«Ченчи» — произведение одного из величайших английских поэтов-романтиков XIX века П. Шелли (1792 — 1822).*** Пьеса написана в 1819 году в Италии. Перевод сделал К. Бальмонт. Он отметил, что эта пьеса — одна из лучших трагедий, написанных после В. Шекспира. «Шелли предстал как один из могучих властелинов поэзии ужаса и показал, что, твердо веря в полную окончательную победу Света, он ясно сознает, как глубоко может падать человеческое сознание и в какие страшные и странные переходы может уходить запутанная мысль». Пьесы автора с трудом шли к читателям. Издание «Ченчи»», вышедшее в Лондоне в 1821 году, получили известность лишь после смерти поэта. Перу Шелли принадлежат и такие произведения: «Возмущение Ислама», «Маскарад анархии», «Сочинения».
Пікірлер10
👍Ұсынамын
💧Көз жасын төктіреді
Восхитительное рвение души в кромешной тьме. Надрыв стол грустной истории переплетается с чувственным переводом Бальмонта в символисткую игру с богом и нами, жестокостью и кромешный затмением всего святого. Несправедливость решения только усугубляет мрак повествования, но
каждый из монологов настолько проникается чувством света,что хочется рыдать над этой тьмой.шикарный перевод Шелли вооющем
каждый из монологов настолько проникается чувством света,что хочется рыдать над этой тьмой.шикарный перевод Шелли вооющем
Дәйексөздер949
Неверный друг моей мечты,
Вздохнешь ли ты, поймешь ли ты,
Что твой умерший друг не дышит?
Но что улыбка, что слеза
Для тех, кого смела гроза!
Живого мертвый не услышит.
Конец — мечтам.
Кто шепчет там?
Змея в твоей улыбке! Милый!
В твоих слезах — смертельный яд,
Так это правду говорят,
Что видишь правду — над могилой!
О, если б мог быть смертным сон,
О, если б смерть была как он,
Такой же ласковой и нежной,
Глаза смежила б я тогда,
Чтобы забыться безмятежно,
И не проснуться — никогда
Вздохнешь ли ты, поймешь ли ты,
Что твой умерший друг не дышит?
Но что улыбка, что слеза
Для тех, кого смела гроза!
Живого мертвый не услышит.
Конец — мечтам.
Кто шепчет там?
Змея в твоей улыбке! Милый!
В твоих слезах — смертельный яд,
Так это правду говорят,
Что видишь правду — над могилой!
О, если б мог быть смертным сон,
О, если б смерть была как он,
Такой же ласковой и нежной,
Глаза смежила б я тогда,
Чтобы забыться безмятежно,
И не проснуться — никогда
Но, если
Меня вы арестуете, невольно
Вы станете судьей и палачом
Того, что я считаю жизнью жизни.
И самое дыханье обвиненья
Пятнает незапятнанное имя,
И, после оправдания косого,
Все то, что было светлым и живым,
Становится безжизненною маской.
Я снова повторяю, это ложь,
Что будто я грешна в отцеубийстве,
Хоть я по справедливости должна
Прийти в восторг, узнав об этой смерти,
Узнав, что чья-то чуждая рука
Послала дух его молить у Бога
Того, в чем отказал он мне: пощады.
Оставьте нас свободными, прошу вас;
Наш знатный дом навек не оскверняйте
Неясным подозреньем в преступленье,
Которого не мог он совершить;
К небрежности своей и к нашим мукам
Еще сильнейших мук не прибавляйте.
Их было слишком много; не лишайте
Обманутых и выброшенных бурей —
Последнего: обломков корабля.
Меня вы арестуете, невольно
Вы станете судьей и палачом
Того, что я считаю жизнью жизни.
И самое дыханье обвиненья
Пятнает незапятнанное имя,
И, после оправдания косого,
Все то, что было светлым и живым,
Становится безжизненною маской.
Я снова повторяю, это ложь,
Что будто я грешна в отцеубийстве,
Хоть я по справедливости должна
Прийти в восторг, узнав об этой смерти,
Узнав, что чья-то чуждая рука
Послала дух его молить у Бога
Того, в чем отказал он мне: пощады.
Оставьте нас свободными, прошу вас;
Наш знатный дом навек не оскверняйте
Неясным подозреньем в преступленье,
Которого не мог он совершить;
К небрежности своей и к нашим мукам
Еще сильнейших мук не прибавляйте.
Их было слишком много; не лишайте
Обманутых и выброшенных бурей —
Последнего: обломков корабля.
Мне чудится, что я не человек,
А некий демон, призванный глумиться
И мстить за целый сонм обид иного,
Уже невспоминаемого мира:
Стремится кровь моя живым ключом,
Она шумит в восторге дерзновенья,
Ликует, содрогается, горит.
Я чувствую какой-то странный ужас,
И сердце бьется в грезе круговой,
Рисующей чудовищную радость
А некий демон, призванный глумиться
И мстить за целый сонм обид иного,
Уже невспоминаемого мира:
Стремится кровь моя живым ключом,
Она шумит в восторге дерзновенья,
Ликует, содрогается, горит.
Я чувствую какой-то странный ужас,
И сердце бьется в грезе круговой,
Рисующей чудовищную радость
