На этих размалеванных подмостках
Изменчивого мира я задумал
Торжественную пьесу разыграть,
Хотел достичь моих особых целей
Сплетением добра и зла в узор,
Подобный тем, какие ткутся всюду;
Но встала Неожиданность и властно
Схватила нити замыслов моих,
Порвала их и с страшной быстротою
Сплела из них сеть гибели. Кричат!
О смерти
И о суде так твердо говорил он,
С доверием, рисующим такого
Отверженца в каком-то странном свете,
Как будто в Бога верит он и только
Добра и зла не хочет различать.
Понятье — только звук, когда оно
Не совпадает с точным содержаньем.
Когда служитель Бога вероломно
Со словом Бог соединяет ложь, —
Когда судья неправым приговором
Невинность заставляет трепетать, —
Когда хитрец, надев личину друга,
Как если б я теперь хитрил с тобой,
Дает советы с тайной личной целью —
И, наконец, когда свирепый деспот
Скрывается под именем отца, —
Из этих каждый только осквернитель
Того, чем быть он должен.
Ведь нет судьи иного, кроме Бога,
А Он меня давно приговорил,
И, кроме вас, здесь на земле, кому же
Исполнить этот смертный приговор,
Внесенный в списки в Небе?
Один тиран способен победить
Толпу других, умнейших и добрейших?
Но я ничем другим не наслаждаюсь,
Я радуюсь при виде агонии,
Всем сердцем я жалею графа Ченчи:
Он, верно, оскорблен был очень горько
В своей любви, и вот теперь он мстит,
И ненависть — любви его замена
Лишилась чувств; когда ж опять очнулась,
Кругом все были ужасом объяты,
И только ты, бесстрашная, стояла
И речью укоризненною в нем
Смирила необузданную гордость.
Я видела, как демон, в нем живущий,
Затрепетал. И ты всегда была
Меж нами и отцом твоим жестоким
Единственной посредницей: в тебе
Мы находили верную защиту,
О, если б
Действительно ты не было вином,
А кровью сыновей моих проклятых,
Чтоб мог я утолить себя! Вот так!
Я слышу; чары действуют. Мечта
Должна быть свершена. Она свершится!
