Любит — не любит, плюнет — поцелует
И встаёт вполне законный, но сложный для меня вопрос: «А как Вы сами относитесь к нашей медицине?». Отвечу ещё более сложно: взятые отдельно от системы здравоохранения в большинстве своём это прекрасные люди, а наша система здравоохранения отвратительна и требует крепкого здоровья для того, чтобы вытерпеть её услуги. Для некоторых категорий больных она становится совершенно недоступной.
Один из примеров. Я, инвалид-колясочник, не имею возможности пользоваться услугами районной поликлиники, поскольку 4 ступени с тротуара на крыльцо поликлиники представляют для меня непреодолимое препятствие. Может быть, нет возможности технического решения проблемы? Крыльцо шириной около 10 метров позволяет сделать пандус для передвижения по нему колясочников с организацией двухстороннего движения. Нет средств? Не верю. 1 плита перекрытия, которую главврач может спокойно попросить на стройке, решит проблему. И я не думаю, что какой-нибудь начальник строительства откажет нищей медицине в такой «мелочи». А таких «мелочей» масса. Просто никому в этой поликлинике в качестве больного я неинтересен.
«Мелочи» эти распространены везде, как метастазы: это все те больницы, где довелось лежать мне и моим знакомым либо корреспондентам, это санатории и профилактории, это любые конторы (иначе их и не назовёшь) здравоохранения. Например, МСЭК. Коридоры настолько узки, что человек в коляске и встречный человек на костылях разойтись не могут.
Или отделы соцзащиты и пенсионного фонда с узкими коридорами и «дикими» 2—3 ступенчатыми переходами из коридора в коридор на первом этаже, приём и оформление бумаг нуждающимся в соцзащите на 2 этаже двухэтажного здания (т.е. без лифта) Они рассчитывают на тренированных людей? Так за что же такую медицину любить, если она меня просто терпеть не может: «развелось, понимаешь ли, работать мешают». И я нигде и никогда не скажу, что верю нашей системе здравоохранения, верю в их желание избавить нас от недугов.
Наглые поборы с больных в стационарах встречали? Причём, чем ниже по должности человек, тем наглее. А как же, иначе ничего не получишь! Особо здесь отличаются санитарки, моющие в палатах полы и, как это ни прискорбно, молодые врачи. Молодёжь смотрит на опытных лекарей, у которых уже сложилась клиентура, у которых лечить начинает одно только имя. Таким докторам благодарные больные несут: кто, что и сколько может. Здесь не существует никаких тарифов, каждый кладёт в пакет то, на что способен, либо расплачивается услугой, в которой врач, бывает, нуждается.
Такими докторами были земские врачи, такими служат и поныне сельские доктора. Порой, как и у священника, у сельского доктора подношение — единственный способ выживания в этом мире.
Молодёжь ведёт себя совершенно иначе. Здесь властвует система вымогательства, назначения цены, полный беспредел в общении с больным человеком. И, думаете, к такому «спецу» я пойду ещё раз? Да ни за что в жизни!
А вот отдавать по собственной инициативе мне случалось, и неоднократно. Сначала было неудобно: боялся обидеть хорошего человека. И на самом деле от хорошего человека слышал: «да зачем это, совершенно не стоит». И если не получалось никак, то пускал в ход придуманную мною, хорошо действующую формулировку: «Вы правы, Вашу помощь мне невозможно оценить в денежном выражении. Но поскольку выписка уже у меня на руках (обязательное условие), то я Вам абсолютно ничего не должен и здесь всего-навсего чувство моей благодарности, соразмерное с моими возможностями». Проколов не было. Брали с благодарностью, а мне было приятно отдавать.
А фармакология? Более чудовищного способа издевательства над страждущими милосердия не придумал ещё никто в мире. Здесь абсолютно всё направлено на то, чтобы отнять у нас родную, с трудом заработанную копеечку. Каким же надо быть подлым, чтобы сознательно торить пути увеличения стоимости лекарственных препаратов?
И таких лекарств масса. СМИ не перестают пугать тем, что на 80% лекарства подделаны и в составе таблетки в лучшем случае зубной порошок. И тут же предлагают купить другие, но более дорогие. Аптеки — единственные торговые предприятия России, где государство разрешило устанавливать прибыль до 100%.
Засилье рекламы даёт (по теории не может не дать) прибыль торговле от медицины. Запрет на рекламу лекарств издали? Пожалуйста, рекламируются косметические средства, средства профилактики, средства, поддерживающие тонус, общеукрепляющие средства и так далее.
Не сомневаюсь, что современные пиарщики с успехом используют менталитет бывших советских граждан, для которых все написанное в газете или сказанное по телевидению (радио) является непреложной истиной. Мой тесть до 90 лет регулярно читаел АиФ, находил там новую рекламу на новый препарат или прибор, который излечивает ото всего и тут же заказываел детям приобретение данного средства как того единственного, без чего дальше он просто не сможет жить. И ведь на самом деле не сможет, потому что он просто не перенесёт такого невнимательного отношения к себе со стороны детей.
Нам рассказывают о том, какие колоссальные деньги вьются вокруг лекарств, какие грандиозные мафиозные структуры заняты в этой сфере наживы. А ведь эти деньги наши с вами. Это мы несём их на рынок медицинской помощи, выкраивая из пенсий, каких-то пособий и «отстёгнутых» изредка детьми для того, чтобы старики могли выжить. Но ведь существуют ещё врачи, которые прописывают лекарства и процедуры. Да что Вы говорите? Против них уже давно организована борьба, в которой врачи проигрывают.
Насчёт всех лечебных заведений не знаю, но в наиболее передовых больницах организованы фармакологические группы, которые следят за тем, чтобы при определённом диагнозе врач прописывал именно то, что ему (то есть врачу, а не больному) рекомендовано. А врач ставится в условия, как в известном анекдоте. Прокурора спрашивают: как он относится к нашей действительности? Тот отвечает: как посмотрю, так матерные слова на язык лезут; а как подумаю: а и чёрт с ней, с этой действительностью! В результате врач прописывает не то лекарство, которое поможет конкретному человеку в конкретных условиях, а то, что продиктовано чиновником от медицины при данном диагнозе.
Страховая медицина также не обошлась без давления на врачей. Иначе её деятельность перестала бы приносить прибыль, складывающуюся из моих и Ваших персонально денежек. Всех подробностей, естественно, не знаю, поскольку не являюсь работником данной сферы, но, как любопытствующее лицо, кое-что выяснил.
Вас интересовал вопрос: куда делись рецепты, которые раньше выписывались докторами? Те самые рецепты, в которых между рецептурной частью и дозировкой стоял знак-разделитель (решётка), означающий «и да поможет нам Бог». А врачам перестали выдавать бланки для выписки рецептов! Они теперь на 1/16 листа писчей бумаги, а хочешь на клочке большего размера — приноси с собой (Нет, не то о чём можно подумать, а листик бумаги), пишут перечень названий и дозировку, вот Вам и готов заменитель рецепта.
Вернёмся к страховщикам. Медицинское обслуживание у нас по-прежнему бесплатно. Но отсутствие препаратов в больнице вынуждает больного приобретать лекарства за свой счёт. На этом всё и заканчивается. А ведь больной имеет право потребовать от врача рецепт на отсутствующее лекарство, затем предъявить рецепт и счёт за лекарство страховщикам и получить компенсацию. Да вот только кто же даст теперь рецепт?
Хочу ли я лечиться в такой системе охраны моего здоровья? Да упаси меня Бог. Я хочу держаться от них как можно дальше.
Но я люблю врачей и медсестёр. Это они, несмотря ни на какие трудности, отдают мне своё умение лечить и выхаживать больных, это они воспринимают мою болезнь как собственное горе и прикладывают все свои силы для избавления от него. Обращаясь к этим людям, больной произносит: «доктор, сестричка, нянечка». Именно так, как они того заслужили.
И вот когда эти талантливые, человечные люди сплачиваются в единый коллектив, да вверху над ними становится гениальный человек (а таких немало), то получается великолепный симбиоз чиновника и практика. Образцом такого лечебного учреждения является сеть клиник академика С. Фёдорова. Мне довелось побывать по служебным делам в двух из них: в Тамбове и Новосибирске. Здесь я могу начать долго петь дифирамбы и заслонить общее направление главы, а потому переключаюсь.
