Глава 1

Я открыл глаза и не узнал обстановку вокруг себя. Надо мной был деревянный потолок, украшенный резьбой. И это не был потолок моей спальни в честно заработанной трёшке. Внезапно в голове словно что-то щёлкнуло, и я вспомнил всё, что произошло. Похоже, я всё же умер, но каким-то образом попал в новое тело, и теперь меня окружало что-то новое, странное, непонятное.

Я попытался сесть, но почувствовал боль, огнём полыхнувшую в груди и в голове. Вместе с болью пришло понимание, в чьём теле я теперь нахожусь. «Эрвин», – промелькнуло в голове, и я внезапно осознал, что это теперь моё имя. Это было нелепо, абсурдно, но моё новое тело было маленьким и хрупким. Чуть повернув голову, я увидел своё отражение в большом зеркале, стоящем почти напротив кровати. На меня оттуда смотрел пятилетний мальчик с густыми тёмными волосами, крупными зелёными глазами, в которых отражались одновременно растерянность и удивление.

В этот момент дверь тихо скрипнула и в комнату вошла уже виденная мной молодая женщина. Её движения были плавными, а лицо спокойным, излучающим добрый свет. Длинные каштановые волосы каскадом спускались по её плечам, подчёркивая мягкие черты лица, а глаза глубокого карего цвета источали бесконечную доброту. Она была одета в простое, но изящное платье пастельного оттенка, что ещё больше создавало впечатление лёгкости и спокойствия.

– Эрвин, ты уже проснулся? – тихо, и даже с некоторым испугом, словно боясь спугнуть увиденное, произнесла она, бросившись к кровати. Странно, говорила она явно не на русском языке, но я всё прекрасно понял. Её голос был хоть и встревоженным, но всё же мягким, словно шелест листьев и, казалось, успокаивал саму мою душу своей теплотой.

Я молча кивнул, поморщившись от боли и всё ещё до конца не осознавая реальность происходящего.

– Ма-ма, – пробормотал я неосознанно, и это слово показалось мне странным. И не столько от того, что сказано оно было на другом, не родном для меня языке. В конце концов это слово, наверное, звучит одинаково во всех уголках Мироздания. Странно было воспринимать вот эту женщину, которая намного младше меня того, прежнего, как свою мать. И вырвавшееся слово было, скорее, реакцией памяти её родного сына, чья душа покинула этот мир и чьё место в этом теле занял я.

Женщина улыбнулась, садясь на край кровати и наклоняясь ко мне. Её ладонь легла мне на лоб, проверяя температуру, и я почувствовал тепло и заботу, исходящую от этого прикосновения.

– Тебе нужно больше отдыхать, – тихо произнесла она, нежно поглаживая мои волосы. – Ты серьёзно пострадал, но я очень рада, что ты, наконец, пришёл в себя.

– Что… со… мной… случилось? – через силу выдавил я из себя. Всё же думал-то я по-русски, а слова сами собой произносились на ранее неизвестном мне языке. Тяжеловато пока было собрать все мысли в кучу.

– Ты упал с лошади, мой милый. У тебя была тяжёлая травма и лекари долго боролись за твою жизнь, – она мягко улыбнулась, но в её глазах мелькнула тень беспокойства. – Мне в какой-то момент показалось, что я потеряю тебя. – Она нежно обняла меня, прижав к груди. Я почувствовал упавшую мне на шевелюру слезу.

Я смог наконец-то осмотреться вокруг, замечая детали комнаты. Высокие стены из массивного тёмного дерева были украшены резьбой в виде виноградных лоз и цветов. Узкое окно с толстым стеклом пропускало слабый свет, мягко освещая всё вокруг. На столе стояли подсвечники, оплывшие остатки множества свечей свидетельствовали о долгих ночах, которые кто-то проводил у моей кровати, судя по всему, не покидая своего поста даже на минуту. Тяжёлый занавес цвета вина на окнах едва приподнимался от сквозняка, приоткрывая вид на сад снаружи.

Женщина снова заговорила, прерывая мои размышления.

– Я всегда считала, что тебе рано ещё совершать прогулки верхом, но ты такой же целеустремлённый, как и твой отец, – она вздохнула, но её голос не терял мягкости. – Но ты должен помнить, что я всегда буду рядом, что бы ни случилось.

Я внимательно посмотрел на неё, пытаясь найти слова, чтобы выразить свои мысли. Мне хотелось сказать ей, что я другой, что не тот, кого она знала, но слова, готовые сорваться с языка, буквально застряли в горле. Страшно представить, как отреагирует мать на то, что её ребёнок умер, и вместо него в его теле поселился взрослый мужик. Вместо этого я практически по слогам произнёс:

– Спа-си-бо, ма-ма…

Она погладила меня по щеке, прижимая мою руку к своей.

– Я всегда буду с тобой, Эрвин. Даже если ты почувствуешь, что мир стал чужим и всё против тебя, помни, что у тебя есть я.

Мы молчали какое-то время, и это молчание наполнило меня спокойствием. Я посмотрел на мать Эрвина, и вдруг душа наполнилась спокойствием и нежностью по отношению к ней.

Слова об отце пробудили во мне кое-какие воспоминания. Смутные и по-детски наивные. А папашка-то у меня ой какой непростой. Не кто-нибудь, а герцог Арвид дель Вайсберг, советник и правая рука нашего императора. Это я почерпнул из обрывков воспоминаний ушедшего за грань сознания мальчика.

– Мама, – это слово давалось мне всё лучше и естественнее, – а я… Я правда сын герцога?

– Да, Эрвин. Ты сын герцога, хотя и родился не в браке, – её голос был спокойным, но в глазах мелькнула тень горечи. – Но это неважно. Ты наш, и герцог признал тебя своим сыном. Твоя жизнь – это его кровь, его наследие. Ты такой же сильный и смелый, как и твой отец. И однажды, я уверена, ты докажешь всем, насколько ты ценен.

Как ни странно, но эти слова грели мне душу. Пришло понимание, что в этом новом мире, в этой новой жизни меня многое ждёт впереди. Но было ещё и чувство благодарности этой молодой женщине, которая по прихоти Мироздания стала мне матерью. Я всем своим сердцем чувствовал исходящую от неё любовь, теплоту, нежность и заботу.

В той своей, прошлой жизни, я рано лишился родителей. Меня воспитывала родная сестра отца, у которой помимо меня были ещё дочь с сыном. Ну и понятно, кому в семье доставались любовь и забота, а кому и затрещину могли выписать за малейшую провинность. Едва закончив школу, я попросту сбежал из дома и начал самостоятельную жизнь. Всего в своей жизни я добился сам, своим трудом и своим умом.

То, что я в этой новой жизни являюсь пусть и внебрачным, но всё же сыном второго человека в государстве, было очень даже хорошим стартом. Хуже было бы, окажись я в теле простолюдина. А значит, надо в полной мере воспользоваться предоставленными мне возможностями.

Прошло несколько дней. Я ел, кормила меня с ложечки моя новоиспечённая мама, пил горькое лекарство, от которого накатывала сонливость, и в перерывах между сном пытался хотя бы начать строить какие-либо планы на будущее. Получалось это откровенно плохо. То ли те самые микстуры затуманивали сознание, то ли просто детский организм плевать хотел на вселившееся в него взрослое сознание. Порой мне дико хотелось побегать, позапускать деревянные кораблики в пруду. В общем, обычные детские радости.

В один из таких дней, когда солнечный свет заливал комнату, я, сидя на кровати, вставать мне пока не разрешали, а вот так сидеть было уже можно, спросил:

– Мама, а где мы? Почему мы здесь?

Леди Адель, а именно так звали маму Эрвина, задумалась, обводя взглядом комнату, прежде чем ответить:

– Мы в имении Фалькор. Это одно из загородных имений твоего отца. Не самое большое и богатое, но, пожалуй, одно из самых спокойных и уютных.

Я вспомнил увиденное мной, когда бестелесным духом парил в небесах. Да, виды были очень даже красивыми, жаль, насладиться ими в полном объёме я не успел. А леди Адель продолжала:

– Имение красивое, – её глаза светились гордостью. – Оно построено на невысоком холме, и рядом раскинулся великолепный парк, в котором ты так любишь играть, и пруд, вода в котором кристально чистая настолько, что даже в самом глубоком месте можно рассмотреть даже самые мелкие камешки на дне.

– Я очень хочу погулять в парке и на берегу пруда, – с грустью произнёс я. И опять это была скорее реакция памяти мальчика, чем моя.

– Мы можем пойти вместе, но вначале я должна спросить разрешения у доктора. Ты ещё не совсем выздоровел и должен быть осторожным, – напомнила она.

– Я буду осторожен, обещаю! – Я почувствовал, как внутри разгорается желание исследовать новое место, узнать его. Да и лежать мне уже просто осточертело.

Доктор приехал через день. Видимо, своего в имении не держали и при необходимости приглашали из расположенного неподалёку городка. Осмотрев меня, поводив перед глазами молоточком, постучав им же по локтям и коленкам, доктор вынес вердикт, что пациент стремительно идёт на поправку и что не долгие и неспешные прогулки никакого вреда кроме пользы мне не принесут. Ура! Да здравствует молодой организм, на котором всё заживает столь быстро! А может, и моё вселение сюда тоже сыграло свою роль.

Когда мы вышли из комнаты и пошли по коридорам во двор, я был поражён масштабом имения и, в частности, главного жилого здания. Со стороны мне оно не показалось таким большим. Я с интересом смотрел на жизнь вокруг. Слуги, охранники, конюхи, повара, судя по всему, крестьяне из окрестных деревень, привезшие продукты, дрова или сено, все вызывали неподдельное любопытство.

– Как много народа, – произнёс я, глядя с крыльца на суету во дворе.

– Имение достаточно большое и эти люди заботятся о нём и о нас, – леди Адель положила ладонь мне на плечо. – И все эти люди готовы прийти тебе на помощь, если потребуется.

– Боюсь, не все рады такому положению дел, – чуть слышно произнёс я, но женщина услышала.

– Нет, Эрвин. Они все любят тебя. И ты – важная часть семьи герцога. Как бы там ни было, но ты кровь от крови, плоть от плоти – его сын.

Мы вышли на улицу, и я ощутил, как тёплый ветер треплет волосы. Парк распахнулся перед нами, как мир, полный чудес. Он был зелёным и ярким, с цветами всех возможных оттенков, деревьями, раскидывающими свои ветви в небо, и маленькими аллеями, уводящими вглубь природы.

– Вау, – прошептал я, когда мы вошли в парк. Я чувствовал, как моё сердце наполняется радостью, и я знал, что это место – моё новое королевство.

– Здесь много удивительных мест, – сказала леди Адель, улыбаясь. – Например, вот эта яблоня. Ты всегда любил сидеть под ней.

Я подошёл к дереву, мои руки нежно касались коры, а потом я опустился на землю и взглянул вверх. Листья шевелились на ветру, создавая завораживающую симфонию. Мне казалось, что это дерево дышит, живое и полное истории.

– Как же здесь красиво и удивительно, – в восторге произнёс я.

– Да, ты прав. Жизнь вообще удивительная штука. Взять хотя бы вот эту яблоню. Яблоки начинаются с маленьких цветочков, а потом постепенно становятся большими и сладкими, приносящими людям радость и пользу. Как ты.

Вернувшись в имение после непродолжительной прогулки, в коридоре мы повстречали слугу по имени Алан, который служил в замке многие годы и стал для Эрвина не просто слугой, а настоящим другом. Высокий и крепкий, с мужественным лицом и светлыми волосами, Алан выглядел как защитник, всегда готовый встать на защиту своего юного хозяина.

– Как ты себя чувствуешь, юный Эрвин? – спросил он, наклонившись и заглядывая в мои глаза.

– Лучше, – ответил я, искренне улыбаясь. – Мы только что были в парке!

– Замечательно! Я бы с удовольствием прогулялся с вами, если бы не мои обязанности, – сказал Алан, кивнув с лёгкой грустью.

А у меня перед глазами встал эпизод, виденный Эрвином, где этот самый Алан, с лёгкостью раскидывал, словно пушинки, здоровенных мужиков в шуточном поединке. Его движения были легки и стремительны и порой казалось, что он буквально растворяется в воздухе, чтобы в следующее мгновение появиться за спиной у своего очередного соперника.

– Я хочу научиться драться, как ты! – сказал я с энтузиазмом.

Алан засмеялся, его смех был громким и приятным:

– Это потребует много времени, но я с радостью научу тебя всему, что знаю и умею, когда ты поправишься. Для начала давай сосредоточимся на твоём выздоровлении, юный Эрвин.

С каждым днём я всё больше впитывал новую жизнь, старался узнать своих новых друзей и окружающих, и, хотя порой приходилось сталкиваться с предвзятостью, понимал, что постепенно становлюсь сильнее. В первую очередь благодаря любви и поддержке матери, которая всегда оставалась рядом, ободряя и вдохновляя меня.

– Ты – мой свет, Эрвин, – сказала она однажды, когда мы сидели в комнате, и я перебирал цветные камешки, которые она принесла. – Ты – наша надежда, и я верю, что однажды ты покажешь всем, на что способен.

Я посмотрел на неё с благодарностью. Я чувствовал, что её слова придают мне сил, и появляется смысл моей новой жизни.

Внутри меня бурлили эмоции, и я понимал, что впереди долгий путь, но я не был один. И этот путь мне предстояло пройти.

Прошло несколько дней, и я продолжал осваиваться в новом мире. Мои дни были заполнены прогулками по саду, беседами с матерью и тёплыми воспоминаниями о времени, проведённом с Аланом, преданным слугой и защитником. Алан был бывшим солдатом, и его уверенные движения и крепкая фигура придавали мне чувство безопасности. Он всегда был рядом, готовый поддержать и помочь, и я чувствовал, что могу доверять ему.

Однажды, после прогулки в саду, я вернулся в замок, где меня встретил Алан. Слуга, казалось, ждал меня с нетерпением.

– Эрвин! – воскликнул он, его голос был полон радости. – Как ты себя чувствуешь сегодня?

– Я хорошо, – ответил я, улыбаясь. – Мы с мамой смотрели, как цветут цветы. Она сказала, что у нас в парке растут самые красивые цветы в империи!

Алан хмыкнул, его глаза блестели от гордости.

– Она права. Но я бы хотел увидеть тебя не только среди цветов. Когда ты выздоровеешь, я покажу тебе, как обращаться с мечом. Ты готов к этому?

– Да! – воскликнул я, поднимая кулачки в воздух. – Я хочу быть таким же сильным, как ты!

Алан опустился на одно колено, чтобы быть со мной на одном на уровне. Он обнял меня за плечи, и наши глаза встретились.

– Сила не всегда в мускулах, юный Эрвин. Сила – это также умение контролировать себя, быть мудрым и заботиться о других. Твой отец, герцог, всегда был примером этого. Он знал, когда проявить силу, а когда – милосердие.

– Ты знал моего отца? – спросил я с удивлением.

Алан кивнул, его взгляд стал мечтательным.

– Да, я служил герцогу много лет. Он был не только великолепным правителем, но и замечательным человеком. Помню, как он впервые увидел тебя. Ты был всего лишь младенцем, и он с гордостью сказал, что ты – его сын, несмотря на то, что родился вне брака. Он никогда не стыдился этого.

Я слушал с открытым ртом, погружаясь в рассказ о своём отце.

– Мой отец… он не боялся, что кто-то осудит его за это? – спросил я, не в силах сдержать любопытство. Было интересно, как отреагировал герцог на моё рождение.

– Он знал, что истинная семья – это не только кровь, а прежде всего связь, которую мы создаём, – ответил Алан. – Он относился к тебе, как к своему законнорождённому ребенку. Ты был для него важен, Эрвин. Всегда.

Я почувствовал, как гордость наполняет сердце. Я вдруг понял, что новая жизнь не такая уж плохая. У меня был отец, который меня любил или, по крайней мере, вполне нормально ко мне относился, и мать, которая всегда была рядом. А теперь был ещё и Алан, его верный друг и защитник.

– А ты был с ним на войне? – спросил я, уставившись в глаза Алану.

– Да, это было давно, – ответил слуга, словно вспоминая тяжёлые моменты. – Мы сражались вместе, плечом к плечу. Я помню, как он всегда заботился о своих солдатах. Никогда не оставлял их в беде. Даже когда был в опасности, он всегда думал о своих людях.

Было очень интересно узнать побольше о моём отце. Как я уже понял, законы империи довольно строги в отношении таких вот детей, как я, рождённых вне брака. И касались они, естественно, аристократии. У простолюдинов это однозначно обществом, так сказать, осуждалось, а вот у благородных сословий было всё несколько иначе. Если появлялся ребёнок на стороне, то папаша-аристократ обязан был его признать. И не просто признать, но и содержать как ребёнка, так и его мать, и дать отпрыску хорошее образование. Правда, ребёнок при этом хоть и получал с рождения личное ненаследуемое дворянство, но вот фамилия отца ему не переходила, как и благородная приставка дель, означающая наследуемый титул. Обычно либо родительскую фамилию сокращали, либо вообще давали другую, хоть и созвучную, но, так скажем, менее благородную. Я, например, не Вайсберг, а всего лишь Вайс. Эрвин Вайс.

Кстати, моя мать, а я уже привык считать леди Адель таковой, тоже была не простолюдинкой. Она была из достаточно старинного, но обедневшего дворянского рода. Чтобы совсем не скатиться в нищету, она была вынуждена с юных лет пойти в услужение в дом герцога. Впрочем, служить человеку такого ранга было не зазорно. Ну и однажды глава семейства обратил своё внимание на молоденькую и очень даже красивую горничную. Так и появился на свет Эрвин.

Как я уже понял, герцог был личностью неординарной. Оно и понятно, посредственность не сможет достичь таких высот, а если вдруг по прихоти судьбы и достигнет, то там не удержится. И, что немаловажно, его по-настоящему все уважали.

– Хотел бы я стать таким же, как он, – невольно произнёс я вслух.

Алан усмехнулся и положил руку мне на плечо.

– Ты уже на пути к этому, Эрвин. У тебя есть всё, чтобы стать достойным сыном своего отца. Ты можешь не только стать великим воином, но и мудрым правителем. И я помогу тебе в этом.

Каждый разговор с Аланом помогал мне всё больше и больше постичь окружающий меня мир, понять, чего же я на самом деле хочу, кем вижу себя в будущем. Мы подолгу беседовали и каждая история, рассказанная им, помогала мне всё это лучше осознавать. Кроме того, благодаря Алану я больше не чувствовал себя одиноким и беззащитным. Однажды я спросил его:

– Алан, а что бы ты сделал на моем месте? Если бы у тебя была такая возможность, что бы ты выбрал – стать сильным воином или мудрым правителем?

Алан задумался на мгновение, затем сказал:

– Я бы выбрал быть мудрым правителем. Сила – это хорошо, но истинная сила приходит из сердца и из разума. Ты должен заботиться о тех, кто рядом, и делать всё, чтобы защитить их. Это будет твоё самое важное оружие.

Алан встал, потянувшись ко мне и помогая встать:

– Пойдём, юный Эрвин. Я покажу тебе, как заботиться о себе, и научу нескольким приёмам, которые могут пригодиться в будущем.

Я почувствовал, как меня охватывает энтузиазм. Я знал, что впереди ждут новые приключения, но готов был идти навстречу им, зная, что есть Алан и мать, готовые поддержать меня в любой момент.

Таким образом, день только начинался, а я чувствовал себя готовым к любым вызовам, которые ждут впереди.

После занятий с Аланом я ощущал себя полным сил и решимости, хотя и попотеть тоже пришлось изрядно. Я понял, что у него есть настоящая поддержка, и это придавало мне уверенности. Но в тот момент, когда я открыл дверь в коридор, я ещё не знал, что моё спокойствие и уверенность будут нарушены.

В коридоре я увидел свою сводную сестру Лизу, стоящую у большого окна с видом на сад. Она была высокой для своих 15 лет, с длинными, словно шёлк, светлыми волосами, которые падали на плечи волнами. Лиза была не только красивой, но и холодной, с характером, который мог бы испугать даже самых смелых. Её пронзительные голубые глаза, как стальные, напоминали о том, что она не собирается прощать Эрвина за то, что тот выжил после падения.

Я замер на месте, ощущая, как по спине пробежал холодок. Лиза заметила меня и с вызовом подняла бровь.

– Ну наконец-то ты выбрался из своего укрытия, – произнесла она с сарказмом, её голос звенел, как холодное лезвие.

– Я просто… – начал было я. Честно, не умею разговаривать с малолетками. Это для Эрвина она вполне взрослая, а для меня просто ребёнок.

Лиза пренебрежительно фыркнула и оторвала взгляд от окна. Она встала на шаг ближе, и в её глазах сверкала ненависть.

– Ты не должен был выжить, – произнесла она тихо, но с такой силой, что Эрвин ощутил, как эти слова ранят его. – Ты – просто бастард. Отец, конечно, считает тебя своим сыном, но для меня ты всегда останешься лишь ошибкой.

– Лиза, я… – попытался вновь начать я, но слова застряли в горле. Сердце билось быстрее, и я чувствовал, как зреет внутри него ответ, который не следовало бы произносить.

Алан, заметив напряжённость, пришёл ко мне на помощь. Он вышел из тени, его глаза внимательно следили за обстановкой.

– Лиза, у тебя нет права так говорить, – произнёс он с твёрдостью. – Эрвин – часть этой семьи, и ты должна это принять.

Лиза презрительно усмехнулась.

– Да, и эта «семья» только делает его ещё более наглым. Неужели ты, Алан, думаешь, что его существование как-то изменит что-то? – Её голос дрожал от злости.

Я почувствовал, как внутри закипает даже не злость, а самая настоящая ненависть, но детский организм отреагировал совсем по-другому. Я ощутил, как слёзы подступают к глазам, готовые выплеснуться наружу.

– Я просто хочу, чтобы мы могли ладить, – произнёс я, изо всех сил стараясь быть спокойным. – Я не хотел, чтобы это произошло. Я не выбирал своё рождение.

Лиза только хмыкнула и окинула меня пренебрежительным взглядом.

– Ты не понимаешь, что это значит для меня. Отец, который считает тебя своим, забирает у меня то, что должно быть только моим. Я никогда не приму тебя, бастард! – Её слова звучали как приговор.

Я вдруг почувствовал, что уже не в силах сдерживать переполнявший меня гнев, и тихо произнёс:

– Я не выбирал, кем быть. Но я буду драться за то, что мне дорого.

Алан положил руку мне на плечо, как бы укрепляя мой дух. Он тоже видел, какие чувства и эмоции готовы выплеснуться из меня.

– Лиза, твой отец поручил мне заботиться об Эрвине, и я сделаю для этого всё, что в моих силах и даже многое сверх того. И я не дам тебе шанса навредить ему.

Лиза, осознав, что ситуация выходит из-под контроля, повернулась на каблуках и направилась к выходу, оставив после себя атмосферу напряжённости.

– Ты пожалеешь об этом, Эрвин, – бросила она через плечо, и её голос уже не звучал так уверенно. – Я не собираюсь сидеть сложа руки.

Едва дверь за девушкой закрылась, я с облегчением выдохнул, чувствуя, как напряжение покидает моё тело. Ну и стерва малолетняя.

– Ты не должен переживать из-за неё, – произнёс Алан, когда мы остались наедине. – Она просто завидует тебе. У неё нет той связи, которая есть у тебя с герцогом.

Я глубоко вздохнул, пытаясь справиться с бурей эмоций, поднявшихся в моей душе.

– Спасибо, Алан, – сказал я с благодарностью, стараясь вытереть слёзы, которые всё ещё скапливались в уголках глаз. – Я не знаю, как бы справился без тебя.

– Мы все здесь, чтобы поддержать тебя, – ответил он, уверенно глядя мне в глаза. – И помни – ты не один. У тебя есть я, есть твоя мать, и, возможно, даже герцог. Пусть его нет рядом, но я уверен, что если придётся, он будет сражаться за тебя.

После напряжённого разговора с Лизой прошло несколько дней. Мать часто приходила ко мне, принося травяные отвары и поддерживая тёплыми словами. Алан неотлучно находился рядом, проверяя, чтобы ничто не угрожало моей безопасности. Но подозрения, которые возникли у меня после встречи с Лизой, всё сильнее терзали душу.

Однажды в один из тёплых дней Алан предложил небольшую прогулку по замковым владениям. Я, уже достаточно восстановивший свои силы, согласился, надеясь, что свежий воздух и вид родных земель помогут мне успокоиться.

– Дыши глубже, молодой господин, – улыбнулся Алан, ведя меня по тропинке к небольшому саду за конюшнями. – Здесь, вдали от шума, всегда легче на сердце.

Я кивнул, наблюдая, как солнце мягко касалось листьев деревьев, и вдохнул полной грудью. Казалось, всё вокруг было пропитано спокойствием и умиротворением. Но стоило нам пройти чуть дальше, как внимание привлекла негромкая беседа нескольких слуг, которые стояли неподалёку от конюшен, обсуждая что-то шёпотом.

– Ты слышал? – сказал один из них. – Говорят, это конюх подстроил тот несчастный случай с мальчишкой.

Я замер и сердце заколотилось быстрее. Вот оно! Вот то, что не давало мне покоя. Ведь по словам матери, лошадь, на которой обычно катался Эрвин, была самой спокойной. И вдруг эта спокойная лошадь словно взбесилась и сбросила мальчика на землю. Хорошо ещё не затоптала при этом. Хотя может именно на это и был расчёт.

– По приказу дочери герцога, не иначе, – подхватил другой голос. – Она ненавидит его, да ещё и бастард… У них всё вот так – интриги, приказания, а мы только и исполняем.

Я посмотрел на Алана, и наши взгляды встретились. В глазах слуги промелькнуло понимание, но Алан лишь осторожно поднёс палец к губам, призывая к тишине.

– Это опасные разговоры, – добавил первый слуга. – Лучше молчать об этом, если не хочешь оказаться в беде.

Слуги быстро замолкли и разошлись, но слова их уже прочно осели в моей голове. Я почувствовал, как внутри опять нарастает гнев.

– Алан, это правда? – спросил я, когда мы снова остались одни. – Лиза… она приказала убить меня?

Алан остановился, выпрямился и посмотрел на меня.

– Я не знаю точно, Эрвин. Но если эти слухи правдивы, то я обязан выяснить правду.

– Ты пойдёшь к конюху?

– Да, – серьёзно кивнул Алан. – Я не позволю, чтобы с тобой вновь что-то произошло.

Позже в тот же день Алан отправился на разговор с конюхом. Конюшни были погружены в полумрак, когда Алан тихо вошёл внутрь. Конюх, высокий и крепкий мужчина с загорелым лицом, стоял у загонов и расчёсывал гриву одной из лошадей. Услышав шаги, он обернулся, и лицо его стало мрачным.

– Алан, – коротко кивнул он. – Что привело тебя сюда?

– Мы должны поговорить, – сказал Алан, не отводя взгляда. – Мне известно, что ты подстроил несчастный случай с Эрвином. Ты пытался убить его?

Конюх молча замер, на мгновение отвернувшись, словно обдумывая ответ. Затем он тяжело вздохнул.

– Я исполнял приказ, – ответил он, не поднимая глаз. – Ты знаешь, как это бывает. Мне было велено. Я не мог отказаться.

Алан сжал кулаки, сдерживая гнев.

– По чьему приказу?

– Ты и так знаешь, Алан, – тихо произнёс конюх. – Лиза. Она велела мне сделать так, чтобы мальчишка упал. Я не собирался убивать его, только испугать. Но что-то пошло не так… Лошадь испугалась.

– Ты играл с жизнью ребёнка! – голос Алана задрожал от ярости. – Ты понимаешь, что натворил?

– Понимаю, – угрюмо ответил конюх. – Но я не мог иначе. Не я решаю в этих стенах. Все мы лишь марионетки в их играх.

Алан молчал, обдумывая услышанное. Он знал, что в этом имении интриги и вражда были повсеместны, но услышать, что Лиза действительно пошла на такой шаг, было горько и тяжело.

– Я сделаю так, чтобы больше ничего подобного не произошло, – наконец сказал Алан, резко разворачиваясь. – Я прослежу, чтобы ты ответил за то, что сделал.

Конюх промолчал, лишь проводив его взглядом.

Спустя несколько дней в замке произошло новое потрясение. На рассвете один из слуг нашёл тело того самого конюха – он лежал бездыханным на земле в загоне одной из лошадей. Очевидно, лошадь, которую он пытался объездить, сбросила его и наступила копытами.

Я услышал о трагедии, когда был с Аланом в парке.

– Это… странно, – тихо произнёс я, сидя на скамейке и глядя на небо. – Он умер так же, как хотел, чтобы умер я.

Алан медленно кивнул, его взгляд был полон задумчивости.

– Иногда жизнь имеет свои способы восстановить справедливость, Эрвин, – тихо сказал он. – Он хотел причинить тебе боль, а в итоге получил то, что планировал для тебя. Это урок, который все должны запомнить.

Я невольно задумался над словами Алана. События последних дней всколыхнули множество мыслей о справедливости, о людях, о жизни, которую я теперь вынужден был проживать в теле пятилетнего ребёнка.

Во мне теплилась смутная, но твердая мысль:

«Мир вернёт тебе то, что ты посылаешь другим. И никто не избежит расплаты за свои поступки».

– Что же теперь будет, Алан? – спросил я, глядя на преданного слугу. – Как мы будем дальше жить?

Алан серьёзно посмотрел на меня.

– Помни, Эрвин, – сказал он тихо, – иногда те, кто стараются причинить боль другим, сами становятся жертвами своей же злобы. Тот, кто живёт во тьме, рано или поздно будет поглощён ею. Ты не один, Эрвин. Мы справимся с этим. Ты сильнее, чем думаешь, и это имение – не просто место для интриг. Здесь есть и добрые люди, которые готовы сражаться за тебя.

На третий день после смерти конюха в замок приехал герцог. Я стоял у окна своей комнаты и видел, как на длинной подъездной дорожке показалась кавалькада всадников, облачённых в серебристые кирасы с гербом на груди. Герцог сам ехал впереди, стройный и гордый на своём гнедом жеребце. По мере приближения к имению я начал различать его черты.

Герцог Арвид дель Вайсберг был мужчиной лет сорока, с сильными, чёткими чертами лица. Густые тёмные волосы, слегка с проседью, обрамляли его лоб, а проницательные карие глаза смотрели вперёд с ясной решимостью. Впечатляющие плечи и прямая осанка выдавали в герцоге человека, привыкшего командовать. Кожа с заметной бронзовой загорелостью подчёркивала его суровую красоту, а губы, хотя и сжаты в строгую линию, выражали тепло, особенно когда он оборачивался к одному из всадников, смеясь.

Когда герцог поднялся в мою комнату, его глаза загорелись особенным светом, и он улыбнулся, увидев сына, живого и улыбающегося в ответ. Этой тёплой искренней улыбкой он сразу напомнил мне мать, которая была тут же. Рядом с ней герцог казался мягче, спокойнее – как будто в её присутствии спадали броня и строгие принципы, которые он носил с собой повсюду. Войдя в комнату, он сразу подошёл ко мне и, присев на одно колено, оглядел меня одновременно с недоверием и нежностью.

– Я слышал, что ты сильно пострадал, – сказал герцог, его голос был мягче, чем можно было ожидать. – Я удивлён, Эрвин, и рад, что ты быстро идёшь на поправку. Кто бы мог подумать, что наш малыш так вынослив! Вижу, что ты силён, – он осторожно коснулся моего плеча, проверяя, не причиняет ли он боль, и кивнул, довольный.

Очень хотелось вопреки внутренней борьбе поделиться с отцом тем, что узнал о своей сводной сестре, но рядом стоявший Алан встретился со мной взглядом, и лёгкий, почти незаметный жест заставил меня замолчать. Этого короткого взгляда было достаточно, чтобы я понял: пока не время.

Герцог встал, вновь выпрямился и обернулся к леди Адель. Несмотря на формальности, с которыми он, казалось, обращался ко всем в замке, к матери Эрвина он обращался с особенной теплотой, словно между ними осталась какая-то неразрывная нить, связывающая их на протяжении многих лет. Она смотрела на него так же, её взгляд был мягким и полным благодарности. Видя это, я впервые за долгое время почувствовал, что у меня есть настоящая семья, даже несмотря на холод, с которым сводная сестра относилась ко мне.

– Твоя сводная сестра Лиза, добрая и отзывчивая девушка, будет присматривать за тобой, пока меня нет, – сказал герцог как бы невзначай, как будто это было обыденное дело. – Я уверен, она справится и позаботится о тебе, как положено сестре.

Я внутренне напрягся, понимая, насколько лицемерными были эти слова. Я прекрасно знал, что Лиза не испытывает по отношению ко мне добрых чувств. Хотелось возразить, но мать быстро взглянула на меня, словно призывая к сдержанности, а Алан снова подал едва уловимый знак – лучше оставить всё, как есть.

Герцог, не подозревая о тёмных тайнах, притаившихся за кулисами жизни в имении, продолжил разговор о моём здоровье. Говоря обо мне, он старался быть ласковым, и хотя тщательно скрывал свои чувства, их было прекрасно видно. Возможно, не понимая этого до конца, герцог всё же желал лучшего для своего сына, то есть для меня. Тёплый взгляд, который он время от времени бросал на леди Адель, был более чем красноречивым и говорил, что мать мальчика больше, чем просто бывшая служанка.

– Я скоро вернусь, сын, – пообещал герцог, вновь прикоснувшись к моему плечу. – Я горжусь тобой и рад, что ты выкарабкался. И теперь… тебе предстоит ещё долгий путь. Помни, что моя кровь течёт в твоих жилах, и ты всегда не один.

С этими словами он вышел, оставив в комнате лёгкий аромат древесных нот, смешанных с запахом металла. Я смотрел ему вслед и думал, каково это – быть сыном такого человека, который мог соединять в себе силу и нежность одновременно.

Глава 2

На следующий день герцог вновь пришёл в мою комнату. На этот раз он был серьёзен и, глядя на меня пристально, заговорил о будущем.

– Эрвин, – сказал он, присаживаясь на край кровати, – тебе предстоит многое узнать, а потому я принял решение, что ты достаточно взрослый, чтобы начать обучение. Скоро к тебе придёт учитель, который наставит тебя в грамоте, истории и науках, достойных наследника. И Лиза… – он сделал паузу, бросив быстрый взгляд в сторону окна, – проследит, чтобы ты хорошо учился.

Слушая отца, я задумался, прекрасно зная, что сестра вряд ли с радостью станет моей наставницей. Её злобные взгляды и злорадные усмешки не оставляли сомнений в её истинных намерениях, но я не стал возражать и только кивнул. Мне ли, взрослому мужику, кое-что повидавшему в жизни, бояться происков какой-то сопливой девчонки. И пусть я сейчас внешне маленький мальчик, но сознание то у меня не детское.

– А ещё, – продолжил герцог, – настало время укреплять твоё тело. Я вижу, ты восстанавливаешься, и, чтобы вернуться к прежней силе, тебе помогут тренировки. Алан будет сопровождать тебя и научит важным вещам.

Когда герцог ушёл, я остался наедине с мыслями. Вскоре подошёл Алан, который, как всегда, стоял неподалёку, внимательно слушая всё, что происходило вокруг. Теперь он улыбнулся мне с теплотой, как добрый наставник, и похлопал по плечу.

– Ну что, мастер Эрвин, – сказал он, опускаясь на одно колено, чтобы быть на одном уровне с моими глазами, – пора нам с тобой на тренировку. Начнём с простого, но важного. Твоя задача это укрепить ноги и спину, ведь ты будешь учиться многому, и телу нужно подстраиваться под это.

Мы вышли в сад, где под присмотром Алана я начал выполнять простые упражнения. Ничего особенного, обычная разминка. Но были в ней и незнакомые мне упражнения. Слуга показывал движения, объясняя каждое. Он был строг, но заботлив, подбадривал меня, когда я уставал, и терпеливо объяснял снова, если было что-то непонятно. В такие моменты Алан напоминал отца – такой же выносливый, крепкий, но при этом заботливый.

– Ты справишься, мастер Эрвин, – говорил Алан, когда я вытирал пот со лба. – У тебя сильная кровь, а главное, ты умён и знаешь, что это твоя жизнь, и только тебе решать, как ею распорядиться.

Я чувствовал поддержку и заботу, которые исходили от Алана, и понимал, что могу положиться на этого человека. Но ни один день не проходил без мелких неприятностей со стороны сестры. Лиза, завидев меня, всегда находила способ сделать мой день сложнее. То её служанки случайно проливали воду в тех местах, где я должен был заниматься, то сама Лиза появлялась в учебной комнате и, делая вид, что что-то проверяет, отпускала едкие замечания.

– Эрвин, ты должен стараться лучше, – говорила она с притворной улыбкой, складывая руки на груди. – Иначе отец решит, что зря тратит время на твоё обучение.

Я молчал и просто выполнял упражнения, делая вид, что не слышу её слов. Ну не вступать же мне в перепалку с этой малолеткой. Временами Лиза заходила к моей матери, пренебрежительно осматривая комнату и произнося насмешки на её счёт. Но при этом, как я замечал, она никогда не позволяла себе переходить черту. Её взгляды были наполнены ненавистью, но какие-то внутренние страхи останавливали её от серьёзных действий. Видимо, своим женским чутьём она понимала, что герцог всё ещё питает определённые нежные чувства к леди Адель, и опасалась делать ей гадости.

Однажды после очередной издевки сестры я поделился своими сомнениями с Аланом. Тот выслушал и ответил, что нужно просто терпеть, укрепляя не только тело, но и душу.

– Она думает, что сильна, но сильнее тот, кто сдерживает себя. Терпение – это то, что тебе сейчас нужно, Эрвин. А пока Лиза занимается мелкими пакостями, ты станешь сильнее и умнее, и время всё расставит на свои места.

Я кивнул, соглашаясь. Слова Алана полностью совпадали с моей точкой зрения. И, следуя совету своего наставника, я продолжал тренировки, становясь крепче с каждым днём, понимая, что в этой игре мне предстоит научиться быть не только выносливым, но и мудрым.

Спустя три недели, как и обещал герцог, в имение прибыл учитель из столицы. Высокий и худощавый, в строгом тёмно-синем одеянии, он сразу произвёл на меня сильное впечатление. Очень уж он был похож на одного профессора из университета, который я окончил в той своей прошлой жизни. Его лицо с тонкими, немного резкими чертами выражало строгость и внушало уважение. Казалось, взгляд его пронзал насквозь, оценивая каждого и взвешивая на невидимых весах. Он представился как магистр Теодор.

– Господин Эрвин, – сдержанно поклонился магистр, – мне сказали, что у нас с вами впереди много работы. Герцог пожелал, чтобы вы стали достойным своего рода, и это требует усердия и дисциплины.

С первых же дней Теодор принялся за дело. Обучение началось с изучения грамматики и письма. Я с лёгкостью справлялся с задачами, к удивлению учителю, будто знал все эти правила давно, и понимал тексты на таком уровне, что учитель не раз поражался моему умению осмысливать даже сложные грамматические конструкции. Придирчивый к деталям, Теодор внимательно наблюдал за каждым движением моего пера и ни одна ошибка не ускользала от зоркого взгляда учителя. И всё же мне удавалось удивлять его день ото дня. Ну ещё бы я не щёлкал как орешки задачки для первоклашек. Некоторые проблемы возникли с чистописанием. Тяжеловато было привыкать писать пером и чернилами. Но ничего, быстро освоился и даже стало нравиться.

– Эрвин, – проговорил как-то магистр, оставшись с мальчиком наедине после очередного урока письма, – твои знания, твой подход… У тебя редкая способность видеть суть вещей. Где ты научился так анализировать тексты?

Я на мгновение задумался. Так и подмывало ответить ему, что в одном очень престижном университете России-матушки. Вот бы он удивился. Но всё же решил ответить уклончиво.

– Мне кажется, я просто многое понимаю интуитивно. Я часто представляю себе слова как части чего-то большего, как элементы одной большой картины.

Магистр молча кивнул, разглядывая меня с лёгким недоумением, словно неизвестную доселе диковинку но, казалось, ещё больше зауважал за такие слова.

Каждый день добавлялись новые предметы – история, основы математики. Я, обладая знаниями из своей прошлой жизни, буквально с лёгкостью ежедневно восхищал магистра Теодора. Однако мои успехи явно не радовали Лизу, которая наблюдала за процессом обучения с всевозрастающим раздражением. Она постоянно писала отцу письма, где жаловалась на мою бесполезность и утверждала, что я слишком медленно схватываю материал, что ленив и невнимателен.

Но когда письма возвращались обратно с небрежным комментарием отца, что обучение моё идёт успешно, Лиза становилась всё более раздражённой. Она то и дело устраивала мелкие пакости – оставляла на парте грязные чернила, прятала перья или подкупала слуг, чтобы в учебной комнате пропадали необходимые книги. Я, видя все её старания, не раз задумывался над тем, стоит ли мне самому проучить негодницу или рассказать отцу правду. Но каждый раз, видя взгляд Алана, напоминающий мне о терпении, решал молчать.

Во время одного из уроков магистр Теодор заговорил о древней истории их королевства. Он рассказывал о битвах, в которых участвовали их предки, о союзе с другими государствами, и об удивительных людях, которые своим умом и доблестью завоёвывали уважение не только на полях сражений, но и при дворе.

– Эрвин, – сказал Теодор, отложив книгу в сторону, – мне кажется, у тебя врождённый талант к пониманию истории. Ты слишком быстро схватываешь то, что многие изучают годами.

Я лишь улыбнулся, стараясь скрыть искру радости, которую вызывали во мне такие слова. Похвала, она, знаете ли, и кошке приятна.

– История интересна, магистр, – ответил я сдержанно. – Это не просто сухие факты, это… понимание того, что было до нас, понимание сути исторических событий. Это уроки, которые мы должны усвоить.

Теодор приподнял бровь и улыбнулся. Не каждый день услышишь такие слова от маленького мальчика.

– Возможно, – сказал он, – когда-нибудь ты сможешь стать мудрым правителем, если захочешь. Многое зависит от тебя.

Я лишь кивнул, неожиданно чувствуя внутреннее тепло от того, что меня поощряют, что мой труд и способности замечены. Я знал, что в этом имении мне предстоит многое вынести, и сестра станет для меня проверкой на выдержку и терпение. Но поддержка Алана и признание моих успехов со стороны магистра придавали мне сил.

Тем временем Лиза, казалось, не желала прекращать свои пакости. Она продолжала настаивать на том, что отец должен отправить меня в глухую деревню, где, по её мнению, мне самое место и, не дождавшись ответа, всё более остервенело нападала словесно. Особенно её бесило то, что я никак не реагировал на её выпады и пакости.

– Ты – никто, Эрвин, – как-то сказала она, глядя на меня с презрением. – Даже отец видит в тебе не более, чем временную игрушку. Запомни это.

Я лишь спокойно встретил её взгляд и прошёл мимо, думая о том, что многое ещё предстоит преодолеть, но, зная, что ни одно её слово не сможет подорвать мою решимость.

Спустя несколько месяцев я смог убедить Алана разрешить иногда ездить в городок Лидорн, который находился на берегу спокойной реки Далмир. Город оказался гораздо живописнее, чем я ожидал. Узкие улочки с мощёнными камнем дорогами, мосты через мелкие каналы, а где-то вдали виднелись высокие дымовые трубы мастерских. Жизнь здесь текла размеренно, но чувствовалось, что это место – сердце местной ремесленной культуры.

Каждый раз, как только карета подъезжала к городу, я с удовольствием погружался в изучение местных мастерских. Особенно я любил навещать часовую лавку, где старик-мастер часами рассказывал мне о механизмах. Стены лавки были уставлены полками с десятками часов – больших и малых, с кукушками и маятниками, старинных и новеньких. Меня буквально очаровывали зубчатые колёсики, изящные пружины, стрелки, двигающиеся с точностью, отмеряющей время в этом мире, таком похожем и в то же время таком ином.

– Посмотрите сюда, юный господин, – говорил мастер, показывая мне внутренности огромных часов с удивительно сложным механизмом, – здесь каждая деталь, каждый винт имеют своё место. Здесь каждый зубчик имеет точно такую форму и размер, чтобы обеспечить точную работу всего механизма. И если хоть в одном элементе будет даже совсем крошечное, не видимое глазу расхождение, то либо часы не смогут показывать точное время, либо вообще перестанут работать. Поэтому всегда нужно уделять внимание каждой детали. Ведь даже от самой крошечной мелочи многое что зависит. И это верно не только в часовом деле, но и во всех делах, за которые вам предстоит браться.

Больше всего меня, конечно же, поражали паровые машины, которые были здесь повсеместно распространены. И я говорю не только про городок Лидорн, а вообще про этот мир. Здесь всё приводилось в движение силой пара. И если в моём прошлом мире век пара был не так уж и долог и сменился бензиновой гарью, то здесь паровые машины были в ходу уже пару сотен лет. А всё было очень просто. Нефть здесь хоть и была, но в крайне малом количестве, и залегала она на очень большой глубине. Это я смог выяснить, задавая наводящие вопросы. Бензин здесь был, но его продавали как средство для обезжиривания и как пятновыводитель. И никому и в голову не придёт использовать его как-то иначе. Уж очень дорогое удовольствие получится. А вот угля здесь было очень и очень много, и его активно использовали.

В кузнечной мастерской, куда мы заглянули, как раз и работала одна из таких мощных паровых машин, приводя в движение огромные молоты, бьющие по раскалённым металлическим болванкам. Здесь шум стоял такой, что в первый момент я закрыл уши, но вскоре привык. Меня по-настоящему увлекла сама атмосфера кузницы. Стук металла, жар от плавильной печи, запах угля – всё это переплеталось, создавая необычную мелодию, пробуждающую во мне жажду к открытиям.

Однажды, гуляя с Аланом по Лидорну, мы набрели на небольшую, но уютную книжную лавку. Я остановился, заметив у входа старинную карту, развёрнутую на стене. Подойдя ближе, я с замиранием сердца увидел очертания огромного материка. Империя Арканта, окружённая соседними государствами, занимала центральное место на карте, но моё внимание привлекли и другие регионы: необъятные леса на юге, заснеженные земли на севере и загадочные неприступные горы, где, как гласили местные легенды, жили странные существа. Сама карта была настоящим произведением искусства с красочными изображениями диковинных зверей, ветров и всей прочей атрибутики, присущей старинным картам. Она была, конечно же, достаточно современной и очень подробной, но стилизованной под старину. В этом мире были четыре материка. Наш, где располагалась империя Арканта, простирался почти от экватора на север до полярных широт, ещё один примерно такой же по площади в южном полушарии, и два поменьше. Один в северном и один в южном полушарии. На полюсах были покрытые вечным льдом моря. Также было множество островов и несколько довольно крупных островных архипелагов.

В восхищении я протянул руку, чтобы рассмотреть карту поближе. И в этот момент ощутил странное чувство – насколько этот мир отличался от того, что я когда-то знал. Всё вокруг казалось таким же, но в то же время чужим. Земля в моём прошлом имела одну луну, но здесь… Я иногда выходил по ночам на балкон и с удивлением видел на небе две луны. Одна – белая, словно покрытая снежным саваном, другая – багровая, испещрённая тёмными пятнами. Они следовали по небосводу друг за другом, совершая свой вояж между совершенно незнакомыми мне созвездиями. Да, наверное, я только сейчас окончательно осознал, что это совершенно другой мир. И мне предстояло изучить его и раскрыть все его тайны. И от осознания этого просто дух захватывало.

В один из дней, направляясь на прогулку, я заметил нечто странное – до меня доносились звуки музыки, которые хоть и прерывались, звучали с искренностью, напоминающей мне мои юношеские годы. Любопытство взяло верх, и я пошёл на звук и с облегчением узнал инструмент: утончённый облик и ровные чёрно-белые клавиши – это было не что иное, как рояль, только здесь он назывался иначе и выглядел чуть массивнее. Музыка прерывалась, потом возобновлялась, и то и дело Лиза сбивалась, сбрасывая руки с клавиш и расстроенно вздыхая.

«Ну и что у нас здесь…» – я тихонько хохотнул, глядя в щёлочку. Вдруг меня осенило: у меня здесь – как у настоящего «попаданца» – появился свой собственный рояль. Да, не в кустах, но что-то схожее! Не сдержав усмешку, я оставил Лизу и ушёл, решив, что однажды и сам попробую этот инструмент.

Несколько дней спустя я направился в музыкальный салон. Присев к инструменту, осторожно поднёс руки к клавишам, словно приветствуя давнего друга. И заиграл. Это был Шопен – нежная мелодия, изящная и сложная, будто сотканная из ностальгии и величественной тишины. Сначала я был немного неуверен, но вскоре, погрузившись в музыку, забыл обо всём вокруг. На миг я снова ощутил себя тем юношей, который с отличием закончил музыкальную школу.

Да, был в моей биографии и такой эпизод. Я рано остался без родителей и старался пореже показываться на глаза семье тётки, которая взяла меня на воспитание. Было время, когда я просто шлялся по дворам или с пацанами сидел в подъездах, когда на улице было холодно. Там, в этих самых подъездах, я научился вполне неплохо играть на гитаре и однажды моё бренчание услышал наш учитель музыки, которого у нас в школе все уважали. Уж не знаю, что ему удалось там расслышать, но он буквально за шкирку притащил меня в музыкальную школу. К сожалению, места остались только по классу фортепиано, и меня, не слушая мои горестные вздохи, туда и записали. И неожиданно мне это понравилось. Оказалось, что и слух у меня есть, и способности.

Погружённый в воспоминания, навеянные музыкой, я не заметил, как в дверях появилась Лиза. Она стояла, потрясённая, вслушиваясь в мелодию. Едва последние ноты растворились в воздухе, как я услышал позади её тихий шёпот:

– Что это было?

Я вздрогнул от неожиданности и обернулся. Она стояла поражённая и её и без того большие глаза стали совсем анимешными. Было видно, что она потрясена не только самой музыкой, но и тем, что эту прекрасную музыку играл тот, кого она ненавидела и презирала всей своей душой. На мгновение задумавшись, я ответил:

– Это… я сочинил. Когда прогуливался в парке.

– Но это… Это просто чудесно, – Лиза от восхищения не сразу подобрала слова. – Этого просто не может быть, но я сама, своими глазами это вижу и слышу своими ушами. Это просто чудо!

Лиза подошла ближе, её взгляд смягчился. Она не стала ни дразниться, ни спрашивать больше. С тех пор отношение Лизы ко мне начало постепенно меняться. Она словно увидела нечто новое, и со временем мы начали собираться в музыкальном салоне всё чаще.

Наши совместные встречи у инструмента стали маленькими праздниками. Лиза, пусть и сдержанно, но всё же проявляла ко мне тёплое отношение. Однажды она предложила сыграть в четыре руки. Мы уселись рядом, и я с удовольствием отметил, как смешно её рука путалась с моей на клавишах, и как иногда, смеясь, мы сбивались, создавая мелодию, похожую на дружеский диалог.

Так, через музыку, между нами возникло едва заметное понимание, тёплое, неявное, но крепнущее с каждым днём. И Лиза, казалось, наконец-то увидела во мне не просто чужака, а того, с кем можно было провести время, делая то, что оба любили.

Прошёл почти год с тех пор, как я начал обучение и погружение в новые жизненные реалии. За это время я успел не только освоить необходимые для своего возраста предметы, но и изучить больше, чем требовалось. Учитель, прибывший из столицы, был поражён моими способностями и вскоре пришёл в настоящий восторг от любознательности, рассудительности своего ученика и стремления узнать как можно больше.

Лиза же, несмотря на перемены в нашем общении, постепенно перестала отправлять отцу письма с жалобами на меня, однако и не писала ничего хорошего о моих успехах, и это настораживало герцога. Его мысли о сыне оставались неопределёнными. Он не знал, как тот справляется с учёбой, но опасался, что в письмах Лизы всё-таки была доля правды. Ему становилось всё тревожнее, и, отложив все дела, он решил навестить Эрвина, чтобы лично убедиться в его успехах.

Я узнал о его предстоящем визите от Алана, который, похлопав меня по плечу, прошептал:

– Готовься, парень. Завтра сам герцог приедет. Хочет проверить, как ты справляешься с учёбой. Ну и с Лизой заодно поговорить.

Я напрягся, не зная, что думает обо мне герцог, и не был уверен, что отец поверит моему учителю. Год занятий прошёл плодотворно, но я прекрасно понимал, что сестра не упустила возможности создать обо мне туман сомнений в глазах отца.

– Понял, спасибо, Алан, – коротко ответил я, слегка кивая.

На следующий день герцог прибыл, о чём возвестили звуки копыт лошадей и шум кортежа. Отец въехал на территорию имения с усталым и сосредоточенным лицом. Как только он сошёл с лошади, к нему подбежала Лиза и, стараясь скрыть своё волнение, сказала:

– Отец, добро пожаловать. Как я рада, что ты приехал. Я так волновалась за Эрвина, за нас обоих.

Герцог едва заметно кивнул, окинув дочь взглядом. Он лишь сказал:

– Дай мне немного времени, Лиза. Я хочу поговорить с учителем. Он должен рассказать мне, как идут дела у твоего брата.

Приказав Лизе подождать, он отправился в учебную комнату, где мы с Лизой по очереди изучали свои предметы. Несмотря на вроде бы нормализовавшиеся взаимоотношения, она предпочла учиться отдельно от меня. Учителя, впрочем, у нас с ней были одни и те же.

Учитель, пожилой мужчина с седыми волосами и добрыми глазами, встретил герцога с лёгким поклоном.

– Ваше сиятельство, – сказал он, приглашая герцога присесть.

Герцог сразу перешёл к делу:

– Скажите честно, как обстоят дела с обучением моего сына? Я получил от Лизы… неоднозначные сведения. Она прекратила писать о его неудачах, но и не сообщала ничего хорошего. Я надеюсь, что вы скажете мне правду.

Учитель, слегка удивлённый тоном герцога, ответил уверенно:

– Ваше сиятельство, боюсь, у вас неверные сведения. Эрвин – один из самых усердных и талантливых учеников, с которыми я когда-либо работал. Он не только освоил полный курс начальной школы, но и значительно продвинулся в ряде предметов. Он в совершенстве владеет грамматикой, отлично пишет и разбирается в истории на уровне, достойном старшего ученика.

– Так он действительно… – герцог слегка наклонил голову, едва сдерживая эмоции, – настолько хорош?

Учитель закивал, радуясь, что может сказать правду.

– Да, это так. Он необычайно сообразителен и усидчив. У него дар к обучению, и я бы сказал, что он – тот ученик, о котором любой преподаватель может только мечтать. Ваш сын умен и дисциплинирован, и это несмотря на его столь юный возраст.