, как-то не приходила ему в голову.

— Да так вот. Вовчик после школы в сахарный техникум поступил, потом в армию ушёл и попал в Афган. Погиб уже перед самым дембелем, мы его почти всем классом хоронили. А Лёвчик с девочками пьяный раскатывал и разбился. Только-только папа машину ему новую купил… Резо в девяностых застрелили, он в криминальный бизнес полез, кому-то там дорогу перешёл, ну, и вот… Двое деток у него осталось.

— Господи, Ирка, что за ужасы ты рассказываешь, — с горечью произнёс Саша, нервно закуривая.

Ирина глубоко вздохнула, затянулась тонкой белой сигаретой и скорбно продолжила:

— Это ещё не всё. Аркадий Лисовский в Израиль эмигрировал, кем там только не работал — и маляром на стройке, и нянькой у богатого старика, пока программистом не устроился. Один раз приезжал, наведывался. Потом пришло известие, что умер от инфаркта в тридцать шесть лет…. Ленка Савченко после школы в кафе посудомойкой работала, родила дочь непонятно от кого, потом вообще в ночные бабочки подалась, на трассе стояла, да так и пропала. Наверное, прибили где-нибудь. Сейчас её дочери уже двадцать два года, живёт с Ленкиным отцом, наркоманка. Встречаю её иногда в нашем районе, вечно под кайфом. Оля Архарина в восемнадцать лет замуж выскочила и сразу сына родила. Потом её мужа за рэкет посадили, а она опять беременная была. Сделала подпольный аборт — врачи не смогли откачать.

Сизарёв нервно закурил и предложил:

— Ирка, а может, водки вмажем? Помянём ребят?

— Давай, — охотно согласилась она, легко подскочила и пошла к стойке. Заметив парочку немолодых гомосексуалистов, которым её напарник разливал по рюмкам коньяк, Ирина с нескрываемым неодобрением покосилась на этих постоянных посетителей и чуть слышно пробормотала, — вот ещё тоже мне, конкуренты, женихов уводят!

Александр выпустил тонкую струйку дыма и подвёл печальный итог: из двадцати восьми мальчишек и девчонок, с которыми он окончил вместе десятый класс, шестерых уже много лет нет в живых, и ему никогда уже с ними не встретиться. Впрочем, разве он стремился? Даже с близким другом детства и бывшим соседом по подъезду Валеркой Чирковым он очень редко поддерживает связь. Друг закончил в Севастополе военное училище и бороздил просторы мировых океанов на подводной лодке. Когда всплывал, присылал письма. Теперь уже на московский адрес.

За неполных двадцать пять лет, прошедших со дня выпускного бала, Сизарёв всего лишь один раз вернулся в школьное прошлое, да и то совершенно случайно. Покупал в московском автосалоне машину и наткнулся на Маринку Старчак, которая ему этот автомобиль и продала, а узнала она одноклассника лишь в момент оформления документов, исключительно по фамилии. Как и сегодня Ирина Калинюк — по детской кличке, обронённой его институтским другом Вадиком. Неужели он так сильно постарел за эти четверть века?

Александр наполнил рюмки из принесённого одноклассницей графинчика:

— Ну, давай, не чокаясь!

Перед глазами замелькали юношеские лица, которые он помнил скорее по недавно рассматриваемой школьной виньетке, чем такими, какими были в далёкой реальности. Неразлучные Вовчик и Лёвчик, которых никто и по фамилиям-то никогда не называл, давно встретились на небесах. Первый был безотцовщиной и отчаянным троечником, второй — сыном крупного чиновника и «договорным» отличником. Одному выпало воевать в Афганистане, второму развлекаться на гражданке, а злодейка Судьба не пощадила ни одного из друзей. Молчаливый отшельник Резо… Импозантный очкарик Аркадий… Сопливая сплетница Ленка… Томная красавица Оля…

— Ладно, не будем о печальном. Жизнь есть жизнь. Ты, Ира, лучше о живых расскажи. С кем общаешься?

Ирина, казалось, несколько смутилась:

— Да сейчас почти ни с кем. Работаю сутки через сутки, какое уж тут общение! Тут бы домой после смены добраться, отмыться, отоспаться, и снова в бой!

— Ну, хоть платят?

— Куда там! Зарплата чисто символическая, что на кофе заработал — то и твоё. А кто сюда потащится? Ни сплита, ни отопления. Летом жара, зимой холод. Сам видишь, сколько здесь посетителей — ты да я, да мы с тобой. Так и сидим порой с напарником полночи, просто охраняем эту забегаловку. Ладно, Бог с ним. Давай вмажем!

Официантка подняла рюмку, не чокаясь, опрокинула её в рот, не поморщившись, запила апельсиновым соком и продолжила повествование:

— О многих наших вообще ни слуху, ни духу. Как, например, о Топоркове, Дюжеве, Тюленеве. Кто-то сразу после школы из города уехал, а кто-то уже после института. Света Строганова работает где-то на Новороссийской таможне, старая дева. Люда Перебейнос ещё в юности увела у неё жениха-немца и теперь живёт в Германии….

— А в Краснодаре-то хоть кто-нибудь остался?

— Теперь о тех, кто в Краснодаре. У Игоря Седых своё кафе в парке, у Ани Витовой сын в этом году будет в институт поступать, они с мужем магазин подарков держат. Больше вроде ни о ком не знаю… Да, про самого главного забыла! Коля-то Прокудин, мой сосед по площадке, совсем спился. А как мать похоронил, так постоянно у него полный дом алкашей — ни днём, ни ночью нет покоя. И всё кричит: «Ирка, выходи за меня замуж — сразу пить брошу!».

— Так ты выходи, — рассмеялся Сизарёв.

— Ага, сейчас! Ты бы его видел, придурка этого, совсем человеческий облик потерял. Не работает, круглые сутки пьёт, а на что — непонятно.

— Кто пьёт, тому Бог подаёт, — снова улыбнулся Александр и вдруг встрепенулся. — Подожди, подожди, а почему ты ничего не говоришь о своих лучших подругах? Вы ведь с Ларкой Ольшанской, Любой Кудиновой и Наташкой Переверзевой были неразлучны, прямо-таки не разлей вода, всё время вместе.

— Ну, что тебе сказать? Наташка в двадцать два года стала вдовой — мужа у неё менты застрелили, сыну Антошке тогда только годик исполнился. Сейчас она в Красноярске, в краевой администрации работает, лет пять уже как не приезжала. Люба Кудинова в глухой станице живёт, вырастила своих двоих детей, да ещё двоих племянников, что от старшей сестры остались, которая от рака умерла. А Ларка… Сын у неё от первого брака, а второй муж — депутат нашей Думы. Ну, такая крутая стала, куды там, прям пальцы веером!

Сизарёв вдруг почувствовал, что смертельно устал — не столько от короткого дневного перелёта, сколько от этого долгого ночного разговора. Он понял, что больше уже не может воспринимать водопадом стекающую на него многоступенчатую информацию. Все эти женитьбы, разводы, переселения и занятия бывших одноклассников начинают путаться в голове, крутясь как разноцветные кусочки пластика в калейдоскопе, которым не суждено слиться в цельную картинку. Он взглянул на дисплей сотового телефона — почти два часа ночи — и взмолился:

— Слушай, Ирочка, я, наверное, спать в номер пойду. Мне завтра стартовать в семь утра. Может, оставишь свой телефон, а лучше электронный адрес?

— У меня нет компьютера. Зачем он мне? — возразила она и написала на оборотной стороне счёта номер телефона.

— Сколько я должен за водку, сок? — спохватился Александр.

— Да брось ты! Уж на это-то я всегда заработаю.

— Ну, тогда ладно. Оставлю тебе несколько своих визиток. Если увидишь кого-нибудь из наших, передай им, может, спишемся. А вообще как здорово было бы однажды собраться всем вместе!

Ирина зябко поёжилась и тяжко, по-старушечьи, вздохнула. Похоже, она так не считала.

* * * * *

Лара Ольшанская поднялась утром, как обычно, в половине девятого утра, чтобы поцеловать мужа на прощанье, закрыть за ним дверь и задуматься: что бы такого доброго и полезного сделать? Надо бы сходить на рынок и подкупить продуктов, но лучше это сделать ближе к обеду, когда на улице потеплеет, и прекратит досадно моросить мелкий дождик. Она выпила стакан сока, застелила постель и включила компьютер. В электронной почте оказалось только одно новое письмо. Оно прилетело из Красноярска, от школьной подруги Наташи Переверзевой.

«Ларка, привет! Как дела? Что-то давно ни от кого нет известий, я по всем соскучилась. Ни Ирка, ни Люба не пишут мне и не звонят. Да и я тоже всё никак не соберусь с ними связаться — междугородка стоит дорого, а ручкой писать стало лень. Такой роскошью, как компьютер, девчонки не обладают. Или уже завели?

У меня всё по-прежнему, Антошка учится, я работаю. Поскольку с очередным любовником рассталась, то опять одна. Напиши, какие планы у тебя на лето. Вчера слушала прогноз погоды. У вас там уже тепло! Планирую в этом году выбраться в родные края. Съездим вместе на море? А пока, чтобы ты не забыла, как я выгляжу, высылаю фото. Это мы на пикнике с коллегами из администрации. Длинноволосая красавица с шампуром — это я! Подруга дней твоих суровых, Наташка-сибирячка».

Лара раскрыла файл с фотографией и улыбнулась. Её подруга и впрямь красавица! Конечно, Наташкино: «Это я» было шуткой. Разве можно её не узнать? Несмотря на суровый климат и неустроенную личную жизнь (а, может, именно благодаря именно этим тонизирующим обстоятельствам) Наташа выглядела великолепно. Никто не догадается об истинном возрасте этой озорно смеющейся женщины с ямочками на щеках, а ведь нынешней осенью им обеим исполнится уже сорок один! С этой мысли Лара и начала ответное послание.

«Привет, девушка с шампуром! Ты хорошо там сохранилась, на сибирских морозах. И куда только мужики смотрят?

В Краснодаре мерзкий дождик, но прогноз на ближайшие дни обнадёживающий. Мы с Игорем в конце июня собираемся за границу, так что если ты прилетишь в августе, обязательно с тобой на недельку к морю съездим.

У нас всё классно. Ерёмин трудится депутатом, да и бизнес идёт потихоньку, правда, в последнее время мой муж стал нервным. Наверное, переутомляется. Я ему завариваю лекарственный успокаивающий сбор и называю эту бурду «Трын-трава».

Дениска учится в университете и по-прежнему живёт у своих бабушек-дедушек по очереди, чтобы никого не обидеть. И у моих стариков в квартире есть Денискина комната, и у бывших свекрови со свёкром — тоже. К нам он ходит неохотно — так и не привык к моему Игорю. Так что с сыном я обычно общаюсь, когда навещаю родителей. Такие вот сложности.

Теперь о девчонках. Компьютеров они не завели. Но Люба приобрела сотовый телефон, и пару раз мне уже звонила. Ну, что тебе о ней сказать? Вся в дочках, племянниках и коровах. Ну, разве могли мы в своё время представить, что наша круглая отличница, «медалистка и активистка» заберётся в такую глушь, будет вставать в пять утра и доить коров? Но дворовое хозяйство — это у них в Тёмнореченской единственное средство существования. Сама понимаешь, что могут заработать два сельских учителя! Муж у Любы только на то и годен, чтобы преподавать, руками он работать не умеет. А хозяйство почти полностью натуральное: выращенную картошку меняют на привозной сахар. Любка и творог сама делает, и сметану. Опять же яички из-под курочки… А вообще жуть!

Ты же помнишь, когда в начале девяностых они уезжали, сами себя утешали тем, что неспокойные времена лучше переживать поближе к природе. Дескать, «все там пьют, а мы станем настоящими фермерами». Собирались построить большой дом из природного камня, которого у них на речке навалом, и заняться выращиваем ранних огурцов и помидоров в теплицах. Но так до сих пор и живут в крошечном саманном домике, что купили пятнадцать лет назад, та же грязь и тоска.

Но в чём Люба молодец, так это в том, что умудрилась обоим племянникам дать высшее образование, а вместе с тем — и шанс вырваться в большую жизнь. Её старшая дочка учится в Пятигорском институте иностранных языков, а в этом году младшая собирается поступать в наш университет. Люба по этому поводу со мной и созванивалась: просила узнать, когда проходят вступительные тесты. Присылала фотографии. Девчонки симпатичные, младшая — вылитая Люба в свои шестнадцать лет. А Люба, конечно, сильно сдала, как-то увяла вся. Сама понимаешь, сельский труд…

Теперь про Ирку Калинюк. Она всё ещё работает барменом, хоть и жалуется, что тяжело и выручки маленькие, но мне кажется, ворует она там предостаточно. По крайней мере, ремонт в своей квартире сделала, новую бытовую технику купила. А вот с головой у неё в последнее время явно не в порядке. Да и было бы удивительно, если было бы иначе. Сорок лет — ни мужа, ни детей, ни профессии. Ирка хотя и делает вид, что не унывает, но заметно, что какая-то червоточинка разъедает её изнутри. Кстати, знаешь, почему она тебе писем не пишет? В прошлый раз она заявила, что звонила поздравить тебя с Новым годом и предлагала к нам приехать. А ты будто бы ей ответила примерное следующее:

— Что я там у вас не видела? Приезжайте вы и посмотрите, как я шикарно живу. И должность у меня крутая, и квартира элитная, и иномарка навороченная! А вы там с Ларкой что из себя представляете?

Знаешь, я ни на секунду ей не поверила. Во-первых, слишком хорошо тебя знаю — ты никогда не выразилась бы в таком тоне. А во-вторых, Ирка в последнее время если не решительно врёт, то отчаянно преувеличивает. Расскажу тебе недавний случай. Прибегает ко мне Ирка, вся в слезах и рассказывает такую историю. Дескать, восьмого марта заходят к ней в кафе моя бывшая золовка Аня Витова с мужем, и мой бывший муж со своей новой женой и говорят:

— О, да ты у нас уже до бармена доросла? Ну, трудись, трудись! А мы в ресторан сейчас пойдём.

Я в первый момент была ошарашена, так мне обидно за Ирку стало. Позвонила Аньке и напала на неё: что вы там себе позволяете! Та, бедная, ни сном, ни духом, отвечает, что они всего лишь только поздоровались, и весьма благожелательно. Я даже бывшему мужу прозвонила, и у него спросила. Он тоже в шоке был от подобного оборота дела.

И тут я поняла, что у Ирки просто разыгрался комплекс неполноценности, захлестнула чисто человеческая обида. Восьмое марта — все подруги разряженные, гуляют с мужьями, а она чашки в кафе моет, и с женским праздником поздравить-то её некому! Вот она и вообразила то, чего ребята не только не говорили, но и не думали. Анюта после того случая заявила: всё, хватит, больше я с твоей Иркой не общаюсь, потому как неизвестно, что она в другой раз придумает.

Да и на меня Ирка вечно дуется. В последний раз обиделась перед Новым годом. Я обмолвилась, что мы с Игорем собираемся на депутатский банкет. Она и заявляет: «И мне купите билетик, я заплачу». Я просто обомлела: это что, кино? На банкет приглашены только депутаты и их жёны, и у порога всех встречают председатель Думы и мэр города. При чём тут подруги, сёстры, кумовья и т.д.?

К тому же вышло так, что мы оказались за одним столом с Вадимом Лонгвиновым и его женой. А Вадим — не только депутат, но и директор гостиницы, Иркин шеф. Ну, как мне было ей объяснить, что это для меня она «три в одном» — одноклассница, кума и подруга, а для Вадика — всего лишь прислуга? Да он бы встал и демонстративно вышел из-за стола! Я-то уж Вадика знаю, он умнейший мужик, но немного сноб. Конечно, я Ирке тогда мягко объяснила, что не могу взять её с собой. Но она надулась: почему я лишаю её счастья попасть в высшее общество и отхватить себе депутата? Очень они все там Ирку ждали! Все уже лет по двадцать в браке состоят, а в любовницы берут двадцатилетних да с фигурами манекенщиц.

Потом Ирка несколько часов подряд донимала меня вопросами об этом банкете: что на ком было одето, какие блюда подавали, кто тосты произносил, какая музыка играла и т. д. Мне показалось, что этот допрос длился по времени дольше, чем сам банкет. Ну, разве додумается человек, у которого хоть какие-то собственные мысли в голове имеются, интересоваться такими мелочными подробностями! А позже мне передали Иркины слова о том, что я слишком высоко вознеслась и будто бы заявила, что Ирке на солидные мероприятия «нечего лезть со свиным рылом», не по ранжиру, мол! Господи, да в моём лексиконе и слов-то таких нет!

…Наташка, представляешь! Помяни чёрта, и он тут как тут! Писала я тебе, писала, и тут Ирка звонит и сообщает сногсшибательные новости. Представляешь, вчера вечером у неё в баре сидел САШКА СИЗАРЁВ! Господи, Наташка, она как сказала мне: «Хочешь номер телефончика своей первой любви?», так у меня сердце и зашлось! Ну, ты же помнишь, как я сходила по Сашке с ума в девятом и десятом классе, да и после ещё…

Живёт он в Москве, женат, двое детей, фирма своя, приезжал в командировку. Оказывается, они с Вадимом Лонгвиновым учились вместе на двух первых курсах физфака, пока Сизарёв не перевёлся в Москву. Как тесен мир! Я и не знала, что Вадик с Сашкой были однокурсниками. А тут ещё оказалось, что они до сих пор поддерживают отношения. В общем, записала я дрожащими руками номер телефона и электронный адрес, а сердце так заколотилось, словно я заново пережила первый поцелуй. Ой, Наташка, не могу! Сейчас или разревусь, или взлечу. Пойду-ка выпью «трын-травы», может, успокоюсь.

Твоя романтическая дурочка, которая никак не повзрослеет».

Лунный виски

Открывая дверь своей квартиры, Топорков услышал трель телефонного звонка. Лихорадочно четыре раза подряд провернув ключ против часовой стрелки, Сергей рванулся в прихожую, швырнул на пол пакет с продуктами и схватил трубку. Поздно. Связь прервалась.

— Если очень надо, перезвонят, а если не очень — то и не стоит беспокоиться, — произнёс он и вернулся к распахнутой настежь входной двери. Прикрыл её и с удивлением обнаружил, что с внутренней стороны задвижка закрывается только на пол-оборота. Он несколько раз открыл и закрыл дверь, проверяя, не застряло ли что-нибудь между полотном и коробкой, и ничего не обнаружил.

— Ну, и чёрт с ней! Хоть как-то зарывается — и ладно, — решил Сергей и, сняв куртку, понёс пакет с продуктами в кухню.

Ночью ему снились два разных очень чётких жизненных сна, и оба об одном и том же. В первом сне у него угнали автомобиль, и он сильно горевал по этому поводу, потому что обожал свой «Мерседес», считая его не столько престижным, сколько удачливым — на этой три года назад купленной машине с ним не произошло ни единого, даже самого незначительного, дорожного инцидента. Сергей во сне сетовал на то, что автомобиль на днях слишком хорошо помыли и отполировали, и угонщиков привлёк этот сверкающий блеск новой машины…

Во втором эпизоде он шёл длинным глухим переулком, где его нагнал вооружённый грабитель, потребовавший отдать нательный крестик. Топорков понимал, что парню с пистолетом лучше не возражать: не стоит рисковать жизнью из-за ювелирного украшения, но всё же принялся уговаривать преступника не забирать креста. Уже расстегнув и сняв золотую цепочку, он принялся жалобно объяснять, что именно с момента покупки этого маленького распятия в его нелёгкую жизнь ворвалась настоящая удача, и что парень-то продаст крест на лом, а для него, Сергея, это не несколько граммов золота, а особый талисман. Он сулил налётчику деньги, достав портмоне. Но тот рассмеялся: «Если хочешь ещё и деньги дать в придачу, так я возьму, но крест не отдам». Так и запечатлелся в жалостливом сне уходящий по огороженному металлической сеткой переулку странный грабитель. Не взявший денег, зато унесший на раскрытой ладони его, Топоркова, Госпожу Удачу.

Наутро, собравшись уходить, Сергей не смог найти ключей. Носясь по квартире в куртке и ботинках и заглядывая даже в самые неподходящие места, он изрядно вспотел и перенервничал. Стал припоминать, когда держал связку в руках в последний раз, долго мучился в догадках, потом плюнул и решил запереть на запасной комплект. Открыл входную дверь, вышел… и вдруг обнаружил свою связку торчащей в замке с наружной стороны.

— Вот дебил, — выругал Топорков сам себя, — совсем память отшибло. Это всё тот вчерашний дурацкий телефонный звонок, который меня отвлёк.

И тут его осенило: два таких явственных сна подряд — это вовсе не предостережение о возможных будущих потерях, как он подумал, проснувшись, а подсказка подсознания, диктовавшего ему в течение всей ночи: «Ты забыл в дверях все свои ключи! Опасно!». (А ведь там были и от машины тоже). Хитрая всё же штука подсознание! Оно запечатлевает всё то, что не откладывается в перегруженном ненужной информацией мозге, а потом самым неожиданным образом преподносит нечто важное, упущенное в бестолковой суматохе дней. Надо только уметь правильно расшифровывать закодированные сигналы, которые посылаются не откуда-то свыше, а изнутри тебя самого!

После того, как ключи всю ночь пробыли снаружи, и кто угодно мог снять с них копии, оставлять квартиру без присмотра стало небезопасно, решил Топорков. Заехал по пути в офис в хозяйственный магазин и купил новые сердечники для обоих дверных замков.

— Привет, Настёна, — поздоровался он, входя в приёмную.

— Я Кристина, — вежливо поправила его девушка с каштановыми волосами с рыжеватым отливом.

— Ну да, конечно, Кристина. Извини. Это я по старой привычке. Вызови ко мне Алексея, пожалуйста.