До появления детей я так разумно всё устраивала в жизни, что мне не приходилось ездить в метро в час пик, жить с нелюбимым человеком или работать под началом шефа-самодура. Удовольствие от прожитого дня было главным критерием того, что путь выбран правильно. Французы осторожно спрашивали меня, все ли русские думают также. Приходилось признаваться, что нет, не все. В русских, наоборот, веками воспитывали смирение, специально выучивали их беспомощности и бесправию, страху и подобострастию даже перед мелким начальством, а удовольствие от жизни, как в любой христианской морали, до сих пор считается чем-то не до конца чистым, постыдным. Поэтому я очень горжусь тем, что преодолела национальное проклятье хотя бы в этом вопросе и умею отстаивать свои права, в том числе на каждодневное счастье.
За годы, минувшие с последнего обнаружения двух полосок, прогресс шагнул так далеко, что я чувствовала себя персонажем «Семейки Флинстоун», попавшим в салон последней модели «Мерседеса»: у нас там, в мультяшном каменном веке, тоже есть машины, но сделаны они из обтёсанных камней и корявых палок.
С тех пор так и повелось: слабые женщины ищут сильных мужчин; сильные женщины ищут себя».