Оглавление

Альтернативная реальность

Пролог

К этому времени они миновали бывший штат Висконсин и углубились на Территорию Мин-Айоу. Привыкли к виду мертвых городов и лишь старались проезжать их быстрее.

Остались позади пустынные берега Миссисипи, остались позади сверкающие огнями Города-Близнецы. О тех, кто еще оставался позади, Варламов старался не думать. В любой момент из поземки могли вынырнуть белые призраки. Он почти не спал эту ночь, и от шума шин стали слипаться глаза. Решив не рисковать, остановил машину на обочине. Глянул на спящую рядом Джанет, уронил голову на руль.

И увидел сон…

Этот город остался на другом краю мира, и Варламов не бывал там, но сразу узнал: справа угрюмо краснеют стены Кремля, а слева в сумраке блестит купол храма Христа Спасителя. Набережная пуста, гранитные ступени ведут к реке. В темной воде змеится красный огонь — над городом восходит солнце.

Варламова пронизала дрожь.

Воздух замерцал, и возник человек в темной одежде, с ножнами на золотом поясе. Следом явилась женщина в зеленом одеянии, с красной розой в обнаженной руке. Варламов содрогнулся, так прекрасно и холодно было ее лицо. Третьим материализовался некто в синем плаще, со смуглым, будто обожженным лицом. Стало жутко: глаза были не человеческие, а змеиные ­– с вертикальным черным зрачком.

Но это же сон! И надеясь, что сейчас проснется, Варламов заговорил:

— Кто вы? Есть ли кто живой в городе?

Он не ждал ответа, но получил его.

— Город пуст, — голос женщины был как свист пурги. — От гибели его сохранила воля Владык.

— Кто вы? — голос Варламова дрожал.

Ответил третий, в синем плаще, и слова секли как бич:

— Нам велено прийти в последние годы этого мира. Кто ты, что явился на поле брани?

— Какой брани? — Варламова пронизывал ледяной озноб.

— Если мы вступим в бой, этот мир рассыплется в субатомную пыль, — зловеще улыбнулся тот, кто с мечом. — Поэтому будет, как написано, и не так. Двенадцать людей вступит в сражение с одной стороны, и столько же с другой. Сторону ты выбрал сам.

Голос Варламова сорвался:

— Но я не хочу! Я хочу быть с Джанет…

— Тогда ты умрешь, — словно плюнул темноликий. — Белые призраки следуют по пятам. Но если не настигнут, мы снова встретимся здесь, на берегу мертвой реки…

Варламов проснулся, голова болела. Тупо посмотрел на падающий снег, вот и еще один непонятный сон. Потянулся к кнопке зажигания, глянул на Джанет — та продолжала безмятежно спать — и тронул машину. Вскоре и Джанет зашевелилась, спустила ноги с сиденья и сладко зевнула.

— Слава богу, это большая машина, — молвила она, глядя на мелькающие деревья. — Иначе мы сошли бы с ума от тесноты.

Она достала термос и налила чашку. Салон наполнился чудесным ароматом настоящего кофе, и когда успела о нем позаботиться?

— Пей, милый. Это сколько же я проспала?

Не сбавляя скорости, Варламов взял одной рукой чашку и стал прихлебывать. Он не отрывал глаз от дороги. Это была хорошая дорога: ни разрушенных мостов, ни поваленных поперек деревьев. Но и встречных машин почему-то не было.

После кофе перестала болеть голова. Варламов отдал чашку:

— Спасибо.

Джанет налила кофе и себе, потом убрала термос.

— За кофе спасибо дяде!

Некоторое время она смотрела на белый пейзаж, а потом повернулась к Варламову. Лицо утратило мертвенную бледность, что напугала его в ночь бегства. За два дня пути оно посвежело. Рыжеватые волосы обрели прежний блеск, кудри рассыпались по спинке сиденья. Зрачки зеленоватых глаз расширились.

— Юджин, расскажи еще раз, как ты нашел меня. Как оказался здесь.

Варламов смутился: не мог привыкнуть, с какой любовью смотрит на него Джанет.

— А знаешь, — сказал он неловко. — Ведь мы едем в сторону России. Почти тем же путем, что я прилетел когда-то. С каждым часом всё ближе мой город.

Джанет встряхнула кудрями и рассмеялась:

— Ну да! Только все дороги кончатся гораздо раньше. Ты же мне рассказывал. Дальше идут тундры Лабрадора и ледяные моря, за ними снега Гренландии. Потом Атлантический океан, и только затем Европа. А там еще надо пересечь Тёмную зону. До твоего города не добраться, Юджин, разве что на самолете. Странное у него название. Повтори его еще раз.

— Кандала, — с улыбкой выговорил Варламов название родного города. И продолжал по-английски: — Это совсем не плохой город, Джанет, хотя и бедный. В тот день я и не думал, что оставлю его…

1. Беглец

Варламов подогнал уазик к дому и вышел размяться. Сразу пришлось поднять воротник куртки, с заснеженных сопок дул ледяной ветер. Вскоре на крыльце появился отец в рыбацкой куртке и резиновых сапогах, а за ним еще двое — гости из столицы Автономии. Гости отчаянно зевали.

— Пошевеливайся! — бросил отец, и стал вытаскивать рюкзаки, набитые рыбацким снаряжением и бутылками. Варламов уложил рюкзаки в машину и сел за руль. Гости влезли назад, дыша водочным перегаром, а отец грузно сел рядом. Марьяна в нарядной кофте появилась на крыльце, зыркнула на Варламова и заулыбалась гостям.

— Счастливой дороженьки, дорогие, — нараспев сказала она. — Ни пуха вам, ни пера!

— К черту, — сипло отозвался отец. И кивнул Варламову: — Трогай!

Гости захрапели, пока Варламов еще вел уазик по улицам города. Миновали порт, где несмотря на ранний час кипела работа: лязгало железо, поворачивались стрелы подъемных кранов. За портом дорога пересекла бурную реку и стала подниматься в гору. На душе полегчало: сосны и голубой простор моря развеяли тоску, которую наводил набитый женщинами и детьми дом градоначальника. После смерти матери Варламов ютился там на птичьих правах, как-то попросил отца выделить ему комнату из запасного фонда, но тот отказался.

«Держит при себе как мальчика на побегушках?» — с досадой думал он.

С натужным гудением машина поднялась на перевал. Варламов глянул вправо, на поросший березняком склон сопки, и улыбнулся: сюда ездил с Ирмой за грибами. Напросились две девчонки из колледжа, и против ожидания отец разрешил взять уазик. Одна в последний момент отказалась, и поехали вдвоем. Набрав подосиновиков (они краснели чуть не под каждой березкой), прилегли отдохнуть в прогретой солнцем лощине. Ирма была симпатичной, даже целовались как-то на вечеринке, так что придвинулся к ней по мягкому ягелю и приобнял. Ирма отодвигаться не стала, против поцелуев тоже не возражала. Окрыленный, Варламов забрался под свитер и потискал маленькие груди — Ирма задышала чаще, однако на большее не согласилась.

Все равно было приятно: податливое женское тело, губы Ирмы, ласковый шепот березок над головой. Лежали долго, и у Варламова от напряжения заболело в паху, но до секса тогда не дошло. Лишь позже, в городе, хотя это случалось редко: слишком много любопытных глаз и негде уединиться. Ирма каждый раз спрашивала: когда они поженятся, и не выделит ли им отец Варламова отдельную квартиру? Особой пылкости не выказывала, допускала в себя только с презервативом, и секс скорее терпела. Но не отказывалась, и наверное в самом деле на ней женится, только колледж закончит…

Дорога пошла вниз. Вдали белели сопки, ровно гудел недавно починенный мотор, и настроение улучшилось — и от воспоминания об Ирме, и от предвкушения отдыха: впереди ждала река и бьющаяся на леске рыба.

Через полчаса он помрачнел и сбавил скорость: из мелколесья желтой змеей выскользнула насыпь железной дороги. Поговаривали, что по ней можно дойти до странного места — заброшенного рудника, куда в прошлую войну был нанесен ядерный удар. Хотя те немногие, кто видел рудник, клялись, что постройки остались целы и невредимы. Почему бомбили не военный аэродром неподалеку, а никому не нужный рудник?

Под «кирпичом» у поворота к базе Варламов затормозил. Дорога шла дальше, но была заброшена — вилась между холмов и пропадала у синего моря. Невеселой была эта синева, солнце не бросало туда ни единой искры. Когда-то там был город и база подводных лодок, а теперь раскинулась Тёмная зона — царство вечного сумрака, где среди уродливых деревьев скользили хищные твари.

Холод струйкой протек по спине. Варламов повернул направо.

Их ждали. Солдатик в будке нажал кнопку, свежевыкрашенные зеленые ворота отъехали, и уазик покатил к неказистому дому. Основные сооружения были скрыты под землей. Возле дома крутил лопастями вертолет. Варламов остановил машину и растолкал отца. Тот недовольно замычал, но проснулся и стал будить гостей.

Из домика появились двое. Невысокий генерал шагал размашисто, ординарец еле тащил за ним два необъятных рюкзака. Начались объятия и хлопанье по спинам, а затем компания направилась в дом — перекусить, чем Бог послал, как радушно объявил генерал. Варламов стал перетаскивать рюкзаки в вертолет. Потом отогнал машину, положил руки на руль и уткнулся в них лицом. Как надоела эта жизнь на побегушках! Захотелось подальше от людей. Он стал представлять реку, куда сейчас полетят: серебристую водную гладь, бьющуюся на леске форель.

И незаметно задремал, слишком рано пришлось вставать…

Перед ним по-прежнему лениво текла река, только вода была темнее, чем представлял — совсем черная. На другом берегу стояла женщина. Лес позади нее затягивала дымка, и платье выделялось яркой белизной. Но еще ярче сияли пламенно-рыжие волосы женщины.

Мама!..

Она вгляделась и с улыбкой помахала рукой. Жест был нетороплив и спокоен, словно говорил: «До свидания!»

Варламов проснулся, сердце сильно билось. Он давно не видел во сне мать. Первое время она часто приходила по ночам, когда сквозь сон и шорох дождя чудились крадущиеся шаги тварей из Тёмной зоны. Она клала прохладную руку на лоб, и они отправлялись гулять по тропинкам странного, но очень красивого сада. Наверное, ей не хотелось оставлять сына одного в чужой для себя стране. А потом перестала приходить, словно однажды зашла в заколдованный сад слишком далеко и не смогла вернуться. И вот появилась снова…

От домика уже возвращалась веселая компания: на гостях из столицы Автономии повисли две девицы в камуфляже, с ярко накрашенными губами. Отец подошел к машине.

— Прости, Евгений, — виновато сказал он, и Варламов вздрогнул от удивления: отец не любил извиняться. — Места в вертолете для тебя не осталось. Этих баб, — он добавил нецензурное слово, — генерал берет, чтобы гостей ублажать. Одной водки и рыбалки для них маловато. Останься пока тут, дежурный о тебе позаботится.

Отец неловко ткнулся щетинистым подбородком в щеку Варламова и зашагал к вертолету. Варламов остался сидеть с открытым ртом, таких нежностей у них в семье давно не водилось. Но вскоре опомнился, поспешил к вертолету и забрал свой рюкзак.

Раскрутились винты, вертолет оторвался от земли и со звенящим гулом ушел в небо. Уменьшаясь, он направился на северо-восток; там сохранились леса и чистые реки, остались и заброшенные поселки, так что рыбалка предполагалась с комфортом. Варламову ничего не оставалось, как подогнать уазик к дому. Взяв рюкзак, поднялся на крыльцо. Когда отворил дверь, то закашлялся от сигаретного дыма.

— Будь здоров, не кашляй! — приветствовал его сидящий за столом человек. Он был в расстегнутой камуфляжной куртке, лысый, щеки блестели от пота. — Ничего, что накурено, зато комаров меньше будет. Выпей, — он кивнул на канистру, — это твой отец оставил. Заодно давай познакомимся. Михаил Сирин, механик.

Он протянул жестковатую ладонь.

— Евгений, — буркнул Варламов.

Он выбрал стакан без следов губной помады и налил половину, настолько выбил из колеи странный сон и непривычное поведение отца. Водка была неважной, местного производства, и в голову сразу ударило.

— Давно здесь служите? — спросил он.

— С самой войны, — охотно отозвался Сирин. Он налил себе и кивнул на тарелку с розовой семгой: — Закусывай. Мне она уж обрыдла. Живем тут на рыбе да на консервах, неизвестно зачем живем.

— Уехали бы в какую-нибудь южную автономию, — промямлил Варламов, вгрызаясь в сочную мякоть. — У вас выслуги, должно быть, хватит.

Сирин махом проглотил водку и со стуком поставил стакан, глаза подозрительно заблестели.

— Куда уехать? — зло спросил он. — На тот свет, что ли? Там меня жена и дочка дожидаются. — По щекам и вправду потекли слезы.

Варламов оторопело откусил еще семги. Но Сирин взял себя в руки, хлебнул водки, а потом стал вытирать глаза скомканным платком.

— Ладно, — вздохнул он. — Что было, того не вернуть. А ехать мне некуда, парень. В Москву сейчас только сумасшедший сунется. Тут хотя бы на казенных харчах. Ладно, пойдем. Устрою я тебя.

Он завинтил канистру и повел Варламова по лесенке вниз. Спускаться пришлось долго, наконец оказались в тускло освещенном коридоре. Было душно, по сторонам через равные интервалы располагались двери.

— Командный пункт, — сообщил Сирин. — Сейчас законсервирован. Вот моя конура, можешь располагаться на второй койке. А хочешь, записи погляди.

Он толкнул другую дверь — открылся обширный зал, уставленный аппаратурой.

— Большая часть этого железа не работает, — хмуро сказал Сирин. — Главный радар отключен за ненадобностью, с севера вряд ли кто явится, а через спутниковую «тарелку» записываем канадские и американские телепрограммы. Ну и что-нибудь из Интернета, если получится. Отправляем на анализ в Генштаб Московской автономии, хотя по-моему, хренотень одна. Английский хоть немного знаешь?

— Свободно владею, — брякнул Варламов, не подумав.

— Да ну? — присвистнул Сирин. — Откуда? Это в мое время в школах учили.

Варламова передернуло, до того надоело объясняться.

— У меня мать американка, — неохотно сказал он, оглядывая сумрачный зал. — Приехала еще до войны. После этой заварухи, конечно, пришлось остаться. Ее чуть не посадили как шпионку, но отец в жены взял. Она и выучила меня языку. Часто свою Каролину вспоминала, книжки на английском мне читала.

— Ну и ну, — ухмыльнулся Сирин. — Выходит, ты наполовину американец! То-то рожа не русская, больно вытянутая. Но все равно, красавчик. Девки, небось, так и бегают.

Варламов стиснул кулаки. Только утром, бреясь тупой китайской бритвой, он скептически разглядывал себя в зеркале. Грязно-светлые волосы (давно пора стричь), выступающие скулы. Лишь глаза можно было счесть красивыми — мать называла их голубыми, хотя цвет скорее походил на серый. Вдобавок слова Сирина напомнили детскую дразнилку, ею донимали в школе, пока свежи были воспоминания о войне: «Один американец засунул в жопу палец и вытащил оттуда говна четыре пуда».

— Замолчи, — сказал он, не заметив, как перешел на ты. — А то и врезать могу!

Сирин погрустнел.

— Ладно, извини, — пробормотал он. — Пойду, прилягу. Если захочешь что-то посмотреть, аппаратура вон там.

Он повернулся и вышел из зала.

Варламов шумно выдохнул, достали в детстве кличкой «американец». Из скольких носов пришлось кровь пустить, пока начали остерегаться. В гробу он эту Америку видел. Хотя примерно там она и оказалась.

Чувствуя, как горят щеки, он сел за компьютер и взял первый попавшийся диск. Китайских флешек военные, должно быть, остерегались. На оборотной стороне диска стояла дата, наверное когда записывали. Варламов толкнул его в дисковод, экран осветился.

Сначала шла реклама — на английском, но в основном китайских товаров, а потом начался боевик. Действие происходило где-то в Америке: парень и девушка становились свидетелями бандитской разборки, их обвиняли в убийстве, и приходилось бежать от полиции в Лимб, а потом и в саму Тёмную зону. Выглядела она кошмарнее здешних: парню то и дело приходилось спасать девушку от гигантских пауков или жутких мутантов. Порою для разнообразия девушка спасала его. Под конец они выбирались к цивилизации, эффектно расправлялись с бандитами и заканчивали действо затяжным поцелуем.

Варламов зевнул и стал смотреть запись дальше. Пошла информационная программа: интервью с конгрессменом от некоего Ил-Оу о проблемах здравоохранения, пара криминальных происшествий, опять реклама китайских товаров… Варламов смотрел вполглаза, в основном слушая голос диктора. Вяло подумал: доведется ли встретиться с американцами и поговорить с ними по-английски? Шансов на это казалось мало. Он протянул руку, чтобы выключить компьютер.

Сзади раздалось лязганье открываемой двери, и вошел Сирин — лицо опухло, одежда помята.

— Сидишь? — спросил он, с отвращением оглядывая зал. — Пойдем, прогуляемся на свежем воздухе.

Варламов потянулся и встал. Продолжать ссору с Сирином не хотелось, ругани хватало дома.

— Пойдем. Покажешь, что у вас тут?

— Кой-чего есть, — хмуро сказал Сирин. — Пошли через ангар.

Они вышли в коридор, и перед очередной дверью Варламов впервые увидел в подземелье других людей: два бледных юнца в камуфляже играли в домино за металлическим столом.

— Это кто с тобой? — недовольно глянул один на Варламова.

— Сын здешнего градоначальника. Генерал разрешил.

— Улетел старый козел? — вступил в разговор другой. — Небось, всю неделю водку жрать будет. Не жмись, давай и нашу долю.

Сирин достал из кармана фляжку, двое оживились и перестали обращать на них внимание.

За дверью было темно, сквозняк подсказал, что вошли в обширное помещение. Сирин, чертыхаясь, шарил по стене. Наконец вспыхнул свет, и Варламов вздрогнул: вереница тусклых ламп озарила огромный зал. На полу из бетонных плит, сгорбившись, сидели огромные черные птицы со стеклянными глазами поверх хищных клювов…

Да это не птицы, а самолеты. Военные самолеты!

— Вот они, птички наши, — ласково сказал Сирин. — Им уже лет за двадцать, но выглядят как новенькие.

— А с кем воевать собираетесь? — поинтересовался пришедший в себя Варламов. — Китайцы далеко, к тому же они Тёмных зон боятся, как черт ладана, вдруг на их драгоценные гены подействуют.

Сирин любовно и в то же время с тоской оглядывал самолеты. Похоже, они остались единственным, что ему было дорого в жизни.

— Это «СУ-34М», — сказал он, будто не слыша Варламова. — С увеличенной дальностью, чтобы вести бои над Европой.

— Они с ядерным оружием? — шепотом спросил Варламов.

— Нет, — Сирин нахмурился. — Что было, истратили на натовские базы в Норвегии и Шотландии. Остались только ракеты «воздух-воздух» и «воздух-земля». В Московской автономии всё боятся, что американская подлодка заберется в Белое море и шарахнет по ним крылатыми ракетами. Хотя по-моему, американцам на нас давно наплевать.

Странная мысль пришла в голову Варламова, слегка уколов при этом мозг — то ли навеянная недавним фильмом, то ли откуда-то со стороны.

— А до Америки такой самолет долетит?

— Гм, — Сирин был озадачен. — Вообще-то это фронтовой бомбардировщик, полетная дальность четыре тысячи километров. Но если вместо боезапаса навесить дополнительные баки?.. Надо прикинуть.

Он с интересом поглядел на Варламова: — Хочешь слетать?

Варламов смутился: — Да нет, просто подумал. Тоскливо тут.

— Тебе-то что тосковать? — Они шли через ангар. — Отец начальником пристроит, бабу хорошую найдешь.

Варламов промолчал: от того и тошно, что за него уже все решено. Сирин оглянулся на понурых металлических птиц и закрыл дверь. Потоптался в тамбуре, открыл другую. Пахнуло свежим воздухом, и они оказались на улице, последняя дверь была вделана прямо в скалу.

— Ну вот, — блаженно сказал Сирин, усаживаясь на бревно. — Замаскированы мы неплохо, подземный ангар еще с советских времен. Да толку что? Воевать не с кем, это ты правильно заметил. НАТО больше нет, а вместо границы Тёмная зона, через нее вряд ли кто полезет. Просто по договору с Московской автономией держим военную часть. Зимой по норам сидим, а летом промышляем. Рыбу ловим, зверя иной раз завалим. Консервы на свежий хлеб вымениваем, да бабам даем. За то, что они нам дают, ха-ха… У нас ведь меньше сотни человек. А командует генерал! То-то расстарался для ревизоров, чтоб оставили все, как есть.

Сирин вытащил сигареты и закурил.

— А почему народу не видно? — полюбопытствовал Варламов, тоже садясь на бревно. Окурков было набросано пропасть, видно любимое место для перекуров.

— Так на семге все, — пояснил Сирин, щурясь на солнце. — Чего ради сейчас с проверкой приехали? Семга идет. У нас своя речка, сети поставлены. Генерал с ревизорами будут спиннинги закидывать, когда от водки очухаются, а наши ловят по-простому: сеть вытягивают, семгу пластают и солят. На весь год запасаем. У нас, Евгений, осколок прежней Россиянии, то есть полный бардак.

Варламов пожал плечами и залюбовался пейзажем. Безмятежно синее озеро, лесистые холмы, а выше белые облака.

— Красиво тут, — вздохнул Сирин. — Привык к этим местам. А где моя жена и дочка лежат, так и не знаю.

— А может, они живы, — осторожно сказал Варламов. — Города, попавшие в Тёмные зоны, говорят, успели эвакуировать.

— Где там! — отмахнулся Сирин. — Знаешь, как Москва сейчас выглядит? Дроны снимали: все цело, брошенные машины вообще, как новые. Только сумрак — всю центральную часть тогда накрыло «чёрным светом» со спутника. Большую часть жителей, конечно, эвакуировали. Но от моих ни слуху, ни духу. Остались бы живы, давно отыскал через единую базу данных.

— А вообще, как это было? — Варламов попытался отвлечь собеседника от грустных воспоминаний. — С чего все началось?

— А хрен его знает! — пожал плечами Сирин. — На политинформациях говорили, что с провокации американских спецслужб. У нас ведь во всем винят Америку. Так или иначе, на наших спутниках сработали установки «чёрного света» — по слухам, их создавали как радиоэлектронное оружие. В зонах поражения стало темнеть, а люди и компьютеры словно сошли с ума. Американцы сочли это нападением и запустили ракеты по нашим командным пунктам. Мы ответили ядерными ракетами, но компьютерные системы пошли в разнос из-за «чёрного света», так что настоящей ядерной войны не получилось, только в Европе народу пожгли — ужас. Спутники с «чёрным светом» то ли сбили, то ли сами перестали работать, и что это такое…

Сирин поперхнулся и недовольно добавил: — В школе, что ли, не проходили?

Варламов неопределенно повел плечами, всего не запомнишь. Сирин раздраженно бросил окурок:

— Ладно, пошли отсюда. Холодеет.

И в самом деле, поднялся ветер. Деревья зашумели, облака вытянулись, и словно призрачные пальцы зашарили по небосводу. Пахнуло осенью, и еще чем-то, неопределенным и зловещим.

В подземном зале Сирин сел за компьютер и между делом кинул Варламову пачку фотографий.

— Посмотри, это ребята над Европой снимали, когда еще летали в разведку.

Варламов взял неохотно, но жутковатая красота снимков приковала взгляд… Когда-то это был город. Остатки оплавленных зданий походили на сталагмиты желтого и оранжевого цвета. Размытые ударными волнами улицы тонули в буро-зеленых джунглях. Из-под растений выглядывали погнутые фонарные столбы и кузова автомобилей. Виднелись даже цветы — огромные гроздья желтых и красных бутонов, словно кинутые кем-то в насмешку к надгробиям европейской цивилизации.

— Да уж, — неопределенно сказал Варламов, откладывая фотографии. — Она вся такая?

— Да нет, значительная часть обитаема. А в этих местах китайцы хотят развлекательный парк открыть, радиации почти не осталось.

Он умолк, а Варламов порылся в дисках и отыскал другой американский фильм — любовную драму, пронизанную ностальгией по благополучному прошлому. На эротических сценах он воровато оглядывался на Сирина, православная цензура такого не пропускала.

— Слушай, получается! — оторвался от компьютера Сирин. — Я рассчитал по электронным картам. Если лететь на сверхзвуке, то горючего в подвесных баках хватит до Гренландии. Когда их сбросим, скорость увеличится и запаса в самолете хватит до Великих Озер, это шесть тысяч километров отсюда. Еще останется немного, чтобы отыскать место для посадки.

— Ты о чем? — удивился Варламов.

— А ты спрашивал, долетит ли «СУ» до Америки? Долетит! Хорошая машина. Надо будет расчеты пилотам показать. Ладно, пойду вздремну. Захочешь есть, консервы вон там.

Варламов досмотрел фильм, поковырялся в консервной банке и походил по залу. Порой нажимал кнопки, но экраны большей частью оставались темны — лишь немногие пробуждались к жизни, да и те только мерцали, словно по всей Земле шел бесконечный снег.

Варламов снова сел и включил тюнер. Местное радио транслировало классическую музыку. Потом диктор зачитал новости, в основном про подготовку к зиме, а под конец скороговоркой сообщил о происшествии: в Петрозаводске сгорела физическая лаборатория университета. Никто не погиб — в развалинах не нашли останков, но несколько сотрудников исчезло неизвестно куда. Ни администрация университета, ни домашние не знали, что с ними случилось. Варламов зевнул и протянул руку к выключателю. Она остановилась на полпути, сбоку стоял Сирин с побелевшим лицом.

— Ты чего? — ошалело спросил Варламов. Но Сирин постоял, а потом ушел, шаркая ногами.

Варламов пожал плечами и тоже решил поспать. Переоделся в тренировочный костюм с капюшоном и устроился на диване. Стало уютно — как в детстве, когда мама поправляла одеяло и тихонько напевала что-нибудь по-английски. Скоро уснул.

Проснулся от гула, диван задрожал. Варламов откинул капюшон и услышал частый отрывистый стук. Стреляют! Учения, что ли?..

Стало жутко, и он сел. Только спустил ноги на пол, качнуло сильнее — грохот раздался совсем близко, а с потолка посыпалась побелка. Варламов кое-как надел ботинки и кинулся к двери. Едва выглянул в тускло освещенный коридор, раздался мерзкий визг, и рядом из стены брызнуло крошево. Варламов рванул дверь на себя, ручка выскользнула из вспотевшей ладони. С трудом удержался на ногах, захлопнул дверь и закрыл на засов.

И в самом деле стреляют! То ли целились в него, то ли случайная пуля. Может, охрана перепилась и развлекается стрельбой куда попало? Начальства ведь нет. Тогда надо отсидеться за стальной дверью… Но сердце ныло, вспомнился недавний грохот. Похоже, взрывали именно двери.

Неужели война? Но с кем?.. Варламов растерянно сел на диван. И подскочил, адский вопль пронзил уши. Тоска и механическая злоба слились в нем — не сразу понял, что слышит сирену. Вскоре вой прекратился, а коридор загудел от бегущих ног. Кто-то упал возле двери, вскочил и с приглушенной руганью устремился дальше. Снова остервенело застучали автоматы (приходилось стрелять на уроках по боевой подготовке). Эхо отдавалось в коридоре и казалось, что стреляют со всех сторон.

Внезапно все смолкло. Варламов продолжал сидеть, не зная, что делать. Не привык к таким переделкам, жизнь в Кандале была однообразной. Тишина становилась более жуткой, чем грохот недавней стрельбы. Варламов не выдержал, на цыпочках приблизился к двери и приложил ухо к металлу.

И в животе словно образовался ледяной ком, снова предательски ослабли колени. Кто-то скребся снаружи! Словно крыса шуршала в подземелье — или кто-то прилаживал взрывчатку к двери!..

Варламов забегал в поисках укрытия, но не нашел ничего подходящего и бросился плашмя за диван, авось укроет от осколков. Чихнул от поднявшейся пыли и затаился. Сердце сильно стучало.

Время шло, ничего не происходило. Потом за дверью негромко позвали:

— Евгений, открой.

Варламов узнал голос Сирина. Еще полежал, отряхнулся и пошел к двери. Чувствовал себя дураком, а вдруг это розыгрыш? Помедлив, открыл дверь.

Сирин не торопился входить. Вид был сумрачный, лысина блестела в пыльном свете. В одной руке держал пистолет, а в другой авоську. Смотрел куда-то в сторону. Варламов тоже глянул туда. На полу вытянулся человек в камуфляже. Лица не было видно, а вглубь коридора тянулась кровавая полоса.

Варламов судорожно вздохнул и с трудом задвигал языком.

— Это наш?.. Я слышал, что кто-то скребется снаружи. Побоялся открыть. Надо помочь, а то истечет кровью.

Он сделал движение к телу, но Сирин толкнул грудью так, что пришлось шагнуть обратно. Сирин переступил порог и, аккуратно поставив авоську, закрыл дверь на засов. Повернулся, с белыми от бешенства глазами.

— Ты с ними? — прошипел он, тыча в живот Варламова чем-то твердым. Пистолет!

— С кем? — Голос противно задрожал. — Я ничего не понимаю, Михаил. Раздался грохот, я проснулся…

Сирин глядел на него остервенело, потом опустил пистолет и сплюнул.

— Добрались-таки до нас, — сказал он с непонятной интонацией. — Ладно, будем считать, ты тут ни при чем. Хорошо, что ребята успели заблокировать наружные двери. Но это ненадолго.

— А кто эти нападавшие? — прошептал Варламов.

— Они не представились, — усмехнулся Сирин. — Одеты в камуфляж, без знаков различия. Двое валяются дальше по коридору.

— А наши? — Голос Варламова прозвучал хрипло.

— Наверху охрану видно убрали, да и здесь обоим кранты, — равнодушно сказал Сирин. — Если стреляют из автоматов в замкнутом помещении, все бывает кончено за несколько секунд. Ладно, нет времени рассуждать. На базу совершено нападение, будем действовать по инструкции. Пока…

Сирин криво улыбнулся и сделал движение к двери. Но остановился, почесал затылок и направился к пульту у стены. Засветилось несколько экранов, и Сирин присвистнул:

— Ага! Это хорошо, что я инструкцию вспомнил. Ее не дураки писали.

Он вернулся к авоське, достал из нее округлый предмет и на цыпочках подкрался к двери. Тронул что-то у косяка, отодвинул засов… Варламов едва не оглох от пронзительного вопля сирены, а Сирин приоткрыл дверь и, взмахнув рукой, тут же закрыл. По ушам Варламова саданул звенящий удар, дверь подпрыгнула, а сверху снова обрушилась вьюга побелки.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Сирин, и Варламов еле расслышал в ватной тишине. — Медаль я заработал.

Он снова вытащил из кармана пистолет и открыл дверь. Долго смотрел, не высовываясь, а потом усмехнулся и спрятал пистолет.

— Пока стрелять не в кого. Погляди.

Варламов выглянул, но тут же отвернулся, его едва не стошнило. К прежнему трупу добавился второй, в истерзанном и залитом кровью камуфляже.

— Что будем делать? — хмуро спросил он.

— Дела хреновые, Евгений. — Сирин поднял авоську (теперь стало ясно, что набита гранатами). — Камеры наверху не работают, все каналы связи забиты помехами. Сколько напавших, я не знаю. По инструкции положено выводить самолеты из строя, чтобы не достались противнику. Но сделаем по-другому. Сейчас только две машины готовы к полету. На одной я вырву блок электроники, а на другой улетим. Тут возможен старт прямо из ангара, а до Петрозаводска полчаса лету. Только надо спешить, дверь наверху просто так не возьмешь, но и с нею можно справиться. А то и запасной вход в ангар отыщут.

Они вышли в коридор — Сирин первый, а Варламов пристроился сзади. Старался не глядеть под ноги, но поскользнулся, и снова затошнило.

— Ты ведь не пилот, — пробормотал он.

— Не военный летчик, верно, — отозвался Сирин. — Но перегонять самолеты с базу на базу нас учили. Это называлось совмещением военных профессий. Всякое может случиться, а людей вечно не хватало. Так что полетал вторым пилотом… Ладно, давай скорее. Надо переодеться, без высотно-компенсирующих костюмов лететь нельзя.

В раздевалке Сирин подобрал комбинезон для Варламова. Наскоро застегнул молнии, зашнуровал, в костюме было непривычно и неудобно. Переоделся сам, снова вышли в коридор, но вскоре Сирин свернул к обитой кожей двери, и после короткой возни с замком вошли в кабинет с коврами и дорогой мебелью.

— Генеральский, — буркнул Сирин, направляясь к сейфу. Поковырялся, и дверца открылась. — Когда пили, сам показывал, как открывать.

Бумаг Сирин не тронул, взял только футляр, похожий на портсигар. Положил на стол.

— Смотри внимательно, — голос прозвучал напряженно. — Если меня убьют, тогда заберешь. Открывается легко, просто нажать защелку.

Футляр открылся, и Варламов увидел четыре белых цилиндрика, чуть больше сигареты каждый. В голосе Сирина прозвучала гордость:

— Это совершенно секретная вещь. Была разработана для спецподразделений. Запоминай! Порядок — сверху вниз. У первой штуки с обоих концов хитрые пробки, их надо надавить одновременно. При этом уколешь палец, но не бойся, это в кровь попадет антидот. Все остальные в радиусе полусотни метров уснут, и надолго… Второй тоже надавить с концов, но бросать подальше. Рассмешит любую, даже самую угрюмую компанию — будут хохотать до упаду, станет не до тебя. Потом тоже расслабятся на пару часов… Третья штучка посерьезнее, может расчистить дорогу от небольшого отряда. Наводишь заостренным концом в нужную сторону, нажимаешь с боков и отпускаешь. Идет на тепло человеческого тела и сама обходит препятствия. Только держи в стороне и сразу разжимай пальцы, иначе прожжет в тебе дырку… Четвертая — подарочек из самой преисподней. Видишь рифленое колесико? Ставишь, сколько минут тебе надо, чтобы удрать хотя бы на двести метров, и ноги в руки! Даже генерал не знает, что это такое. Может, холодный термояд. Ни ударной волны, ни радиации, но в радиусе сотни метров все исчезает.

Захлопнув футляр, Сирин положил его в карман.

— Ладно, пошли. Еще кое-куда надо зайти.

Он выглянул в коридор, на секунду скрылся, потом показалась рука с пистолетом и поманила Варламова. Зашли в комнату Сирина, где он открыл холодильник и достал из морозилки полиэтиленовый пакет. В ответ на недоуменный взгляд Варламова усмехнулся:

— Доллары. Мы перед войной на машину копить стали, вот и остались. А в морозилку прятать жена приучила. Было время, выпивал я сильно, и она стала деньги припрятывать. Чуть до развода тогда не дошло. Потом я пить бросил, а она лежала больная и попросила на рынок сходить. Я ей и говорю, что денег нет. А она улыбается, весело так. «Миша, — говорит, — ищи, где похолоднее…»

Варламов пожал плечами, кому в России нужны доллары? А Сирин помрачнел. Взял со стола фотографию красивой женщины с пепельными волосами (к плечу прислонилась худенькая девочка) и положил в карман.

Снова шли по сумрачному коридору. Комбинезон непривычно обтягивал тело, происходящее казалось нереальным: странное нападение, взрывы, окровавленные тела… Сверху донесся грохот, в спину упруго толкнуло. Варламов упал, но тут же ошалело вскочил. Дальше побежали, подгоняемые взявшимся откуда-то ветром, пахло какой-то химической дрянью. Сердце Варламова панически билось. Влетели в ангар. Сирин задержался возле двери. В пещере вспыхнул свет, ближний самолет глянул на них стеклянными глазами кабины. В этот раз он показался огромным псом, склонившим лобастую голову перед хозяином. Остальные обиженно жались к стенам.

Сирин метнулся к одному из них, открыл люк в борту, стал что-то делать… И снова оказался рядом.

— Залезай!

Варламов пошарил глазами, но не отыскал лесенки, а прозрачный колпак кабины был высоко. Сирин толкнул к оранжевому трапу, спустившемуся из недр самолета. Варламов взобрался к маленькому стеклянному небу над двумя креслами, увидел множество приборов и опустился в правое кресло, стараясь ничего не трогать. Сирин ловко уселся в кресло рядом. Он что-то торопливо проверял, чем-то щелкал. Потом перегнулся через проход:

— Упакуем тебя как следует. В полете будем говорить через шлемофон и дышать через трубочку. Высоко пойдем, а самолет старый — вдруг разгерметизация.

Некоторое время он возился, пока Варламов не почувствовал себя спеленатым как младенец. Рот закрыла пахнущая химией маска. Но дышалось легко.

— Ну, всё! — Трап поднялся и замкнул их в металлическом чреве. — Поехали! — Голос прозвучал странно, видимо слышал его через шлемофон.

Самолет задрожал, сзади послышался мощный рык. По полу ангара побежали пыльные вихри. Краем глаза Варламов уловил другое движение: дверь, ведущая к озеру, отлетела, переворачиваясь в облаке дыма. Мгновением позже в ангар ворвались двое. Рты разевались в беззвучном крике, один человек поднял что-то блестящее. Словно электрический разряд пронизал тело Варламова.

— Эй! — крикнул он.

Сирин покосился, но сразу отвернул голову. Потянул за что-то — воздух задрожал, очертания предметов исказились. Варламов увидел, как двух людей отшвырнуло к стене. Пол ангара двинулся навстречу, швы между бетонных плит плыли все быстрее. Варламов глянул вперед и испугался: вереница ламп укорачивалась на глазах.

— Постой! — вырвалось у него. — Впереди ведь стена…

День был ясным, одним из последних перед дождливой осенью. Солнце начало клониться к закату, и только дым от развалин домика нарушал безмятежность пейзажа. Вдруг из недр лесистого холма послышался гул, задрожала земля. С металлическим лязгом часть скалы отъехала в сторону, открыв тускло освещенный туннель. Гул превратился в гром, огромная хищная птица вырвалась из туннеля и взмыла в небо на косых столбах дыма и пламени.

Вскоре она скрылась из виду, а в небе появился белый инверсионный след, уходящий на северо-запад.

2. Сирин

Раньше Варламов летал только на вертолете, и его поразило, как быстро уходит вниз земля: вот видно два-три озера, а вот их уже много, но они гораздо мельче — словно осколки зеркала рассыпаны по бескрайней равнине. Хотя было не до любования пейзажем: вдавливало в кресло так, что было трудно дышать. Небо быстро темнело — не удивился бы, появись на нем звезды.

— Ну, как? — Сирин держал штурвал непринужденно, словно летал каждый день. — Если тянет наложить в штаны, так сзади унитаз есть.

— Пошел ты, — сердито сказал Варламов. Дышать стало легче, надсадный гул притих. — А ты, оказывается, неплохой пилот.

— А как же? Честь имею доложить, отличник боевой и политической подготовки Михаил Сирин. Ну, пока всё. Вышли на сверхзвук.

Варламов покосился на солнце, ослепительно сиявшее позади правого крыла.

— Ты говорил, что нам в Петрозаводск, — озадаченно спросил он. — А почему летим на север? Петрозаводск ведь на юге.

— Быстро сориентировался, — голос Сирина прозвучал странно, он не повернул головы. — На охоту ходишь?

— Бывает. А в чем дело, Михаил?

— Не летим мы в Петрозаводск, — нехотя ответил Сирин. — Голову мне оторвут в твоем Петрозаводске. Да и вообще в России.

— А куда? — обалдело спросил Варламов.

— Как ты и предлагал. За океан, в Америку.

У Варламова открылся рот — что за ерунда? Сердце тревожно забилось.

— Зачем? Да тебя под трибунал отдадут!

— Под американский, что ли? — хмыкнул Сирин. — Знаешь, что, Евгений! Я наверное плохой патриот. Но не могу простить, что жена и дочка где-то там лежат. Что не защитили их наши политики и военные, которые только болтать умеют, да водку жрать. И потом, у меня еще одна причина есть. Не стану о ней говорить, тебе спокойнее будет. Только мне надо исчезнуть отсюда. Хорошо, что ты идею подал, и я успел маршрут просчитать.

Варламов тоскливо глянул вниз: словно сумерки накрыли зеленую гладь лесов, проплешины сопок и зеркальца озер. Самолет не машина, в воздухе не выйдешь. Даже с парашютом прыгать нельзя, внизу уже Тёмная зона. Да и не прыгал никогда с парашютом… По телу прошел озноб, ну и влип!

— Да ты не волнуйся, Евгений, — снисходительно сказал Сирин. — Повидаешь Америку, в английском попрактикуешься. На базе оставаться все равно было нельзя. Это не террористы, а кое-кто похуже. Есть у меня догадки.

— А кто? — машинально спросил Варламов, но ответа не дождался.

Хотя особо не ждал, был слишком растерян. Оставить дом, привычную Кандалу… Да что Кандалу, он покидает Россию! Когда-то обычное дело, мать прилетела из другой страны, но с тех пор мир изменился: между населенными областями пролегли Тёмные зоны, и путешествия стали смертельно опасны.

Варламов открыл было рот, чтобы упросить Сирина отказаться от безумной затеи. Ведь еще можно повернуть на Петрозаводск… И закрыл, не произнеся ни слова.

А что его ждет дома? В лучшем случае, станет второстепенным начальником. Еще женится на Ирме, нарожает детей, выезжать будет только на рыбалку. А тут открывалась возможность повидать мир. Другого такого шанса в жизни не представится… И решился.

— Ладно, я с тобой, — сказал хрипло и чуть не рассмеялся: как будто Сирин оставил ему выбор? Так вот почему мать помахала ему рукой!

— Ну и лады, — бодро сказал Сирин. — Часа за четыре долетим, если не собьют.

— А могут сбить? — опасливо поинтересовался Варламов.

— Над Европой некому. А вот НОРАД, шут ее знает, может и действует.

— Это что такое? — удивился Варламов.

— Противовоздушная оборона Северной Америки, — пояснил Сирин. — До Штатов наши не летали, мы первые будем. Да ты не волнуйся, Евгений. Если что, катапультируемся. Тебя отстреливает вместе с креслом, а парашют сам раскроется. Только бы не над морем, хотя в комплекте и надувная лодка есть. Но я думаю, наша птичка даже НОРАД не по зубам. Если она там вообще осталась.

Про отстреливание Варламову не понравилось, про море тем более. Но делать было нечего, и он стал глядеть вниз.

— Мы над Финляндией, — сообщил Сирин.

Он смотрел на дисплей, где смещалась карта. В центре светилась точка — видимо, означая положение самолета. Внизу ничего не изменилось: лес, сопки, озера. Только вдали показались снежные горы. Приблизились, сверкая под солнцем, и вскоре оказались под крылом.

— Гора Кебнекайсе, — сказал Сирин. — Граница с Норвегией.

Среди гор заблестела вода, словно реки лежали в каменных берегах. На них падали тени от облаков, вскоре облака стали гуще и вот уже простерлись белой холмистой равниной.

— Мы над морем, — изменившимся голосом сказал Сирин. — Прощай, старушка Европа, мир праху твоему. — И чуть погодя добавил: — До чего же хороша машина!

Варламов не ответил, от избытка впечатлений заболела голова. Солнце ярко светило сбоку, самолет будто повис между блистающими облаками и темным небом. Резкий свет утомлял глаза. Варламов закрыл их и незаметно погрузился в сон. Странные сны виделись ему в этой машине — стремительно летящей, но одновременно как бы застывшей посереди неба.

Вот он идет по сумрачному коридору, и кто-то легко ступает у него за спиной. Ему не страшно — наоборот, на душе легко и хочется обернуться. Но в конце коридора ждет темная дверь…

Теперь он стоит на кладбище — это видно по белым надгробьям, — и держит на руках девушку с распущенными рыжими волосами. Девушка похожа на мертвую, но опять-таки, ему почему-то радостно…

Напоследок он видит мост над черной рекой. Мост исчезает, превращаясь в радугу, но дорога продолжается и по ту сторону радуги…

Варламов проснулся в смятении, однако глянул вниз, и видения забылись. Под самолетом раскинулась феерическая страна: море протягивало голубые руки фиордов в мир заснеженных скал и ледяных рек. Справа к горизонту уходило другое море — голубовато-белое море снега и льда.

— Проснулся? — Голос Сирина звучал бодро. — Вовремя, под нами Гренландия. Сбрасываем подвесные баки.

Он проделал манипуляции на приборной панели. Вниз закувыркались две сигары, ранее висевшие под крыльями самолета.

— Теперь пойдем быстрее, — весело сказал Сирин. — Полпути позади, должны долететь.

Во все стороны раскинулась снежная равнина, над ней слепящим комком висело солнце. Что-то удивило Варламова, а спустя минуту стало понятно — солнце было заметно ниже, чем час назад. Оно опять спустилось к горизонту!

Зубы Сирина сверкнули в улыбке:

— Мы летим быстрее, чем вращается Земля на этой широте. Скоро солнце зайдет. Зайдет на востоке!

Снега остались позади. Снова скальные берега и синяя вода с плавающими кусочками сахара. Айсберги!

— Дэвисов пролив, — кивнул вниз Сирин. — Не хочешь пожить среди эскимосов?

И снова фиорды, снежные поля, синева моря… Наконец солнце и вправду коснулось горизонта, расплющилось в красную полосу и исчезло. В меркнущем свете спереди надвигалась черная полоса. Стало темно.

— Лабрадор! — В голосе Сирина прозвучала тревога.

Появилась луна, прежде невидимая в сиянии арктического солнца. Ее бледный свет не разогнал темноты внизу, лишь отразился в лужицах озер. Еще несколько минут ничего не происходило, потом на панели замигал красный огонек и приятный женский голос сказал: «Самолет попал в зону действия радара. Самолет попал в зону действия радара».

У Варламова сжался желудок, а к горлу подступила тошнота. Сейчас их собьют! Представилось, как на факеле огня к ним несется ракета, как разлетаются обломки, и он падает сквозь километры пустого воздуха.

— Может, катапультируемся? — робко предложил он.

Сирин хмыкнул: — Если бы нас засекли со спутника, тогда хана. А наземный радар ерунда. Пойдем над землей.

Он повел штурвал от себя. Луна исчезла, стекла кабины затопила тьма. Тело Варламова потеряло вес — всплыл бы над креслом, если не ремни. Зато потом придавило так, что перед глазами поплыли огненные круги.

— Теперь посмотрим. — Сирин тяжело дышал.

Варламов поморгал — и едва не закричал от ужаса. Самолет несся над землей, смутно видимый лес стремительно утекал назад. Прямо на них летел холм, по вершине вырастал частокол деревьев. Варламов не успел вскрикнуть — зубы ляскнули, словно гигантский кулак ударил в днище самолета, он подскочил, и холм остался позади. Самолет обрушился вниз, но вскоре подпрыгнул снова.

И еще раз, и еще!

Втянув голову в плечи, Варламов скосил глаза на кресло пилота. Сирин не держал штурвал, изогнутая рукоятка ходила взад и вперед сама по себе.

— Копируем рельеф местности, — процедил он. — Самолет ведет автоматика. Сейчас опять уйдем на сверхзвук. Скорость будет меньше, чем на высоте, но нам уже недалеко.

Сделалось тише и скачки самолета не так ощутимы, но смотреть на землю без головокружения Варламов не мог. У него потом сильнее билось сердце, когда вспоминал этот полет. Наверное, так могла выглядеть чужая планета с борта космического корабля. Стремительно текли реки призрачной лавы — в них угадывались леса; молниеносно возникали и исчезали бледные протуберанцы — озера; проносились купола темных лун — гребни холмов…

— Машина делает полторы тысячи километров в час, — в голосе Сирина слышалась гордость. — Засечь нас радаром на этой высоте труднее, чем крылатую ракету.

Он замолчал. Понемногу стало светать, во второй раз начинался все тот же день. Вдруг самолет успокоился и пошел ровно, внизу понеслась серая гладь воды.

— Великие озера, — с облегчением сказал Сирин. — Мичиган. Поднимаемся.

Самолет стал набирать высоту. Горизонт слева загорелся желтым огнем — их догоняло солнце. А потом показалось, что впереди вырастает лес, словно багряные стволы сосен вздымались из сумрака. Лишь спустя минуту стало понятно, что для деревьев они чересчур высоки — это здания неправдоподобной вышины встречали восход солнца. Вскоре свет затопил и кабину — солнце, зашедшее над Лабрадором, поднималось над озером Мичиган.

— Надо же, Евгений, — голос Сирина звучал хрипло. — Это Чикаго! Надо искать место для посадки. Топлива осталось на двадцать минут.

Город медленно приближался: экономя горючее, Сирин уменьшил скорость. Варламов смотрел как зачарованный. Одно здание было выше других, две антенны на крыше горели мрачным багрянцем, словно утренний свет, падая на них, менял оттенок. Здания наклонились, самолет огибал район небоскребов…

И тревога вошла в сердце Варламова, город был мертв. Не видно было разрушений, как в городах Европы; бесчисленные коробочки автомобилей усеивали улицы, но не двигались, и стало ясно, что даже если самолет опустится ниже, они не увидят пешеходов на тротуарах. Лишь глубокие тени наполняли ущелья улиц.

— Тёмная зона, — сквозь зубы процедил Сирин. — Надо лететь дальше.

Варламов попытался представить, что творилось здесь после той странной войны? Наверное, жители не сразу поняли, что произошло: небоскребы даже не заметили сейсмических толчков от далеких взрывов. Когда люди вышли из убежищ, как будто ничего не изменилось — только дни стали сумрачнее, да по ночам восходила кроваво-красная луна, но это объясняли тучами пепла, выброшенными в стратосферу над сожженной Европой. Лишь когда стала нарастать волна заболеваний, поднялась паника. Вероятно, люди бросали все, пытаясь вырваться из города, началось столпотворение, жуткие пробки на улицах. И конечно, это никого не спасло.

Остались погруженные в сумрак улицы, остались зловещие заросли на месте парков, остались немногие и смертельно опасные для человека крысы, собаки и кошки…

Небоскребы уменьшались, словно уходя под землю. Тускло заблестела путаница железнодорожных путей, все наводило на сердце странную тоску. Но вдруг местность повеселела: среди перелесков раскинулись желтые квадраты полей, а на идеально прямой полосе шоссе появилась ползущая букашка.

— Садимся! — напряженно сказал Сирин. — Горючего осталось на десять минут. Судя по карте, тут есть аэропорт. Если полоса будет занята, попробуем сесть на шоссе. Можно катапультироваться, но машину жалко. Как она нас сюда донесла, птичка моя!

Аэропорт оказался небольшим: аэровокзал, россыпь автомобилей на стоянке, несколько ангаров. Самолетов не видно, все словно вымерло. Взлетно-посадочная полоса свободна. Сирин пролетел над нею, примериваясь. Потом развернулся, отлетел подальше и повернул снова. Самолет тряхнуло — это выдвинулось шасси.

— Ну, с богом! — хрипло сказал Сирин.

У Варламова чаще забилось сердце, наступил самый опасный момент полета.

Самолет пронесся над началом полосы, замелькали бетонные плиты, но колеса никак не могли коснуться их. Варламову сделалось страшно, вскоре полоса обрывалась. Вдруг его втиснуло в кресло, а остаток полосы ушел вниз.

— Пойдем на второй круг, — прохрипел Сирин. — Не сбросил вовремя скорость.

Земля отодвинулась, поворачивая под крылом. С высоты она казалась безопасной, и захотелось остаться тут, в вышине… Снова зашли на полосу. Опять понеслись бетонные плиты, и у Варламова будто оборвалось внутри — самолет рухнул вниз. Удар был так силен, что показалось — конец! Но нет, «СУ» с пронзительным визгом несся по полосе. Быстро приближался ее конец, аэродром явно не был рассчитан на прием сверхзвуковых машин.

«Разобьемся! — мелькнула паническая мысль. — Стоило лететь в такую даль…»

Рвануло вперед так, что из глаз брызнули слезы. Но ремни удержали, а краем глаза заметил позади раздувшееся красно-белое полотно. Самолет сбавил ход и вскоре остановился. Наступила неправдоподобная тишина. Сирин манипулировал чем-то на панели.

— Если бы не тормозные парашюты, нам хана, — сказал он. — Как только выдержали! Надо потом собрать. Хотя вряд ли еще понадобятся.

Снова зашумели турбины. Сирин подрулил к аэровокзалу и защелкал тумблерами. «СУ» смолк, теперь уже окончательно.

— Всё, приехали. — Сирин освободился от ремней и помог Варламову.

В полу открылся люк, пахнуло керосиновой гарью. Сирин ловко спустился по трапу и, прислонившись к стойке шасси, закурил.

— Интересно, тут «Беломорканал» найти можно? А то у меня последняя. — Он повертел пачку и бережно положил в карман.

Варламов стал спускаться, но на последней ступеньке ноги подвели, и он сел прямо на бетон. Сирин издал смешок, затянулся и покрутил головой.

— Никого, Евгений. Все брошено.

Варламов ухватился за трап и встал. Было тепло, они словно вернулись из осени в зенит лета. В солнечном свете нежилась зелень и стеклянные стены аэровокзала. Но разбросанные автомобили говорили, что и на эту землю пришла беда.

— Ладно, пошли, — сплюнул Сирин. — А то наедет полиция, и нас арестуют. Будем любоваться американским небом в клеточку.

Только сейчас вспомнилось, что их могут встретить враждебно. Варламов поплелся за Сирином. От названия аэропорта на фасаде сохранились только две буквы — «R» и «L». Внутри было пусто, везде лежала пыль: на диванах, телефонных аппаратах, выпотрошенных автоматах для продажи кока-колы…

Вернулись к самолету. Сирин забрался наверх и стал передавать Варламову сумки, тяжелый ящик, полные канистры.

— Бензин, масло, аккумулятор, — буркнул он. — Вдруг найдем машину.

Варламов удивился: — Когда ты успел? Ведь времени не было!

Сирин криво усмехнулся:

— Я, Евгений, всю ночь самолет готовил. Хрен бы мы долетели без запасных баков. Хотел утром с тобой поговорить, чтобы отправился со мной переводчиком. Но тут нагрянули эти хмыри, не до разговоров стало.

— Ну и ну, — оторопело сказал Варламов. — И что тебе в Америке понадобилось?