автордың кітабын онлайн тегін оқу Мушке
Мушке
Мне приснилось, что в летнюю ночь вкруг меня, В лунном свете, вдали от движенья, Видны были развалины храмов, дворцов, И обломки времён возрожденья.
Из-под груды камней выступал ряд колонн
В самом строгом дорическом стиле, Так насмешливо в небо смотря, словно им
Стрелы молний неведомы были.
Там лежали порталы, разбитые в прах, На массивных карнизах скульптуры, Где смешались животные вместе с людьми —
Сфинкс с Центавром, Сатир и Амуры…
Там ничем не закрытый стоял саркофаг, Пощажённый вполне разрушеньем,
И лежал в саркофаге мертвец, как живой, Бледный, с грустным лица выраженьем, С напряжением вытянув шеи, его
На ладонях несли карьятиды;
И изваяны были с обеих сторон
Барельефов различные виды.
Вот Олимп с целым сонмом беспутных богов, Сладострастно раскрывших объятья: Вот Адам рядом с Евой, и фиговый лист
Заменяегь им всякое платье;
Вот падение Трои, Елена, Парис,
Гектор сам пред воинственным станом; Моисей с Аароном, Юдифь и Эсфирь, Олоферн тоже рядом с Аманом.
Вот Меркурий, Амур, Аполлон и Вулкан, И Венера с кокетливой миной,
Вот и Бахус с Приамом, и толстый Силен, И Плутон со своей Прозерпиной.
И осёл Валаама был тут же (осёл
Был со сходством большим изваянный) Испытанье Творцом Авраама, и Лот
С дочерьми, окончательно пьяный; Сь головою Крестителя блюдо; за ним
В танце бешеном Иродиада;
Пётр апостол с ключами от райских ворот, Сатана и вся внутренность ада;
И развратник Зевес в похожденьях своих
Был представлен здесь — как он победу
Над Данаей дождём золотым одержал, Как сгубил, в виде лебедя, Леду; Там с охотою дикой Диана спешит, А вокругь неё нимфы и доги;
Геркулес в женском платье за прялкой сидит
И кудель он прядёт на пороге.
Тут же рядом Синай; у подошвы его
Вот Израиль с своими быками;
Там ребёнок Христос с стариками ведёт
Богословские споры во храме.
Мифология с библией рядом стоят, И контрасты намеренно резки,
И как рама, кругом обвивает их плющ
В виде общей одной арабески.
Но не странно-ль? Меж тем как смотрел я, в мечты
Погружённый душою дремавшей,
Мне казалось, что сам я тот бледный мертвец, В саркофаге открытом лежавший.
В головах же гробницы моей рос цветок, Ярко жёлтый и вместе лиловый,
Он по виду причудлив, загадочен был, Но дышал красотою суровой.
«Страстоцветом» его называет народ.
Вырос будто — о том есть преданье —
Тот цветок ва Голгофе, когда Ииеус
На кресте изнемог от страданья.
Как свидетельство казни, цветок, говорят, Все орудия пытки Христовой
Отразил в своей чашке среди лепеcтков, Обличить постоянно готовый.
Атрибуты Христовых страстей в том цветке, Как в застенке ином сохранились; Например: бич, верёвки, терновый венец, Крест и чаша там вместе таились.
Над моею гробницею этот цветок
Нагибался и, труп мой холодный
Охраняя, мне руки и лоб, и глаза
Целовал он с тоской безысходной.
И по прихоти сна, тот цветок страстоцвет
Образ женщины принял мгновенно…
Неужели я, милая, вижу тебя?
Это ты, это ты несомненнои
Ты была тем цветком, дорогая моя!
По лобзаньям я мог догадаться:
У цветов нет таких жарких, пламенных слёз, Так не могут цветы целоваться.
Хоть глаза мои были закрыты, но я
Всё же видел с немым обожаньем,
Как смотрела ты нежно, склонясь надо мной, Освещённая лунным мерцаньем.
Мы молчали, но сердцем своим понимал
Я все мысли твои и желанья:
Нет невинности в слове, слетающем с уст, И цветок любви чистой — молчанье.
Разговоры без слов! Можно верить едва, Что в беседе безмолвной, казалось, Та блаженно ужасная ночь, словно миг, В сновнденье прекрасном промчалась.
Говорили о чём мы — не спрашивай, нет!..
Допытайся, добейся, ответа,
Что волна говорит набежавшей волне, Плачет ветер о чём до рассвета;
Для кого лучезарно карбункул блестит, Для кого льют цветы ароматы…
И о чём говорил страстоцвет с мертвецом —
Не старайся узнать никогда ты.
Я не знаю, как долго в гробнице своей
Я пленительным сном наслаждался…
Ах, окончился он — и мертвец со своим
Безмятежным блаженством расстался.
Смерть! В могильной твоей тишине только нам
И дано находить сладострастье…
Жизнь страданья одни да порывы страстей
Выдаёт нам безумно за счастье.
Но — о, горе! — исчезло блаженство моё; Вкруг меня шум внезапный раздался —
И в испуге бежал дорогой мой цветок…
С бранью топот ужасный смешался.
Да, я слышал кругом рёв, и крики, и брань
И, прислушавшись к дикому хору,
Распознал, что теперь на гробнице моей
Барельефы затеяли ссору.
Заблуждения старые в мраморе плит
Стали спорить кругом неустанно;
Моисея проклятья в том споре слились
С бранью дикого лешего Пана.
О, тот спор не окончится! Спор красоты
С словом истины — он беспределен; Человечество будет разбито всегда
На две партии: варвар и эллин.
Проклинали, шумели, ругались они, Увлечённые гневом старинным;
Но осёл Валаамский богов и святых
Заглушил своим криком ослиным.
Слушать дикие звуки его, наконец, Отвратительно стало и больно,
Возмутил меня этот глупейший осёл, Крикнул я и — проснулся невольно.
