Керстин Гир

Незабудка

Трилогия

На границе света

Книга первая

Роман

УДК 821.112.2-312.9

ББК 84(4Гем)

Г51

Перевод с немецкого

Светланы Вольштейн

Гир, Керстин

Г51 Незабудка. Трилогия ; На границе света. Книга первая : роман / Керстин Гир ; пер. с нем. Светланы Вольштейн. – М. : ООО «Издательство Робинс», 2022. – 400 с.

Что может быть общего между самым красивым и популяр­ным парнем в школе и тихой, скромной девочкой из набожной семьи? Разве что в один прекрасный день всё перевернётся с ног на голову, и обычный немецкий городок наполнится феями, демонами, ожившими черепами и говорящими статуями.

Original published as: Kerstin Gier

«Vergissmeinnicht – Was man bei Licht nicht sehen kann»

Copyright © 2021 S. Fischer Verlag GmbH, Frankfurt am Main

© ООО «Издательство Робинс»,

издание на русском языке, 2022

ISBN 978-5-4366-0809-9

Все права защищены. Любое копирование разрешено только с письменного согласия правообладателей

Для тех, кто может использовать немного магии прямо сейчас

» 1 «

Квинн

– Один джин-тоник! Хотя нет, лучше два! («Кстати, оба стакана я заказал для себя».)

Я сегодня вечером совсем не планировал напиваться. Ведь я пообещал Лассе, что останусь до конца вечеринки и прослежу, чтобы после пивной рулетки никто не порывался разбирать мебель, чтобы никого не стошнило на ковёр или, как в прошлый раз, никто не заснул в кровати родителей Лассе.

Но планы ведь могут и измениться.

Сегодня я собирался расстаться со своей девушкой Лилли, а вместо этого приходилось разгуливать с браслетом «пупсик» на запястье. Мне срочно захотелось выпить чего-нибудь покрепче.

– Эй, куда лезешь, сейчас моя очередь! – Неожиданно откуда-то вынырнула девчонка и возмущённо уставилась на меня. Пока она меня рассматривала, её щёки порозовели. – Ах, это ты, Квинн, – пробормотала она.

Я тоже её узнал. Это была одна из дочерей наших глубоко религиозных соседей, жутких Мартинов, как называл их мой отец, «Наказание Господне».

Все девочки из семьи Мартинов выглядели совершенно одинаково – курносый нос, светлые кудряшки. Я никогда не различал их.

– А, это ты, Луиза, – наугад выпалил я, – вот уж не думал, что ты взяла привычку ошиваться на вечеринках, на которые тебя не звали, – и, повернувшись к бармену, добавил: – Можете смело приступать к моему заказу. У этого ангелочка даже приглашения нет.

Бармен улыбнулся, а Луиза покраснела ещё больше.

Лассе пригласил на своё восемнадцатилетие пятьдесят гостей, но в реальности их оказалось как минимум раза в два больше. Уже часам к десяти не осталось бы ни капли алкоголя, но, к счастью, дедушка и бабушка решили сделать Лассе сюрприз – и на вечеринке возник этот бар с коктейлями… и с настоящим барменом.

– Во-первых, меня зовут Матильда, а во-вторых, нас с Юли очень даже пригласили. Лассе собственной персоной, – сказала «Луиза». Точнее, как выяснилось, Матильда. Голос её немного дрожал, наверное, от ярости. – А мне, пожалуйста, коктейль «Кайпиринья».

Она попыталась улыбнуться бармену, но улыбка получилась довольно натянутой.

Зато моё настроение немного улучшилось. В нашем доме «позлить жутких Мартинов» уже давно превратилось в семейный вид спорта, причём в соревнованиях иногда участвовала даже моя миролюбивая мама.

– Сначала ввалиться на вечеринку без приглашения, а потом ещё и накачаться алкоголем. – Я озабоченно покачал головой. – Ты очень, очень разочаровала сегодня милостивого Господа, Луиза.

– Меня зовут Матильда, мерзкий, заносчивый ты… – Она внезапно замолчала, поджала губы, как будто подбирая слова.

Бармен начал смешивать напитки, но мне показалось, что он прислушивался к нашему разговору с большим интересом, наполняя стаканы дольками лайма и льдом.

– Ой-ой-ой, а теперь в ход пошли ещё и ругательства? – Музыка зазвучала громче, но девочка меня слышала, это точно. Мартинский курносый нос раздувался от ярости. – «Мерзкий, заносчивый…» Кто? Боишься, что на тебя обрушатся вечные проклятия, если договоришь до конца?

Она вперилась в меня, прищурив глаза от злости. Вдруг её блуждающий взгляд задержался на моём запястье:

– Мерзкий, заносчивый пупсик! – злорадно выпалила она.

Один – ноль в её пользу. Я резко вспомнил, почему, собственно, здесь оказался.

– Если быть точным, то куксик, – поправил я.

Браслет с такой надписью носила на своём запястье Лилли. А ещё она постоянно мне это повторяла – одна из причин наконец-то с ней расстаться. Чем я и собирался заняться сегодня вечером. Но насколько же это сложно! По крайней мере, будучи трезвым, да при этом не чувствовать себя подонком. Потому что – сюрприз! – выяснилось, что пупсик и куксик сегодня вместе ровно семьдесят пять дней! И это отличный повод подарить мне самодельный браслет и поклясться в любви до гроба.

Бармен протянул нам напитки. Виновато улыбнувшись ему, я залпом выпил свой первый за сегодняшний вечер джин-тоник, словно это была вода.

Значит, пупсик? Это она серьёзно? Неужели я когда-нибудь сболтнул нечто подобное? Если да, я вполне заслужил ещё семьдесят пять дней с Лилли и этот дурацкий браслет. В наказание. Ну почему я послушался своих родителей и, вместо того чтобы быстро и безболезненно расстаться с Лилли по телефону, решил сделать это лично? Тогда дело не дошло бы до торжественного вручения браслета. Но я оказался полным дураком и посвятил родителей в свои планы, потому что за последние два с половиной месяца они полюбили Лилли гораздо больше, чем моих предыдущих девушек. Мама просто радовалась, что в доме появилась девочка. Для неё все мои подруги были «очаровательными» и «трогательными». А путь к сердцу отца лежал через желудок: родители Лилли заведовали двумя магазинами деликатесов, и Лилли частенько приносила что-нибудь вкусненькое, когда заходила к нам.

– Это что же, значит, я никогда больше не получу карпаччо и ризотто с доставкой на дом?! Прощайте моё нежное печенье с корицей и шоколадные конфеты с лимонным сорбетом?! – воскликнул папа, когда наконец понял, что именно я затеял. – Такую восхитительную девочку ты в жизни не найдёшь, Квинн.

– Конечно найдёт, Альберт! – Мама смерила его строгим взглядом. – Возможно, у родителей его новой подруги будет свой тренажёрный зал, чтобы ты наконец сбросил жирок на животике.

Пока мой отец пристыженно уткнулся взглядом в свой округлый животик, мама повернулась ко мне и улыбнулась:

– Ты всё правильно делаешь, малыш. Следуй зову своего сердца. Но вот заканчивать отношения по телефону – это никуда не годится. Такие разговоры надо вести только при личной встрече.

– Сто процентов! – подтвердил папа. – Иначе она тебя возненавидит на всю оставшуюся жизнь! И ещё не забудь смело смотреть ей прямо в глаза.

Теперь придётся на это решиться, не разочаровывать же родителей.

Я отставил в сторону пустой стакан и потянулся ко второй порции джин-тоника.

«Наверное, было бы неплохо, чтобы перед моей попыткой номер два Лилли тоже чего-нибудь выпила». – С этой мыслю я прихватил и «Кайпиринью». Мартинская дочка почти не притронулась к нему: слишком уж она сосредоточилась на сверлении меня гневным взглядом.

– Пожалуй, это я конфискую, Луиза, – сказал я. От возмущения она даже не нашлась что ответить. – Ты же знаешь, что несовершеннолетним крепкие напитки нельзя.

Не дожидаясь её реакции, я стал пробираться к выходу, прокладывая себе путь через танцующую толпу. Стаканы я старался держать как можно выше над головой.

– Меня зовут Матильда, заносчивый ты… пупсик! – прокричала она мне вслед. – И тебе, между прочим, тоже нет восемнадцати!

– Тогда помолись как следует, чтобы меня не забросили в ад за плохое поведение! – через плечо проорал я в ответ.

– Будем надеяться, что такая просьба ещё вполне выполнима, – с издёвкой произнёс кто-то рядом со мной.

Я остановился как вкопанный.

Почти всех гостей на этой вечеринке я знал по школе или по паркуру, но девчонку, которая сейчас стояла передо мной, мне раньше видеть не приходилось. Если бы мы когда-нибудь встречались, я бы обязательно её запомнил. У этой девочки были короткие синие волосы, которые будто сияли в приглушённом свете вечеринки, маленькое серебряное колечко в носу и ещё одно в брови. Одета она была в обтягивающие чёрные джинсы, чёрный балахон с широким вырезом и тяжёлые ботинки на шнуровке, а глаза были щедро подведены чёрным карандашом. Для полноты картины не хватало только чего-нибудь вроде подвески с перевёрнутым крестом или татуировки 666. Тогда стерео­типный образ можно было бы считать законченным. Несмотря на это, а может, как раз поэтому, она показалась мне довольно симпатичной. Наверное, она была на пару лет постарше меня, хотя, может, мне так показалось из-за яркого макияжа или уверенной осанки.

Незнакомка улыбнулась, обнажив ещё один пирсинг под верхней губой в виде маленького голубоватого поблёскивающего камушка. Затем она снова стала серьёзной. Торжественным тоном девушка произнесла:

– Хорошо, что я тебя нашла, Квинн Йонатан Юри Александр фон Аренсбург.

– Че-е-его? – пробормотал я.

«Откуда ей известно моё полное имя? Даже я сам его так быстро не произнесу».

Должен признаться, моя мама немного переборщила с количеством имён, поэтому я никогда не стремился особо афишировать их все. Если произносить моё полное имя медленно и нараспев, оно звучит мрачно и угрожающе, прямо как начало заклинания.

– Нам надо поговорить.

– Увы, сейчас я спешу. – Я машинально развёл руки над головой. («Мне срочно надо отнести эти два стакана моей бывшей, а ты на вид немного ненормальная, прости. Хотя…») – Мы знакомы?

– Меня зовут Ким. – Девочка быстро улыбнулась и снова стала серьёзной. – То, что я собираюсь рассказать тебе о тебе самом, наверное, покажется сначала полным сумасшествием. О твоём существовании нам стало известно совсем недавно.

– Вот оно что…

«Не немного ненормальная, а совершенно съехавшая с катушек», – мысленно дополнил я. Но оставить её вот так стоять посреди комнаты я не мог. Она действительно казалась очень симпатичной.

Её карие глаза сканировали меня с головы до ног.

– Это важно. Если мы тебя нашли, то и они смогут.

Тут я почувствовал, что меня дурачат:

– Они – это киллеры из тайной международной группировки, которые на прошлой неделе незаметно прикрепили мне к рюкзаку подслушивающее устройство, да? Или, возможно, они – это пришельцы с планеты Метида, с которой когда-то прилетел и я, сам об этом не подозревая, а теперь только я могу их спасти, потому что…

– Встречаемся через десять минут перед входом, – невозмутимо перебила меня синевласка. – А Метида, между прочим, это не планета, а один из спутников Юпитера. – С этими словами она развернулась и пошла прочь. Я проводил её растерянным взглядом. Незнакомка же прошла мимо бара и исчезла где-то в коридоре.

– Что это за красотка? – раздался за моей спиной голос Лассе, который неожиданно вынырнул из толпы и со всей дури хлопнул меня по плечу. – Старина, откуда она взялась?

– Вообще-то я хотел задать тебе тот же вопрос, чувак! Это ведь твоя вечеринка. Я надеялся, что она одна из твоих странных двоюродных сестриц или что-то вроде того. Её зовут Ким.

– Нет, моя странная двоюродная сестра вон там, около окна, и уже полчаса выковыривает жвачку из волос. А эту Ким я никогда раньше не видел, честное слово, – заверил меня Лассе. – Скорее всего, её привёл кто-то из паркурщиков.

– Она ждёт меня через десять минут у входа. Наверное, там нашлась парковка для её космического корабля.

– Круто! – Лассе начал так исступлённо трясти меня за плечи, что содержимое стаканов, которые я так бережно нёс, полилось на пол.

– И почему все девчонки липнут именно к тебе! Хотя ничего удивительного. Честно говоря, будь я другого пола, я бы тоже на тебя запал. – Он потянулся к одному из моих напитков и отхлебнул из стакана. – Ты только посмотри на себя. Такое сочетание несочетаемого – тело атлета и нежное детское личико с азиатскими чертами, эффектные чёрные волосы и невероятно голубые глаза, которы… – Он замолчал на полуслове. – Слушай, я уже сам себе кажусь влюблённой девчонкой. Ну вот честно, дружище, я так тебя люблю!

– Сколько ты сегодня выпил, Лассе? – Я нахмурился. В трезвом состоянии мой друг не отличался особой любвеобильностью. Хотя, что уж там, не каждый день тебе исполняется восемнадцать лет. В этот момент и я почувствовал, что выпитый джин-тоник начинает действовать. – И я тебя люблю, дружище! А эта синеволосая даже не в моём вкусе, она просто какая-то… ненормальная.

– Если бы ты оказался ненормальным, мне бы это ни капельки не помешало. – Он отхлебнул ещё немного коктейля.

– Слушай, Лассе, а ты знаешь моё полное имя? – спросил я.

– Конечно. Квинн Йохан Барон Покемон Граф Кокс фон Аренсбург. – Лассе расхохотался. – Или что-то в этом роде. Вдруг его взгляд упал на браслет. – Пуп… Вот чёрт, это ещё что такое? От Лилли? Эту чепуху надо обязательно снять до того, как встретишься с синеволосой. Это правда некруто!

– Оно не снимается, – мрачно пробормотал я.

Лилли закрепила кожаный шнурок тремя крепчайшими двойными узлами. Судя по всему, этот браслет будет болтаться у меня на руке ещё как минимум семьдесят пять долгих дней, а может, даже все семьдесят пять лет.

– Срочно нужны ножницы.

«Действительно, почему бы и нет».

– Но Лилли смертельно обидится, если я его разрежу.

«С другой стороны… когда я скажу ей, что между нами всё кончено, она всё равно обидится, а так хотя бы моя честь будет спасена. А может, Лилли так разозлится, когда увидит меня без браслета, что сама меня бросит. Тогда я одним ударом убил бы двух зайцев. То есть разрезал бы одними ножницами».

– На втором этаже, в ванной комнате, в ящичке под умывальником, – прочитал мои мысли Лассе. – Давай стаканы. Жду тебя здесь. – Он взял мой джин-тоник и тут же немного отхлебнул. – Ох, дружище, это лучшая вечеринка из всех, на которых я бывал. Нужно только быть начеку, чтобы на этот раз никто не испортил папе аквариум.

«Это уж точно».

После вечеринки, которую мы устроили на шестна­дцатый день рождения Лассе, пришлось потратить целое состояние на замену рыбок в аквариуме, причём успеть это сделать до того, как родители Лассе вернутся из отпуска.

В поисках бирюзово-золотистых окуней, кольчужных сомов и сиамских водорослеедов нам пришлось прошерстить все зоомагазины города, и мне не хотелось повторять такое приключение.

– Буду через пару минут, – заверил я друга, даже не подозревая, что в следующий раз нам с Лассе доведётся увидеться очень нескоро.

***

На втором этаже стояла тишина. Я на всякий случай заглянул в спальню родителей Лассе – кровать пустовала, вечеринка пока не вышла за пределы первого этажа.

В этом году родители Лассе, как всегда, уехали в отпуск и оставили дом в распоряжение сына с одним условием – чтобы к их приезду всё выглядело так же, как и в день их отъезда. Как и мои родители, они не очень переживали по поводу очередной царапины на паркете, а вот запах сигарет, который висел в воздухе, въедаясь в ковры и занавески, мог ужасно их расстроить. Поэтому курильщики, поёживаясь от холода, грудились на веранде, но пока никто не жаловался.

Маникюрные ножницы, которые я нашёл в ванной, к сожалению, не были приспособлены для левши. Лилли повязала мне браслет вокруг правого запястья, поэтому прошла уйма времени, пока мне удалось перепилить кожаный шнурок. Сорванный браслет чуть было не полетел в мусорное ведро, но в последний момент я передумал и сунул его в карман штанов – вдруг Лилли захочет забрать своё произведение для очередного пупсика.

Но меня это уже мало интересовало. Окна ванной выходили на улицу, и мне не терпелось узнать, действительно ли синеволосая Ким ждёт меня у входа. Я пока сомневался, принять ли её приглашение.

«Но откуда ей – в отличие от моего лучшего друга – знать все мои имена и что ей от меня нужно? “О твоём существовании нам стало известно совсем недавно”. Что она имела в виду?»

Из предосторожности я выключил свет, как можно тише открыл окно и перевесился через подоконник, чтобы разглядеть, что происходит под козырьком крыши. И да, я узнал её длинные ноги в чёрных ботинках. Кажется, она прислонилась к стене у двери. Ким стояла в одиночестве, поток гостей уже иссяк. Выражение её лица рассмотреть было невозможно, но она нетерпеливо постукивала пальцами. Кажется, она действительно хотела меня дождаться.

«Ладно, тогда спущусь. А с Лилли поговорю чуть позже».

Только я хотел закрыть окно и выйти из ванной, как от тени, отбрасываемой садовыми кустами, отделилась тёмная фигура и медленно проследовала по мощёной дорожке к входной двери. От любопытства я высунулся ещё дальше. Это был мужчина низкого роста, в пальто и шляпе. Возраст в тусклом свете фонаря я определить не смог, но шляпы такого фасона носят только старики, которые выгуливают в парке своих такс. Поэтому я предположил, что этот мужчина тоже немолод. К числу гостей он точно не принадлежал, а оказался здесь из-за Ким, которая, заметив его, резко выпрямилась.

– Вы здесь?! – испуганно выкрикнула она.

Мужчина остановился:

– Ты что, действительно думала, что мы тебя не заметим? На нашей территории?! И как ты только на такое осмелилась!

В его голосе слышались визгливые нотки. Даже до реакции синеволосой я понял, что никакой это не безобидный дедуля с таксой.

Ким попятилась на пару шагов, и теперь я смог увидеть её полностью. Казалось, старик застал девушку врасплох.

Незнакомцу такая реакция, судя по всему, пришлась по душе.

– Поздновато, деточка, – проговорил он, тихо посмеиваясь. – От нас так быстро ещё никто не убегал.

Ким огляделась по сторонам, будто ища путь к отступлению. Или того, кто сможет её защитить.

«Наркотики, – первое, что пришло мне на ум. – Синеволосая причастна к распространению наркотиков и попалась на том, что продавала их под носом у конкурентов».

Мужчина тем временем стал медленно приближаться:

– Сейчас ты мне всё расскажешь. Как ты это устроила? Кто за этим стоит? Кто ещё в этом замешан?..

– Уж лучше смерть, – тихо ответила Ким.

Незнакомец рассмеялся, теперь уже громко, но всё так же скрипуче и жутко:

– Такие пожелания мы выполняем с большим удовольствием и за меньшие провинности. Но сначала неплохо бы-ло бы пообщаться. Хотя это можно сделать уже в процессе.

Девушка отпрыгнула в сторону, чтобы проверить скорость реакции своего противника. Тот щёлкнул пальцами. Вдруг послышался жуткий рык. Я не мог понять, откуда он исходит, но от этого звука волосы вставали дыбом.

«Я правильно понял, этот дедуля только что зарычал?»

Услышав эти жуткие звуки, Ким остановилась как вкопанная.

– Вы не можете ничего со мной сделать, – пробормотала она. – Это привлечёт слишком много внимания. К тому же… у меня есть улики, которые в случае моей смерти всплывут наружу. Видео…

Это заявление незнакомца не впечатлило.

– Неужели? – спросил он и сунул руку в карман своего пальто.

Не раздумывая, я забрался на подоконник, оттуда спрыгнул на козырёк над входной дверью и через несколько секунд приземлился на дорожке точно между стариком и синеволосой. Прыжок с приземлением на четыре опоры – ровно такой же, как я сотни раз отрабатывал на тренировках по паркуру. Только встав на ноги, я осознал, что натворил. Можно сказать, я растерялся не меньше, чем Ким и дедуля, которые с удивлением уставились на меня с двух сторон. Но на размышление времени не оставалось:

– Бежим отсюда!

Я схватил синеволосую за руку и потащил за собой.

Входная дверь была закрыта, а дед преградил нам путь к калитке, поэтому мы ринулись напролом сквозь густую живую изгородь, которая отделяла дорожку от сада. Мы с Лассе дружили с раннего детства, поэтому в его доме я ориентировался не хуже, чем в собственном, и я прекрасно знал, в каких кустах находится лазейка, через которую можно протиснуться. Сначала я подтолкнул Ким, а потом пролез сам, не оборачиваясь в сторону старика, в надежде, что тот всё ещё не пришёл в себя после моего фееричного появления. Если мы оббежим дом и сможем зайти через веранду, то будем в безопасности.

– Что это за тип? – задыхаясь, выдавил я, пока мы пробирались сквозь темноту к полоске света, которая пере­секала лужайку.

– Не думала, что ты окажешься таким идиотом, – в ту же секунду выпалила она.

В общем-то понятно: вот так, не подумав, выпрыгнуть из окна – не самая удачная идея. Может, надо было просто из окна запустить в незнакомца чем-то тяжёлым, например, весами или чем-то в этом роде. Или громко крикнуть: «Полиция! Руки вверх, лицом к стене!» И тем не менее у меня получилось круто. И довольно-таки стильно.

«Вот коза неблагодарная, даже спасибо не сказала».

– Всегда пожалуйста, – сказал я.

– Ты ничего не понимаешь. Нельзя допустить, чтобы они тебя обнаружили.

– Меня? – переспросил я. («Это просто смешно. Мне пока никто не угрожал».) – Что здесь происходит? Скажи, что это просто неудачный косплей.

Ким не ответила. Наверное, потому, что заметила три силуэта, которые как раз завернули за угол дома всего в нескольких метрах от нас. К сожалению, это были не влюблённые парочки с вечеринки, которые спускались с веранды, а незнакомые мужчина, женщина и ещё что-то, напоминавшее огромного пса.

– Чёрт возьми, – прошептала Ким.

«Да уж, лучше не скажешь».

Женщина выглядела вполне безобидно, а мужчина, напротив, даже издалека казался куда моложе и сильнее, чем дедуля. Но по-настоящему меня насторожил этот пёс – он доставал мужчине почти до пояса. Послышалось тяжёлое дыхание, и собака рванула в нашу сторону. Сдерживал её, наверное, только поводок. Следом за нами сквозь кусты пробирался старик, в этом не было сомнений. Кажется, мы попали в ловушку.

Сад с этой стороны дома был всего несколько метров. От соседнего участка, который принадлежал щедрым дедушке и бабушке Лассе, его отделял двухметровый забор. Кроме нескольких кустов смородины, компостной ямы и груды досок, здесь стоял ещё сарай для инструментов. Шум вечеринки сюда почти не доносился. Шансов позвать на помощь – никаких. Оставался только один выход…

– Ползи сюда, – прошипел я. Схватив синеволосую за руку, я протиснулся вместе с ней сквозь кусты и побежал к сараю. – Умеешь перелезать через заборы?

Вероятность того, что она тоже занимается паркуром и может свободно перепрыгивать через двухметровые заборы, была невелика, но сейчас это облегчило бы нам жизнь.

– Нет, не умею! Беги без меня, слышишь? Главное, чтобы они не поймали тебя.

«Что она на мне так зациклилась? Ну ладно, выясню в другой раз».

Кажется, наши преследователи пока нас не обнаружили. Откуда-то из кустов доносился только голос дедули, который раздавал приказы.

– Там с ней ещё паренёк, мне нужны оба, – проскрипел он. – Но девчонку доставьте живой. Отпускай Сирин!

«О нет! Сирин – это они, наверное, о собачище».

Если только девчонка нужна им живой, можно предположить, что паренька, то есть меня, эта тварь могла безнаказанно растерзать на части.

«Надо торопиться».

Когда Лассе был маленьким, его дедушка с бабушкой соорудили рядом с сараем маленькую дверцу в заборе, вроде той, которую оставляют для котов, чтобы они в любую минуту могли зайти. Раньше мы с Лассе частенько в неё лазили, и я очень надеялся, что эта дверца ещё существует. Пока Ким шептала, что я должен бежать один и не обращать на неё внимания, я опустился на колени, нашёл ручку и открыл дверцу.

– Сначала ты!

Лаз был довольно узким, но синеволосая, к счастью, оказалась достаточно стройной и гибкой. Хорошо, что она не стала терять времени на препирательства, кому из нас лучше лезть первым, а проскользнула на другую сторону, не переставая при этом шептать:

– Нам надо разделиться, Квинн! Беги, не останавливайся, пока не окажешься в безопасности. Что бы ни происходило вокруг, что бы ты ни услышал, не оборачивайся и не возвращайся, чтобы меня спасти. Пообещай!

– Это я уже понял. («Видимо, ей очень важно, чтобы её спас кто угодно, только не я».)

– Венаторес, капите? – раздался скрипучий голос деда.

Я тут же опомнился и вскочил на ноги.

«Там что, подоспела ещё команда, какие-то Венаторес и Капите?»

Откуда-то послышался собачий визг. От страха, что эта псина отгрызёт мне ноги, пока я буду протискиваться в дверцу, у меня прибавилось сил. Закрыв лаз, я с разбега запрыгнул на забор и приземлился в саду дедушки и бабушки Лассе. Как раз вовремя. Совершив удачную посадку, я услышал, как пёс с рыком прорывается сквозь кусты смородины и прыгает на стену. Каким бы огромным он ни был, такую преграду ему не преодолеть. Я же почувствовал, что мои долгие тренировки с Лассе не прошли даром. Если они не обнаружат тайную дверцу, забор сможет надолго их задержать.

Синеволосая куда-то пропала.

«Интересно, она побежала на улицу или решила пробираться между домами?»

Я не представлял, где её искать. Хитрый план, ничего не скажешь: разделиться и запутать преследователей, чтобы те разбежались в разные стороны. Но мне очень хотелось разобраться, что же здесь всё-таки происходит.

Я наугад повернул налево и побежал мимо садового пруда к низкому забору, который отделял этот участок от следующего. В доме у дедушки и бабушки Лассе горел свет, но их самих дома не было – когда они преподносили Лассе коктейльный сюрприз, то сказали, что идут в оперу. Свет они оставили только для того, чтобы отпугнуть воров. Мне этого тусклого освещения вполне хватало, чтобы понять, куда бежать. Синеволосой нигде видно не было. Я от души надеялся, что она каким-то образом выбралась. И что у неё есть телефон, и она может позвать на помощь. Мой сотовый, как всегда, лежал в кармане куртки, а куртка осталась на кровати у Лассе. В карманах штанов нашёлся только талон на бесплатный напиток, который я отобрал у Лассе.

«Очень “полезная” вещь в моей ситуации».

Я забрался на пихту, которая росла у следующего забора, и вдруг услышал приглушённый шум, похожий на шелест крыльев. Огромных крыльев, если быть точным. Инстинктивно я прижался к стволу, будто меня действительно собиралась заклевать гигантская птица.

Но когда я посмотрел вверх, там никого не было.

«Наверное, это испуганная сова сорвалась с ветки соседнего дерева».

Времени расслабляться у меня не было, потому что в тот же момент я услышал позади громкий визг, который не слишком соответствовал картинке с уютным домиком и садом, а был как будто вырезан из посредственного ужастика.

«Это чудище каким-то образом пробралось через забор и теперь идёт по моему следу!»

Вдруг я словно очнулся.

«Что здесь всё-таки происходит? Синеволосая девчонка, дед, огромная собачина и невидимая птица – все они вышли на охоту за мной? Что там подмешали в этот джин-тоник? Может, всё пройдёт, если на несколько минут окунуть голову в холодную воду?»

Но тут я снова услышал визг и вой, и звучало это настолько жутко, что мне ничего не оставалось, как спрыгнуть с дерева и бежать дальше. Посмеяться над собой я всегда успею. Сработал датчик движения, и в следующем саду надо мной зажёгся яркий фонарь. Я наискосок пробежал лужайку, резко свернул и по решётке забрался на крышу гаража, чтобы перебраться на противоположную улицу. Затем ещё одну. И ещё одну.

В голове промелькнули слова Ким: «Не останавливайся, пока не окажешься в безопасности…»

«Отличный совет. Только как понять, где она, эта безопасность?»

Меня окружали одноэтажные дома и сады. В такое время здесь стояла полная тишина, на улице можно было встретить разве что одинокого спортсмена или разносчика пиццы. Звонить в чью-то дверь было бесполезно: мне никто не откроет или захлопнет дверь перед носом… и тут же мне в затылок вопьются клыки этой собачины. Лучше уж бежать дальше, постараться оторваться от зверя.

Перепрыгивая через очередной забор, я чувствовал, что двигаюсь очень быстро, и это придавало мне уверенности. Паркур в темноте на незнакомой местности – это было необдуманно и опасно, но ноги сами принимали нужную позицию для идеального прыжка. Я, как пружина, перелетал с крыши одного гаража на крышу другого и чувствовал себя всё бодрее.

«Неужели кто-то сможет меня догнать? Это невозможно, и уж точно не дедуля в шляпе. И ни одна собака в мире не сможет запрыгнуть на крышу гаража».

Как ловкая белка, я взобрался на дуб. Кажется, это был дуб. Его ветки свешивались в сад следующего участка. С ликованием я вслушивался в тишину: ни шагов, ни хриплых указаний, ни жуткого воя…

«Я от них оторвался!»

Сейчас можно наконец-то глубоко вздохнуть и остановиться. Все события последнего часа казались полным сумасшествием, сценой из триллера или сном. Только в фильмах люди говорят фразы вроде: «Доставьте её живой!», «Главное, чтобы они не поймали тебя!».

И только в кино бывает такой жуткий шелест крыльев, раздавшийся в этот момент прямо над моей головой, а затем прозвучал резкий звенящий крик, который не мог издать ни человек, ни зверь. Это была какофония скрипа и шипения.

«Вот тебе. Размечтался».

Я встрепенулся и пополз по ветке, пока не скатился по ней через забор. Оказавшись в очередном чужом саду, я окончательно потерял ориентир, на какую улицу меня занесло. Движение на дорогах здесь было более оживлённым. Кажется, я находился где-то недалеко от окружной трассы. Значит, рядом открыты кафе, ездят трамваи, работают те­атры. И ходят люди!

Но здесь, в этом дворе, создавалось ощущение, что все уже легли спать. Даже когда от моего движения включилось сразу несколько фонарей, в доме ничего не изменилось. Снова раздался жуткий визг, который погнал меня дальше к гаражу. Я надеялся, что, добежав до дома, найду заднюю дверь открытой. Но я даже не успел нажать на ручку, потому что, приблизившись к зданию, я увидел два жёлтых блестящих глаза, которые пялились на меня из кустов.

«Нет! Это невозможно!»

И всё же… когда он вышел на освещённый участок сада, я понял, что на самом деле передо мной вовсе не гигантский пёс, а волк. Чёрный, лохматый, с угрожающе обнажёнными клыками. Он ждал меня в засаде.

Его жуткие зубы были огромного размера. На долю секунды я застыл от ужаса, а затем моё тело пришло в полную готовность помимо моей воли. Я вскочил на шаткую груду досок, сложенных под гаражом, а с них предпринял отчаянный длинный прыжок на крышу. Несколько досок с грохотом скатились на землю. В доме по-прежнему царила полная тишина. Если бы в эту минуту жильцам пришло в голову выглянуть из окна, перед их глазами предстала бы очень необычная картина: гигантский волк, скачущий галопом по лужайке и с рыком бросающийся на стену их гара­жа. Но, к несчастью, из окна никто не выглянул. Никто не пришёл мне на помощь. Точным прыжком я перелетел на крышу соседнего гаража, оттуда – на длинный навес, затем – на мусорные баки и на крышу очередного гаража.

Внизу я различил розовую неоновую вывеску парик­махерской. Здесь начиналась окружная дорога. Словно одержимый, я понёсся прямо на «Причёски на все времена года».

«Я спрячусь в лавочке с шаурмой, которая совсем рядом с парикмахерской. И оттуда позвоню в полицию. Или в зоопарк. Или родителям. “Папа, можешь меня забрать? Меня собираются растерзать волк и гигантская птица!”»

Из-за гула моторов машин я расслышал шелест крыльев, только когда тот раздался прямо над моей головой. В панике я не рассчитал следующий прыжок и не допрыгнул до соседней крыши. Я изо всех сил вцепился в водосточный жёлоб, но тот отделился от стены и с грохотом рухнул на тротуар вместе со мной. Ногу пронзила внезапная боль, но я не обращал на неё внимания, а продолжал бежать дальше по направлению к перекрёстку так быстро, как только мог. Фары проезжавших машин слепили глаза, поэтому я заметил волка, когда тот уже был в прыжке – он выскочил откуда-то сбоку и столкнул меня на проезжую часть. Последнее, что я услышал, прежде чем упасть на асфальт, был скрежет тормозов, показавшийся мне таким же жутким, как и визг летающего чудовища. Последняя мысль, которая пронеслась в моей голове: «Теперь все жители этой улицы наконец поняли, что шум и грохот раздавались вовсе не из телевизора». Но для меня было уже слишком поздно.

» 2 «

Матильда

До этого вечера шестое декабря для меня всегда было «тем самым днём, когда я разоблачила святого Николая». А для моей семьи – «тем самым днём, когда Матильда сорвала с дяди Ансгара искусственную бороду, потопталась на его праздничной шапке и испортила всем День святого Николая». Но теперь он навсегда останется для меня днём, когда Квинн фон Аренсбург попал в аварию.

И это случилось всего через полчаса после того, как на вечеринке Лассе Новака я пожелала ему попасть прямо в ад. Никакой связи, на первый взгляд, между этими двумя событиями нет, но я уже сотни раз желала Квинну гореть в аду. И хотя обычно меня мучают сильнейшие угрызения совести по любому поводу – Юли любит говорить, что «угрызения совести – это твоё второе имя», – но в этой ужасной ситуации я понимала, что не имею к произошедшему никакого отношения.

Весть о том, что Квинна сбила машина, резко оборвала вечеринку Лассе. В дом зашли полицейские, и последним, кого я увидела, покидая день рождения вместе с другими испуганными гостями, был именинник. Он сидел на диване, ошарашенный и отрешённый, и пытался отвечать на вопросы полиции. Рядом с ним на груди у полицейского безутешно рыдала Лилли Гольдхаммер, а тот в свою очередь не очень понимал, как себя с ней вести.

В порыве чувств мне захотелось хоть на миг поменяться с Лилли местами и тоже расплакаться у всех на глазах. Но это выглядело бы ужасно нелепо. Согласно официальной версии я ненавидела Квинна фон Аренсбурга лет с шести, с тех самых пор, как он обозвал меня «глупым хомяком» и толкнул прямо в заросли крапивы.

Я выросла с осознанием того, что семьи фон Аренсбургов и Мартинов враждовали друг с другом с незапамятных времён, хотя в нашем доме такие слова, как «ненависть» и «вражда», произносить запрещалось. Фон Аренсбурги превращали для нашей семьи заповедь «Возлюби ближнего своего…» в настоящее испытание. Но только не для меня.

Лишь Юли знала о моём секрете – уже много лет я питала к Квинну чувства, которые выходили далеко за пределы любви к ближнему. Квинн ничего не замечал и щедро отпускал в мой адрес самые разные ругательства. «Нервная курица» – самые нежные слова, которые я услышала от него за все эти годы. Из действительно обидных прозвищ могу вспомнить «болтливую кочерыжку», «сухаря» и ещё парочку в том же духе. Квинн, наверное, даже не знал, с кем именно разговаривает, потому что он постоянно путал меня с Луизой и Марихен, моими двоюродными сёстрами, а ещё с Терезой, родной старшей сестрой. Но этот факт ничуть не утешал меня, скорее, наоборот, ужасно расстраивал. Ведь это было так несправедливо! Больше всего меня обижало, когда люди не различали нас с Луизой. Ведь желание толкнуть Луизу в кусты крапивы я вполне разделяю. Каждый день мне хотелось сделать то же самое.

К несчастью, мы с Луизой похожи как две капли воды. Нас путали все, не только Квинн. На самом деле мы все выглядели одинаково: Луиза, Марихен, Тереза и я. И брат-близнец Луизы Леопольд. Так получилось, потому что моя мама и мама Луизы, тётя Бернадетт, были сёстрами, а мой папа и папа Луизы – братьями. И все их дети, то есть мы, получились с золотыми кудряшками, с курносыми носами и с ямочками на щеках. Возможно, такая внешность кажется кому-то очень милой. Это и правда мило, но для ребёнка лет до восьми. Или для трубящего ангелочка с иконы.

Я фыркнула, вспомнив наш с Квинном разговор за барной стойкой.

Тогда он действительно меня разозлил, но хорошо всё-таки, что я не придумала обидное ругательство в ответ. Возможно, это были бы последние слова, которые он от меня бы услышал…

– Всё с ним будет в порядке, если это вообще был он. Не переживай ты так. – По дороге домой Юли ободряюще улыбнулась и взяла меня за руку. Она, конечно же, заметила, как я глотаю слёзы, которые ручьями текли по лицу. – Кроме того, ты не единственная, кого это зацепило. Я тоже волнуюсь. Даже странная двоюродная сестрица Лассе разревелась, а она ведь вообще не была знакома с Квинном.

– Мне кажется, она разревелась, потому что так и не смогла выковырять жвачку из волос, – сказала я. – Она спросила, нет ли у меня складного ножика и могу ли я подрезать ей чёлку.

Где-то вдалеке послышалась полицейская сирена, я остановилась.

– Наверняка всё не так уж страшно. – Юли потянула меня за собой. – Я вообще не могу себе представить раненого Квинна, а ты? Помнишь, ещё несколько дней назад он прыгнул сальто с крыши спортзала.

Конечно, как можно такое забыть! Квинн приземлился в двух метрах от меня, грациозно, как кошка. Со смехом выпрямился и отбросил чёрную прядь волос. Его голубые глаза смотрели, как всегда, сквозь меня на друзей, которые одобрительно гудели и аплодировали.

– Да, – ответила я. – К сожалению, я прекрасно могу себе это представить.

– И в основном грустное развитие событий, да? Потому что ты у нас пессимистка с богатой фантазией. – Юли вздохнула. – Но сейчас важно сохранять присутствие духа. Я уверена, что в понедельник Квинн заявится в школу как ни в чём не бывало. И будешь сохнуть по нему издалека сколько захочешь, а он продолжит тебя игнорировать.

– Если только не перепутает меня с Луизой. – Я попыталась улыбнуться. – Надо было мне сегодня надеть твою футболку.

На мой пятнадцатый день рождения Юли подарила мне две футболки. На одной была надпись: «Я НЕ Луиза», а на другой – «На свете есть два вида людей. Ненавижу оба». К сожалению, я могла носить их только в качестве ночнушек. Моя мама все полтора года настойчиво пыталась испортить эти футболки во время глажки, так она поступала с любой моей одеждой, которая её раздражала. От надписи на человеконенавистнической футболке осталось только «… два… не… жу… ба», зато на второй футболке надпись ка­ким-то чудом уцелела.

«Может, это знак свыше».

– Знаешь что? Если в понедельник Квинн действительно появится в школе, обещаю в следующее воскресенье надеть в церковь футболку с надписью: «Я НЕ Луиза», – торжественно пообещала я. – Без свитера.

Юли рассмеялась:

– Если ты на это решишься, твои родители побегут за экзорцистом, чтобы изгнать из тебя злого духа. Но я не стану тебя отговаривать. Это ведь моя давняя мечта!

На этих словах наши телефоны синхронно завибрировали, мы одновременно сунули руки в карманы курток.

– Вот чёрт, – пробормотала Юли.

Среди наших одноклассников поползли первые слухи: Квинн был либо мёртв, либо тяжело ранен, либо легко, либо вообще не попадал в аварию.

Всю оставшуюся дорогу мы растерянно следили за сообщениями, выскакивающими каждую секунду на экранах наших телефонов, пытаясь угадать, какое из них может оказаться правдой, а какое – выдумка чистой воды. Кто-то доказывал, что Квинн мёртв, подтверждая свои слова тем, что нашёл где-то в сети пост хозяина лавки с шаурмой, перед которой произошла авария. Пост якобы сопровождала размытая фотография с места событий и подпись: «Надеюсь, на небе для этого парня приготовят такую же вкусную шаурму, как делаем мы. Он так любил наши кебабы с картошкой». А кто-то другой, кто знал кого-то, который знал ещё кого-то из той самой машины скорой помощи, которая забрала Квинна, писал, что на проезжей части валялись куски мозга и оторванное ухо.

Но если Квинн действительно был мёртв, почему с места событий отъезжала машина скорой помощи с сиреной и мигалкой? Как утверждала Смилла Бертрам, её брат видел это собственными глазами. И как все эти свидетельства соотносятся с новостью о том, что в больнице Квинну нужно было промывать желудок?

При этом наша подружка Аврора только что видела Квинна живого и невредимого в кино.

«Только со спины, но это точно был он!» – писала Аврора.

К сожалению, даже мы с Юли не могли поверить в версию Авроры, потому что в октябре она, дескать, встретила в супермаркете самого Джастина Бибера, который покупал туалетную бумагу и льняные семечки. По моим предположениям, истина находилась где-то между «ранен» и «мёртв». По крайней мере, в слухах о том, что Квинн был пьян, имелась доля правды. Он залпом выпил свой джин-тоник, потом забрал второй, да ещё и мою «Кайпиринью». Трезвым он точно не был, поэтому скорость его реакции наверняка пострадала.

«Может, с ним ничего бы не случилось, если бы я отняла у него свой коктейль…»

– Встречайте, вот и оно, доброе старое чувство вины, – сказала Юли, когда я поделилась с ней своими соображениями. – Я-то думала, с тебя хватит ответственности за глобальное потепление.

– Я ведь пользуюсь продуктами с содержанием пальмового масла, – отозвалась я, не отрываясь от телефона.

Мы пришли к Юли только в половине одиннадцатого, но в доме уже все спали. Перед дверью стояли три пары резиновых сапог, которые младшие сводные братья Юли подготовили для подарков святого Николая. Кажется, Николай сегодня уже побывал в этом доме: сапоги были доверху наполнены маленькими коробочками в подарочной обёртке и мандаринами.

– Выставь и ты свой ботинок, – прошептала Юли, оставляя свой замшевый чёрный сапожок рядом с резиновыми сапогами братьев, – иначе она расстроится.

Она – это мачеха Юли, моя тётушка Беренике, самый милый человек на планете.

– В прошлом году я нашла в сапоге классную тушь для ресниц. И марципаны.

Я пододвинула свой ботинок к сапожку Юли.

Моя обувь тоже была чёрного цвета, но не такая шикарная, потому что мне всегда приходилось донашивать её за Терезой, а та ходила в магазин только в сопровождении нашей мамы.

Мы на цыпочках пробрались в комнату Юли и тихо закрыли за собой дверь.

Тётушка Беренике постелила для меня на диване, оставив нам кексы и смородиновый лимонад. Заботливое отношение тётушки Беренике – одна из причин, по которой я любила ночевать у Юли гораздо больше, чем дома. Кроме того, моя комната была не больше восьми квадратных метров, а у Юли даже имелась собственная ванная. И самое главное, по воскресеньям здесь мы могли спать сколько захотим, а мои родители настаивали на том, чтобы даже в те дни, когда не собирался церковный хор, мы приходили на службу вместе с ними к девяти утра.

Тётушка Беренике унаследовала наши фамильные черты: золотистые локоны, ямочки на щеках, вздёрнутый носик, полные губы, как у её сестёр – моей мамы и тёти Бернадетт, но во всём остальном она была их полной противоположностью.

Сёстры при любой возможности указывали ей на то, как «безалаберно» вела себя тётушка Беренике до брака. Когда наши прабабушки говорили о ней, то обычно употребляли выражения вроде «скандальная девчонка», «беспутная», «взбалмошная». В такие моменты тётушка Беренике откидывала свою золотистую шевелюру и громко смеялась. Она вообще много смеялась, поэтому, наверное, ямочки на её щеках всё ещё выглядели привлекательно, а не как у моей мамы и тёти Бернадетт – словно две осуждающие морщины справа и слева от уголков губ.

Биологическая мама Юли была родом из Танзании, она умерла от рака груди, когда Юли только научилась ходить. После смерти жены отец Юли вернулся в Германию и именно тогда познакомился с тётушкой Беренике. Так Юли стала моей двоюродной сестрой – счастье, за которое я не переставала благодарить судьбу. Без Юли я бы уже давно сошла с ума в своей семейке.

– Луиза и Леопольд создали группу под названием «Скорбим по Квинну». – Юли возмущённо фыркнула. – Только для своей параллели, конечно. Нас в неё не пригласили.

– «Скорбим по Квинну»? Это значит… – Я замолчала на полуслове.

– Нет, ничего это не значит, – отрезала Юли. – Кроме того, что Луиза и Леопольд полные дураки. И выскочки. Они пригласили в эту группу учителей!

– Может, они знают что-то, чего не знаем мы, – неуверенно возразила я.

«О боже, наверное, они разговаривали с родителями Квинна…»

«Квинн погиб?» – напечатала я дрожащими пальцами и отправила сообщение Луизе.

«Высока вероятность, что это так, – тут же написала в ответ она. – На месте аварии обнаружили слишком много остатков мозгов и ухо».

Я облегчённо вздохнула: Луиза находилась в таком же неведении, как и все мы, и полагалась только на слухи. А в эту историю с ухом я не верила ни секунды.

– Создать группу скорбящих по тому, кто не умер – это ведь полный идиотизм, – сказала я, нервно усмехнувшись.

– Да, с таким же успехом они могли организовать свадебные торжества для того, кто даже ни с кем не встречается, – отозвалась Юли.

Из моей груди вырвался сдавленный смешок, и я тут же испуганно прикрыла рот рукой.

«Что это со мной?»

– А что, если он действительно погиб?

Юли покачала головой:

– Они всё выдумали. Никто ничего толком не знает. Или ты веришь, например, что отец Лилли Гольдхаммер был за рулём автомобиля, который сбил Квинна, и что он специально хотел его убить? Съешь-ка лучше кекс! Квинн жив. – Она посмотрела на экран телефона. – Гляди, вот сейчас женщина, которая вела тот автомобиль, жертвует Квинну свою почку.

– Ты права! Никто ничего не знает. И нам не остаётся ничего, кроме как ждать. – Я отложила телефон в сторону. – Может, посмотрим какой-нибудь из тех скучнейших документальных фильмов о живой природе, которые ты так любишь? Они успокаивают нервную систему.

– Отлично, – воодушевилась Юли. – Я недавно начала смотреть новый цикл фильмов о животном мире в верховье Дуная. Тебе понравится, там абсолютно ничего не происходит. И мы с тобой переоденемся в мои фланелевые рождественские пижамы. Мама очень обрадуется, если мы спустимся в них к завтраку.

Мы уютно устроились на диване. Вкус у кексов был немного странный. Наверное, тётушка Беренике снова разрешила малышам положить в тесто всё, что им заблагорассудится. Главное, чтобы им нравилось. Но мы всё равно съели всё до последней крошки. В какой-то момент, когда в фильме птица под названием «большая поганка» в замедленной съёмке стряхивала с крыльев капли воды, я заснула.

Проснувшись, я обнаружила, что Юли спит, положив голову мне на плечо. Ноутбук был закрыт. Мне что-то снилось, и во сне казалось, что это ужасно важный сон и надо во что бы то ни стало его запомнить. Чем сильнее я старалась оставить его в памяти, тем быстрее он ускользал, и только в последний миг перед тем, как сон окончательно испарился из моей памяти, перед глазами всплыла картинка с кошкой фон Аренсбургов, которая хитро мне подмигнула. Картинка тут же исчезла, но осталось удивительное чувство уверенности, что всё будет хорошо.

Я осторожно переложила голову Юли на подушку, выпуталась из одеяла и потянулась за телефоном. Была половина третьего. Мне очень захотелось в туалет. Я начала чистить зубы и выглянула в окно.

«Если бы я была сейчас у себя, смогла бы увидеть дом Квинна».

Зимой, когда рано темнело, свет у фон Аренсбургов зажигали уже после обеда, и можно было рассмотреть их дом изнутри.

Там всё было пёстрым: мебель, картины, стены, подушки, цветы на обеденном столе, платья мамы Квинна, рубашки его папы и даже кошка, которая подмигивала мне во сне. Из моей комнаты отлично просматривались стены кухни, выкрашенные в мятно-зелёный цвет. На кухне они обычно вместе готовили, ели или собирали друзей и играли.

Они казались такими идеальными. По крайней мере, со стороны. Одним словом, самая гармоничная семья на свете.

Иногда по вечерам они втроём выходили на прогулку по нашему району, господин фон Аренсбург клал руку на плечо Квинна, а Квинн – на плечо маме. Азиатские черты лица Квинн, наверное, унаследовал от неё. Но было понятно с первого взгляда, что его коренастый рыжебородый папа не его биологический отец. Тем не менее господин фон Аренсбург всегда выглядел так, будто вот-вот лопнет от гордости за своего приёмного сына.

«Каково сейчас его родителям? Неужели они сейчас сидят в своих пёстрых одёжках в мрачном больничном коридоре и ждут, леденея от страха?»

Я надеялась, что до них не доходят фейковые новости, которые продолжали тем временем множиться в нашей группе. Смилла Бертрам высказала предположение, что Квинн нарочно бросился под машину, и под её сообщением разгорелась яростная дискуссия на эту тему. Хуже того, Гереон Майер распечатал для Квинна неоновое зелёное ухо на своём трёхмерном принтере.

Выплюнув в раковину зубную пасту, я снова поглядела на экран. На этот раз там появилась фотография Луизы. Моя двоюродная сестрица трагически улыбалась в камеру, на заднем плане можно было различить горящие свечи и цветы и…

«Погодите-ка! Это что, сад фон Аренсбургов?»

Я приблизила изображение железных ворот рядом с круглой Луизиной головой. Да, это действительно был забор фон Аренсбургов. На стене под ним стояло множество фонарей и свечей с кладбища, а ещё что-то вроде плаката с радугой, на котором было написано: «Мы тебя не забудем, Квинни».

«Надеюсь, Квинн благополучно перебрался через радугу, молюсь за его несчастных родителей. Спасибо всем, кто выражает здесь свои соболезнования и своё сочувствие», – гласила подпись под фотографией.

Из хештегов я прочла только #немогууснуть #друзья и #путигоспода и, распахнув дверь, пулей вылетела из ванной.

– У них совсем крыша поехала!

Юли вскочила с дивана. Кажется, я слишком громко крикнула.

– Что случилось? – сонно пробормотала она. – Зачем ты переодеваешься?

– Мне срочно надо домой. Луиза и Леопольд устроили что-то вроде траурного шествия под домом Квинна, а я не хочу, чтобы его родители… Просто зайди в инстаграм Луизы. – Я застегнула молнию на джинсах. – Представь, они, обессиленные, вернутся домой из больницы, а там такое! Срежиссировано их любимыми соседями. Где моя куртка?

– Бред какой-то, не может быть! – Юли присела и потянулась к телефону. – Где ты говоришь?.. А, вижу! – Её карие глаза широко распахнулись. – Хештег #траурноешествиепокавсеспят… В голове не укладывается.

Я уже бежала вниз по лестнице, на бегу натягивая сапоги. Буквально на следующем перекрёстке меня догнала Юли.

– Подожди! – окликнула она. – Я могу припугнуть Луизу приёмами самообороны из моего курса для уверенных в себе девочек.

В порыве чувств я чмокнула её в щёку:

– Спасибо! Ты лучшая! – крикнула я и снова помчалась вперёд. – Давай сюда, срежем путь. – Я указала на низкую калитку, ведущую к кладбищу.

– Ни за что на свете, – фыркнула Юли. – Только не через это жуткое кладбище. Среди ночи. Я даже пижаму переодеть не успела.

– Что ты как маленькая! – отозвалась я. – Зомби даже внимания не обратят, что там на тебе надето.

Дорожка, которая вела через кладбище, сокращала путь от дома Юли к моему примерно вдвое, и я ходила по ней в любое время дня и ночи. В отличие от Юли, меня на кладбище ничего не пугало. Это было одно из самых больших и старых кладбищ города с надгробными памятниками прошлых веков, широкими развесистыми деревьями, аллеями, многочисленными скульптурами, поросшими мхом, запущенными участками, о которых все забыли. Я это кладбище считала ещё и самым красивым в городе. Зимой главные ворота запирали в семь часов вечера, но боковые проходы оставались открытыми. К тому же у меня был ключ на случай, если коллеги случайно закроют какого-нибудь особо усердного сторожа или садовника. Среди прочих добровольных повинностей, которые взяла на себя наша семья, был уход за заброшенными могилами. Эту обязанность я просто обожала.

Даже в темноте я прекрасно ориентировалась на кладбище, и, прикрыв боковую калитку, я уверенно побежала вперёд.

Юли вцепилась в мою руку:

– Пожалуйста, не лети так, – прохрипела она.

Но я не хотела терять ни минуты, мне во что бы то ни стало надо было остановить Луизу прежде, чем перед родителями Квинна предстанет её траурное шествие.

– Зомби такие копуши, им никогда тебя не догнать, если будешь бежать быстро-быстро.

– Ха-ха-ха. – Юли ускорила шаг, не отпуская при этом мою руку. – Ох, этот мерцающий красный свет повсюду. Мне только что показалось, что там что-то шевелится.

Мне такие истории давно не внушали страх. Даже в это время суток на кладбище бурлила жизнь: ветер шелестел в ветвях, сычи, летучие мыши, хорьки, куницы и коты выходили на охоту. Мне уже несколько раз доводилось видеть здесь лиса. Наверное, его нора была где-то совсем рядом. Я мысленно окрестила его Густавом. Но своими громкими шагами и тяжёлой одышкой неумелых бегунов мы отпугнули всех живых существ и достигли ворот, которые выходили на улицу, так и не встретив Густава или какое-нибудь другое живое существо. Юли с облегчением выдохнула, как только за нашими спинами с лёгким скрипом закрылась калитка кладбища.

– Мрачняк, – поёжившись, проворчала Юли.

– О, как прекрасно, что вы здесь, – раздался совсем рядом с нами чей-то радостный голос.

Юли взвизгнула, словно её догнали жуткие зомби. Но голос принадлежал кое-кому похуже любого зомби. Это была Луиза.

Я надеялась, что за это время она закончила своё действо и отправилась спать, что мне придётся просто убрать с забора всю чепуху. Но Луиза выглядела вполне бодрой. В ответ на визги Юли она укоризненно прищёлкнула языком:

– У вас, случайно, нет с собой могильных свечей с крышками? Наши постоянно задувает ветер, а их нужно много, чтобы они выглядели как море огней, когда господин и госпожа фон Аренсбург вернутся домой.

– Если бы мы знали наверняка, когда они приедут… – добавил Леопольд. Он стоял у въезда в гараж фон Аренсбургов, скрестив на груди руки. На заборе рядом с ним лежал футляр с гобоем. – Мне кажется, будет очень атмосферно, если мы все дружно возьмёмся за руки и, когда они выйдут из машины, споём молитву, или «Time to Say Goodbye»1, или даже банальную…

– Никто здесь ничего петь не будет. Ясно вам? – тихо сказала я. На самом деле мне хотелось заорать на них, но я до сих пор задыхалась после быстрого бега. – Вы сейчас же уберёте всю эту бредятину, а затем уберётесь сами, пока никто не пострадал.

Леопольд и Луиза вытаращили на меня глаза.

– Пока никто не пострадал? – переспросила Луиза. – Ты что, угрожаешь нам?

– Вообще-то я имела в виду фон Аренсбургов, которых могут глубоко ранить ваши «старания». Но если тебе так хочется – да! Я вам угрожаю! – Мой голос постепенно креп. – Нельзя устраивать траур по тому, кто жив. Вы вообще подумали, что будет с родителями Квинна, который борется за жизнь в больнице, когда они увидят, что перед их домом уже зажгли траурные огни?

– Ты не можешь этого знать наверняка, – яростно возразила Луиза.

– Да, но и ты тоже! – крикнула я.

Секунд на пять воцарилась тишина, на лицах близнецов отчётливо отражалась напряжённая работа мысли. Я уже понадеялась, что они признают свою ошибку и добровольно свернут весь этот театр, но не тут-то было.

– Даже если он ещё не умер, немного сочувствия его семье не повредит, – сказал Леопольд, и все мои надежды растаяли как дым. Ни за что на свете Луиза и Леопольд не признают, что были неправы. Это не прописано в их внутренней программе. – Тема умирания и смерти стала табу в нашем обществе, – поучительно разглагольствовал Леопольд. – Песни, свечи и молитвы никого не могут ранить.

Я сжала кулаки. Спорить с этими двумя было, как всегда, бесполезно.

– Вот-вот. – Луиза сняла с забора плакат с радугой. – Это предложение я могу заменить. Может, просто напишу: «Мы все молимся за тебя, Квинни». Это подходит для любой ситуации.

– Квинни? Ты серьёзно? – Юли наконец пришла в себя после пробежки от невидимых зомби и поспешила мне на выручку. – Ты же терпеть его не могла! А для него ты самая невыносимая тупица, которая когда-либо рождалась на планете Земля.

«И не только для него».

Я решительно задула свечу.

– Квинн не хотел бы, чтобы ты за него молилась, – продолжала Юли, а Луиза и Леопольд возмущённо пыхтели в ответ. – И что вообще значит это твоё «все мы»? Я вижу только вас двоих.

После этих слов Юли я невольно вздрогнула. Ещё несколько лет назад я начала сомневаться в существовании Бога, настолько жестоким и несчастным казался мне наш мир, но сказать самой себе, что Бога нет, я не решалась.

– Сделай же что-нибудь! – воскликнула Луиза, глядя на Леопольда.

– Да, сделай же что-нибудь, Леопольд! – Я рывком сбросила с забора свечи. По асфальту струйкой начал растекаться воск. Леопольд испуганно прижал к себе футляр с гобоем. – Идите-ка спать, мы уберём ваш никчёмный хлам. Но если вам очень хочется, можем сначала подраться.

– С большим удовольствием, – подтвердила Юли. – Наконец-то представится возможность показать, чему я научилась на курсе самозащиты. Например, отработаю удар «кулак-молот» по шее.

Леопольд попятился:

– У вас… совсем крыша поехала. Мы стоим здесь уже несколько часов и продумали всё до мелочей!

– Да проявите хоть немного уважения и сочувствия, – добавила Луиза.

– Звучит неубедительно от человека, который распространяет нелепые слухи похуже жёлтой прессы. – Юли перешла дорогу и выкатила наш мусорный бак.

«Отличная идея. Так дело пойдёт быстрее».

– А это здесь откуда? – Я схватила маленький букет, который торчал в заборе, и поднесла его к глазам, чтобы получше рассмотреть. – Это, случайно, не тот самый букет, который мы недавно подарили на день рождения тёте Бернадетт?

– Он был почти как новый, – стала оправдываться Луиза. – К тому же здесь важна символика, а не сам предмет.

Вдруг до меня дошло, что все эти свечи и цветы – дело рук только Леопольда и Луизы, а их благодарность в инстаграм «всем, кто выражает своё соболезнование» нужно понимать как приглашение к действию, которому, к счастью, никто не последовал.

Я опустила букет в мусорный бак.

– Приближается какая-то машина, – сказала Юли, и моё сердце от страха совершило кульбит.

Я поспешно продолжила задувать свечи.

– Это подсвечник с нашей террасы, ты не посмеешь его выбросить! – Луиза вырвала из рук Юли стеклянный стакан. – Ой, да ты, кажется, в пижаме?

К счастью, машина завернула в переулок, не доехав до нас. Но я поняла, что надо спешить. Когда фон Аренсбурги вернутся сегодня домой, они ни в коем случае не должны застать возле своего дома сумасшедших соседских детей. Поэтому я поручила Юли сбросить оставшиеся свечи в мусорный бак, а сама принялась потихоньку оттеснять Луизу на другой конец улицы, к дому.

Вся наша большая семья с 1902 года проживала в большом доме на две семьи, в нём вырос ещё мой прадед. Леопольд, Луиза, дядя Томас, тётя Бернадетт и Марихен жили в половине дома, значащейся под номером четырнадцать, а мои родители, Тереза, я и студент, который приехал по обмену из Уругвая, занимали половину дома под номером шестнадцать.

Леопольд неуверенно преградил мне путь.

– Я, конечно же, не собираюсь прибегать к насильственным действиям в отношении тебя, – начал он, – но я решительно протестую.

Так решительно, что мне нужно было лишь подтолкнуть его к калитке нашего дома, а остальную часть пути до дверей он уже проделал самостоятельно.

– Теперь твоя очередь. – Я повернулась к Луизе.

«С ней, наверное, будет потяжелее».

– Только попробуй! – Она попыталась скрестить руки на груди, вцепившись при этом в стеклянный подсвечник. Затем страдальческим голосом добавила: – Ты вообще представляешь, сколько раз мне пришлось зажигать эти свечи? Их каждый раз задувало ветром!

– Может, это был вовсе не ветер, а божественное дыхание, – съязвила я.

– Постыдилась бы! – прошипела Луиза.

– Не связывайся с ней, сестрёнка! – прокричал Леопольд с противоположной стороны дороги. Он тем временем уже распахнул входную дверь. – Мы сделали всё, что в наших силах.

– Вот-вот, Луиза, у тебя ведь даже фотка в инстаграм есть в доказательство того, насколько ты сочувствующий человек. – Юли захлопнула крышку мусорного бака и откатила его обратно к нашему дому. – Наверняка Святой Отец собственной персоной поставил тебе лайк. Или как минимум его секретарь.

Луиза смерила нас презрительным взглядом:

– Вот интересно, как на это отреагируют завтра утром наши родители.

«Да, действительно интересно, но сейчас лучше об этом не думать».

Луиза ещё не закончила свою тираду:

– Меня волнует только одно: вы каждый раз вот так будете прогонять людей, которые придут сюда, чтобы зажечь свечи и выразить соболезнования? Как именно вы собираетесь их всех остановить? – Луиза окинула меня презрительным взглядом и проследовала на другую сторону улицы, туда, где её ждал Леопольд. – А если кто-то захочет почтить его память игрой на гобое? Вы будете дежурить здесь до утра в своих симпатичных пижамах?

Они действительно были настроены продолжать это безобразие, как только мы уйдём. Я снова разозлилась.

Юли встала рядом со мной:

– Даже не надейся, Луиза! Кроме вас до такого идиотизма никто не додумается.

– Вы оба будете сидеть дома до самого утра, – добавила я, произнося слова как можно отчётливее. От ярости мой голос звучал глубоко и угрожающе. Если бы он не принадлежал мне, услышав его, я бы испугалась. – Потому что, если вы только посмеете снова выйти на улицу, клянусь, я разломаю гобой Леопольда на две части и огрею этими обломками каждого из вас. Это вам понятно, трубящие ангелочки?

Последнее предложение Леопольд с Луизой уже не слышали, входная дверь за ними захлопнулась.

– Ничего себе! – Юли вытаращила глаза сначала на дверь, а потом на меня. – Ты кто такая, бесцеремонная грубиянка, и куда ты дела мою нежную, робкую Матильду?

– Не волнуйся, она вернётся, как только её папа начнёт отчитывать нас за ужасное поведение.

Я повернулась к дому фон Аренсбургов, чувствуя, что миссия выполнена. На заборе сидела кошка и спокойно вылизывала рыжую шёрстку. За исключением нескольких потёков воска, от идиотской затеи Луизы и Леопольда не осталось и следа. Вот теперь родители Квинна могут спокойно возвращаться домой.

– А этот бессовестный Квинн должен выжить во что бы то ни стало, – громко добавила я.

» 3 «

Квинн

Аппараты, к которым меня подключили, гудели, трещали и пищали днём и ночью без перерыва. Из коридора долетали звуки других приборов из соседних палат, врачи и медсёстры суетились, разговаривали друг с другом, беспрестанно звонил телефон. Если мне иногда удавалось заснуть, тут же вокруг моей руки сжималась манжета тонометра – каждые полчаса мне измеряли давление. Монитор с показателями я не видел, а лишь слышал постоянный писк и гул, мечтая встать с кровати и вышвырнуть ненавистный тонометр из окна. Но даже такое простое действие сейчас находилось за гранью моих возможностей, поэтому мне оставалось только фантазировать на эту тему.

– Ты не спишь? Это отлично. Так ненавижу слепить пациентов во сне.

Дежурившая сегодня медсестра мне очень нравилась. Она была молодой, симпатичной и всегда разговаривала со мной так, будто я был её младшим братом.

Её звали Майя. На руке у неё пряталась пёстрая татуировка, которая приводила меня в восторг, – это была ящерица, похожая на дракона, которая обвивала руку от запястья до самого локтя.

– Ясное дело, не сплю. Не представляю, как можно уснуть в таком шуме.

Я до сих пор не мог привыкнуть к своему новому голосу, казалось, будто он принадлежит кому-то другому. Я говорил тихо, задыхаясь, но по сравнению с последними днями гораздо более уверенно, и мне больше не приходилось отчаянно набирать воздух в лёгкие после каждого слова.

– Хватит ныть! Это тебе не санаторий, а реанимация. Кстати, аппарат искусственного дыхания, от которого тебя отключили совсем недавно, гудел гораздо громче. – Майя направила мне в глаза луч фонарика. – Отличный зрачковый рефлекс, – радостно прокомментировала она и вставила мне в ухо термометр.

Я промолчал, решил не напоминать ей, что тогда пиканье приборов мне вовсе не мешало, потому что я находился в коме.

...