Оглавление

ГОРОД И ГОРЫ

ГЛАВА 1

В начале тёплого лета зеленеющая трава колыхалась на бескрайних просторах полей южной Армении. Природа пела человеку на незнакомом языке, как будто плясала под дудочку мудрого армянского старца. Напившись коньяка, он танцевал в веселом угаре, а все вокруг блистало под лучезарным солнечным светом, давая армянским глазам покой и умиротворение.

В день, когда ночь сдвинулась на час и подарила свету дополнительное место в сутках, поднялся небольшой ветерок, окутывающий всю долину и, кажется, доходящий до самой вершины величественной горы Арарат. Он полз медленно, как бы поглаживая сырую землю и зеленые острые кончики полевой травы, бежал дальше вдоль длинных пешеходных дорог, приближаясь к горе, наклонял стебельки араратской пшеницы и уже у горы обдувал желтые листики лилий, таких лучезарных, доверившихся солнцу, цветов. Там он начинал свое восхождение на гору слез, поднимаясь все выше. Через каждую тысячу метров ветерок терял себя и в конце, на самой вершине исчезал, соединяясь с сильными воздушными потоками, диктующими климатические условия на территориях Армении и ее соседей.

Разливаясь в стороны, река Касах повиновалась маленькому ветерку. Как вода камень точит, так и ветерок направляет течение реки. Долгие годы он дул именно так, как дует сейчас и направлял течение реки так, как оно движется в данный момент. Маленькими и большими ручейками руководил ветер и тем самым двигал течение туда, где в нем нуждались армяне. Ручейки реки Касах протекали через небольшие деревушки с числом жителей не более ста человек. Там они были жизненно важным источником неиссякаемой природной жидкости, которая дарована человеку господом и переведена в армянские деревушки ветерком по его приказу.

В долине можно услышать, как вода движется в устье реки, как обступает большие булыжники, как с брызгами взмывает вверх, но стоит отойти на сто метров вдаль и уже ничего не будет слышно. Полная тишина полей вокруг гигантской горы обволакивает и засасывает все живое, вынуждая птиц лететь в тишине. Здесь можно встретить быструю, в цвет скалистого грунта ворону, летающую в поисках еды, или вдалеке увидеть большого грифа-падальщика, наблюдающего за маленькими птицами, вроде воробьев или гагарок. Все они мирно существуют в пространстве полей и горных хребтов, окружающих Армению. Тихо живут, не видя городов, а лишь бескрайние просторы дикой природы, на которых кое-где проглядываются крыши одноэтажных домов, построенных очень давно и в совокупности именуемых деревенской местностью. Чаще всего птицы пролетают незаметно для жителей деревень. Однако бывает и такое, что они останавливаются, заранее зная, что найдут в деревне еду. Но такие птицы вряд ли понимают, что есть риск самим стать едой горного народа. Они тихонько подлетают к крыше какого-нибудь старенького дома, садятся на уголок и прислушиваются ко всем звукам, которые слышны в округе.

Так в старую деревню, расположившуюся у реки Касах, рядом с границей Турции, залетел молодой черный гриф и сел на крышу обветшалого дома в надежде раздобыть небольшое количество еды. Он учуял запах печёного хлеба, исходящий от окна землянки.

Из дома вся в муке, с красными руками вышла темноволосая, смуглокожая старушка. Она вдохнула свежий воздух и увидала грифа, сидящего на крыше.

— Кыш отсюда, убирайся прочь, несчастный, — прокричала старушка, размахивая руками. Устав прогонять птицу, она сложила руки на пояс.

— Что делается, что делается! — восклицала она — теперь к нам и грифы летать начали. Самим есть нечего, а они последнюю корку норовят выкрасть. Кыш, зараза, нет здесь ничего для тебя!

Гриф с умным видом посмотрел на старуху, взмахнул крыльями и направился прочь от деревни.

— Пошел, пошел отсюда, троглодит!

— Да что ты все ругаешься и ругаешься, Арусь? Пожалуй, опять гриф прилетел? — отозвался старый мужчина, плетущийся с большой тележкой, набитой арбузами.

— Явился, не запылился, старый ты труженик! За столько лет совместного житья уже мог бы и привыкнуть ко мне. Ты погляди, опять арбузы домой тащит, а мяса не было там, где ты арбузы взял?

— Тебе еще и мяса подавай! Скажи спасибо, что три спелых ягоды нашел! — сказал старик, завозя тележку все выше на холм к своему дому.

Старая женщина ничего не ответила, а лишь с любовью посмотрела на своего мужа.

Старик поднял тележку на холм и поставил ее у дома, рядом с входной дверью.

— Арусь, ой, спина болит! Налей-ка чаю, попью, а потом примусь разгружать арбузы. Этого на месяц хватит, голодать не придется.

— Ну что же мы одни арбузы есть будем? — спросила Арусь, ставя на огонь старой печки воду для чая, — я хлеб испекла свеженький, на его запах гриф тот и прилетел.

— Что же ты его не поймала? — сказал старик, посмеиваясь, — суп бы потом сварили.

— Это уж твое дело птиц ловить. Сходи и скажи лучше мальчишке из соседнего дома — Арману, пусть птицу нам словит, а мы ему за это куска хлеба не пожалеем.

— С дуба что ли рухнула, старуха! Какую птицу? Юноше за девочками бегать охота, а ты ему птицу, да птицу! Кстати, а где наша Наргиз-то? Пожалуй, с мальчишками гуляет по полям?

— Да нет, дедуля! Наша на реку пошла белье стирать. Что-то ее правда давно не видно. Надо бы проверить, — сказала Арусь, сняв крышку с чугунного чайника. Старуха поднесла большую чашку и налила в нее кипяток, покрошила чабреца и на блюдечко вывалила свежего мацуна.

— Держи дед, чай и творог. Благо я еще мацун готовлю, а то руки потихоньку слушаться перестают. Видишь какие красные!

Старик отхлебнул немножко горного чаю. Он не стал торопиться с ответом и немного помолчал, уставившись в дальнее окно землянки. Ложечкой он съел немного мацуна и, глубоко вдохнув воздух, сказал:

— Знаешь, что бабка, руки твои золотые, потому что опыту накоплено немерено, не хай себя понапрасну.

— Может быть и так, — сказала Арусь, садясь рядышком, — однако какая от него польза, когда руки трясутся.

Они оба задумались и через несколько секунд уже смотрели в единственное окошко. Смотрели они на зеленое поле, да на баранов своих одомашненных, чьи рога еле виделись за окном. Блеяли они на редкость громко. Пора было кормить животных, и старик это понимал. Еще с тележкой в руках, он думал о том, что не придётся ему отдыхать вторую половину дня. Бараны не дадут. Привередливые животные, то им не это и это не так. А если их как-то заденешь, так они вообще убить могут, ну если не убить, то с ног свалить горазды.

— Пора баранов выгуливать. Арусь, завтра зарежу одного, супа приготовишь и Наргиз накормишь досыта. А пока нужно их хорошенько покормить. Что посеешь, то и пожнешь, как говорится.

Он поставил чай и блюдечко с мацуном на печку, попрощался с Арусь, поцеловав ее в лоб, и направился к баранам.

Старик вышел на улицу и повёл отару на кормежку в открытое поле. Через десять минут, наблюдавшая за ними Арусь, потеряла мужа и стадо из виду.

Дед выглядел уставшим. Его большие седые усы покрывали всю верхнюю губу. Можно было лишь догадываться, улыбается он или грустит. Нос прямой и ровный, но огрубевший от старости будто говорил, что не только армянская кровь течёт в его жилах. Однако темные глаза, ближе к карим, никого не заставляли сомневаться в том, что он по национальности армянин. На голове у деда сидела декоративная черная шапочка, как у помощника попа, такая невзрачная, а из-под головного убора в разные стороны лезли седые пышные кудри. Надетая утром кожаная жилетка была довольно просторной и хорошо на нем сидела, однако облезлой и старой была. Брюки и потертые сапоги ничем не выделялись, но сам дед говаривал: «Я в этой одежде хожу столько… Да столько не живут, сколько я хожу в этой одежде».

Дед шел спокойно, опираясь на небольшую трость. Дорога была дальняя. Его путь лежал через холмы к зеленому полю. Старик и стадо шли медленно, нерасторопно. Солнце пекло головы, однако это не мешало продвигаться по крутым холмам вплоть до начала бескрайнего поля.

По пути к пастбищу можно было увидеть многое, но только не баранам. Их глаза, расположенные по бокам, не могли смотреть, вдаль, а лишь фиксировали то, что расположено справа и слева от себя, и то довольно редко. В основном, наклонив голову, бараны следовали за своим пастухом, смотря под ноги на траву и цветы. Они не заметили перемены, когда под копытами появилась не только трава, но и красные маки.

Дед плёлся впереди и нередко засыпал во время ходьбы. Но он тут же просыпался и продолжал идти вперед. Отставшие бараны вынуждали его останавливать всех остальных. Пока стадо стояло, он шел в самый его конец и лупил отставших животных своей тростью. Это быстро приводило баранов в чувства, и они с громким блеянием снова примыкали к стаду и уже не отставали.

Зайдя на маковое поле, дед решил, что надо ускорить шаг и пойти быстрее, ведя за собой стадо. Если бы какой-нибудь баран снова отстал, он не стал бы останавливать все стадо из-за страха, что животные здесь заснут. Они довольно быстро двигались через маковое поле, но дед все же успевал насладиться прекрасным видом цветов.

Красота макового поля была просто волшебна, очаровательна и очень привлекательна для уставших путников. Дед, прожжённый жизнью, знающий, как опасен дурман мака, желал бы прилечь посреди поля. Хотел раскинуть руки, положить рядом трость и заснуть от усталости, которая пришла после разгрузки тяжелых арбузов. Но он не стал этого делать.

Прежде чем благополучно пересечь маковое поле, старик все же полюбовался красотой тысяч красных бутонов и тем, как на фоне зелёных холмов они выделяются, будто кровь на поле брани.

Он видел, как большой полосатый шмель присел на бутон, заполз внутрь и стал опылять цветок. Один из баранов, заметивший резкое исчезновение шмеля в бутоне, решил толкнуть его своим носом. Дед ударил барана тростью по голове, но это не спасло беднягу от гнева толстого насекомого. Вылетевший из красного цветка ошарашенный шмель напал на барана, и тот, не зная куда ему деваться, побежал внутрь стада, чтобы укрыться от обидчика. К счастью, это его спасло, и шмель, по обыкновению не злопамятный, улетел искать новый бутон.

Маковое поле закончилось и снова потянулись холмы. Зеленого луга еще не было видно. Поднимаясь на холмы и опираясь на трость, дед кряхтел, но не останавливался. Ведь если он прервет движение, то остановку сделает и все стадо, которое уже сложно будет привести в движение. Поэтому он шел, несмотря на усталость и возраст.

Горный воздух всю жизнь предавал сил. Вот и сейчас, вдохнув поглубже, старик почувствовал, как он дает ему силы идти вперед, забираться на холмы и вести за собой стадо несмышлёных баранов, которые понимают только язык палки. Они шли за ним, постоянно отвлекаясь на все, что могло встретиться на полях Армении. Будь то насекомые, маленькие птички или же дикие животные, прятавшиеся далеко в лесу, бараны всегда отвлекались на них, но потом снова опускали взгляд на траву.

Все время их долгого похода вдалеке была отчетлива видна гора Арарат. Она, как маяк, для потерявшихся суденышек, как путеводная звезда для капитанов кораблей, как жизненная цель одного великого человека, была для армян всем. Весь народ, также, как и дед, идущий в полях со своим стадом, скорбел по утраченной давным-давно святыне армянского народа.

Пока шел, он смотрел вперед и еле сдерживал свои слезы, порой не веря, что некогда армянская гора стала турецкой. Но армянский народ говорил: «Она наша, потому что в наших сердцах». Дед был того же мнения. Проживая всю жизнь в одной деревне, старик не раз заглядывался на великую громадину, особенный символ армянской нации. Будучи еще ребёнком, он смотрел на гору Арарат с благоговением. Подростком бежал к ней после ссоры с родителями, прекрасно осознавая, что не сможет подбежать вплотную. Мужчиной шел к горе праздновать свадьбу, а отцом водил сына к горе, перед его уходом в армию. После смерти сына плакал в полях, думая об осиротевшей внучке и все смотрел на заходящее солнце, и на гору Арарат, которая всю его жизнь была рядышком, совсем близко и все-таки далеко.

Позже он водил любимую внучку Наргиз, маленькую, еще совсем несмышленую, повидаться со старым другом, духом Арарата. И вот сейчас он зашел со своим стадом на ровнехонькое зеленое поле и присел на траву, чтобы снова встретиться с ней — великой горой Армении.

С начала дед сидел тихонько и ничего не говорил, но как только стадо начало разбредаться по полю, он внезапно громко закричал. Этот клич понимали все бараны. Они медленно сгруппировались и не отходили слишком далеко от своего пастуха. Паслись бараны всегда близко и слишком сильно не разбредались.

Дед усаживался на траву по-турецки, бросал рядом с собой трость и на правую руку клал уставшую голову. Глаза его то открывались, то закрывались, а голова висела будто в невесомости. А если старик все же засыпал, то стадо довольно быстро разбредалось. После заката он вставал и звал своих баранов. Они прибегают на клик, привыкли, иначе чуют, что палки им не избежать, вот и бегут обратно к деду.

Но на этот раз дед уснул довольно крепко. Однако проснулся не в сумерках, как обычно, а еще когда было светло. Сон его прервал довольно подозрительный стук. Сильный такой, как будто бараны начали бодаться между собой. А потом услышал болезненный крик. Старик как ополоумевший, подскочил и побежал туда, откуда раздавались звуки. Еще издалека дед увидел человека, лежавшего на траве и барана злого рядом с ним. Окликнул пастух животное, тот испугался и побежал к стаду. Подбежав, он увидел, что лежит соседский мальчишка, Арман.

— Вот те на! — воскликнул он и замер в недоумении.

(Обзор со стороны Армана)

Встал Арман очень рано. Так рано, что даже сам удивился. Солнце уже взошло, однако деревня еще спала. Маленькое окошко той части дома, где располагалась комнатка Армана, закрытая от глаз остального семейства лишь большим книжным шкафом, пронизывала через себя яркие солнечные лучи. Солнце било по глазам юноше своим ярким светом несколько минут, и он не решался их открыть. С закрытыми глазами Арман лежал на своей кровати, но уже не спал. Он не думал ни о чем, а просто наслаждался утренним пробуждением, мягкой подушкой и предвкушением нового дня.

Он встал с кровати через полчаса после того, как проснулся. За это время он уже успел несколько раз перевернутся с бока на бок, переменить решение о продолжении сладкого сна, посмотреть в окно на голубое чистое небо, а также протереть глаза, запустить пальцы в волосы и почесать голову. К этому времени уже встала его мать. Он представил, как сейчас, пойдет на кухню, покушает приготовленное матерью блюдо. Он уже точно знал, что потом родительница пошлёт его в поля за травами для супа из баранины. «Бедный баранчик, — подумал Арман, сидя на своей кровати, — Сосед нам его с облегчением продал, но сам прекрасно знал, что папа барана зарубит. Теперь есть его будем».

— Тьфу, живодеры! — сказал Арман вслух, да так громко, что сам не ожидал.

«Только бы мама не услышала, а то супа мне точно не достанется», — про себя подумал юноша.

Арман был обычным деревенским мальчишкой, семнадцати годов отроду. С утра он выглядел помятым. Его короткие растрепанные волосы напоминали рога. Глаза темно-карие, черный волос и брови густые не по возраст. Однако нос как будто совсем не от горных народов достался, ровный и красивый он был.

Он натянул на себя старые потертые, ничем не примечательные брюки, накинул архалук, то же весь потрёпанный и рваный, доставшийся ему от прадеда. Хотя мать и штопала одежду, выглядела она небрежно, однако Армана это не смущало. В далекой деревне все дети и те, что по богаче — с козлами, козами и коровами, и те, что победнее — с одним лишь бараном, одевались одинаково.

Свой старый архалук прикрыл и обвязал талию темным кожаным ремнём, таким толстым, что сразу можно было догадаться — самодельная вещь, не иначе. Он надел сандалии, но решил все-таки не торопится выходить из комнаты, а еще немного посидеть и помечтать.

Рядом с его кроватью находилась небольшая коробка из-под арбузов. На ночь он прятал ее под кровать, а вставая первым делом доставал ее оттуда.

Арман сел на край кровати рядом с коробкой и заглянул в нее. Обычная коробка, в которой лежала куча завязанных у горлышка мешочков, а также большая старая книга с надписью «Атлас». Однако первые две буквы стёрлись за долгие годы хранения в библиотеке. Досталась книга юноше не самым законным путём.

Тогда библиотека еще работала. Арман был совсем ребёнком и очень часто туда забегал. Но вскоре ее закрыли. Это случилось по нескольким причинам: не кому было работать и поддерживать порядок. Большинство книжек разворовали люди с деревни.

Но во времена еще функционирующей библиотеки там хранилось много книг. Как-то раз, ночью Арман возвращался домой, было совсем темно. И юноша решился тайно туда пролезть. Он страшно боялся попасться. Старый дед ворчун, заведовавший библиотекой, всегда ходил с большой палкой. Дети знали, зачем ему нужна эта палка. Но когда пытались рассказать об этом родителям, они не верили и насмешливо отмахивались. Однако Арман видел все своими глазами и не хотел получить палкой по голове, как баран из стада старика.

Он тихонько залез через заднее окно в библиотеку и в темноте, на память, добрался до старого атласа. Арман украл его и с тех пор каждый день изучал, лежа на своей кровати.

Он аккуратно высунул книгу из коробки и положил ее на кровать. От корки до корки она была изучена им. Страны, города, острова все это он мог прочитать с закрытыми глазами. География была его страстью еще с детства. Даже сейчас, в тысячный раз, открывая книгу, он с вожделением вглядывался в первую попавшуюся карту. В один день это могла быть Новая Гвинея, во второй — Япония, а на третий он все-таки открывал карту родной земли и изучал местность, на которой живет вот уже восемнадцатый год.

Под книгой лежало несколько десятков маленьких мешочков с землей. Арман долгое время собирал ее. В одном мешочке хранилась земля с поля, в другом — горная земля, в третьем — речная, в четвёртом мглистая или лесная, в пятом мешочке была земля, которую юноша достал из полутораметровой ямы, в шестом мешочке мог лежать песок или другая земля.

Был один мешочек, который ему пришлось, потом выкинуть. Однажды Арман принял за землю овечий помет. Он аккуратно сложил его в свой фирменный мешочек и кинул в коробку. Наутро ему нужно было проверить землицу и узнать, что с ней стало за ночь. Армана сразу сбил странный запах. Чтобы отыскать его источник, ему потребовалось около часа. Раскрывая все мешочки, молодой армянин совершенно случайно наткнулся на тот, в котором был тот самый помет. Ему пришлось выкинуть и мешочек тоже. Он до сих пор помнил этот неприятный инцидент и каждый раз, когда заглядывал в коробку, посмеивался в душе над самим собой.

Арман лёг на живот и раскрыл перед собой атлас. Облокотившись на локти, он стал листать книжку, просматривая и прочитывая в очередной раз те страны, территории и народности, которые забывал чаще всего.

На окно сел маленький воробей. Он стал тихонько постукивать в стекло своим клювиком. Юноша ненадолго отвлёкся от чтения и стукнул кулаком по стеклу. Стук был достаточно громким и мать с кухни это услышала.

— Арман, ты уже встал? — послышался тревожный вопрос.

Арман не ответил, он хотел казаться спящим. Однако воробей сел во второй раз и снова стал стучать клювом по стеклу. Теперь Арман не мог позволить себе как следует стукнуть, чтобы воробей исчез, но читать он тоже уже не мог. Да и желудок уже отзывался. Юноше хотелось есть. Поэтому, все обдумав, Арман отложил атлас и пошел на кухню завтракать.

Он прошел коридор и увидел маму на кухне. Она важно стояла и кидала ломаные дрова в печь. Арман тихонечко прошел к столу и сел. На его лице виднелся оттенок стыда, однако ни словами, ни какими-либо действиями он этого не показал. Женщина повернулась к нему.

— Есть будешь?

— Да, — ответил Арман, — может быть еще дрова нужны?

— Нет пока, но к вечеру потребуются.

Его мать еще несколько минут топила печь, легкими движениями подбрасывая внутрь куски дров, потом вышла на улицу и захлопнула дверь.

Арман сидел за столом и ждал. Как всегда, все что сделано с утра захватывает голову на весь оставшийся день. Юноша думал о странах и земле, на которой они расположены. В его голове проскакивали мысли о том, где сегодня можно было бы найти такую землю, чтобы она отличалась от остальной, собранной им раньше. Ему все чаще приходила в голову мысль поехать на велосипеде через границу, подъехать к Арарату и взять немного земли с этой величественной горы. Он бы остановился у ее подножия, кинул велосипед и быстренько побежал собирать землю для своей коллекции. Горная земля его очень интересовала. Его давней мечтой было раскопать трехметровую яму рядом с Араратом и посмотреть, как изменяется слой горной породы под землёй. Жалко, что это было невозможно. Он думал о том, что, не раз подъезжая к границе, видел, как солдаты снуют туда-сюда, следя за порядком. Арман видел их издалека, но, когда они его замечали, мигом садился на велосипед и ехал обратно, опасаясь, что солдаты выстрелят в спину. Жутким был тот момент, когда он, мчась на старом, почти сломанном велосипеде, представлял себе, как падает с него, получая выстрел в спину. Уже дома он успокаивался и обязательно бежал к себе в комнату разглядывать атлас.

Мама зашла на кухню через дверь с большой глиняной бадьей в руках. Арману снова стало не по себе, и когда он уже решился помочь, женщина сказала:

— Донесу. Сейчас кюфты тебе налью родной. Есть будешь!

— Это тот бедный баран, которого нам подарил дед Арсен? — спросил юноша, когда мать с грохотом поставила бадью на стол.

— Он, а что? Жалко?

— Немного.

— Эх, мой мальчик, что баранов то жалеть? Людей надо жалеть. Вон, твой дед, например, погиб во время войны, а ради чего?

— Знаю, — сказал Арман с тоской в голосе

— Сейчас разогрею, печка уже горячая.

Она взяла глиняную тарелку, чуть наклонила бадью над ней, налила суп и поставила его греться с помощью совка.

— Скоро все наши тарелки потрескаются, и останется только хлебать из ведра.

— Пусть Лусине сделает нам тарелки!

— А ты что будешь делать? Есть только? — пошутила мать и так рассмеялась, что Арману самому смешно стало.

— Лусине, иди завтракать! — прокричала она, немного успокоившись.

— Она как убитая спит, я сейчас разбужу!

И юноша побежал в комнату к сестре. С кухни было слышно, как он ее будит. Детский крик и много недовольства со стороны маленькой Лусине услышала женщина с кухни.

— Лусине, слушай брата, иди скорее кушать!

Арман вернулся на кухню и сел за стол, в ожидании супа. Мать взяла совок, достала из печи суп и подала к столу.

— Ешь сыночка, не подавись — сказала мама, посмеиваясь и глядя на Армана.

— Мам, хватит, я же сегодня пойду за травами.

— Пойдешь, куда же ты денешься. О, а вот и милочка пришла, садись.

На кухню, растирая заспанные глаза, зашла маленькая Лусине, уже одетая. Она села за стол рядом с братом.

— Лусине, иди к ручью, умойся хорошенько и приходи.

Девятилетняя девочка, не сказав ни слова, встала со стула, открыла дверь и пошла к речке умываться. Арман повернулся к окну и стал наблюдать за тем, как Лусине идет к ручью. На улице никого не было. Ветер дул не сильно. Лусине села на коленки и опустила руки в воду. Она не умывалась, а мотала руками по воде.

— Мам, да она дурачится, — сказал Арман, чтобы перевести разговор с себя на сестру.

— Пусть мается, ей еще можно, а вот ты должен работать.

Юноша нахмурился и продолжил есть суп. Лусине умылась и пришла обратно на кухню. За это время мать успела поставить еще одну тарелку суп в печку и погреть его, так, чтобы было приятно его есть. Не слишком горячо. Она знала, что Лусине пожалуется на то, что суп слишком горячий и не станет его кушать, даже если сильно проголодалась.

Лусине села за стол. Мама поставила суп перед дочерью и та, отхлебнув немного мясного бульона, принялась за трапезу.

Во время еды Лусине ни о чем не думала, возраст не позволял, в то время, как ее брат полностью погрузился в свои мысли. И мысли эти были совсем безрадостными.

Он вспоминал деда. Точнее вспоминал ту единственную встречу, когда дед приезжал с войны навестить семью. Арману тогда было всего три года. Дедушка был в весёлом расположении духа. Пил, пел, плясал, как будто знал, что война скоро закончится. В этом он оказался прав. Однако дед не знал того, что не доживёт до ее окончания. Как рассказывал отец, вернувшись на фронт, дед пошел с ротой в очередную атаку и погиб, как герой. Однако Арман так не думал. Он считал, что на войну идут не герои. Ему казалось, что там воюют только дураки. Те, кому своя жизнь недорога. А насчет деда он знал только одно, тот был не дурак, но смысла в его уходе на фронт было меньше, чем в зеленом листе Кохи (Сосна Коха — армянская). В своих размышлениях Арман не заметил, как остался на кухне совсем один. Мать унесла остатки супа в схрон. Она поставила бадью в большую яму, вырытую во дворе и пошла вдоль ручья на реку стирать белье. Когда женщина ушла, Лусине оставила часть супа и убежала к себе в комнату играть в игрушки, которые привёз ей отец из города. Занятый своими мыслями Арман не сразу заметил, как его сестра вышла из-за стола, оставив суп не доеденным. Увидев это, юноша разозлился.

— Лусине, если мама увидит, она тебя накажет! — прокричал он, — быстро иди, доедай! Иначе всё расскажу и тебе мало не покажется.

— Вечно ябедничаешь на меня, — проговорила Лусине, лениво выходя из своей комнаты. Она снова села за стол, взяла ложку, наполнила ее и вылила обратно, продела то же самое еще несколько раз.

— Быстро доедай, я сказал! — проговорил Арман строго. Лусине начала есть. Она недовольно ела суп, постоянно поглядывая на брата. Он уже доел и следил только за тем, чтобы доела и сестра.

— Все, — сказал девочка, отодвигая от себя тарелку.

— Не кидай ложку в тарелку, а клади аккуратно.

— Вечно ты ругаешься и всех обижаешь! — выпалила она, выходя из-за стола, и побежала к себе в комнату играть в ненавистные так ее брату игрушки. Арман пошел во двор. На улице было жарко, хотя дул ветер. Юноша пошел за дом и достал из мешка с огородными приспособлениями небольшую лопату. Взяв ее вместе с мешком, он пошел на юг, там, где поверх зеленого поля виднелась гора Арарат. Арман любил идти и смотреть на гору. Он любил дорогу, по которой каждый раз выходил к холмам. Изо дня в день мальчик отправлялся в путешествие по этой дороге к засеянным угодьям, к небольшим лесистым местностям, проходя по сухой земле вдоль протоптанных путниками и им самим тропинок. Чтобы спуститься с нагорья, на котором располагалась деревня, ему приходилось идти вдоль извилистой дорожки через каменные глыбы, вросшие в землю. Когда он уже спустился, его окликнула мать.

— Куда ты? — спросила она, не подозревая что ее вопрос плохо слышен из-за ветра.

— К горе, — прокричал Арман, но мать его не услышала. Он ответил так лишь для того, чтобы скрыть истинную цель своего похода. К ближайшей точке гористой местности он даже близко боялся подходить. Арман положил лопату в мешок. Освободив правую руку, он стал поглаживать каменные глыбы, понимая их ценность как никто другой. Миллионы лет камни образовывались, рассыпались в песок, а железо, руда, золото оставались невредимыми. Потом их захватывала земля и они снова превращались в камни и глыбы, образованные вулканическим путём и обрушением древних гор. Арман не знал, как были образованны, но знал, что они бесценны, как все вокруг, и бессмертны, как ничто другое. Он пошел дальше спокойно, не обращая внимания на ветер. Гористая местность, состоящая из песка, камней и глыб закончилась, и теперь ноги ступали по траве. Впереди виднелся холм. Мелкими шарообразными кустарниками казались деревья на холме издалека. Арман прогуливался по знакомой тропинке. Он знал здесь каждый кустик, каждое деревцо, каждый холм. Любил, когда пасут овец или коз. Но больше ему нравилось, когда проходил дождь, и трава становилась мокрой, а на небе плыли остатки туч, закрывая солнце. Пасмурная, но такая благодатная погода. Глядя на усиливающийся ветер, он ожидал такую погоду в ближайшие несколько часов. Однако хотел успеть просмотреть до дождя один дальний участок земли. Арман полагал, что двух километрах от деревни, в небольшом лесочке, где обитали дикие животные, в том числе кабаны и коварные грифы, скрываясь за кустарниками и за двухметровой толщей земли, располагаются некрупные залежи меди. Древние холмы, в прошлом возможно похожие на горы, навевали Арману мысль о заточенных в горных породах самородков еще не добытой меди, о которой никто ничего не знает. Рассказы местных стариков о близлежащих лесах, которые еще сто лет назад не существовали, заинтересовали Армана, а юношеская наивность подвигла на поиски полезных ископаемых. Арман понимал, что возможно не удастся найти ничего из того, что себе придумал. Ни железа, ни цинка, ничего, а уж тем более золота. Но медь, он так много о ней читал в книгах по геологии, которые ему, к счастью, не пришлось воровать из библиотеки. Они лежали на полках шкафа в одном из классов местной школы, в которой Арман обучался. Юноша предполагал, что найденные им куски земли, раскопанные на двухметровой глубине, могут иметь лишь однопроцентное содержание меди от всей массы, а возможно вообще он не найдет в них ни единой медной крупинки. Однако он был намерен выяснить, есть ли в том лесу медь или нет. Вязаный мешок, какой обычно используют для хранения картофеля, он предполагал использовать не только для сбора земляных образцов, но и в качестве сита для слишком мелких песочных крупиц и лишней земли. Арман подошел к холму и стал медленно взбираться на него. Лопату он вскинул на плечо, а мешок скомкал и зажал в кулаке. Привычная дорога, порой сворачивала в такие дебри, что Арману во время прогулок внимательно отслеживал свой путь. Но великая гора выводила его на правильную тропу, и он снова смело шагал вперед. Сейчас он никуда не сворачивал и шел по той дороге, которая была ему хорошо знакома. Он знал куда она ведет и как меняется ландшафт на пути. Где располагаются холмы, которые можно безопасно обойти или где длинные, неровные холмики. На них лучше взобраться, чтобы не потеряться в поисках обходного пути. Ветер утих и Армана это немного расстроило. Ненадолго солнце зашло за хмурые облака, стало прохладно, однако потом оно снова вышло, обдав загорелое лицо Армана теплом. Он обернулся и увидел, что ушел уже достаточно далеко. Холмы закрыли вид на деревню почти наполовину, а деревья, между которыми располагались маленькие домики, размылись в его глазах и стали одним целым. Ему захотелось лечь на траву, но он преодолел это желание и пошел дальше. Арман часто ходил по этому пути. Только одна улыбка на его лице отчетливо выдавала его любовь к своей деревне, близлежащей местности и к полям цветов. Он часто оборачивался, чтобы охватить взглядом, начинающийся где-то вдалеке агрыдак, заполнить воздухом легкие и с упоением прокричать на все поле! (Земля, моя земля!) Арман спустился вниз с холма и вдали увидел свой небольшой лесок. Отсюда он казался совсем маленьким, но по мере приближения вырастал в большого гиганта, с одной стороны страшного и темного, а с другой такого манящего свирелью птиц и загадочностью деревьев. Тропинка размылась и Арману пришлось идти к лесу по траве. Благо не мокрая она была. Даже если с самого утра голубая роса блистала на тонких травинках, то сейчас после восхода солнца она быстро испарилась. Тропа размылась потому что почти никто кроме Армана не ходил в лес напрямик. Местные охотники заходили в большой лес с другой стороны. В тот лес Арман не стремился, ему хотелось затронуть лишь край маленького леса, который он сейчас видел. Арман до жути боялся кабанов и диких козлов. Около чащи, этот страх усилился. Он немного замедлил шаг, оглядываясь по сторонам и, порой всматриваясь в чащу леса, побаиваясь увидеть там страшное дикое животное. В сущности, он страшился лишь того, что вовремя не заметит бегущего из лесу кабана, волка или бешеную лисицу. В детстве ему не раз приходилось бегать от диких зверей. Однажды Арман шел своей обычной тропинкой домой из школы. Он всегда оборачивался назад, оглядывая зеленые холмы уже пройденные им, но в тот раз он отругал себя за излишнюю боязливость и продолжил идти вперед, не зная, кто находится позади него. Арман услышал, в тот момент, когда закончил мысленный монолог, что сзади кто-то бежит. По его позвоночнику проползла холодная змейка и он, не оборачиваясь, рванул вперед. Как рассказывал потом отец, отогнавший животное выстрелом из дробовика, за Арманом гнался темно-серый волк. Хищник был очень стар и испугавшись оружейного залпа, сразу развернулся к лесу и побежал прочь от Армана. Приближаясь к лесу, Арман вспомнил и то, как отец, вернувшись на следующий день после охоты, рассказал, что его выстрел ранил волка в ногу и тот, углубившись в чащу леса, умер и был обглодан грифами. Эта история вспомнилась Арману именно сейчас. Ему казалось, что она имеет решающее значение в сегодняшнем походе, однако диких зверей нигде не наблюдалось. Это обстоятельство не очень радовало Армана, так как знал, что не замеченный зверь представляет большую угрозу, чем тот, который на виду. Юноша продвигался все ближе к лесу и наконец, дошел до первых деревьев. Небольшой сосновый лес теперь казался непроглядным. Арман остановился перед самой чащей, вглядываясь в ее глубину. Разглядеть что-либо на расстоянии пятидесяти метров было невозможно. Всё от травы до солнца закрывали могучие ветвистые сосны с темно-зелёными иголками. Ночью услышав внезапный шорох или тихий осторожны рык, можно было не на шутку испугаться. Однако и в дневное время Арман достаточно сильно боялся входить в чащу. Но тишина леса и запах сосен успокоили его. Арман минуту постоял у чащи, потом шагнул вперед и устремился вглубь. В его планы входило пройти около ста двадцати метров в чащу леса, затем повернуть направо и пройти еще пятьдесят ближе к середине. Он устремился по грязной дороге вдоль разбросанных сосен. Старые ботинки юноши порой утопали в грязи. Он оглядывался по сторонам, поднимал голову к верху, словно ожидая атаку с воздуха. Арман смотрел на деревья и пытался не вглядываться в глубину, чтобы не чувствовать головокружения. Причиной мог бы стать лесной воздух и сосредоточенный взгляд вперед. Он шел, все также утопая ботинками в грязи, надеясь найти твёрдую землю, где можно было бы начать раскопки. Лопата порой сильно давила на плечо и ему приходилось снимать ее с плеча, волоча за собой, словно ленивую собаку на поводке. Мешок он сложил и засунул под мышку. Так идти было намного удобнее. Арман прошел достаточно глубоко, чтобы, наконец, повернуть направо и пойти ближе к центру. На его удивление поворот был удачным. Грязь уменьшилась. И чем больше он откланялся вправо, тем тверже становилась земля под ногами. Теперь он шел увереннее. Никаких посторонних звуков вокруг не было. На некоторое время он почувствовал себя в безопасности. Кривые сосны наравне с прямыми привлекали взгляд юноши. Он шел и думал о своем. Арман любил сосны с детства. Давно, когда он только еще начинал ходить в деревенскую школу, у себя во дворе он нашел любимое дерево и вплоть до подросткового возраста ходил к нему. Когда Арману было грустно, он подходил к красивой сосне, словно обезьянка взбирался на нее и сидел там, пока не успокаивался. Он разговаривал с ней, любил ее, как живого человека и всегда вспоминал о ней с душевной теплотой. Впоследствии это чувство исчезло и было совсем забыто. Теперь Армана интересовала геология и девушки. Других интересов у него не было. Сейчас он думал о геологии, предвкушая серьёзную находку. Шел и представлял, как найдет залежи меди, словно клад, оставленный пиратами на необитаемом острове. Как раскопает все подчистую и наполнит свой мешок до середины. Он знал, что больше не донесет. Его привлекала сама возможность такой находки и будоражила одна мысль о реальности найденной меди. Он продвигался вперед, ступая по твёрдой земле, и представлял, будто уже нашел столько меди, что можно начинать проводить полноценные геологические исследования. Естественно, он не доверил бы никому исследовать найденные залежи, кроме себя. Его мечтания прервал голос разума, и юноша, будто очнувшись, оглядел деревья, обернулся и подумал о том, что может ничего не найти. Он остановился в тот момент, когда почувствовал, что дальше идти нельзя, иначе можно заблудиться в лесу. Для раскопок он выбрал просторное место. Маленькая полянка посреди леса, по сравнению с другими местами, заросшими соснами, казалась открытой и подходящей для дела. Солнце ярко светило сквозь верхушки деревьев. Свет пробивался на место раскопок и падал Арману на голову. Он кинул мешок на землю и подошел к центру поляны, примечая место, где можно раскопать яму. Лопатой он оставил полоски по четырём углам прямоугольника и принялся за дело. Копал он по десять минут, потом отдыхал. Юноше предстояло сделать яму полтора метра глубиной и почти метр шириной. Арман знал, что чаще всего медь лежит на большой глубине. Однако в некоторых случаях она может лежать и на поверхности. На это он и надеялся, копая и вытирая пот со лба. Железная лопата поначалу его не слушалась. Когда одна нога соскальзывала, он пытался ударять лопату второй. Но сам процесс копания земли был для него не основной проблемой. Главной — были надоедливые корни, которые так и мешали лопате впиться в земную твердь и отделить от нее кусочек. Их приходилось силой рубить, еще резче ударяя по лопате и чаще меняя ноги. Земля постепенно стала уступать и Арман, замечая некоторый прорыв, вдохновился и начал работать с большим рвением. Но по мере того, как земля отрывалась, ложилась на лопату и улетала прочь в деревья и кусты, у Армана возникало противоположное чувство, что сегодня он не найдет ничего стоящего. Лопата снова и снова касалась земли. Арман вскапывал твердь с благоговейным чувством стремления к труднодостижимой цели. Если бы он мог, то разом бы выкопал большую яму и добрался бы до цели очень быстро. Он не знал о том, как трудно даётся геологам поиск полезных ископаемых. Он с детской наивностью верил в то, что достанет нужный ему металл без серьезных усилий. В лесу становилось жарко. Солнце все выше поднималось над небосклоном. Яр