На самом-то деле никто не искренен сполна, произнося добрые слова и одаривая людей, понёсших столь тяжёлую утрату, скорбными улыбками. Живые живут дальше, а мёртвые лежат в земле и тлеют. Он почти физически услышал тихий, бессердечный смешок отца.
В тишине он изучал женщину напротив, пока та сидела, опустив глаза и сложив руки на столе. Столько гнева, столько обиды, столько пережитых потерь. Что, если это она достала где-то ключ от Баллигласс-хауса, отправилась туда прошлым вечером тем или иным способом – он не увидел у пресвитерии никаких признаков наличия машины, – вошла через парадную дверь, поднялась на второй этаж, выкрутила лампочку в коридоре и спряталась в темноте, чтобы дождаться момента отмщения?
Всё досталось нашему Томми…
Впрочем, нет, сказал он себе, нет. Она могла бы убить его в порыве ярости – это было возможно, он это знал, – но не изуродовала бы тело таким изуверским образом. Для столь жестокой кары потребовался бы иной уровень ярости, иная, крайняя степень мстительности. И тем не менее?.. Он огляделся вокруг. Что могло происходить в этом доме между братом и сестрой?
Женщина встала из-за стола.
– Ну так что же, – сказала она, – пойдёмте?
В холле она достала пару прогулочных ботинок с высокими бортами («Том привёз их из отпуска в Италии»), и он их примерил.
– Слишком велики?
– Да, немного просторны.
Она поднялась наверх и вскоре вернулась, захватив с собой две пары мужских толстых носков. Он надел обе. При этом в его сознании вспыхнул образ священника, лежащего на полу в Баллигласс-хаусе со скрещенными на груди руками и открытыми глазами, и на мгновение Страффорда охватил трепет отвращения. Теперь на нём будут не только ботинки мертвеца, но и носки мертвеца. Нет конца гротескным деталям жизни.
Они вместе двинулись по тропинке, пересекающей склон холма, где стоял дом. Розмари Лоулесс посетовала на туман: окружающий пейзаж походил на размазанный карандашный рисунок.
– В ясную погоду отсюда открывается прекрасный вид на долину Слейни в сторону Эннискорти.
Здесь, на подветренной стороне холма, снег лежал разрозненными лоскутьями, а среди голого вереска топорщились клочья овечьей шерсти.
Розмари Лоулесс надела тяжёлое чёрное пальто и шерстяную шляпку с помпоном. Страффорд затянул узел шарфа на шее. С тоской подумал о вчерашней грелке. Подумал он и о буфетчице Пегги, о её рыжих волосах и веснушках, и о её глазах, таких же зелёных, как… как самая зелёная зелень, глазах, которые в тот миг совершенно затмили воспоминание о серых и меланхоличных глазах Сильвии Осборн.
