автордың кітабын онлайн тегін оқу Эффект «галки»
Александр Скориков
Эффект «галки»
Жалкая пародия на «иронический детектив»
Попытка с юмором взглянуть на наше чудесное время, когда даже министр может за пару месяцев сменить своё кресло на плохо струганные нары, а ты этот путь пролетаешь ещё быстрее.
Вы, конечно, знаете об «эффекте бабочки»?
Одна девица, дочитав до этого места, радостно закричала: «Знаю! Это в животе!»
Выбитый из колеи, я спросил, неужели она считает нормальным, что повесть начинается с таких бабочек?
«А-а, так это повесть! Я думала, роман».
«А какая разница?»
«Просто я все свои романы начинаю с намёка на этих бабочек!»
Я тогда подумал: хорошо, что эта особа — не писательница. Хотя я плохо слежу за «дамскими» романами, и, может, таких писательниц уже уйма, и подобными бабочками в их книгах забиты все страницы.
Нет, я имел виду тот знаменитый эффект: если ты сейчас убьёшь бабочку, то в мире всё изменится, и через пару миллионов лет на Земле могут править бал не люди, а, допустим, жуки.
Когда я впервые про эту теорию прочитал, у меня мурашки по спине побежали от такой перспективы. Сами представьте: через пару миллионов лет ты приходишь в горадминистрацию, а там в кресле сидит… ЖУК! Жесть, верно?
Хотя, как сказал мне один товарищ, непонятно, зачем ждать миллионы лет: зайди сейчас — он там уже сидит.
Ладно, чего это мы к жукам полезли, давайте снова о бабочках и их эффекте. Есть он или это фантастика? Есть, есть, не сомневайтесь — я на своём опыте знаю. Дались вам эти миллионы лет! Вот в детстве я столько этих бабочек переловил — их тогда почему-то было гораздо больше. Мы все бегали с сачками за капустницами — и душили их, душили. Душили, душили… Полиграф Полиграфыч тоже с нами бегал.
И вы что, не чувствуете эффекта от той душиловки? Полвека прошло, а жизнь уже стала ху… гораздо хреновее, у любого спросите. Просто время ускорилось, это и учёные вычислили, и не надо уже ждать миллионы лет.
Тамара, подруга Оксаны, тоже это заметила, и вывела из «эффекта бабочки» «эффект галки». Ну, или вороны, чтобы понятнее было, что не какой-нибудь Галины Ивановны.
Вот ты утром собираешься на работу и видишь в окне — летит галка, чёрная такая. Ну, ты увидела и пошла в прихожую сапоги надевать. И другие люди эту галку заметили, но значения никто ведь не придаёт, верно?
А она прилетела и села на крышу твоего дома. А там парапетик из кирпичей. Но ты же знаешь, как у нас бухарики-строители его кладут: хорошо, если только половину цемента слямзили. И кирпич под галкой ходуном ходит. А тут ты — вся такая из себя — выходишь из подъезда. Продолжать или сама вспомнишь, как в реанимации оклемалась?
Если честно, то об этом разговоре с Тамаркой Оксана вспомнила уже потом, когда её жизнь летела в крутом пике.
С Томкой они сошлись от обоюдной безысходности. В детстве жили в одном дворе, потом — в классе, кажется, девятом, — Тамара с родителями переехала в другой район города. Иногда сталкивались на улицах или в супермаркете: «Привет!» — «Привет!» — «Как ты?». И весь разговор.
У Оксаны были подруги в институте, у Томки свои. Пока Оксана зубрила экономику, Тамарка нырнула замуж, потом с трудом, унося ноги, вынырнула из этой проруби, где её крутило, как в стиральной машине. Места работы она меняла также беспорядочно: Оксана не успевала следить за её подвигами на этом фронте, как и на личном.
Они сблизились, когда муж Оксаны Вадик решил начать новую жизнь на стороне, оставив ей в подарок Ромку. Хорошо, хоть родители поддержали в тот момент.
Затем она оттрубила несколько лет в банке, и её несколько месяцев назад назначили управляющей: неожиданно, конечно, но Оксана решила, что по заслугам. Работе она отдавалась сполна, и было приятно, что это заметили.
Правда, все девицы в банке с этой минуты стали поджимать губки при встрече с ней, — зависть так и сквозила в их взглядах. Не будешь же с ними по душам разговаривать?
Вот тут-то они с Томкой и стакнулись. Встретятся, вывалят друг на друга ворох своих проблем, бутылочку вина распотрошат, и расстаются, без обид и претензий, — что им делить? Оксану очень порадовало, что её повышение на их отношениях никак не сказалось. Томка не стала лебезить, не пыталась выпросить кредит «по-приятельски». Для неё подруга — это подруга, а не ступенька.
Так вот о том разговоре. У Тамарки одна особенность: она зависает в сети. Но не так, как эти безголовые обалдуйки, что пишут свои комменты в четыре часа ночи — когда они спят? Или им на работу не надо?
Нет, Томка не дура, чем Оксане и нравится. Она шныряет по таким чатам — нормальной женщине и в голову не придёт там ошиваться. И любит отыскать какую-нибудь интересную информацию и всем знакомым навешивать её на хвост.
В то воскресенье они общались у Томки: та, экспериментируя, приготовила мексиканский салат — тренируется в ожидании очередного спутника жизни.
И стала объяснять Оксане про этот самый «эффект галки».
Они тогда похохотали, и Оксана забыла про этот «эффект». Мы ведь действительно не замечаем, когда начинается «оно». Оксана ведь не подозревала, что галка уже топчется на кирпиче. Просто имя у неё на сей раз — «пульт от телевизора».
И он как раз иллюстрирует ещё одну теорию, что глобальные события начинаются с какой-нибудь мелочи. Например, пригрело солнце, вытопило из снега на склоне горы камешек. Он покатился вниз, стукнулся о другой камень, о третий. И уже через минуту в долину сверзилась лавина. Кто про этот первый камешек вспомнит?
Пульт этот окаянный поломался, и Оксана поехала покупать новый. Это привело к тому, что она быстренько пролетела путь от руководящего кресла до швабры уборщицы.
А если бы пульт остался целым?
Тогда бы Оксана лет восемь спокойненько шила бы брезентовые рукавицы на зоне. Вот такая вот альтернатива, как любят говорить философы. Вы бы что выбрали?
А в тот вечер Оксана вернулась с работы. Её девятилетняя надежда и опора резалась, дергаясь в конвульсиях, в очередную игру в компьютере. Понимая, какая реакция со стороны матери последует, Роман со вздохом убил последнего «Чарли» и подсел к ней на диван.
— А с уроками как, молодой человек?
— Ма, мы же с тобой договорились: я играю, когда уроки сделаны.
— Жаль, что мы с тобой не договорились, на какую оценку они выполнены.
— Да ладно, ма, что я, зубрила и ботаник?
— Рома, в наше время без хорошего образования…
Оксана ещё что-то выговаривала, понимая, что это всё… Трудно без мужика воспитывать сына.
Она взяла пульт от телевизора, но панель не засвечивалась. Открыла батарейный отсек, поправила батарейки.
Бесполезно.
А Рома сидел так скромно, так внимательно смотрел на тёмный экран, что сразу начинаешь прозревать.
— Рома, скажи честно, ронял?
— Это Мурзик прыгнул — он и упал.
— Рома, ты замечаешь, у тебя постоянно что-то случается: и дома, и в школе. Но ты почему-то никогда не виноват, а, сынок?
— Ну, так я при чём, если Мурзик прыгнул?
Оксана только вздохнула:
— Вот теперь мне надо завтра будет ехать искать этот пульт. Будто мне больше и делать нечего.
— И чего? Ты же начальник на работе, можешь и задержаться.
— Рома, за начальником во все глаза смотрят: чего это ему можно в рабочее время за пультом ездить, а нам нет? Хуже нет быть начальником.
— Ага, ага!
Оксана легонько щёлкнула сына по лбу пультом, и они расхохотались.
Жмурясь, как кот, Ромка сунул голову матери под мышку, прижался и затих.
Оксана стала думать, где завтра покупать пульт. Пришлось звонить Томке.
— Не морочь себе голову, — с готовностью отозвалась та, — не шляйся по магазинам. Езжай сразу на радиорынок. Я прошлый раз полгорода объездила…
Вы вообще задумывались над тем, что каждый из нас ощущает себя центром вселенной? «Пуп Земли» — вот моя должность! Мы ведь только ближние связи отслеживаем: родных, начальство, друзей.
И совсем не думаем о том, что где-то какой-нибудь Мавроди уже организует «МММ», копая под ваше благополучие яму, уже Лёня Голубков обещает купить жене сапоги, а мы и в ус не дуем. Нам кажется, что мы всем в этом мире повелеваем. Наивные!
Вот и Оксана совсем не представляла в тот «пультовый» вечер, что к её жизни мог как-то прилепиться начальник областной полиции.
А генерал Винников в это время вёл переписку в интернете. Его всего несколько месяцев назад перебросили с Дальнего Востока в этот южный город «на укрепление». Так сказать, «на освобождение структур от оборотней в погонах», как выразился министр, предлагая Винникову, — тогда ещё полковнику, — эту должность.
Новоиспечённому генералу позволили взять с собой со старого места службы пару надёжных подчинённых, чтобы уж не совсем в одиночку воевать на таком глухом фронте.
И ещё пообещали поддержку в виде «майора Тюхина». Хотя какая на самом деле у майора была фамилия, и даже был ли тот действительно майором, генерал не знал. Он и не видел его никогда. Тот должен был разрабатывать проблему, так сказать, снизу.
А проблема эта состояла в том, что «авторитет» «Рыжий Алим» осуществлял трафик наркотиков в их город, сильно привязав к этому делу кое-кого из управления полиции.
Генерал не знал, что «Тюхин» был родом отсюда, но двенадцать лет назад уехал поступать в институт и в городе с тех пор не появлялся. Когда у его отца случился инфаркт, мать решила, что видали они в гробу городские стрессы, и увезла мужа в деревню к родственникам, где они и жили теперь.
А легенду майору придумали неплохую. Будто он работал в столице официантом в ресторане, но там случилась «разборка», и «Тюхину» случайно прострелили бедро. И он приехал в родные места подлечиться. Пулю майор схватил, понятное дело, совсем по другому поводу, но ранение позволяло ему свободно передвигаться и не оправдываться, почему не работает.
Хотя майору и пообещали, что его миссия будет жёстко засекречена, он понимал, что и в министерстве может быть утечка: вряд ли, конечно, вплоть до фамилии его, но то, что в город послан «волкодав», это вполне могло достичь нежелательных ушей.
И потому даже с генералом он общался по скайпу в вязаной шапочке с прорезями для глаз и специальным устройством искажал голос.
На подколы начальника говорил, что не хочет быть похороненным на здешнем кладбище, — не для того его сюда командировали. Он не сомневается, что в управлении не один «крот», а целая кодла. И, небось, уже идут по его следам. А то, что генерал говорит не с работы, а из дома, — это пустяки: сейчас техника… Он сам с такой работает.
А в расследовании он продвинулся. Действительно, дилеры получают товар на радиорынке. Очень удобно: будто покупаешь детали. Кто туда завозит опт, тоже понятно: Кусяев по прозвищу «Кусяка» и Пшеничный, кличка «Батон».
Майор показал снимки парней, явно не скрипачей симфонического оркестра. Они просто связные, перевозчики — ближе не подпускают. Скорее всего, специально держат, как слабое звено. Запахнет керосином, их уберут — и цепочка прервётся.
А откуда поступает опт в город, пока не совсем ясно. Надо ждать очередной партии, а уж тогда…
В конце разговора генерал пошутил, что «Пшеничный — Батон» — это остроумное прозвище. На что майор сказал: погоняло «Алим» понятно — фамилия у авторитета Олимпиев. А вот главу другой группировки, за что «Танкистом» прозвали?
Да всё просто, песню про танкиста очень любит. Нет, не «Три танкиста, три весёлых друга…», а другую: «Да у тебя же мама педагог, да у тебя же папа — пианист. Какой ты на фиг танкист?»
Майор специально назвал вслух имена Кусяки и Батона, очень надеясь, что квартира генерала прослушивается. Но если прослушка есть, интересно знать, кто за этим стоит: «Алим», «Танкист» или коллеги генерала?
Пока всё внимание «Алиму».
Оксана чувствовала себя счастливой только за рулём. Но это, по-моему, у всех женщин сегодня: другого счастья-то, подчас, и не предвидится. С мужиками всё просто — их нет. Взамен них… Ой, даже говорить не хочется!
Томка вычитала где-то стихи:
Всё меньше — будущих, всё больше — бывших.
А настоящих не было и нет.
Сразу чувствуется, что пишет женщина, и женщина талантливая, верно? Мужики ведь о таком не пишут, они всё больше: «Октябрь уж наступил, уж роща…» Или вообще такое, что ни в какие ворота: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» Ага, дадут тебе чего даром в наше время!
Ладно, чего о мужиках говорить, понятно, что в наше время автомобиль лучше особи в штанах. Конечно, любимый мужчина любую тачку за пояс заткнёт, но где он бродит, ядрён корень, этот любящий? Когда его видели в последний раз? В прошлом тысячелетии?
Томка вычитала где-то теорию, что любящих мужиков нет потому, что женщины стали доступнее. Взгляните на улице: каждая ходит, обтянув до невозможности свои прелести: тридцать пять градусов жары, а она в тёплых джинсах, дубина стоеросовая! Зато все видят, что у неё-то всё натуральное, — никакого силикона!
А другие готовы чуть ли не голышом по улицам шастать — это у них теперь шорты такие! Есть подозрение, что лет через пятьдесят материи на женское платье будет идти, как сейчас на носовой платок. Вот только что они согревать и прикрывать будут этим платочком?
Раз бабы доступны — чего мужику напрягаться? Какая-нибудь да пригреет: обездоленных дур хватает. А любовь — это ведь каторга пожизненная, хоть и сладкая, конечно. А какой бабе не хочется сладенького…
Между прочим, обезьян знаете, как ловят? На сахар. Кусок сахара кладут в кувшин с узким горлом. Она суёт туда лапу, хватает сахар, а вытащить кулак не может. А сахар бросить жалко…
И чем женщина от обезьяны отличается? Он, гад, и не работает, и бьёт её, а она всё разжать кулак не хочет — помирает, видите ли, без сладенького! Тьфу!
Так, что, машина — это… Оксана, когда была завотделом, взяла в кредит маленького такого «клопчика»: ей же много не надо было — съездить с Ромкой к родным. А когда назначили управляющей, некуда было деваться: вот и купила вот эту роскошную — как бы помягче выразиться? — заразу.
Наверное, уверяла она себя, просто я такая несчастливая.
Нет, всё было чудесно, только дней через десять машина вдруг заглохла и перестала заводиться. Автосервис вымотал все нервы, но потом ещё пару недель Оксана ездила и наслаждалась. Как вдруг эта… скотина опять не завелась. Снова прошли с ней круги ада.
И теперь Оксана ездит и дрожит — а если снова? Никакой радости от полёта. Хочется верить, что уже всё, починили, а где-то внутри скребётся червячок. Это разве жизнь?
Так настороже и рулит. Без наслаждения. В ожидании подвоха. Может, она себя накачивает, но ничего поделать с этим не может.
Рынок работает с восьми, Оксана выехала пораньше, чтобы если и опоздать на работу, то не сильно. Когда-то это был птичий рынок, где продавали волнистых попугайчиков и хомячков, но он заглох в девяностые: знаете, как-то не до хомячков, когда деньги за ночь в шесть раз обесцениваются. А ужин из хомячков что-то не улыбается приготавливать, хотя, мать говорила, с мясом тогда проблемы были, — словами не описать!
Отец вспоминал, как он, — году так где-то восемьдесят девятом, — стоял в продуктовом и смотрел на колбасу в витрине. Колбаса была оригинальней некуда: она состояла вся из сала, — на срезе казалась сделанной из белого горошка, каждая горошина отделялась от соседней миллиметровой паутинкой чего-то розового, может, даже и мяса. Если ты эту «колбасу» жарил на сковороде, через пять минут она превращалась в жидкость. Наверное, жир, хотя в это верили лишь уж очень упёртые оптимисты.
Но, главное, называлась «колбаса» «Эстонской». Как уверял отец, он потом понял, что подобного оскорбления прибалты не вынесли и потому кинулись отделяться от СССР в первых рядах.
Так как от хомячков пользы не было даже в продуктовом плане, рынок перепрофилировали.
Оксана припарковалась недалеко от входа и пошла к арке ворот, где на сетчатой дуге невзрачными, непонятно из чего сделанными буквами уведомлялось: «РЫНОК РАДИОТОВАРОВ».
Внутри всё пространство было посечено рядами крошечных павильончиков. Продавцы — в основном, мужчины — раскладывали товар на прилавках.
Оксана огляделась, несколько даже растерявшись: думала, что будет три-четыре магазинчика. Никаких пультов на ближайших прилавках не было видно: там лежала всякая всячина, — на женский взгляд, сущая чепуха. И кому это всё нужно?
Оксана направилась к ближайшему открытому прилавку на углу ряда: там под лёгкой крышей из пластика, укреплённого на четырёх трубах, скучал мужичок.
Когда она подошла поближе и разглядела его, ей расхотелось с ним разговаривать. Возникло чувство: нет, не когда видишь бомжа, а вот, когда встречаешь завсегдатая винно-водочного отдела. И жалко, и грустно.
Одет он был, правда, чистенько. Старенькая ветровка, очки только какие-то несуразные. Тёмные волосы из-под бейсболки выглядывают не то, чтобы неряшливые, — будто неделю не мытые.
И ещё усы. Это уж последняя капля: топорщатся, будто дохлую мышь верхней губой к носу прижал. Щетина у этого мышонка чего-то жёсткая, как на зубной щётке. Ну, вот зачем такие отпускать? Какая женщина на это клюнет?
Оксана чуть было не прошла дальше, но одёрнула себя: ей ведь только спросить. Показала пульт:
— Не подскажете, где такой здесь можно купить?
Мужичок стал сама любезность. И голос у него оказался приятный. А для любой женщины голос у мужчины… Особенно, когда он говорит тебе что-нибудь этакое…
Но мужичок сказал всего лишь:
— Сейчас повернёте в соседний ряд, в конце будет павильон номер шестьдесят один. Там у Миши всё есть.
Оксана поблагодарила и пошла, чувствуя, что её провожают взглядом. Да на здоровье! На ней деловая двойка английского костюма. Думаю, смотрится ничего. Конечно, приятно, когда от тебя не отрывают глаз, но неужели её следующая ступень глазеющих — бомжи?
Можно, пока, собственно, не начался детективный сюжет, я немного расскажу про отношение Оксаны и Тамары к шопингу? А, чего? Ведь детективы все на одну колодку, — чего вы такого необычного ожидаете здесь найти? А шопинг… Это ведь жутко злободневная тема для женщин. У них, как говорила моя бабушка, «лихоманка» начинается, когда они видят по телевизору, что у кого-то из «шоу-звездунов» гардеробная больше, чем вся твоя квартира. И обуви там пар четыреста — это же сколько денег угроблено? Кто это всё носить будет? Выпендрёж один, как утверждает Томка.
Она считает: слово «шопоголик» надо писать с буквы «Ж». Потому что все эти чудики — сдвинутые на всю голову. Они себя чувствуют, как во сне, — действительно, голыми. И хватают первое попавшееся под руку, чтобы, значит, прикрыть наготу. А потом, когда осмотрятся, понимают, что тряпки эти никому на фиг не нужны. А денежки уже тю-тю! И надо бежать опять покупать что-нибудь приличное. Но ты же голый — и тут опять не до мозгов. Так и бегают всю жизнь с голой задницей меж кучами тряпья.
Оксана Томку в этом отношении поддерживает, хоть и по другой причине. Тамара, когда отбила все бока в стиральной машине жизни и поняла, что ни стометровой яхты, ни золотого унитаза у неё никогда не будет, решила, что гнать лошадей в попытках утереть нос соседке смартфоном последней модели, — идиотизм чистой воды, если у тебя даже на сырокопчёную колбасу денег не завалялось.
Хотя дурости вокруг предостаточно. Одна коллега по работе, живя вчетвером на восемнадцати квадратных метрах, купила в кредит «Вольво», чтобы «соответствовать». И её ничуть не смущало, что теперь её семейка будет несколько лет питаться, говоря языком рекламы, «лапшой быстрого приготовления». Зато можно с лёгким презрением поглядывать на других, садясь в своё крутое авто. Самое главное, переубедить такую «мадам», что она, так сказать, попутала приоритеты, абсолютно невозможно — это она живёт «правильно», а вы просто завидуете.
Тут я ещё чуточку отвлекусь: вы об «эффекте крота» слыхали?
На поле близ местечка Ватерлоо жил крот. И когда там началась знаменитая битва между Наполеоном и англичанами, этот крот решил, что всю эту заварушку люди устроили специально, чтобы доставить неприятности именно ему, кроту.
Сильно, да? Теория малоизвестная, хотя представителей её вокруг! Включи телевизор: пятнадцати минут не пройдёт, как появится на экране кроти… в общем, особа женского пола семейства кротовых, которая томно захлопает чугунными ресницами: «Я этого достойна!» Кротиха и есть!
Насмотревшись на такое, Тамара плюнула через левое плечо: говорят, что там околачивается тот, кто всё время подзуживает нас на такую «правильную» жизнь. И перестала обращать внимание, что о ней будут говорить знакомые, соседи и сослуживцы.
Смартфон, конечно, завела, но после троекратно раздавленного экрана использовала его только для интернета, а для болтовни купила простой кнопочный телефон и чувствовала себя отлично.
Подобное отношение она перенесла и на свою одежду: покупала на «вьетнамском» рынке турецко-китайские тряпки поддельных брендов, и ей этого было достаточно.
Тут мне пришло в голову, что многие женщины читают эти строки в недоумении: чего это им рассказывают о философии какой-то полубомжихи?
Вы уж простите, но это только настоящие писательницы пишут о героинях, живущих в квартирах, где можно кататься на велосипедах. Или имеющих трехэтажные особняки. В общем, о людях «достигших». Правда, таких успешных в нашей стране всего три процента, а остальные должны читать про их завидную житуху, глотать слюнки и засыпать в мечтах, что и на них вдруг сверзится благодать — ну, хотя бы выигрыш в лотерею.
Писательницы наверняка сами слюнки глотают вёдрами — ведь у них самих ни квартиры приличной, ни… Яхта, правда, случается: сын или внук в ванной пускает поплавать. Поэтому пишут они не о жизни, а воплощают на мониторе свои мечтания: вот если бы у меня…
Вы сами заметили: теперь в каждом сериале героиню приводят в бутик, и она там меряет наряды, меряет и меряет, причём всегда такое, в чём и на улицу выйти невозможно. Что-нибудь из коллекции кутюрье — что нормальной женщине только в страшном сне может присниться. Ну, так все эти «коллекции», простите, выдумываются не для того, чтобы эти вещи носились, а чтобы все видели — у Кроликова фантазия работает!
Тут, знаете ли, возникают ассоциации. Вы помните, какие фильмы снимались после революции? «Чапаев», «Щорс», «Котовский», «Пархоменко» и так далее. То есть, про «своих».
И теперь сериалы тоже сочиняются про «наших»: «Я стал миллионером — вот повезло!» То есть, пытаются всех убедить, что они и есть главные, что их жизнь — самая-самая.
Народ, правда, глядя на это, всё чаще вспоминает пословицу: «Сколько не кричи: «Халва, халва», — во рту слаще не станет».
Так, с Тамарой мы разобрались, а про шопинг Оксаны я расскажу потом, а то вы забудете, что галка уже бродит по карнизу.
В киоске Миши все полки были забиты пультами, да ещё стояли на полу две огромные картонные коробки. Он мигом отыскал нужную модель, Оксана расплатилась, удовлетворённая, что быстро управилась, и направилась к выходу.
Когда она проходила мимо усатого, тот окликнул её:
— Купили?
— Да, у Миши действительно всё есть.
Мужичок заулыбался, видно, что ему очень хотелось хоть чуточку пообщаться, и предложил что-нибудь купить и у него.
Вот зачем Оксана остановилась у прилавка и начала разглядывать разложенные детали, в которых ничего не смыслила? Она же всё-таки не Тамарка, которая всерьёз верит в легенду, что одна женщина подобрала у помойки бомжа, отмыла, откормила — и тот стал чудесным мужем.
Оксана ещё не сбрендила до такой степени, хотя, иногда кажется, что многие женщины этой перспективой очень увлечены. Нет, у мужика лицо чистое, но усы… И весь вид.
Но ей просто стало интересно, вот как так мужчины могут опускаться? И от чего? Жена — стерва? Да любая бы на её месте тоже взвыла! Придёшь домой, а там усы — и глаз не на кого положить. Зачем такой муж? Для мебели? У меня с мебелью всё о`кей! Нет, конечно, она бы заставила мужика, привела бы его в порядок, но есть ли сейчас такие мужчины, что поддаются воспитанию? А-а-а, видите!
Оксана взяла верхнюю брошюру из стопки. «Шпионские штучки». Н-да!
Мужичок увидел её реакцию и запротестовал, что напрасно она так реагирует, и что может рекомендовать ей хороший «жучок».
Оксана вслух предположила, что, это ведь, кажется, уголовное дело продавать такие вещи? Ах, и продавать, и использовать тоже? Хотите девушку под монастырь подвести?
Ей пообещали, что максимум могут довести до двери камеры предварительного заключения.
Странный мужичок: радуется чего-то. Неужели просто хочется поболтать? Приобщиться, так сказать, к высшему обществу.
— И зачем вам надо засадить бедную женщину в тюрьму? Да ещё и самому рисковать?
Да он ничего такого не хочет! Но она же не будет подслушивать американского президента, нет? Мужики берут для жён — и столько о себе нового узнают. Вдруг и у неё в семье… Лучше уж горькая правда.
А ей мужа подслушивать незачем: да, такой верный! Как скала. Утёс!
Мужичок не отставал: тогда на работе можно. У него была одна клиентка, тоже долго уговаривал. Она своим подчинённым закупала за свой счёт чай, печенюшки всякие. И думала, что её за это обожают. А узнала, что её поливают грязью только так. Как — за что? За то, что себе, мол, вон какой дорогой чай покупает, в жестяных банках, а им — тухлые пакетики. А закончилось всё тем, что выгнала всех! И с благотворительностью покончила. И правильно: нечего начальнику к подчинённым подлизываться.
Оксана положила книжку на место и пояснила, что такой вариант тоже не для неё. К сожалению, это — деньги на ветер: у них кабинеты хоть изредка, но проверяют на прослушку.
Мужик насмешливо рассмеялся: так это же они ищут излучающие «жучки»! И показал небольшую деталь: вот, моё изобретение.
Он достал из-под прилавка обычный телефонный аппарат, снял с него не прикрученную крышку, ткнул пальцем в винты, объясняя, что «жучок» подключается вот сюда, прямо на вход линии.
Затем выложил на прилавок небольшую литую пластмассовую коробочку, — Оксана вспомнила, что видела такую в банке на стене, когда спускаешься по лестнице, — откинул крышечку: стали видны два ряда контактов.
— А в разветвительную коробку ставите дешифратор.
Дешифратор представлял собой плоскую детальку, размером в половину спичечного коробка.
Мужичок, видно, сел на своего конька. Азартно так объяснял: питание у «жучка» есть всегда от телефонной станции, — никаких батареек не надо, — а информацию он передаёт по проводам — засечь невозможно.
Видите, здесь в дешифраторе флэшка. Приходите хоть раз в три дня, хоть раз в месяц: забираете, вставляете новую. А дома слушаете и узнаёте о жизни столько интересного. Ну, берите, не пожалеете! Я цену заломлю? Что вы! Беру по себестоимости. А вам вообще могу бесплатно.
Оксана заметила на это, что так проторговаться наверняка можно. И почему ей такое уважение? Ах, подарок красивой женщине! Заигрываете?
Мужичок слишком долго смотрел в глаза собеседнице, потом вздохнул: нет, каждый сверчок должен знать свой шесток. К тому же, тот, кто у него эти вещи покупает, непременно снова приходит. А там уж они с оплатой и разбираются.
Зачем приходит? За помощью — каждому своё надо. Вчера вон один пришёл: дай видеокамеру — хочу, мол, собственными глазами увидеть, как жена с соседом… Чтоб железные доказательства были! Ну, берите!
Взяла бы, может, если бы не усы.
Оксана внимательно разглядывала собеседника: действительно, изобретение? И в ЦРУ такого нет? Верно, кто же скажет? Но сами придумали и сами сделали?
Да просто мастерового мужика Оксана сто лет не видела. Согласна: она плавает в океане денег, а настоящие мужики там не водятся. Но скажите, вы, вроде бы, мужчина видный и не без царя в голове, а обитаете здесь, на рынке?
Мужичок со вздохом объяснил, что здесь он подрабатывает: у него сейчас сложности в жизни.
Оксана с усмешкой отметила, что, слава богу, что у неё такого нет.
А вот так говорить не надо — что у вас проблем нет. Ещё год назад он думал точно так же. А они были, просто он о них не знал.
Нет, «жучок» она всё равно брать не будет. Не верит она — торгуют, небось, китайскими поделками, а хвалятся, будто своими. Ну и что, что вы инженер-радио-техник! Сейчас все с высшим. А толку? Ей вон машину никто месяц починить не может: то заводится — то не заводится!
— А чего вы хотите — перестройка! Ремесло потеряно во всех областях.
Мужичок взял клочок бумаги, написал на нём номер телефона и сунул листок в пакетик с «жучком»:
— Ладно, берите. А как машина поломается, звоните!
— И вы почините?
— По крайней мере, посмотрю.
Посмотрит он! Может, он, как в анекдоте, ещё и гинеколог-любитель? Ах, вы и в этом деле больше работник, чем зритель? Да вы просто образцовый мужчина!
— Вы хвалите, хвалите! Нам, мужикам, это нравится, — улыбался усач.
Оксана присмотрелась к бумажке, что он нацарапал:
— А что же вы только номер написали? А зовут вас как, подпольный доктор?
Её заверили, что это ей совсем ни к чему: меньше будет знать — меньше придётся следователю рассказывать.
А следователь, значит, не отменяется?
Всё может быть, но в случае чего, говорите, что наняли частного сыщика, а вы ни при чём.
Обращаться по телефону? Да обыкновенно: скажете: «Здравствуй, Жучок!» А я отвечу: «Здравствуй, Жучка!» Нет, он не юморист по совместительству — пусть это будет нашим паролем. Что значит — каким ещё паролем? Если кто-то из нас ответит не так, значит, он говорить не может, он под колпаком.
Нет, он не с приветом, и не из буйных. И не фанат Донцовой. Но мы сейчас живём при капитализме, в олигархически-бандитской стране. А при капитализме есть одно правило — никому верить нельзя. Да, и ему тоже: он что — Мюллер из «Семнадцати мгновений»?
Он, может, и прав, но Оксане стало грустно от его слов. И безрадостно:
— Если никому не верить, то… как жить?
— Вы про одиночество? От одиночества как нам спастись?
Тут мужичок наклонился к Оксане, она сдуру подставила ухо.
И он шепчет. Шепчет серьёзно и наставительно.
Оксана вспыхнула, смела с прилавка пакетик с «жучком» и — надеялась, гордо — направилась к выходу из рынка.
Вот лопатками чувствую, что он смотрит вслед. Жаль, на затылке нет глаз: очень хотелось бы увидеть, как он глядит, — с улыбкой или хихикает? Вот девица, — из тех, что пишут сериалы про тяжёлую женскую долю, — наверняка придумала бы, что он плачет. От горя, что потерял меня. Ну, уж извините: по усам текло, в рот не попало. По таким усам — тем более. Нет, она не против усов вообще.
Оксана вспомнила, как мать рассказывала о своей поездке с классом на экскурсию в — тогда ещё — Ленинград. Они рассматривали вечером конный памятник Петру Первому на площади и вдруг увидели молоденького морского офицера.
Он шагал в чёрной флотской шинели, с кортиком на боку, держа в руке перед собой букетик осенних цветов, и лицо его сияло. Все расступались с улыбкой, понимая, что лейтенант, наверное, вернулся из своего первого плавания и идёт на свидание.
— Ах, какие у него были усики! — восхищалась мать. — Мягкие, тонкие, с острыми кончиками. Такие наверняка были у Д`Артаньяна! А не те, что ему клеят в кино — чуть ли не как у известного в Гражданскую войну командарма!
Вот от таких усиков никто не откажется — только где же их взять? Мужики бреются, и с каждым бритьём волос становится жёстче. О чём вот думают бабы, когда брови стригут? Через десяток лет у них над глазами точно поселится Будённый!
Нет, что за мужики пошли? Неприятности у него! Большие! Глянешь — и сразу видно, что неудачник. Инженер он! «Ботаник-лох» — он «ботаник» и есть.
Вот что за волосы у него? Сто лет не мылся, что ли? Он хоть знает, что есть стилисты? Хотя, откуда у него деньги на стилиста? Вот мог бы найти приличную работу, но нет, он лучше на рынке будет приторговывать! Ладно, проехали!
Оксана шла к машине, накачивая себя. И вдруг поймала себя на мысли, что уже не помнит, когда вот так с мужиком разговаривала, как бы это точнее выразиться, «за жизнь». В банке с подчинёнными так не поговоришь, а больше, получается, и не с кем. Дурацкая жизнь в этом плане. Всё-таки с мужем…
Она щёлкнула брелком, бросила сумку на пассажирское сидение. Надо спешить, а то с этим усачом заболталась. Повернула ключ зажигания и похолодела: стартёр подвывал, но машина не заводилась.
Нет, только не это!
Она ещё попробовала несколько раз и откинулась на спинку кресла. Накаркал про проблемы! Эвакуатор — третий раз за месяц! Нет, надо продавать эту… эту… Как бы её поязвительнее обозвать?
Со вздохом Оксана полезла в сумку за телефоном, наткнулась на лежащий сверху пакетик с «жучком» — сквозь пластик проступал телефонный номер на картонке.
Замерла, уткнувшись взглядом в цифры. Потом решилась:
— С паршивой овцы…
Достала из пакетика листок:
— С паршивого барана…
Набрала номер:
— С паршивого козла…
А «усач» смотрел вслед Оксане с легкой грустью. Милая такая женщина, и не дура. Но несёт себя — земли под ногами не чует. Правда, «жучок» не забыла прихватить, так что, может, ещё и увидятся. Про мужа, конечно, заливает — колец на безымянных пальцах нет. Но зарабатывает наверняка хорошо, от того и гонор.
Его отвлек от раздумий сосед по торговле пенсионер Степаныч: тот восхищённо пялился на удаляющуюся женскую фигурку:
— Ух, бабец! Гордая!
Усач хмыкнул:
— А чего ей не быть гордой? У неё, небось, лучшие друзья и то — бриллианты!
Степаныч досадливо крутанул головой:
— Копия — моя дочка! Тоже, Дима, в голову втемяшила, что всякие цацки или крутая машина мужика в доме заменят. А вот хрен: оказывается — не заменяют!
Тут у Димы зазвонил телефон. У него на всех абонентов свои мелодии поставлены, чтобы уже по звуку слышать — кто? А здесь звучала обычная пикалка, значит, новый кто-то.
Дмитрий нажал кнопку и услышал суровое:
— Здравствуй, Жучок!
От неожиданности он долго молчал, приходя в себя, и радостно выдохнул:
— Здравствуйте, дорогая Жучка!
Телефон отзывается не сразу:
— А почему — «дорогая»? У вас там кто рядом — Шелленберг?
— Никого нет! Просто растерялся — вы так быстро позвонили. А что случилось?
У Жучки голос угрюмый:
— Тоже мне, Штирлиц! А сами всех учите! У меня машина не заводится.
— Так это потому, что вы ушли, не попрощавшись — я даже не успел вам воздушный поцелуй послать.
— Идите вы, знаете куда?
— Уже бегу! Вы где? Там уже?
Дмитрий отключил телефон и повернулся к соседу, будто невзначай настропалившего ухо:
— Степаныч, приглядишь? Да, и дай мне на всякий случай прибор для автодиагностики.
Старик достал из-под прилавка небольшую коробку:
— Продашь — комиссионные с меня.
— Большие?
— Чекушка.
— Замётано.
Он прошёл под аркой и на тротуаре огляделся — Жучкин автомобиль призывал поднятым капотом.
Сама она стояла рядом с недоверчивым выражением лица. Ох, уж эти принцессы!
Дима подошёл и потребовал:
— Так, давайте за руль.
Но принцесса осадила его:
— Сначала послушайте лекцию. Карбюратор меняли, бензонасос тоже.
Дима согласно кивнул:
— Значит, зажигание? Крутите стартёр!
Вставил провода в гнёзда прибора, навесил один щуп на корпус автомобиля, другим стал касаться клемм.
Стрелка дёрнулась.
— Трамблёр выдаёт, — оповестил он Жучку, — но до свечи не доходит. Катушка зажигания!
Оксана выглянула в окно и ехидно доложила:
— Меняли два раза.
Однако!
Дима задумчиво смотрел внутрь моторного отсека.
Жучка вылезла из салона, стала рядом, заглянула ему в лицо. Постояла и решила, что будет вызывать эвакуатор.
Дмитрий вспомнил, как одной такой королевне телевизор чинил — три часа провозился, пока нашёл дохлый конденсатор. А она всё время вокруг кругами ходила. А, расплачиваясь, выдала: «Я думала, ремонт — это просто: тык-тык прибором, и всё!»
Думала она! Будто есть у них, чем!
И сейчас он взорвался:
— Гражданочка, что вы не даёте заработать? Дайте поразмышлять! Какая вы! Недаром от вас муж сбежал!
Оксану передёрнуло:
— С чего это вы взяли?
— А какая это жена не захочет послушать, что о ней муж говорит? «Как скала! Утёс!» Лермонтов, как там писал? Ну, в пятом классе проходили? «Ночевала тучка молодая на груди утёса-великана»? Отночевала, значит, пару раз — и хана?
Ух, как у неё глаза засверкали:
— Во-первых, у Лермонтова тучка была золотая!
— Золотая, но старая? А ну, крутаните ещё раз, отличница! Комсомолка… спортсменка…
«Отличница» со злостью заревела стартёром.
Дима ткнул щупом в крепёжный болт трамблёра — стрелка прибора с готовностью понеслась вправо по шкале.
Коснулся контакта на самом трамблёре — стрелка стояла на месте. Он с усилием потёр концом щупа по клемме — бесполезно. Неужели, как всегда, гениальное всё просто?
Дмитрий замахал рукой перед лобовым стеклом:
— Хватит! Тащите инструмент!
Жучка оставила ключ в покое, высунула голову в окно и с подозрением наблюдала за ремонтником.
— Оглохли?
Она побежала к багажнику, достала роскошный несессер с инструментом. Водрузила его на край моторного отсека.
Дима открыл чемодан и восхитился:
— Ух, ты!
Выбрал пару ключей и начал откручивать крепление трамблёра. В несессере оказался небольшой моток провода, и Дмитрий сделал из него перемычку от трамблёра до болта, приваренного к корпусу автомобиля.
Жучка тут как тут, заглядывает через его руку:
— Это зачем?
— Там изнутри болт не контачит с массой автомобиля: или ржавчина, или, раз машина новая, краску разлили. Наша сборка?
— Наша. Вы хотите сказать, что вот из-за этого? Никогда не поверю!
— И не верьте, мне-то что! Главное, деньги не забудьте заплатить!
Он затянул болты:
— Идите уж, заводите!
Оксана с таким подозрением смотрела на него, словно опасалась, что тот бросится целоваться.
Мотор отозвался с первым поворотом ключа.
Пыль с принцессы слетела, она выбралась из машины:
— А вы везучий! Как, кстати, вас зовут?
— Дмитрий. А насчёт везения генералиссимус Суворов в таких случаях говорил: «Раз везение, два — везение. Должно же когда-то быть и умение?»
— О, вы ещё и историк! Я — Оксана Сергеевна. — Она заграбастала прибор: — Это сколько стоит?
Дмитрий откинул крышку коробки, показал надпись:
— Это не моё, это Степаныча. А вы что — разберётесь, как с ним управляться?
— У меня сосед дядя Серёжа — старый автомобилист, он поможет.
Оксана положила коробку на заднее сидение, достала из сумки кошелёк, отсчитала деньги:
— Да, вам же надо за посредничество.
— Нет, нет, Степаныч уже обещал мне комиссионные.
— Много?
— Чекушку.
Она с усмешкой доложила ещё купюру:
— Ну, что вам чекушка? Слону дробина.
— Вы сама доброта! Почему вы не моя жена?
Оксана в ответ сунула ему под нос кукиш.
Дмитрий понюхал:
— Хорошие духи. У меня совсем нет шансов?
Оксана поудобнее усаживалась в кресле, пояснив:
— Брюнеты — не мой профиль.
— Я перекрашусь! — с жаром уверил Дмитрий.
Принцесса брезгливо передёрнула плечами, начала закрывать дверь, но вспомнила, что ещё должна за ремонт автомобиля.
Её заверили, что от такого количества упавших с небес денег, он просто сопьётся. И лучше отдать при следующей встрече. Как, встречи не будет? Зажилите гонорар?
Так, может, и не починили, а это просто так совпало. В крайнем случае, решила Оксана, она положит деньги Дмитрию на телефон.
Правильно! А он будет на эти деньги звонить ей и звонить! Как — зачем? Умолять о встрече! Когда перекрасится!
В ответ Оксана даёт полный газ.
Огонь! Жаль, что в чужой печурке.
Дмитрий возвратился к Степанычу, протянул ему деньги. Тот обрадовался и попытался всучить купюру комиссионных, но Дима отмахнулся: мол, когда будет повод, тогда и…
К прилавку подошёл покупатель, Степаныч отвлекся на него, показывая детали.
Дмитрий сел на своё место, искоса наблюдая за покупателем у киоска № 8 напротив. Это парень в бейсболке оглядывался слишком настороженно для радиолюбителя. И физиономия у него на телемастера не тянет.
На краю столешницы лежит небольшой кожаный футляр. Дмитрий потянулся к нему, нажал клавишу. На мониторе ноутбука перед ним появилось крупное изображение продавца киоска № 8 Пантюхина — фамилию его Дмитрий уже знал, — и этого парня в бейсболке, который, ещё раз зыркнув глазами по сторонам, положил перед продавцом небольшой параллелепипед, замотанный в тёмный кулёк.
Пантюхин, тоже проверив окружающее пространство, размотал пакет — там пачка денег. Хорошая такая пачечька.
Владелец ларька с деньгами склоняется под прилавок: Дмитрий знал — у него там счётная машинка. Очевидно, удовлетворённый результатом, Пантюхин возник над прилавком с тугим свёртком, сунул его в тот же чёрный пакет и вручил парню.
Тот спрятал покупку во внутренний карман куртки и ушёл.
Степаныч отпустил покупателя, заметил, как Дмитрий сосредоточенно глядит на монитор, и поинтересовался, не порнушку ли тот скачал, раз так усердно рассматривает?
Дмитрий в ответ кисло улыбнулся и погасил изображение на мониторе.
А Степаныч не унимался:
— Ты, Дима, это брось — из-за каждой юбки расстраиваться. Вы, молодёжь, неправильно жизнь понимаете. Вот я себе ещё в молодости положил: видишь, что не твоя, не по тебе ноша — отвали и не дёргайся! А если уж… тогда — ух! Тогда — о-го-го!
Оксана стояла в «пробке». Решила отвлечься, включила радио, потыкала кнопку в поисках спокойной музыки, чтобы не так нервничать по поводу опоздания в банк.
Станции мелькают, внезапно ворвался мягкий баритон, напевая: «От одиночества, что нас спасёт? Только любовь, только любовь!»
Оксана тупо уставилась на магнитолу.
Вспомнила, как эту фразу про одиночество сказал ей на рынке этот Дмитрий. Поманил пальцем, и она потянулась к нему. А он прошептал: «Большая уже девочка, должна знать!»
Тогда Оксана взорвалась от такой фамильярности. А он вон, значит, что имел в виду, знаток шансона! Кстати, надо ведь записать его номер.
Оксана достала из сумки телефон. Под каким именем его? Не буду же — «Дима»? Кто он мне? «Жучок»? Да какой он жучок? Жук! Ещё тот жучила! Хотя… Неужели из-за этого не заводилась? Такая голова пропадает! Пьёт, небось, как лошадь… верблюд… жираф.
Она заехала на остановочную площадку перед банком и погордилась, что у неё своё место, никто не занимает.
Вот она, её работа: на стене вывеска золотом по чёрному стеклу: «БАНК ВЕСТ-ИНВЕСТ».
В холле напротив входной двери — место охраны.
Охранник Игорёк, приветливо улыбаясь, встал ей навстречу. Оксана подозревает, что он ей симпатизирует. Но он на десять лет её младше. А она всё-таки не дура из сериала. Вот состарится совсем, из ума выживет, тогда и заведёт себе молоденького альфонса. А трепать нервы сейчас… Он покрутится вокруг полгодика и отвалит, а ты потом на стенку лезь, вспоминай, как он в вечной любви клялся.
— Здравствуй, Игорёк, — ответила Оксана на его приветствие. — Как тут у нас, пожара не было?
Он жарко смотрит ей в глаза и горячим шёпотом докладывает:
— А он и не потухал.
Она только смеётся. Вот поросёнок!
В приёмной секретарь Даша деланно разводит руки:
— Здравствуйте, Оксана Сергеевна! Неужели проспали?
Та махнула рукой в ответ и поведала эпопею про сына, кота и пульт от телевизора, который пришлось ехать покупать. Придётся вечером задержаться, отработать.
— Как будто вы когда вовремя уходили! Сами жизнь на работе кладёте, и нас всех замучили.
— Замы здесь? — смеясь, поинтересовалась начальница.
— Спрашивали уже.
— Зови.
И она прошла в кабинет с симпатичной такой табличкой: «Синицына Оксана Сергеевна, управляющая банком».
Заместителей у неё двое. Аркадий, невысокий брюнет с типичным — из-за своего роста — комплексом Наполеона.
И Виталий, яркий шатен с безмятежной улыбкой на нагловатой морде. Бабник, одним словом. Пытался, когда она ещё оператором работала.
Аркадий раскладывает бумаги из папки и азартно докладывает:
— Оксана Сергеевна, голландская фирма хочет на базе завода «Стройдеталь» построить завод по переработке сельхозпродукции.
Оксана недоумённо сдвинула брови:
— Там же, по-моему, одни стены остались.
— Они уже полным ходом работают, — подключается второй зам.
Аркадий достаёт из папки и кладёт перед начальницей газетную страницу:
— Вот посмотрите, что пишет о них городская газета, здесь интервью.
Под заголовком «Крупнейший в Европе» фото мужика явно не рязанского происхождения. Но человека со вкусом впечатляет не сам его костюм, а тональность галстука по отношению к цвету пиджака и сорочки.
Оксана отметила это и принялась читать:
«Мы уже вложили в проект несколько десятков миллионов долларов, запустили первую очередь. Но необходимо в кратчайший срок закупить остальное оборудование. Ведь чем скорее заработает завод, тем быстрее будет отдача. Нас активно поддерживает губернатор. Сейчас мы заняты поисками банка, с которым мы будем сотрудничать». — «А чем вас не устраивает «Сбербанк»? — «Понимаете, мы привыкли работать с самыми активными. Мы проанализировали ситуацию на кредитном рынке в вашем регионе: наиболее интересную политику в этой области ведёт банк «Вест-инвест». Мы постараемся договориться с ним о совместной работе».
Она подняла глаза на заместителей.
Виталий тут как тут:
— Оксана Сергеевна, они вышли на меня, мы с Аркадием решили проверить всё сами, чтобы излишне не загружать вас.
— И как?
— Да просто всё отлично, Оксана Сергеевна! — убеждает Аркадий. — Вы же понимаете, такие подарки раз в десять лет бывают. Если мы заключим этот договор, несколько лет может почивать на лаврах. Это же не пацанам на гаджеты отстёгивать.
— Хорошо, — решила Оксана, — оставьте документы, я ознакомлюсь.
— Да что там смотреть? Все остальные наши конкуренты, небось, облизываются: как бы у нас такой пирог оттяпать? Надо как можно быстрее подписывать.
— Я понимаю ваше нетерпение, Аркадий Васильевич, но это же сумасшедшие деньги. Мы отдадим — и будем голые.
— Головной офис поможет, — вклинился Виталий.
— Надеюсь, — кивнула Оксана. — Поэтому и надо всё обосновать. Пара дней ничего не решают.
Неожиданно Виталий её поддерживает:
— Правильно, Оксана Сергеевна, наше от нас не уйдёт.
Дмитрий со Степанычем свернули торговлю и потащили свои увесистые сумки к воротам рынка. Там распрощались и пошли каждый к своему автомобилю.
У Степаныча неплохая японская штучка, хоть и не новую взял. Для него она — отрада. Он просто расцветает, когда в неё садится.
А у Дмитрия — старенькие «жигули». Они с Лёшей решили, что неброский автомобиль им в самый раз.
Дмитрий отъезжал, наблюдая, не тронется ли кто за ним. Сделал поворот, проехал полквартала, остановился. Вроде бы всё спокойно. Двинулся дальше, поглядывая в зеркало.
Он припарковал машину в Лёшкином дворе, достал сумки из багажника и пошёл к подъезду.
— Кто? — спрашивает Лёша по домофону.
Дмитрий поднялся к нему в квартиру. Алексей забирает у него одну сумку и направляется в комнату, слегка подволакивая ногу. Это у него после ранения.
Дмитрий зашёл следом, поставил свою сумку тоже под стол, на котором разложены радиодетали. Достал из бумажника деньги, протянул Алексею:
— Держи! И вот список, что продал. — Вспомнил, прибавил ещё купюры. — Да, вот ещё: я наш «жучок»… подарил.
— Не возьму: подарил, значит, и я подарил.
Дмитрий запротестовал: Алексей тут с какого боку? К тому же, деньги, может, ещё вернутся.
Лёшка — хитрован ещё тот — с ухмылкой спросил:
— Хорошенькая хоть?
— Убью! — пообещал Дмитрий.
Алексей развеселился:
— Значит, хорошенькая!
Дима только вздыхает.
— Да ладно, Дим, — толкает его Лёшка плечом, — ведь год уже прошёл.
Дима кивает: действительно, уже год:
— Хорошенькая, и даже очень. Но есть загвоздка. Ты представляешь, она терпеть не может брюнетов, тем более, пьющих.
И они оба хохочут.
Вечером Дмитрий останавливает свой «жигулёнок» на противоположной стороне напротив ресторана «Центровой». А раньше он назывался — «Центральный». У-ху-хух! О, времена, о, нравы!
Там, в остановочном кармане стоят дорогие машины.
У одной тусуются четверо рослых ребят. Дима уже навёл справки — это охрана «Танкиста». Они-то ему и нужны.
Он достал из бардачка баллончик, распылил на боковое стекло жидкость. Стекла мутнеют, остался прозрачным лишь небольшой уголок у водительского кресла. Дмитрию совсем не нужно, чтобы кто-то заметил, что он ведёт наблюдение.
Достал из кофра фоторужьё, смотрит в объектив на, так сказать, экипаж «Танкиста». Разглядывает их лица, одежду. Замечает на руке одного из парней татуировку у большого пальца. Вот, то, что надо. Дмитрий наводит резкость, фотографирует.
В телефоне листает фотографии, находит снимок этого парня. Это Головань. Отлично.
Из двери ресторана в сопровождении пары охранников выходит невысокий, кряжистый «Танкист». Он идёт ко второй машине. Парни ныряют в свою.
«Танкист» Дмитрию не нужен — ему надо проследить за Голованём.
Вместе с охраной они сопроводили «Танкиста» домой, в его домишко. Пустяшный такой, в три этажа.
Там Головань пересел на свою тачку и погнал в город. Дима не мозолил ему глаза, он знал, где у того гараж. И потому нагнал охранника возле въезда в гаражный кооператив.
Подождал немного, чтобы тот успел открыть бокс.
Головань уже растворил двери гаража, собрался заезжать. Дмитрий проехал мимо, правя одной рукой, а второй снимал внутренность типового убежища для автомобиля.
Так, дело сделано, дома рассмотрим на компьютере.
У генерала был очередной сеанс связи «Юстас — Алекс».
— Ко мне вопросы есть? — спросил он майора Тюхина.
Тот на мониторе кивнул своей затянутой в шапочку с прорезями головой:
— Вот эта Синицына, управляющая банком, где, как вы считаете, «прачечная», — вы ничего странного в её карьере не видите? Работала девочка пять лет ни шатко, ни валко — и вдруг: завотделом, замглавного, управляющая. И всё так стремительно.
Генерал согласился, что тоже обратил на это внимание:
— Я разговаривал со своим замом по УБЭП. Он считает, что девочка, в самом деле, способная, талантливая и работящая.
Майор фыркнул:
— Вы считаете это достаточным для карьеры? В наше время на такие должности так просто не попадают.
Генерал почесал в затылке:
— Может, учредители решили, что честный человек пока не помешает во главе банка?
— А кто у нас в учредителях?
Генерал молчал с кривой усмешкой.
— В чём дело, товарищ генерал?
— Да официально там всё чисто, но этот мой зам считает, что там каким-то боком «Рыжий Алим» притулился.
Тюхин даже подскочил:
— Здравствуйте, я ваша тётя! И я узнаю об этом только сейчас?
Генерал успокаивал его:
— Понимаешь, я не хотел, чтобы ты предвзято подходил, А когда ты сам к этому пришёл…
— Ага, пришёл! — негодует майор, — на коленках приполз!
Оксана прочитывала бумаги, подписывала, а у самой в голове неустанно вертелись голландцы со своим заводом. Да, такой клиент им очень бы…
В кабинет заглянула Даша:
— Оксана Сергеевна, я вам нужна?
Та взглянула на часы на стене — опять заработалась:
— Иди, иди домой, Даша.
— Спасибо. Вы тут тоже не задерживайтесь, вас дома мужчина ждёт.
Она подмигнула и закрыла дверь.
Кстати, об этом мужчине. Оксана взяла сотовый:
— Ты дома? Уроки как? Да, я скоро. Купила, купила!
Она начала собираться, положила телефон в сумку, наткнулась на прозрачный пакетик с «жучком». Показала ему язык и бросила в ящик стола.
Всю дорогу до дома Оксана невольно прислушиваюсь к автомобилю, но машина работала исправно. Очень хочется надеяться, что Дима этот, всё-таки, повреждение устранил. Хотя она и после тех ремонтов тоже надеялась.
Она припарковалась в своём дворе недалеко от подъезда, и с сумкой и пакетом с продуктами направилась к лавочке, где коротают вечерок две пенсионерки: Евгения Алексеевна и тётя Маша. Оксана старается поддерживать с ними дружеские отношения: они за это докладывают ей про Ромку.
Подойдя, она приветливо взмахивает рукой:
— Привет, девчонки!
Те, довольные, смеются.
Оксана достаёт из пакета коробку и угощает собеседниц.
— Мужики дарят? — интересуется тетя Маша, беря сразу пару конфет. — Всё клинья подбивают?
— А хороший всё не попадается? — Евгения Алексеевна интеллигентно откусывает кусочек шоколадного батончика.
Оксана вздыхает:
— Да есть ли они, хорошие? Вот сегодня одного встретила: и образованный, и с головой, так нет — фитюльками на рынке торгует.
Тётя Маша тянется к коробке:
— Да, мужик нынче, как помидор турецкий: и жесткий, и не вкусный.
Евгения Алексеевна только бровью поиграла:
— Не надо на турок пенять: мужик у нас невкусный не потому, что жёсткий, а потому, что мягкий.
Лавочка едва не обрушилась от хохота.
— Как ваша нога, тётя Маша? — интересуется Оксана у соседки. — Что врач говорит?
— Ой, да что они могут? — отмахнулась Евгения Алексеевна. — Вот если что отрезать — они тут как тут!
— Мне тут растирку посоветовали из цветков сирени, хочу попробовать, — докладывает тётя Маша, сосредоточенно жуя шоколад.
Вспомнив, Оксана повернулась к Евгении Алексеевне:
— А ваша невестка нашла работу?
— Нет, Оксаночка, никак не найдёт.
— А она не пробовала на бывший завод «Стройдеталь»? Говорят, там большое предприятие растёт.
Пенсионерки переглянулись.
— Какое предприятие? — удивилась тётя Маша. — Я ничего не слышала.
— Да о нём ещё в газете писали! — убеждала Оксана. — Крупнейшее в Европе по переработке сельхозпродукции.
Для старушек это явно новость.
— Странно, — раздумывала Евгения Алексеевна, — у Эльвиры Александровны там зять кем-то, в охране, что ли? Уж она бы сказала.
Действительно, странно, уж наши старушки всё знают. Хотя, может, там запустили один цех, и работает там всего десяток человек, — сейчас такая автоматизация.
После ужина Оксана достала вырезку из газеты, что ей вручили замы. Ещё раз прочла и решила, что хорошо бы переговорить с автором статьи. Но фамилии корреспондента нигде на листе не было.
Неужели подпись на соседней странице осталась? Может, это не конец статьи? Надо будет заскочить завтра в библиотеку.
Самое время поговорить вот о чём. Мы же о руководителях криминального мира судим, в основном, по дону Корлеоне. Но этот итало-американский образец в нашей стране выглядел бы, как пугало в огороде: честный, справедливый, где надо, жёсткий.
Нет, в двадцатом веке были и у нас «Робин Гуды», правда, почему-то предпочитающие грабить не богатых, а простой люд, отнимая у него последние ложки-плошки. Но хоть был какой-то кодекс воровской чести: не заводить семьи, чтобы не подвергать её испытаниям, жить аскетом и так далее.
В оттепель это даже воспринималось, как «романтика свободы» — можете послушать заново первые песни Высоцкого.
Но когда Михаил Сергеевич развалил Берлинскую стену, собственную страну, заводы и колхозы, армию и милицию, похерив таким образом даже самое святое — моральный кодекс строителей коммунизма, — некоторые людишки поняли, что им позволено всё и никто им не помешает.
И пошёл беспредел: ради денег они готовы были продать собственную бабушку в цирк. На питание тиграм. Да ничего я не преувеличиваю! Что вы к словам цепляетесь? Будто, если это был дедушка, вам легче станет!
Сейчас всё как бы приутихло, но борьба за деньги и роскошь идёт жестокая, просто все интриги — тихие, как возня мышей под ковром. Но мир криминальный стал беспардонным. Вот и «Алим» никогда в тюрьме не был, корону купил и плевал на все законы — и государственные, и своей касты.
А русский люд — он такого не приемлет, ему справедливость подавай! Даже если ты по другую сторону баррикады, совесть-то иметь надо. Думается, если бы сейчас провели референдум, то лозунг Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме» — народ не поддержал бы. Нет, и не спорьте!
Потому что за четверть века люди устали видеть каждый день по телевизору убийства, аварии, крушения, падения…
Или как всякие шаромыжники и стрекулисты требуют всяческих компенсаций «за оккупацию», во время которой они жили лучше всех в стране.
Или как думская дамочка жалуется, что ей на депутатские крохи, в тридцать пять раз большие, чем у нянечки в детском саду, ну никак не прожить: вот, мол, честное слово, — на «Доширак» не хватает.
Или когда директор простой школы — что сейчас в школах творится, не мне вам рассказывать, — построил на учительскую зарплату трёхэтажный особнячок, где даже мебель убогая: обтянута не бархатом каким-нибудь, а кожей анаконды, — видали вы такую тварь? Не надо на меня в суд: это я о змее, а не о директоре!
Так что призыв Жеглова уже для народа недостаточен: с 99 процентами победит лозунг: «Вор должен лежать в земле».
Да что вы кричите? Вы у народа спросите! Референдум давай!
«Алим» специально решил встретиться с этими «шестёрками» из банка на неприметной улице: чем меньше людей будет знать, кто к нему в дом приходит, тем спокойнее.
Вечер ещё не поздний, но в переулке было уже темно, тем более, что фонари тут и стояли редко, да и горели через один.
Водитель Витёк подрулил к тротуару и повернулся к шефу:
— Мне погулять, Анатолий Яковлевич?
Тот чуть кивнул: он любил понимающих подчинённых.
Витёк покинул салон и направился джипу охраны, остановившемуся за «Мерседесом».
«Алим» наблюдал, как у стоящих невдалеке иномарок разом открылись двери, и из салонов выбрались эти — как их там? — Аркадий с Виталием.
Они подошли, подобострастно заглядывая через стекло в окно. «Алим» кивком разрешает, и те с готовностью усаживаются на передние сидения.
Им неудобно разговаривать с боссом, оборачиваясь назад, но так и задумано.
— Ну? — переходит «Алим» к делу.
— Мы всё ей вручили, — докладывает Аркадий. — Сказала, что посмотрит материалы.
— И долго будет смотреть? — мрачно спрашивают их.
Виталий приходит на помощь своему напарнику:
— Анатолий Яковлевич, здесь нельзя давить. Пару дней ничего не решают. А то вдруг что заподозрит.
«Алим» раздумывает вслух:
— А если она откажется?
«Шестёрки» переглядываются:
— Он отпускает их.
Витёк заглядывает в окно кабины, вопрошающе смотрит на шефа.
— Позови! — приказывают ему, кивнув в сторону джипа охраны.
В салон с лицами, готовыми на всё, забираются накаченный Кусяка и юркий Батон.
Неплохие парнишки, но так, мелочёвка — поди, подай.
— Вот что, пацаны, — объясняют им, — вам пока делать нечего, поездите тут за одной… шмарочкой.
Не дождавшись объяснений, Батон спрашивает:
— И что с ней сделать надо?
— Будете записывать, куда она поедет, во сколько. Слушай, Батон, если почувствуешь, что она приехала туда, где ей вроде бы и не надо быть, — тут же звонишь. Усёк? И чтобы вас не засекла, это понятно?
Батон сообразительный: он настораживается.
До Кусяки доходит медленно:
— Она чё — мент?
— Нет, не мент, — терпеливо разжёвывает шеф, — но действовать надо аккуратно, это я тебе говорю, Кусяка.
— А чё сразу — я?
Боже, с кем приходится работать!
Получив инструктаж, Батон сразу же отпросился у «Алима» готовиться к завтрашней слежке. С шефом шутки плохи — он балагана не терпит. А если он ещё и на что-то особенно напирает, значит, дело не совсем чисто, и надо прикрывать свой зад.
Кусяке всё одно — ему хоть за генералом МВД следить, хоть за школьницей. Мордоворот, одним словом. Но раз «Алим» его держит, то, видно, имеет на него виды. Будь он, Батон, на месте шефа, он бы, конечно… Но у начальства больше информации, и, значит, оно умнее.
Они с Кусякой заскочили к Батону домой забрать заветную штучку — осталась от одного дела. Батон её «прихватизировал»: чувствовал, что пригодится когда-нибудь.
А потом они поехали к дому этой шмарочки, как выразилось начальство. Во дворе многоэтажки с трудом нашли место для джипа. Было уже поздно, даже старушки не сидели на лавочках — разбежались смотреть сериалы, — что было им с Кусякой на руку.
Батон достал из багажника щит на роликах, на который ложился, если надо взглянуть на днище машины, а ты не на яме. Кусяке вручил сумку с инструментом и датчиком и полотнище тёмного брезента. И они отправились искать нужный им автомобиль.
Батон положил рядом с машиной щит, лёг на него спиной и подсунулся к днищу. Кусяка протянул ему сумку и фонарик и, широко размахнувшись, накрыл брезентом автомобиль и напарника, недоумевая, зачем такие сложности?
Не понимает, что хуже нет, если какой-нибудь божий одуванчик заметит, что под машиной кто-то лазит с фонариком. А нам приключения ни к чему: «Алима» злить — жидким по большому ходить.
Батон включил фонарик и начал прилаживать датчик к днищу у дверцы водителя. Дело пяти минут, если знаешь, что и как.
Утром они с Кусякой поджидали в джипе свою подопечную.
Народу из подъезда выбегало много, но Батон сразу понял, когда вышла она: и костюмчик у неё ништяк, и несёт себя на своих подставках — мама, не горюй! Она подошла к машине, щелкнула брелком, открыла дверь, забрасывая сумку на сидение рядом.
У них в кабине из коробочки, лежащей у ветрового стекла, раздался писк, и на её передней панельке замигал светодиод.
Кусяка восхитился:
— Это ты, Батон, знатно придумал. Она дверцу открыла — а мы в курсе.
Тот согласился:
— И не надо никому мозолить глаза. Ты знаешь, Кусяка, мне не нравится это наше задание.
— Чем?
Батон наблюдал, как отъезжает их девица, взял блокнот и записал время:
— Давай следом. — И пояснил: — Если «Алим» так настойчиво предупреждает, то что-то с этой девкой не так. Ты давай не расслабляйся.
— Да чего я? Я…
— Вот и я говорю: не строй из себя крутого перца, Шумахер!
Кусяка недовольно ворчал. Он вёл машину, отстав на полсотни метров от цели.
Вдруг автомобиль «шмарочки» заложил лихой вираж, переехал на встречную полосу и понёсся им навстречу.
У Кусяки отвалилась челюсть:
— Это чё было?
— Может, утюг забыла выключить? — предположил Батон.
Да-а, бедная фантазия у мужиков! Что взять с убогих — они никогда женскую логику не понимали.
На самом деле Оксана привычным маршрутом двинулась к банку, проехала полтора квартала, и вдруг вспомнила: она же хотела в библиотеку заехать! Фу, ты! Развернулась и поехала в противоположную сторону, выискивая в сумке телефон: надо Дашу предупредить, что задержится. Боковым зрением заметила, как огромный джип тоже стал разворачиваться следом за ней. Стало смешно: смотри, сколько людей в библиотеку собралось!
Кусяка держался на безопасном расстоянии, когда девица неожиданно ударила по тормозам, круто развернулась и снова пролетела по встречке мимо них.
Это было уже что-то!
У Кусяки лицо посерело, а у Батона спина покрылась холодным потом. Круто начинается работёнка!
Кусяка завопил:
— «Лохушка, лохушка!» Ты смотри, зараза, как проверяется! Что делать будем?
Батон процедил, стиснув зубы:
— Выбора-то нет. Я же тебе говорил: «Алим», он всегда чувствует.
Кусяка развернул джип и начал погоню.
Но это бандиты видели в действиях Оксаны эти — как их? — конспиративные аспекты. А на самом деле всё объяснялось просто: Оксана уже проехала метров триста, как запоздалая мысль догнала её: «Куда это я разогналась? Там же вчера Советскую перекопали! Трубы меняют».
Она с досадой глянула по сторонам: никто не подрежет? И сделала разворот. Проезжая мимо чёрного джипа, она кинула взгляд на мужиков в его салоне. Угрюмые такие, как все они с утра. Работнички!
Оксана проехала квартал, и шестое чувство, что ли, заставило её оглянуться. И она увидела, как джип разворачивается следом за мной.
Мысль, что там тоже вспомнили о перекопанной Советской, показалась ей уже совсем дурацкой. И первая чакра внизу живота у неё похолодела. Что это они? Да, нет, показалось! Это жучок вчерашний, Дима, все нервы… Но уже удержаться не могла, беспрерывно поглядывала в зеркало заднего вида. Ей надо было прямо, но на соседнем углу Оксана специально повернула направо.
Когда в джипе решили, что им по пути, ей стало дурно.
Ой, мама! Хотят, гады, ДТП устроить! Не расплатишься! Что же делать? Бросить машину, взять такси?
И тут она сообразила, что проезжает через район, где живёт Томка.
А-а, значит, так, да? А вы Тамаркин двор хорошо знаете?
Оксана снова свернула на углу, проскочила полквартала и нырнула за пятиэтажку. Помчалась мимо Томкиного дома, — он выстроен в форме буквы «Г», — и в дальнем углу выскочила на соседнюю улицу.
И тут её было уже не удержать.
Батон с Кусякой старались от девицы не отставать. Когда они вывернули вслед за ней, её автомобиль был уже у соседнего угла.
— Поднажми, — посоветовал Батон, видя, что машина девахи вновь готовится повернуть направо.
Кусяка утопил акселератор. Они подлетели к углу — нужной машины не было. Испарилась.
— Давай до следующего угла, живо! — потребовал Батон.
Но это был мартышкин труд.
Кусяка подрулил к обочине.
— Что это было, Батон?
— Кинули нас, Кусяка, и лихо.
— И что теперь?
Батон подумал:
— Двигай к банку — ей всё равно на работу надо.
— Шефу скажем?
— Жизнь покажет, — поиграл желваками Батон.
Оксана успокоилась только у дверей библиотеки.
Библиотекарша показала ей на полки, где лежали подшивки газет.
Оксана отыскала свою, уселась за столик. Достала из сумки вырезку из газеты, проверила дату на ней. Нашла в сшиве нужный номер и стала листать. Страница приходилась на середину выпуска.
Оксана раскрыла разворот и тупо уставилась на страницы: слева стояла цифра 18, справа — 23. То есть, кто-то выдернул из подшивки сдвоенный лист. Её зло взяло: какой это твари надо было вырвать именно эти листы? Какой интерес к этой стройке!
Она положила подшивку на полку и направилась к библиотекарше. Та показала на листок на стене. Это были адреса ещё двух библиотек города.
И Оксана поехала искать первую из них, имени Аркадия Гайдара.
Когда она там развернула подшивку и увидела знакомые цифры: 18 и 23 — у неё похолодели ноги. В библиотеку имени Чехова она ехала, всё время зябко передёргивая плечами, и уже ничего не соображала. Из библиотеки вышла, понимая только одно — можно было и не ездить.
Оксана машинально переключала рычаги и нажимала педали, пока чуть не въехала в задний бампер машины, притормозившей перед светофором. Ну, въехала — это сильно сказано: просто легонечко толкнула. Она выскочила поглядеть на результат, а из автомобиля вышел пенсионер с перевязанным горлом, сразу полезший чуть ли не ползком по асфальту проверять, какой ущерб нанесла эта дура его «любименькой»?
Говорить старик не мог из-за горла, поэтому стал на пальцах разъяснять Оксане, кто она такая, что ей надо делать, и что надо сделать с ней самой, и куда отправляться прямо сейчас! «Наговорившись», пенсионер сплюнул и, подгоняемый светофором, уехал.
Оксана взяла себя в руки, отдышалась и поехала дальше, думая только о дороге.
Но… Что это всё значит? Так можно параноиком стать. Жучок параноик, и Жучка — тоже. Хороша парочка, баран да ярочка, как говорит бабушка. Баран и баранка.
И тут Оксана поняла, куда ей надо заехать.
По давно не ремонтированному асфальту она добралась вдоль длинного серого забора к воротам с надписью: «Завод «Стройдеталь». Турникет в кирпичной проходной перегораживал вход, в будочке за стеклом сидел пожилой вохровец и читал детектив в мягкой обложке.
Оксана склонилась к окошку:
— Скажите, как мне пройти в отдел кадров?
— А вам зачем?
— По поводу работы. Мне подруга сказала.
Старик за стеклом смотрел на неё, как на чокнутую:
— Какая работа?
— В бухгалтерии. У вас же тут цех новый.
— Где цех? У нас? Девушка, вас кто-то разыграл. У нас тут полный застой. Скоро, наверное, и нас погонят. Может, это на другом каком заводе?
— Да на каком другом? — махнула Оксана рукой. — Будто у нас в городе заводов…
Вохровец согласился, задумался:
— Был когда-то ещё один завод «Стройдеталь», железной дороге принадлежал. Может, это там? А вы кто по специальности?
Оксана направилась к дверям:
— Агент ФБР.
Старик захихикал вслед, будто закудахтал.
Подъехав к банку, Оксана обнаружила невдалеке высокую крышу джипа. Кажется, теперь уже ясно, что это не ДТП. Но кто за ней может следить? И для чего?
Весь день прошёл на нервах. Она что-то решала, подписывала бумаги, но мысли вертелись только в одном направлении: что всё это значит? И лишь когда закончился рабочий день, и Даша ушла, Оксана откинулась в своём кресле и попыталась разложить мысли по полочкам. Но порядка в голове не было.
Рассказать кому, посоветоваться? Рехнулась, скажут. Томка первая. В самом деле, кому я нужна? Тогда, как это всё понимать?
Оксана вздохнула и принялась собираться домой. А то там Ромка всех орков победит. Она открыла ящик стола и увидела пакетик с «жучком».
Оксана долго смотрела на него. Вдруг в глубине души стало понятно, что он ей нужен, этот приборчик. Потому как газету, всё-таки, ей подсунули замы. И как объяснить пропадание статьи во всех библиотеках? Кажется, этот Дима был прав: ты можешь жить, не зная, что у тебя проблемы.
И она решилась. Спустилась в пустынный холл на первый этаж и попросила:
— Игорёк, дай, пожалуйста, ключ от кабинета Аркадия Васильевича. По-моему, я забыла у него один документ.
Тот с готовностью снял ключ с крючка в застеклённом ящике.
— Я — две минуты.
— Да некуда спешить, Оксана Сергеевна.
В кабинете у Аркадия она вытряхнула на стол содержимое пакетика: «жучок», дешифратор и даже маленькую отвёртку.
Это Дима вложил, а она и не заметила.
Заботливый.
И тут же одёрнула себя: предусмотрительный.
Она перевернула телефон и принялась откручивать винты. Вставила «жучок», закрепила на место крышку. И пошла вдоль стены кабинета, пальцем следя за тонким проводом, идущим от телефонной розетки.
У двери провод уходил в стену.
Оксана заперла кабинет и двинулась по коридору, не отрывая глаз от провода. Тот привёл её на лестничный марш, где в углу прилепилась разветвительная коробка. К ней со всех сторон приходили тонкие полоски проводов. Она пальцем проследила «свой».
Уже потянулась отвёрткой к винту коробки, когда вспомнила, как её наставлял на рынке Дмитрий. Тогда она слушала вполуха, а сейчас лихорадочно вспоминала: не делаю ли я чего не так?
Дима говорил:
— И желательно оставить какой-нибудь знак условный. Волосинку там или чего. Чтобы вы с одного взгляда заметили, что в коробку кто-то залезал помимо вас. И тогда вы туда больше ни ногой.
— И бросить дешифратор?
— Если его обнаружат, наверняка установят видеокамеру, чтобы узнать, кто подключил. Но вы не волнуйтесь, если его в неверном порядке отсоединять, дешифратор выйдет из строя.
Ей и тогда показалось, что это круто, а сейчас… Сейчас она понимала, что это вообще-то просто гениально. И принялась рассматривать внимательно разветвительную коробку. Крышка удерживается винтом с высокой — в сантиметр — цилиндрической головкой. В головке прорезь под отвёртку. Прорезь забита мелом.
Вот, подумала она, и тайный знак: если кто-то начнёт откручивать, мел осыплется.
Оксана не стала трогать паз, а принялась отвинчивать пальцами, помогая сбоку отвёрткой. Открыла крышку, проследила, к каким контактам подходит провод из кабинета Аркадия, отпустила эти винты и подсоединила дешифратор.
Когда она возвращала ключ, Игорёк поинтересовался:
— Нашли?
— Да, спасибо. Совсем рассеянная стала. Наверное, старею.
Тот в ответ смеётся весело и задорно. Хороший парень. Но молодой.
Ночь Оксана спала плохо. То чёрный джип гонялся за ней, едва успевала уворачиваться. То кто-то выдёргивал листы из газет и гудел над ухом: «Где завод? Какой завод?» Его перебивал Остап Бендер, — с какой стати? — вбегал в её кабинет, плясал лезгинку и вопил: «Деньги давай!»
Она просыпалась, вся взвинченная, шла к холодильнику, пила сок. И опасалась, что скоро будет дёргаться, как припадочная. Как просто выйти замуж за Паркинсона без марша Мендельсона!
Поэтому, когда она утром вошла в банк, и Игорёк приветливо улыбнулся: «Доброе утро, Оксана Сергеевна, как жизнь?» — она оглянулась по сторонам и сказала ему негромко:
— А какая может быть жизнь, если ты у Мюллера под колпаком?
У Игорька заиграли глаза:
— Рад, что у вас хорошее настроение.
И вся страна рада. Только одной дуре что-то не по себе.
Через часок к ней в кабинет нагрянули замы.
— Как наши дела, Оксана Сергеевна? — с порога начал Аркадий.
Она прикинулась валенком и состроила физиономию думающей обезьяны.
— Наш договор с голландцами? — напомнил Виталий.
— А-а! Всё хорошо. Надо только письмо в головной офис подработать.
Аркадий с готовностью достал из папки пару листов:
— Уже!
Смотри, как бегут! Впереди паровоза.
— Хорошо, я посмотрю. Думаю, завтра-послезавтра мы сможем с ними встретиться по поводу подписания договора.
— Так можно позвонить им, договориться?
Мартышка ещё немного подумала:
— Нет, пока не надо. Я ещё не совсем разобралась в деталях. У вас всё?
Замы переглянулись и ушли.
Вечером, когда банк опустел, Оксана прошла по пустому коридору на лестничную площадку к разветвительной коробке — паз винта был по-прежнему забит мелом. Она аккуратно открутила винт, открыла коробку. Замкнула, как учил Дмитрий, отвёрткой два винта, выдернула из дешифратора флэшку, вставила новую.
Как, оказывается, просто быть шпионкой. Или разведчицей?
Вечером, когда Оксана потребовала дневник на проверку, Рома надулся.
— Слушай, сынуля, тебе не нравится мой контроль?
— Я уже не маленький.
— Так это же здорово! Давай так: я тебя не напрягаю, уроки делаешь сам, что непонятно — обращаешься. За компьютером сидишь, сколько влезет, но до отбоя. Идёт?
Сын с подозрением смотрел на мать:
— А взамен?
— Да самую малость. Меня не должны вызывать в школу по поводу твоего поведения, никаких записей от учителей в дневнике, и ты учишься на четвёрки. Если это тебе не подходит, то тогда я буду тебя каждый вечер проверять по всем предметам. И строго! А получаешь двойку — и компьютер, и телефон, и прочее…
Она показала, что будет.
Рома недоверчиво косился на мать:
— Ты это сама предложила. Если потом будешь говорить…
— Не буду! — торжественно пообещала Оксана.
И они скрепили договор рукопожатием, причём сынуля торжествующе смеялся, а она только вздыхала. Ромка убежал в свою комнату, а Оксана пошла в прихожую, забрать телефон из сумки.
Там на полке сиротливо лежал прибор, купленный у Дмитрия. Совсем забыла про него. Она взяла коробку, ключи от входной двери и вышла на лестничную площадку. Позвонила в соседнюю дверь и объявила тёте Маше:
— Я к дяде Серёже.
Соседка крикнула в комнату:
— Григорьевич! К тебе Оксаночка пришла!
Из дальней двери, скользя тапками, как лыжами, прибежал дядя Серёжа: ещё крепенький такой пенсионер, её личный консультант по машине.
— А, Оксаночка! Случилось что?
— Нет, пока всё отлично. Я тут купила прибор для проверки электрики в автомобиле. Вы не разберётесь? А потом мне объясните, что к чему?
Она протянула ему коробку, он хмыкнул:
— Не ерунда, нет?
— Да нет, не должно: при мне мужик им работал.
— Ладно, я пошёл, а то там новости начинаются.
И скрылся в комнате.
Тётя Маша заговорщически сообщила:
— По всем каналам новости глядит, боится пропустить чего-нибудь. Политик!
Они смеются.
Взгляд Оксаны натыкается на груду газет внизу на полке:
— Тётя Маша, а вы случайно «Наше время» не подписываете?
— Какая подписка, Оксаночка? Он каждое утро покупает!
— А у вас не затерялся номер двадцать четыре?
Тётя Маша берёт пластиковый пакет с крючка, вручает Оксане. Сметает с полки всю пачку газет, засовывает в пакет, что соседка держит.
— Да мне только…
— Бери, бери! Через два дня тут опять полно будет!
У себя в комнате Оксана вывалила газеты из пакета и принялась сортировать их, отбрасывая ненужные на диван. Неужели повезёт? И даже вздрогнула, найдя номер двадцать четыре. Но напряжение её не покидало, поэтому она аккуратно положила газету на край стола. Не спеша — очень не спеша — собрала остальные газеты назад в пакет и отнесла в прихожую.
Вернулась, села за стол и стала листать номер.
Дойдя до страницы № 19, облегчённо вздохнула. Она не знала, чтобы делала, если бы нужной страницы и в этой газете не было. Точно в психушку бы загремела. Достала вырезку, что дали замы, положила перед собой — на странице № 20 большой «подвал» с «шапкой»: «Крупнейший в Европе!»
Оксана переворачивает страницу и замирает, тупо уставившись в конец листа: на том месте, где в вырезке расположена статья о заводе, в газете стоит материал с заголовком: «Как правильно выращивать огурцы».
Её голова, как у китайского болванчика, качается из стороны в сторону, от газеты к вырезке и обратно. Наверное, уж от безысходности она хватает страницы и пытается посмотреть их на просвет.
Это что за хреновина с морковиной? Что всё это значит? Слежка, фальшивые газеты. Кто? Для чего? Может, это «Жук»? А что — он мою машину знает. Может, он бандит какой? Нет, ну слежку он ещё мог организовать, но газеты! Это кто? Кто подсунул эту статью Аркадию с Виталием? Или это они сами? Для чего?
Она долго сидела с выпученными на страницы глазами.
Почему-то вспомнилось, как они в школе в драматическом кружке пытались играть старинный водевиль. Там герой всё время попадал в переделки и постоянно твердил: «Я, наверно, очень бледный».
А какой бледной себя ощущала Оксана!
И тут она вспомнила о «жучке» и рванула в прихожую. У неё дрожали руки, никак не могла вставить флэшку в компьютер. Наконец, воткнула, надела наушники и стала слушать.
Послышался звук с силой закрытой двери, и недовольный голос Аркадия:
— «Не совсем разобралась в деталях!» Как тебе?
Ему спокойно ответил Виталий:
— Не пыли!
— А ты чего такой спокойный? Какие ещё детали? А если она не подпишет?
Виталий хмыкает:
— А ты чего кричишь: «Спасайте, спасайте!» Ещё никто не тонет. Даже, если она докопается, скажем, что нас ввели в заблуждение. Ты же помнишь, я с самого начала был против этого варианта. Слишком сложная техника чаще ломается, это закон. А вы тут наворотили. Мой вариант и проще, и практически не раскрываем.
— А ты с этим полковником ФСБ уже перетёр?
— Да в любой момент! Он на пенсии, ему приработок, как бальзам. И делов-то всего: берёшь спецчернила, на принтере печатаешь какую-нибудь ахинею для бухгалтерии об оплате хоть тряпок для уборщицы. Когда Оксаночка подпишет, обрабатываем бланк парами одного вещества — и чернила исчезают. Печатаешь текст о переводе на такую-то фирму, какую хочешь сумму — и деньги у тебя в кармане!
Дальше она уже не слушала. С газетой всё стало понятно. Эти сволочи хотят перевести на подставную фирму офигенные деньги и слинять! А отвечать будет она, как будто это фирма её, и денежки она слямзила. И никто не докажет, что…
Дмитрий вывел на монитор изображение татуировки Голованя. Рассмотрел, отпечатал на принтере. Вырезал ножницами по контуру, приложил к тыльной стороне ладони в районе большого пальца.
Ничего, похоже.
Затем стал разглядывать на мониторе внутренний вид гаража Голованя: на задней стене висит большой постер с обнажённой девицей, рядом — плакат с изображением солдата в форме ВДВ.
То, что надо. Нужно найти что-то подобное.
К вечеру следующего дня Дмитрий уже всё добыл и развесил у себя в гараже.
На радиорынке он поспешил закруглиться пораньше. Оттащил сумки с деталями в свой «жигулёнок» и стал ждать, согнувшись на заднем сидении. Машину Дмитрий специально поставил в пяти шагах от автомобиля Пантюхина. Тот всегда уходит одним из последних, это Дмитрию на руку — прохожих практически нет. И вечереет, сумерки тоже за нас играют.
Наконец, из ворот рынка вышел Пантюхин с двумя большими баулами. Подошёл к своей иномарке, поставил возле багажника сумки. Открыл крышку, погрузил одну, наклонился, поправляя её, чтобы было место для второй.
Дмитрий осмотрел улицу — всё спокойно, — тихонько выбрался из машины и проскользнул к Пантюхину. Электрошоккером коснулся его шеи: с жужжанием вспыхнула искра разряда.
Пантюхин нырнул в багажник, воткнув голову в набитый баул. Дмитрий ещё раз оглянулся, достал из кармана куртки пузырёк и тряпку. Полил из пузырька на неё и положил у лица Пантюхина.
Пусть подышит.
Он уложил второй баул в багажник, открыл ближайшую дверь машины и затащил Пантюхина на заднее сидение. И поехал к себе в гараж, поглядывая на спящего Пантюхина.
Точно таких постеров, как в гараже у Голованя, Дмитрий не нашёл, но посчитал, что это и не важно. Главное, что блондинка сияет загаром, и парень в голубом берете. Никто Пантюхина в гараж Голованя сверять плакаты не поведёт.
Связанного гостя Дмитрий посадил посредине гаража лицом к постерам. На голову ему надел чёрный мешок, но короткий — даже ноздри не закрывал. Дима специально на себе размер подбирал, чтобы можно было, — если запрокинуть голову, — увидеть плакаты.
Сам, на всякий случай, был в шапочке с прорезями для глаз. Дмитрий поднёс пузырёк с нашатырным спиртом к носу пленника. Пантюхин был связан, и, когда очнулся, задёргался.
Дмитрий наклонился к нему:
— Не вздумай орать — язык секатором отрежу. Усёк?
Тот потряс согласно головой: ответить он не мог — рот заклеен липкой лентой.
Дима прихватил Пантюхина за горло, будто придерживал, чтобы легче было снять скотч, и, как бы случайно, чуть задрал его голову, чтобы пленник увидел плакаты. Похоже, уловка удалась.
Дмитрий снял плёнку с губ пленника, и Пантюхин сразу пошёл в наступление:
— Мужик, ты лучше брось эту затею: ты не знаешь, с кем связался.
— Да всё мы знаем, дорогой. И скоро от тебя и твоего босса только пыль останется. Давай так: я тебе задаю пару вопросов. Ты отвечаешь — мы расстаёмся. Никто ничего не узнает.
— А если я не соглашусь?
Дмитрий взял разогретый паяльник и поднёс к раскрытому вороту рубашки Пантюхина, стараясь, чтобы тот увидел на его руке татуировку у большого пальца. Раскалённое жало коснулось завитков волос на груди Пантюхина — раздался лёгкий треск, и пленник невольно отдёрнулся.
Дмитрий продолжал нагнетать:
— Не захочешь разговаривать — засуну тебе вот эту штуку в одно место. И больше ты уже никогда не будешь сидеть на унитазе. Будешь ходить с мешочком-калоприемником. Красота! И девушек тебе тогда уж больше не видать. Да и боссу твоему, — зачем какая-то вонючка?
Он снова приблизил паяльник.
— Чего ты хочешь? — отстраняясь, выдавил Пантюхин, понимая, что с ним не шутят.
— Люблю трезвомыслящих людей. Так кто тебе привозит наркотики на рынок?
— Мужик, оно тебе надо? По стенке ведь размажут. Или в бетон закатают. Будешь где-нибудь нулевым циклом лежать.
— Ты не отвлекайся, — успокоили его, — вдруг мой босс вашего раньше укатает?
Пантюхин дёрнулся:
— Два хлопца привозят.
— Когда? Есть определённый день?
— Нет. Как у меня запас кончается, — звоню.
— Надеюсь, номер телефончика не переврёшь? Очень нежелательно. А кто привозит-то?
Пантюхин сплюнул:
— Кусяка и Батон.
— Молодец, что не врёшь. А как ваш босс товар получает?
Поспрашивав ещё немного, Дима заклеил Пантюхину рот и помог забраться в машину. Руки и ноги, как и мешок на его голове, тоже прихватил скотчем, чтобы подольше освобождался.
И выехал из гаража. Ехать Дмитрий старался аккуратно — всё-таки, автомобиль Пантюхина, приключений с ДПС не желательно заиметь.
Он припарковался за квартал от своего «жигулёнка», чтобы пройти к нему дворами и не засветиться на видеокамерах. Вышел из машины, открыл заднюю дверцу. Пантюхин всю дорогу лежал — так ему приказали. Дима посадил его, вложил в ладони складной нож: закрытый, чтобы повозился.
— Освободишься — езжай домой. О нашей встрече тебе, всё-таки, лучше бы молчать, — порекомендовал напоследок.
После ужина Оксана машинально спросила:
— Как там насчёт уроков?
Ромка тут же вскинулся:
— Мы же, кажется, договорились?
— Да, да, прости.
Она осталась на кухне одна, пила чай и думала, думала — голова шла кругом.
Господи, с кем же посоветоваться? В полицию пойти? Засмеют. Скажут, приходите, когда ограбят. Томке позвонить? Ага, Томка большущий специалист по… — как её? — контрразведке. Да, а следить-то за мной Аркадию с Виталием зачем? Или это кто-то другой? Так запутано, с ума съехать можно.
Стоп. Но если это мои замы, то, значит, «Жук» тут ни при чём.
Она схватилась за телефон — надо ему позвонить! И замерла. В голове строем пронеслись детективы-сериалы. Точно! Нельзя афишировать свой номер телефона. Надо из автомата.
Оксана направилась в комнату сына. Тот оторвался от монитора:
— Ты же слово давала!
— Да я ничего, я просто в магазин схожу. Тебе купит чего вкусненького? Пока ты двоек не нахватал?
Окна сетевого супермаркета ярко светились, народ торопливо сбегал по ступенькам. Телефон висел на стене недалеко от входа. Оксана сняла трубку, засунула карточку в щель, набрала номер.
Когда ответил мужской голос, она сказала:
— Здравствуй, Жучок!
Трубка в ответ молчит и молчит.
— Эй, вы меня слышите?
— Здравствуй, Жучка!
И голос такой… радостный.
— А что отзываетесь не сразу?
— Да вы всегда звоните так неожиданно. Вы же сказали, что мы с вами не увидимся. Что — опять что-то с машиной?
— Хуже, — призналась Оксана, — это…это связано с тем, что вы мне наделили.
— Прибор Степаныча уже сломали?
— Да Степаныч тут с какой стати? Я о том, что вы мне продали!
— Я продал? За сколько?
— Опять начинаете?
— Что — неужели «утёс» раскололся?
Оксана удержала себя в руках:
— Мне не до шуток. Мы не могли бы встретиться?
И этот жучара как завопит восхищённо в ответ:
— Вы назначаете мне свидание?
А как же! Разбежалась.
Продиктовала адрес и пошла домой. Там она машинально стала у зеркала и стала оценивать макияж и раздумывать, что надеть? Чтобы вроде бы по-домашнему, но в то же время…
И остановилась. А чего это она так собирается выпендриваться? Перед кем? Зачем? Человек придёт по делу. Она что — перед каждым сантехником? Принципиально не будет. Вот ему!
Сидела на кухне и нервничала. Наконец, запищал домофон, и Оксана бросилась в прихожую, схватила трубку:
— Кто?
А в динамике сладостным таким голоском:
— Ваш любимый жучок!
Даже сама не ожидала, что плюнет в ответ на пульт. Пришлось фартуком вытирать. Остряк!
Дмитрий позвонил в дверь и чинно раскланялся:
— Добрый вечер!
Оксана устало кивнула в ответ, кивнула на тапочки и предложила пройти в комнату, но тот жестом остановил её, раскрыл кофр, что принёс с собой, и достал пеленгатор. Щёлкнул тумблёром на передней панели и принялся обследовать прихожую, водя прибором по сторонам.
Пытается произвести впечатление? Оксана намерилась спросить, но Дмитрий приложил палец к губам. Он обследовал ванную, затем прошёл в комнату и проверил все углы, поглядывая на экран.
Оксана бродила следом, заглядывая через плечо.
— Посидите, не маячьте, — посоветовал ей Дмитрий и направился в другую комнату. Там в дверях стоял парнишка, очевидно, сын. Ух, как он смотрит!
Подойдя, Дмитрий склонился к уху мальчика:
— Не надо на меня так глядеть.
Он протиснулся мимо парнишки и обошёл комнату. Ромка не отставал, поглядывая то на Дмитрия, то на прибор. Квартира чистая. Дмитрий выключил сканер и протянул руку мальчишке:
— Дядя Дима.
— Рома. А как я смотрю?
— Да не съем я твою маму, она меня по делу позвала.
Ромка показал на сканер:
— А это что?
— Для проверки: нет ли подслушивающих устройств?
Мальчику становится смешно: кому это надо их с мамой подслушивать?
Дмитрий положил ему руку на плечо и прошептал:
— Классному руководителю. Училки, они, знаешь, какие? Видел в сериалах: ходят с отмычками, любые двери запросто открывают. У тебя же в школе, наверняка, не всё на мази, а?
Ромка задёргался: и понимал, что шутка, но, — а вдруг?
Оставив его размышлять, Дима возвратился в комнату, где на диване ожидала Оксана. Он присел рядом и доложил:
— Чисто. Уже хорошо. Рад, что у вас хватило ума не звонить мне со своего сотового или служебного. Враг не спит!
Оксана в ответ иронично скривила губу:
— Вы считаете, что ума нет только у меня, или у всех женщин?
Дмитрий возмутился:
— Я считаю? Да вы что? Кто я такой, женщин судить? Это Бальзак!
— Бальзак?
— Да, французский писатель.
Оксана поджимает губы:
— Я знаю, кто это. Вы хотите сказать, что читали Бальзака?
— А что — только вам можно? Представьте, читал! Благодаря учительнице литературы. Она так причитала: «Как же вы, деточки, собираетесь жить при капитализме, если не читали «Папашу Горио»?
Сегодня же скачаю этого «папашу»!
— И что же вам Бальзак сказал?
— Что интуиция заменяет женщинам ум.
Оксана подумала и решила:
— Неглупый писатель.
— И я с вами согласен, — поддакнул Дмитрий и показал на пеленгатор: — А почему вы не удивляетесь?
— Я уже ничему не удивляюсь.
И она принялась рассказывать, развернув перед Дмитрием газеты.
— Да, с размахом, — оценил тот. Потом послушал запись на флэшке. — А говорили, Оксана Сергеевна, что у вас проблем нет. Да их у вас тут — конь не валялся.
— А что вы об этом думаете? Это возможно — документы подделать?
— Да, — подтвердил Дмитрий, — есть такая технология.
— А вы откуда знаете о ней?
— Я работаю в фирме, которая занимается такими вещами.
— Что это ещё за «вещи»?
— «Системы противодействия промышленному шпионажу».
Оксана не находила слов:
— Работаете в такой фирме — и торгуете на рынке?
— Я же вам говорил — так нужно для дела.
— Вы что — расследуете похищение каких-то технологий?
Дима отвечает уклончиво:
— Что-то в этом роде.
О, как у неё глаза заискрились — пожалуй, кто-то вышел на другой уровень в её мнении.
Оксана спросила:
— А с мной-то, что? Что мне делать? В полицию обращаться?
Она нервно тараторила, то хватая со стола газеты, то начинала что-то перечислять, загибая пальцы на руках.
Дмитрий слушал её, опершись подбородком на ладонь. Вернее, практически не слушал — ему и так всё уже понятно. Очень милая. И темпераментная. Прав, Степаныч — огонь!
Дима уплыл куда-то в мечтах — ну уж очень, наверное, далеко. Потому, что Оксана остановилась и присмотрелась:
— Вы хоть меня слышите?
Дмитрий встряхнулся и закивал.
Оксана внутри вся клокотала:
— Правда? А мне кажется, что вы думаете о чём-то постороннем. Вот о чём вы думаете?
Дмитрий нагнал на лицо маску мыслителя:
— Мне вот интересно, почему женщины красят губы в такие немыслимые цвета? Нет, я могу понять, когда близко к естественному: ну, там, цвета недозрелой вишни. А так…
— Это что — так важно сейчас?
— Мне важно.
— Чем же?
Дима вздохнул:
— Я не знаю, как мне жить, не могу понять современных женщин. А что может быть важнее такой проблемы? Понимаете, при царе губы красили женщины только двух категорий: проститутки и актрисы. Сейчас помадой пользуются все, кажется, уже и в детском саду. Это как понимать: у нас теперь все — актрисы? Или все — женщины лёгкого поведения? Вот вы, например, кто?
Оксана раскалилась:
— Послушайте, вы о деле можете хоть пять минут подумать?
— А это разве не дело?
Она с трудом себя сдержала:
— Может, не будем идиота корчить? Мне грозит тюрьма, а вы… Я вас позвала посоветоваться, как… как умного человека! Как специалиста! Что мне делать?
— Да не убивайтесь вы так! — успокоил тот Оксану. — Мы устраним эту проблему ручкой.
— В смысле — сделаете мне ручкой?
Она с тупой гримасой замахала у лица собеседника в прощальном приветствии.
Дмитрий объяснил:
— Я вам подарю авторучку.
— Ка… какую авторучку? На фига?
Он достал из кофра авторучку и протянул Оксане. Она смотрела на него и с жалостью, и с подозрением:
— Вас случайно в детстве нянька не роняла?
— Не было у меня нянек. Детсадовский я! — Дима вложил ей в ладонь авторучку. — «Слушайтесь, зайчики, деда Мазая». И ты слушайся, зайка!
— Я вам не зайка!
Дмитрий оглядел её:
— Небось, Лев по гороскопу?
Оксана вскинула подбородок и фыркнула.
— Ну, не Овен же? — не верил Дима.
— Почему это?
— Видно, что не овца.
— А вы… вы, сразу видно, — Козерог!
— Из чего видно?
— Ведёте себя, как… как «козёл на вертолёте»!
Они ещё немножко попикировались, наговорив друг другу ласковых комплементов.
Дмитрий объяснил Оксане про авторучку, и она немного успокоилась. Когда с замами ситуация прояснилась, настала очередь джипа. Дмитрий пообещал Оксане разузнать, что это за Пинкертоны.
А напоследок достал из кофра наручные часы: крупные, эффектные:
— Вот, будете носить их.
Оксана бросилась возмущаться:
— Зачем мне такой гроб?
— Это не просто часы. Если одновременно нажать вот эти три кнопки, этот будильник разбудит весь двор.
— А зачем мне будить всю округу?
— А кого вам ещё будить? «Утёс» ваш слинял, меня будить вы не собираетесь. А я так люблю, когда меня утром хорошенькая женщина…
Договорить ему не дали.
Утром Дмитрий приехал пораньше к дому Оксаны и устроился в засаде, не заезжая во двор. Подъехал джип, вкатился под арку. На Диму парнишки, конечно, не обратили внимания. Это самое глупое, считать, что если ты за кем-то следишь, то за тобой уж по определению никто следить не может.
Минут через пятнадцать со двора выехала Оксана. Джип старался не отпускать её далеко от себя. Вчерашний урок, очевидно, пошёл им впрок. Дмитрий с Оксаной договорились, что она поедет прямо в банк, поэтому Дима не сидел у Пинкертонов на хвосте, ехал, приотстав.
Оксана остановила автомобиль у дверей банка. Но из машины не выходила, как они и условились. Джип проехал чуть дальше по улице и прижался к тротуару. Сзади него места припарковаться не было, только спереди.
Дмитрий взял с пассажирского сидения заранее приготовленный флакон и распылил жидкость заднее стекло. Проехав мимо джипа, он остановил свой «жигулёнок» впереди его — теперь ребятишки в нём не могли видеть, что Дмитрий делает.
А он перебрался на заднее сидение, отлепил в углу стекла приклеенный кусочек скотча. Теперь у него было окошко обзора. Дмитрий взял подзорную трубу и принялся наблюдать за салоном джипа, скомандовав по телефону Оксане, что она может выйти из машины.
На панели у лобового стекла джипа вдруг замигал синим огоньком светодиод и погас.
— А ну-ка, откройте ещё раз дверь машины, — скомандовал Дима в трубку.
Светодиод снова заморгал.
— Закрывайте.
Диод погас.
— Ну? — спросила Оксана.
— Они вам датчик поставили на машину: как только вы дверцу открываете, они знают.
— Так надо его отыскать и снять!
— Нет, — решил Дмитрий, — пусть думают, что мы ничего не знаем.
Анатолий Яковлевич Олимпиев смотрел, как возбуждённый Пантюхин, размахивая руками, рассказывал о приключении.
«Алим» знает его давно, малый неглупый. Это он придумал сделать точку на радиорынке. Сам всё организовал, наладил, шушеру набрал — мелких распространителей. Самое главное, мог бы и не рассказывать о нападении. Толком он ничего не знает, так, по мелочи. Зачем же на него наехали?
Или глупец какой-нибудь это сделал? Но «Алим» в таких не верит: они уже давно себя сами закопали. Значит, кто-то хочет, чтобы сигнал дошёл до него, босса. Кто за этим стоит и чего хочет добиться?
«Алим» взглянул на «Большака» — начальника своей охраны. Это его фамилию: «Большаков» — так укоротили. Тот сидел на диване и разглядывал свои ногти на руках.
Пантюхин, видя, что шеф молчит, обращался больше к его заму.
Кажется, «Большака» тревожат те же вопросы, что и меня, подумал «Алим» и спросил:
— Это точно не мент?
Пантюхин повернулся к нему:
— И близко не лежал!
«Большак» поднял на шефа глаза, и «Алим» спросил его:
— Неужели ФСБ?
Тот сделал гримасу: и не отрицал такой вариант, и не шибко верил в него.
Пантюхин встревает:
— Да нет, он мне чётко сказал: «Мы с моим шефом вас скоро сотрём». Стиратель!
«Алим» раздумывал вслух:
— Неужели «Танкист» решил хвост задрать?
Большаков оставляет ногти в покое:
— Не должен бы. Разве что изменилось, а мы не в курсе.
— Ты не в курсе! — уточнил «Алим».
«Большак» упрёк воспринимает спокойно, он молодчага, по мелочам не раздражается. А работать умеет.
— Что ещё помнишь?
— У него вот здесь, у большого пальца, — показывает Пантюхин, — татуировка приметная. А в гараже два плаката висят: девка голая и десантник. Он мне глаза мешком закрывал, но я разглядел.
Большаков покивал:
— Десантник…
«Алим» жёстко приказал:
— На
...