Оглавление

Юнус Огуз
Чингиз хан

Переводчик Али Саидов

Литературный редактор Оксана Буланова

ПРОЛОГ

Война всегда несет с собой хаос и беспорядок. Все рушится, затем обновляется… Все соответствует правилам и законам войны. Во всем этом есть военный миропорядок. Похоже, убийствам и грабежам не будет конца. Эта хаотическая резня, называемая войной, узаконивает разрушения по городам и селениям, превращает солдат, участвовавших в этой войне, их правителей и даже сам хаос в героев, говорящих на их языках и, таким образом, становящихся легендами. Если в обычной жизни, когда нет войны, наказывается даже малейшее преступление и преступника сажают в тюрьму или казнят, то на войне все наоборот. Порядок в хаосе занят созданием своего, собственного миропорядка. Захват и продажа людей в рабство становятся обычным явлением, не говоря уже о грабежах. В такие моменты нарушается традиционный уклад вещей. Людей, привыкших к спокойному образу жизни, потрясают толчки этого хаоса, волны, которые обрушиваются на них, как наводнения; потрясают огонь и пламя, падающие на них с неба, и, когда они пытаются протестовать, то чувствуют себя бессильными и подчиняются новому миропорядку. Новый миропорядок не спешит принимать большинство из них. Чтобы стать новым обитателем хаоса, им нужно адаптироваться к новым правилам. Время царит в хаосе. Хаос — это закон времени.

В мирное время мудрые люди устанавливают правила и каждый обязан им следовать. Но во время войн знающими, умными людьми правят не те, кто все просчитывает по старым правилам, а воины, выхватывающие звезду из рук. Воины, захватчики — это армия. В существующем порядке хаоса есть два времени: время-победитель и время — проигравший. Правитель времени — это хаос. Цикл времени принадлежит тем, кто сдался войне. Те, кто не хочет склонять головы, склоняются перед хаосом, и их головы отделены от тела. Они сгибают колени того, кто не сгибает шею. Таким образом, новый миропорядок хаоса длится до тех пор, пока он не будет полностью урегулирован. Новый миропорядок прощается с хаосом, хаос войны уходит. Начинается новая жизнь, которая рождается из хаоса…

На этот раз Чингиз хан верхом на коне внес в мир хаос как новый миропорядок. Он потряс дремлющий, порой сонный, не желающий просыпаться, мир. Он воззвал к миру: «Эй, проснись! В мир входят новые, мной созданные правила». Таким образом искра, вспыхнувшая на одном конце мира, превратилась в пламя на другом. Дремлющим государствам, даже правителям на своих тронах, было трудно понять, что это такое…

Необдуманный шаг

На границе нового миропорядка дремало царство Хорезмшахов со своим старым миропорядком. Шах все еще не понимал, что на востоке от него возникла империя Чингиз хана и что пришел конец не только Китаю, но и всем государствам и княжествам, прилегающим к его границам. Хорезмшах Ала ад-Дин либо не понимал этого, либо не хотел понимать, потому что был очень силен. Он был настолько могущественным, что отправил в Багдад халифу эн-Насиру письмо с требованием, чтобы проповедь в его честь

— 1 —

была прочитана во всем мусульманском мире. Он имел на это право. Империя,

оставленная его отцом Текишем, была расширена султаном Хорезма. В 1215 году он завоевал Керман, а в 1217 году Аджам, присоединив территории Ирака, Мазандарана, Аррана, Азербайджана, Ширвана, Персии, Макрана, Мангышлака, Кеши, Сиджистана, Драй, Газни и, достигнув границ Индии, вышел к океану. Ему подчинялись западные, южные и восточные территории Каспийского моря. Половина территорий северной части также были его собственностью. Он считал себя правителем мира.

Такой могущественности способствовала и его мать, Туркан-хатун. Его отец женился на Туркан-хатун, дочери кыпчакского хана Ханкиши, чтобы еще больше укрепить государство Текиш и положить конец его зависимости от Кучлук хана. Туркан-хатун была родом из племени баятов, и когда она вышла замуж за султана, она привела с собой уран, халадж, карлук, уграк и других представителей из хорезмских тюркских племен. Таким образом, государство попало под контроль пришедших с ней могущественных тюркских племен. Туркан-хатун была очень властной и влиятельной женщиной, даже муж Текиш ее побаивался. Ей невозможно было перечить и возражать. Говорят даже, что однажды, когда ее муж купался с наложницами в бане, Туркан-хатун, узнав об этом, заперла дверь бани. Если бы слуги не пришли вовремя, Текиш задохнулся бы там от дыма.

Хатун к тому же была воинственной. Говорят, что в 1203 году, когда султан Киясаддин осадил столицу Ургенч, а муж Туркан-хатун отсутствовал в городе, она мобилизовала семьдесят тысяч солдат из числа населения и смогла защищать город до прибытия помощи.

Туркан-хатун всегда помнила слова о турках, сказанных Алп эр Тонгой. Всякий раз, когда ее отец Ханкиши-хан рассказывал о героизме турок долгими зимними ночами, он говорил: «Наш великий каган Алп эр Тонга говорил, что турок подобен жемчужине в морской раковине. Пока он находится под водой, в своем гнезде, он не имеет ценности. Когда вы вынимаете эту жемчужину из моря, она становится драгоценным камнем в ушах и на шее невесты и престола».

Хорезм считался центром науки и культуры мира. Здесь родились самые известные ученые мира: аль-Бируни, аль-Кайни, аль-Имам Зайнаддин, аль-Хорезми и другие, а некоторые писали и творили в этом государстве.

Хозяйственная система империи была устроена таким образом, что водные каналы были построены во всех крупных населенных пунктах. Садоводство и овощеводство год от года обогащали население, но в последнее время возросла налоговая нагрузка, что вызвало недовольство населения.

Шелковый путь с востока на запад находился под контролем Хорезма. Разбой и грабежи были сведены до нуля. Двери всех домов и дворов были открыты, воров почти не было. Установленные порядки способствовали безмятежной радости, и всем казалось, что такая жизнь вечна. Но так продолжалось до 1217 года…

В последнее время у владельца караван-сарая на границе Шелкового пути значительно прибавилось работы. Его доход был настолько высок, что он чуть не утонул в вихре счастья. В прошлом у каждого было свое княжество, и караван-сарай, которым он владел, переходил в руки то одного, то другого или третьего. Каждый диктовал свои правила. Не уплатив налоги, земля передавалась другому хану, который, в свою очередь, вводит новые налоги, часто даже не платя за ночевку и еду. Теперь в Средней Азии было два правителя, и оба освободили караван-сараи Шелкового пути от налогов.

Чингиз хан узнал от пленных, что Хорезмшах хочет захватить ханство Ханбалык[1]. Понимая, что это значит, он опередил Ала ад-Дина Мохаммеда и завоевал северный Китай в 1215 году, и немедленно отправил Махмуда Ялаваджа из Хорезма в качестве посла в Ургенч.

Услышав эту новость, Хорезмшах также направил своего посла Бахаддина эр-Рази в Ханбалык. Путь обоих посланников проходил через этот караван-сарай — один направлялся в Ургенч, другой в Ханбалык…

Двор караван-сарая был полон верблюдов, лошадей и ослов; повара не успевали готовить еду. Прибытие обоих посланников в один и тот же день озадачило хозяина караван-сарая, и он пригласил несколько людей из ближайшей деревни — помочь в приготовлении еды. Но они все равно не справлялись. К счастью, люди Махмуда Ялаваджа разбили шатры снаружи двора, что немного облегчило работу хозяину. В одном из шатров находился только сам посыльный. Посланники Хорезмшаха заняли все комнаты, и даже хозяин был вынужден временно отдать им свою.

Во двор караван-сарая прибыл мужчина на осле, за ним проследовали еще четверо или пятеро, а уже за ними шел один работник и, размахивая палкой, гнал перед собой десять баранов и двух телят.

— Да, торопитесь, мы дошли. Скоро твое мясо закипит в казане, — сказал он, бросив взгляд на казаны, но увидел, что никто на них не обращает внимания, что каждый занят своим делом, и, оторопев, остановился.

Заметив своего хозяина, восседавшего на осле, он подбежал к нему:

— Ага[2], — сказал он, — я принес то, что вы просили, но риса не хватило. Вы знаете, что новый урожай еще не созрел, а купцы забрали все, что было…

Хозяин караван-сарая прервал его, зная, что слуга слишком разговорчив.

— Послушай, ты, — прикрикнул он, — сейчас не время болтать, размести, что принес. Слуга не должен стоять без дела. Пусть двое мужчин из деревни зарежут животных. Остальные будут готовы к услугам гостей, следят за животными, рубят дрова.

Хозяин вытер вспотевшую шею накинутым на плечо полотенцем — несмотря на то, что была весна. Он размышлял, что если уважаемые послы будут довольны гостеприимством, то за несколько дней он заработает такие деньги, какие можно заработать лишь в течение нескольких месяцев.

— Ну что ты хлопаешь глазами, пошевеливайся! Если ослушаешься, значит, соскучился по плетке, что прошлась по твоей спине.

Очевидно, слугу частенько избивали. Как только он услышал про плеть, тотчас принялся наставлять пришедших.

— Ну, что вы стоите, пошевеливайтесь…

Во дворе караван-сарая появился посланник Чингиз хана Махмуд Ялавадж. Одет он был в полосатый халат, черные кожаные сапоги с высокими голенищами и с тюрбаном на голове. Выйдя во двор, он заложил обе руки за спину и внимательно осмотрел большой двор, остановив взгляд на хозяине.

Хозяин растаял под этим взглядом и так склонил голову, что чуть не уперся ею в толстый живот. Это также означало поклон. Не поднимая головы, он подошел к послу и спросил:

— Ага, скажите, что вам приготовить на вечер? Сейчас разделываем ягнят, а скоро будем разделывать и телят, и будем держать мясо наготове.

Задав вопрос, хозяин обеспокоенно посмотрел на посыльного.

Махмуд не торопился с ответом. Хотя он был родом из Хорезма, он несколько лет служил при Чингиз хане и, вскоре завоевав его доверие, стал постоянным гостем за ханским столом. После завоевания Ханбалыка его авторитет еще более укрепился. Он знал, что его хозяин стремился контролировать весь Шелковый путь — как с севера, так и с юга. Единственная сила, которая может его остановить, — это султан Хорезма. Он уже готовился, поэтому его и отправили в Ургенч. Ему было поручено проверить обстановку вокруг Хорезмшаха, провести необходимые беседы с придворными, но, прежде всего, увидеться с Туркан-хатун, чтобы преподнести ей ценные подарки от имени хана. Он знал, кому что сказать.

Чингиз хан сознательно заселил земли султана Ала ад-Дина Мохаммеда беженцами. Слухи долетали в столицу как ветер самум, преувеличенные в пять раз. Однако ни страх, ни угрозы, ни слухи особо не волновали его, поскольку он был уверен в себе. Достаточно ему взмахнуть рукой, как двести тысяч солдат будут в его распоряжении. Обо всем этом знал и посланник. Вот почему он предусматривал шаги, которые собирался предпринять, и разговор, который собирался вести.

Махмуд Ялавадж снял с пояса маленький мешочек с золотом и бросил его в хозяина караван-сарая. Хозяин, на лету поймав мешочек, тут же растянул шнурок, и, улыбаясь, заглянул в него. На этот раз он поклонился так, что голова коснулась его толстого живота.

Посланник равнодушно спросил его:

— Я слышал, что здесь также гостит посол Хорезма Сеид Бахаддин эр-Рази. Это правда?

Хозяин караван-сарая приподнял голову с толстого живота и посмотрел в лицо посланника. Он научился читать по лицам. Посмотрев в лицо человека, он определял, был ли тот подлым или благородным, честным, отважным и храбрым. Но по лицу посланника он ничего не смог прочитать. Тот не казался недовольным, вроде и не злился. Лицо посланника показалось ему застывшим. Он решил, что, наверное, именно такими должны быть настоящие послы хана и султана.

— Да, ага, — не спеша ответил хозяин, одновременно запихивая мешочек с золотом себе за пояс. — Вы приехали сегодня утром, а они уже два дня гостят здесь. Насколько мне известно, завтра они отправятся в Ханбалык.

На лице посланника не дрогнул ни один мускул, и он решительно заявил:

— К вечеру приготовишь татарскую бугламу[3], но из телятины. — И добавил: — Мясо варите подольше, чтобы было мягким.

Скрестив руки на груди, хозяин караван-сарая поклонился.

— Будет сделано. Что-нибудь еще? — спросил он.

Будто вспомнив, Махмуд продолжил.

— Да, еще хорезмский плов. Так хочется, что аж кончик носа зудит. В Каракоруме, столице Чингиз хана, сколько я ни учил поваров, они все равно не могут усвоить метод приготовления ургенчского плова. И еще…

Он замолчал, не договорив, но добавил через некоторое время.

— Передайте посланнику Хорезмшаха, что вечером он мой гость, я устраиваю торжество в его честь…

***

К вечеру небо посерело, а затем и вовсе потемнело; у крыши караван-сарая завис горный туман. С туманов смешалась морось, словно шалью накрыв караван-сарай. Удивительно, но туман не опустился на землю, он стоял над караван-сараем, как будто накинул на голову свадебную фату. Морось усилилась и перешла в дождь. Когда дождь припустил, туман, почувствовав себя побежденным, начал отступать в горы и через некоторое время полностью исчез. Вместо этого вспыхнула молния и грянул гром. Дождь шел как из ведра, день сразу превратился в ночь. Хозяин караван-сарая принял меры предосторожности, потому что он привык к такой погоде весной. Он сразу же приказал своим слугам:

— Эй, вы, быстро зажгите лампы, пусть весь двор будет освещен. Осветите и комнаты.

Слуги разбежались под дождем, выполняя поручения, и через некоторое время двор был полностью освещен. Под светом серебряный дождь засверкал еще сильнее, словно с неба на самом деле падало серебро. Убедившись, что двор и комнаты освещены, хозяин взял лампу и направился в помещение посла. Он постучал в дверь, ожидая приглашения. Вскоре он услышал:

— Входи.

Просунув вначале наклоненную голову, а затем и туловище, придав лицу покорное выражение, он произнес:

— Добрый вечер, ага! Я принес лампу, чтобы у вас стало светлее, — сказал он и поставил светильник на полку.

Сеид Бахаддин что-то писал на маленьком круглом столе. Его одежда не сильно отличалась от одежды другого посланника, только пояс его был красного цвета. Он поднял глаза и посмотрел на вошедшего. Он увидел освещенное лампой упитанное лицо хозяина караван-сарая. Сеид Бахаддин не любил полных людей. Ему казалось, что у таких людей мозг начинается с желудка, а желудок управляет мозгом. Сам он был худым и высоким и старался не находиться рядом с толстыми людьми. Ему казалось, что это выглядит смешно.

— Это ты, Абдул, — сказал он, наконец, — я как раз собирался вызвать тебя. Утром мы выезжаем, нам надо рассчитаться.

Абдулу всегда называли «хозяином», но он не стушевался, и сказал:

— Будьте нашим гостем, ага. Не каждый день приезжает сюда посланник султана!

Посол поднялся. Он часто слышал подобные лестные определения в свой адрес и использовал их в своих интересах. Он вынул из кармана шесть золотых монет и протянул Абдулле, почти коснувшись его головы.

— На, вот твои деньги, как мы и договаривались.

Глаза Абдулы заблестели, а деньги в его руках мгновенно исчезли. Он, словно волшебник, тут же их припрятал, не переставая молиться:

— Да благословит вас Аллах, да продлит он вашу жизнь. Без долгов и дорога короче.

Сеид Бахаддин не обратил внимания на его слова, его разговор с хозяином караван-сарая был закончен. Теперь он ждал, пока тот уйдет. Однако Абдул, сложив руки на животе и опустив голову, не уходил, как будто хотел что-то сказать. Эр-Рази понял это и посмотрел на него.

— Что-то еще? — спросил он. — Может, денег недостаточно?

Абдул ответил, не поднимая головы:

— Нет, ага, денег достаточно, я хотел вам передать, что татарский посол, который сегодня приехал, пригласил вас вечером на пиршество.

Посол молчал. Он знал, что посланник Чингиз хана прибыл сегодня в караван-сарай, но встречаться с ним не хотел, потому что не знал его. В принципе, он ничего не знал и о Чингиз хане. Эр-Рази опасался, что при разговоре может допустить ошибку, и об этом донесут султану.

Затем посланник подумал: «Наверное, лучше все-таки встретиться с ним и прощупать, так же силен в политике татарский посол, как сильна ханская орда?». Прежде чем принять решение, он спросил:

— Какие блюда заказал для пиршества посол?

Абдул ответил без замедления:

— Татарскую бугламу и хорезмский плов.

Эр-Рази подумал: «Значит, они приравнивают себя нам. Они нас совсем не боятся?» Но вслух произнес совсем другое:

— Что ж, скажи уважаемому послу, что я с радостью приму его приглашение.

Хозяин вышел из комнаты, пятясь назад.

Потолок гостевого зала караван-сарая был выполнен в виде восьмиконечной звезды, а в сам зал веди четыре дверных проема в виде арки. Посередине помещения через каждые семь-восемь шагов возвышалось восемь колонн, рядом с каждой колонной стояли слуги и стол на шесть или восемь человек, а вокруг стола стояли длинные скамьи. Над

— 5 —

столами был натянут навес, на стене красовался большой ковер. Прямо у ковра за столом сидел татарский посол.

Его и увидел эр-Рази, когда вошел в зал через одну из дверей. Прослужив много лет послом, он сразу понял, что это означает. Он собирался развернуться и выйти, но, увидев, что посланник встал, передумал. Они оба были из Хорезма и прекрасно оценивали ситуацию. Было понятно, что Махмуд Ялавадж своими действиями выразил превосходство татар. Он понял замешательство эр-Рази, и своим поведением без слов дал понять, что мы — хозяева нового мира.

Татарский посланник встал и протянул руки Бахаддину, который все еще был сбит с толку:

— Спасибо, уважаемый посол, что вы приняли мое приглашение. Думаю, что и в будущем наши страны будут доброжелательно сотрудничать. Проходите, дорогой посол, присаживайтесь.

Не преминул при этом заметить:

— Под тяжелой ношей и спина согнется. Мы, послы, несем очень тяжелое бремя. Политики обычно любят послов.

Услышав эти слова, посланник Хорезмшаха, улыбнувшись, подошел к нему и сказал:

— Конечно, дружба двух стран иногда зависит от, нас, послов. Сказанное сегодня слово может послужить мостом благополучия завтра. На самом деле мы рады иметь такое сильное государство в окрестностях Хорезма, потому что наш великий султан также был очень обеспокоен вторжением небольших княжеств, некоторых эмиров в приграничные поселения. Надеюсь, что вскоре эти препятствия исчезнут и люди по обе стороны границы смогут жить спокойно.

Они подошли друг к другу. Хотя Махмуд Ялавадж был немаленького роста, он все же выглядел невысоким рядом с эр-Рази. Они оба приветствовали друг друга, обхватив за локти.

— Присаживайтесь, дорогой посол, — указал Махмуд Ялавадж на свободное место.

Обескураженный посланник Хорезмшаха сел на указанное ему место. Махмуд же вернулся на свое прежнее место. Откуда было знать Сеиду Бахаддину, что через несколько лет человек, с которым он теперь любезно разговаривает, будет править Туркестаном как представитель Чингиз хана, затем править в Ханбалыке и введет новшества в налоговую систему империи. Но это будет значительно позже.

А сейчас они просто сидели за столом. Слуги быстро подавали различные блюда. Первым было принесено любимое кушанье татар — буглама, приготовленное на пару с чесноком и луком. Это не ускользнуло от внимания эр-Рази. Он подумал: «Значит, он хочет снова показать мне свое превосходство». Не сказав ни слова, посланник сделал для себя вывод. В конце концов, он был приглашен в качестве гостя.

Эр-Рази не спешил приступать к трапезе. Он ждал, когда татарский посол скажет ему: «Угощайтесь». Однако татарский посол не спешил. Вместо этого Махмуд Ялавадж взял из тарелки в середине стола кусок мяса с косточкой, откусил его, и оставшееся мясо положил в тарелку гостю. Посланник Хорезмшаха и вовсе растерялся, посчитав это оскорблением для себя. Он даже хотел встать и уйти.

Махмуд исподлобья наблюдал за его действиями. Он догадался, что Саид ничего не понял. Улыбнувшись, Махмуд сказал:

— Уважаемый посол, не торопитесь. Обычай — это не закон, но в той же мере обладает силой закона. Если вы пойдете к нашей ханум, вы должны знать обычаи. По татарским обычаям дорогому гостю нужно отдать пай из того, что у вас в чаше. Поэтому это не оскорбление, а знак уважения.

Посланник Хорезмшаха покраснел и посчитал неправильным не знать таких вещей. Не говоря ни слова, он съел мясо, запив фруктовым соком. А Махмуд пил вино и не предлагал ему из вежливости. Он знал, что посланник был сеидом, и не позволял себе этого.

— 6 —

Эр-Рази хотел исправить свою ошибку. Поэтому он задал вопрос, который пришел ему в голову:

— Уважаемый посол, вы верно заметили, что необходимо знать обычаи тех мест, где оказался гостем. Пасущийся конь сам себя не хлестанет. Посол никогда не должен попадать в неловкую ситуацию. — Махмуд одобрительно покачал головой, не отрываясь от еды. — Потому хотел бы спросить вас. Кто такой Чингиз хан, за короткое время вторгшийся в Китай и захвативший китайские земли? Монгол или татарин? У нас их всех называют татарами.

Махмуд Ялавадж расслабился. Выпив содержимое пиалы, он поставил ее перед собой и сказал:

— Это долгий разговор, но я скажу вкратце.

Он заметил, что посол, удобно устроившись, собрался его внимательно слушать. Махмуда это вдохновило.

— Итак, до того, как наш хан стал ханом, его звали Тэмуджин. Его отец, Есугей Батыр, был могущественным главой своего народа — улуса Бёрт…

Эр-Рази, перебив его, быстро произнес:

— В старину их у нас волками называли.

Татарский посланник подтвердил его слова и жестом приказал слуге наполнить пиалу.

— Да, жену нашего хана тоже зовут Бортэ, она из племени Гунгират.

Собеседник удивленно спросил:

— Из белых гуннов?

Махмуд чувствовал, что посла интересовало прошлое своего народа. Он подтвердил свои слова:

— Это правда. Гунгират также означает «лебединый народ».

— В древности нас называли черными гуннами.

Желание как можно больше узнать о Чингиз хане заставило забыть посла Хорезмшаха о политике.

— А какой национальности была мать хана?

Похоже, Махмуд Ялавадж затронул тему, интересующую посла.

— Однажды Есугей Батыр отправился на соколиную охоту и на берегу реки Онон наткнулся на одну телегу. Там были Эке Чиледи из татарского племени меркит и его невеста Оэлун. Девушка понравилась Есугею. Он возвращается и зовет своих братьев на помощь, чтобы вырвать ее из рук Эке Чиледи. Жених, оценив обстановку, ускакал на лошади восвояси. Оставшись одна, девушка вынуждена была выйти замуж за Батыра. Поэтому меркиты были озлоблены на Тэмуджина и даже похищали его жену Бортэ, продержав ее у себя некоторое время.