Эллиот Гант

Чужое черту не продать

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Ксения Григорьева

© Эллиот Гант, 2019

© Ксения Григорьева, иллюстрации, 2019

Мир раскололся и подошел к своему завершению. Можно ли это изменить? Может ли это изменить один человек? А группа людей? Что должно быть сделано, чтобы Творец передумал ставить крест на своем творении и дал ему еще один шанс? Двум лучшим друзьям предстоит ответить на эти вопросы, изменив свои и чужие жизни.

16+

ISBN 978-5-4496-3829-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Чужое черту не продать
2. Часть первая
   1. Пролог
   2. Шаг первый
   3. Шаг второй
   4. Шаг третий
   5. Шаг четвертый
   6. Шаг пятый
   7. Шаг шестой
   8. Шаг седьмой
   9. Шаг восьмой
   10. Шаг девятый
3. Часть вторая
   1. Шаг десятый
   2. Шаг одиннадцатый
   3. Шаг двенадцатый
   4. Шаг тринадцатый
   5. Шаг четырнадцатый
   6. Шаг пятнадцатый
   7. Шаг шестнадцатый
   8. Эпилог

Автор: Эллиот Гант

Иллюстрации: Ксения Григорьева

Часть первая

Пролог

Он очнулся, потому что был Должен. Воздух с силой протолкнулся в легкие, выжигая нутро не хуже расправленного золота, но изо рта не вырывался даже кашель, так слабы были мышцы, и так суха была гортань. Хрип, такой тихий, что его мог бы заглушить даже мышиный писк, вот и все на что мог рассчитывать этот вернувшийся из-за Последней Черты. Он лежал скрючившись, как эмбрион, а его некогда сияющая кольчуга и мягкая нижняя одежка превратились в поломанную ржавую труху и прах. Раскосые глаза — два янтарно- желтых, живых пятна на мертвом лице — распахнулись от ужаса и теперь с надеждой впивались в очертания мира, но боль белой пеленой застелила все вокруг. Может, это было и к лучшему. Темный, промозглый, глухой мир не предвещал ничего хорошего. Здесь — не то в пещере, не то в заброшенных руинах — было высушено, и пахло затхлостью. Запах стал настолько старым и пыльным, что даже не внушал отвращения. Звуков не было никаких. Совсем. Не капала вода, не шуршали крысы или жуки, здесь царила Пустота и Смерть. Не та, которая приходит, как освобождение, и не та, которая стелет под ноги дорогу через Последнюю Черту, а абсолютная, необратимая и… конечная. Такая, после которой ничего нет, и именно от того она так страшна. Разве что -то могло потревожить такую Пустоту? Что -то могло нарушить ее угрожающий покой? Наверное, только Долг, который звал так сильно и так яростно, что даже Огненная Крыса — смерть — отступила в безмолвной покорности, но лишь для того, чтобы дождаться, когда будет уплачено по счетам, и вернуться за тем, кто смог от нее ускользнуть.

Очнувшийся смог, наконец -то сделать настоящий и глубокий вдох. Такой, что забывшие кислород легкие едва не лопнули. Мужчина захрипел, в гулкой тишине раздался кашель, такой же сухой, как его выцветшая и посеревшая кожа, после он захрипел снова. Боль накатывала волнами. Внутренности жег огонь медленно разгоняющейся крови, сердце как бешенное стучало о ребра, толкая ее все дальше и дальше, грудная клетка была готова вот- вот взорваться. Снаружи ледяными иглами боль протыкала задеревеневшие мышцы, крутила суставы, глодала кости.

Он заорал бы, если только мог, но с губ опять сорвался лишь стон. В нем было столько печали и тоски, что даже эхо не ответило на этот звук, и мужчина потерял сознание. Когда он снова пришел в себя — через мгновение или через века — боль потихоньку отступила, но прошло очень много времени, перед тем, как он рискнул пошевелиться.

Долг звал снова, также яростно, как и в первый раз, но теперь было что -то еще… Печаль? Тревога? Надежда? Очнувшийся не знал, не помнил. Не помнил ничего из своей жизни. Сумбурные образы, отрывки иллюзий, все это было слишком расплывчато и хаотично, ни одну мысль не удавалось поймать за хвост, да он и не хотел.

Вдруг где -то под сердцем кольнуло. Не сильно, нет, скорее тепло и как -то по родному. Приятный жар пошел дальше, прогрел живот, ноги, внутреннюю сторону рук, заставляя приливы боли отступить, а мышцы — эти древние, омертвевшие мышцы налиться силой.

Мужчина пошевелился — неловко, неуверенно, словно не совсем понимая, как это делается, мотнул головой. С его спутанных густых волос, непонятного от грязи цвета, посыпалась пыль. Нежное пламя возле грудной клетки разгоралось, и очнувшийся попытался разогнуть спину, потянул вниз ноги. Иголочки впились в затекшие мышцы, но тепло, все набирающее силу уже в районе живота, заставило их отступить. Мужчина облегченно вздохнул и в благодарности опустил глаза, ища источник жара.

В его объятиях, крепко скованная его телом, излучала мягкий свет полупрозрачная, словно стеклянная сфера, в глубине которой клубились золотисто- охряные всполохи. Она была теплая и очень большая. Свернувшись калачиком, мужчина чувствовал ее касание и туловищем, и руками, и коленями, а теперь, выпрямившись на жестком земляном полу, ему требовались обе руки, чтобы удержать ее.

Чуть вытянутая с противоположных концов, и словно утяжеленная с одной из сторон, она светилась все ярче, выхватывая у темноты еще больше пространства узкой пещеры — крупные камни стен, низкий, поваленный потолок, песок и мелкое гранитное крошево на полу. Некогда величественные, а сейчас треснутые и разбитые, колонны лежали здесь же, но узнать их можно было только по остаткам резных капителей. Трещины рассекали камни, как молния рассекает небо, пуская по ним немыслимые, грубые узоры. Изломанные линии словно показывали, как когда -то давно были безжалостно и легко порушены эти стены.

Мужчина неуклюже попытался перевалиться на спину, или сесть. Закашлялся, теперь из-за пыли, которая поднялась с песка и заколола нос и глаза. Повел рукой, ища опору. Опять дернулся, еще раз. Возле бедра, что -то сухо щелкнуло — раскрошился небольшой, с кулак, кусок витого бордюра, что когда -то украшал стены этого храма.

Мужчина замер, казалось, даже затаил дыхание. Храма? Он в Храме? Да, это он знал точно, но остальное… Лучи воспоминаний прорезали сознание, но так и не дали зацепки, ответы ускользнули.

Он глубоко вздохнул и, приподнявшись на дрожащем от напряжения локте, сел. Смена положения произошла слишком резко. Голова со стуком встретилась с потолком, после чего послышался свистящий стон боли и досады. Очнувшийся перевел взгляд вверх. Тяжелые плиты нависая над головой грозились того и гляди раздавить невесть как оказавшегося здесь… Кого? Человека? Ой- ли… беглеца? Возможно, но сознание услужливо шепчет другое слово. Беглец оставит дом и окажется за тысячи миль от родины сам. Под гнетом обстоятельств, но сделав выбор… Кто же не решает судьбу своего путешествия? Тот, кто… Изгнан…

Мужчина горестно хмыкнул, проводя рукой по шее. Пальцы наткнулись на тонкую цепочку. Пробежав по ней, они остановились на грубо высеченном минерале, закованном в точенную оправу. И это очень важно… Так важно, что в груди рождается боль, такая, которую оставляет за собой потеря. Мужчина одернул руки и прижал ладони к идеально гладким бокам матово- стеклянной сферы. Та моментально ответила теплом и мягким свечением, идущим из самого ее нутра… Сознание ищет что-то на поверхности памяти, выхватывая причинно- следственные связи, но не желает трогать суть. Лишь то, что может коснуться выполнения Долга имеет значение. Прошлое и будущее отброшены, как мусор. Не важно, кем ты был и кем станешь. Важно, что ты будешь делать — прямо здесь и прямо сейчас.

Мужчина тряхнул головой, как уставший пес. Виски заныли от безуспешных, но упрямых поисков ответов. Увы, мозг натыкался на такие стены, которые порушить был не в состоянии.

Вдруг, отвлекая от ненужных мыслей, сфера в руках начала мелко вибрировать. Послышался тихий треск, словно лопнула очень тонкая скорлупа. На безупречной глади матового стекла проступили синие, как вены, трещины. Всего на мгновение, но не прошло и пары вздохов, как они появились снова, более толстые и длинные, задержались дольше, хрустнуло сильнее. Переливающийся внутри свет пошел рябью, тепло, греющее ладони стало жаром, но мужчина, как завороженный смотрел на происходящее перед ним волшебство, не смея сделать вдох. Он словно смутно понимал, что именно сейчас должно произойти и замер в предвкушении… Трещины появились еще раз, запульсировали и застыли, хаотичное движение охряного света под гладью хрупкого стекла замерло, а спустя миг, более узкий край сферы вдруг раскрылся, как бутон баирских лилий, и из него лучом ударил свет. Мужчина зажмурился чуть раньше, не позволив вспышке ослепить себя. Хруст ломающегося стекла заполнил все пространство разрушенного зала, эхом проносясь куда -то в глубину пещер.

Мужчина судорожно сжимал в руках сферу, зажмурившись изо всех сил, но не почувствовал тот момент, когда пальцы перестали ощущать стекло и уткнулись в мягкую, живую плоть, такую же горячую, как только что опаленный металл. Шара больше не было, но посмотреть, что осталось на его месте, мужчина боялся.

Когда он, наконец, с опаской приоткрыл один глаз, то, что сжимали его руки, возмущено пискнуло, а затем по погруженному в темноту залу волной прокатился самый обычный детский плач.

Шаг первый

Огненный диск висел почти над башнями замка. Он лизал горячим языком розовый мрамор дворцовых стен и гранит Внутренней стены столицы. В этот предполуденный час на улице Харота рискнул бы остаться только самый смелый — разноцветные палатки уличной ярмарки на торговой площади были собраны, овощные телеги накрыты тентом из хансулатской холщевки до самого вечера, скот убрали со двора еще за час до того, как жара стала совсем нестерпимой. Месяц молодого пламени — первый месяц лета — был в самом разгаре, и ни для кого не было секретом, какой жалящей в этот период была ласка дневного светила. Южная территория владений Наместника Баспарта вымирала на несколько самых горячих часов, чтобы приняться за работу вновь, сразу, как с моря потянет прохладой.

На территории дворца густо плескался мягкий запах белых лилий Баира, раскрывших свои жемчужные лепестки прошлой ночью. Острый аромат гвоздики мешался с розмарином и горьковатым привкусом миндального дерева. На ступеньках плетенной деревянной беседки, увитой диким виноградом, сидел единственный наследник Наместника и палочкой царапал на земле какие -то каракули. Ребенок был невероятно худым, почти болезненным, светлая рубаха и штаны с золотыми узорами висели на нем, как мешок. Черты лица были настолько тонкие и хрупкие, что казалось их можно было поломать, едва дотронувшись. В то же время он был необычайно красив. Правда красота была не мужественная, а наоборот очень нежная, девчачья. Если бы бледно русые локоны были бы чуть длиннее, наследника можно было бы легко принять за девочку.

За его спиной, уцепившись ногами за самую высокую деревянную балку беседки, верх тормашками висел бес. Самый настоящий, в точности такой, как описывает его библиотечная литература. Высокий, для своих пятнадцати лет, тонкий и гибкий, весь покрытый короткими иссиня-черными волосами. Скуластое лицо украшали широко посаженные черные глаза и плоский нос с большими ноздрями, довершали картину маленькие, словно подпиленные, слегка щербатые рожки. Бес качнулся и из-за его спины показался хвост, лоснящийся и замшевый, как у крысы, с острым роговым наростом на самом кончике. Он щелкнул им словно хлыстом, и хмыкнул, увидев, как белокурый наследник на крылечке вздрогнул. Палочка в его руке дрогнула, и очередная загогулина вышла криво. Наследник нахмурился.

— Берк, я же рисую, — мягко, почти нежно пожурил он беса, помотав головой. От этого его светло- пшеничные, локоны смешно подпрыгнули.

Черт улыбнулся, обнажив два острых нижних клыка и щелкнул хвостом еще раз.

Наследник Наместника вздрогнул, обернулся и, задрав голову, посмотрел на друга. В его огромных кристально- голубых глазах плескалось целое море обиды.

— Ну чего ты? — спросил он.

Берк пожал плечами и ловко перехватившись рукой за другую балку спрыгнул на пол беседки, совсем рядом с мальчиком.

— Мне скучно, Малкут, — сухо проинформировал он.

— Порисуй со мной, — миролюбиво предложил наследник, но бес только недовольно сморщил плоский нос.

— Ск-у-у-учно, — мерзко гнусавя протянул он, но его товарищ только пожал плечами.

— Мне нравится.

Берк задумался. Как и всегда в такие моменты кончик его хвоста едва заметно подергивался.

— Может, салки? — наконец предложил он, и в его глазах появилась надежда, но друг только вздохнул.

— Мне нельзя на такое солнце, ты же знаешь, — белокурый наследник подтянул к себе коленки и продолжил выводить на земле непонятные фигуры.

— Мне нельзя на такое солнце, — передразнил бес, делая смешную рожу, — правильное у тебя имя, Малли, ты все время МЯМЛИШ!

Малкут грозно сдвинул брови и, отбросив палочку, встал. Обернувшись к бесу, он упер тоненькие руки в бока и, разделяя каждое слово, произнес:

— Мое имя A’lex’Malkutt, ты, невежа! Это означает — Подобный Дракону, понятно тебе?! И я не мямлю!

Черт нахмурился и молча принял боевую стойку, наследник, не мешкая и мгновения, сделал то же самое. Спустя вздох они уже катались по лужайке в тени низкой раскидистой яблони и мяли друг другу бока.

Драка было совершенно ненастоящей. Берк не только не пытался причинить Малкуту боли, но и еще следил, чтобы тот случайно не выкатился на солнце.

— Я, я, я сдаюсь! — прохрипел, запыхавшийся от возни бес, когда наследник Наместника оказался верхом на нем.

— Громче! — требовательно проговорил Малкут, его лицо искажал едва сдерживаемый смех.

— Я сдаюсь, о непобедимый Подобный Дракону, сын Баспарта — правителя Асханны, — откинув голову, торжественно произнес Берк, — сдаюсь во славу победителя!

— Теперь, — Малкут подобрал с земли веточку, которой до этого рисовал свои каракули; он был невероятно комичен со своей показной напыщенностью и торчащими из волос травинками, — теперь, сын Огненной Крысы, ты будешь приговорен к высшей мере наказания за то, что усомнился в своем будущем правителе. Ты, — палочка почти коснулась широкого носа и Берк смешно скосил глаза, — ты будешь водить в прятки до конца своих дней!

На лице беса появилась нечеловеческая мука, он едва ли не завыл.

Малкут поднялся на ноги, отряхнул запачканную тунику и протянул Берку руку, тот, все еще глядя на товарища с тоской поднялся, опершись на его ладонь всем телом. Наследник крякнул, но устоял. Пожал плечами.

— Или я буду водить, — улыбаясь от уха до уха, проговорил он.

Берк приобнял Малкута за плечи, и похлопал по тонкой, впалой груди.

— Что бы там ни было, но ты, Подобный Дракону, настоящий друг!

Наследник просиял, а на щеках выступил легкий румянец.

— Но сначала… — заговорщически подмигнул бес, указывая пальцем куда -то вверх, — пора!

И, не сговариваясь, они выпрыгнули из-под защищавшей их тени прямо на солнце. Огненный диск завис в зените, и сиял прямо над макушками друзей. Оба подростка в молчании уставились себе под ноги. Сейчас, в полдень, тень Берка лежала под ногами таким образом, что ее не было видно, и Малкут, у которого с рождения не было тени, на короткое время стал таким же, как все.

Дети были знакомы едва ли ни с рождения. Наследник трона и бездомный нечестивый, незнамо как оказавшийся по эту сторону Разлома столкнулись, когда бес воровал яблоки в саду Наместника. В ту ночь, когда месяц синего пламени сменялся первым осенним днем, Берк без труда проник на территорию дворца, и, прячась в густых тенях, щедро разбросанных по покрытой росой траве, прокрался к яблоневой рассаде. Юного наследника он заметил только в тот момент, когда старая, второпях стянутая через голову рубаха была уже полна спелых красных плодов и готова вот- вот порваться. Малкут, затаившийся в беседке, куда бежал от пристального надзора нянечек, смотрел на настоящего живого бесенка огромными озерами лазурных глаз, и боялся даже вдохнуть. Берк же заметил его слишком поздно, чтобы слиться с тенью и тоже уставился на хрупкое создание во все глаза. Кончик его черного хвоста едва заметно вздрагивал.

— Привет, бес, — голос наследника был мягким и звонким, несмотря на то, что шестилетний ребенок явно не на шутку испугался — Берк чувствовал солоноватый запах страха.

— Привет, мальчик, — с хрипотцой ответил бесенок.

Он был всего парой лет старше наследника и такое приветствие почему -то насмешило Малкута. Он широко улыбнулся, а его страх, вдруг, совсем исчез.

Они некоторое время молча изучали друг друга, а затем тишину предрассветного часа нарушил треск лопнувшей по швам рубашки Берка. Яблоки с глухим стуком покатились по траве, но бес так и не шелохнулся. Все еще улыбаясь, Малкут встал с деревянного пола беседки, отодвинул вьющуюся нить дикого винограда и вышел под лунный свет. В таком виде его кожа казалась совсем прозрачной, но что заставило Берка в ужасе отшатнуться от ребенка — это отсутствие даже намека на Тень. Наследник быстрым движением сдернул с себя темно- песочную тунику, оставаясь в одной нижней майке и непомерно широких штанах, и принялся неторопливо собирать в нее, как в мешок, разбежавшиеся по земле сочные фрукты. Берк стоял каменным изваянием, ища взглядом Тень Малкута, но как бы тот не поворачивался, как бы не тянул руки, земля под его ногами оставалась залитой лунным светом, как и прежде. У бесенка снова задергался кончик хвоста.

Когда с собиранием яблок было покончено, Малкут завязал рукава туники и протянул узелок Берку. Тот недоверчиво повел носом, но не спешил принимать из рук человека без тени бесценный для него дар.

— Воровать плохо, — словно объяснял свой поступок мальчик, — а ты совсем не обязан поступать плохо.

Бес распахнул глаза еще шире. Он, сын Огненной Крысы, создание, пришедшее из-за Порога, дитя Ночи, сущность Тьмы! Он — само воплощение плохих поступков! Он живет плохими поступками, в нем нет ни капельки света! Им взрослые пугают маленьких детей и его боятся сами!!! И какой -то беловолосый сопляк, у которого даже Тени нет, говорит ему, что он не обязан поступать плохо???

— Пожалуйста, бес, не нужно поступать со мной плохо, — словно поправился Малкут.

— Где твоя Тень? — все еще хмурился Берк.

Мальчик едва заметно вздрогнул — никто и никогда не говорил с ним о его изъяне.

— Я дитя Сулатиллари. Он сделал так, что Ни Луна, ни Солнце не видят меня, — слишком твердо для маленького ребенка объяснил он, — у меня нет Тени.

Берк еще колебался, но затем все же потянулся к кульку яблок. Он осторожно взял их в руку, стараясь не коснуться наследника, кивнул, так и не найдя, что сказать и бросился прочь. Малкут и ахнуть не успел, как бесенок в два прыжка оказался у стены и скачком через нее перемахнул. Просто исчез в клубе иссини черного дыма и через мгновение появился уже в другом месте.

Наследник стоял, печально глядя туда, где только что был Берк, как неожиданно из-за гранита показалась черная мордочка. Бесенок улыбнулся, обнажив острые нижние клыки, помахал раскрытой ладонью и, спрыгнув со стены, был таков. Малкут поднял с земли обрывки старой рубашки бесенка, удобно расположился на ступени беседки и почти до рассвета сидел в саду.

С той ночи они не проводили и дня друг без друга. Они дурачились, дрались, играли, купались в искусственном пруду, разведенном старым садовым гномом, читали книги. Правда читал в основном бес, Малкут крайне холодно относился к книгам, но вот слушать, как ему читает друг — любил. Они строили снежные замки, когда на южную Асханну, наконец, опускалась зима. Первые ее два месяца — месяц тревожного и месяц стремительного потока — были бесснежные, зато, когда последний — месяц ледяного потока — вступал в свои права, вот тогда дворец кутался в белую перину почти до окон первых этажей.

Как раз в одну из таких зим, когда они играли в «Доверяй» вокруг любимой беседки, их дружба всплыла. Берк невидимой тенью шел рядом с мальчиком, чьи глаза были закрыты и лишь на уровне ощущений тут чувствовал присутствие друга. Они должны были пройти через длинную череду сугробов и бес только намекал Малкуту, куда идти, прикосновениями или шепотом. Но Малкут неизменно обходил все препятствия, остро чувствуя присутствие друга, и только следы на сугробе в конце игра напоминали мальчику, что шли они весь этот путь вдвоем. Вот тогда -то детей и заметила одна из поварих, желавшая побаловать отпрыска хозяина вкусно пахнущей, свежей сдобой. На уши встал весь дворец. Мало того, что на территории Светлых Драконов появился выродок «темной» стороны, так он еще поимел наглость не только запачкать своим присутствием земли Наместника Баспарта, так еще и — неслыханная дерзость — набивался в друзья единственному Наследнику. На беса устроили настоящую охоту — это были очень тяжелые дни для обоих детей. Берку пару раз крупно влетало на орехи, а однажды он только чудом отсрочил свое путешествие по Крысиным Ходам. К удивлению, его спас Малкут, в чью комнату через платяной шкаф бес ввалился, обильно заливая пол детской своей собственной кровью и постанывая от боли. Будущий правитель Асханны пришел в ужас, но нашел в себе силы остаться в сознании и что было силы прижать руки к огромной ране на боку друга. Красная жижа с запахом метала перестала вырываться из дыры почти сразу, резь ушла, бесу стало тепло. Мальчик жал пальцы что было силы и уже через несколько минут от раны под его ладонью не осталась и следа. Что это было дети так и не поняли, были просто рады, когда все закончилось.

После этого попытки сжить со свету беса, которого, похоже, взял под свое крыло сам Сулатиллари, прекратились, но во дворце принялись ставить все возможные палки в колеса этой дружбы. Только как придворные не старались, на какие ухищрения ни шли — друзья находили пути для встречи. Если Малкута запирали в комнате, то Берк проникал в спальню через окно. Когда окно по приказу Наместника Баспарта забили ставнями, он стал шастать через платяные шкафы, через которые, как истинный бес, умел ходить, до инфаркта пугая дежурящих у мальчика нянечек. Если детям не случалось свидеться утром, они встречались днем, когда на палящее солнце не рисковал выходить никто из живущих в южной части Асханны. Берку не было дела до жалящих языков дневного светила, а Малкут очень легко переносил жару, при условии, что на него не попадали прямые солнечные лучи. Если день тоже не давал случая увидеться вдали от любопытных глаз — старый садовый гном, ухаживающий за растениями в парке, был не в счет, ему не было дела до этой странной дружбы — дети встречались под покровом ночи. В итоге, Наместник махнул рукой на попытки их разлучить, понадеявшись, что такая странная привязанность сама сойдет на «нет». Но шли годы, а дружба только крепла, и товарищи подолгу сидели в саду, больше не вздрагивая от каждого шороха.

Идея же с полуденным солнцем пришла в голову Берку не так давно, и теперь друзья каждый день выходили на улицу в самый зной, чтобы какое -то время Малкут мог ощущать себя таким же, как все.

— Пойдем, — бес потянул наследника за руку, когда солнце сместилось, и на землю у его ног легла тень, — а то ты изжаришься. К тому же сейчас самое время для пряток. Няни отдыхают, а на кухне еще не растопили обеденные печи!

Малкут кивнул, делая шаг к беседке. Сейчас действительно было то время, когда дворец погружался в ленивую и вязкую, как кисель дрему. Вся прислуга разбредалась по комнатам, в надежде укрыться от изнуряющей жары. В это время бес мог шастать по дворцу практически ничего не опасаясь, чем друзья и пользовались то проникая в столовую и таская сладости, то обосновываясь в библиотеке, то подкармливая сухарями охотничьих соколов Наместника.

К тому моменту, как вода досчитал до ста, бес был уже далеко от беседки. Он, перемахивая через три ступеньки, пронесся на второй этаж бытовой пристройки, минуя кладовки, шкафы, в которых по уговору Берк не имел права прятаться, складские помещения, заваленные всевозможным скарбом и наконец ворвался в пахнущий пометом зал, с усилием открыв тяжелую резную дверь. В зале «Легкого Крыла» было светло и прохладно, благодаря распахнутым окнам и толстым гранитным стенам. Мощные, грациозные птицы, завезенные в Асханну еще до Разлома с самого севера Такаира, сидели на жердях из прочного дубового массива, высоко подняв крупные головы и практически не шевелились. Они привыкли к запаху беса и ничем не выказали волнения. Только Зорька — немолодой уже сокол с перебитым в двух местах крылом и изрядно облезлый, которому Берк уделял всегда особое внимание — глянул на вошедшего и призывно крикнул. бес не останавливаясь кинул ему сухарь, а сам приоткрыл дверцу маленькой кормовой, где шумно работала машина по переработке зерна, юркнул в пространство между аппаратом и стеной, так что от любого вошедшего его скрыл бы полумрак и высокие мешки с зерном, и затаился.

Прошло совсем немного времени, как дверь в зал бесшумно отворилась, и Берк почувствовал досаду, что друг нашел его так быстро, но вместо Малкута в соколиную вошел его отец. Бес отпрянул от щели в стене, через которую наблюдал за входом и замер, слушая как бешено стучит его сердце от ребра. Наместник сильно отличался от своих портретов на картинах и гобеленах, изображающих статного, но утонченного юношу, почти подростка. На самом деле Баспарт был уже немолодым, широкоплечим мужчиной высокого роста, с тяжелой, квадратной челюстью, которую он прятал в аккуратной русой бороде и густых усах. Его кулаки больше напоминали кузнечные молоты, а тяжелые ботинки со стальными носами были весьма внушительного размера. Однако при всей своей устрашающей внешности, он прослыл справедливым, мудрым, но твердым правителем. За Наместником тем временем тенью прошмыгнул дворцовый Знахарь, сейчас в отличие от обычного, одетый не в ослепительно- белую мантию, а поношенный серый комбинезон и мягкие солдатские ботинки. Темные редкие волосы с пепельной сединой были забраны в низкий хвост, а тусклые глаза встревожены. Правитель тоже был одет просто, если не сказать бедно, из оружия на поясе висел только короткий нож с удлиненным тонким лезвием. Птицы шумно захлопали крыльями. Мужчины молча прошли мимо жердей, но, к счастью, не зашли в кормовую, а остановились у самых ее дверей, близь распахнутого окна. Берк сглотнул и постарался забиться в щель, ставшую ему неожиданно настоящим убежищем, еще глубже.

— Мы здесь, как на ладони, — недовольно проворчал Знахарь, озираясь по сторонам.

Его водянистые, бесцветные глаза цепко прошлись по помещению.

— Мы здесь, как у Лешрака за пазухой, — спокойно возразил Наместник, — если кто -то войдет или просто пройдет рядом — птицы дадут знать.

Словно в подтверждение его слов, несколько соколов, сидящие ближе всего к двери захлопали крыльями, один тревожно крикнул, предупреждая собратьев о возможной опасности.

Баспарт прислушался, но уже через несколько мгновений удовлетворенно кивнул и поправил ножны, висящие на широком поясе.

— Какие у тебя новости?

Знахарь замялся и неуверенно глянул в распахнутое окно.

— Ради всей Поднебесной, Димирь! — Наместник ругнулся и бес услышал, как лязгнули, закрываясь, тяжелые оконные ставни. Зал погрузился в полумрак, — еще немного, и я за себя не отвечаю! Есть у тебя, в конце концов, новости?!

Знахарь глубоко вздохнул.

— Простите, Ваше высочество, но новости не порадуют…

Берк нахмурился и подался вперед к щели, из которой ему было видно Наместника и стоящего вполоборота дворцового Знахаря. Баспарт хватил ртом воздух и побледнел. В таком освещении его лицо казалось серым.

— Ты хочешь сказать, что ничего нельзя сделать? — властный голос правителя сделался хриплым и тихим, слова давались ему с трудом. Он прислонился к одной из жердей, словно ноги плохо его держали.

— Басп, видит Лешрак, я не хочу этого говорить, но выходит, что так все и есть, — Димирь покачал головой, — мы делали все что могли, но время вышло.

Правитель прислонился к дубовой ветви уже всем телом. Его грудь тяжело ходила ходуном.

— Мне очень жаль… — едва слышно произнес Знахарь, — я понимаю, как тебе тяжело…

— Понимаешь? — Наместник усмехнулся нервно, почти истерично, — серьезно? Тебе тоже предстоит отнять жизнь своего единственного дитя?

Затаившийся в кормовой бес вздрогнул всем телом, решив, что ослышался.

— Да, Димирь? — продолжил Баспарт, — скажи, тебе тоже придется своими руками вырезать сердце своего ребенка на жертвенном алтаре? Что ты отводишь взгляд? Скажи, тебе надо будет совершить такое?

— Ваше высочество…

— Не вашевысочествовай мне, — перебил Знахаря Наместник, — а раз тебе не предстоит заливать кровью своего дитя серебряные чаши храма, не смей говорить, что понимаешь, какого мне!

Баспарт, вероятно пытался кричать, но на деле из его рта вырывались лишь приглушенные хрипы, однако их вполне хватило для того, чтобы бесу пришлось зажать себе рот рукой, лишь бы не заорать.

Берка мутило. Он сидел, сжавшись в своем укрытии, а в голове бешено бился пульс, заставляя мир плыть перед глазами. Ему пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, но воздуха отчаянно не хватало. В ушах зашумело.

— Басп, мы ничего не можем сделать, — услышал он сквозь гул в ушах голос Знахаря и заставил себя сосредоточиться, — эта смерть неизбежна в любом случае. Ты знал об этом все двенадцать лет, но вместо того, чтобы подготовится, ты упрямо искал решение, которого просто нет. Малкут умрет. Так или иначе.

Берка затрясло. Он ничего не мог понять, и ему хотелось только скорее проснуться, так как все происходящее сейчас просто не могло быть взаправду. бес судорожно сглотнул.

— Вдруг записи врут, — горячо возразил Баспарт, — таких, как Малкут, не было сотни лет! Последние упоминания о детях Света идут на языке Первых, может мы что -то неправильно перевели, или что -то не поняли? — голос Наместника был полон отчаянья и боли.

Димирь покачал головой.

— Свитки переводили в трех разных станах, тремя разными, независимыми группами людей. Наши люди побывали даже за Разломом, чтобы узнать больше! Ошибки быть не может, и ты это понимаешь сам.

В зале «Легкого Крыла» повисла тишина. Тихо заворковал сокол, а когда Берк подался чуть вперед, то в щели увидел, как Наместник беззвучно плачет, спрятав лицо в ладони. Его огромные плечи ритмично поднимались и опускались. Димирь нахмурившись стоял рядом, не смея ничего сказать.

— Мы можем подождать еще немного? — глухо спросил правитель через какое -то время.

Знахарь покачал головой и прикрыл глаза. Он старался не проявлять никаких чувств, но это было нелегко.

— Чем дольше мы ждем, чем больше мучений придется вынести ребенку. Пойми, Дети Света — столь чистые и непорочные создания, что ощущают физическую боль, делая что -то плохое, — Димирь замолчал, подбирая слова, — тебе сложно это представить, но просто вспомни, как ты по ночам просыпался от криков, когда запретил дружбу с тем бесом. Дитя Света страдало физически, нарушая твой запрет… Тут будет тоже самое. Достигая этой ступени зрелости, ребенок перестанет быть непорочным и обычные, привычные всем нам изменения организма аукнутся такому созданию самоуничтожением. Малкут умрет в агонии, а сущность его души не уйдет за Последнюю Черту, в Поднебесную, она будет скитаться в забвении вечно. Ты желаешь своему ребенку такой участи?

Баспарт не смог ничего сказать и лишь покачал головой.

— Малкут теперь снова стонет ночами, — прошептал он.

— Потому что время истекло, — подытожил Димирь и положил правителю руку на плечо, — дальше будет только хуже.

Они постояли еще какое -то время молча. Знахарь сжимал плечо Наместника, а тот просто сидел, уставившись в пол. Минуты текли, как смола.

— Мне не следовало идти у тебя на поводу, — вздохнул Димирь, нарушая тишину, — не надо было искать выход из безвыходной ситуации. Надо было просто готовить тебя к тому, что на 13 году жизни твой ребенок оставит тебя, и что именно ты будешь провожать его за Последнюю Черту. Я поганый дворцовый Знахарь.

Баспарт встал и кивнул.

— Но хороший друг, — он усмехнулся в усы, — идем, я хочу провести со своим ребенком отведенное мне время.

Знахарь кивнул, и мужчины молча двинулись к выходу. Когда за ними закрылась дверь, а птицы перестали хлопать крыльями, возмущенно провожая нарушителей их уединения, Берка вывернуло наизнанку прямо в один из мешков с зерном.

***

А тем временем, далеко на юге от Харота — над самыми Пустыми землями уже восходило солнце. С земли поднимался пар, последствия недолгого, но сильного дождя. Вдалеке на востоке залегла розово- рыжая полоса, а с противоположного края было видно лишь бледную полосу молодой луны. Она прокладывала дорожку по спокойной красноватой глади морского залива. Эти места были оставлены так давно, что пустота стала единственной хозяйкой здесь. Даже животные не подходили к подножию старого, павшего храма, хотя когда-то именно он был сосредоточением всей природной силы. Мужчина сидел на том, что осталось от некогда величественной лестницы, и смотрел, как меняются краски на небосводе. Едва он выбрался из-под завала, как на не остывшую за ночь землю хлынули потоки воды. Забравшись по пояс в залив, и наскоро ополоснувшись под импровизированным душем, Тристан, чудом выудил из-под очередной глыбы старый, но целый монашеский балахон и, наконец, оделся. За все это время, ребенок успел дважды превратиться в большую теплую сферу и обратно, а в голове неожиданно всплыло его собственное имя и уверенность в том, что он должен сделать. Он знал, что должен куда -то дойти, и что этот комок жизни в его руках — важен, но почему, или куда — это было загадкой. Оставалось надеяться, что редкие проблески воспоминаний со временем внесут ясность, а пока…

Тристан поднялся на ноги и размялся, солнце неторопливо лезло все выше, а луна совсем исчезла из поля зрения, поднялся ветер и принес из-за пригорка, что раскинулся по левую руку, шум прибоя. Рубиновое море проснулось и теперь нетерпеливо лизало побережье Мертвой земли. Мужчина аккуратно положил сферу в наскоро связанный из попавшихся под руку лоскутов узел, накинул его на плечо и двинулся на северо- восток, уходя прочь от красной воды и разбитого храма. Минерал, висящий на шее, вдруг стал на мгновение теплее, а затем остыл, словно прощаясь с этим местом.

Солнце, как огромная черепаха, ползло по небосводу и с каждым часом становилось все жарче. Пейзаж тем временем оставался унылым и скучным — выцветшая до белизны, твердая, как камень земля, где — то тут, то там пучками торчала пыльная и вялая трава, не пойми как выбившаяся на свет. Ветер жаркими толчками касался груди путника, мешая идти, но несмотря на все это Тристан отчетливо чувствовал, как просыпается его тело — деревянные мышцы становились все пластичнее и горячее, обострился слух, зрение стало четче, а мир приобрел новые краски. Становилось легче дышать — давящая камнем боль в груди постепенно уходила и наконец к полудню, когда жара достигла своего пика, а на горизонте замаячил лес, Тристан услышал, как у него протяжно заурчало в животе.

Мужчина остановился, аккуратно снял со спины походный узел и приложил ладонь козырьком ко лбу. Вглядевшись вдаль, он недовольно поцокал. Ему не хотелось уходить с открытой местности. На этой земле он был как на ладони, но и любую опасность можно было увидеть за версту, а перспектива зайти в густой, словно высаженный частоколом, лес вселяла смутную тревогу. Корабельные сосны стояли сплошной стеной. Высокие, с гладкими, будто отполированными стволами возле земли, он цеплялись друг за друга ветками у самых вершин. Такая чаща хранит прохладу и сумрак даже в самый жаркий день. А еще такие сосны прячут в глубине своих земель воду. Скорее всего неглубокую, но широкую — метров в пятнадцать — реку. А в реке плавает рыба, а возле нее таятся пришедшие на водопой звери и птицы.

В животе заурчало громче. Тристан чертыхнулся и, закинув свою бесценную ношу обратно на плечо, двинулся к лесу. Достигнув кромки примерно через час, он поменял свое направление, взяв западнее, и пошел вдоль нее. Под ложечкой сосало нестерпимо, но путник лишь кидал взгляд в сумрак чащи и вновь шел вперед, прячась в деревьях от палящих лучей, но не входя глубже. Еще через час такой дороги Тристан измучено вздохнул, стянул с плеча узел и в изнеможении сел на сухую землю. Ноги подрагивали, оживший организм нестерпимо требовал еды. Мужчина был вынужден окунуться вглубь леса. Уже через несколько шагов наткнувшись на растущую гроздями костянику, Тристан снова упал на колени и принялся жадно есть красные ягоды.

… — Ты уверена, что это можно есть? — мужчина смущенно улыбался.

Девушка, стоявшая посреди леса в длинном изумрудном платье и протянувшая ему сочные ягоды, была невероятно красива. У нее были длинные каштановые волосы и невероятного оттенка изумрудные глаза. А еще у нее была чудесная улыбка, которая закладывала ямочку на левой щеке.

— Не знаю, Тристан, сейчас и проверим, — озорно глядя на него, ответила она. Закатное солнце искрилось в ее взгляде.

Мужчина уже поднесший к губам плоды замер. Девушка засмеялась, запрокинув голову, а затем закинула гроздь ягод себе в рот.

— Ты такой трус, — мягко пожурила она, с наслаждением жуя костянику, — не понимаю, за что я тебя люблю.

Тристан, почувствовавший сперва укол обиды, замер. Ягоды едва не упали с дрогнувшей ладони.

— Ты… что? — хрипло спросил он, чувствуя, что сердце готово вырваться из груди, а лицо залилось краской.

Девушка пожала плечами, словно не сказала ничего необычного и все улыбалась, глядя на него своими прекрасными глазами.

— Люблю, конечно, — кивнула она, подтверждая, что он не ослышался, — ты трусливый, не всегда честный и не умеешь отличать добро от зла. Я не смогла бы общаться с тобой, если бы не любила всем сердцем.

Тристан стоял оцепеневший, не в силах произнести ни слова.

Девушка снова засмеялась, таким комичным выглядело его абсолютное замешательство.

— Ешь костянику, любимый, она сейчас в самом соку…

Тристан дернулся и очнулся. В ушах шумело, а на губах еще чувствовался вкус ягод. В какой момент он потерял связь с реальностью и оказался в воспоминаниях, он не знал. Также как не знал, сколько прошло времени. Солнце, едва видное за кроной деревьев, явно шло по краю горизонта. Мужчина был сбит с толку и дезориентирован и все что он чувствовал это адскую, нестерпимую боль в груди. Его жгло изнутри с такой силой, что боль от расправляющихся легких, испытанная им в храме, показалась детской забавой.

Не в силах сдержаться он заорал.

Он хотел вспомнить ее, так хотел… но он не знал, кто она. Эта прекрасная девушка, которая любила его. По- настоящему. Его — глупого, трусливого, лживого. Ведь все, что она сказала было правдой. Колючей, но правдой. Тогда — в это чаще с румяной костяникой — он и решил все поменять, измениться. Так хотелось быть лучше для нее. Тогда все и пошло не так. Он сам подписал ей смертный приговор. Ох, Творец, как же ее зовут?!

Тристан свернулся клубочком и заскулил. Он захотел навсегда остаться здесь — в этом лесу, по траве которого ступали ее ноги…

Заплакал ребенок и мужчина вздрогнул. Долг заставил его кое как встать на ноги и подойти к узлу. Отогнув один лоскут, он посмотрел на наморщенный носик, вынул дитя, осторожно прижал его к себе и начал укачивать, нашептывая бессвязные ласковые слова. Малыш очень быстро успокоился и принялся восторженно «агукать», а затем улыбнулся, от чего на щеке залегла ямочка. Тристана словно дернуло током. Эту улыбку он знал. Кром того, знал, что теперь следует делать.

Ребенок засмеялся, а затем начал источать свет и по частям, напоминающим чешуйки, покрываться сферой, как скорлупой. Мужчина убрал шар в узел, как только тот остыл, встал и повернувшись к равнине спиной двинулся в самую чащу леса Семи. Теперь он вспомнил, что далеко на востоке находится грязевое озеро, полное живительной силы и сферу сперва необходимо донести до туда пока не стало поздно. Эти превращения из яйца в человека и обратно — очень плохи, скорлупа должна стать плотной пока ребенок не родится по- настоящему. Не совсем понимая, что все это значит, но на интуитивном уровне чувствуя свою правоту Тристан отправился на поиски этого озера.

Шаг второй

Сводчатый, разноцветный шатер бродячего цирка в прошлом месяце расположился в западной части дворцовой площади, слегка в отдалении от ярмарки, и собирался простоять там до самого синего пламени. Странники осели в городе после долгого и непростого путешествия от стана Годро, через Баир и северные земли Асханны к ее столице. И теперь, только в последний месяц лета, когда жара спадет, они смогут продолжить свой путь, не боясь быть сваренными заживо под палящими лучами солнца. Несмотря на то, что большинству передвижения самой известной труппы четырех станов западной земли казалось хаотичным, Греманн — старый, немой руководитель Бродяг — имел в голове четкий план, в соответствии с которым, они свернут шатер, едва месяц синего пламени перевалит за середину, и, покинув Харот, двинуться южными трактами Торгового союза к Хансулату, а после вновь в стан Наместника Миракка — холодный, неприступный Годро, осядут там на пару месяцев, затем сместятся западнее, посетив несколько городов Баира и к исходу следующего года прибудут в столицу Асханны вновь.

Но до этого момента у труппы было еще долгих полтора месяца умопомрачительных представлений и заслуженного отдыха.

Жители каждого города каждого стана любили Бродяг и с нетерпением ждали, когда замаячит вдали или пройдет через центральные ворота вереница из семи расписанных пастельными красками повозок. Артистов горожане знали, как родных, ведь за 10 лет существования труппы состав ее оставался неизменным: немой старик- управляющий и его супруга, худой иллюзионист, прячущий лицо под маской, два непохожих друг на друга, но по- своему привлекательных акробата и великан- заклинатель животных, чье мастерство можно было оценить издалека, достаточно было увидеть двух запряженных в повозки яшуров. До его появления в команде считалось, что ни приручить огромных, покрытых бронебойной чешуей быков, ни, тем более, обучить командам — невозможно.

Остальные оставались за кулисами, но о них тоже были наслышаны. Девушка- организатор представлений и, удивительно, странствующий с Бродягами самый настоящий клирик.

Греманн расположился за невысоким столом, рядом с двуспальной кроватью в своей комнате в трактире, где труппа оседала каждый раз, посещая Харот. «Сам пришел» стоял у края дворцовой площади и, в отличие от центральных заведений, имел самое лучшее соотношение цена- качество. Здесь всегда были ледяная, пряная медовуха и всевозможные блюда из свежевыловленной рыбы.

Руководитель цирка — немолодой, коренастый мужчина, с грубыми, словно рубленными чертами лица хмурился, водя метательным ножом по строкам виграммы, заверенной уполномоченным лицом. За месяц пребывания в столице Бродяги дали уже два выступления, но посещение дворца снова откладывалась. За все время их странствий по станам западнее Разлома Асханна осталась единственным местом, где Наместник так ни разу их и не принял. Это не только огорчало Греманна, как артиста, но и больно било по его самолюбию. Сан Миракк, сан Алс и хан Абу — правители Годро, Баира и Хансулата — готовы были выкладывать немалые деньги, лишь бы Бродяги задержались на еще одну недельку и дали еще один концерт, но только не Баспарт. Скрипя сердцем Наместник позволил цирку располагаться на дворцовой площади, но в залы замка так и не пустил. А ведь труппе было, что показать — они были не простыми трюкачами и клоунами, коих изредка заносило в столицу. Бродяги были мастерами своего дела, асами и виртуозами, но правителю Асханны до этого, кажется, не было никакого дела…

Греманн потер перебитую много лет назад переносицу и шумно вздохнул. Вдруг ворох одеял на кровати справа от стола зашевелился и оттуда показалось заспанное лицо его жены.

Глая — тонкокостная, но пышная женщина с копной белокурых волос и яркими голубыми глазами выглядела моложе мужа, хотя они были одного возраста. Она приподнялась и уперла руки в бока.

— Ну, хватит! — воскликнула женщина, — сколько можно причитать о Наместнике. На нем что — дыхание Сулатиллари проступило?

Греманн возмущенно посмотрел на супругу, не проронив ни слова.

— Я знаю, — так, словно он вел с ней диалог, ответила Глая, — знаю! Но то, что тебя не позвали в один единственный дворец, никак не говорит о тебе, как о мастере!

Греманн покачал головой и молча пожал плечами.

— Не ври, — пожурила его жена, — если бы тебе было все равно, получишь ты приглашение или нет, ты бы не ходил с такой кислой рожей последний месяц…

Старик нахмурился и отвернулся, а Глая, кажется, хотела что-то добавить, но дверь небольшого шкафа, стоящего рядом со входом, неожиданно распахнулась и в помещение вывалился бес. Женщина ахнула и прижала руки к груди, старик вскочил на ноги, опрокинув тяжелый стул. Тот с глухим стуком шарахнул о паркетные доски.

— Греманн, они убьют его! Они убьют его! — покрытое шерстью лицо черта было залито слезами, черные глаза смотрели осоловело, он стал метаться по комнате, как заклинание повторяя одно и тоже, — он сказал, что вырежет сердце ему своими руками. Греманн, что мне делать, Греманн?!

Глая моментально оказалась на ногах, уронив на пол ворох одеял, и подскочила к Берку. Ребенка била настолько крупная дрожь, что даже его поступь потеряла обычную легкость. Беса шатало из стороны в сторону, словно он хлебнул воды из самого Огненного моря, а во взгляде сквозило едва ли не безумие. Он не сразу почувствовал, как Глая схватила его за плечи и с силой, не свойственной таким маленьким женщинам, сжала. Мягко, но уверенно она повела беса к дивану и вынудила сесть. Берк лепетал себе под нос что -то страшное, глазами, полными животного ужаса глядя на руководителя цирка. Глая шептала ласковые слова, гладя беса по голове, но мальчик не замечал этого.

— Убьют его. Сказали, что его смерть неминуема, но он же совсем еще маленький, так не бывает…

Старик нахмурился и подошел к Берку. Властно, но не грубо он отодвинул жену, и, опустившись на одно колено, положил свои огромные руки на плечи беса, а затем что было сил тряхнул. Клацнули зубы.

Берк, пару раз моргнул, словно приходя в себя. Перевел взгляд с Греманна на его жену и обратно, шмыгнул носом, утерев его рукавом. Руководитель труппы дернул подбородком.

— Рассказывай, — коротко бросила Глая.

Сперва сбивчиво, затем все последовательней и очень подробно бес поведал о разговоре Наместника Баспарта и Дворцового Знахаря Димиря. Женщина несколько раз всплеснула руками, но мальчика не перебивала, Греманн же становился все мрачнее с каждым сказанным словом.

— Я что -то неправильно понял, да? — Берк с надеждой смотрел на супругов, — это какая -то ошибка. Объясните мне, что они имели в виду…

Греманн поднялся на ноги и сел на кровать рядом с бесом. Он медленно поднял взгляд на жену и покачал головой.

Глая охнула, прижав руки ко рту, и опустилась на край стола, так словно боялась, что ноги ее не удержат. Берк уронил голову на колени и беззвучно заплакал.

Прошло полчаса, или около того, когда в комнату по распоряжению супруги Греманна принесли горячий чай, настоянный на корне валерьяны, несколько плиток настоящего северного шоколада и ароматические свечи с запахом лаванды. Пока старик разжигал благовония, а Глая почти силком вливала чай в глотку беса, трактирщик принес дополнительный матрас, пару циновок и одеяло. Когда помещение наполнилось густым, успокаивающим запахом, а горький чай был выпит до последней капли, Глая уложила мальчика на наспех сделанную лежанку, села на кровать рядом с мужем и глубоко вздохнув объяснила.

— Берк, о наследнике Наместника мало, что известно. Все города каждого из трех станов западнее Разлома знают, что сей персонаж существует, но, как я понимаю, видел его только ты… но если то, что ты говоришь — правда… — женщина осеклась, перевела взгляд на мужа, но тот только коротко кивнул, — если Малкут — дитя Света, то его отец и Димирь, вероятно, правы…

Вся слабость и вялость слетели с беса, он встрепенулся, но Греманн, ожидавший такую реакцию, мигом оказался рядом и силой запихнул Берка поглубже в одеяла.

— Дослушай, — печально проговорила Глая, с болью глядя, как беса вновь начинает трясти, — ты знаешь, что в каждом из нас есть часть Крылатых Повелителей. Кто -то, как ты, носит в груди Огонь — сущность КрАс’каята, кто -то Землю — их совсем немного, так как Земляной Дракон погиб в Войне. Мы с Греманном носим Воду — часть Лито'о'Лешрака. В Годро и Баире живут носители воздуха — Аарона’То. По другую сторону Разлома есть еще те, в ком живет крупица Металла — Галех'Тристана. Но, как из любого правила бывают исключения, так и здесь появляются Дети Света — чистые создания, которых коснулся Творец, сам Сулатиллари. Такие дети чисты и непорочны на столько, что ни Солнце, ни Луна– не видят их, поэтому они даже не имеют тени. Дети Света не могут творить плохие дела — от любых злых или недостойных поступков они ощущают физическую боль. Пока они совсем маленькие, все совсем безобидно — слушайся старших, не ври, не завидуй, помогай ближнему своему — и все будет в порядке, но проходит время и наступает момент, когда ребенок становится взрослым. Обычно это возраст тринадцати лет, когда тело человеческого существа вступает в новую стадию развития… и вот тут с Детьми Света происходят ужасные вещи. Чтобы кто не делал, они ощущают ужасную боль от которой сходят с ума. Это невероятные муки…

Берк заворочался в одеялах и приподнялся на локте:

— Ладно, допустим, — тихо сказал он, — но что же теперь делать? Я должен все исправить. Как мне помочь Малкуту?

Руководитель цирковой группы не глядел на беса, а задумчиво водил рукой по деревянной плоскости стола. Глая посмотрела на мужа, глубоко вздохнула и сев на расстеленный на полу матрас, прижала беса к себе.

— Ты не сможешь помочь, малыш. Ему просто надо дать уйти… Мне очень жаль… — едва слышно прошептала женщина, но Берк встрепенулся и, отскочив от Глаи, поднялся на ноги.

— то, что вы не знаете, как помочь Малкуту не значит, что ему нельзя помочь! — в сердцах воскликнул он, — просто мне нужен тот, кто знает!

И словно подсказав сам себе какой -то гениальный выход, бес вдруг ахнул, а его глаза загорелись. За мгновение Берка окутал сизый дым, едко пахнущий серой, и он совершил скачок, появившись по правую руку от старого руководителя цирка. Ладонь Берка змеей скользнула к поясу Греманна и выхватила один из трех метательных ножей. Не думая и мгновения, бес размахнулся и вогнал обоюдоострое лезвие себе в сердце по самую рукоятку. Как закричала Глая, он уже не услышал.

***

Туннель был узкий, с низким, неровным потолком. Даже тот, чьи глаза лучше видели ночью, чем днем, сейчас был почти ослеплен сгустившейся тут темнотой. Бес лежал на животе, и ощущал лицом и ладонями прохладные, отсыревшие камни Крысиных Ходов. Он глубоко вздохнул и осторожно поднялся на ноги. Ему пришлось сразу пригнуть голову, так как он хорошо помнил, что этот лаз совсем не подходил под его рост. Берк осторожно поднял правую ладонь и прижал к груди. Тихо. Ни звука, ни толчка… но это было даже к лучшему. Будь по- другому, его сердце могло бы стучать так, что это услышали бы в каждом — самом далеком — тупике Ходов. Берк еще со своего первого и до этого момента единственного путешествия по крысиным ходам помнил это странное глухое чувство пустоты в груди, которую ничем нельзя было заполнить…

Постояв достаточно для того, чтобы привыкнуть к липкой тьме подземелья, бес двинулся вперед, ведя рукой по стене слева от себя. Сперва медленно, затем все ускоряя шаг, и достаточно быстро очутился возле разветвления. Один путь уводил направо и будто немного вверх, второй неровной каменной тропой спускался вниз. бес ни минуты не размышляя повернул налево и, все также пригибая голову, двинулся дальше. Он шел очень долго, сбиваясь со счета, минуя очередной поворот. Двойные, тройные развилки. Туннель петлял, как взбесившийся бык на варгардской корриде, но Берк неуклонно шел вперед, держась всегда левой стороны. Время шло, но дорога не заканчивалась. Чувствуя зарождающуюся тревогу, бес хмурился и шел дальше. В прошлый раз он достиг своей цели много быстрее. Наконец, когда тревога разрослась до дурманящего голову страха, готового вот- вот перерасти в настоящую панику, где -то вдалеке появилась неясная точка света. Берк судорожно выдохнул и ускорился, но шло время, а проблески так и остались маячить вдалеке. Как в дурном сне, бес сперва ускорил шаг, затем не выдержал и побежал, но свет так и не приближался. Бес бежал, как сумасшедший, глаза начал застилать пот, а дыхание, наполняющее пустые легкие, то и дело сбивалось. Неясные точки на горизонте только подмигивали, а затем, словно издеваясь, прыгали назад, увеличивая дистанцию между собой и мчавшимся к ним бесом. Он бежал и бежал, дыханье навзрыд вырывалось из горла и вдруг, мгновенье, и он влетел в небольшой овальный зал.

Это произошло так неожиданно — ведь свет все время лишь маячил впереди — что Берк споткнулся о выступающий порог зала и рухнул на колени.

Морщась от боли в ободранных ладонях и силясь перевести дыхание, Берк поднялся на ноги и огляделся. Огненный зал был точь-в-точь таким, как он его помнил. Неровные каменные стены, местами покрытые сажей, семь одинаковых корытец в которых танцевал огонь, прикрепленные на равном расстоянии друг от друга, и держащиеся на толстых звеньях чугунных цепей. А в самом центре стоял огромный котел. Из него, облизывая невысокий потолок, вырывались бело-желтые языки пламени, от которых по обожженным камням бегали удивительные тени. Берк сдавленно кашлянул и котел загудел, огонь вспыхнул ярче, посинел и ударил в потолок с ревом раненного зверя, бесу пришлось зажмурится, а уже спустя мгновение из бурлящего варева появился силуэт самой смерти. Хрупкие плечи, длинные, пшеничные волосы, янтарные, и прозрачные, как смола глаза. Все жители всех Станов представляли себе беспощадную и равнодушную Огненную Крысу совсем по- другому…

— Берк, — ее голос был тонким и похож на детский.

— Мать, — хрипло поздоровался бес и склонил голову.

Лицо смерти было словно высечено из камня самыми умелыми руками. И только в глазах таилась бесконечная мудрость, они смотрели внимательно, заглядывая внутрь или даже глубже, выворачивая наизнанку.

— Что привело тебя ко мне?

— Нож в груди, что же еще, — пробурчал себе под нос Берк, а затем посмотрел Матери в глаза, — меня привела нужда.

Тонкая бровь на светлом лице изогнулась, девушка повела плечами и сделав пару шагов к бесу села на краешек своего котла, свесив наружу босые ножки.

— Интересно, — задумчиво протянула она.

— Мне нужна тень, — спокойно произнес бес.

Лицо матери вытянулось, а глаза округлились:

— Что, прости?..

— Тень. Обычная тень. У моего друга ее нет, и он умрет без нее. Мне нужно достать ему тень, — очень размерено, словно объясняя что-то маленькому ребенку, проговорил Берк.

— Бес, ты вообще в своем уме? — вся беспечность и детскость пропали из образа Матери, хотя внешне ничего не поменялось перед ним теперь стояла старая, как мир, женщина, на чьих плечах лежала неподъемная ответственность, — может в Ходах ты где случайно свернул направо и потерял рассудок? Ты, сын, мой вестник. Там, где есть ты — непременно появлюсь и я. Если ты с кем -то «дружишь», то ему уже давно пора за Последнюю Черту.

Берк нахмурился и покачал головой.

— Я твой преданный слуга, Огненная Крыса, — девушка дернулась от этого имени, вновь превратившись в маленькую девочку, — и я несу твою весть везде, где появляюсь. Но я не готов нести эту весть своему другу. И я пришел сюда по нужде — я пришел просить… Нет, — бес пал на колени, — я пришел умолять, не приходить за моим другом. Не забирай его. Дай мне возможность прожить с ним бок о бок… дай ему возможность прожить жизнь. Просто дай ему тень.

Смерть задумчиво подергала ножками, спрыгнула с котла и подошла к Берку. За ее шагами оставались следы пламени, они взмывали вверх и тихо шелестя, тухли. Девушка сделала несколько кругов вокруг беса, вопросительно глядя на его затылок, но мальчик не посчитал нужным ничего добавить, он просто молча ждал решения Матери.

— Н-да, — потянула она, — забрать дитя у самого Сулатиллари… А что, никто никогда до такого не додумывался. Подумать только… Дать ему тень, — она шептала себе под нос, сложив руки на груди и похлопывая себя указательным пальчиком по тонким губам. Когда ей надоело нарезать круги вокруг Берка, она вдруг замерла, мальчик поднял голову, — это так же гениально, как и безумно… Но Творец сам хотел, чтобы у каждого был выбор…

Смерть стояла неподвижно, глядя бесу в глаза, заглядывала внутрь, глубже, еще, искала ответы. бес чувствовал, как по спине начинают бегать мурашки, Мать словно копалась в его мыслях.

— Что ж, — наконец она оторвала от него свой янтарный взгляд и повернувшись спиной, направилась к котлу, встав на цыпочки и еле доставая до края, она что -то зачерпнула в каждую руку, затем снова стремительно и легко подошла к бесу.

— Просьбу я твою выполню, но тень ты возьмешь сам. Если не умрет твой друг, умереть придется кому -то другому, сам понимаешь, — Мать стремительно схватила Берка за руки, и он почувствовал нарастающее жжение, опутывающее ладони, — первое к чему ты прикоснешься, когда вернешься в подлунный мир, получит возможность воздействовать на тень. Как ты это провернешь — решишь сам, твоя затея поистине безумна, так что сходи с ума в одиночку… Но помни, тот, чью тень ты подаришь своему другу — умрет.

Берк не верил собственным ушам и только отчаянно кивал, стараясь не замечать, что ладони жжет уже просто невыносимой болью. Брызнули слезы, но он их просто сморгнул и закивал активнее.

Мать вдруг посмотрела на него очень нежно:

— Тебе все равно, что от твоей руки погибнет кто -то, чей путь еще не должен бы прерваться? — осторожно спросила она.

Бес нахмурился и пожал плечами.

— Я — сын Огненной Крысы. Мне нет дела до мира живых.

Мать улыбнулась и покачала головой.

— Не сходится, Сын. Если бы так — тебе не было бы дела и до жизни друга…

Берк открыл рот, но не найдя, что возразить, закрыл. Врать матери он не хотел.

— У Сулатиллари вышел странный мир, — неожиданно задумчиво и одновременно восхищенно произнесла Смерть, — но твоя идея, превосходит любые задумки. Хочешь дать истинному свету тень, хорошо, но тогда тебе придется взять у него что -то взамен. Иди. Теперь у вас будет время.

Смерть легко толкнула беса в грудь, прежде чем он успел возразить, и тот полетел в забытье.

***

Плакала женщина.

Берк хорошо знал этот звук. Он слышал его, когда появился на свет. Так могут плакать только матери, потерявшие свое дитя. Он широко распахнул глаза и, со свистом втянув воздух, выпрямился. Сердце толкнулось раз, другой, и кровь вновь побежала по венам. беса бросило в жар.

Глая так безутешно рыдала, сидя на циновке перед ним на коленях, что даже не заметила, как он взметнулся, а Греманн был слишком шокирован, чтобы предпринять, хоть какие -то действия.

Помня слова Огненной Крысы, Берк посмотрел на свои ладони, по ним словно переливаясь, бегал синеватый дым с яркими красными всполохами. То, чего он коснется первым… Что ж… Он перевел взгляд на метательный нож, торчащий из груди. Резать им будет неудобно, но и так сойдет. Берк коснулся рукояти правой рукой и дым с его ладони, окутав на секунду нож, пропал. Он потянул лезвие и поморщился от боли. Лезвие поддалось не без труда, но, когда он его достал, зияющая в теле рана полыхнула огнем и затянулась. Нужно было что -то еще.

— Мне нужны иголка и моток ниток, — его голос, который он сам не узнал, заставил жену руководителя цирка вздрогнуть и отшатнуться. Старик поднялся на ноги, пока ошарашенная неожиданным воскрешением Глая хлопала глазами, достал то, что просил бес и не без опаски протянул ему.

После того, как ленты сизого дыма окутали и принесенный клубок шерстяных ниток, с торчащей из него толстой иглой, Берк, наконец, поднял взгляд на владельцев бродячего цирка. Глая смотрела на него с плохо скрываемым ужасом, а Греманн хмурил густые брови.

— Что ты наделал? — прошептала женщина.

Но бес лишь пожал плечами, убирая нож за пазуху и пряча нитки во внутренний карман кожаной жилетки.

— только то, что был должен.

Греманн хлопнул по столу раскрытой ладонью, и Глая ахнула:

— Ты заключил сделку с самой смертью, — прошептала она, до конца не веря в то, что говорит.

Но Берк только усмехнулся.

— Это для вас это сделка. А я просто поговорил с Матерью по душам, и она согласилась мне помочь.

— Даже тебе, бес, Огненная Крыса не даст ничего просто так, — покачала головой Глая, — она возьмет что -то. Что -то еще, кроме одной из твоих жизней.

Берк кивнул и встал, надеясь скорее унять дрожь в ногах, и быстрее ринуться к Малкуту.

— Верно. Но не больше, чем я готов отдать.

Когда за бесом закрылась дверь платяного шкафа, Глая посмотрела на мужа.

— Мы не должны в это ввязываться, — тихо сказала она.

Греманн кивнул.

— Это не наше дело и не наша беда, — продолжила женщина тревожно.

Муж опять согласился и, сев за стол, хлебнул из чашки немного валерьянового чая.

— Пускай все так и остается, — добавила Глая.

Руководитель цирка еще раз кивнул, ободряюще погладил жену по плечу и стал готовится ко сну.

***

В храме Водного Дракона шли приготовления. Мраморный пол был натерт до блеска, все подсвечники отмыты от копоти, в них сейчас стояли новые матово- белые свечи. Южные и Западные двери были запечатаны гербовыми печатями Наместника, на щеколдах висели тяжелые замки. Прекрасные каменные изваяния народа Драконов стояли тут же. Аквамариновая статуя Лито'о'Лешрака искрилась, преломляя мягкий свет. Его тело было вытянутым, почти змеиным, с едва заметными перекатами мышц, четыре лапы с острыми когтями лежали вдоль туловища, а за крупной, обтекаемой головой виднелись прорези жабр. На постаменте перед статуей установили алтарь — плоский стол, с резными краями и сиреневыми прожилками. Рядом, по левую сторону, ближе к скульптуре, стояла серебряная чаша — большая, округлая, на тонкой, плоской ножке. У ее основания лежал нож. Дворцовый знахарь, закутанный в белые до ломоты в глазах одежды, что -то сверял в бумагах, разложенных на жертвеннике. Стража стояла у входной арки, одетая в цвета траура — черный и рыжий.

Димирь тихо насвистывал себе под нос незатейливую мелодию, завершая приготовления — повторяя весь ритуал в своей голове и еще раз отмечая безупречность своего плана.

День, когда у наместника появился наследник, был омрачен смертью его горячо любимой супруги, но на этом беды не оставили дворец. Ребенок родился с невиданным изъяном и Димирь по просьбе Баспарта рыл носом землю каждого стана, чтобы найти хоть какую -то информацию о создании, появившимся на свет. Долгие годы поиски не давали результата, но вот в одной из библиотек, в Дире — столице Годро — дворцовый знахарь наткнулся на чудом оставшуюся на этой стороне Разлома рукопись, которая приоткрывала завесу тайны с Детей Света. Она повествовала о том, что это за создания. Как оказалось, мнения немногих посвященных в эти знания, были ошибочны. Дети Света не были пусты, они несли в себе уникальную сущность — часть Творца. Эта крупица — веление нести Свет в мир и делать его лучше. Но кроме ответственности, она давала и невероятную Силу, освоить которую ребенку предстояло по прошествии лет. Именно эта Сила заинтересовала Димиря. Будучи по натуре властным и жадным, он увидел в полученных знаниях возможность. Возможность присвоить себе почти безграничную мощь, которая могла поспорить даже с Силой каждого из трех оставшихся после Войны Драконов. Рукопись рассказывала и про то, как растить Детей Света, как помочь им принять их суть, как избавить от боли по наступлению 13 года жизни, но Димиря это не интересовало. Его вниманием завладел лишь ритуал, который позволял забрать Силу Дитя, если оказывалось, что справится он с ней не мог. План родился мгновенно и, несмотря на то, что он был весьма прост — еще несколько лет Знахарь провел вдали от Асханны, прорабатывая его со всех сторон. До Наместника он донес лишь часть древних знаний, представив ее таким образом, что ребенку Баспарта в любом случае светила только смерть на жертвеннике. Заручился поддержкой дворцовой стражи на тот случай, если хоть что -то пойдет не так. Втерся в доверие Наместника до такой степени, что тот стал больше доверять ему, чем себе. Дело осталось за малым — он принялся терпеливо ждать, когда сила Дитя даст о себе знать.

Когда в зале со стороны единственного открытого — парадного — входа вошел начальник дворцовой стражи, крупный седоволосый мужчина с бородой и россыпью оспин на лице, Знахарь отвлекся и поприветствовал его хмурым взглядом.

— Пора начинать, — не менее хмуро бросил тот.

Подавив всплеск неминуемого раздражения, Димирь процедил:

— Костан, вероятно, это мне решать.

Начальник наклонился над жертвенником, уперев в него один кулак, стараясь нависнуть над Знахарем, и понизил голос до шепота.

— Порешаешь еще немного и Баспарт откажется от этой идеи. Старый нытик и так весь вечер мотает сопли на кулак. Потянем дольше — он соскочит. И не видать тебе сердца Дитя, как крыльев Лито'о'Лешрака!

— Не пори чушь, — огрызнулся Димирь, рывком подаваясь вперед, — Наместник все решил. Сила ребенка будет нашей, а Баспарт так ничего и не узнает.

На челюстях Костана проступили желваки, и он в сотый раз пожалел, что ввязался в такую авантюру. Он ничего не сказал, лишь ругнулся себе под нос, щелкнув каблуками, развернулся и двинулся прочь.

Димирь мысленно чертыхнулся и еще раз посетовал, что опрометчиво посвятил начальника дворцовой стражи в свой план. Но в таком вопросе ему нужен был сильный союзник. Пусть даже такой жадный до власти, как Костан.

Пребывая каждый в своих тревожных мыслях ни тот, ни другой не заметили, как по восточной стене откуда -то сверху с бойницы сбежала струйка щебня.

***

Малкут шел к отцу по длинному коридору, соединяющему восточное крыло с сердцем дворца. В это время года, слава Дракону, темнело рано, и нещадное палящее солнце быстро закатывалось за горизонт. Настенные светильники были приглушены, а звуки шагов наследника гулким эхом поднимались к потолку. Малкут нервничал. После игры в прятки, он так и не смог отыскать своего друга, но бес часто пропадал, не говоря ни слова. Однако в этот раз какая -то непонятная тревога засела под кожей и не отпускала. Не отпускала весь день, который Малкут, что удивительно, провел со своим отцом. Наместник изъявил желание не только пообедать со своим ребенком, они много разговаривали, сходили на пруд половить рыбу, и даже почитали в библиотеке. И сейчас, после того, как Малкут переоделся в своих покоях, отец снова попросил его зайти — на этот раз в тронный зал.

Нервное напряжение не отпускало и когда наследник дошел до места, он слегка потеряно посмотрел на двух стражников, которые сразу открыли перед ним мощные высокие двери, и с тяжелым сердцем вошел внутрь.

Тронный зал встретил пустотой, большая хрустальная люстра не горела, гобелены, прошитые золотыми нитями и обычно украшающие высокие стены, были смотаны. Их место заняли черно- рыжие полотна. Пол застелили черным бархатом. По кругу стояли напольные подсвечники, с белыми матовыми свечами. Высокий трон Наместника был укутан черными и рыжими шелковыми лоскутами, окна закрыты ставнями.

Малкут ахнул и сделал шаг назад, но тяжелые двери за его спиной уже закрылись. Он с трудом сглотнул вставший поперек горла комок, а все его нервы натянулись до предела, как и подсказывали ему шестое чувство, что -то было не так.

Наследник прижал руку к груди, пытаясь унять бешено бьющееся сердце, но не успел он сделать и шага, как в стене справа от трона открылась хорошо замаскированная, невысокая дверь и в ней показался силуэт отца.

— Папа! — Малкут с досадой услышал, как дрожит его голос, и бросился вперед, — что происходит?

Баспарт не без труда просочился в узкий проем, а когда выпрямился, наследник увидел на отце черные штаны и черную рубашку с рыжей прострочкой.

Мальчик ахнул и замер.

— Пойдем, дитя мое, — голос отца был сухим и тихим, — мне надо кое- что тебе показать.

Малкут сделал несколько неуверенных шагов назад, все еще прижимая руки к груди, в которой бешено колотилось сердце.

Вслед за Баспартом в проеме появился Димирь. Знахарь улыбнулся Малкуту и протянул руку.

— Вперед, Малли, не заставляй отца ждать.

Белые одежды сперва сбили наследника с толку, но на протянутой к нему руке он увидел черно- рыжий браслет.

— Почему зал затянут в траур, почему на вас траур, что произошло? — взволновано залепетал Малкут.

— Пойдем, дитя, мы все тебе расскажем по дороге, — терпеливо проговорил Димирь и снова поманил его за собой.

Наследник, глядя на отца глазами полными непонимания, медленно пошел вперед. Баспарт смотрел куда -то в сторону явно стараясь не встречаться взглядом со своим ребенком.

Когда до потайной двери оставалось несколько метров, под потолком что -то оглушительно хрустнуло, на темный бархат пола посыпалась деревянная труха, а в недавно закрытом ставней окне появился бес.

— Руки прочь, — рявкнул он и в два прыжка по отвесной стене оказался между Малкутом и Знахарем.

Наследник был невероятно рад другу, но никогда не видел его таким. Шерсть на теле беса топорщилась в разные стороны, он казался выше и больше чем обычно, черные глаза словно пошли трещинами, в них играл огонь. Широкий нос был наморщен и губы приподнялись, обнажая белые и острые, как лезвия зубы. На рожках проступили и налились багряным огнем странные плетения. Под мышкой у него был какой -то увесистый кулек.

Баспарт и Димирь оба дернулись назад, и не в силах перебороть суеверия, окинули себя священным жестом, но бес только сильнее оскалился.

— Берк, что происходит, — Малкут чувствовал, как голова начинает раскалываться, в ней пульсировала кровь.

— Баспарт, — ко всеобщему удивлению, бес обратился не к наследнику, а к его отцу, — Димирь обманывает тебя. Я знаю, что вы задумали, но твой Знахарь делает это не для Малкута. Он хочет получить его силу. Я знаю, что есть другой способ. Я нашел способ, чтобы он жил.

Баспарт кинул вопросительный взгляд на Димиря.

— Он… что? — непонимающе пробормотал Наместник.

— Мой господин, я говорил вам об этом. Это нечестивое существо хочет запятнать Дитя Света. Я предупреждал вас что так будет, и что он будет говорить что угодно, лишь бы увидеть, как Малкут умрет в муках.

— Что? — пискнул наследник, понимая, что еще немного, и он попросту потеряет сознание.

— Чего? — прорычал Берк, его поза стала откровенно угрожающей. Длинный замшевый хвост, заканчивающийся острым роговым наростом изогнулся, как змея перед броском.

Баспарт смотрел на происходящие словно со стороны.

Димирь давно говорил ему, что дружба с бесом ни к чему хорошему не приведет, но сегодня Знахарь пришел к нему во время приготовлений к жертвоприношению и взволнованно рассказал, что боится, как бы нечисть не сорвала ритуал. Что в старой рукописи он вычитал то, на что не обращал внимания раньше. Нечисть может попытаться забрать душу Дитя Света и утащить в Хода Огненной Крысы… Димирь корил себя на чем свет стоит, что не обращал на эти записи внимания раньше, и не провел параллель между этими знаниями и бесом, втирающимся в доверие Наследника вот уже много лет… Баспарт успокоил его, велел предупредить стражу и быть начеку. И вот, как и предупреждал его друг, бес явился, чтобы все испортить и бьет по самому больному — говорит, что Малкут может жить… Хитер, как лис, сын Огненной Крысы. Хорошо, они были готовы к этому.

Баспарт устало махнул рукой и из потайной двери рекой потекли воины. В полной закрытой экипировке, готовые к атаке, с черно- рыжими нашивками на грудных латах.

Берк услышал, как ахнул за спиной друг. Два десятника заняли места справа и слева от Наместника и Знахаря, а остальные двадцать воинов выстроили полукруг, поставив в первый ряд крупных солдат в тяжелых доспехах, и закончив окружность шестью арбалетчиками. Те встали стеной и направили оружие в грудь беса.

— Сгинь, нечистая сила, — рявкнул Знахарь.

Берк ответил настолько нецензурной фразой, что Малкут снова ахнул.

Воины напряглись, ожидая приказа, но Баспарт покачал головой и поднял руку.

— Уходи, бес, — тяжело вздохнул он, — тебе не получить Дитя Света

— Старый идиот, — прорычал Берк, — пока получить его хочу не я, а твой больной на голову Знахарь. Малкут, — обратился он к другу, не оборачиваясь, — не верь им!

— Ну хватит, — взвизгнул Димирь, — убить нечестивого, освободить дитя!

Стража отреагировала моментально. Стрелы полетели настолько синхронно, что Берк даже залюбовался их полетом, а еще через мгновение его окутал сизый дым, и он совершил скачок. Появившись перед наследником также в клубах дыма, он схватил того за руку. И снова скачок, чтобы убрать мальчика из-под летящих арбалетных болтов.

Материализовавшись у самых дверей, за большой дубовой лавкой, дети переглянулись.

— Ты веришь мне? — спросил бес.

Малкут, не зная, что ответить, кивнул.

— Беги к дверям и рви когти, я задержу стражу и найду тебя.

— Двери закрыты, Берк, — взволнованно затараторил наследник.

Он почувствовал, как в груди разливается боль. Так происходило каждый раз, когда он совершал что -то нехорошее, но сейчас мальчик старательно не обращал на это внимание.

— тогда не высовывайся, — Берк окинул взглядом тронный зал, и принял решение, — я освобожу нам путь, и мы бежим, — бес, сунул в руки Малкута кулек, что держал под мышкой, — береги это, как себя.

Он дернулся вступить в схватку, но друг поймал его за кисть.

— Берк, чтобы тут не происходило, отец не должен пострадать! — еле выдавил из себя Малкут.

Бес коротко кивнул и рванулся вперед. Дальше все происходило как в каком -то кошмарном сне, и, хотя друг велел Малкуту сидеть ниже травы, наследник поднялся над лавкой отказываясь верить собственным глазам.

Воины бросились на маленького беса, словно он был целой вооруженной армией, однако Берк даже не дернулся. Выпрыгнув из-за лавки, где спрятал друга, он в несколько скачков преодолел расстояние до стражи, кутаясь в дым и материализуясь то тут, то там, сбивая с толку стрелков, и, наконец, пошел в атаку.

Десятники давали короткие команды воинам, оттесняет параллельно Знахаря и Наместника ближе к тайной дверце. А потом все, кто присутствовал в тронном зале замерли, потому что с бесом стало творится нечто невероятное. По его телу пробежала вибрация, а пламя в лиловых глазах вдруг загудело. Он вздохнул так глубоко, что грудь выгнулась колесом, а дальше… На его развернутых ладонях начало зарождаться настоящее пламя, с гулом и все возрастающем ревом. Пока стража завороженно смотрела на невообразимое действие, разворачивающейся у них перед глазами, Берк замахнулся и один кипящий огненный шар полетел в ряды воинов. Сфера с гулким шлепком ударилась о бронированные нагрудники одного из арбалетчиков и исчезла, словно проникнув в человеческое тело.

Воин ахнул. Вместе с хрипом с его губ сорвались лепестки пепла. Глаза закатались, и он осел, сперва на колени, а затем ткнулся лицом в темный бархат. Мгновенье спустя он был мертв.

Второй шар угодил в лицо десятника, и он тоже сполз вниз.

— Сжигающий душу, — крик Знахаря заставил воинов дрогнуть, — это сжигающий душу. Онис!!!

Димирь пригнул голову и толкнув Наместника вглубь потайного прохода пустился месте с ним наутек.

Воины бросились врассыпную.

— Я. ваша. кара, — голос Берка звучал так, словно он эхом прокатился по Ходам Огненной Крысы и вернулся в этот мир из самой преисподней.

Тронный зал заполнился криками ужаса, а бес все кидал и кидал сферы. Если он промахиваться мимо воинов, шары вспыхивали и пламя принималось жадно поедать все, до чего могла дотянутся. Рев огня стал таким громким, что остальные звуки в нем потонули. Жар в помещении был невыносимым, а бес не останавливаясь творил все новый огонь.

Когда все было кончено, Берк махом руки притушил разбушевавшуюся стихию и повернулся к Малкуту.

Мальчик сидел за лавкой, поджав под себя ноги и обняв сам себя за плечи. Он раскачивался из стороны в сторону, его глаза было полны слез и суеверного ужаса. Наследник смотрел словно сквозь беса, на искалеченные поломанные тела.

Берк протянул руку. С его пальцев поднимался дым.

— Идем, — бесу было не до сантиментов.

Утирать сопли друга он будет как-нибудь в другой раз, а сейчас пора бежать, пока Димирь не призвал себе в помощь силу Лито'о'Лешрака. С боевой магией Знахаря бесу, конечно, не сладить. Благо на получение благословления у Димиря уйдет какое -то время.

— Малкут, идем, -тон непреклонен, слова звучат, как приказ, но несмотря на весь ужас, развернувшийся прямо на глазах наследника, мальчик подался вперед и встал.

Вытерев рукавом рубахи слезы, он осторожно подобрал кулек из-под скамьи и вложил руку в протянутую ладонь. Бес молча ее сжал и совершил скачек.

Как они бежали по улицам Харота Берк не помнил, где -то прыгали, где -то притаивались в тени. По мостовой, по красным черепичным крышам, по деревьям.

Наместник быстро кинул на поиски дворцовую гвардию. Димирь обильно обвешал воинов амулетами и оберегами. Берк сплюнул на мостовую, заметив очередную группу охраны. В побрякушках не было не только смысла — все они были липой и единственное на что годились, так это на вселение пустой уверенности в сердца солдат — но не было и необходимости. бес потратил все скопленные за жизнь силы. Следующий такой фейерверк он сможет устроить еще очень нескоро.

Сила вырывалась из тела толчками, как пульсирует кровь при глубокой ране. Делать скачки становилось все труднее и бес едва не завопил, когда понял, что стоит уже почти вплотную к трактиру «Сам пришел» и до убежища осталось подать рукой.

Малкут тащился за ним, как тряпичная кукла. Спотыкался, терял ориентировку в пространстве, когда бес прыгал, оступаясь падал — вставал, не проронив ни звука и держа под мышкой кулек, что дал друг. Его мышцы были напряжены до предела, бес знал, что изнутри Дитя Света ест боль за содеянное. И не моральная, а самая настоящая, физическая. Словно это не в воинов, а в него самого попал карающий огонь сына Огненной Крысы.

Берк бросил взгляд на площадь, высунувшись из-за одного из шатров бродячего цирка и уже собирался ринуться через нее к трактиру, как едва слышно лязгнули доспехи и откуда -то справа вышли двое вооруженных до зубов солдат. Беглецов они заметили сразу. Белая рубаха Малкута в сизых сумерках Асханны была, как маяк на берегу Рубинового моря. Пока воины пугливо замерли, Берк весьма решительно отогнул полог шатра, подцепив его острым когтем и, сперва толкнув внутрь Малкута, исчез за ним.

В шатре места было много больше, чем казалось снаружи. Купол был совсем не таким, как выглядел с улицы. Тут был высокий деревянный потолок, керамическая круглая люстра, дающая теплый, приглушенный свет. Где -то в глубине виделась большая кровать, задернутая палантином. Здесь уместились и высокий шкаф, и обеденный стол, и десять небольших, но крепких табуреток, обитых красным бархатом. Немного левее стоял стеллаж с книгами, а прямо рядом с незваными гостями уютно устроился мягкий диван, на котором лежал, листая книгу, мужчина.

С появление незнакомцев он вскочил на ноги одним плавным, неуловимым движением, словно перетекая с места на место. Он был высоким, тонким, как плеть и таким же опасным. Его лицо ото лба и до самых скул было закрыто белой маской с длинным, похожим на птичий клюв, носом. Темные, короткие волосы беспорядочно взъерошены, серые глаза прищурены. Величайший иллюзионист мира по обе стороны Разлома — господин Фоукс — стоял, напрягшись, и готовый ответить на атаку.

Берк моментально оказался между ним и Малкутом и протянул руку в останавливавшем жесте.

— Я не причиню тебе зла, — голос беса звучал глухо.

Глаза в прорезях маски улыбнулись, хотя тонкие губы остались плотно сжатыми. Малкут покачнулся, едва слышно застонал и осел на край дивана. Его лицо исказила мука, кулек выпал из ослабших рук и недовольно пискнул.

В это же мгновенье полог шатра колыхнулся и по земле скользнула военная алебарда. Она неуверенно подцепила край материи и стала тихонько приподниматься.

Фоукс отреагировал мгновенно. Он дернул со стоящей чуть позади него вешалки длинный, черный плащ и приложив палец к губам окутал его вокруг беса. Берк на секунду ощутил на лице и руках прикосновение прохладного атласа, но затем незнакомец дернул ткань на себя и после небрежно кинул поверх корчащегося на диване Малкута. Кулек был развернут легким движением и появившийся оттуда взъерошенный Зорька недовольно крикнул. Мужчина цокнул, махнул рукой, и королевский сокол замер, как чучело.

Черт остолбенел, а на пороге уже появились двое офицеров. Один высокий и тощий, другой полноватый и низкий, как бочонок варгардского пива. У обоих лица закрывали забрала, а под кольчугой блестела белая материя священной рубахи. Бес фыркнул.

Фоукс сложил руки на груди и обезоруживающе улыбнулся.

— Господа? — его голос был низким, урчащим, чарующим, — чем обязан?

Солдаты опасливо озирались по сторонам, пытаясь понять, как такие роскошные апартаменты поместились под крошечным конусом шатра. Иллюзионист дал им вдоволь насмотреться, а затем повторил вопрос. Солдаты осознали себя пялящимися без дела, и моментально вытянулись в струнку, подняв забрала, но продолжая бегать по убранству взглядом. Тот, что стоял чуть правее — грузный с пушистыми рыжими усами сбивчиво объяснил, мол, нечисть во дворце завелась, да наследника увела. Невиданная вещь.

— Беда- а- а, — протянул Фоукс, — а чем же я тут могу быть полезен?

Теперь тощий солдат слева робко разъяснил, что в ночи почудилось, будто нечестивый под шатер шмыгнул.

Хозяин шатра взволнованно всплеснут руками:

— Ну что- что, а уж нежить какую я бы в своей обители приметил, но, будьте так любезны — проверьте, как следует, — он сделал приглашающий жест и слегка поклонился.

Солдаты переглянулись, неуверенно переминаясь на пороге, но затем прошли внутрь.

Берк не дышал. Он словно сторонний наблюдатель следил, как вооруженная охрана Наместника перерывает шатер — смотрит в шкафы и под палантин, под кровать и обеденный стол, проходя мимо него — в двух шагах и не замечая. И вот рыжий солдат, подойдя к дивану, дернул плащ, под которым притаился Малкут.

Берк ахнул и дернулся, но невидимая сила тисками сковала его, не давая сделать и шага, вынуждая стоять и смотреть, как стажа потащит друга к безумному мяснику — Знахарю.

Однако рыжий воин не собирался никого никуда тащить. Бросив плащ, откуда взял, он спокойно пошел дальше. Берк уставился на диван во все глаза. Малкута на нем не было. Хозяин шатра озорно подмигнул опешившему бесу и обратился к страже.

— Уважаемые, — его голос был полон соучастия, доброжелательности, и плохо скрываемой иронии, — могу ли я спать спокойно?

Солдаты переглянулись.

— Все чисто, господин Фоукс, — обратился к нему тощий, кивая, — просим простить за беспокойство.

Мужчина уверил доблестную стражу, что все в порядке и быстренько вытолкал за порог.

Когда доспехи глухо лязгнули уже где -то в пролете соседней улицы, он подскочил к дивану и дернул плащ. Малкут — бледный и покрытый испариной — лежал там.

Берк не верил своим глазам, он был готов дать руку на отсечение, что мгновение назад никого под бесформенной черной материей не было.

Мужчина подошел к бесу.

— Твоему другу совсем худо, — он неторопливо обернул Берка плащом и тот почувствовал, как сила, держащая его, пропала. Мальчик дернулся, слишком резко, не рассчитав силы, и упал на колени рядом с диваном. Зорька уже отряхнувшись от чар протяжно крикнул и принялся недовольно чистить куцые перья.

Голубые глаза Малкута впились в лицо друга.

— Ты в порядке? — прошептал наследник белыми сухими губами.

Черт почувствовал, как в груди, где -то под ребрами что -то защемило. Это было странное, незнакомое чувство и он поежился.

— Я в норме, — глухо буркнул он, — ты молодец, Малли. Потерпишь еще чуть- чуть?

Малкут едва слышно застонал, но кивнул. Боль, бушующая внутри, разыгралась не на шутку, в ушах шумело, а голова была готова лопнуть, как переспелый арбуз.

Черт не желал медлить.

— Господин Фоукс, — обратился он к иллюзионисту, поднимаясь в полный рост, — меня зовут Берк. Я друг Греманна и Глаи, мне нужна их помощь.

Мужчина повел плечами. Знать имя сына Огненной Крысы во все времена считалось плохой приметой. Особенно, если сын сам тебе его называл… Это могло значит или скорую кончину, или безграничное доверие и иллюзионист, отбросив суеверия, сделал ставку на второй вариант.

— Друг Греманна и Глаи — мой друг. Может я смогу быть тебе полезен?

Черт внимательно оглядел мужчину, который только что укрыл их от людей Наместника, и едва заметно кивнул.

Он достал из-за пазухи нож и моток ниток. Положил моток рядом с Малкутом, а нож сжал в кулаке.

Фоукс едва заметно побледнел, нечестивый с оружием в руках выглядел угрожающе при любом раскладе, но тем не менее мужчина не сделал ни шага в сторону от беса.

— Вставь, пожалуйста нитку в пять своих ладоней длиной в иголку. А я сейчас вернусь.

Малкут снова застонал и Берк вылетел из шатра. Не глядя по сторонам, он собрал последние силы, скачком пересек открытую, как на ладони, площадь и оказался у самого трактира. Нашел в его задворках мирно посапывающего под уличным фонарем пьяницу и одним уверенным движением полоснул ножом по тени, бесформенным комком лежащей под его телом.

Спящий даже не ахнул, просто моментом побледнел и только. Казалось, он все также безмятежно спит.

Берк вытер ладонью нос и осторожно подцепил тень на кончик лезвия. Она дрожала, как ягодное желе, пуская тихие вибрации к рукоятке ножа.

Черт посильнее сжал кулак и бросился назад к другу.

В шатре картина была странной. Малкут метался по дивану в агонии, а Фоукс с Зорькой сидели на полу перед мотком ниток. Когда появился Берк, мужчина поднял на него недоумевающий взгляд и пожав плечами протянул к клубку руку. Тонкие пальцы прошли сквозь него, словно тот был сделан из воздуха.

— Прости, бес, кажется я оказался совершенно бесполезен.

Сокол тихо каркнул в подтверждение слов фокусника. Берк цокнул языком и, подбежав к дивану, схватил моток. Вытаскивать иглу и отматывать нити, сжимая в одной руке дрожащий кинжал было очень непросто, но он справился. Затем бес продел нить в ушко, закрепил узелком и сел на пол перед Малкутом.

— Дружище, — позвал он, но мальчик не отреагировал. По его лбу струился пот, запылившаяся и потерявшая свой былой лоск рубаха была мокрой насквозь. Наследник стонал.

— Малкут, — Берк позвал громче, — я не справлюсь один, дружище.

Фоукс замер за спиной беса, сложив руки на груди и прижав кулак к сжатым в одну линию губам.

Мальчик хрипло задышал и открыл глаза. Они были подернуты мутью, но он осмысленно посмотрел на беса.

— Мне нужно, чтобы ты полежал спокойно, — глядя в голубые глаза, проговорил Берк, — я не знаю, что выйдет из всего этого, но это последний шанс. Ты сможешь?

Малкут издал протяжный стон и его скрючило, как червячка на рыболовном крючке, но затем он кивнул и, собрав волю в кулак, выпрямился. Фоукс, кажется, понял, что задумал бес, и сделав легкое движение рукой, прямо над ступнями наследника, сказал:

— Шей здесь. Он не почувствует иглу, — легкие тряпичные ботинки слетели с ног наследника.

Берк благодарно кивнул и приступил. Уже с первым стежком стало понятно, что иллюзия не сработала. Малкут заорал так, что матерчатые стены шатра дрогнули, Зорька недовольно захлопал крыльями. Тогда Фоукс провел рукой над его головой, и несмотря на то, что наследник разевал рот, а на его шее выступили вены, из горла не вырывалась ни звука.

Шить было неудобно, на вытянутой вверх руке бес держал нож, с которого свисало бесформенное желе тени, она дрожала, дергалась, Малкут пытался вырваться из тисков, которыми сковал его Фоукс, но через какое -то время просто потерял сознание, а Берк все шил, пришивая тень к пяткам наследника. Игла входила в живую плоть, как раскаленный нож в сливочное масло, с каждым новым стежком Малкут дергался, но не мог шевельнутся по нормальному. Крови не было, но бес чувствовал, как вокруг его пальцев снует сила.

Бес сделал последний стежек и не успел закрепить нитку, как она зашипела и испарилась. Бесформенное месиво тени, вздыбилось, изогнулось упругой дугой, дрогнуло последний раз и переползло под тело нового хозяина, забившись подальше от теплого света керамической люстры. Зорка захлопал крыльями, а иллюзионист вздохнул и снял свои чары с мальчика. Малкута почти сразу перестало трясти, на бескровные щеки вернулся румянец. Уже через несколько минут его дыхание восстановилось, стало коротким, но ровным. Казалось, мальчик просто спал. Увидев это Берк не без труда поднялся на ноги, улыбнулся Фоуксу, а затем слегка сгорбился, качнулся и осел на пол, потеряв сознание.

Шаг третий

Малкут видел время. Оно текло назад. Огненный сезон, потом время земли, водные месяцы- один за одним- потом период воздуха- все в точности до наоборот обычного положения вещей. Мир пустился вскачь, набирая скорость. Стирались грани между годами. Время, события, даже люди. С головы отцы пропадала седина, белые одежды Димиря сменялись серым балахоном, лицо беса становилось более пухленьким, уходили хищно выступающие скулы. Дикий виноград, украшавший вход в беседку собирал свои чуткие тонкие щупальца, сама беседка исчезла из дворцового сада, пропал гном, ухаживающий за растениями, Зорька еще мог расправлять свои крылья, а потом стал совсем крохотным и запахнулся в скорлупу. Нянечки, что ухаживали за маленьким наследником, молодели с каждым безумным оборотом временной оси. Малкут бесформенной субстанцией плыл сквозь этот поток, отрешенно глядя со стороны на силуэты прошлого, как вдруг… Все замерло.

Словно сработал какой -то выключатель — мир остановился и сознание мальчика зависло в одной точке. В начальной точке.

Это была комната северного крыла замка. Ее большие окна выходили на дворцовую площадь с одной стороны, а с бокового угла открывали обзор на сад. В этом году там уже во всю цвели вишни- слишком рано из-за наступившей в самом начале месяца молодого пламени устойчивой жары.

В комнате было много света, лучи солнца проникали в помещение и скользили по нежно- розовым, почти белым стенам с легким перламутровым отблеском. Уже завтра жемчужная комната оденется в черный. Она опустеет и быстро появится запах затхлости. Ставни будут закрыты, а на окна лягут тяжелые черные шторы, перевязанные рыжими лентами, но сейчас здесь было тепло, нежно и очень уютно.

На большой кровати под балдахином сидела красивая молодая женщина с забранными в хвостик светлыми волосами и книжкой в руках. Она устроилась у изголовья, подобрав под себя ноги и нежно гладила ладонью свой большой живот, читая вслух любимые всеми детьми Асханны сказки странствующего барда и музыканта — Мино.

На кресле возле кровати утонула в перинах повивальная бабка. Тучная морщинистая старуха, чье лицо осталось невероятно милым и добрым, несмотря на отпечаток возраста, тихо посапывала, укрывшись теплой цветной шалью. На столе возле окна стояло все, что было необходимо для принятия родов. Теплую воду бабка набирала заново каждые полчаса, чтобы вода сохранялась нужной температуры, и уже к середине дня набегалась так, что уснула. Женщина не стала ее будить. Ни сейчас, ни когда почувствовала неожиданную боль у солнечного сплетения.

Сперва она сама не обратила на нее внимания- женщина была на последнем сроке, живот часто прихватывало в этот период. Но потом боль становилась сильнее и сильнее, а когда начались схватки ее просто невозможно стало терпеть.

Это случилось ближе к вечеру. В комнате началась кутерьма, бабка причитала и бегала вокруг роженицы, меняя теплые полотенца, служанки сновали туда- сюда, таская ведра чистой водой и унося тазы уже с медно- красной.

— Белия, девочка моя постарайся не кричать так сильно, — умоляла повитуха, но женщина ее уже не слышала.

Она металась по кровати, обезумев от боли. Ее глаза закатались, по лицу градом струился пот. Малкут равнодушно наблюдал за происходящим, перетекая, словно потоки воздуха, по комнате в которой творилось настоящее сумасшествие.

— Ох, Хранительница Огня, погибнет, ребеночек, — прошептала под нос бабка.

— Нет! — роженица закричала так громко, что служанка, стоящая слева от нее, вздрогнула.

— Нет! Нет! — в глазах Белии появилась осмысленность, она схватила повитуха за руку и натужно застонала, — Лима. Нет… Только не ребенок.

— Прости, дочка, — бабка положила роженице руку на лоб, — но не суждено ему.

Она что -то зашептала, сильнее сдавливая виски женщины. Роженицу опять скрючило болью, и она заорала, но потом выпрямилась и из последних сил вцепилась Лиме в толстые, огрубевший пальцы, убрав от своей головы.

— Пусть я тогда, — едва слышно застонала она, повитухе пришлось наклонится ближе, чтобы разобрать, что женщина говорит.

— Пусть я тогда, Лима, ребенок… Мой ребенок должен жить. Я уйду, а он должен жить. Слышишь? Сделай так, чтобы он остался жить.

Бабка ахнула.

— Думай, что просишь! — она выдернули руку из ослабевающих пальцев роженицы.

— А это… Это… Это не просьба, — каждое слово давалось Белии с огромным трудом, — я приказываю.

С лица старухи сошла вся краска, она смотрела на бледное, залитое потом лицо.

— Дочка, как же так… Что же ты творишь? Неужели ты серьезно?

Лицо Белии исказила гримаса боли, однако она очень мягко, без рывка, повела правой рукой в сторону, и рука повивальной бабки против воли потянулась следом, словно прикованная невидимыми кандалами.

— По- твоему, я сейчас могу шутить?

Старуха заскрипела зубами, засопела, на ее простодушном, миловидном лице вдруг проступил совсем другой облик — кривой, крючковатый нос, маленькие красные глазки и острые желтые зубы за тонкими бескровными губами. Мгновение и он исчез. Повитуха резким движением указала служанкам на выход. Те повиновались без лишних слов.

— Никогда ни в чем в своей жизни, я не была так уверена, как в этом решении, Лима. Сделай, что должно.

Бабка вздохнула и обвела голову роженицы круговыми движениями.

— Может и не выйти, — упрямо повторила бабка, проводя старый, как мир ритуал.

— Ничего, — женщина вдруг вымученно улыбнулась, — ты сама меня учила — чужое бесу не продать. Так что все будет так, как должно быть.

Старух хмыкнула, на лице залегло подобие улыбки. Ее руки все быстрее носились над головой Белии, глаза закатились. На какой -то момент показалось, что от повитухи осталась лишь одна материальная оболочка, а дух куда -то исчез.

Не было понятно в какой момент роженица потеряла сознание. Просто глаза ее наконец закрылись, спина выгнулась дугой, с уголка рта потекла красноватая пена, а уже через мгновение ребенок, за чью жизнь мать готова была отдать в выкуп свою, появился на свет и закричал так, что задрожали оконные стекла.

***

Мир в узкой прорези тента пах сухой травой и слега покачивался. Жара стояла дурманящая, хотя день только начинался. В синем небе висело большое тяжелое солнце, на слабом ветру колыхалось марево, а по земле скребли колеса. Был слышен тихий разговор, у которого невозможно было разобрать слов. Мир же не просто покачивался, он ехал, и в этом не могло быть никаких сомнений. Или ехала крыша, потому что, сколько Малкут себя помнил, он никогда в жизни никуда не ездил.

Мальчик распахнул глаза шире и сел. Он нашел себя уютно расположившимся на импровизированном ложе из двух пуховых матрасов и яркой лоскутной простыни внутри бревенчатой повозки, которая, как не удивительно, действительно ехала. И ехала она на восток Асханны, прочь от Харота по самому палящему зною, возможному за весь год.

Малкут похлопал глазами и потянулся. Мышцы затекли, словно он спал несколько месяцев, было слышно, как прохрустели суставы. Одежда была явно не его. Слишком широкие штаны, подвязанные бечевкой, слишком длинная рубаха, из рукавов которой торчали только самые кончики пальцев, мягкие мокасины.

В нос ударила пыль, голова моментально закружилась и пришлось сделать несколько глубоких вдохов, ожидая, пока мир перестанет вертеться.

Разговор, доносящейся с козел повозки, было едва слышен и, прислушавшись, Малкут понял, что говорила женщина. Казалось бы, даже сама с собой. Ее голос был мелодичным и очень живым, интонации менялись с каждой произнесенной фразой.

Мальчик перевернулся на колени и неуверенно подполз ближе к отогнутому куску тента, теперь голос стал достаточно громким, чтобы разобрать отдельные фразы.

— Неделя целая, Гера. Они должны были уже вернуться.

Ответом была тишина, но женщина заговорила снова. Да так, словно вела с кем -то беседу.

— Что ты заладил, Фокус, Фокус. Он иллюзионист, а не волшебник! — в голове слышались недовольные нотки, — если воины их нагнали? Я боюсь представить, что они могли с ними сделать!

Тишина.

— Нельзя была пускать их с Лиской одних, — теперь тревога, и снова никто ей не ответил.

— Алания? И чем он поможет — твой Алания? — заворчал голос, — замолит стажу до смерти?

Малкут подполз еще ближе, пытаясь услышать того, кто женщине отвечает, но все тщетно. Только монотонный скрип колес нарушал ее монолог.

— Знаешь, Гера, тебя послушать — так я всех недооцениваю! Клирик- apostata не так у тебя прост. Иллюзионист, зеркал боящийся, как огня, с целой свитой Наместника справится может, если захочет. Одна жена твоя, похоже, проще не придумаешь!

— С женой сложнее, чем с отступником?! — женщина вскрикнула, после недолгой паузы, да так звонко, что Малкут вздрогнул, — ну, знаешь! С такими разговорами, Греманн, ты можешь остаться вообще без жены! Пойду проверю мальчиков, не хочу с тобой разговаривать.

Малкут не успел отпрянуть, как желтый матерчатый полог повозки поехал в сторону, и он почти столкнулся с фигурой, обвешанной разноцветными накидками. Платки лежали так плотно, что из-под них виднелись только большие лазурные глаза, полные волнения.

Женщина ахнула и всплеснула руками.

— Очнулся! Греманн, он очнулся!!

За ее спиной на вожжах сидел широкоплечий, крепкий мужчина, тоже закутанный в цветные накидки.

Услышав восклицание, он натянул поводья, заставляя двух огромных животных, тащивших не только эту, но и шесть прицеленных сзади повозок, остановится. Колонна бродяг замерла.

Малкут хлопал глазами, привыкая к яркому солнечному свету и ошарашено смотрел на спины, запряженные в упряжь. Мальчик понятия не имел, что это за звери. Огромные — больше повозки — с телом, покрытым буграми мышц, и острыми рогами, украшающими крупную бычью голову. Ноги были не очень длинными, но настолько мощными, что казалось, могли бы поспорить толщиной с дубами Баира. На головах странных быков были намотаны цветные платки, смоченные водой.

— Ох, ну наконец -то! — причитала себе под нос женщина, и платок на ее лице ходил ходуном от теплого дыхания, — мы так боялись, думали, что может ты и вообще никогда не очнешься. Ведь никто не знал, к чему приведет задумка Берка. Ох, как же хорошо.

Женщина спешилась и поманила его к себе.

— Вылезай скорее, дай хоть на тебя посмотреть!

Пожилой мужчина тряхнул рукой, отбрасывая края накидки и протянул Малкуту огромную ладонь.

Мальчик недолго поколебался, но затем все- таки решился опереться на нее и спрыгнуть с повозки.

Вокруг на сколько хватало глаз лежала степная равнина. Земля под ногами была горячей, и вся шла узором витых трещин. Это хорошо чувствовалось через тонкую подошву мокасин. Солнце слепило яркими лучами, делая небо над головой практически белым. Ветер поднимал клубы песка и мелкой гальки, гоняя туда- сюда поземки. У Малкута, за жизнь не видящего ничего масштабнее дворцового сада, перехватило дыхание и защипало глаза.

Женщина, улыбнувшись нежно, положила свою теплую руку ему на плечо.

— Долго не стой. Без хансулатских накидок сгоришь на солнце. Меня зовут Глая. Это мой муж — Греманн. Ты Малкут, верно?

Мальчик кивнул, будучи не силах оторваться от вида, раскинувшегося перед ним.

— Как ты себя чувствуешь, у тебя что -то болит?

Малкут прислушался к своим ощущениям. Сосущая, опустошающая боль, шествующая с ним об руку каждый раз, когда он делал что -то не так, пропала, и мальчик ошарашено покачал головой. Это не скрылось от внимательных взглядов супругов.

— Вот что, — Глая махнула, — полезай- ка обратно. Привал сделаем через полчаса, как закончится Пустая земля. Тогда со всеми и познакомишься.

Греманн кашлянул.

— Ну, почти со всеми, — поправилась Глая, — хоть расскажем тебе, что произошло. Хорошо?

Малкут опять лишь кивнул.

Взобравшись обратно на повозку, он обернулся к женщине.

— Глая, — голос мальчика был тихим и сипловатым, лицо исказила гримаса — горлу явно было непривычно вновь издавать звуки, слова кошкой царапнули по нему.

— Да? — женщина уже забралась на козлы рядом с мужем.

— А где Берк? — задал мальчик единственный волнующий его вопрос.

Женщина едва заметно напряглась, но быстро улыбнулась, он увидел это по морщинкам, залегшим у ее глаз.

— Он отдыхает, Малкут. Все подробности на привале. Сейчас нам дорога каждая минута.

Хотя на сердце было тревожно, мальчик не стал спорит. Он столько был без сознания — сможет подождать встречи с другом еще полчаса.

— Малкут, — раздался из-за почти опустившегося тента голос Глаи.

Мальчик высунул голову.

Лицо женщины стало сероватым, но она все еще тепло смотрела на ребенка.

— Это, кажется, твое, — она указала на место, где он стоял минуту назад. Там бесформенным пятном лежала… тень.

Самая настоящая, может только слегка более темного цвета, чем обычно, корчащаяся под лучами солнца.

— Это точно моя? — испугано пролепетал Малкут, совершенно не зная, как на происходящее реагировать, но боясь показаться невежливым.

Греманн хмыкнул. Глая кивнула.

— Вне всяких сомнений. Наши тени, знаешь ли, сами по себе не гуляют.

Мальчик осторожно мотнул головой, как бы подзывая тень за собой. Та легонько дрогнула и послушно перетекла в повозку. Малкут нервно сглотнул и задернул полог.

Привал удалось устроить только через полтора часа. Греманн не щадя гнал яшуров, и их тяжелые, свинцовые копыта гулко бились об иссушенную беловатую землю. Они остановились только когда у одного из быков подломились ноги, и он просто завалился на бок, тяжело дыша и закатывая огромные золотистые глаза с узкими горизонтальными зрачками. К тому моменту беглецы как раз достигли кромки леса Семи, и Пустая земля оказалась позади.

Шатры разворачивать не стали, только развьючили быков, да запахнули плотнее хансулатскую холщевку на телегах, чтобы сохранить хоть какую -то прохладу внутри. Вагоны загнали под редкий навес сосновой рощи, и расположи по кругу. Опушка стала похожа на небольшое разноцветное солнце с шестью лучами. Седьмую повозку с раскладной перевозной клеткой, в которой отдыхали яшуры, спрятали глубже в лес, затянув тентом практически наглухо. Сейчас лучшим лекарством для огромных животных были сон и прохлада. Бронебойные быки могли восстановиться достаточно быстро, но только в условиях полного покоя.

Малкут, неуверенно отогнул раскрашенный желтой пастелью полог вагончика, принадлежащего руководителю цирка и его супруге, и спрыгнул на землю. Солнце зависло далеко на западе и редкие обжигающие лучи пробивались сквозь кроны корабельных сосен. На этих светящихся нитях висела пыль, бесцеремонно поднятая колесами телег.

Малкут окинул взглядом округу. Бродяги разбивали лагерь в абсолютно тишине. И хотя они работали в команде, каждый был занят своим делом. Теперь, когда в благодатной тени путники скинули лишние одежды — хансулатские плащи и накидки — Малкут смог их хорошенько рассмотреть.

Высокий — за два метра ростом — абсолютно лысый мужчина, с вязью причудливых татуировок на затылке, весь состоящий из узлов бугрящихся мышц с темной, блестящей от пота кожей, таскал к синей повозке плоские и гладкие булыжники, отрывая много килограммовые камни от земли так, словно те были легче тополиного пуха. Ему явно подходила не каждая глыба, потому что сперва он внимательно осматривал каждую из них, проводя большой раскрытой ладонью и почти касаясь глади, и только если удовлетворенно кивал, осторожным, выверенным движением закидывал себе на плечо и нес ближе к лесу.

— Это Йерги, — мальчик с любопытством наблюдающий за действием, развернувшимся на унылой опушке, вздрогнул от неожиданности, когда к нему бесшумно подошла Глая. Женщина тоже сняла платки и теперь Малкут увидел добродушное светлое лицо, полные бледноватые губы и глубокие морщинки в углах голубых глаз.

— Йерги дрессировщик, — продолжила женщина, — который научил нас обращаться с быками. Он присоединился к нам на самом севере Асханны — почти на границе с Годро — вместе со своими «питомцами».

Малкут восхищенно следил за тем, как силач, натаскав необходимое ему количество камней, достал из синей повозки, в которой лежал весь скарб, ковшики, несколько поварешек, большую бадью, наполненную родниковой водой и принялся готовить обед.

Глая расхохоталась, видя неподдельное удивление на лице мальчика, Малкут смущенно улыбнулся в ответ.

— Да- да, он еще и повар, — женщина смотрела на Йерги, которому едва достала бы до солнечного сплетения своей белокурой макушкой, с нескрываемой нежностью, — до его появления в нашей труппе мы питались всякой походной дрянью, а в телеги впрягали варгардских тяжеловозов. Ты их когда-нибудь видел?

Мальчик покачал головой.

— Они больше похожи на маленьких кучерявых ослов, но жрут за троих. В одну повозку приходилось запрягать пару, а стадо в четырнадцать голов кормить было тяжеловато. Яшуры изрядно облегчили нам жизнь, так как вдвоем тащат целую колону.

Силач тем временем налил в алюминиевые кастрюли воды и поставил на булыжники. За день те раскалились до такого состояния, что жидкость начала весело булькать уже через минуту.

Малкут восхищенно ахнул и Глая снова улыбнулась.

— Это особая порода камней — каю, огненные камни. Даже в месяц синего пламени и ранней осенью она впитывают солнечное тепло, как губка, и еще очень долго хранят этот огонь. В такую пору готовить на них, конечно, не получается, но Йерги выкладывает их вокруг лагеря и ночь мы проводим в тепле.

Из чащи на опушку тем временем вышли трое. Рядом с крепким, коренастым Греманном, который тоже снял многочисленные платки со своего тела и остался в светлых штанах и просторной походной рубашке, шел высокий, светловолосый и кареглазый мужчина. Его нос был озорно вздернут, а приветливое лицо украшено россыпью веснушек. Справа был второй — немного пониже, и старше, с волосами цвета воронова крыла, заплетенными в косички и забранными в хвост на затылке и внимательными бархатными глазами цвета крепкого кофе.

— Влат и Кхан, — коротко ответила женщина, блондин приветливо махнул рукой и улыбнулся.

Греманн отдал мужчинам какое -то молчаливое распоряжение, и они, кивнув — Влат размашисто, а Кхан хмуро и коротко — двинулись его выполнять.

— Они акробаты. Плюс помогают Йерги следить за быками, — медленно говорила Глая, — чистят клетку, поят и кормят самих животных.

По очереди мужчины проверили каждую из шести повозок. Влат пробегал пальцами по колесным парам и буксам, осматривая обтянутые кожей грубой выделки тормозные башмаки, убеждаясь в надежности и прочности креплений, добавляя техническое масло в движущиеся части и подкручивая при необходимости винты небольшой карманной отверткой. Кхан инспектировал повозку, на половину туловища исчезая под каркасами телег, затем вылезал и внимательно осматривал боковые рамы на предмет трещин и сколов. Кроме того, каждая повозка была по периметру обхвачена стальными поручнями. Сверху — почти по крыше, и по основанию. Не успел Малкут спросить, для чего, как Влат легко впрыгнул на нижний поручень и придерживаясь за верхний прошел по каждой повозке. Так можно было передвигаться между вагончиками, не касаясь земли и не останавливая движения, а после такой основательной проверки если надо будет срочно отправляться в путь, повозки будут к этому готовы.

Пока каждый занимался своим делом, Глая неторопливо представила Малкута Бродягам и рассказала, наконец, что произошло, пока он был без сознания.

Харот встал на уши. Сержанты армии Наместника переворачивали вверх дном каждый дом в каждом кольце столицы. Дворцовое кольцо прочесали меньше, чем за час и труппа, которая расположилась у самых ворот, соединяющих Ярморочное кольцо и площадь, приняли решение бежать. Дальше события развивались со скоростью лавины, спускающейся в месяц тревожного потока с Архарсских хребтов. Шатры умудрились свернуть быстро и не привлекая особого внимания. Солдаты разогнали зевак по домам и по Кольцам был объявлен комендантский час, поэтому улица перед трактиром «Сам пришел» опустела. Солдаты схлынули вниз по Ярморочному кольцу и теперь проверяли торговцев и ремесленников, продвигаясь вглубь.

Яшуры, запряженные в тонкую кожаную упряжь с серебряными клепками нетерпеливо переминались на своих мощных ногах, пока Бродяги обсуждали последние штрихи слепленного на скорую руку плана. Спустя еще пару минут повозки неслись к южным створкам трех колец. Это был самый старый и плохо охраняемый выезд из столицы, упирающийся прямо в Пустые земли, на которых не было ничего живого уже много лет и до самого Рубинового моря тянулась иссушенная, больше похожая на песок почва. От южных земель Асханны Мертвая земля была отрезана горной грядой — Цепью Саила — которая вытянула свой хребет почти до леса Семи. В былые годы, после Войны Драконов и Разлома, когда страны немного встали на ноги, через южные створки уходили только, чтобы никогда не вернуться. Еретики, предатели, шпионы — их участь была страшнее смертной казни.

Два огромных бронированных быка на удивление изящно летели по узким улочкам. Ярморочное кольцо удалось пересечь за пару десятков минут. Дальше было сложнее. Здесь кварталы были разлинованы хаотично и на резких пересечениях повозку заносило, темп приходилось сбавлять.

Сидящий на козлах Йерги уверенно давал команды животным, выбирая самые темные и безлюдные подворотни. Семь разноцветных и одинаковых по размеру повозок, не скрипя и почти не кренясь поворачивали по узким улочкам, словно шли по невидимым рельсам. Яшуры, взявшую хорошую скорость, смели бы любого, попавшегося на их пути, но редкие зрители, которые могли встретиться в этот час, увидели бы только порыв буйного ветра, невесть откуда взявшегося в черте города. Фоукс не только скрыл беглецов под мороком, но и наворожив себе иллюзию из семи разноцветных повозок и двух яшуров рванул в противоположную от южных ворот сторону, и в то время, как настоящие повозки беспрепятственно проскочили последнее Кольцо города и уверенно понеслись вдоль горной Цепи Саила. Фоукс, Лиска и Алания забрали преследование на себя. Бродяги шли без остановок много дней. Выносливости яшуров, казалось, не было предела, а извозчики сменяли друг друга почти через сутки. Греманн, Йерги, Глая. Снова Йерги. И только сейчас, когда Малкут пришел в себя, Харот остался далеко позади, а Цепь Саила сменилась холмистой местностью и уперлась в лес Семи, Греманн разрешил, наконец, сделать привал

На поляне уже был накрыт импровизированный стол и сытная мясная похлебка разносила по округе чарующий аромат свежей баранины и тмина, когда на горизонте появилось размытое, плывущее в вечернем мареве пыльное пятно. Двое всадников гнали коней по направлению к лесу Семи. Греманн, наводящий порядок в желтой повозке, спрыгнул на землю и приложил ладонь козырьком ко лбу.

Спустя пару мнут уже можно было различить ярко- алые плащи незваных гостей и золотые уздечки тонконогих скакунов. Позолоченные копыта сверкали в лучах закатного солнца.

Руководитель труппы нахмурился и дал короткую команду левой рукой. Это даже командой назвать было сложно, однако те, кому она предназначалась среагировали моментально. Уже через мгновение в руках Йерги оказался внушительного размера композитный лук. Тонкий, с резным костяным грифом и древком, покрытым эластичными и прочными сухожилиями дикого вепря. Великан легко установил грозное оружие, а Влат закрепил на нем стрелу с ярким оперением, и замер, ожидая следующую команду.

Греманн кивнул и болт оттолкнулся от тетивы с резким, высоким звуком разрезая воздух. Малкут затаив дыхание следил за смертоносным полетом, но, когда до всадников осталось всего несколько метров, стрелу окутал сиреневый дым, и она разлетелись роем бирюзовых и желтых бабочек. Морок, закрывающий всадников все это время, дрогнул, обнажая обычную, изрядно запачканную походную одежду, хансулатские накидки и убирая золото со сбруи и лошадиных ног. Всадников неожиданно стало трое.

Греманн усмехнулся в усы и удовлетворительно кивнул.

— Наши, — тихо выдохнула стоящая рядом с Малкутом Глая.

Напряжение, все это время висевшее над опушкой грозовой тучей, растаяло, как дым, сменившись звенящим ожиданием.

— Слава Дракону, — шепнула женщина, погладив мальчика по плечу.

Вблизи путники оказались еще более перепачканными, чем издалека. Мужчины осунулись и, несмотря на неровный загар, были бледны. Лицо Фоукса закрывала мягкая замшевая маска, некогда белая, но сейчас потерявшая свой ослепительный цвет. Греманн крепко пожал мужчинам руки и Малкут увидел, сколько благодарности таило это молчаливое рукопожатие.

Алания был высоким, светловолосым и светлоглазым мужчиной, одетым в черную, запылившуюся в дороге монашескую рясу северного кроя, в жестком воротничке которой сияла вставка из тонкого, ограненного аквамарина. Черты его лица, начиная с тонкого носа, заканчивая упрямым волевым подбородком, заросшим жесткой щетиной, были резкими, а взгляд зеленых глаз цепким, как гарракские гончие.

Третьим всадником, когда путник скинул платок с головы, оказалась девушка. Смуглокожая, с огромными серебристо- серыми глазами, густо подведенными сурьмой и игривыми иссиня-черными кудряшками. Волосы запачкались с дороги, а усталость выбелила полные губы, но она при всем при этом она оставалась невероятно красивой.

Малкут уже знал, что с труппой путешествует некая Лиска, но не знал, что девушка была самой настоящей цыганкой. Он неуютно поежился, но не успел ничего сказать, как вдруг полог одной из повозок — той, что была запахнута плотнее всех и имела нежный бежеватый оттенок кофе с молоком — отогнулся и на землю немного неловко и грузно спрыгнул бес. На его плече гордо задрав облезлую голову восседал Зорька. Сердце Малкута прыгнуло к горлу и он, издав не то вздох, не то стон порывисто бросился к другу, не обращая внимание на весь окружающий мир, и обнял.

Берк поморщился, едва устояв на ногах, а Зорька, гаркнув что -то с негодованием, спорхнул на землю с грацией подстреленного индюка. Хлопая давно не используемыми по назначению крыльями, он рассказал собравшимся все, что думал о человеческой импульсивности, но Малкуту было совершенно все равно. Мир плыл перед глазами, и ему пришлось уткнуться другу в плечо лицом, часто моргая.

— Не реви, — голос беса был слабым и глухим, но очень довольным.

— Я и не реву, — всхлипнул Малкут.

Отпустив, наконец, беса, мальчик вытер нос рукавом своей рубахи и смахнул предательские слезы.

— У меня Тень, — гордо сообщил он, ткнув пальцем в землю, где, мешаясь с сумраком деревьев, у его ног лежало темное, бесформенное пятно.

Берк рассмеялся, помогая Зорьке забраться обратно на его плечо.

— Знаю. Сам шил.

Идиллию прервал неопределенный звук, вырвавшийся у Алании. Клирик ни то фыркнул, ни то кашлянул и, смерив мальчиков холодным взглядом, молча пошел прочь — куда -то к клетке с яшурами.

— Не берите в голову, — подошедший к мальчикам светловолосый мужчина улыбнулся и по- братски похлопал их по плечам, — у нашего святоши премерзкий характер. В отличие от меня. Я Влат, — он пожал им по очереди руки, — давайте знакомится, наконец.

Спустя пару часов, когда импровизированный стол был собран после сытной трапезы, солнце окончательно скрылось за неровной линией горизонта, а Фоукс развесил вокруг лагеря непонятные, пушистые комочки, излучающие мягкий, рыжеватый свет, Берк с Малкутом остались вдвоем. Привалившись спиной к колесу переданной им в полное распоряжение бежевой повозки, бес чесал крупный слегка слоящийся клюв Зорьки. Птица распушила нищее оперения и, прикрыв глаза от удовольствия, издавала тихие мурчащие звуки. Малкут отрешенно наблюдал за ними, сидя на уже остывшем до приемлемой температуры камне каю. За неполный день сын наместника познакомился с большим количеством людей, чем за всю свою жизнь и от этого голова шла кругом. Бродяги оказались приятными людьми. Влат и Йерги были добродушными весельчаками, хотя рост темнокожего великана сперва напугал Малкута, а длинный, пересекающий широкий нос рубец заставил судорожно сглотнуть и позволил разгуляться фантазии. Кхан хмурился и не сорил словами, но он так общался со всеми, поэтому поставившие на уши весь Харот друзья могли не принимать это на свой счет. Фоукс сейчас казался еще более изящным, чем в их первое знакомство, с хорошими, едва ли ни княжескими манерами, и он очень открыто принял ребят, с упоением описав во всех красках их с Аланией и Лиской уход от погони. Цыганка вызывала у мальчика неописуемый восторг вперемешку с суеверным ужасом. Даже он, при всей своей нелюбви к книгам, знал, что кочующий народ — опасное племя. Не принадлежащие ни одному Дракону и отлученные от его Храма эти люди были единственные, кто обладал исходной — первозданной — магией, поэтому им не нужно было благословление Дракона, чтобы творить волшбу. Они не обращались к сущности стихии в своей груди, потому что считалось, что ее у них вообще нет. Несмотря на это о мощи их колдовства ходили легенды. Цыгане не подчинялись наместникам, избрав своего Короля, в подчинении которого находились все семь существующих по эту сторону разлома таборов. Говорили, что Королевский табор почти не кочевал, а сидел где -то на севере Асханны в лесах Мадея. Остальные свободно путешествовали по свету — чаще всего по собственному тракту, на который не решались выезжать другие путники, выбирающие хорошо знакомый и достаточно безопасный путь Торгового союза. Племя даже ходило под парусами до ближайших островов Северного моря и было вне закона в нескольких провинциальных городах Баира, но кочевникам, правда, и самим не охота было совать туда свои смуглые носы. Греманн же с Глаей вообще напоминали родителей этой странной, разношерстной семьи. Только Алания отнесся к чужакам совсем холодно, но Берк, покачав головой, посоветовал Малкуту не думать об этом.

— Что мы теперь будем делать? — осторожно спросил мальчик друга.

Бес задумчиво вздохнул, втягивая свежий влажный запах хвойного леса, и кашлянул. Зорька, нежно поклевав его за пальцы, спрятал голову под крыло. Берк осторожно поднял птицу и, отогнув матерчатый полог бежевой повозки, запустил его туда, подтолкнув ладонью к бесформенной груде тряпья под которые он заранее положил несколько каю, чтобы Зорька не замерз ночью. Сокол удовлетворенно крякнул и, усевшись в импровизированное гнездо, уснул.

— В столицу мы не вернемся, — сразу отрезал Берк, возвращая тент на место, — но и циркачей обременять не станем. Как только лес Семи останется позади, их путь ляжет по обычному маршруту. Труппа посетит Хансулат и двинется его восточными землями прямиком к Годро. Там зазимуют и только в месяц новой земли соберутся обратно в Асханну.

Благодаря тому, как мастерски Фоукс обдурил воинов Наместника, позволив себя догнать только к исходу недели и обыграв все так, что ни у кого не заронилось и мысли о причастности Бродяг к пропаже наследника, труппа могла позволить себе вернутся на юг вполне спокойно. Чем и собиралась воспользоваться следующей весной.

— Мы с ними до северного княжества не дойдем, — продолжил бес, — примерно на полпути до туда возьмем восточнее, попадем к Разлому через оазисы Хансулата и перейдем по Мосту Сулатиллари на мою родную землю.

Малкут ахнул, глядя на друга широко распахнутыми глазами.

— На темную сторону? — воскликнул он и тут же поспешно прикусил язык.

Бес не обиделся, только хмыкнул.

— Не хочу вмешиваться в привычную для тебя картину мира, Малли, но та сторона не такая темная, как о ней принято думать.

— Разве не те существа развязали войну? — осторожно спросил мальчик.

Берк наморщил лоб и смущенно почесал затылок.

— Войну развязали Драконы. Те самые, что велением Сулатиллари должны были растить и оберегать вверенный им народ. Люди — орудие в их руках.

— Сулатиллари мог этому помешать, — жестко сказал Малкут, — а орудие отказаться воевать, отказаться убивать друг друга, восстать.

Берк тихо и совсем невесело рассмеялся.

— Я не говорил, что они умны и сильны духом. Стадом легко управлять. И еще легче управлять доверием. Крылатым Повелителям доверяли, как самому Сулатиллари, и, к сожалению, это не привело ни к чему хорошему. Люди могут быть бесхарактерными и глупыми, но это не делает их «темными». А судить Творца я вообще не берусь.

Малкут задумчиво сощурился, серьезно размышляя над произнесенными словами. Внутри его терзали все те же вопросы, что и в самом детстве. Как мог Творец допустить такое? Иногда ему казалось, что если бы все люди на земле были такими, как его «нечестивый», жизнь стала бы куда лучше.

— А там куда? — через какое -то время спросил он друга.

— Там у меня… семья… — извиняющимся тоном ответил бес.

— Семья, — эхом ошарашено повторил Малкут.

Он никогда и не задумывался, что у беса могла быть семья. И не та, что ждала его возвращения за Последней Чертой в виде полыхающей адовым пламенем крысы, а настоящая — с родителями, сестрами и братьями, возможно любящим дядюшкой или ворчливой, но доброй бабушкой.

— Ты никогда не говорил, что у тебя есть семья, — шепотом произнес Малкут.

— Ты никогда не спрашивал, — рассеяно объяснил бес, — я не самый положительный персонаж в твое жизни, Малли, мне казалось, чем меньше ты знаешь, тем лучше.

Мальчик закусил губу, скривив рот в недовольной гримасе.

— Что ты имеешь в виду? — решил уточнить он.

Берк устало вздохнул, предвкушая неприятный и очень долгий разговор, не без труда опустился на землю перед повозкой и сказал:

— Такие, как я, не обитают среди живых. Мы приходим ненадолго, как бестелесные духи, пакостим, пугаем народ, несем весть смерти, но после возвращаемся обратно в преисподнюю, не задерживаясь в этом мире. Однако мой случай слегка отличается от описанного. Знаешь, чем?

Он и так предполагал ответ на этот вопрос, но дождался пока друг сядет рядом с ним и отрицательно покачает головой.

— Я появился, как живое существо. Я родился, случайно затерявшись в Пластах мира. Это редкость, но так происходит. Когда такое случатся, огоньки души нечестивого ищут приют в мире живых. Нужна пустая, самая незащищенная от вторжения извне, не освященная оболочка. Тело умершего при рождении ребенка — идеальны сосуд. Огненная сущность нечистого вспыхивает в мертвом теле, запуская сердце по новой и толкая кровь бежать по венам. Сначала это воспринимается, как чудо, но при наречении, когда ребенку дают имя в Храме Дракона, то, что было ребенком превращается… в меня… когда так происходит нас, чаще всего, уничтожают, в храмах для этого стоит специальная чаша — Пасть Дракона — с Чистой Силой крылатого Повелителя. Ребенка просто швыряют туда, и телесная оболочка сгорает, а дух беса изгоняется обратно в Хода Огненной Крысы.

Малкут слушал, затаив дыхание, и Берк тяжело вздохнув, продолжил:

— Но мать ребенка, чье тело я занял, не смогла так поступить. Вместо того, чтоб кинуть меня в Пасть КрАс’каята, она бежала с наречения, и отнесла меня в единственное место, где мне сохранили бы жизнь. Через весь стан она шла к своей цели и оставила меня на крыльце Храма Дракона Металла.

Монахи этого Дракона не оставили храм даже после смерти своего Повелителя. Они ценят любую жизнь, пришедшую в подлунный мир и убийство для них — самый страшный грех.

Когда я подрос, сам понимаешь, жизни мне не было. Все меня боялись, как самой смерти, так что старый храм я почти не покидал. Изредка ночью убегал украсть что-нибудь съестное. Большинство монахов металла приняли голодовку, на их пайке из родниковой воды и пресного хлеба мне было не прожить. В одну из таких ночей я столкнулся с Тарой. Мне было четыре, наверное, и я подкараулил ее, когда она возвращалась с полевой работы. Как сейчас помню, Она несла домой корзину свежих овощей, прикрытый двумя ветками бузины. Но меня светлое дерево не отпугнуло.

Если Тара и испугалась, то вида не подала. Когда я потребовал отдать корзину, она только спокойно спросила зачем.

Берк улыбнулся, вспоминая.

— Я был так удивлен ее выдержкой, что вместо угроз, ответил честно. Сказал, что голоден.

Она пожала плечами, ответив, что дома ее ждут такие же голодные дети. И добавила, что одними овощами я сыт не буду, а если пойду с ней — она сможет накормить меня еще и мясом. Живое существо впервые не только не отвернулось от меня, но пригласило в свой дом. Я был так шокирован, что последовал за ней. Мы шли по Плотской, миновав знакомый мне поворот к храму и свернули в противоположную сторону. Булочная осталась по левую руку, а мы уходили все дальше от центра к окраине. Дом Тары располагался за внешним кольцом городских стен, потому что ее семья была очень бедной и не могла себе позволить ничего кроме сбитой на скорую руку, покосившейся от времени лачужки. Муж-кормилец умер пару лет назад, и она осталась совсем одна с пятью маленькими детьми. Я стал часть этой семьи. Риксу и Дэри — двум старшим сыновьям — было по десять лет, и они уже работали на угольном заводе. Хорошо, в «белом» отсеке, куда не попадала гарь, газ и угольное крошево.

Асея — средняя дочь — моя одногодка, но когда мы познакомились, она была при смерти, так что я плохо ее помню. Две младшенькие — Тесси и Пэг — росли практически у меня на руках. Им едва исполнилось три. Тара работала на двух работах, выращивала какие -то овощи по мере возможности, но за внешней стеной города почти сразу начинался березовый лес. Земля рядом с лачугой была жирная, но не плодоносная.

Семья хоть и оказалась бедная, но то радушие, с которым я был принят в нее, не встречалось мне больше ни с одной стороны Разлома. Они жили впроголодь, однако Тара всегда находила, чем накормить лишний рот. Никогда ничего не жалела для меня, учила и защищала, как собственного ребенка и, возможно, я даже был счастлив в те годы, пока однажды все не переменилось. Той ночью мы, как всегда, ждали Тару дома, но ее долго не было. Я уже места себе не находил, когда она, наконец, вошла в дом, вся в синяках и страшных кровоподтеках. Городские закидали ее камнями, за связь с нечистивым. Она спокойно смыла кровь, и улыбаясь сказала мне, что все в порядке, но я больше не мог подвергать семью такой опасности… Я бежал так далеко, как смог. Прочь из города, через весь Такаир и Варгард, а потом и через сам Разлом. Смутно помню те дни, я просто мчался прочь, словно все наместники мира спустили на меня своих Знахарей с благословлением Дракона. Но моя семья осталась там. Прошло много времени, и я, кажется, чувствую в себе силы вернуться и, при необходимости, защищать их.

Малкут молчал, щурясь на мягкий свет, повешенных Фоуксом «фонарей».

— Хорошо, — наконец, сказал он, — это какой никакой, а план. Лучшего у нас все равно нет.

Они какое -то время посидели молча, вслушиваясь в тишину ночного леса, а потом собрались спать.

Берк тяжело поднялся на ноги.

— Ты в порядке? — взволновано спросил Малкут, которого беспокоили изменения, произошедшие с бесом. Тот стал каким -то тихим и малоподвижным, бьющая из него ключом энергия куда -то делась, он ссутулился и осунулся.

— Я в норме, — отмахнулся он, — мне крепко досталось, но я восстановлюсь.

Малкут нахмурился, но не успел вступить в спор, как на опушку вышел клирик. Он неспешным шагом подошел к ребятам и обратился к Малкуту, не глядя на беса:

— Малкут, я могу поговорить с тобой наедине?

Мальчик с сомнением смотрел на священника, а Берк, сложив руки на груди, не без агрессии бросил:

— Что тебе надо?

Алания дернул головой:

— Я не с тобой говорю, онис.

Краем глаза Малкут заметил, как Берк вздрогнул. Это слово он уже слышал в дворце отца. Димирь точно также назвал беса до того, как в Тронном зале наступило настоящее сумасшествие.

— А что такое, — голос беса стал приторно сладким, от такой перемены стоило ждать беды, — apostate считает ниже своего достоинства говорить с нечистивым?

Алания дернулся, как от пощечины и, кажется, собирался ответить на словесную атаку физической, но его остановили.

— Хватит, — голос Малкута был непривычно холодным и властным. Не дрожал, несмотря на то, что внутри мальчика трясло. Берк удивленно глянул на друга, ругнулся и похромал прочь, махнув рукой. Спустя мгновение он скрылся в повозке.

— Что ты хочешь? — спросил Малкут.

— Поговорить, — голос клирика стал теплее, он примирительно поднял руки ладонями к мальчику, а в уголках зеленых глаз легла паутинка тонких морщин, — я безоружен и не желаю тебе зла. Пойдем пройдемся.

Малкут бросил недовольный взгляд на повозку, в которой исчез бес и коротко кивнул.

На небо неторопливо, как морская черепаха, выползла луна, ее хорошо было видно на синем бархате это безоблачной ночи. Она светила, как огромный уличный фонарь на главной алее яблочного сада Диры, где росли сочные алые фрукты, которые доставляли по тракту Торгового союза и в Асханну и в самые далекие уголки Хансулата. Светило зависло так низко над линией горизонта, что нижняя ее часть приобрела насыщенный румянец. Звезды сияющим просом рассыпались над головой и млечный путь, казалось, можно было пощупать руками. У Малкута перехватило дыхание от всей этой красоты, которые всегда скрывали от него дворцовые стены.

— Что ты хотел, — отвлекая себя от мыслей повторил свой вопрос мальчик.

Они отошли уже достаточно далеко от лагеря и стояли посреди бескрайнего, высушенного летней жарой поля. Чуть в стороне осталось несколько больших валунов каю. Алания стоял, сцепив за спиной руки в замок. Он какое -то время помолчал, но не стал ходить вокруг да около:

— Ты знаешь, кто твой друг?

Малкут хмыкнул, пнув носком небольшой камешек спрессованного песка. Тот разлетелся мелким крошевом, по касательной задев круглый бок каю.

— Бес, — коротко ответил мальчик.

— Это не то, — качнул головой Алания, — ты знаешь его суть?

— Онис, — уточнил Малкут, и клирик осторожно кивнул.

— А ты знаешь, что это значит?

Малкут ответил самым скучающим из своих голосов:

— Если быть до конца честным, не думаю, что мне это интересно.

— И тем не менее, — священник не собирался отступать, — бесы темные существа, которые рождаются…

— В телах мертвых новорожденных, я в курсе, — прервал повествование Малкут.

Он нервничал и чувствовал себя неуютно под взглядом внимательных зеленых глаз, и еще больше ему было неопрятно обсуждать своего друга с малознакомым и не внушающим доверия человеком.

— А знаешь ли ты, что бес питается страхом болью и отчаянием тех матерей, что потеряли своих детей? Чтобы получить силу, достаточную для задержки в этом мире, они, как ласские пиявки сосут из этих несчастных жизнь.

Этого Малкут не знал и за полчаса под раскинутым над ним бесконечным искрящимся небом Алания рассказал ему больше информации о его друге, чем он слышал за все свои 13 лет.

Онисом называли редкий вид нечистой силы. Это карающий бес — зверь, который в преисподней мучал и истязал души умерших грешников за все их недостойные земные дела. Такие бесы редко покидали свою обитель, но, если вдруг оказывались в подлунном мире — тварей более жестоких сыскать было трудно. Изгнать же такого нечистого за Последнюю Черту тоже было непростым делом. Матерью — Огненной Крысой — им были дарованы три жизни и только потратив все, онис отправлялся туда, где ему было самое место, вот только топить души в смоле они больше не возвращались. Побывав в подлунном мире такие бесы по возвращении отправлялись на вечные скитания по подземным ходам Огненной Крысы, без возможности вернуться куда- либо. И однажды были обречены свернуть в туннелях направо вместо своего извечного левого пути и сойти с ума.

Малкут равнодушно пожал плечами. Раньше подобный рассказ напугал бы его до чертиков, заставил переживать и плакать, а сейчас мальчик чувствовал только отупляющую пустоту.

— Чего ты хотел добиться своим рассказом?

Алания глубоко вздохнул и пристально посмотрел на мальчика.

— Он убивал ни в чем неповинных людей. Ты дитя Сулатиллари. Чистое, непорочное создание. Тебя это не коробит?

— Он убивал людей, потому что Сулатиллари сделал так, что вырезать мне сердце на жертвенном алтаре оказалось хорошей идеей. Так что мне сложно на Берка злиться, — хмыкнул Малкут.

Клирик нахмурился, резко ткнув пальцев в темное пятно под ногами мальчика. В свете полной луны его Тень казалась невероятно густой, как будто даже плотной.

— Это принадлежало человеку, который никак не желал тебе зла. Онис убил его, не колеблясь ни минуты. А душа мужчины теперь никогда не упокоится и будет вечно метаться вдоль Последней Черты без возможности предстать перед Творцом. Понимаешь на что твой друг его обрек? — Алания стал явно терять терпение.

Эта новость если и поразила мальчика, то он не подал вида.

— Он убил себя, чтобы спуститься в Хода и заключить сделку с самой Смертью, только для того, чтобы выхватить твою душу у Сулатиллари, к которому ты имеешь право примкнуть по праву рождения, если не справишься со своей Силой. Это не забота о тебе, а лишь попытка насолить извечному врагу. Мне кажется, ты слишком плохо знаешь своего так называемого друга!

Малкут резко дернул плечами, подаваясь к клирику, которому едва доставал макушкой до плеча, но каким -то образом умудрился посмотреть на него свысока.

— Слушай, — переходя с уважительного и отчужденного «вы» на резкое и совсем не дружелюбное «ты», — если я правильно тебя понял, мой так называемый друг потратил одну из своих жизней только для того, чтобы поиметь призрачную возможность спасти меня от смерти и не навязывать мне сомнительную судьбу отхода за Последнюю Черту в тринадцатилетнем возрасте. Примкнуть к Сулатиллари? Тому самому, что не спас мою мать при родах, и тому самому, что позволил Знахарю почти убить меня? Спасибо, не хочется. Берк рисковал не только никогда не вернутся из подземных туннелей, но и сойти с ума, просто свернув не на ту тропку. Кроме того, едва не погиб, защищая меня во Дворце. Так что, если я ничего не упустил, мне кажется я знаю о своем друге достаточно!

Алания открыл рот, чтобы что -то возразить, затем захлопнул, его тонкие губы сжались в одну линию и он, крутанувшись на каблуках, пошел к лагерю резкими, размашистыми шагами.

Малкут хмурясь провожал его взглядом, чувствуя, как бешено лупится о ребра сердце.

Вдруг Алания замер, слегка сгорбился, словно собирался сделать что -то чего делать не хотел, а затем обернулся.

— Ты — дитя Сулатиллари, как бы ты ни судил его, и мой долг защищать тебя и всячески помогать, — хрипло гаркнул он, -только поэтому я скажу. Твой бес умирает. Он плескал своей силой направо и налево, убивая дворцовую стражу без жалости и раздумий, и его духовная оболочка треснула. Теперь сила будет сочится из него до тех пор, пока полностью не иссякнет. И как только это случится, он умрет. Если вы решили бежать за Разлом, имей в виду — он до него не дотянет и, если мои предположения верны, на этот раз из Крысиных Ходов он не вернется.

Клирик ушел, не дожидаясь ответа Малкута, а может просто не желая его слушать.

Плечи мальчика печально опустились, и он глубоко вздохнул.

— Может выйдешь уже, — тихо проговорил он.

За гладким боком валуна каю что -то негромко шаркнуло и показался бес.

— Когда собирался мне сказать? — спросил мальчик, глядя в черные глаза друга.

— Что конкретно? — невинно уточнил Берк.

— Все. В частности, что умираешь.

Бес задумчиво пожевал губами и смущенно почесал затылок.

— Не собирался вообще, — он привалился к гладкому боку валуна, — не думал, что это имеет значение. Апостата ошибается. Я дотяну до Разлома и даже дальше. Если повезет.

— Ну ты и кретин, — произнес Малкут, закусив губу.

Берк только дернул хвостом, и мальчик едва заметно улыбнулся, увидев в бесе своего прежнего друга.

— С днем рождения, кстати, — вдруг задумчиво бросил тот и что -то протянул Малкуту.

События последних дней начисто вытеснили из головы ставшее таким малозначимым событие и бывший наследник опешил.

— Ну же, она не кусается, — усмехнулся бес.

Малкут забрал с ладони друга простенький грубо дубленный шнурок и прикрепленную к нему подвеску, сделанную из мутно- белого камня и изображающее крыло Дракона.

— Я не знаю даже, что сказать, — шепнул Малкут.

— Теперь ты как за пазухой у Сулатиллари, — довольно проговорил бес, а друг его нахмурился.

— Сомнительное место… пока то, что делает Творец с моей жизнью мне не очень нравится…

Бес посмотрел на Малкута с сомнением, но не стал ничего возражать:

— Идем спать, под солнцем лучше думается.

Малкут, однако, неуютно поежился и покачал головой, все еще глядя на свой подарок.

— Я приду позже, я хочу… хочу побыть один, — не дожидаясь возмущения беса он пошел прочь — еще дальше от лагеря. А Берк, раздраженно дернув хвостом, растворился в ночи.

Летние месяцы не баловали темными временем суток. На горизонте уже залегла тонкая светлая линия. А луна, поменяв расцветку с беловато- красной на бледно голубую, наполовину спряталась за горизонт. Малкут подобрал под себя ноги и сел на остывшую землю. Еще неделя минет и ночи тут станут совсем холодными, а днем воздух будет раскаляться до треска. Месяц рыжего пламени был знаменит крайностями своих температур и расцветающей по пути Торгового союза кроваво-красной астильбой.

Мальчик положил крыло перед собой, бесформенная клякса его Тени под ногами стала еще чернее, как разлитый по мостовой битум.

— Ну и что прикажешь теперь делать, — спросил он, чувствуя безграничную тоску.

Темнота, конечно, не ответила, но вдруг дрогнув пошла рябью и оторвалась от земли, сложившись в силуэт высокого, аляповато тонкорукого и тонконого, слегка ссутулившегося человека, с овальной головой. Малкут хотел заверещать, но у него просто не осталось сил, поэтому он только шатнулся в сторону, уставившись на происходящее во все глаза. Тень тем временем протянула ему черную маслянистую руку и легким движение закрепила узелком поднятую с земли подвеску. Поднявшись на ноги, мальчик осторожно пожал протянутую ему затем ладонь. На вытянутой голове тени появилось очертание аккуратного цилиндра, и она учтиво сняла его с головы и слегка поклонилась.

— Очень приятно, — заикаясь пролепетал мальчик.

Тень двигался плавно, перетекая с места на место. Теряя форму и приобретая ее снова. Он приобнял мальчика за плечи и тот с удивлением почувствовал, какая тьма мягкая, горячая и совершенно материальная на ощупь.

Тень легонько повернул мальчика лицом на восток, но немного севернее того места, где расположился лагерь. Малкут не успел и моргнуть, как она перетекла к левому плечу и указала длинной рукой с тонкими паучьими пальцам куда -то вдаль.

— Туда? — непонимающе спросил Малкут, — надо идти туда?

Тень важно кивнула и спустилась ближе к земле, нарисовав на сухой почве кляксу, а в центре нее елочку.

— Это лес? — довольно зашелестев, Тень снова кивнула, затем начертила в большой кляксе, пятно поменьше.

— Это? — Малкут растерялся.

Тень подняла руку к самому лицу мальчика. С ее пальцев на землю с глухим звуком закапала темнота.

— Капли? Это вода? — на лбу мальчика залегла складка, но Тень вновь подтвердила догадку мальчишки.

— Это вода в лесу? — отгадывать шарады было на удивление нетрудно, Малкут на интуитивном уровне отгадывал загадки своей Тени. Тьма показала поднятый вверх большой палец.

— Мне нужно к этому лесному озеру? — уточнил мальчик, но в этот раз его новый молчаливый товарищ покачал головой отрицательно.

На мгновение тень потеряла форму, а затем вдруг материализовалась в силуэт с козлиными ножками, и длинными крючковатыми рогами, и, хотя на Берка это походило мало, Малкут понял, что перед ним его бес.

— Берку нужно к этой воде, — тем не менее уточнил он.

Тень отчаянно закивала, от чего цилиндр ее слегка съехал, и мальчик невольно улыбнулся.

— Это спасет его?

Очередной кивок заставил Малкута порывисто броситься на шею этой странной, невесть откуда взявшейся живой тьме.

— Спасибо, спасибо… спасибо…

Тень качнулась и опала к ногам, но не успел мальчик отругать себя за свою импульсивность, как из бесформенной тьмы под ногами показалась голова и кисть руки. Учтиво приподняв цилиндр, она кивнула и вновь опала на землю.

Шаг четвертый

Солнце давно ушло с зенита и бродяги стали потихоньку вылезать из своих повозок. После безумных скачек Греманн дал своим товарищам как следует выспаться, не собираясь больше без продыху гнать уставших яшуров. Теперь в его планах было взять восточнее и дойти по самой кромке леса Семи до пустующего в летние месяцы пути торгового союза. Идти полагал только ночью, так как изнуряющая жара за неделю путешествия довела до изнеможения каждого артиста. Когда труппа на скорую руку позавтракала, одновременно пообедав и стала уничтожать свидетельства своего присутствия на безымянной лесной опушке, Малкут подошел к Греманну. Утром мальчик вкратце описал другу, что случилось ночью, упустив, правда, что информацией о чудесном озере с ним поделилась его собственная тень. На резонный вопрос Берка, откуда у него такие знания, Малкут уклончиво ответил, что когда -то об этом читал, с удивлением чувствуя, как в груди вместо привычной боли не рождается… ничего. Темное деяние — ложь — не вызывало больше никаких неудобств. Берк, зная любовь друга к книгам, конечно ему не поверил, но допытываться не стал, он старался беречь любые крупицы физической и духовной силы.

Руководитель труппы немного озадачился просьбой мальчика кое- что обсудить, но кивнул и рукой пригласил пройти к задним стойкам желтой повозки.

Пока коренастый мужчина затягивал бечевку тента на стальных клиньях, Малкут рассказал ему, в какой беде оказался бес.

Греманн кивнул, обозначив, что для него это не новость.

— Я не имею права вас просить, вы и так сделали для меня такое, за что я никогда не смогу отплатить сполна, но мне нужна ваша помощь.

Греманн дернул подбородком, покрытым жесткой седой бородкой, веля мальчику продолжать.

— Восточнее этих земель, в чащобах леса Семи лежит озеро. Оно поможет Берку.

Брови Греманна взлетели вверх.

— Каким образом? — из повозки на землю соскочила Глая и немного встревожено посмотрела на мальчика.

— Я не совсем уверен, — робко ответил тот, — но думаю, что ему нужно будет погрузиться в его воды.

Греманн дернул плечом и Глая попросила сына Наместника оставить их на какое -то время.

Бес выбрался из повозки и потянулся, Малкут подошел к нему.

— Попросил старика проводить нас? — понял по его лицу Берк, и мальчик кивнул.

Бес вздохнул, отодвигая тент и доставая из гнезда сокола. Зорька, недовольный тем что его разбудили, закряхтел и хлопнул крыльями, затем нахохлился и отряхнувшись принялся чистить и без того редкие перья. Берк осторожно погладил его по голове и протянул сухарь. Зорька благодарно крякнул и с хрустом уплел угощение.

— Поставил их в неловкое положение, — отчитал бес мальчика, — они совестливые люди. Даже если захотят не откажут. Малкут пожал плечами.

— Я на это и надеюсь.

Теперь уже бес удивлено дернул бровью и пристально посмотрел на друга. Светлые кудри все также спадали на плечи, а лазурные глаза не потеряли блеска, но бес все рано отметил.

— Ты поменялся.

Малкут нахмурился.

— В чем, интересно?

— Раньше ты был таким простым и бесхитростным, а сейчас?..

Но Малкут отрицательно покачал головой.

— Я и сейчас бесхитростный. Я честно сказал тебе, что надеялся, что бродяги не откажут в помощи. Но не думаю, что при этом станут рисковать собой. Совсем невероятная удача, если они позволили примкнуть к ним хотя бы до торгового пути. И им бы я сказал то же самое, мне нечего от них скрывать. Мне просто не плевать на твою судьбу, так же, как тебе плевать на мою.

Бес насупился и хмыкнул:

— Апостата считает, что я забочусь о себе, а не о тебе.

Малкут равнодушно подал плечами:

— А мне все равно, что он считает. Я тебе задолжал.

— Даже если он прав?

Малкут кивнул:

— Даже в этом случае.

Черт обреченно вздохнул.

— Что значит Апостата? — неожиданно сменил тему мальчик. Берк задумчиво пожевал губами и немного наморщил нос:

— Вероотступник, если дословно. Так называют монахов Дома Имени предавших своего Повелителя. Совсем немногим людям была дарована честь служить Драконам напрямую в их Доме, но и среди них находились те, кто предавал веру, и несли в мир ересь.

— Каким образом? Отступники не верили в Драконов? — удивленно спросил мальчик, но бес покачал головой:

— Сложно не верить в Дракона, когда видишь его каждый день своими глазами. Но отступники подвергают сомнению их власть, их решения, их поступки. В большинстве своем они верят только в высшего Творца — Сулатиллари и не признают власть детей его.

Малкут хмыкнул:

— Они имеют привилегию каждый день следить за действиями Крылатых Повелителей, возможно их сомнения не лишены смысла.

Бес очень пристально посмотрел на друга, но ничего не сказал, отвлекшись, только кивком головы указал куда -то за спину. Греманн взмахом руки звал их подойти.

Минуя остывшие за ночь камни, расставленные вчера огромным поваром, они подошли на зов. Глая хмурилась и выглядела очень встревоженной.

— Греманн знает, какое озеро вы имеете в виду, хотя одному Лешраку известно, как вы о нем прознали, — Берк многозначительно посмотрел на друга, но тот и глазом не моргнул, Глая продолжила, — это пруд Тришах, расположенный в одноименной роще. До войны там была заключена сила дракона Земли, но вы должны быть готовы к тому, что после его смерти источник мог высохнуть и погибнуть. Это древнее место, и мы не думаем, что оно подпустит к себе чужаков, так что рисковать не готовы. Проведем вас до пути Тришах, по которому вы сможете попасть к озеру, но там и расстанемся. Мы подождем вас ровно три дня, но, если вы не вернетесь к третьему закату — уйдем на тракт и продолжим свое путешествие уже без вас. Надеюсь, вы нас поймете.

Малкут отчаянно закивал.

— Спасибо вам, спасибо! — шептал он, сцепив руки и опустив взгляд — это гораздо больше, чем то, на что я мог рассчитывать.

Затем смутившись, он улыбнулся бесу.

— Мы пойдем приведем свою повозку в порядок, — воодушевленно сказал он, — скоро выдвигаемся.

Небо заволокли тяжелые, пузатые тучи и едва стройная колона разноцветных повозок двинулась вдоль леса, как зарядил ливень. Все началось с мелкого, больше похожего на туманную морось, дождика, а закончилось тем, что хляби небесные разверзлась над головами путников и на землю с грохотом обрушилась непроходимая стена воды. Молнии сверкали каждую минуту и небо готово было вот- вот рухнуть прямо на горе путешественников. Алания, закутанный в грязно- серый дождевик с подкладкой из лисьего меха, по очереди орудовал быстро замерзающими пальцами над колесами каждой телеги, накладывая на них причудливые металлические цепи, пока Греманн впрягал в упряжь второго яшура. Минут десять такого косохлеста и земля под ногами раскиснет, как болота Бестэя по весне, когда дурно пахнущая, цветущая вода, густая, как кисель, заливала город почти до центральных площадей. Плетенные, широкие цепи увеличивали площадь опоры колесным реям, не давая телеге завязнуть в жирно чавкающем месиве, а короткие шипы, цеплялись в почву, как альпинистские кошки.

Шли медленно, колеса, несмотря на укрепление, периодически начинали ехать и через неполные четыре часа колонне пришлось остановится. Повозки, как обычно, сцепили, превратив их в один длинный, разноцветный коридор, разделенный пологами, а Греманн хмурясь спрятал яшуров под навес их укутанной холщевкой клетки. Фоукс в маске с птичьим клювом поочередно зашел под каждый тент и зажег огонь в переносных арбский каминах, добытых труппой в одном из своих путешествий по Хансулату. Он приветливо улыбнулся мальчикам, уютно устроившимся на большом мягком матрасе.

— Непогоду придется переждать, — сказал он им, заправляя фитили.

Малкут кивнул, а затем неожиданно спросил.

— Господин Фоукс…

— Просто Фоукс, малыш, — моментально поправил его иллюзионист.

Огонь в камине разгорелся неярким красноватым светом, и маска мужчины залегла длинноносой тенью на матерчатой стене повозки.

— А где Алания?

Берк удивленно посмотрел на друга и нахмурился. Иллюзионист тоже был не готов к такому вопросу, но ответил.

— У себя, скорее всего. Зеленая повозка — следующая за вашей. Раньше здесь, кстати, располагался Йерги, но он любезно отдал вам свою «комнату», и теперь живет со мной. Не в упрек вам будет сказано, но в моей уютной, Рыжей телеге с его приходом сразу стало мало места.

Малкут улыбнулся, а Берк все еще смотрел на друга возмущенно.

— Что? — ответил мальчик на этот взгляд, — вы все заладили — дитя света, дитя света. Я даже не знаю толком, что это значит. Раньше думал, что у меня просто тени нет, а сейчас видишь — за мою невиданную силу, коей я в себе, кстати, совсем не чувствую, мне готов вырезать сердце Дворцовый Знахарь. Хочу узнать о себе побольше.

Берк насупился и плотнее завернулся в плотное одеяло из верблюжьей шерсти- лоскутное и цветастое, как любили на северной границе Хансулата — в Амате и двух соседних городах.

— Мог бы у меня спросить, — заворчал он.

— Нет, думаю Малкут прав, — неожиданно вмешался Фоукс, — Алания в этом вопросе точно более подкован.

Берк пробурчал себе пол нос что -то нелестное в адрес изгнанного клирика и отвернулся от друга, всем своим видом показывая, что продолжать разговор не намерен, а намерен спать.

Малкут ласково погладил его по плечу и, кивнув Фоуксу, спрыгнул с повозки, осторожно запахнув за собой тент. Иллюзионист отправился разводить огонь по остальным «комнатам».

На улице сверкали разряды и завывал ветер. Деревья, оставшиеся по правую руку от цирковой колонны, со скрипучими стонами гнулись к земле. Вода хлестала с такой силой, что Малкуту было больно от ударов крупных жестких капель, поэтому он осторожно, но не мешкая постучал по деревянному коробу повозки Алании, закинув на голову капюшон плаща, отданного ему Глаей и поэтому явно широкому в талии.

Клирик дернул тент и с удивлением уставился на незваного гостя. Взгляд его потеплел, и он отогнул край навеса сильнее, приглашая мальчик подняться.

Малкут неуклюже залез в телегу, дважды поскользнувшись и не слетев в кислое месиво под колесами только благодаря клирику, проворно схватившему его за шкирку.

В повозке было тепло и сухо, уют нарушали только громоподобный капли, гулко стучащие по крыше. Все свободное пространство здесь занимали книги — они лежали на полу и на маленьком комоде, жавшемся к правой стенке, у входа — единственной стены повозки, которая легко снималась с клиньев, но тем не менее не пропускала воду, возле арбского камина, в котором трещало багряное пламя и даже на расположившимся слева волосянике — жестком, плетенном из волоса матрасе, без подушки и одеяла, лишь с тонким льняным покрывалом, истрепанным временем.

Алания указал на него приглашающим жестом. Малкут, недолго поколебавшись сел.

Клирик не собирался торопить мальчика, поэтому, пока тот собирался с духом, порылся в комоде и извлек запылившуюся бутылку из темно- изумрудного стекла и медную турку. Не спеша он выдернул пробку карманным клинком с тонким, изогнутым полумесяцем лезвием и «опасной» гардой. Когда турка наполнилась жидкостью и встала на стальную подставку над пламенем камина по повозке пополз чарующий густой запах пряностей. Корица, гвоздика и шалфей окутали мальчика бархатным одеялом, и он немного расслабился.

Напиток нагрелся до нужной температуры, и Алания разлил его по кружкам и одну протянул Малкуту. Тот поблагодарил, и осторожно поднес чашку ко рту. Жидкость оказалась мутновато- зеленой, как и бутылка, в которой она хранилась.

— Варгардский грог, — сказал Алания, с явным удовольствием погоняв напиток на языке, — не такой крепкий, как у цыган, но и не на воде замешанный, как в странах по эту сторону разлома. Бутылочка сюда попала много лет назад, так что я берег ее на особый случай. Беседа с вестником Творца вполне подходит.

— Я как раз об этом, — прямо сказал мальчик и сделал неуверенный глоток. Терпкая, сладкая жидкость с легкой горчинкой от шалфея огнем пронеслась по горлу, не обжигая, но согревая, — что это все значит? Объясни, что я такое? — попросил Малкут, обдумав вопрос. Голове стало легко от слабоалкогольного напитка. Алания присвистнул.

— Неплохо для начала, но беседа будет не из быстрых.

Мальчик пожал плечами.

— Если ты не торопишься… — спокойно произнес он.

Клирик откинулся на жесткий край повозки и задумался, с чего начать.

— Все зависит от того, на сколько ты осведомлен о реальном положении вещей в нашем мире.

— Самым поверхностным образом, — честно признался мальчик, — отец, очевидно, счел не нужным учить меня читать, раз уж до совершеннолетия мне дожить не грозило, кроме того, следил, чтобы я не лез лишний раз в дела страны.

— Ну тогда начнем с начала. Вопросы задавай сразу, так как информации много и, быть может, ты не сможешь понять все сразу. Отвечу на все по мере возможностей.

Малкут кивнул и едва ли ни затаив дыхание принялся слушать.

— Начну, пожалуй, с самого важного. Крылатые Повелители никогда не создавали наш мир. Они лишь сыны истинного Творца — Сулатиллари — первые создания по образу и подобию его, кровные — кровь от крови. В былые времена, когда мир был молод и от того мал — за тысячи лет до Разлома — Драконов было всего четверо, четверо мужчин — Асид, Досс, Девиен и Мадей — изначальные сущности. Но мир рос, Сулатиллари творил — новые земли, новые воды, звери и птицы, люди, духи, народ Драконов — некровных, в чьих жилах не текла его кровь, но кто мог дать Первым потомство, цыгане и многие другие народы, что рождались и гибли в стремительном течении времени. Все жили миром, в каждом создании горела бессмертная сущность стихии — их душа. Но когда мир стал слишком велик начались темные времена. Мелкие стычки перерастали в войны, они тянули за собой беззаконие, порождая жестокость, фанатизм и неся смерть. Тогда из мрака и страха появилась Огненная Крыса — изуродованная злобой старуха, которая, как в парном молоке, купалась в этом хаосе. В помощь себе она тоже стала творить, и первые дети ее были бесы и демоны — нечестивые ходили по некогда безмятежному миру и решали кому жить, а кому умирать, шептали душам созданий совершать злодеяния, сводили толпами людей с ума. Сулатиллари принял решение и поставил своих первых детей во главу всего этого, чтобы те своим величием и силами указывали заблудшим сущностям истинный путь, чтобы они заботились и берегли его творение, чтобы творили, как некогда творил он, а сам нашел блуждающую по его миру Крысу и вышвырнул ее прочь. Она и ее сыны ушли, но не пали, а лишь спрятались по ту сторону Порога в подземных ходах. Но разрушение, что она принесла, нельзя было повернуть вспять. Зерно тьмы стремительно прорастало. Первые Драконы жили практически вечно, но в конце концов пришло и их время. Каждый оставил после себя наследника — Дракона, в жилах которого, как и в жилах Первых, текла кровь Сулатиллари. Водного сменил Лито'о'Лешрак У земли родились двойняшки — кровный Ат’Намир — Не Имеющий Крыльев, и некровная Тиан’Мира, сыном воздуха был Аарон’То, а потом случилось невероятное. У Огненного Повелителя родились два кровных наследника. Ошибки быть не могло, потому что только кровным Драконам Сулатиллари сам давал имя во время обряда наречения в Доме Имени. В груди КрАс’каята сияла сущность огня, а Галех'Тристан стал повелевать металлом. Второе поколение сменило Первых правителей, стараясь идти по стопам своих предков, но однажды все переменилось. В сердце одного из Драконов вспыхнуло недостойное чувство — жажда власти. КрАс’каят считал, что пяти детей многовато для того, чтобы править таким небольшим миром, и вместо того, чтобы продолжать увеличивать и совершенствовать прекрасный мир Сулатиллари, он развязал войну. Взяв в союзники своего брата, он напал на Земляного Дракона и очень быстро захватил его основные земли, бросив Повелителя гнить в темницах. Лешрак и Аарон смекнули, что к чему, и, старались не лезть в эти дела раньше времени, объединившись и копя мощь. Противостояние затянулось на несколько лет, но, когда сопротивление армии Земли было почти сломано, Повелитель Металла вдруг ни с того ни с сего отвернулся от собственного брата, нанеся удар в спину огненного войска. Тем пришлось отступить к Северному морю, потому что с флангов их гнал отряд Галеха, а в лоб уперлись воины Лешрака и Аарона, которые узнав о таком повороте событий, наконец, решили показать себя. Вне себя от ярости, КрАс’каят начал мстить, и нанес удар по самой причине измены его брата. Он убил некровную дочь Первого Дракона Земли, в которую Галех был влюблен, и ее плененного кровного брата. Владение Повелителя рухнуло. Некогда плодотворные земли превратитесь в безжизненную пустыню, известную сейчас, как Пустая земля, по которой мы шли до леса Семи. В тот момент как раз и совершится Разлом. Сулатиллари увидел, что натворили его дети и велением своим расколол мир на две части, отсекая Огненного дракона от всех остальных, но, чтобы еще сильнее проучить недостойных он наслал проклятие и все некровные драконы, с которыми Повелители могли бы продолжить род Первых — вымерли. Ни один из них теперь не сможет зачать кровного наследника. Связь с любым другим народом — будь то хоть духи, хоть люди — принесет лишь обычного ребенка в подлунный мир.

Малкут задумчиво почесал подбородок.

— Жестоко, — подытожил он, ежась.

Алания несогласно покачал головой.

— Жестоко было стравить некогда дружественные народы. Много лет прошло, а Белые Пески Хансулата до сих пор живут особняком, потому что до Разлома — это были владения Огня. Баир и Годро во многих политических вопросах «дружат» против Асханны. В былые времена, такое и представить себе было нельзя. Мир был большой семьей, в которой царила идиллия, и что теперь…

Клирик замолчал, отрешенно глядя на дно своей кружки и сделал большой глоток.

— Берк бы сказал, что это утопия, — задумчиво произнес мальчик в голове которого переливался мягкий пряный туман, — то есть место, которого нет.

Алания что -то проворчал на этот счет, но не захотел переводить тему в опасное русло, поэтому прочистил горло и продолжил:

— Считается, что мир может соединиться вновь…

Малкут аж поперхнулся, делая очередной глоток:

— Что? — откашлявшись спросил мальчик, — как это?

— Считается, что, когда мы будем достойны — Разлом затянется. Восстановление мира ознаменуется рождением нового кровного Дракона.

— Но, ведь, это невозможно, — непонимающе нахмурился мальчик, — ты сам говоришь- народ Драконов вымер.

— Верно, поэтому это просто легенды, Малли… Слухи, догадки. Никто не знает, как будет на самом деле. Что же до тебя… Ты дитя Творца.

— Прямо как Первые? — ахнул мальчик, но Алания покачал головой.

— Не совсем. Ты не от плоти Его создавался, однако в тебе есть его крупица — дыхание Сулатиллари. То же веление нести в мир свет и менять его к лучшему, какое когда-то давалось Драконам.

Мальчик с сомнением посмотрел на клирика, словно решая, стоит ли ему верить, а потом глубоко вздохнул.

— Я видел сон, когда лежал без сознания. Словно время вдруг потекло в обратную сторону, и я вернулся к началу своей жизни. Мне кажется, я даже видел, как появился на свет… — Малкут задумался, — та женщина — моя мать, она как будто заставила повивальную служанку забрать ее жизнь, вместо жизни своего ребенка. Мне кажется, та бабка была вообще не человеком.

Алания поставил на пол пустую кружку, и поднял одну из книг, лежащих рядом с волосяником. Переплет был подтрепанным, бордовая краска почти вся обтерлась с обложки, а от золотого тиснения не осталось и следа. Пролистав несколько внушительных глав, он остановился где -то на середине и показал мальчику открытый разворот.

С картинки, нарисованной выцветшей краской, на Малкута смотрело злобно оскалившееся лицо — нос крючком, раскосые красные глаза и острые желтые зубы, с которых капала слюна. Мальчик поморщился.

— Похожа? — осторожно спросил Алания и Малкут неуверенно кивнул.

— Это Купчиха, — прочел клирик подпись под картинкой, — считается одной из приспешниц Огненной Крысы, очень темным созданием. Придания говорят, что она может помочь заключить сделку с самой Смертью.

— Она знала, — тихо сказал Малкут, — знала, что роды пойдут не так, и чтобы спасти меня, заключила сделку, пожертвовав своей жизнью.

Алания молчал.

— Она теперь в Ходах? — тихо спросил мальчик, понимая, что это значит.

Но клирик только пожал плечами:

— Я не знаю, Малкут. Сулатиллари отметил тебя своим дыханием. Не думаю, что он спустился бы к женщине, чья сущность была продана Огненной Крысе. Пусть даже так задорого.

Малкут не знал — сказал мужчина это для успокоения детской души или правда так думал. Он лишь тяжело вздохнул и полный самых мрачных мыслей, поблагодарил клирика и выскользнул из его повозки.

***

Движение смогли восстановить только под утро. Если бы не доски, вовремя подложенные под колесные рейки, повозка могла бы не выкарабкаться из чавкающей жижи. Берк с трудом разлепил глаза и повернулся. Ни Малкута, ни Зорьки рядом не было. Приподнявшись он потянулся и сладко зевнул. Силы покидали его медленнее, чем он рассчитывал и, как ни крути, это были хорошие новости. Бес был уверен, что дотянет не только до Разлома, но и почти до самого Храма Дракона Металла, если призрачная надежда на целительное озеро растает, как он и полагал.

Бес выбрался из повозки и поглядел по сторонам. Колона мирно шла вдоль лесного массива, утопая в длинных тенях, протянувшихся от стройных деревьев на запад, прочь от лениво лезущего по небу солнца. Неожиданный летний дождь смыл духоту и дрожащее марево раскаленного воздуха и теперь за пологом царила влажная прохлада. Тихо в пробуждающемся мире свиристели соловьи. Берк выбрался наружу и осторожно ступая по скользким после ливня стальным поручням пошел вперед. Во главе на козлах сидел Йерги, держа в руках поводья двух яшуров. Он о чем-то негромко говорил с закутанным в пончо Малкутом, на коленях которого чистил перья сокол.

Бес неторопливо устроился рядом. Зорька приветливо заворковать и перебрался к нему.

— Доброе утро, — поприветствовал его темнокожий великан, растягивая рот в широкой улыбке.

Бес не улыбнулся в ответ:

— Как обстановка? — серьезно спросил он.

Йерги хмыкнул.

— Сутки пойдем. Дождь хорошо убрал жару, так что сможем передвигаться не только ночью. Привал сделаем завтра днем, недалеко от цыганского тракта, но на него выходить не будем — если напоремся на табор — от нас не оставят даже пыли. С гитанами шутки плохи.

— Гитанами? — уточнил Малкут. Широкий рот темнокожего великана снова расплылся в улыбке:

— Так на моей родине называют кочевой народ.

Мальчик покивал.

— Когда мы окажемся у пути Тришах? — спросил он

— Буренок наших гнать не будем, — один из яшуров громко фыркнул и недовольно скосил свой янтарный глаз, — пробежка от Харота изрядно их вымотала. Так что, думаю, неделя. Или около того. Если пойдем, плотно прижавшись к лесу, как сейчас, может немного быстрее. И еще неделя по самому пути.

Бес, вполне удовлетворенный таким ответом, коротко кивнул и, откинувшись на сложенный за спиной бесформенный мешок, смежил веки.

Повозки неторопливо покачивались, держа путь на северо- восток и пейзаж уже начинал потихоньку меняться. Чаща по правую руку поредела. То тут, то там появлялись березы и осины, мелкие кустарники с дикими ягодами и грибы. Холмы, примыкающие к Цепи Саила остались позади и по западному горизонту цветастыми желто- красными лентами потянулась степь. Над всем этим лениво ползли по небосводу низкие, пузатые облака. Правда красотой удалось насладиться только один день, так как жара очень быстро вернулась в свои права и дальше труппа передвигалась только с наступлением темноты.

Малкут, который никогда не видел на небе столько звезд, распахивал их с бесом тент и почти всю ночь лежал, уставившись на причудливые, сияющие как драгоценные камни, узоры. Сутки сменялись сутками. Однообразная череда была открытием только для Малкута. Бывший Наследник Наместника тринадцать лет лишенный практически всех радостей жизни с головой окунулся в открывшийся для него мир. Он всегда помогал готовить и прибираться улыбчивому Йерги, чистил клетку яшуров вместе с Кханом или Влатом, когда животных не было рядом. Мальчик также восхищенно следил за акробатами, которые тренировались по паре часов в день, с упоением слушал истории, которые в огромном количестве знал Фоукс, быстро научился резаться в несколько карточных игр и неплохо в них преуспел, ловко обыгрывая Глаю и совсем не уступал Влату. Мальчик освоился в простеньких фокусах иллюзиониста и исподтишка наблюдал за цыганкой.

— Красивая, да? — на одном из привалов, когда Малкут лежал рядом с Бежевой повозкой прямо на пахнущей солнцем траве, его интерес заметил улыбающийся бес.

Щеки Малкута вспыхнули ярче, чем дикие маки, и он нахмурился.

Берк весело рассмеялся.

— Все нормально. Я тоже от нее глаз оторвать не могу.

— Обычная, — фыркнул мальчишка и отвернулся, но бес только еще громче захихикал.

Лиска, облаченная в мягкие походные брюки и просторную рубашку тренировалась недалеко от лагеря перед «завтраком». В ее руках играючи плясала изогнутый хансулатский шотел. Закатное солнце пламенем красила обоюдоострое лезвие. По лицу девушки струился пот, а серые глаза с холодной отчужденностью смотрели в лицо несуществующего врага. Каждое ее движение — плавное, отточенное, выверенное — было нацелено на смертоносный исход, хотя проходящие по касательной удары меча были устремлены не на самые основные точки, которые защищал любой воин в бою.

Если цыганка била по верху, она не рубила голову или грудь, а метила в яремную вену или старалась, как крюком, зацепить изогнутым лезвием заднюю часть шеи. Рывки ее были такой силы, что не оставалась никаких сомнений- Лиска пыталась сломать противнику шейные позвонки. Если удары шли понизу, цыганка не стремилась порезать бедро, потому что знала, что куда эффективнее задеть суставную артерию рядом с коленом. Такой удар в ходе схватки легко пропустить и потерю крови противник заметит не сразу, а вот ослабнет очень быстро. Как и всегда, через час ее разминки, когда на медленно темнеющее небо вывалилась луна, к ней подошел клирик.

Алания поклонился ей, принял ответный кивок и очертив вокруг себя небольшой круг диаметром метров в пять встал в его середину. Бес приподнялся на локте с душистой травы, на которой разлегся рядом с другом и пронзительно свистнул. С соседних деревьев испугано вспорхнула стайка птиц.

Как тренируются эти двое любила смотреть вся труппа, так что и на призывный свист отреагировали быстро.

Греманн с Глаей показались из своей повозки и сели на ее край. Йерги отвлекся от подготовки к «завтраку», который перенеся у бродяг на поздний вечер, и неторопливо сбросив фартук на импровизированный стол подошел и сел рядом с мальчиками. Влат и Кхан тоже вышли откуда -то из чащи, очевидно оставив быков пастись в одиночестве.

Лиска смахнула со лба пот, улыбнулась и приняла свою исходную позу. Алания извлек из складок монашеской рясы невесть как прицепленный там меч и тоже на секунду замер, а затем начался поединок.

Смысл боевого круга Алании был не в том, чтобы выпустить друг другу кишки. Даже самый сильный воин, теряя ориентировку был обречен на гибель, причем часто весьма глупую — подвернуть ногу на камне, поскользнуться на влажной траве… Поэтому здесь партнеры должны были сражаться, не выходя за очерченные края, четко представляя свое местоположение в пространстве и следя за тем, что творится вокруг. Необходимо было атакой выбить противника за черту.

Цыганка двинулась первой. Ее фигурка мягко поплыла в сгущающихся сумерках. Она, как дикая арбская кошка бесшумно ступала почти по самому краю очерченной окружности. Алания также плавно двинулся, держа дистанцию.

Выпад был резким и неожиданным, но сталь с хрустальным звоном сцепилась всего на мгновение. Лиска изящно ушла из-под агрессивной атаки клирика, почти не сбившись с шага, но Алания и не думал отступать. Серия рубящих ударов обрушилась на голову девушки. Тонкая фигурка разминулась со смертоносным оружием на доли секунды, а на последний рывок цыганка ответила контратакой, да такой порывистой, что теперь клирику пришлось отступать.

Малкут завороженно следил за тренировкой. Бой напоминал скорее изящный импульсивный танец, чем настоящую схватку, однако сердце замирало каждый раз, когда кто -то наносил удар. Они сражались в полную силу и достаточно было одному на секунду зазеваться — второй не успел бы остановить летящее к своей цели оружие.

— Как они не боятся друг друга поранить? — прошептал Малкут ни к кому не обращаясь, — они как будто на самом деле враги.

— О- о- о- о, а они и есть самые настоящие враги, — усмехнувшись протянул Йерги.

Малкут непонимающе посмотрел на великана, оторвавшись от сражающихся, но тот не стал продолжать.

— Цыгане и монахи дома Имени, пожалуй, даже большие противоположности, чем мы с тобой, — тихо объяснил Берк, — цыганская вера обходит все каноны поклонения Драконам. Они не только не принимают власть детей Его, но и самого Сулатиллари почитают со множеством оговорок. Они называют его — Асур, и верят, что он и Огненная Крыса — Басая — брат и сестра и создавали Мир вместе. А Первые — их дети от нечестивой любви.

Йерги закивал, подтверждая слова беса и добавил:

— Там еще столько расхождений во взглядах, что и не счесть. Но самый основной камень преткновение, конечно, смерть. Гитаны чтят ее едва ли не сильнее, чем ее брата, так как считают, что только шагнув за Последнюю Черту, создание обретает настоящую вечную Жизнь в зеленых садах под полной Луной. А жизнь земная — лишь преддверие ее. По мнению же клирика все заканчивается со смертью, и сущность человека отбывает или в Поднебесный мир, или в Крысиные Хода.

Эти противоречия непримиримы.

Малкут задумался и снова во все глаза уставился на врагов. Алания потихоньку изматывался, обманчиво легкие атаки Лиски становилось все труднее отражать, девушка тоже тяжело дышала и их кружение в круге становилось все более стремительным. Наконец, отражая очередной рубящий удар тяжелого меча, прилетевший по диагонали снизу, Лиска растеряно открылась с левого бока и клирик, не секунду не мешкая, воспользовался оплошностью. Его правое плечо тараном врезалось в незащищенное место и цыганка с тихим вскриком вылетела из круга.

Бродяги зааплодировали. Кхан заливисто свистнул.

— Вот и все, — тяжело дыша, сказал Алания, — ты убита.

Лиска дрожащей рукой убрала со лба мокрые от пота кудряшки:

— Смерть — это только начало, Апостата, — сухим ртом ответила она и протянула мужчине руку, озорно улыбаясь.

Малкут видел, как клирик поморщился, но помог ей встать на ноги и неторопливо поклонился.

— Как же они тогда общаются, — мальчик удивленно посмотрел на Йерги.

Тот задумчиво провел огромной рукой по своей татуированной лысине:

— Это сложно, малыш, — мужчина думал, как лучше сформулировать, — есть определенная порода людей. Одни мыслят так, — ладони встали с двух сторон от его лица, на манер шор у лошадей Дворцовой стражи, — а другие, как Лиска с Аланией, — он убрал руки, — более широкий кругозор позволяет им понять, что верят -то они, по сути, в одно и то же. Да и на такие фундаментальные понятия, как добродетель, равенство, честь одинаково смотрят. А если так, то какая разница, как это все называть?

***

Поползли полные однообразия дни. Биологические часы бродяг полностью сменили ориентир, приноравливаясь к ночному образу жизни и очень быстро люди стали уставать. От дневной жары не спасала ни чаща леса, ни пролегшая неподалеку широкая река — спать в таких условиях было практически невозможно. Малкут сперва пытался перехватить сна в темное время суток, но отсутствие тракта под колесами повозок делали эту затею бессмысленной. Телеги так качало по неровной земле, что один раз приложившись головой о тумбу, мальчик решил больше не спать во время движения.

Бес же наоборот спал очень много, но быстро выматывался, бывший наследник старался его не тревожить. На закате, когда все только начинали подниматься, а Йерги принимался готовить «завтрак», мальчик уходил к реке и пытался поговорить со своей тенью, но после той ночи тьма под его ногами больше не принимала какой- либо формы. Одним таким вечером, когда он сидел на сухом валуне возле самого берега, а под ногами вяло плескалась изрядно обмельчавшая в этом месте речушка, его заметил Влат, пришедший умыться.

Мальчик увидел его внимательный взгляд в тот момент, когда, витиевато ругнувшись на не отвечающую его мольбам, уговорам и откровенным угрозам тень, он встал на ноги и зло отряхнул походные брюки.

— Все в порядке? — осторожно поинтересовалась акробат.

Мальчик сглотнул.

— Да, — кивнул он, — я просто немного устал, так что прошу простить мне мои странности. Я впервые так далеко от дома. Я впервые вообще вне дома. У меня голова кругом.

— Что ты делал? — хитро сощурился Влат, но Малкут на улыбку не ответил.

— Да так…

Малкут колебался всего мгновение, а затем протянул руку к своей Тени, не особо рассчитывая, что та откликнется, но она вдруг дрогнула, поплыла, оторвавшись от сухой земли и стремительно вырастая, стала рядом с мальчиком. Мальчик едва не завизжал от радости, внутри все ликовало. Тень, тем временем, учтиво приподнял свой цилиндр, приветствуя впавшего в ступор Влата.

Но вдруг все изменилось. Сбросив оцепенение он плавным движением сделал кувырок назад, а уже в следующую секунду в его руках сверкнул сталью поясной арбалет. Маленькое смертоносное орудие под названием Пчела нацелилось во впалый живот Тени Малкута.

Тень перевел «взгляд» с арбалета на хозяина и пожав плечами, развел руки в стороны. Дальше все произошло слишком стремительно.

Мальчик среагировал быстрее, чем успел подумать. Резким и совсем неуклюжим броском он загородил темноту собой, хотя не доставал своему странному другу даже до плеча. Влат попятился, но зацепив щиколоткой кривой, выступающий корень споткнулся и начал падать. Тело инстинктивно напряглось, ожидая удара о землю и пальцы сжались в кулак, задевая послушный курок. Тонкое пчелиное жало отправилось в полет, точно в лицо мальчику.

Тень действовал еще быстрее. Опав на землю, он сменил расположение и стремительно вырос прямо перед загородившим его мгновение назад хозяином. Он стал гуще, чернота показалась едва ли не ослепительной. Болт с шуршащим звуком врезался Тени в грудь, его тряхнуло.

Влат ахнул, больно приземлившись на спину и едва не протаранив головой ствол дерева, Малкут дернулся. а Тень «смотрел» с явно ощутимой обидой. Мальчик почувствовал резкое ледяное жжение где -то в районе солнечного сплетения и нарастающий гул в ушах, как возле растревоженного улья шершней. Его брови сошлись на переносице, он, резко дернув пчелиное жало на себя, бросил болт к ногам мужчины и осторожно погладил ранение Тени, которому, к удивлению, все это не нанесло никакого вреда.

— Не делай так больше, — Малкут сам не узнал свой голос, таким холодом от него повеяло. В словах была сталь.

— Я и не думал, — Влат, во все глаза глядел на странную пару, — я действовал инстинктивно, но не собирался стрелять. Просто оступился. Прости, пожалуйста

Тень осторожно положил свою костлявую руку Малкуту на плечо и все прошло.

Нарастающее в груди жжение вдруг испарилось, как по щелчку пальцев, гул исчез, и мальчик с удивлением посмотрел на сидящего перед ним мужчину, будто видел впервые.

— И ты меня прости, — тихо произнес он, — я сам не ожидал, что он откликнется.

Тень тем временем дружелюбно протянул Влату руку и помог встать.

— Он теплый, — неуверенно улыбнулся двуликий.

Тень важно кивнул.

— Ты только это, — тихо попросил Малкут, неуверенный, что о таком можно просить, — не говори никому пока. Все устали и на нервах, а я и так не знаю, что от этой кляксы ждать.

— Я и не собирался. Если ты не заметил, мы тут не слишком общительные, — он виновато улыбнулся и подобрав пчелиное жало спрятал его в карман своего плаща.

— Прогуляемся? — неожиданно предложил мальчик и Влат кивнул

— Мы ведь, если ты видишь, стараемся не лезть в жизни друг друга, — грустно вздохнув подытожил он, — никто не знает, почему родину покинул Йерги, что скрывает под маской Фоукс, как цыганка отбилась от стаи, какому Повелителю служил Апостата, где Греманн потерял голос… Мы столько лет путешествуем вместе, но почти никто из нас не близок по- настоящему. По сути — каждый сам за себя. И тут вы с этим бесом — как снегопад в месяце живой земли. Не просто держитесь друг за друга, цепляетесь практически. Такие вы необычные, что даже клирик смирился с присутствием нечистого под боком. И мы страх перебороли. Не смотри так, нам ведь очень страшно было. Это тебе Берк, как брат. А для нас он — создание из-за черты и вестник Огненной Крысы. Его воспринимает, как своего только Лиска. Вера ей позволяет.

Малкут в задумчивости прикусил губу.

— Почему вы пошли на это? — удивленно спросил мальчик, перелезая через очередную корягу.

Влат пожал плечами.

— У нас тут, как в армии. Решает все командир. Ты или подчиняешься, или идешь прочь. Греманн поставил нас перед фактом — мы похищаем наследника Наместника, идя на поводу у создания тьмы, кому это не нравилось — мог спокойно покинуть труппу. Как видишь, мы все еще здесь.

— Не очень красиво, — пробурчал Малкут, перелезая через высохшее, поваленное дерево. За беседой они не заметили, как залезли в самый настоящий бурелом.

— Может быть, — согласился он, — но так у нас это работает… Ай!

Тень вырос перед ними настолько неожиданно, что Влат встретился с ним лбом.

— Что случилось? — взволнованно проговорил Малкут.

Тень неопределенно махнул куда -то вглубь леса и несильно толкнул акробата и хозяина в плечо, преграждая им путь.

— Что такое? — все еще не понимал мальчик и густая тьма, потеряв терпение толкнула их так, что они едва устояли на ногах.

— Кажется он хочет, чтобы мы уносили ноги… — резко разворачиваясь в сторону лагеря и переходя на бег проговорил Влат, — Малкут не отставай!

Тень словно взбесился. Он толкал их в спины все сильнее и сильнее и беглецам пришлось набрать реальную скорость. Они мчались, перепрыгивая через корявые корни и валуны, пригибаюсь под раскидистыми ветками прочь от неизвестной опасности. Пару раз Малкут попытался обернутся, но Тень закрывал обзор и принимался с усиленным энтузиазмом гнать хозяина вперед.

На опушку, где все были уже в сборе, а о завтраке напоминал лишь присыпанный землей пепел костра ребята выскочили неожиданно.

И то, что там происходило заставило их замереть, как вкопанных.

Окруженные труппой черт стоял напротив клирика в угрожающей позе. Апостата в свою очередь спрятал ладонь в складки рясы, явно касаясь оружия.

— Мы не двинемся с места без Малкута, — ставший в последнее время тихим голос беса, грохотал на поляне, — а свои предложения вместе с предположениями ты можешь знаешь куда себе запрятать?

Берк очень красочно описал, как и куда именно, но в отличие от Алании, он стоял к лесу спиной и не заметил прибежавших. Апостата вместо того, чтобы ответить на грубость, широко улыбнулся и убрал руку с рукояти меча.

Но бес не унимался, кончик его хвоста нервно дергался.

— Если думаешь, что я ослаб и не смогу дать какому -то отступнику отпор, попробуй напасть, я тебе глотку зубами вырву!

Тяжелая рука Йерги опустилась на плечо Берка.

— Тихо ты, агрессор, — беззлобно смеялся великан, — они вернулись.

С беса моментально слетел весь гонор, и он резко обернулся и хмуро уставился на друга.

— Ну и где тебя носит? — рявкнул он, чувствуя, как мигом накатывает усталость, — мы всю округу прочесали!

Малкут, проверив, что тень залегла куда ей и положено, двинулся к другу.

— Об этом я и говорю. Раньше здесь никто ни за кого глотку рвать бы не стал, — услышал он тихий и спокойный голос Влата.

Ему не было обидно или неприятно. Он просто констатировал факт.

— Чего ты раскричался, — попенял он другу, беря его под руку.

Со стороны выглядело, что они просто направились к повозке, но Малкут почувствовал, как бес навалится на него едва ли ни всем своим весом.

— Извините, — Влат просил прощения за них обоих, — мы заговорились и не заметили, что отошли так далеко. Давайте выдвигаться.

Не прошло и десяти минут, как колона тронулась.

В бежевой повозке Малкут укутал беса пледом по самые остроконечные уши и тот мгновенно уснул. Мальчик осторожно зажег арбский камин, как учил его Фоукс и взял одну из книг, отданных Аланией.

Даже бес не знал, что бывший наследник не любил читать всего по одной причине — попросту не умел. Теперь же Малкут остервенело принялся изучать письменность. Благо у Алании нашлась подходящая для самостоятельного изучения книга.

Но не успел мальчик погрузиться в грамматику, как полог отъехал в сторону и в повозку залез Фоукс. Он тепло улыбнулся, расположившись на матрасе рядом с Малкутом и заговорил.

— Ты знаешь почему вообще лес, по которому мы идем, называется лесом Семи?

Малкут отрицательно покачал головой, устраиваясь поудобнее на полу повозки в предвкушении новой интересной истории, которую иллюзионист рассказывал в их вагончике почти каждый вечер.

Берк тоже высунул нос из одеял, чтобы в полудреме послушать рассказ. Даже Зорька спешился со своего насеста и проковылял поближе, курлыча и с шелестом хлопая облезлыми крыльями.

— Война древних началась подло, — вздохнув начал Фоукс, — КрАс’каят заручился поддержкой своего брата — Дракона Металла — и велел вести войска на земли других Драконов- беззащитные, невооруженные деревни хорошо искупались в крови, прежде чем Светлые Повелители сообразили, что к чему. Вторжение остановилось только когда армия уперлась в неприступную стену Архарсских хребтов. Войску пришлось менять курс на северный, и продвигаться вдоль гряды. У Дракона Земли — Не Имеющего Крыльев — обнаружились неплохие полководческие навыки и он, хорошенько просчитав все возможные ходы агрессора, предложил Аарону То и Лешраку союз. Он окутал своей магией весь лес, который тогда еще не имел имени. Его сила не давала идти по земле, моментально высасывая все жизненные соки из того, кто осмеливался ступить в чащу. Таким образом до станов Светлых Драконов осталась только одна дорога — торговый путь. Его решено было защитить любой ценой, но пока основные силы воздуха и воды мобилизовались, Галех был уже на месте и в противовес его полуторатысячной армии выступил всего один взвод Дракона Земли, который успел добраться на место первым. Шесть десятников со своими ротами и капитан. Сами понимаете, силы были неравны. Несмотря на то, что расположение войск Земли было выигрышное — враг мог выступать только по неширокой площади торговой дороги — началась самая настоящая бойня. Солдаты стояли до конца, пытаясь отвоевать не только достаточно времени, чтобы подошли основные силы, но и не отдать стратегически важный рубеж…

Фоукс глубоко вздохнул.

— У них не вышло? — сипло спросил бес.

Мужчина поправил рубиновую маску на своем лице и покачал головой.

— Увы. Аарон и Лешрак верно поняли, что первый удар в любом случае придется по владениям Земляного Дракона, и решили оставить свои армии в цельности. Они не пришли на помощь солдатам, которые сражались до последнего. Чуть меньше недели шесть десятков солдат отбивали налеты огромной армии. За это время они успели положить семь полных взводов и забрали за черту двух командиров.

— Как люди могли спокойно отсиживаться в теплых домах, зная, что за них гибнут солдаты, которые нуждаются в помощи, — воскликнул Малкут

Фоукс покачал головой:

— Истина вскрылась уже после Разлома и лес получил свое имя много позже. Война — ужасная вещь, Малли. Потому что меняет людей. И мне иногда кажется, что хоть она ушла с земель, она осталась в сердцах и передается из поколения в поколение. Мы гнилой народ. Зараженный. Ущербный. Я даже немного завидую тебе, что ты сидел за дворцовой стеной и ничего этого не знал.

— Мое незнание не делал мир светлее, — хмуро ответил Малкут.

— Не делал. Но делал светлой твою жизнь.

— Очень иллюзорный свет, не находишь? — иронично уточнил бес из-под груды одеял, и не дав ничего ответить резко бросил, — я устал. И хотел бы поспать.

Он заворочался с головой укрывшись пледами.

Фоукс вопросительно поднял брови, но Малкут только покачал головой, поблагодарил за рассказ и придержал тент, пока иллюзионист выбирался на поручни из их повозки.

— Обязательно быть таким грубияном? — хмуро спросил мальчик, когда мужчина перебралась на другой вагончик, но бес сделал вид, что спит. Ему не хотелось признаваться, какое тянущее, жгущее чувство несправедливости и какую ярость вызвал в нем этот рассказ. Переживания за других не были в обиходе у Берка и его одолело смятение, которым он не захотел делиться даже с другом.

Шаг пятый

Очередным вечером, когда клирик опять выбил цыганку из боевого круга, к ним подошел Малкут.

Позавтракали бродяги на скорую руку, так как белесое небо затянула рыхлая дымка, грозясь того и гляди перерасти в низкие пузатые облака, несущие мелкий, но затяжной дождь.

Лиска что -то улыбаясь говорила Алании и точила свою шотел. Мужчина только фыркал и хмурил светлые брови, скрестив руки на широкой груди. Увидев идущего к ним мальчика, цыганка заулыбалась еще сильнее, а Малкут почувствовал, как и всегда в ее присутствии, сердце подскочило к горлу.

— Я хотел попросить об услуге, — осторожно начал он, глядя преимущественно на носки своих мягких ботинок.

Алания продолжал хмурится и неодобрительно поглядывать на Лиску. Та шаркнула точильным камнем по внутреннему лезвию и кивнула, чтобы мальчик продолжал.

— Научите меня так драться, пожалуйста, — выпалил он.

Клирик, явно не ожидавший такой просьбы, даже переключил свое внимание с цыганки.

— Зачем, — удивленно вскинул брови он, но не успел Малкут ответить, как Лиска фыркнула, словно кошка:

— Вот ты вроде ученый мужчина, Апостата, — в уголках ее подведенных глаз залегла улыбка, — клирик… А такие глупые вопросы задаешь. Дернуться затем, чтобы защитить себя и того, кого любишь, верно, Малли?

Малкут почувствовал, как его щеки заливает краска, но в словах цыганки не было издевки. Он вообще заметил, что девушка всегда словно немного потешается над окружающим миром и над всеми, кто в нем присутствовал. Включая ее саму. Никого в труппе это не задевало, только через чур изысканный Фоукс периодически старался держаться от Лиски на расстоянии.

— Вы поможете? — тихо спросил мальчик.

— Если я подойду тебе, как учитель, — улыбалась цыганка, — я в твоем распоряжении. Каждое «утро».

Малкут заулыбался в ответ, поблагодарил ее и пошел в свою повозку.

— Зачем ты согласилась, — нахмурился Алания, глядя вслед удаляющейся хрупкой фигуре.

Цыганка хмыкнула и запрыгнув на край Красного вагончика, посмотрела на мужчину, затем продолжила водить по лезвиям камнем.

— А зачем отказываться? — ответила она вопросом на вопрос, — мальчик попросил, значит ему это важно. А мне не сложно. Лучше подумай, почему ты хотел отказать в такой элементарной просьбе. Он не просил учить его убивать. Он попросил драться научить. Этому должен учится каждый маленький мужчина.

— У вас в таборе такие законы? — пробурчал Алания.

Цыганка не обиделась и даже не напряглась, только пожала плечами:

— Откуда мне знать, я давно покинула стаю. За это время многое могло поменяться, но если тебе интересно в общем — да. В стае, каждый должен уметь постоять за себя. У них для этого даже есть специальный экзамен. Следом волка, называется. Мальчики, которые не проходят его, изгоняются из стаи.

— Звериные законы, — буркнул мужчина.

— Апотата, ну не мне тебе рассказывать, что люди порой хуже любого дикого зверя. Убей или умри, считают цыгане. Это помогает им выжить. Что?

Лиска оторвалась от своего занятия и наткнулась на пристальный испытывающий взгляд Алании.

— Их законы, они считают, им выжить, — мужчина задумчиво провел по подбородку ладонью, — ты словно себя к цыганам не относишь.

Девушка посмотрела на него серьезно и даже немного строго.

— Я покинула стаю, будучи совсем маленькой, — неохотно ответила она, пряча шотел в простенькие мягкие ножны, — я такая же цыганка, как ты монах Дома Имени. То есть никакая. Во мне бушует изначальная магия Асура и я подвожу глаза сурьмой. На этом моя принадлежность к кочевому народу заканчивается.

— Ты делишь с ними веру, — не согласился клирик.

— Апостата, — с угрозой, но и вернувшейся насмешкой проговорила цыганка, — еще раз попытаешься меня обратить в свою веру, я, не дожидаясь схватки в боевом кругу, тебя отделаю. Мы верим с тобой в одно и то же. Просто называем это по- разному, понимаешь?

— Понимаю, — серьезно кивнул Алания, поправляя прицепленный на боку меч, скрытый в складках рясы.

— Ну тогда и не задавай глупых вопросов, — смех окончательно вернулся в ее огромные серые глаза.

Из чащи показался Йерги, ведущий под уздцы бронированных быков. Великан махнул им рукой.

— Пора, — подытожил Алания, и задернул красный тент повозки.

***

По натянутому желтому тенту барабанили капли. Греманн сидел на козлах, укутавшись в видавший виды грязно- серый дождевик и неторопливо правил двумя яшурами. Супруга сидела по правую руку и напряженно смотрела в затянутую туманом утреннюю даль. Солнце медленно показалось из-за лесных вершин, окрасив мир в рыжину и золото. Молочная дымка, отражая лучи, стала совсем непроглядной. Где-то недалеко по правую руку шумела река.

Глая шмыгнула носом, и седой руководитель цирка перевел на нее взгляд усталых глаз. Под ними лежали темные круги. Поездка сильно вымотала немолодого мужчину, но он упрямо нес вахту на козлах своей телеги, лишь изредка пуская за вожжи Йерги.

— Не пойду, — явно отвечая на беззвучный приказ спрятаться в повозку, проговорила Глая, — мне неспокойно.

Греманн фыркнул и слегка подстегнул одного из яшуров. Тот недовольно прочистил ноздри, в которые заливалась дождевая вода, и прибавил шаг.

— Что мы делаем, — устало вздохнула женщина, — как вообще в это впутались…

Она не обращалась к кому -то конкретно, но мужчина вспомнил, как первый раз столкнулся с бесом и невольно заулыбался.

Труппа в тот год только расположилась на дворцовой площади и Греманн с нетерпением ждал приглашения от наместника дать представление в дворце. Маленький бесенок свистнул у них из Синего шатра приличный ломоть вяленой оленины и полголовки баирского сыра. Да так ловко — обойдя все ловушки, тщательно расставленные Фоуксом и попавшись на глаза старому руководителю по чистой случайности.

Взгляд беса озорно горел, когда он выбрался из-под полога, держа подмышкой заветную ношу. Уверенный в собственной безнаказанности — знал, стервец, что этим вечером актеры труппы заседают в местном пабе почти у самого кольца внутренней стены.

Греманн застыл на выходе из их с Глаей шатра, глядя на худое, угловатое порождение самой тьмы, не чувствуя не только угрозы, но почему -то и страха.

А бес тем временем прокрался мимо, не заметив мужчину, и замер в тени расположенного рядом трактира. Зорко глянув по сторонам, он присел на корточки и облокотился спиной на бревенчатый сруб, разворачивая пищевую бумагу. Маленьким карманным ножиком он срезал несколько больших лоскутов мягкого подсушенного мяса и еще раз осмотревшись что -то прошептал.

И мгновения не прошло, как из-под фундамента появилась пятнистая треугольная мордочка потрепанной уличной кошки. Рыжая внимательно понюхала воздух и протянутую к ней руку беса и, явно его узнав, почти беззвучно мяукнула. Мордочка скрылась под фундаментом здания, а еще спустя пару мгновений кошка появилась уже не одна, а с целым выводком своих тощих детей. Те, восторженно пища, тыкались в ноги улыбающегося беса, топорща короткие хвостики, а он раскладывал на землю порезанное мелкими кускам мясо.

Когда разбойное стадо наелось и обложило беса своими надувшимися мурчащими телами он тоже наспех перекусил тем, что осталось после их набега, ласково поглаживая довольную маму- кошку.

Только когда это нелепое порождение тьмы, спрятав котят под фундамент, слился с тенями и исчез, Греманн перевел дыхание.

— Цыганский тракт совсем рядом, — оторвала мужчину от воспоминаний супруга, — не приведи Лешрак, случайно на него ступить. Даже если с табором не пересечемся, они нас потом по следам выследят и смешают с дорожной пылью.

Греманн хмуро поцокал.

— Ничего я не преувеличиваю, — не согласилась Глая, — ты просто никогда с Лиской нашей не общался на эту тему. Цыгане безжалостны и их мощь сравнима с мощью дворцового Знахаря с благословением Дракона. А чужаков на своей тропе они не любят.

Мужчина пожевал губами, поводя рукой чуть влево, и направляя яшуров в объезд какой -то чересчур большой и длинной ямы, замаячившей впереди. Они с супругой напряглись одновременно, когда до конца этого оврага осталось с десяток метров. Не успели они и слова сказать друг другу, как яма вдруг встопорщилась и наотмашь ударила волной земли по колонне повозок. Грохнуло. Повозки со скрипом накренились, но устояли. Один из яшуров, тот, что шел ближе к лесу, взвыл, в туманный утренний воздух взлетела пыль и мелкое земляное крошево.

— Что происходит, — показавшийся на поручнях своей Рыжей повозки Фоукс прикрывал рот и нос воротом рубашки, его ядовито- зеленая маска съехала набекрень. Из-за тента Красной телеги высунулся Йерги и без лишних вопросов стал сматывать полог, устанавливая на открывающемся пространстве тяжелые луки.

— Спрячьтесь, — рявкнул практически бегущий по поручням Алания, увидев беса, высунувшего нос из повозки, но не успел услышать в ответ какую-нибудь грубость, как чаща ожила.

Греманн уже разворачивал быков на запад, пытаясь уйти от леса под прямым углом, но Берк успел заметить, как из-за деревьев вдруг россыпью вывалились какие -то существа, с оглушительным топотом и боевыми кличами. Невысокие — едва достали бы бесу до груди, с длинными, почти до земли, мощными руками и сплюснутыми квадратными головами, все покрытые рубчатой зеленой кожей, с телами, закутанными пестрыми разноцветными лоскутами и с бусинами в сваленных волосах. На поясах болтались метательные ножи и пушистые лисьи хвосты. Вместо глазниц на лицах зияли дыры в которых клубился голубоватый туман.

— В глаза не смотреть! — услышал бес громоподобный окрик великана, глядя, как он помогает акробатам заправлять в их смертоносные луки толстые, больше похожие на копья, стрелы со странными светящимися, словно зеленоватые светлячки, наконечниками.

Из чащи тем временем выбегали все новые создания, сжимая в руках кто на что горазд — палки, короткие ножи и широкие ятаганы, самодельные арбалеты, размахивая над головами оружием они со стремительной скоростью наступали.

— По шаману, — заорал Алания, перекрикивая поднявшийся шум и указывая с крыши замыкающей колону повозки куда -то налево от бегущих в их сторону врагов, — по шаману, Кхан, Влат, правый фланг!

Мужчины отреагировали мгновенно. Вскинув луки, они синхронно дернули тетиву. Стрелы со свистом рванули по своей траектории. Одна — к стоящему на старом пне за оврагом созданию. Шаман был грузный, и сильно похож на жабу, его плечи закрывала лисья шкура, а голову украшала «шляпа» из ее же черепа. В длинной руке был сжат кривой посох со стальным набалдашником в виде лисьей головы. Его мясистые губы ходили ходуном, творя какое -то древнее заклинание, посох начал слабо поблескивать ядовитой зеленью.

Алания напряженно смотрел за полетом копья, отстегивая с пояса меч. Когда оно преодолело какой -то понятный только клирику рубеж, он махнул рукой.

Фоукс что -то гаркнул на незнакомом бесу языке и зеленый наконечник вспыхнул, расщепляя стрелу в мелкую пыль. Морок закрыл колдуну глаза всего на миг, но этого хватило, чтобы его магия, сорвавшаяся с литого набалдашника, долбанула по своим, не долетев до врагов. Нападающие с левого фланга разлетелись во все стороны пестрыми, разноцветными ошметками. Взрыв был такой силы, что замыкающая повозка, в которой ехала складная клетка яшуров натужно крякнула и почти повалилась на бок, гремя по земле двумя колесами, вместо четырех. Колонну повело.

— Лиска! — заорал Йерги, — телега с полозьев сошла, быстрее!

Девушка появилась словно из неоткуда. Лицо ее было серьезно и бесстрастно, тонкие брови сошлись на переносице, глаза метали молнии. В два прыжка преодолев расстояние до последней телеги, она спустилась под ее колеса. Что-то звонко щелкнуло и повозка, натужно громыхая по кочкам, бухнулась восстанавливая равновесие. Цыганка едва успела вылезти из-под ее пуза.

Тем временем стрела Влата вошла наконечником в землю в хаосе правого фланга.

— Промазал, — раздосадовано прохрипел бес.

— Не промазал, — уверено отмел этот вариант, высунувшийся рядом Малкут, на его нахмуренном лбе расползался внушительный кровоподтек. Он умудрился влететь головой в несущий край их вагончика, когда колону тряхнуло из-за шаманской ловушки в овраге.

Грохнуло еще раз. От того места куда угодила вторая стрела во все стороны хлынул звук. Такой силы, что волну можно было увидеть. От высокочастотного писка заложило уши, но не успели друзья даже зажать их руками, как мелькнувший над головами Фоукс, бегущий по крышам повозок, резко швырнул куда -то и вверх небольшую сферу и та, лопнув, выгнула пространство прозрачным щитом. Писк пропал, сменившись оглушающей тишиной.

На поле же происходило настоящее безумство. Те, кто не попал под удар своего же шамана сейчас валялись по земле, их страшные рожи были искажены болью, они орали, стараясь закрыть уши и избавиться от выворачивающего наизнанку ультразвука.

— Бык ранен, — раздался резкий в наступившей тишине окрик Йерги, — долго идти не сможем.

— Порядок, — успокоил его Фоукс, стоящий на поручнях синей — предпоследней в колоне — повозки, — они не смогут нас преследовать. Надо оторваться еще несколько километров и остановимся.

Пока повозки летели прочь от развернувшегося на поле безумства, а бес, тряся головой, как большая лохматая собака, приходил в себя от ударившей по мозгам звуковой волны, Малкут смотрел на все это широко открыв глаза.

Фоукс был прав, никто из напавших не мог продолжать преследование. И только шаман стоял, где и прежде, никак не реагируя на происходящее. Малкут встретился с ним взглядом всего на секунду и виски пронзила острая боль, но он не смог оторваться от пустоты его глаз в которой плескался лазурный дым.

«Иди с- с- с- сюда» — прошелестело прямо в голове, словно кто -то шептал, склонившись над плечом, и мальчик не посмел ослушаться.

Он неловко дернулся и вывалился на землю прямо под колеса. Телеги каким -то чудом прогрохотали над его скорчившимся телом, не задев. Как заорал бес он не слышал, повозки мчались все дальше и дальше. Малкут с трудом поднялся на ноги, отстраненно размышляя над тем, что за странное тепло скользит по лицу, затем вновь встретился взглядом с шаманом.

«Иди с- с- с- с- с- с- сюда " — повторился приказ, но идти было сложно. Кто -то отчаянно дергал мальчика за ворот рубахи, рывками оттаскивая его прочь. «Иди» — шепот причинял боль, и мальчик закричал, отрешенно осознавая, что из носа и ушей льется кровь, но упрямо смотрел на своего поработителя и пытался вырваться из рук того, кто не давал ему выйти за невидимый звуковой щит Фоукса. Ему почти это удалось, но вдруг где -то возле затылка что -то хлопнуло, на плечи навалилась тяжесть и он, минуя боль, полетел в дурманящую своей теплотой и спокойствием темноту.

В себя Малкут пришел из-за отупляющей боли в затылке. Голова того гляди могла разломиться на части. Он протяжно застонал от такого недружелюбного пробуждения, но из горла вырвался только хрип. Во рту было суше, чем в Белых песках Хансулата.

— Берк, дай ему отвар, — голос Алании казался глухим, словно шел из-под воды.

— Пусть хоть глаза откроет, не уверен сможет ли проглотить, — бес говорил очень устало, каждое слово давалось ему с трудом.

— Онис, хоть сейчас не спорь, — беззлобно попросил клирик, — после взгляда Туманной Лисицы это варево ему нужнее воздуха.

Бес пробормотал что -то нелестное, и затем четче:

— Приподними его и открой рот.

Малкут почувствовал теплое, почти обжигающее прикосновение чьих -то тонких длинных пальцев к подбородку. Его тело поменяло положение в пространстве, и голова пошла кругом к горлу с силой подкатил липкий комок.

— Быстрее, пока опять не вывернуло, — встревоженно поторопил бес, а затем в рот хлынула ледяная, безвкусная жидкость.

Малкут не захлебнулся чудом, распахнув глаза он наблюдал как с первым же глотком мир начал стремительно проясняться. Звуки обрели четкость, изображение перестало двоится и вертеться. Почти вся труппа столпились тут, взволнованно глядя на происходящее.

— Как бык? — проглотив без остатка ледяную жидкость, спросил мальчик, окончательно придя в себя.

— Что? — нахмурился Берк.

— Яшур, — повторил мальчик, — Йерги кричал, что он ранен.

Артисты удивленно переглянулись, а великан повел плечом:

— Его хорошо зацепило, он отдыхает, — ответил он, — лучше расскажи нам, что вот это такое.

Только теперь Малкут понял, кто держал его за плечи, пока друг вливал в открытый рот лекарство. На земле, вытянув аляповато длинные ноги, сидел Тень.

Мальчик почувствовал, как по затылку пробежали мурашки.

— Пойми правильно, — применительно разводя руками, проговорил Фоукс, пряча улыбку, — оно… он… Он спас тебе жизнь, хорошенько приложив по затылку, так что мы ничего не имеем против. Но любопытство не дает покоя.

Малкут сел самостоятельно, прекратив опираться на теплые костлявые руки и улыбнулся.

— Это Клякса, моя Тень.

Тьма стремительно выпрямилась, повернувшись к труппе лицом и важно поклонилась, учтиво снимая цилиндр. Лиска засмеялась.

— Что произошло? — спросил мальчик, с трудом поднимаясь на ноги.

— На нас напали, — объяснил Фоукс, задумчиво глядя на Тень.

— Ну ты и объясняешь, Фокус- Покус, — хохотнул Йерги, и обратился к Малкуту — это, парень, туманные лисы. Не знаю даже, как называется этот народ на самом деле.

— Хулки, — перебила цыганка, — о них не слышали уже много лет. Дикое племя с сущностью земли в груди. Я полагала, если честно, что они вымерли еще до Разлома вместе с Повелителем Земли.

— Как видно, нет, — мрачно сообщил Алания, — ты зачем шаману в глаза уставился?

— Я… Не знал… — промямлил Малкут, — как он так?

— Это подчинение. Сильная магия, — ответил клирик, — без благословления такое никому не освоить. Хулки — исключение. Она у них в крови.

— Скорее в глазах, — пробурчал бес, тоже поднимаясь на ноги.

— Давайте по повозкам, — вздохнув, подытожил всегда хранящий молчание Кхан, — через пятнадцать минут нужно стартовать.

Он развернулся и пошел в начало колоны. Когда все стали расходиться, Малкут помог изрядно ослабшему бесу закарабкаться в их телегу, а сам направился за Кханом.

У головы колоны на боку лежал раненный яшур. Вся правая часть его морды — единственной части тела, не защищенной чешуйчатой броней — была ободрана, осколки камней при магическом взрыве зацепили глаз. Если бы это было обычное животное, оно бы было уже мертво, так как именно за него зацепилась и сработала ловушка хулкского шамана, обрушив всю свою мощь на единственную цель. Второго яшура нигде не было видно. Кхан, с помощью Йерги и Греманна, подтащил к животному сиреневую повозку, в которой стояла складная клетка.

— Помогите затащить его, — скомандовал темноволосый мужчина, хмурясь.

— Может будет проще, если… — осторожно начал великан, но Кхан одернул его:

— Не будет! Раны тяжелее, чем я думал. Он так поедет в клетке, а колонну потяну…

Мужчина осекся, увидев мальчика, и нахмурился еще сильнее:

— Иди в повозку, — жестко повторил он.

Но Малкут только дернул плечом.

— Нам надо сделать привал подольше, — сказал мальчик тихо, — ему совсем худо и надо отдохнуть.

— Он отдохнет в клетке, — терпеливо проговорил Йерги, — а нас потянет второй яшур. Иди в повозку, нам надо торопиться.

— Это неправильно, — упрямо проговорил мальчик, — второму тоже тяжело тащить такой груз. Вы заставляете их делать работу, к которой они не приспособлены.

— Малкут, — рявкнул Кхан, — второй яшур совсем не против тащить эти телеги. Без тебя проблем хватает, скройся!

Надо было бы струхнуть и не спорить со старшим, но мальчик вдруг почувствовал холодное жжение где -то у солнечного сплетения.

— Было бы неплохо, если бы второй яшур сказал мне об этом сам, — стальным голосом проговорил он и тут пространство перед ним поехало. Это было, как жаркое марево летнего полдня.

Лицо Кхана исказила гримаса не то злобы, не то боли и его не слишком широкие плечи вдруг раздались в разные стороны, грудь колесом выехала вперед, а голова стала укрупняться. Он упал на четвереньки, послышался треск, разрывающейся одежды, а уже спустя мгновение мужчины на поляне не было. Перед Малкутом стоял разъяренный бронированный бык.

— Я не против, — взревел он голосом Кхана и бывший наследник, прижав к груди руки сделал шаг назад. Холод из груди улетучился без следа. Греманн недовольно покачал головой.

— Идем, — сзади мальчика за руку потянул бесшумно подошедший бес.

Малкут еще раз пару раз оборачивался, пытаясь поверить в произошедшее. Он видел, как Кхан подцепил натужно стонущего Влата огромными рогами и с помогающими по бокам Греманном и Йерги перетащил того в клетку. Теперь у мальчика не было сомнения, кто был вторым быком. Только сейчас он осознал, что никогда не видел этих двоих мужчин рядом с животными. Если Кхан с Влатом приходили обедать — быки паслись где -то в чаще леса. Если Влат в одиночестве чистил клетку яшура, то рядом бродил только один зверь. Если на козлах восседал Кхан, то только один бык впрягался в упряжку. Теперь Малкут с удивлением осознал все эти неважные, казалось бы, мелочи и усмехнулся.

— Мощно, — переняв его усмешку, улыбнулся Берк, когда они уже подошли к своей повозке цвета кофе с молоком.

— Ты давно догадался, — Малкут пристально посмотрел на друга, но тот покачал головой.

— Так же удивлен, как и ты, хотя и замечал, что эти дикие северные звери какие -то слишком человеческие.

— Остальные знают?

— Безусловно, — кивнул бес, — реакция была весьма говорящей.

— Что они такое? — спросил мальчик, забираясь в повозку и помогая влезть бесу. Тот задумчиво покачал головой, падая на свой пуховый матрас и кутаясь в цветастый, колючий плед.

— Оборотни, наверно. Никогда о таком не слышал и не читал. Интересно, все яшуры на сама деле люди? Или может они умеют в кого -то еще превращаться?

Продолжая бормотать себе под нос предположения, бес свернулся в калачик и моментально вырубился, а Малкут только потрясенно помотал головой.

Со своего насеста поднял голову сокол. Он внимательно посмотрел на бывшего наследника своими янтарными глазами и тихо заворковал.

— Может я сплю, Зорька? — прошептал он, протягивая птице сухарь, припрятанный когда -то в кармане, — люди- быки, беглые монахи, вымершие народы. Может я открою глаза у себя во дворце и все будет как прежде? Я буду просто наследником наместника. Ребенком без тени?

— Ты хотел бы этого, — как оказалось, бес лишь дремал и дрожащий голос друга его разбудил.

— Я не знаю, — честно ответил мальчик, — все очень сильно запуталось. И беды разрастаются, что я за ними едва поспеваю. Мы как будто не приносим удачи этим людям.

Берк ничего не ответил, крутясь на матрасе и стараясь устроиться поудобнее. Затем лег на спину и, закинув руки за голову, уставился в матерчатый потолок:

— Это был их выбор, Малли, — спокойно сказал он, — они все взрослые люди, не дураки. Понимают, чем такая заваруха могла обернуться.

Малкут осторожно лег рядом с другом и запрокинув голову, усмехнулся.

— Не думаю, что они предполагали напороться на хулков.

Берк хмыкнул:

— Да, это вряд ли. Такого никто не предполагал.

Колона замерла, бродяги остановились на ночлег. За пологом стрекотали цикады и вступал в свои права полдень, жара клубилась тугими волнами, толчками пытаясь пролезть под хансулатскую холщевку и обосноваться в повозке, вытеснив прохладу. Но ей это никак не удавалось.

— Мы выберемся? — полежав немного в тишине спросил Малкут

— Конечно выберемся, — уверено кивнул друг, протягивая руку и гася арбский камин, — попытайся поспать. Это был сложный день.

***

Малкут проснулся, потому что бес снова метался по матрасу, тяжело дыша и издавая звуки больше похожие на рычание. Когда у него приключился такой кошмар впервые, мальчик растерялся и безуспешно пытался его разбудить. Но теперь он просто спокойно подполз к другу и положил свою прохладную руну на нахмуренный лоб.

Бес сперва перестал дергаться, затем скулить. Наморщенное лицо разладилось, он глубоко вздохнул и затих. Малкут лежал без сна, уставившись в темноту и прислушиваясь к звукам за пологом. Что -то смутно его тревожило. Он слышал, как гулкими ударами бьется в груди сердце, а затем почувствовал, как кто -то словно потянул его за руку. Не сильно, но твердо. После нескольких безрезультатных попыток отделаться от неприятного ощущения, мальчик глубоко вздохнул и выкарабкался из повозки. Жара стояла дурманящая — Малкут закашлялся сухим кашлем и сощурился, давая глазам привыкнуть к температуре. На улице царил полумрак, хотя сумерки только начинали сгущаться — небо затянули низкие облака с темными свинцовыми пузами. Над сухой почвой висело почти осязаемое марево и жалящий сухой ветер клонил к земле степные травы. Лес Семи маячил на горизонте расплывчатой серой полосой.

Повозки даже не расцепили. Они стояли колонной, уперевшись желтой — головной — на запад. На козлах сидел Греманн, тяжело привалившись спиной на стену телеги и смежив веки. Рядом, положив голову на плечо мужа, пристроилась Глая. Кхан переминаясь с ноги на ногу в своем человеческом облике, разминаясь перед предстоящей поездкой.

— Доброе утро, — тихо поздоровался мальчик.

Глая улыбнулась, а Кхан коротко кивнул.

— Как дела у Влата? — Малкут заметил, что клетка была собрана и стояла в конце колонны, задернутая тентом.

— Ему лучше, — вопреки ожиданиям мальчика, достаточно дружелюбно ответил Кхан, — в шкуре яшура он восстановиться быстрее. Так что темнота, тишина, покой и отвратительные на вкус лекарства Алании — делают свое дело.

Малкут робко улыбнулся.

— Сегодня останемся без завтрака, — ласково сказала женщина, — надо скорее уйти с тропы.

— Поздно, — Лиска подошла так тихо, что Малкут вздрогнул от ее резкого голоса, неожиданно раздавшегося за спиной.

Девушка напряженно вглядывалась в искривленную линию горизонта, где неспешно поднималось едва заметное в сгущающихся сумерках пылевое облако. Над степью пролетел волчий вой.

— Гитаны, — Малкут снова вздрогнул. Как удалось незаметно подобраться человеку с габаритами Йерги, он вообще не понимал.

— Надо убираться, — прошептала Глая, тряся Греманна за плечо.

— Нет, — отрезала цыганка, не сводя глаз с приближающейся опасности, — на одном быке мы от них не оторвемся, а трусливо бегущих табор расстреляет в спину, даже не узнав, кто путешествует по их тракту.

— Будем ждать? — встревожено спросил Йерги.

Малкут заметил, как посерела кожа гиганта. Впервые после знакомства с ним всегда спокойное и улыбчивое лицо вдруг приобрело серьезность и настороженность. Лиска тоже была сосредоточена, ее руки слегка подрагивали.

— Малли, — обратилась она к мальчику, — живо собери всех, а бес пусть не высовывается.

Просить дважды было не надо, да и бродяги сами, словно почувствовав сгущающуюся опасность, повылезали с повозок и скучковались в одном месте.

— Мы на их земле, — напряженно заговорила Лиска, — пока Старший не заговорит с кем -то из нас — ни звука. Глая, на цыган не смотреть, глаза в пол, голову не поднимать, платки должны закрывать большую часть лица. К женщинам в таборе отношения, как к прислуге, так что нам главное н спровоцировать их. Разговаривать сможем, только если к нам обратиться кто -то из стаи и только после разрешения от нашего вожака. Греманн, Старший захочет говорить только с главным, но твое молчание будет расценено, как оскорбление. Глае же голос подавать нельзя. Так что с нашей стороны старшим будет…

— Я, — прервал Алания цыганку и покачал головой, когда та хотела что -то возразить.

Девушка закусила губу, потому что ей явно не понравилась идея, но затем нехотя кивнула.

— Не ври. Ложь учует любой гитан. Но старайся не говорить больше того, что спрашивают. К вожаку обращайся не иначе, как Волк и не забудь принести самые искрение извинения за то, что без разрешения вышел на тропу. Про хулков рассказать можно, но не говори, что мы бежали. Скажешь, отступили в схватке. И самое главное — не обращай их внимание на меня. Я для них, как соринка в глазу и хуже пустого места, лучше тоже делай вид, что меня не существует. Кхан, перекинься и иди пастись. Их заинтересует, кто тянет наши повозки, а двуликие в этом племени не в чести. Фоукс, если не намерен снимать маску, лучше скройся к бесу. Помните, это их территория и все на этой тропе — принадлежит им. Даже мы.

Табор тем временем приближался и вой раздался совсем рядом. В пелене пыли, колом стоящей в темнеющем небе, можно было различить три повозки, обитые ярко- красной тканью, на козлах которых сидели крепкие черноволосые мужчины, управляя огромными черно- бурыми волками. Малкут никогда не видел таких животных, так что от удивления у него даже открылся рот. Краем уха он услышал, как Лиска витиевато выругалась и схватив Аланию за руку прошептала.

— Это Король, подрали бы его все демоны Басаи, мы накинулись на королевский табор!

— План меняется? — клирик был настолько спокоен, что мальчик невольно ощутил, что и его тревога вдруг отступила.

Цыганка покачала головой.

— только если Король выйдет говорить с нами, обращайся к нему «ваше величество». Остальных называй волками, — добавила она, запахивая платок и опустив голову, отступила.

Табор замер, подъехав вплотную, волки скалили страшные пасти, поднимая шерсть на загривках дыбом. Один из мужчин — крепкий, с длинными черными волосами и черными, что не различить зрачка глазами спешился, дал команду остальным оставаться на местах и вальяжно подошел к бродягам. Тяжелая челюсть его двигалась, пока он придирчиво осматривал чужаков.

Девушки стояли в стороне, и он лишь мельком прошелся по ним взглядом, не узнав в одной из закутанных в платки — цыганку. Его взгляд также равнодушно прошелся по Греманну, который остался сидеть на своей повозке, Алании и, наконец, остановился на великане. Затем он очень внимательно оглядел колонну повозок с хитрыми креплениями и поручнями для передвижения по ним во время хода, на подобие тех, что были и на цыганских телегах. Когда осмотр был окончен, мужчина повернулся к Йерги и произнес.

— Меня зовут Фурту, — у мужчины был сильный, красивый голос, он говорил громко и спокойно, — у тебя хорошие телеги.

— Меня зовут Алания. Мои телеги — твои телеги, королевский Волк, — клирик слегка поклонился, ничуть не смутившись тем, что цыган принял за главного совсем не его, а великана.

Гитаны почитали силу и считали, что главным может быть только самый сильный — неудивительно, что цыган посчитал таковым именно Йерги.

Фурту сощурился, недоверчиво поглядев на клирика, но затем ухмыльнулся.

— Твои женщины закутаны в платки, твои люди не говорят со мной. Ты знаешь наши традиции, Алания, и понял с кем имеешь дело. Это приятно, — затем его голос стал серьезным, — кто вы, куда идете и что забыли на нашей тропе?

— Мы бродячий цирк. Держим путь в Хансулат. На тропу вышли случайно, отступая от войска хулков, напавших на нас у леса Семи.

Брови Фурту дернулись:

— Интересно, — протянул он, — знаешь ли ты, что за бродячими цирками нынче гоняются кто -то пострашнее хулков. Слухами земля полнится, поговаривают, что кто -то увел из дворцовой семьи наследника. Прямо из-под носа Знахаря. Крылатые по эту сторону разлома благословили своих подданных на поиски, так что путникам сейчас приходится несладко.

Малкут почувствовал, как сердце замерло в груди, и еще ниже опустил голову.

— Если король будет великодушен, и позволит, мы уйдем с его тракта прямо сейчас, — Алания никак не отреагировал на слова Волка.

Фурту опять сощурился:

— Король славится многим, — холодно сказал он, — но великодушие не входит в список его добродетелей.

Клирик кивнул, подтвердив, что понял.

— Кто ты, Алания? — громко спросил цыган, — кем был и кем являешься.

— Я — бывший клирик Дома Имени Лито'о'Лешрака, — также громко и четко ответил мужчина, — теперь — я один из цирковой труппы Бродяг.

Фурту присвистнул и сложил мощные руки на груди.

— А! Апостата… — растягивая слова проговорил он, — Инаковерец…

— Мы верим в одно и то же, Волк, просто называем это по- разному.

Неожиданно полог цыганской повозки, той, что стояла посередине, дернулся и на землю соскочил немолодой мужчина, в белой рубахе и красных свободных штанах. Его присыпанные сединой темные волосы были забраны в средней длинны хвост. На шее на плетенном шнурке болтался волчий клык.

У мужчины были правильные черты лица, которые портил только страшный шрам на левой щеке, словно давно кто -то вырвал кусок плоти, и нахмуренные брови.

Алания поклонился всем корпусом и замер.

Король прошел к Фурту и что -то тихо сказал на языке гитанов. Волк молча поклонился и залез на козлы своей телеги.

Мужчина осмотрел колонну, как и его воин до этого, но в отличие от Фурту, Короля больше заинтересовали девушки, однако разобрать что -то в груде платков и спрятанных в пол глазах было невозможно.

— Выпрямись, — голос был властный с легкой хрипотцой, — и прикажи женщинам опустить платки.

— Да, ваше величество, — тихо произнес Алания и кивнул, девушки открыли лица, но взгляд не поднимали.

Король, хмурясь сильнее, вглядывался в их черты. По светловолосой Глае он пробежал лишь мельком, а когда замер перед цыганкой его тонкие губы растянулись в слегка нервную улыбку.

— Кто эта прелестная девушка, Алания, — голос короля был ледяным, над головами путников начали стягиваться грозовые тучи, гораздо быстрее, чем по велению природы.

Малкут почувствовал, как к горлу подступил комок, но спокойный ответ клирика заставил липкий страх вновь отступить:

— Моя супруга, ваше величество.

В небе сверкнула молния, раздался глухой, суховатый раскат грома, в котором потонул нервный вздох, прокатившийся по членам труппы. Лиска вздрогнула от слов Алании, но голову не подняла.

— Это вряд ли, — зло проговорил Король, схватив цыганку за подбородок и дернув вверх. Их взгляды схлестнулись. Расплавленное золото и ледяная сталь. Молния ударила снова.

— Ну здравствуй, — едва слышно проговорил цыган, но Лиска не стала отвечать, лишь дернула головой, чтобы больше не чувствовать его прикосновения к своему лицу. Король криво усмехнулся, его улыбка больше походила на волчий оскал. Он повернулся к Алании.

Клирик стоял в такой же непринужденной позе, что и раньше, его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, он только вопросительно смотрел на гитана.

— Вы можете идти, Алания, — очень мягко, обманчиво мягко, проговорил Король, — вы даже можете дойти по тракту до самых Белых Песков Хансулата.

Так как больше добавлять он ничего не стал, заговорил Алания:

— Как сказал ваш Волк, ваше величество, великодушие не входит в список королевских добродетелей. Что вы хотите взамен?

Король смерил клирика презрительным взглядом:

— У тебя нет ничего, что ты можешь мне дать, Апостата. Однако дочь моя не продолжит свое путешествие с вами, а вернется в стаю.

— И что ее там ждет? — спокойно уточнил Алания.

От такой дерзости Фурту и два его товарища дернулись, но Король миролюбиво остановил их движением руки.

— Ты забываешься. Жизнь моей дочери только мое дело, так что ты не получишь ответа на свой вопрос. В повозку, Лиска.

Цыганка подчинилась беспрекословно, не поднимая головы. Однако Алания каким -то неуловимым движением вырос на ее пути.

— Боюсь, все не совсем так, ваше величество. Она, как моя супруга, теперь моя собственность. Более того, если вы все еще признаете ее как одну из народа гитан, даже после того, как она изуродовала ваше лицо и сбежала из стаи, это делает гитаном и меня, как ее законного мужа.

Тучи закрыли небо стальным щитом. Освещенный остался только кусочек земли перед повозками. Свернула молния и небо словно раскололось пополам. От грохота у Малкута заложило уши, и он ощутил дрожь в ногах, но один взгляд на невозмутимое лицо клирика и дрожь непонятно почему опять отступила.

— Как ты смеешь? — теряя самообладание рявкнул Король.

Волки, запряженные в телеги, ощерились и обнажили клыки. В их глотках влажно заклокотало рычание.

Алания же только пожал плечами.

— Наш союз был освящен благодатью Асура. И даже тебе, ваше высочество, не оспорить это брак, если не желаешь разгневать Брата и Сестру.

— Ты лжешь, — Король тяжело дышал, его мощные руки сжимались в кулаки, он зло посмотрел на свою дочь, но цыганка так и не подняла на него глаз.

— Ты этого не знаешь, — бросил Алания, — а если я говорю правду тебя и твой табор сметет огненным дождем, едва мы исчезнем за горизонтом.

Король тяжело сглотнул, даже не заметив, как клирик перешел с уважительного «вы» на «ты».

— Пусть нас рассудит высшая мера, — сложив руки за спиной, предложил Алания, — сила. Сила будет с тем, кто прав.

Король выпрямилась и пощурившись посмотрел на клирика:

— Ты предлагаешь Поединок? — его бешенство ушло, он с трудом, но смог взять себя в руки, хотя во взгляд плескалась такая ненависть к клирику, что Малкут опять дрогнул.

— Так будет правильно. Если выигрывает табор — ваше величество забирает свою дочь и поступает с остальными так, как считает нужным. Если же сила с нами, мы уходим по тракту. Более того, ты в соответствии с законом гитанов, даешь нам статус табора, со всеми соответствующими привилегиями.

— Ты дерзок, Алания. Гитаны не почитают это качество. Но будь по- твоему. Поединок покажет на чьей стороне правда. Будешь ли ты драться сам, или выставишь против моего Волка единственного, кто бы смог одержать победу — Дикого из северного племени?

Малкут не понял, что блеснуло в бесстрастных глазах клирика, когда Король назвал Йерги этим странным прозвищем, но ответил тот спокойно.

— Вы обознались, ваше величество. Это не тот человек, за которого вы его приняли. И он не будет драться. Я выйду на поединок сам.

Алания слегка поклонился, а Король что -то резко крикнул своим людям, а сам пошел к своей повозке и сел на козлы.

— Две минуты на подготовку, — проговорил он, — оружие?

— Любое, — спокойно бросил клирик, а затем обратился к труппе, — садитесь по повозкам.

— Ты последних мозгов лишился, — Малкут видел, как подошедшую к клирику цыганку бьет мелкая дрожь, она схватила Аланию за руку, — тебя убьют, а труппу за тобой вдогонку. Король никого не пощадит.

— Надо было думать об этом раньше, — в тон ей съязвил он, — до того, как скрыла, что ты беглая дочь Короля гитанов. Сбежала она из стаи… Только ты забыла упомянуть, чья это была стая!

Лиска съежилась:

— Я не думала, я бы никогда не подвергла труппу такой опасности… и тебя…

— Все в порядке, — подошедший к ним Йерги положил свою огромную лапу девушке на плечо, его лицо немного посерело, но он улыбался, — Алания знает, что делает.

Клирик кивнул и поманил, наблюдающего за ними Малкута пальцем.

— Скажи Фоуксу, чтобы готовил морок. Если я проиграю, вам надо будет уходить очень быстро. Впрягайте Кхана в замыкающую повозку и если что — бегите к хулкам, может удастся их стравить.

— Надеюсь, этого делать не придется, — прошептал мальчик, Алания ободряюще улыбнулся.

— Я тоже, малыш.

Как Алания и предполагал, Король поставил против него своего самого верного пса — Фурту неторопливо разминался, на полянке перед повозками. Огромные волки улеглись прямо в упряжке на горячую землю. Они казались мирно спящими, но достаточно было немного последить за ними, как становилось понятно, что их уши наблюдают за происходящем куда внимательнее прищуренных глаз.

Клирик решил не затягивать представление, поэтому скинув робу священнослужителя на повозку поклонился Фурту.

Малкут невольно ахнул, обнаженный по пояс Алания представлял собой весьма устрашающее зрелище. Тело мужчины сплошь состояло из узлов мышц- ни грамма жира, кожа, натянутая до предела, была испещрена грубыми шрамами, которым не было числа. Апостата был тонкий и опасный, как и меч, покинувший свои ножны с мягким шелестом.

Фурту окинул противника взглядом, в его черных глазах мелькнуло что -то похожее на уважение. Он глубоко поклонился, как бы признавая, что сперва недооценил Аланию, и извлек из повозки цеп. Толстую, облитую сталью палку, заканчивающееся увесистой цепью с шипастым набалдашником.

Клирик ударил первым, явно не намереваясь поразить цыгана, а лишь заставляя двигаться. Перво- наперво он решил противника вымотать. Но Фурту тоже был не прост, не купившись на провокацию, он лишь взял левее, чтобы махнуть по открывшемуся боку Алании своей палицей. Клирику пришлось отступить. Какое -то время они покружили друг перед другом, и Малкут лишь слышал бешеный грохот своего сердца, а затем мужчины сцепились со звериной яростью.

Фурту нанес череду ударов, грозящих перемолоть кости клирика, но тот довольно легко ушел из-под атаки и сразу занес меч в ответ. Сталь лязгала о сталь. Над степью пронесся раскат грома и звуки битвы на миг потонули в нем, но затем зазвенели снова.

Противники были тихи и сосредоточены, экономили силы и явно пасовали атаковать, найдя в лице друг друга достойных соперников.

Наконец, Фурту словно надоел этот спектакль и он, резко встрепенувшись, раскрутил цеп над головой и ломанулся на клирика. Алания словно этого и ждал, сгруппировавшись и мигом подтянувшись, присел, пропуская грозное оружие цыгана высоко над головой и двумя ударами меча перерубил мужчине оба ахиллесовых сухожилия. Фурту подался вперед и потеряв равновесие упал на колени. Он не успел подняться, как меч клирика рассек ему мышцу правой руки и уперся лезвием в шейные позвонки. Поднять располосованную руку цыган мог только отпустив цеп. Поврежденная ткань не позволяла держать вес оружия.

— Добей меня, — прохрипел мужчина, горло которого пересохло, — поражения от рук врага хуже смерти.

Алания задумчиво поглядел на затылок Фурту, словно обдумывая предложение, но спустя мгновение убрал меч в ножны.

— Гитан гитану не враг, — устало проговорил клирик, — надеюсь держать свое слово входит в список добродетели нашего короля.

Король тем временем спрыгнул со своей повозки, держа в руках небольшой подвесной фонарик алого цвета. Молча прикрепив его с угла желтой повозки, он развернулся и ни слова не говоря запрыгнул на козлы. Волки мгновенно вскочили, оттряхивая пушистые шкуры, и среагировав на резкий рывок поводьев рванули по тракту назад — туда откуда пришли. Две другие повозки бросились следом. Раненного гитана никто не удостоил и взглядом.

Алания проводил табор глазами, а затем подошел к сидящему на земле Фурту и наспех перевязав ему раны помог подняться.

— Я уйду, — спокойно пообещал цыган, словно не его только что изгнали из родного дома.

— Да, — кивнул клирик, набрасывая на себя рясу и добавил, — когда заживут раны. Зеленая повозка — ляг там и отдохни.

Подошедший Йерги подставил свою руку и гитан, опершись на нее, поковылял к вагончику.

— Если ты не против, — эти слова Алании были обращены к Греманну, старик только неловко цокнул и махнул рукой.

Спустя неполные десять минут колонна тронулась на восток.

Шаг шестой

Тристана разбудили соловьи, когда день неторопливо вступал в свои права. Их заливистая песня, которая без умолку звучала на протяжении нескольких часов вдруг прервалась на середине ноты и именно это заставило мужчину открыть глаза. Вокруг клочка земли, спрятанного за деревом с одной стороны и двумя разросшимися кустарниками с другой, на котором путник разместился для ночлега было спокойно, но это была обманчивая тишина. Что -то заставило птиц замолчать, поэтому Тристан насторожился и замер, стараясь как можно сильнее слиться с землей. Спустя минуту или около того, за кустами что -то зашуршало и совсем рядом показался невысокий, крепкий силуэт. Мужчина мысленно выругался. Только этого не хватало… в такой ситуации уж лучше было напороться на волка- одиночку, чем на дикого кабана.

Животное встревожено повело головой, принюхиваясь и, хотя за время путешествия Тристан ни раз принимал ванну в реке, вдоль которой шел его путь, кабан не мог не уловить запаха. Влажный приплюснутый пятак, на котором остались песчинки земли, после того, как он вырывал съедобные корни, ходил ходуном. Мужчина затаил дыхание, но стоило животному опустить голову к земле и двинуться дальше по своим делам, как его рука змеей метнулась к самодельному копью, лежащему у бока. Тристан даже не стал брать сильный размах, просто вложил в удар весь собственный вес. Во все стороны с деревьев посрывались птицы. Животное завизжало, опрокидываясь на бок и тут же силясь вскочить, но мужчина одним резким движением раскроил ему череп. Несколько конвульсий, и кабан был мертв, а мужчина только улыбнулся, предвкушая сытный ужин.

За неделю это была первая крупная дичь. Тристан даже был готов потерять день, чтобы закоптить немного мяса впрок, хотя обычно старался не тратить лишнего времени. Спал по четыре, пять часов, марш- броски по возможности совершал легкой трусцой и только сейчас, когда лес стал совсем густым, мужчине пришлось сбросить темп. Но это его не огорчало, озеро силы было совсем рядом. Он чувствовал это нутром.

Копье вышло из мертвого тела с сочным чмокающим звуком и по земле вокруг тела стало расползаться блестящее темно пятно. Действовать надо было быстро, пока дикие звери не учуяли запах свежий крови. Но Тристан не успел. Он только скинул в папоротник тугие, почти черные потроха, когда совсем близко завыл волк. Мужчина, замер, по- звериному поворачивая голову в сторону звука, чертыхнулся себе под нос и, когда вой подхватили еще на четыре голоса, вскочил на ноги, схватив копье, и бросился в чащу, на ходу забрасывая за спину узелок со сферой. Полноценная стая тушей не насытится, и Тристану совсем не хотелось оказаться рядом, когда раздразненные кровью волки продолжат поиск добычи.

Зелень леса мелькала перед носом, сливаясь в одну полосу, и Тристан еле успевал наклоняться или перепрыгивать через коряги. Он бежал быстро, стараясь двигаться максимально бесшумно и петляя, как заяц, чтобы сбить зверей со следа, если те ломануться за ним вдогонку, однако все произошло немного не так, как он ожидал. В чаще по правую руку скрипнула сухая ветка и Тристан, не сбавляя скорости, бросил в ту сторону затравленный взгляд. Похоже, стаю не остановил мертвый кабан, и как минимум два волка отправились в погоню сразу, пока остальные поедали тушу. Мужчина взял чуть левее и боковым зрением уловил серый росчерк движения. Замерев на месте, он развернулся и почти не целясь, метнул копье. Раздался крик боли, птиц второй раз за утро вспугнули с их веток. Тристан рванул вперед и едва успел сделать несколько мощных скачков, как ему пришлось замереть над не пойми откуда взявшимся отвесным обрывом. С трудом восстановив равновесие, он огляделся. Второй волк толи передумал преследовать опасную добычу, толи и не было его вовсе, но лес за спиной хранил тишину.

Мужчина даже не успел осознать, что к чему и порадоваться, потому что едва он сделал шаг на скат, чтобы спуститься, как земля под его ногами дрогнула, а из земли вдруг со свистом ударил столб горячего воздуха, заставляя отшатнуться, а потом оттуда неторопливо разворачивая тугие кольца тела, показался огромный ящер. Его голова и чешуя сально блестели от стекающей по ней грязи, а он все рос и рос, желая выбраться из глубин. Чуть правее появилась еще одна морда, такая же удлиненная, приплюснутая, с двумя рядами мелких острых зубов в оскаленной пасти. Вокруг них, словно мухи, роились мелкие комья глины и земли. В небо снова устремился пар. Тристан сглотнул и попятился. Глупо было предполагать, что на пути к озеру силы не будет стоять вооруженная охрана — пылевые стражи собственной персоной. Мужчина дал деру с такой скоростью, что ветер засвистел в ушах, но громоподобный рев за спиной оповестил, что он во второй раз за это утро стал добычей. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, Тристан перехватил узелок со сферой поудобнее, и мысленно стал молиться любому, кто услышит.

***

Малкут, убаюканный мерным покачиванием повозок, уронил голову на плечо Йерги, сидящего на козлах и открыл глаза только тогда, когда Алания пришел сменить великана. Мальчик осмотрелся вокруг и робко улыбнулся. Впереди мутной, задернутой туманной поволокой полосой, маячил лес. Еще полчаса и колона достигнет опушки, далеко от того места, где напали Хулки, и продолжит свой путь к озеру.

Алания сел рядом с мальчиком и взял в руки поводья, Йерги хлопнул его по плечу и ступил на поручни, держа курс к Зеленой повозке, чтобы проверить гитана. Кхан, впряженный в головную повозку, зычно протрубил, приветствуя клирика.

— Ну, спрашивай, — глядя проницательным глазами в даль, проговорил мужчина. Малкут еще раз улыбнулся:

— Много вопросов.

Клирик хмыкнул и кивнул, чтобы мальчик продолжал.

— Кто такие Влат с Кханом?

Бык дернул ухом в сторону и неторопливо кивнул тяжелой головой. Алания принял его молчаливое согласие.

— Кхансерде — двуликий. Сын наместника Годро — сана Миракка, изгнанный из родного стана, после того, как стало ясно, что он особенный мальчик. Да- да, — подтвердил Алания, увидев изумление на лице Малкута, — ваша с ним история чем -то похожа. Может поэтому Кхан с Влатом были первые, кто поддержал безумную затею Греманна.

Бык довольно фыркнул, и мужчина продолжил:

— Сущность воздуха ведь крайне неустойчивая материя. Поэтому среди ее носителей нередко, попадаются люди с самыми такими удивительными способностями, как обращение. Йерги был учителем Кхансерде и первым узнал об особенности будущего правителя. Так сложилось, что великан уже был знаком с мальчиком, кому досталось такое же умение, как и его ученику. Влат и Кхан подружились, а когда нашли в себе решимость открыть правду Наместнику Миракку, тот испугался и погнал взашей всех троих. В отличие от Асханны, Годро — очень консервативный стан. Хотя уже давно понятно, что сущность воздуха может менять своего носителя, двуликие там по- прежнему не в чести.

Мальчик ненадолго задумался:

— И что же, отец не бросился за сыном в погоню? — бронированный бык фыркнул так громко, что Малкут даже пожалел о таком бестактном вопросе.

— Сан Миракк провозгласил сына безвременно почившим, одел столицу и его жителей в черно- рыжее одеяние на сто сорок дней, а после принялся делать другого наследника.

Они немного помолчали. Малкут хотел сказать Кхану, что ему очень жаль, но понимал, что слова лишние и тот позволил клирику это рассказать, просто чтобы объяснить свои поступки, и чтобы мальчику стало немного уютнее в компании Бродяг.

— Сколько же Йерги лет? — неожиданная мысль заставила мальчика ахнуть, а клирика засмеяться:

— Великану уже восьмой десяток.

Малкут едва не свалился с повозки, не веря собственным ушам.

— Восьмой? Это невероятно!!!

— Северные народы дольше сохраняют молодость, — хмыкнул Алания.

— Почему Король гитанов назвал его Диким?

Мужчина едва заметно дернул плечом:

— Не будем об этом. Король обознался.

Мальчику было очень любопытно, но по реакции Алании было ясно, что настаивать не имеет смысла, и он сменил тему:

— Как ты обманул Короля? Лиска говорила, что нельзя обмануть гитана.

Алания расслабился и усмехнулся:

— Кто тебе сказал, что я его обманывал?

Глаза мальчика округлились, а бронированный бык на мгновение замер.

— Вы женаты? — сиплым голосом спросил Малкут

— Чему ты так удивлен? — клирик пожал плечами, и щелкнул поводьями, бык, дернув телегу, снова потащил колонну за собой, — люди частенько женятся.

— Да, но вы… — Малкут смутился, — вы же такие разные…

Клирик фыркнул:

— Этот говорит мне Дитя Света, лучший друг которого — карающий бес Огненной Крысы.

— Это другое, — не согласился мальчик, — мы с Берком не такие разные, если копнуть глубже. Во всяком случае ни один из нас не выбирал, кем ему родится и быть. Но вы… У вас разные веры, суждения, взгляды на мир…

— Чтобы быть супругами не обязательно быть двумя жемчужинами Рубинового моря, — улыбаясь проговорил клирик, — достаточно понимать и поддерживать друг друга, даже если не согласен с решениями своей половинки. Это называется преданность. Ты поймешь, когда станешь старше.

Мальчик невольно вспомнил поломанную дворцовую стражу, лежащую на полу в тронном зале и страшное пламя, полыхающее в глазах друга и кивнул:

— Мне кажется, я уже понимаю…

Алания бросил на него косой взгляд, и мальчик опять смущенно поменял тему:

— Скажи, Фурту говорил про то, что за нами пустили какую -то погоню — это правда?

— Да, — подошедший сзади Йерги был серьезным и хмурым, — гитан говорит по всем дорогам погоню пустили. Ищут именно нас. Знают, что нам обдурить их удалось.

— Плохо дело, — нахмурился клирик, — в Асханну, тогда, путь закрыт.

— Баир с Годро тоже, дружище, — перебил его Йерги, — Похоже Наместник Баспарт объединил усилия.

Малкут ахнул, пока клирик что -то быстро прикидывал в уме.

— До Хансулата не сразу дотянутся… — пробормотал он, — Малли, держи повод, великан, идем к Греманну. Есть разговор.

Малкут трясущимися руками схватил кожаные, туго плетенные ленты, боясь что -то спросить, но мужчина пояснил сам:

— Хансулат — стан огня и люди там живут с сущностью огня в груди, Драконы по эту сторону Разлома не дружат с тем, кто остался там. Мы попробуем сыграть на этом.

Кхан опять на мгновение замер, кося большим ухом в их сторону и явно полагая, что ослышался. Малкут сглотнул и, пребывая в состоянии близком к шоковому, неуверенно щелкнул поводьями. Его отвлек подошедший по левым перилам Влат. Мальчик вскочил, уступая ему место и передвинулся правее, чтобы двуликий мог сесть. Мужчина был бледен, правую руку его крепко привязали к туловищу — скорее всего потому, что сломалась ключица, бок тоже обтянули тугими бинтами. На правом глазу красовалась некогда белая, а сейчас ставшая грязно- красной повязка. Несмотря на все это мужчина улыбался, пока неуклюже устраивался на козлах, стараясь не тревожить раны.

— Тебе сильно досталось, — взволнованно проговорил Малкут, удобнее перебирая поводья и садясь рядом.

— Не то слово, — хмыкнул Влат, — был момент, когда я думал, что навсегда останусь в бронированной шкуре. Только сейчас смог сменить лик.

Он уже понимал, что их с Кханом особенность перестала быть тайной, поэтому он просто достал из-за пазухи сигарету и, чиркнув спичку о сидение, закурил.

— Это из-за травм? — полюбопытствовал Малкут, Влат кивнул, выпустив облако пряного дыма.

— Такие, как я, лучше всего регенерируют в зверином лике, но на восстановление уходит много сил. Это может стать дорогой в один конец, и не увидел бы свет больше моей милой мордашки.

Малкут заулыбался, невольно глянув на пропитанную кровью повязку. Несмотря на то, что мальчик сидел с невидящей стороны, Влат почувствовал взгляд.

— Пришлось чем -то пожертвовать. Я мог восстановить глаз, но мог тогда и не вернуться. Решил не рисковать, — он осторожно тронул пальцем край повязки, — и так сойдет. Когда глаз заживет, сделаю себе хорошую повязку. Буду, как настоящий пират!

Малкут, ошеломленный тем, как спокойно человек отнесся к своей потери, молчал. Возможно даже чувствовал свою вину.

— Брось, — понимая смятение мальчика, протянул Влат, — это всего лишь глаз.

— Мне очень жаль, — тихо выдавил из себя Малкут, опустив голову и не желая больше смотреть на мужчину, пока вдруг не получил ощутимый щелчок по носу:

— Если тебе станет легче, я бы не поменял своего решения помочь вам с бесом, даже если бы знал, что все повернется таким образом. Это пустяк.

Малкут хотел сказать еще что -то, как -то поблагодарить мужчину, но его отвлек оглушающий грохот, вдруг прокатившейся от леса, до которого было уже рукой подать. Влат вскочил на ноги, мальчик инстинктивно натянул поводья, но Кхан не мог не почувствовать этот толчок и останавливался уже безо всякой команды. Над кромкой леса поднялась устрашающее живое облако из сотен птиц — гомонящее, напуганное. Во все стороны летели щепки и пыль и Малкут почувствовал, как сердце прыгнуло к горлу при виде ломающихся, словно сухая солома, стволов вековых деревьев.

— Что происходит? — на перила выскочил клирик.

— Если бы я знал, — прошептал Влат, махнув рукой вперед.

Земля под колесами повозок вновь дрогнула, птицы бросились в рассыпную, а из леса вдруг выскочил человек. Весь в грязи, обливающийся потом, с тяжелым холщовым узелком, перекинутым через плечо. Увидев колонну, он едва не оступился, но восстановив равновесие отчаянно замахал руками, крича что -то на непонятном языке.

Малкут увидел, как дернулся Алания, перед тем, как гаркнуть:

— Лиска!

Цыганка появилась мгновенно и хмуря тонкие брови уставилась на происходящее. Мужчина что -то шепнул ей, заставив ахнуть, ее красивое лицо посерело, но она кивнула и, отцепив от пояса узкий кожаный ремень, протянула клирику.

— Никому не двигаться с места, — скомандовал тем временем мужчина и протянул Малкуту один конец ремня, — держи крепко. Как добегу до мужчины, изо всех сил тяни на себя.

Мальчик кивнул. Труппа молча замерла в тех позициях, что находилась и только Кхан изредка потряхивал крупной рогатой головой. Алания тем временем окинул себя святым жестом, соскочил с повозки и, зажав в кулаке другой конец ремня, стремглав бросился к человеку, бегущему им навстречу. Малкут ожидал рывка, что его дернет по инерции за клириком, но этого не произошло. Маленький ремешок вдруг стал растягиваться, удлиняясь на глазах. Мальчик чувствовал лишь легкое натяжение.

Лиска тоже спрыгнула с повозки перед быком и опустилась на колени прямо на землю, ее серебристые глаза задернулись молочно- белой поволокой, и она принялась тихо напевать какую -то песню, издавая резкие, каркающие звуки. Малкут почувствовал, как волосы зашевелились где -то на затылке от первобытной, одуряющий магии, которая начала клубится вокруг девушки.

Земля продолжала подрагивать, а воздух вдруг расколол леденящий душу, животный крик.

Клирик почти добежал до незнакомца, когда из леса, разрывая клубы пыли когтистыми лапами и ломая деревья, словно зубочистки, вывалились две гигантские ящерицы, окутанные комьями земли и грязи, словно аурой.

— Лешрак нас сбереги, — ахнула где -то за спиной Малкута Глая, а мальчик лишь сильнее вцепился в ремень.

Ящеры были такими страшными — со своими острыми зубами и мощными лапами, что он почувствовал, как по телу начал бить озноб, но, когда Алания замер перед мужчиной и порывисто схватил того за руку, мальчик дернул ремень что было силы, от усилия кубарем слетев с повозки. Именно поэтому он не увидел, как ремень полыхнул красным и обвившись вокруг мужчин, словно дикий плющ, рванул их в сторону повозок с резким щелчком. Спустя мгновение оба человека оказались рядом с мальчиком.

Незнакомец осел на пол, сложившись пополам, надрывно дыша и шепча что -то между хриплыми вздохами.

Перед Лиской, наконец, сформировался изогнутый, как линза, щит, состоящий, казалось, из тумана и молний. По нему то и дело с сухим треском пробегал разряд электрического тока и когда цыганка допела, распахнув глаза, тот набирая скорость полетел к ящерам.

— На землю, — из последних сил крикнула цыганка и труппа безоговорочно попадала ничком.

Краем глаза Малкут заметил, как первый из ящеров отскочил в сторону, уворачиваясь от магии и щит задел его лишь по касательной, оторвав приличную часть чешуйчатого хвоста. Второй оказался куда менее поворотливым и удар пришелся ему прямо в широкую грудь. Грохнуло. По степи прокатился вопль боли и ящера разорвало на части, раскидав во все стороны комьями сухой глины.

Оставшаяся рептилия страшно ощерилась и вильнув остатком хвоста с силой топнула когтистой лапой. Почва под ней пошла трещиной, стремительно рванувшей в сторону колоны. Добежав до цели колдовство поставило землю под колесами дыбом. Малкута оглушило, он словно в дурном сне смотрел, как земляные копья пронзают центральную повозку, а остальные отбрасывают в разные стороны, словно взрывной волной. Кхана как следует приложило об землю, бронированной шкурой, разорвав на куски толстую упряжь из дубленной кожи, словно она была тоньше паутинки. Он встал на покачивающийся ноги и ошарашено тряс рогатой головой. Остальных тоже раскидало кого куда. Лиска из последних сил творила какую -то ворожбу. Из аккуратного носа на белесые губы текла кровь. Ящер свирепствовал. Отшвырнув головную повозку, он замер почти над мальчиком и нацелил свои острые когти на лежащего на земле Влата. Бронированный бык едва успел сориентироваться и поднырнуть под занесенную над другом лапу, приняв на себя удар. Каменные когти звучно царапнул по броне, не причинив Кхану вреда, но сильно припечатав к земле. В Малкута полетели комья глины и мелкое крошево щебенки. Страж испустил леденящий душу крик и попытался схватить двуликого зубами, когда ощеренную морду вдруг окутал сизый дым и прямо на чешуйчатом носу материализовался бес. Изогнув замшевый хвост, он точным ударом рогового наконечника лишил ящера правого глаза. Змей взвился и пропустил две стрелы, которые синхронно вошли в его закрытую каменной чешуей шею. Малкут пошатываясь поднялся на четверки и увидел, как Йерги повторно заряжает вытащенный из своей покореженной повозки композитный лук.

Берк лихо спрыгнул с морды рептилии и очевидно, пытался сделать скачок, но силы оставили его, и он кубарем полетел под ноги чудовищу. С глухим стуком бес приложился о землю в нескольких шагах от Малкута и замер. Оставшийся глаз ящера впился в неподвижное тело, лапа взяла размах для удара.

— Н- Е- Е- Е- Е- Е- Т! — мальчик заорал так, что под ногами, казалось, дрогнула земля, а рептилия на секунду заколебалась. Этого мгновения Малкуту хватило, чтобы сделать сильный рывок и безрассудно укрыть беса своим хрупким тельцем.

Было очень страшно. Секунды в ожидании смертельного удара тянулись, будто поостывшая смола, заставляя мышцы сжиматься и жмуриться глаза. Глупо было бежать из столицы, ведь это все не просто так. Может, ему суждено было умереть, так чего уж теперь. Время утекало, как капли, сквозь песок, а удара все не было. Очень медленно, стараясь даже не дышать, Малкут поднял голову, открыл глаза и немного повернулся. Над ним щитом выгнулся Тень, выставив свою покатую грудь колесом и раскинув костлявые руки в стороны на манер крыльев. За ее расплывшемся черным телом висела легкая пылевая завеса — все что осталось от земляного ящера.

***

Цыгана похоронили на опушке. Когда зеленую повозку проткнули земляные копья, одно из них прошло Фурту насквозь. Только с благословением Дракона можно было бы ему помочь. Но ни у кого из труппы его, конечно, не было. Алания проводил мужчину за Последнюю Черту и последним бросил горсть земли на его могилу.

Из семи повозок уцелело пять, но только четыре из них Влат смог поставить на четыре колеса. Берк в себя так и не пришел. Его сердце упрямо гнало кровь по жилистому телу, но сознание было явно было не в этом мире. Кхан практически от него не отходил, старался даже не отрывать взгляд полный тревоги от хрупкого ледяного тела, обложенного одеялами, доверяя сменять себя только клирику. Алания хмурил брови, опаивал беса травами, мазал какими -то мазями и жег сухие корни. Повозку, в которой и так царила одуряющий жара из-за двух арбских каминов, заволакивало густым, горьким запахом и плотным белесым дымом.

Из груди Берка то и дело вырывались задушенные стоны, от которых сердце Малкута рвалось на части.

— Тебе следует быть сильным, — рявкнул на него клирик, когда по бледным щекам в который раз покатились крупные беззвучные слезы, — твой рев ему не помогает.

Малкут зло дернул тент и спрыгнул на землю, не желая грубить Алании, который так старался помочь, но не ожидая от него такой черствости.

Кхан неодобрительно посмотрел на товарища, но промолчал, старательно смачивая лоб Берка ледяным травяным отваром, не понимая, как в условиях постоянной жары можно было добиться такой температуры.

— Почему он сделал это? — спросил мужчина, не рассчитывая, впрочем, что Алания ответит, но клирик нахмурился еще сильнее и проговорил:

— Я не знаю. Я принимаю такие решения осознано. Взвешивая все за и против. Быстро, но вдумчиво. Но то, что я видел там. Это инстинктивная реакция. И бес и Малкут сделали то, что они сделали не задумываясь. Каждый был готов отдать свою жизнь за другого человека. Я давно не встречал. Я думаю, такого не было со времен войны Разлома. С тех пор все поменялось. Наш мир разделился не только на две части, но еще на «до» и «после». Доверие, самоотверженность, смелость, они словно остались в другом времени, ты и сам много раз был этому свидетелем. Сейчас каждому своя рубашка к телу ближе — никто не хочет рисковать.

Кхан ненадолго отвлекся от медной кадки с отваром, которым промачивал шею и плечи беса и задумчиво посмотрел на клирика.

— Ты ими восхищается, — усмехнулся он, возвращаясь к своему занятию.

Клирик вернул тому усмешку, но скептически промолчал.

— Не отрицай, — тем не менее настаивал Кхан, — ты был в бешенстве, когда Греманн решил помочь бесу, но сам первый вызвался увести погоню, попросив Фокуса тебе помочь. Я слышал, как вы говорите об этом в шатре иллюзиониста.

Алания хмыкнул:

— только когда онис придет в себя, не рассказывай ему об этом.

— Если… — тревога вернулась во взгляд двуликого, и он тяжело вздохнул, — если он придет в себя.

Шаг седьмой

Дом Имени был заброшен. Конечно, запустение пришло сюда много лет назад, но КрАс’каят почувствовал это сейчас особенно остро. Он, небрежно держа тонкими пальцами изящный золотой кубок, вальяжно расположился в огромном, и изрядно изъеденном временем дубовом троне. В былые годы сюда спускался сам Сулатиллари, чтобы лично дать имя и тем самым определить путь кровному Дракону, в чьих жилах текла кровь Первых, а значит и самого Творца. Но времена… Они меняются… Теперь здесь не гремит орган, и некровные драконы не бросают к подножью дома огненные цветы. Некровные драконы больше вообще ничего не делают.

Темноволосый мужчина, одетый в черное кимоно с жесткими плечиками и высоким жестким воротником, обшитое по подолу алыми цветами, хмуро обвел полуразрушенный зал тяжелым взглядом раскосых черных глаз. Давно не полированный багряный мрамор с искрящимися золотыми вкраплениями запылился и потускнел, витые латунные люстры окислились и местами покрылись сернистой пленкой. Красные ковровые дорожки, идущие от высоких тяжелых дверей через притвор в центральный неф до алтарной перегородки и дальше к престолу, превратились в унылые обрывки грязной материи, побитые молью. Сам престол накренился и достаточно было неловко махнуть рядом с ним рукой, чтобы он окончательно рассыпался на части. Над левым клиросом, прямо за боковым нефом в потолке зияла дыра. Бревенчатый свод рассохся и отвалился одним широким куском. Днем сюда непринужденно заглядывали любопытные солнечные лучи, а сейчас, в эту темную безоблачную ночь, через пробоину виднелось звездное небо. Здесь не осталось и тени былого величия.

По полу под троном что -то заскрежетало и мужчина, переместившись одним ловким движением, не без удовольствия пнул ногой упитанную крысу, показавшуюся из своего укрытия. Та серой молнией метнулась к северным вратам и исчезла за поваленным алтарем, оглушительно пища. КрАс’каят зло сплюнул под ноги. Теперь в Доме царит уныние, а трон Творца грызут короеды. Как можно было докатиться до такого?

Однако, огненный Повелитель и сам знал ответ на свой вопрос. Творец оставил своих кровных сынов — плоть от плоти его — и отвернулся в самую трудную минуту, обрекая вечно смотреть на плоды собственного бессилия. КрАс’каят, глубоко вздохнув, перевел взгляд через врата Дракона на центральный неф, где в самых нелепых позах застыли десятки статуй. Они были непередаваемо прекрасны — словно вырезаны самым умелым мастером из мягкого мерцающего воска, но на ощупь были тверже стали Архарсских гор. Невероятные, легкие, обманчиво хрупкие — мужчины и женщины, дети, юноши. Они наполнили Дом своим чарующим танцем. Это была бы прекрасная постановка, если бы не боль и животный ужас, отраженный скульптором на их необычайно живых лицах. Было ощущение, что настоящих людей просто залили непонятным матовым металлом, и они застыли в тех позах, в которых их застал этот нелепый плен.

По сути, так оно и было и теперь этот трагический вальс стал немым укором Огненному Дракону за то, что не уберег свой народ. А ведь Великая Война была почти решена. Победа лежала в кармане кимоно огненного Повелителя и в этот самый важный, судьбоносный момент Сулатиллари бросил его, пустив по материку огромную трещину, отправляя воинов обеих сторон прямиком в преисподнюю. Этого не случилось бы, если бы КрАс’каята не предал собственный брат. Этот трусливый, тупоголовый мальчишка все испортил, и ради чего? Ради их собственных врагов — он стал на сторону дракона Земли, за что и поплатился… Но все уже пошло не так. Их мир треснул, разрывая друг от друга враждующих Драконов. Но Творцу этого показалось мало. Он решил, что сыны его не выучили урок, зажравшиеся властью и переполненные тщеславием. Поэтому всего за год после разлома все некровные драконы — не от крови Первых, но созданные по образу их, вымерли, съедаемыми страшным недугом. Lapidasere — так его наименовали Драконы и их приближенные. Окаменение приходило неожиданно и всего за мгновение тело прекрасного создания превращалось в камень. Болезнь вгрызалась в ноги и поднималась до самой макушки за несколько мгновений, но и их хватало, чтобы некровный дракон успевал испытать страшные муки.

Теперь великий род, от крови Первых Драконов, был обречен. КрАс’каяту и любому другому Дракону по другую сторону разлома негде было взять себе жену, чтобы обзавестись наследником, потому что все возможные кандидатуры сейчас были в Домах Имени, и недалеко за их пределами, застывшие в нелепых позах с болью на прекрасных лицах. Мужчина встал с трона и зло сжал кулаки, отшвырнув опустевший кубок так, что тот вылетел через северные врата и, проскочив две невысокие ступеньки, затерялся в скульптурах. Очень медленно, звеня о полу украшающим его рубином, кубок подкатился обратно, подскакивая от каменного пола и замер у ног хозяина.

В притворе появилось зарево, а потом на центральный неф выплыл живой огонь. Дух был крупным, плывущим по воздуху сгустком пламени, чьи очертания, за исключением змееподобного хвоста, отдаленно напоминали человеческие. Он неторопливо подлетел к Дракону и небрежно поклонился, поднимая золотой кубок.

— тоскуешь? — его тон был язвителен, а голос трескучим, как огонь в камине. Глухие звуки напоминали хруст горящих поленьев, с которых то и дело срывался сноп искр.

КрАс’каят окинул духа недовольным взглядом, но ничего не сказал, только забрал из пылающей руки бокал. Выражение его лица само за себя просило не дергать тигра за усы.

— Стоит ли мне напоминать, как бессмысленны эти чувства? — элементаль не внял явной угрозе, переместившись ближе.

КрАс’каят молчал.

— Нет? Может тогда сказать, что ты сам повинен в случившимся?

Желтые глаза дракона полыхнули опасным пламенем.

— Что ты имеешь в виду, Игнис? — обманчиво мягко спросил он. Голос повелителя был тихим и хриплым, словно у переболевшего ветряной гангреной, которая оставляла сухие язвы по всей носоглотке несчастного.

— Не надо, — дух махнул головой, — ты прекрасно понимаешь, о чем я. Все это, — он обвел руками центральный неф, — вина твоих властолюбия и гордыни. Твоя скорбь здесь выглядит неуместно. Кабы ты не возжелал раскинуть свои полномочия на весь материк, подмяв под себя других Драконов, этого бы не случилось. Вместо того, чтобы стать отцами вверенному вам народу вы, крылатые алчные твари, вцепились друг другу в глотки и столкнули их лбами, неся вместо мира и света войну и разрушение, за что и поплатились. Сулатиллари не просто так оставил вас в подлунном мире — он отобрал жизни у некровок, и вы будете своими глазами видеть, как загибается некогда великий народ из-за того, что вы возомнили себя умней Творца!

КрАс’каят метнулся к духу так быстро, что тот даже не увидел движения и понял, что что -то произошло лишь в момент, когда тонкие пальцы в шелковых перчатках сжали его шею.

— Ты забываешься, дух! — гаркнул Дракон так громко, на сколько это позволяло явно поврежденное горло.

Перчатка моментально вспыхнула от жара элементаля и растаяла золой, но пальцы повелителя продолжали сдавливать огненную плоть. Теперь, когда материя не закрывала руку, на ее внутренней стороне стали видны ужасающие черные рубцеватые шрамы, которые вместе с венами бежали по телу дракона и исчезали в складках рукава его кимоно.

Игнис вцепился в кисть повелителя, но не смог скинуть руку, жар его пламени усилился, но он не мог причинить вреда Дракону.

— Пусти, — слабо прохрипел он и КрАс’каят с омерзением отшвырнул его от себя. Элементаль с характерным треском ударился о пол, в разные стороны посыпались искры.

— Не играй со мной в эти игры, Игнис! Я не такой, как отец или мой безмозглый братец, чью душу, надеюсь, сейчас варит в смоле какой-нибудь демон. Творец дал нам силу и определенные привилегии, чтобы мы были повелителями подлунного мира и управляли им так, как считаем нужным! Он приравнял нас –кровных драконов, — к себе! Великая война была неизбежна, потому что мои братья недостойны были такой чести, и я вполне мог один справится с этим миром.

Грудь мужчины тяжело вздымалась, его прямые брови сошлись на переносице, и он едва сдерживал клокочущий в нем гнев, но Игнис не боялся.

Плавно поднявшись на свой змеиный хвост, он посипел:

— Ты глуп, КрАс’каят. Даже Творец не захотел справляться с миром в одиночку и дал кровным силы для этого. Но ты увидел только власть, и, забыв об ответственности, едва не погубил его творение. За что и наказан. Теперь сдохнешь один — в окружении скульптурного напоминания о своей алчности.

Дракон с трудом взял себя в руки, принял менее угрожающую позу и бросил:

— Что ты хотел? — Игнис был острым на язык элементалем, но никогда не приходил к Повелителю просто чтобы потоптаться по любимой мозоли.

Элементаль сделал едва уловимое движение в сторону, нырнул в гущу окаменелых драконов, оставляя за своим хвостом изогнутый след на пыльном полу.

— За Разломом пробудилась сила, — ответил он, — сила такой мощи, что сравнима только с мощью крылатых Повелителей.

Дракон раздраженно повел плечом:

— И что? — ему уже давно было абсолютно не интересно, чем занимались Аарон и Лешрак на своей стороне.

— Эта сила принадлежит Дракону Земли, мой господин, — терпеливо, словно капризному ребенку, объяснил дух.

КрАс’каят мгновенно напрягся.

— Но этого не может быть, — заверил он скорее себя, чем Игниса.

— Не может, но есть, — отрезал тот, прошелестев между скульптурами, внимательно вглядываясь в искаженные лица, — кажется пора наладить старые связи.

Дракон посмотрел на духа, как на умалишенного. После всех войн и дрязг, заговоров, предательств, смертей — вот так взять и связаться с Драконами по ту сторону, просто потому, что где -то произошел всплеск давно покинувшей этот мир Силы?

— Не думаю, — покачал он головой.

Элементаль затерялся среди фигур и его трескучий голос прозвучал приглушенно.

— А ты дослушай меня и подумай получше.

КрАс’каят терял терпение, но постарался взять себя в руки, сжимая и разжигая кулаки, представляя на этом месте шею заносчивого духа.

— Кроме силы по ту сторону, на нашей тоже произошел всплеск, — свет элементаля блуждал между скульптурами, пуская по стенам храма причудливый танец теней, — это сила твоего брата, господин. Сила металла.

КрАс’каяту показалось, что его схватили за горло. Дышать стало невыносимо трудно, во рту появился противный привкус, Дракон почувствовал, как в груди разгорается пламя.

— Нет. Они мертвы. Мертвы оба. Я лично прикончил Не Имеющего Крыльев и разрушил Дом Имени моего брата. Дом Имени — отражение Крылатого Повелителя. Дракон не мог выжить после того, как от его храма не осталось камня на камне.

Игнис обвел взглядом унылое помещение, в которое превратилось святилище его господина.

— Тут я с тобой соглашусь. Дом Имени — отражение Крылатого Повелителя…

Это было уже слишком, вывалить на КрАс’каят такие новости и не сбавить обороты в попытках поддеть… Дракону требовалось срочно унять тот огонь, что ревел в груди.

Он молниеносным движением схватил элементаля за шею и прижал руку к ненавистному лицу. Пламя из сердца рвануло по давно травмированным артериям и венам, опаляя своего хозяина невероятной болью, которую он столько лет учился не замечать, и единым ревущим потоком выплеснулось на духа.

Дракон с садистическим удовольствием смотрел, как вытянулось удивлением лицо духа, как распахнулись искрящиеся глаза под его пальцами, и усилил напор.

Гул пойманной птицей метался под сводом храма, Игнис закричал. Его перетекающее, словно лава лицо вдруг начало покрываться черной коркой, она медленно сползла на шею и плечи, все ниже и ниже. Элементаль отчаянно задергал змеевидным хвостом в последней попытке вырваться, но уже через мгновение упал на пол замертво — бездыханной обугленной массой. Огонь в руках дракона погас и только легкий запах серы, да заново поврежденные шрамы на его теле напоминало о том, что здесь произошло секунды назад.

КрАс’каят брезгливо пнул остатки элементаля острым носом своих туфель, заставляя их осыпаться золой.

— то же мне… Огненный дух, — голос Повелителя стал еще более сиплым, и он в сердцах плюнул себе под ноги. Небрежным движением подхватив золотой кубок, КрАс’каят неспешно покинул Храм.

***

Малкут вылетел из боевого круга больно ударившись пятой точкой о сухую землю. Лиска убрала от лица цветной, но изрядно побитый пылью платок, скрывающий все ниже носа и улыбнулась.

— Уже лучше, — похвалила она мальчика, протягивая руку.

Они занимались теперь перед каждым завтраком, когда солнце уже почти заваливалось за горизонт и на рассвете, пока все готовились ко сну. Изредка к ним присоединялся клирик, а неожиданный, немногословный попутчик, представившийся Тристаном, молчаливо наблюдал за происходящим, садясь прямо на землю где-нибудь в сторонке. Из него удалось вытащить только то, что он идет от самого рубинового моря и ему тоже надо на Тришах. Греманн, который слабо верил в совпадения, хмурил кустистые брови и изредка недовольно цокал своим мыслям. О том, каким образом тени Малкута удалось уничтожить древнейшую магию Драконов, в труппе не говорили.

— Ты слишком сосредоточен на верхней части своего тела, — это были первые слова, обращенные Тристаном к Малкуту. Раньше мужчина говорил только с руководителем труппы или клириком, и мальчик улыбнулся его произношению, не заметив, как нахмурилась Лиска.

Тот, тем временем, встал и неторопливо подошел к очерченному на земле кругу. Мальчику показалось, что на него пахнуло смолой, в носу слегка защипало.

— Есть такая методика ведения боя, очень распространенная в местах, откуда я родом. Tita listtiat, называется. Переводя дословно — танец на углях.

Мужчина откинул темные, едва волнистые пряди волос, которые доставали ему почти середины лопаток и занял нечто напоминающее Лискину стойку прямо посреди круга.

— Его основное отличие от любого другого боя в том, что мастера учат последователей управлять своим телом отдельно — верхней и нижней частью, — замерев на мгновение он сделал первое движение, — такое плавное, но быстрое, словно угорь перетекающий с места на места, — когда ты учишься контролировать верх и низ туловища вне зависимости друг от друга, твои движения приобретают совсем другой — более непредсказуемый характер.

Торс мужчины практически не двигался. Жилистые руки весели клетями, плечи замерли, как каменные, напрягся живот, а вот ноги в противовес замелькали, словно были лишены костей. Мужчина скользил по кругу, как конькобежец по кромке льда.

Малкут смотрел на этот танец, околдованный, даже не замечая, как сильнее хмурится Лиска.

— И где же, Тристан, танцуют такие танцы? — ее полные губы улыбались, но в стальных глазах висели грозовые тучи.

Мужчина замер, немного ссутулился, затем пожал плечами, — толи не знаю, толи не лезь — и стрельнув в сторону девушки янтарными глазами отошел обратно туда, где сидел до этого и больше в их тренировки не встревал.

Берк пришел в себя, когда остатки колонны нырнули в чащу леса в том месте, где цыганский тракт упирался в путь Тришах. бес сипло попросил воды, но Кхан, дежурящий у его постели, только отрицательно покачал головой. Пить пока было нельзя, поэтому мужчина только смочил ему губы очередным отваром и кликнул Малкута.

Мальчик сидел рядом с другом пока тот болтался между реальностью и забытьем, как корабль в шторм. Клирик предупредил, что это будут самые долгие часы, после которых станет понятно, можно ли вообще бесу помочь. Так и случилось. Прошли полные сутки прежде чем бес окончательно пришел в себя и, наконец, погладил сидящего рядом с его лежанкой Малкута по тонким пальцам.

— Я в порядке, друг, — тихо проговорил он, — мы скоро будем на озере?

— Греманн сказал день, не больше, — ответил Малкут, имея в виду, что говорил он, конечно, с Глаей, — мы могли бы пойти по прямой, если бы не повозки. Путь Тришах очень сильно петляет и нам пришлось сделать по- настоящему огромный крюк.

— Хорошо. Что вообще произошло?

Мальчик вкратце рассказал другу то, о чем они говорили с Лиской. Их странный попутчик шел от Рубинового моря, где когда-то стоял Дом Имени Дракона Земли. Неясно было, что он там забыл, подробностей в коротком рассказе не было, но путешествие привело его к озеру силы, где мужчина случайно разбудил стражей. Цыганка говорила об этом скептически, потому что не понимала, как такую силу можно спровоцировать к атаке случайно. Да и акцент их нового знакомого ставил ее в тупик. Алания просил не с кем не делится его догадками, но девушка сказала, что такой слог использовали в Домах Имени только клирики, которые прислуживали непосредственно Драконам. Язык Первых сильно отличался от общего и тот, кто говорил на нем постоянно, приобретал специфический акцент. Тристан бегал от стражей по всем буреломам леса Семи несколько часов, пока, наконец, не натолкнулся на труппу, которая по сути его спасла. Правда не было похоже, что мужчина испытывал какую -то благодарность по этому поводу.

— Он хмурый и неразговорчивый. А еще у него что -то в вещевом мешке.

Бес приподнял бровь:

— Что -то?

Малкут постарался объяснить, но вышло у него не очень:

— Там что -то ворочается. Будто живое. А иногда наоборот, словно там камень лежит. И очень странное ощущение от этого, знаешь. Будто сердце замирает каждый раз, как оно двинется. В предвкушении чего -то. Не знаю, не могу описать.

Берк скептически покачал головой и немного закашлялся сухим кашлем. Друг осторожно напоил его отваром, который оставил Алания.

— Все сделал Тень. Он закрыл нас, когда напали ящеры. И убил одного из них.

Берк удивленно цокнул.

— Не думал, что пришитая к твоим пяткам темнота будет обладать такой силой.

— Никто не думал, — пробормотал Малкут, глядя, как глаза друга начали утомленно слипаться, — поспи. Я разбужу тебя, как мы доберемся до Тришаха.

Но поспать Берку не удалось. Его мучили странные образы, которые никак не складывались в сновидение. Прекрасная девушка, со светлыми волосами, которая улыбалась ему губами Малкута, размытый силуэт незнакомого мужчины, с огромными перепончатыми крыльями за спиной, жонглирующий несколькими предметами, среди которых бес разглядел только золотой кубок с большим рубином. Один из них все время выпадал из ловких рук и летел в бездну, которая вдруг раскрывалась под ногами жонглера мощным камнепадом. Когда картинка пропадала, появлялась гигантская морская волна, сметающая все на своем пути. И хотя все это не вязалось в единый сюжет, каждый образ вселял тревогу. Берк без конца ворочался и тихо вздыхал, поэтому, когда на его плечо легла прохладная рука друга, он вздрогнул и, открыв глаза, резко сел.

— Мы на месте, — Малкут кивнул на выход из повозки.

Путь Тришах вел к озеру силы, но на деле колона уперлась в изрядно заросшее рогозом и тиной, дурно пахнущее болото, протяженностью в несколько метров и не больше метра глубиной, над которым плотной стеной возвышался лиственный лес. Ущелье, из которого появились стажи, осталось чуть правее. Наверно когда-то это было устьем реки, впадающей в полноводной озеро, но сейчас тут царил полумрак, хотя солнце уже выползало из-за горизонта и лезло к зениту, пахло сыростью и тухлятиной, и гудела мошкара.

Фоукс наскоро прочесали местность, Влат с Кханом расчистили небольшую полянку для уцелевших повозок, а великан помог Алании вынести беса из-под тента повозки и спустить в самое загустевшее место озера.

— Ледяная, — прохрипел Берк, усевшись на дно и чувствуя, как липкая жирная жижа со всех сторон мягко обнимает все его тело, по самую шею. Грязевое месиво, которое когда-то было озером, нестерпимо воняло.

— Потерпи, — гулко хмыкнул Йерги.

Помогая бесу, он краем глаза следил за Тристаном, который расположившись с другого края болотца, что -то сосредоточено в нем топил. Кивком привлекая внимание клирика, он слегка прищурил лиловые глаза. С такого ракурса и расстояния мужчины не видел, что именно путник делает, а разглядывать в открытую не стали.

— Чувствуешь что-нибудь? — поинтересовался великан у беса, поворачиваясь к другому краю болота спиной.

— Кроме вони, ничего, — беззлобно огрызнулся тот, обнажая острые нижние клыки.

— Не зубоскаль, это я держу твою голову над поверхностью, — хохотнул Йерги.

— И зря, — из-за зарослей камыша показалась светлая макушка Глаи, — ему надо окунуться целиком. И пролежать там, как можно дольше.

Шедший рядом с женщиной Тень важно кивнул.

— Он может расхаживать вообще один? — ахнул Йерги, глядя на угловатый силуэт, выглядящий откровенно зловеще в сгустившимся в лесу полумраке.

— Нет, — раздался приглушенный голос Малкута, и он тоже вылез из-за бурелома, — я просто в траве запутался.

— Мне не очень хочется нырять с головой, — проворчал Берк, кривясь, от обступивший его вони, — здесь даже негде отмыться. Я буду вонять до следующего Разлома.

— Делай, что говорят, — проворчал Алания, — быки нашли пресный водоем неподалеку, искупаешься после. А пока, задержи дыхание и ныряй.

Берк открыл было рот, но Тень быстрым движением перетек ближе и махнул рукой, приказывая делать, что велят. Бес насупился и, глотком вобрав себя побольше кислорода, погрузился в грязь по самую макушку, опираясь на сильные руки Йерги.

Малкут в волнении сцепил пальцы замочком, озабочено глядя, на поглотившую друга болотную трясину, опасаясь, что все это не сработает.

Однако, сработало. Сперва казалось, что ничего не происходит, но затем над болотом проступило едва видимое, легкое, как первый туман, марево, сочного мятного цвета, а по всему периметру вдруг стали вспыхивать яркие зеленые всполохи.

— Так и должно быть, — с опаской спросил мальчик и Йерги довольно покивал головой. Дракон Земли погиб, но его Сила, самая малость — все еще была в мире.

Уже позже, когда бес отчаянно тер свою короткую шерсть под небольшим водопадом с водой, показавшейся ему после грязевой ванны настоящим кипятком, он чувствовал, как где -то внутри начинает клубится сила. Озеро Тришах не только запаяло трещины в его оболочке, но и подстегнуло формирование все новых и новых сгустков энергии. Они формировались тугими, сильными толчками. Чувство было настолько острым, что у Берка то и дело перехватывало дыхание. Бес недолго думая и Зорьку в озеро окунул, не надеясь, правда, что это чем -то поможет старому соколу. Но в общем, кроме никак не смываемого запаха, жаловаться было не на что.

По чаще привлекая внимание пролетел и затерялся в листве заливистый свист. Бес чертыхнулся, сполоснулся последний раз, и натянул рубаху прямо на мокрое тело.

— Общий сбор, — коротко крикнул ему Малкут, появившийся со стороны разбитого лагеря.

Мальчик уже выучил команды, которыми пользовались в труппе, поэтому хорошо знал, что увидит на площадке, где полукругом встали цирковые повозки.

Влат с Кханом устроятся на земле прямо рядом с Греманном и Аланией, которые расскажут труппе, что их дальше ждет, рядом примоститься Лиска. Фоукса, которого по- простому здесь все звали Фокусом, нигде не будет видно, но он все услышит — в этом можно не сомневаться, а Йерги и Глая разместятся чуть в стороне, готовя завтрак и тихо переговариваясь.

Так оно и вышло.

Дождавшись, пока все соберутся и даже хмурый Тристан встанет где -то неподалеку, клирик обвел бродяг взглядом и заговорил.

— Расклад следующий. От Фурту, да прибудет Волк в зеленых садах под Луной, стало известно, что за нами идет погоня. Наместник Баспарт и его Знахарь получили благословление Дракона Воды и постараются вернуть Малкута.

— Да как так? — воскликнул Влат, — неужели Крылаты Повелитель позволит чокнутому Знахарю охотиться за мальчиком?

Алания кивнул:

— Никто, кроме Дворцовых Знахарей не имеет чести касаться чаши с благословением. Это в легендах сила бурлит там только после молитвы, если помыслы просящего чисты. На самом деле, благословение в специальной чаше есть всегда, но добыть оттуда магию стоит таких трудов, что делается только в крайнем случае. Для Димиря — это как раз он. Но Дракон даже не узнает на что пошла его сила.

Труппа напряженно переваливала услышанное.

— Кроме того, — продолжил мужчина после некоторой паузы, — Баспарт заручился поддержкой наместников Баира и Годро. Полагаю, что их Знахари ради чужого горя касаться чаши не станут, но даже в этом случае дорога на север нам закрыта — кроме магии, есть еще оружие, которое союзники Баспарта не постесняются применить.

— Назад нельзя, вперед нельзя, — иллюзионист появился рядом с акробатами словно из ниоткуда, задумчиво поглаживая край своей маски — изумрудно зеленой в этот раз, — и что мы будем делать?

— Вариантов немного. По сути, один.

Кроме Берка с Малкутом, и, возможно, Тристана, собравшиеся поняли, что клирик сейчас скажет, но, кажется, не хотели в это верить.

— Нам прямая дорога в Белые Пески. Люди наместников Миракка и Алса не сунуться в Хансулат — они уже как -то попытались — давно, почти сразу после Разлома — и ушли не солоно хлебавши. Баспарта это не остановит, но как минимум задержит. Пока они будут втихаря пробираться на земли хана Абу, у нас будет время улизнуть.

В чаще повисла тишина. Никто не хотел задавать вслух вопрос, который крутился на языке.

— Улизнуть куда? — сиплый голос Тристана заставил Малкута вздрогнуть от неожиданности.

— За Разлом, — отрывисто ответил клирик, — на Темную Сторону.

Шаг восьмой

К духоте невозможно было привыкнуть, даже несмотря на то, что по пустыне труппа шла уже больше недели. Ничтожное, по сравнению с уже пройденным, расстояние, казалось, невозможно было преодолеть. Обжитые земли хана бродяги решили обойти стороной и за несколько верст до первых поселений — практически диких — взяли восточнее основного тракта и ушли в пески, обогнув Амату по выгнутой дуге. Повозки, хотя их переставили на специальные шипованные, широкие колеса, вязли в барханах так, что оба быка разом еле справлялись. В этот момент стоило порадоваться, что телег осталось всего четыре. Цепочку из семи, двуликие бы просто не вытянули.

Ситуация слегка улучшилась лишь когда бродяги подошли почти к самому Разлому. Земля здесь была настолько прожжена беспощадным солнцем, что уплотнилась до состояния камня и пошла паутиной трещин. Когда колона поменяла курс на северный, по правую руку на горизонте зависла плотная, как вата, дымка, уходящая в белесое небо и в конце концов сливающаяся с ним.

— Это Дыхание Сулатиллари — пар, поднимающийся от Огненного моря, — объяснил Малкуту Алания, махнув рукой в сторону марева; из-под запылившейся повязки, плотно закрывающей его лицо, голос звучал глухо, — там уже проходит сама трещина. Подойти к ней ближе, чем мы сейчас, можно только возле Моста, если не хочешь сгореть заживо. Этот Мост — единственная связь для двух разных миров. Под ним бурлит двухслойная река, которую и называют Огненным морем. Верхняя ее часть — кипящая вода, а на глубине клубится лава. Отсюда и пар, что мы сейчас видим. На закате там твориться нечто совсем неописуемое.

— Через Мост может пройти любой? — полюбопытствовал мальчик, но Алания только покачал головой:

— На обеих сторонах стоят Духи. Он может пропустить тебя, а может не пропустить. Стражники проверяют каждого.

— И не устают они…

Алания улыбнулся:

— Не знаю, как ты себе это все представляешь, но на самом деле, желающих сменить одну сторону на другую не так много. Даже жители Хансулата не рвутся на родину своей сущности.

— А что же делать тем, кого Дух не пустит, — еще немного подумав спросил Малкут.

Алания пожал плечами, и поправил сложный головной убор для защиты от солнца на мальчике, пока тот не съехал окончательно:

— Говорят, севернее от моста, там, где континент выходит к Северному морю — то есть уже на территории Годро — есть маленькая деревня. С ее пирса корабли идут на другую сторону. Но лично я их никогда не видел, хотя в тех краях бывал неоднократно.

Они немного помолчали.

— А что, если кого -то из нас не пустят, — наконец задал мучающий его вопрос Малкут.

Клирик посерьезнел и немного нахмурился:

— Мы подумаем об этом в тот момент, когда Дух скажет свое решение. А пока будем надеяться, что такого не совершиться.

Берк тем временем совсем восстановился. Он много и с аппетитом ел, а очередным вечером, когда труппа стала готовится к дороге, даже присоединился к Малкуту и Лиске на боевом кругу. Они не без труда очертили его на небольшой площади твердокаменной земли, освободив от камней. Бес отметил, как подтянулся его друг за время путешествия. Движения стали более четкими, а из походки и осанки пропала неуклюжесть. Он по- прежнему был тощим, как рыбья кость, но теперь в худобе угадывалась ловкость, а не болезненность, как раньше. На щеках мальчика постоянно играл здоровый румянец, а волосы, которые и прежде были длинноваты, он отрастил до совершенно неподобающего состояния, и они теперь лежали хвостом между его острыми лопатками.

Цыганка показывала Малкуту достаточно сложный кувырок, при котором весь вес тела в определенный момент переносился на одну только руку, но мальчик повторил его почти сразу без каких- либо видимых усилий. Берк довольно хмыкнул и подошел ближе, как раз в тот момент, когда Лиска поярче очертила круг и встала в него напротив мальчишки.

— Давай я? — все еще улыбаясь, предложил бес.

Малкут обеспокоено покачал головой:

— Ты только пришел в себя и слишком слаб. Давай как-нибудь в другой раз, — миролюбиво предложил он.

Но бес уже скинул с себя ворох одежек, защищающий от палящего солнца и встал в круг, хвостом заставляя Лиску продвинуться. Цыганка улыбалась.

— Не бойся, я буду драться в четверть силы, — бес показал клыки в шуточном оскале.

Малкут вспыхнул, а тонкие, белые брови сошлись на переносице, но он ничего не ответил, только поджал губы и принял боевую стойку.

Берку пришлось изрядно попотеть, чтобы не вылететь из круга в первые же четыре минуты. Малкут атаковал стремительно, бил сильно и достаточно непредсказуемо. Он быстро сориентировался в манере нападения беса и теперь уходил из-под удара еще до того, как Берк заносил руку, словно читая его мысли. А тот разошелся не на шутку. Если сперва он действительно почти не прилагал усилий, то теперь стал атаковать по полной, но все выпады или пролетали свою цель или проходили по касательной, не нанося Малкуту никакого вреда. Тогда бес решил вымотать друга. Мелкими, быстрыми рывками, он шел в наступление, не прерываясь ни на мгновение, но мальчик просто набрал дистанцию побольше и плавно, не сбивая дыхания, старался ее сохранять. Сам он почти не атаковал, но стоило Берку подобраться поближе — ему то и дело прилетала то оплеуха, то тычок острым локтем в ребра, то весьма ощутимый щипок. Несмотря на то, что лоб мальчика усеяла испарина, а тонкая рубашка прилипла к телу, казалось, он просто играл с бесом. Глухо зарычав Берк рванул вперед, метя кулаком под ребра противнику. Малкут легко отбил удар, и сместился немного влево, как вдруг под ноги ему полетел толстый замшевый хвост.

Мальчик ахнул, немного неуклюже перепрыгнул через эту плеть, сделав кувырок, а затем, когда бес уже праздновал победу, он сделал резкий шаг назад, замерев у самого края линии, а его торс тем временем сместился куда -то вбок и вниз под неестественным углом, рука рванула вперед. Намотав на запястье хвост друга, он с силой потянул его на себя, падая на спину и обеими ногами толкая потерявшего равновесие беса под колени. Берк не успел даже ахнуть, как вылетел из круга и приложился об землю так, что сбил дыхание.

Когда он откашлялся, друг уже стоял над ним довольно улыбаясь и протягивая руку.

— Это называется танец на углях, — довольно щурясь сказал Малкут, — хорошо, что ты дрался в четверть силы, а то было бы очень неловко.

Берк буркнул себе что -то под нос, но друг улыбался так тепло и искренне, что он не смог злится. Улыбнулся в ответ и, оперившись на протянутую руку, встал под ленивые аплодисменты Тристана.

***

В эту «ночь» Малкуту не спалось. За порогом повозки жалящий пустынный ветер метался, поднимая тучи песка. Берк, которого перестали мучать кошмары, тихо сопел под боком, а Зорька, начинающий потихоньку оперяться, сидел на своем нелепом насесте спрятав голову под исцеленное Тришахом крыло. Когда мальчик одернул полог, сокол тихо замурчал, открыв глаза, но уснул снова, после того, как Малкут нежно погладил его по острому клюву.

Огромное красноватое солнце с пугающей скоростью заваливалось на неровную линию горизонта. Всего через четверть часа Греманн пройдется по повозкам, стуком обозначив, что пора собираться, но сейчас в лагере не было никого. Малкут потянулся, соскочив на землю, и глубоко вдохнул сухой, горячий воздух.

Мост через Разлом был всего в дне пути от труппы и у мальчика замирало сердце в тревоге и предвкушении. Ему не терпелось увидеть не только сказочных духов, но и ту сторону. Когда ему представлялось, как он окажется на земле Темной Стороны, о которой слышал столько историй, которыми его пугали нянечки и дворцовые слуги, сердце начинало колотиться быстрее

От размышлений Малкута отвлек громкий и резкий звук. Он решил бы, что бесу опять снятся плохие сны, если бы стон не прилетел с противоположной от их фургона стороны. Хмурясь, но не раздумывая мальчик пошел вперед. Он подозревал, что Тристан ночует под открытом небом, но убедился в этом только сейчас. Мужчина лежал чуть в стороне от стоящих лучами повозок, расстелив хансулатский плед прямо на жесткой, разрытой трещинами земле, и сверху укрывшись холщевкой. Было совершенно не понятно, как он умудрялся не сгореть заживо под палящим пустынным солнцем на «ночевках», но спал он явно беспокойно и метался так, что холщевка сбилась у ног, оставляя его почти на голой земле. Малкут подкрался к человеку, закусив губу и опустившись на колени сделал то, что делал уже много раз.

Его маленькую ладошку практически обожгло жаром, пышущим от мужчины, когда она легла на покрытый потом лоб, но зато Тристан сразу перестал метаться. Тихие стоны, еще доносились из его приоткрытого рта, но с каждой секундой, все тише и реже. Вторую руку Малкут опустил ему на грудь, чувствуя кончиками пальцев бешеное биение человеческого сердца. Его барабанная дробь потихоньку начала меняться, подстраиваясь под ровный и спокойный ритм сердца мальчика. Малкут глубоко вздохнул и Тристан, как по команде повторил за ним, а затем открыл глаза.

***

Тристану снова снилась эта девушка. Прекрасная, как сам мир, полная жизни, светящаяся изнутри. Но самое главное, любящая его, несмотря на то, сколько боли он причинил ей. Он пытался все исправить, но было уже слишком поздно. Ушедшие сущности душ не возвращаются из-за Последней Черты. Не вернется и она.

Улицы города, названия которого мужчина не помнил, пустовали. Столица едва отбилась от второй волны атакующих и сейчас лежала в руинах. Здесь царил хаос, кое где полыхали пожары. Восхитительные дома, построенные живым сплетением камня и дерева, были разрушены, широкие мостовые разбиты, уничтожены кипарисовые аллеи, чистая, словно горная, городская река окрасилась в грязно- бурый цвет от крови.

Бледная женщина босиком шла меж этого разгрома улыбаясь, но в ее изумрудных глазах застыла боль. Это благодаря ей народ смог отбиться. Это она всех спасла. Но столько жизней своего противника, пришлось отнять, что победа была не в радость. Женщина считала, что любая жизнь неприкосновенна. А ей пришлось сеять смерть. Поэтому ее лучшая подруга тоже была здесь. Раскрыв миру тайну, которую хранили много лет, они защитила народ Земли и обратила врага в бегство, но цена была слишком высока.

Каждый ее шаг заставлял поврежденную землю оживать и Тристан, как привязанный шел за ней. Вдруг под его ногами пролетела огромная тень. Мужчина сразу понял, какая опасность пришла в этот край. Он хотел окликнуть девушку, предупредить, но не мог, никак не мог вспомнить имя. И в тот момент, когда слова готовы были сорваться с губ, невидимая рука мягко надавила на его грудь, и настойчиво, но очень аккуратно, вытолкнула из сна. В последний момент Тристан увидел, как на ничего не подозревающую девушку откуда -то сверху с ревом хлынул поток кипящей лавы. Ее захлебывающийся крик и хриплый смех убийцы звоном отдавался в ушах.

***

Малкут не успел даже улыбнуться. Хотя янтарь радужки мужчины был еще подернут поволокой сна, его движения были четкими и очень быстрыми. Он рывком сел, а руки змеей метнулись к шее Малкута. Обжигающие тонкие пальцы с силой железных тисков сомкнулись на горле, и опрокинули Малкута навзничь.

— Я почти вспомнил, я почти вспомнил, — как помешанный рычал мужчина, нависнув над ним, усиливая давление собственным весом и глядя в широко распахнутые голубые озера глаз Малкута, в которых начали зарождаться слезы.

Мальчик не мог не то, что пискнуть, даже сделать вдох, но Тристана это не беспокоило, хотя тот прекрасно понимал, что перекрыл доступ воздуха.

Только в этот миг мальчик испугался по- настоящему. Тристан действительно собирался его убить. Он отчаянно замахал руками, но хаотичные шлепки не принесли противнику вреда и только когда Малкут начал уже терять сознание в легкие наконец ворвался воздух.

Берк подоспел быстрее Алании, поэтому пока Малкут заходился в сильном, едва ли не рвотном кашле, вдыхая такой сладкий раскаленный воздух, он повалил Тристана на землю, прокатился кубарем вместе с врагом и замер над ним. Его правая рука в ярости сжимала горло мужчины, а острый роговой наконечник хвоста замер в миллиметре от глазного яблока. Грудь беса тяжело вздымалась от плохо сдерживаемой ярости.

— Берк, — окрик Алании, который впервые обратился к онису по имени, заставил беса на секунду замереть, — оставь его.

— Вот еще. Я убивал и за меньшее, — прошипел бес холодно глядя на словно превратившееся в маску лицо Тристана.

Сидящий на коленях Малкут отдышался, но все еще ощущал головокружение и видел темные пятна перед глазами.

— Берк, — слова больно царапнули по поврежденному горлу и Малкут поморщился, но продолжил, — помоги мне, пожалуйста, дойти до повозки.

Голос мальчика надломился и бесу стоило невероятных усилий тут же не воспользоваться своим хвостом.

Одно долгое мгновение он решал и дыхание задержал даже Алания. Затем Берк наклонился к Тристану совсем близко и прорычал.

— Если я увижу тебя рядом с ним ближе, чем в десяти шагах, я вырву твою глотку и заставлю ее сожрать. Клянусь любимым котлом моей Матушки…

Бес рывком поднялся, и Тристан наконец рискнул моргнуть.

Малкут тяжело облокотился на подставленный локоть друга.

— Почему тебе везде надо сунуть свой нос? — зло спросил бес друга, но тот, понимая, что за гневом просто скрылся страх за его жизнь, погладил Берка по руке и только пожал плечами.

***

Вход в повозку перегородил бес. Кончик его хвоста нервно подергивался и он, скрестив руки на груди, привалился к несущей стене фургона, стоя на железных поручнях.

Тристан посмотрел на него печально.

— Пропусти, — миролюбиво попросил вставший рядом клирик, — он со мной.

Бес фыркнул:

— Не помню с каких пор тебе вдруг стали здесь рады.

Алания не успел ответить, полог дрогнул и на землю соскочил Малкут. Бес мигом изменил позицию, спрыгнув рядом и зло прищурив глаза.

Они остановились на обед, когда луна замерла в зените и не улице было светло, как вечером в сумерках. В призрачном свете багрово- синие пятна на шее мальчика особо остро контрастировали с бледной кожей.

Тристан опустил глаза.

— Словами не выразить, как я сожалею, — тихо проговорил мужчина.

— Хорошо. Это все? Теперь проваливай, — кивнул Берк, но Малкут тронул друга за плечо и покачал головой.

Горло было повреждено сильно и говорить он толком не мог, поэтому стараясь беречь голос, мальчик откинул полог повозки, дернул с ее края плед и раскинув его прямо на земле сел, жестом предлагая всем присоединится.

Берк не одобрял этого радушия, но расположился рядом с Малкутом так, чтобы если что защитить от Тристана.

Но мужчина не собирался нападать. Он тяжело опустился на плед и ссутулился:

— Я ничего не помню. Я очнулся в развалинах какого -то храма не понимая, кто я и откуда, — Тристан потянулся к своему мешку и извлек оттуда крупную увесистую сферу из прозрачного матового стекла, — это все, что было при мне, и я знаю, что это важно, но не знаю, что это. Я шел к Тришаху, чтобы укрепить ее, — он кашлянул, — хрупкую конструкцию и теперь мне надо на другую сторону. Эта уверенность во мне не имеет объяснений.

— Как и не объясняет, какого демона ты напал на Малкута.

Плечи Тристана опустились еще ниже.

— Мне снятся сны. Это всегда какие -то кошмары, но по этим кусочкам я складываю картину своего прошлого. И сейчас я снова видел один из них… Я почти узнал нечто очень важное. Нечто… практически краеугольное для меня, но Малкут каким -то образом прогнал видение.

— И за это ты его едва не убил?! — взвился Берк, но друг лишь положил ладонь на его руку и сильнее сжал пальцы.

— Я как с цепи сорвался, — кивнул Тристан, — я не понимал, кто передо мной, Малкут, я просто злился, что у меня отнял призрачный шанс вспомнить свою жизнь. Я бы никогда не причинил тебе зла осознано…

Алания перевел слегка улыбающийся взгляд с мужчины на мальчика и удовлетворенно увидел, как тот улыбнулся и кивнул, принимая извинения:

— Я тебе верю. Мне не стоило лезть, — голос его звучал ужасно, но он все- таки счел нужным разделить вину за случившееся с Тристаном, — прости меня. Просто мне все время казалось, что это сфера в твоем мешке — живая. Я как не посмотрю, мне кажется, что она шевелится. Даже сейчас.

Он опасливо кивнул в сторону шара.

— Она шевелилась раньше, — голос мужчины немного напрягся, — но после того, как я опустил ее в воды Тришаха это… шевеление… прекратилось.

Малкут еще раз посмотрел на матовую сферу, источающую теплый свет и пожал плечами:

— Наверное, мне показалось.

За разговором никто не заметил, как напрягся Алания, скользнув взглядом по Тристану и практически вцепившись в глаза Малкута, словно желая найти там ответ на какой -то очень важный вопрос. И поднявшийся на горизонте столб пыли первым увидел Йерги, задергивающий пологи повозок, чтобы перегнать колону к самому Мосту. Жара еще не успела совсем сойти, но Греманн скомандовал в путь, чтобы преодолеть Разлом засветло. Великан несколько мгновений не шевелился, всматриваясь в даль, пока, наконец, в мутной туче не замелькали красноватой сталью кольчуги армии Асханны. Он витиевато выругался и окрикнул стоящих неподалеку двуликих, расправляющих на земле свою упряжь.

Из желтой повозки выпрыгнул хмурый Греманн, и сразу за ним Фоукс.

— Все демоны Огненной Крысы, — пробормотал Алания, поднимаясь с пледа.

— Как они умудрились найти нас так быстро? — лицо фокусника под бордовой маской вытянулось от удивления, — попробуем проскочить через Мост?

Но туча пыли слишком стремительно приближалась. В раскаленном вечернем мареве стало видно, кого оседлали всадники. Под ними перебирая зыбкий песок мощными ногами, неслись вперед Пустынные Вараны. Длинные, размером с небольшую лошадь, с когтями на косолапых лапах и толстым хвостом. Внешне они были уменьшенной копией пылевых стражей, разбуженных Тристаном. Великан недовольно поморщился.

— Это разведка, — уверенно проговорил он, — их от силы одиннадцать человек. Основное войско, скорее всего, в нескольких часах пути на запад. Побежим, они вернутся к командиру и тогда нам несдобровать. Мы не уйдем на яшурах, если у них вся армия на варанах.

— Что ты предлагаешь? — резко спросил клирик, — луки остались почти без стрел. Среди прочего барахла валяется от силы один арбалет. Тузы в рукаве нашего Фокуса не помогут против воинов с благословением Дракона.

— Уходите, — тоном, не терпящим возражений, ответил Йерги, — я задержу их и выиграю для нас немного времени. Когда основные силы поймут, что разведка с востока не вернулась, мы будем уже далеко.

— Далеко где? — поинтересовался Фоукс, — ступать на Мост сейчас форменное безумие. Ящерицы будут здесь через десяток минут. Если кого -то не пропустят через Разлом — мы потеряем все выигранное тобой время. К тому же, что за жертвенность?

Греманн внимательно смотрел на великана, словно что-то прикидывая, затем отрывисто кивнул, жестом дал команду оторопевшему иллюзионисту впрягать в повозки уже начавших перевоплощение двуликих, махнул в сторону севера, ясно давая понять, что они будут уходить вдоль Разлома на самое побережье — в земли Годро.

— Мы будем ждать тебя в Радужном порту, — моментально сориентировалась подошедшая к мужчинам Глая, — это наш запасной план. Постараемся найти корабли, идущие на другую сторону.

— Я нагоню вас много раньше, — успокоил женщину великан.

Греманн бросил на темнокожего еще один пристальный взгляд, который супруга моментально перехватила:

— Цыган не ошибся, — ахнула она, — ты тот самый Дикий… Я всегда думала, что твое племя — легенда.

Великан только дернул мощным плечом:

— Поторопитесь!

Лиска задержалась дольше всех, она крепко обняла великана и тихо шепнула ему что -то на ухо. Темнокожий колебался, но, когда кивнул, цыганка сняла со своей шеи одну из подвесок и не без труда натянула ее через лысую голову Йерги. Затем шелестя юбками пошла прочь.

Повозки летели по выжженной земле, подскакивая на выступах и трещинах и опасно скрипя.

Малкут вылез из вагончика и теперь затаив дыхание замер на перилах, вместе с бесом глядя, как всадники, которых оказалось больше пятнадцати, с ужасающей скоростью сокращают дистанцию, отделяющую их от одинокого человека со стрелой от композитного лука вместо копья в руке.

Первое движение великана мальчик даже не успел отследить, хотя замах его был такой силы, что тяжелое оружие с расстояния 50 шагов умудрилось пробить едущего слева воина насквозь вместе с броней и идущим за ним след в след арбалетчиком. Глупо было снарядить разведку всего одним стрелком, но, очевидно, никто не ожидал от труппы бродячего цирка такой прыти.

Едущий на правом крыле отряда всадник, зло ударил по врагу благословением. Во все стороны брызнули ослепительные осколки силы, цвета морской волны, в ушах беса громыхнули молитвенные гонги. Мутный камень на шее великана полыхнул белым, раздался хлопок. Вокруг него образовался кратер раскуроченной земли, диаметром в несколько метров, но магия не причинила мужчине вреда.

Следующий рывок Йерги сделал, когда остальные всадники окружили его кольцом и атаковали одновременно. Благословения у нападавших не осталось, а амулеты не могли защитить от тяжелых кулаков великана. Туча пыли не давала понять, что к чему, лишь кровавое солнце то и дело вспыхивало через марево на кольчуге солдат, но зоркий бес видел, почему добродушного весельчака Йерги прозвали Диким. Голыми руками великан ломал кости своих врагов, отбивая их атаки, а на те, что пропускал, не обращал внимания. Он дрался, как рассвирепевший кабан, не чувствуя боли, и не видя преград, сминая черепа прямо в стальных шлемах огромными ладонями, словно они были не тверже куриного яйца. Берк непроизвольно поежился и ткнув друга в бок кивнул на полог их повозки. На улице больше нечего было делать…

***

Прошло чуть больше недели, и погода начала стремительно меняться. Месяц синего Пламени закончился и осень вступила в свои права. Кроме того, труппа шла прямо на север, что еще сильнее подстегивало опускающийся на эти земли холод. Путники сменили режим и теперь ночами спали, как все нормальные люди, а днем шли, взяв чуть западнее Разлома, поэтому дыхание Сулатиллари висело только на самом горизонте, а когда опускался туман вообще пропадало из вида. Пустыня ненадолго сменилась степью, а степь наконец перешла в предгорье, заменив бескрайние просторы, на каменистые холмы, серовато- желтых тонов

Йерги вернулся несколько дней назад, в страшных ранах, но живой. Ему пришлось заметать следы, поэтому трупы солдат полетели в Огненное море прямо рядом с Мостом. Белесый, едва различимый в мутном свете дух равнодушно смотрел на великана, огромными провалами глаз в которых тлели красные угли зрачков, но не сказал ни слова. Стражнику не было дело тех, кто не пытался пересечь Разлом. Сейчас мужчина отдыхал под чутким присмотром Глаи.

Малкут поле того, как зажило поврежденное горло, стал учиться не только с цыганкой, но и с Аланией. После неосторожного признания Тристану о шевелении в сфере, клирик крепко занялся развитием у мальчика дара истинного зрения, который давался, к слову, невероятными усилиями. После четверти часа тренировок, Малкут мог проспать остаток дня и всю ночь, ел он много, но без аппетита, а потом и вовсе стал избегать мужчину.

— Это просто дикость, — жаловался он Берку, лежа с ним рядом на крыше их повозки, и жуя черешню, косточки и хвостики крупных ягод летели прямо «за борт».

— Я вообще не понимаю, что вы делаете, — честно признался бес, — со стороны очень глупо смотрится. Вы просто сидите молча, уставившись в одну точку. Если твой взгляд начинает бродить, Апостата дает тебе щелбан…

Малкут кивнул, потирая уже побаливающий затылок и выплюнул еще одну косточку.

— С мешком Грюма, — друзья так прозвали вечно хмурого Тристана, — как -то само вышло. Я не пялился на него до ломоты в глазах. Он притягивал взгляд, и я глядел. А сейчас Алания хочет, чтобы я «сосредоточился и смотрел глубже».

Передразнить низкий с хрипотцой голос клирика у мальчика не получилось, но бес все равно усмехнулся.

— Может, он ошибся, — предположил Берк, — я слышал, как Апостата говорил, что дар истинного зрения подвластен только женскому полу.

Малкут вспыхнул до кончиков волос, поперхнувшись черешней и потряс перед приплюснутом носом друга маленьким кулачком.

— Еще слово, и я тебя поколочу.

— Я просто к тому, что может он зря на тебя насел. Тебе по полу не положено?

Малкут расслабился и пожал плечами.

Мальчики не успели понять, как труппа стала их семьей. Такие разные, необычные люди и нелюди, объединенные под натянутым пологом шатровых повозок. Они столько лет путешествовали вместе, оставаясь чужими друг другу, и за месяц стали ближе, чем за все прошедшие годы. Общая цель, общая беда, одна опасность на всех. Это не всегда понимал, но чувствовал каждый. Особенно остро, наблюдая за бесом и его другом.

— Ты чувствуешь это? — Фоукс сидел рядом с Влатом на краю вагончика, на его спине лежал не до конца отвернутый красный тент. Он смотрел, как Малкут устроил потасовку с Берком прямо на крыше движущейся повозки, но стоило тому оступиться, как шуточный бой мгновенно был забыт, и мальчик втащил почти упавшего беса обратно на крышу, едва не свернув при этом самому себе шею.

Влат повернулся в сторону иллюзиониста видящим глазом, и немного поколебавшись кивнул.

— К ним хочется тянутся, они так самозабвенно заботятся друг о друге и о тех, кто рядом. Это как глоток свежего воздуха. И ведь совсем неясно почему…

Влат непонимающе нахмурился.

— Сам посуди, вас с Кхансерде объединило общее проклятие. Цыганку с клириком и наших главных — брак. Но эти почему? Они настолько разные. Странно даже, что говорят на одном языке.

— Судя по всему, не обязательно быть одинаковыми, чтобы понимать и беречь друг друга.

Фоукс кивнул.

— Но они также заботятся о нас. Малкут почти не спал, пока Йерги не вернулся — места себе не находил. С Тристаном этим странным пытается общаться. Бес уже перестал на Аланию зубы скалить. А как он спас Кхана? Сам же едва не погиб, но ни минуты сомнений. А сокол его. До того, как птицу подлечило чудо- озеро на него без слез было не взглянуть. Но ведь унес же его из Дворца. Мне бы и в голову не пришло…

Влат задумчиво кивал, гладя прищуренным глазом на улегшихся на крыше ребят. Жалко, Тришах смогло восстановить далеко не все. Он тронул большим пальцем край своей повязки и вздохнул.

— Да. Наш бес человечнее многих людей, с которыми мне приходилось знаться. Кстати, на счет великана, — неожиданно сменил тему мужчина, — что это за племя и почему цыгане звали его Диким?

Фоукс слегка нахмурился:

— Ты не знаешь о Еловых котах? — уточнил он таким тоном, словно мужчина сказал невероятную глупость, а мальчишки посмотрели на него с соседней крыши и не сговариваясь подползли поближе, чтобы послушать новую историю.

Иллюзионист откинулся на край повозки, усаживаясь удобнее. Его примеру последовал и Влат.

— Надеюсь, почему лес Семи так называется, ты знаешь?

Влат хмыкнул:

— У меня остался всего один глаз. Не утруждай меня его закатывать!

Бес усмехнулся.

— Хорошо, — согласился иллюзионист, улыбаясь, и начал рассказ, — как всем известно, Драконы Воды и Воздуха не пришли в тяжелое время на помощь своему Земляному другу. Ат’Намир и его сестра отбивались от натиска Темных Повелителей в одиночку и потерпели поражение. Когда пал последний из семи десятин ничтожного, но вне всяких сомнений храброго войска, и армия Огня и Металла двинулась по торговому пути к сердцу царства Земли — к Рубиновому морю — им навстречу неожиданно вышел еще один безымянный полк…

***

— Возвращаются, — невысокий, крепко сбитый мужчина, с длинной, заплетенной в тугую косу русой бородой сплюнул себе под ноги, указывая мощной рукой, больше похожей на медвежью лапу, на две стремительно приближающиеся с горизонта точки.

— Вижу, Оли, — кивнул своему сотнику Дарслан — молодой, по меркам племени, не по горецки темнокожий, высокий и мощный командующий, — сигналь привал. Экипируемся и выступаем.

Оли дернул косматой головой и залихватски свистнул. Звук подхватили на еще один манер, и небольшой отряд замер, как вкопанный.

В горах весна наступала поздно, поэтому Дарслану было непривычно видеть зеленый ковер под ногами своих солдат и распускающиеся почки на деревьях. На Равнине вообще была совсем другая природа, и, несмотря на страшную причину, вытащившую его с родных гор, он был рад еще раз побывать в этих местах перед смертью. Да, он не тешил себя ложной надеждой. И знал, что никто из племени Еловых Котов не испытывал иллюзий об исходе этого похода. Отряд шел на убой, это все понимали. И ушедшие и оставшиеся — женщины, дети и совсем дряхлые старики. Но также все понимали, что поступить по- другому попросту нельзя.

— Ярл*, — Оли отвлек Дарслана от тяжелых мыслей, — разведка докладывает.

Вперед вышел запыхавшийся, чумазый мальчишка, лет семнадцати, в легкой льняной рубахе и высоких походных сапогах. На его светлом лице с большими озерами голубых глаз еще оставалась юношеская припухлость и полностью отсутствовала какая- либо растительность.

— Назовись, — улыбаясь в усы подмигнул ему Оли, Даслан тоже спрятал улыбку, понимая, как переживает юноша, впервые представая с отчетом перед огромным командующим. Пока разведка не приносила новостей — он отчитывался перед двумя сотниками, но теперь было, что поведать ярлу.

— Я Велвинген, сын Вектерена, — голос парня только начал ломаться, и предательски подрагивал, — они идут. Армия темных — в получасе от нас, за тем холмом. Вышли из леса по тракту, сейчас перестраиваются, чтобы держать путь на юго- запад.

— Сколько их?

— Больше тысячи, — мальчик ждал этого вопроса, и постарался сделать так, чтобы его голос не дрогнул.

— Куда они идут, Велвинген, сын Вектерена? — спросил Дарслан, задумчиво глядя вдаль, словно мог увидеть врагов сквозь спрятавший их пригорок.

— Ярл? — даже Оли не совсем понял, что командир имеет в виду.

— Какова их цель? — терпеливо пояснил Дарслан, глядя на смутившегося разведчика.

Мальчик не понимал, почему его вождя интересует мнение сопливого подростка, но не ответить было бы оскорблением, поэтому он проговорил, уперев взгляд в утяжеленные носки своих ботинок:

— Я думаю они идут к Рубиновому морю и Дому Имени Дракона Земли.

Дарслан удовлетворенно кивнул. Дед мальчика, который на коленях молил старейшину не отправлять единственного, кто у него остался, на убой, не ошибался — действительно смышленый парень рос. И смелый. Поэтому то он и наплевал, на разрешение остаться в деревне, собрал свои ничтожные пожитки и добровольно примкнул к отряду.

— Да. Я тоже так думаю. Ступай. Мы выдвигаемся в четверть часа.

Вел распрямил плечи, отрывисто кивнул и отправился к своему взводу.

Война пришла в этот мир впервые. Порой случались какие -то мелкие междоусобицы, или крестьянские восстания, но они не выходили за пределы одного стана, редко были вблизи от столицы и достаточно быстро пресекались. Наместники избирались Драконами, такую власть сложно было оспаривать, поэтому ругались, в основном, соседи из провинциальных городов, да простой люд восставал против своих управляющих.

Но никогда прежде Дракон не шел на Дракона. А теперь, два Повелителя — Огненный и Металлический Драконы — собрали внушительную армию и, казалось, собрались стереть с лица земли всех, кто станет на их пути.

На общем толковище Клок — хромой, изъеденный морщинами, седой, как первый снег, старейшина горного племени — рассказал Котам, что произошло по другую сторону их Гряды. Армия темных, под флагами своих Драконов, основательно прошлась по тем местам, не щадя ни женщин, ни детей, и теперь за хребтом не осталось существ, с Сущностью Воздуха в груди. Два больших города и россыпь деревень сровняли с землей, а саму землю напоили кровью. Дальнейшую зачистку смогли сдержать только неприступные клыки Архарсских гор, которыми Гряда щерилась на восток, и о которые армия темных изрядно поломала зубы, так и не сумев осилить перевал. Клок объяснил, что это лишь отсрочка неизбежного, но Коты понимали все сами. Войска обогнут Гряду, пройдут лесом или по тракту и, рано или поздно, ступят на земли светлых Драконов. Ат’Намир решил дать агрессору бой, но остальные его не поддержали, в надежде отсидеться по домам, пока гибнет «чужой» народ. Никто не хотел воевать за «чужие земли».

Горцы выслушали старейшину молча, и подали голос только в конце, когда он предложил всего два варианта — сидеть в своей берлоге, куда, и ребенку понятно, темные не сунуться, или собрать отряд, сколотить на скорую руку доспехи, вооружится тем, что есть в их деревнях — и выступить против врага. Горцы суровый народ и не привыкли расшаркиваться по мелочам, решение племенем было принято быстро и единогласно. После этого Клок поставил во главу войска своего единственного названного сына, и теперь Дарслан вел почти двести человек на убой. Мужчины, юноши и совсем мальчишки, такие как Вел. У всех было ради чего жить — на Гряде оставались жены, дети и матери, но все добровольно шли умирать.

Ремесленников и собирателей, ставших неожиданно воинами, провожали молча. Никто не плакал, не просил остаться, не желал удачи. Просто, едва солнце показалось из-за пика Первых — вершины, севернее которой и располагалось поселение горцев — все остающиеся вышли из своих домов, облачившись в ослепительно- белые одежды, и тихо смотрели вслед уходящему эскадрону.

Племя сделало то, чего никто никогда не делал до них и еще много лет не сделает после. Коты ослушались приказа Наместника, который олицетворял собой волю Крылатого Повелителя, и, покинув родные края, выступили против врага.

— Отпустишь их? — Оли стоял спиной к Дарслану, одевая на себя немного кособокий, но крепкий доспех из Архарсской стали, который явно был ему сильно велик, поэтому вопрос бросил как бы из-за плеча.

Ярл хмыкнул, прекрасно понимая, о чем спрашивает сотник, но уточнил:

— Кого?

— Щенков этих. Вела, Строма, Снускра, Каста, Ангра, — спокойно пояснил Оли, перечисляя имена.

Дарслан вздохнул, ужом юркнул в распакованную из вещмешка кольчугу и посмотрел на широкую спину мужчины, которая казалось совсем непомерной в тяжелой экипировке.

— Холай, ты же знаешь, я никого не держу, — строго сказал он, — тут все присутствуют добровольно.

Мужчина обернулся к своему командиру так резко, что борода плетью хлестанула его по стальным нагрудникам.

— Это дети! Они не понимают степени ответственности! Они не понимают, к чему их это ведет! — в сердцах воскликнул сотник.

В карих, почти черных, глазах Дарслана мелькнула сталь:

— Вот тут ты ошибаешься, старый друг. Степень ответственности эти ребята понимают в полной мере — поэтому они и здесь. Я бы даже сказал, что они понимают степень ответственности больше, чем наш собственный Наместник. И даже наш Дракон.

Оли ахнул, отшатнувшись от ярла, и окинул себя святым жестом.

За такие слова можно было лишится головы, но Дарслану было все равно. Его голове и так недолго было оставаться на плечах, поэтому он только махнул рукой:

— Брось, Оли. Ты все еще полагаешься на благословение Аарона То? После того, как мы откровенно ослушались его Наместника, и вступили на тропу войны, желая защитить «чужие» земли?

По интонации Дарслана было понятно, что он считает, что в этой битве нет чужих и своих, есть только агрессор и его жертвы.

— Но дети… — запинаясь проговорил сотник, — ты мог бы им приказать уйти…

— Ты правда думаешь, что я имею право приказать не защищать слабого и отступить людям, чьи имена с гарци переводятся, как твердь, шторм, лавина, бросок и атака?

Сотник с изумлением уставился на Дарслана.

— Удивлен, что я знаю язык горцев? Да, я приемный сын Крока. И, да, я не Еловый Кот по крови. Но это, Оли, тоже вопрос выбора. Я свой сделал уже давно.

Ярл дернул воротник легкой, не очень умело сбитой кольчуги и у него на груди полыхнула белым Сущность Воздуха, что цвела в душе. Он не заметил, как повысил голос и теперь воины, которые стояли ближе всех к ним, замерли, ошарашено наблюдая за происходящем. Сотник поражено смотрел на Дарслана не находя слов. Тем не менее, глаза его не обманывали. Его ярл — темнокожий уроженец Хансулата, в чьей груди просто не могла не тлеть Сущность Огня, носил под сердцем крупицу Воздуха. Мужчина повернулся к уже полностью экипировавшемуся войску и набрав в легкие побольше воздуха заговорил:

— Мы все сделали свой выбор, — ярл говорил на гарци, и люди слушали грубую, рычащую, словно рубленную топором речь, затаив дыхание, если раньше кто -то мог сомневаться в правомерности командования Дарслана, то сейчас все сомнения рассеялись, — никому из нас этот выбор не дался легко. Я знаю, что собравшимся здесь есть ради чего жить. Но у меня, как и у многих вас, есть дети. И мне невмоготу думать, что мой сын, который остался на Гряде, будет расти в мире, где люди не приходят друг другу на помощь. И что дочь будет знать, как ее отец, трусливо прятался от врага в неприступных горах, пока другие гибли. Подумайте о том, достойны ли мы жить, если со спокойным сердцем даем ближнему умереть. Достоин ли вообще такой мир существовать?

Войско загудело.

— Время пришло, друзья, и я в последний раз скажу, что вы можете уйти. Армия темных превосходит наш отряд в несколько раз, и те, кто пойдет сейчас в бой, не увидит завтрашний день. Если кто -то развернется, и возвратиться на Гряду — его не будут провожать трусом. Сулатиллари учил своих детей уважать свободу чужой воли, и несмотря на то, что наши Драконы забыли урок, мы должны всегда его помнить, так что, если не уверены — уходите!

Воины стояли, словно оглушенные. Им все еще не верилось в то, что такое возможно. Что Огненный мальчик, которого много лет назад привел в горы тогда еще заместитель старейшины — Клок — сейчас был в полном смысле слово одним из горецкого племени, и шел войной на тех, в чьей груди тлела такая же Сущность, что была и у него раньше. Они не понимали, как вообще Сущность могла поменяться? Войско замерло на пороге чуда, и никто не смел двинуться с места.

— Я так и думал, — тихо кивнул ярл, глядя на лица мальчишек, которых сотник предлагал отпустить. Пятеро подростков подошли поближе к командующему и Дарслан хорошо разглядел их лица. Ни страха, ни сомнения. Абсолютное равнодушие, горецкая хладнокровность. Не понимание происходящего, но принятие. Словно мальчики принесли прямо в себе стужу Архарсских гор и твердость ее стали. Разве можно было полагать, что такие отступятся?

Оли тоже, наконец, кивнул своему ярлу, и его тело, как и тела многих стоящих за ним начали меняться. Плечи поехали в сторону, позвоночник рос, мех стал покрывать кожу. Меньше мига прошло и на равнине стоял облаченный в броню медведь, а за ним, вперемешку — солдаты, бизоны, тигры, яшуры, носороги и еще Сулатиллари знает кто. Нестабильная Сущность Воздуха в секунду изменила своих двуликих хозяев. Ярл ощутил благоговейный трепет перед этим народом, чувствуя, как по позвоночнику вниз хлынули мурашки.

— тогда у меня для вас есть только один приказ, — продолжил он, надеясь, что голос не дрогнет, — не умирать! Не умирать столько, сколько только сможете. Не отступили сейчас, тогда уже и не отступайте. У вас всегда будут силы хотя бы на еще один удар — так делайте его, не сомневаясь!

Дарслан поднял с земли поражающей своими размерами молот на длинной, прочной ручке и, легко вскинув его в верх, заорал во всю силу немаленьких легких:

— Темные дрогнут, и их армия падет. Так или иначе. ДО КОНЦА!!!!

Его клич подхватил звериный рев и сотни голосов.

***

Над полем летало воронье, в сменившийся на юго- западный ветер пропах кровью. Черные, как тени, птицы, с крупными головами и большими клювами, лениво нарезали круги по темнеющему свинцовому небу. С развернувшегося нежданно пиршества их спугнул одинокий воин, идущий, прихрамывая через поле, усеянное трупами. Он спешился с лошади, которая почуяв запах смерти захрапела, наотрез отказываясь идти вперед, и теперь брезгливо переступал через тела, добивая обоюдоострым мечом тех, кто еще не испустил дух. Он был высок, темноволос, но со светлой, почти белой кожей и одарен благословением своего Дракона, что теперь пламенем плясало в его слегка раскосых карих глазах.

КрАс’каят — Дракон Огня, чья Сущность и тлела в груди воина, отправил Летара лично проверить успешность кампании, так как явно не доверял своему брату. Не верил не только в преданность, но и в мозги. Как оказалось, не зря. После того, как огромная часть войска полегла по глупости в битве с ничтожными шестью десятинами в чаще треклятого леса, Галех'Тристан умудрился потерять еще половину на этом Сулатиллари забытом поле.

Летар не без удовольствия всадил меч в едва поднимающуюся грудь очередного воина Воздуха — совсем юного мальчишки, лет шестнадцати. Тот шагнул за Порог, не раскрывая глаз и даже не захрипев, и мужчина вытащил лезвие, для рычага, упершись в крохотные латы тяжелым ботинком.

Подумать только! И вот эта недоармия, — от силы наберется два отряда по сто человек — смяла, как молот сминает металл на наковальне, большую часть войска Галеха. Этот Дракон — жалкая пародия своего брата — зачем -то разделил людей, и повел часть к Рубиновому морю, а часть оставил стереть с лица земли наглецов, что выступили против их воли. Но наглецы оказались тем не по зубам. Двести человек, и кто — не воины, а ремесленники, да подростки, едва ли ни дети — пали, забрав с собой семь сотен хорошо вооруженных и облаченных в лучшую броню воинов! Никто не ушел с поля брани. Конечно, неприятным сюрпризом стало, что командир этого войска оказался наделен Истинной Силой