автордың кітабын онлайн тегін оқу  Вам замуж за китайца

Александр Скориков

Александр Скориков

Вам замуж за китайца

_{Маленькая повесть о любви}

Иронический взгляд на любовь в наше время. Почему у мужчин и женщин одни претензии к противоположному полу? Куда идём и что теряем?

Вы не находите, что если отрешиться от ежедневной беготни, остановиться и непредвзятым взглядом окинуть нашу жизнь, то возникает множество вопросов?

Каких, каких — да каких угодно!

Можно философских.

Например: почему сейчас у нас нет счастливых людей?

Абрамович? Я вас умоляю! Во-первых, он не у нас. А во-вторых, жена ушла, оттяпав половину нажитого самым непосильным трудом, — это, по-вашему, счастье?

Нет, я же точно помню, что счастливые люди были. Правда, в прошлом тысячелетии. Кое-кто, заметив это, призывают рассуждать логически: мол, два нехороших коммуниста — один предал Россию, другой — просто продал, — сделали всех в стране несчастными. О чём тут ещё говорить?

Н-да, знаете, давайте этот сложную тему отложим — тут можно говорить до утра, а у нас столько выпивки нет.

Возьмём вопрос попроще: допустим, меняется ли человек, если чуточку постоит, глядя на направленную на него чёрную дырочку на конце ствола пистолета?

Не задумывались? А кто задумывается?

И Дима Хохлов был таким же. Вообще, про случившееся с ним можно столько вопросов назадавать! Мне его историю рассказывали все её участники, но, странное дело: один помнит одно, другой — другое, так что в результате, если заметите нестыковки, не возмущайтесь, это не моя вина.

Вот вы считаете, это нормально: для того, чтобы встретить, возможно, любовь всей жизни, надо сломать руку? И в тебя должен стрелять киллер? И ты постороннюю девушку вынужден называть своей дочерью, хотя зачать её если и мог, то только лет в четырнадцать?

Правильно, ненормально всё это, но на Диму свалилось — и что теперь делать?

Я вынужден отвлечься: кто-то там, в задних рядах вопит, что и в четырнадцать и можно, и делается сейчас у нас. Просто молчат все в тряпочку. А почему молчат? Потому что все понимают, что секс — это сейчас самое главное в жизни. У всех — от детсада до дома престарелых.

Это я преувеличил насчёт детсада?

Да на конкурсе детских танцев мамаши так размалевали своих шестилеток макияжем, что одна девочка сказала с печалью: «Всё, детство кончилось».

Вы вспомните рекламу на телевидении лет двадцать назад: доллар стоил шесть рублей, и потому самые большие проблемы в стране были с перхотью и кариесом. А сейчас что рекламируют, когда американская валюта выросла в десять раз? Виагру, феромоны всякие для поднятия духа и плоти у противоположного пола и всё такое прочее.

Вот вам ещё вопрос возник, прямо тема для кандидатской: «Влияние мировых денег на потенцию».

Хотя с другой стороны посмотреть: раз этим вовсю торгуют, так, может, с сексом у нас тоже, как и с остальным? То есть, на витрине всего вдоволь, а у тебя лично…

Ладно, пора перейти к рассказу о дне, когда жизнь Дмитрия Хохлова начала поворот. Но тогда, ни он, ни кто другой этого не заметил — кто придаёт значение каким-то случайностям?

В субботу был намечен сбор у Димы на квартире: на повестке стоял вопрос — идти в поход в горы или сплавиться на плоту по реке? Они в турпоходах проводили отпуск каждый год — Дима и его трое друзей. Двое из них, моложе его: Игорёк на восемь лет, Вова — на все десять.

А самый «пожилой» Анатолий Кириллович, — в обиходе: «Кириллыч», — уже перевалил через полсотни лет. Дмитрий познакомился с ним ещё в юности, и тот заразил его туризмом. Впоследствии и молодёжь примкнула.

Кириллыч — человек, конечно, своеобразный. Глянешь иногда — сидит, думает. И видно, что не о пустяках, а, как минимум, — менять масло сегодня или ещё отложить на недельку?

Я как-то прервал его размышления: о чём, мол, думы? А он, представьте, говорит: «Ты стихотворение «Гренада» помнишь? Там парнишка-хохол пошёл воевать, чтобы землю в Испании крестьянам отдать. И погиб. Так вот он автора стихотворения называет: «товарищ», а тот его — «приятель». Как говорит Вова: «Не хило, да?»».

Вова, как всегда, опаздывал, остальные накрывали на стол.

Тут сделаю ещё маленькое отступление: мужчины — по крайней мере, в нашей стране — делятся на «водочников» и «пивняков». Я понятно объясняю?

Первым главное результат: сразу жахнуть, чтобы мозги повело, а там уже можно быть и львом, и обезьяной, и свиньёй — кто до чего успеет эволюционировать.

Вторым, ясен пень, важнее процесс: тёплый разговор под неспешное употребление лёгкой жидкости.

Димина компания относилась ко второму типу. Конечно, жизнь сложнее формул: Кириллыч мог — по службе — поддерживать беседу и под умеренное возлияние крепких напитков, а Игорёк, когда попадал в сборище «водочников», запросто мог стать у них Акелой. И становился, чтоб ему пусто было!

Собираться всей компанией им удавалось нечасто, поэтому темы для разговоров накапливались.

И сейчас Игорёк, разделывая вяленого леща, жаловался Кириллычу, что когда в начале перестройки все кричали: «В СССР секса нет, в СССР секса нет!» — казалось, вот будет у нас секс, и наступит всеобщее счастье. А что мы имеем в результате? Секс есть — а счастья нет!

Кириллыч понимающе вздохнул, пояснив, что Игорёк не первый, кто мучается этим вопросом. Ещё в тысяча девятьсот четырнадцатом году Маяковский с товарищами издал «Манифест футуристов». Там говорилось: «Мир рушится, потому что женщины променяли любовь на роскошь».

Дмитрий, расставляя бокалы, заверил, что через сто лет стало ещё хуже. И, думается, в этом Диму поддержат все мужики. Потому, что у женщин любовь на каком месте? Не знаете? По опросам — на девятом. На первом — секс. Или деньги. Так что, все женщины различаются только тем, что ставят в жизни на первое место.

Девочки мечтают об идеале: «Большой секс на большой куче денег». Их жизнь бьёт крепче всех: хорошо, если хоть одна из миллиона выходит замуж за олигарха, а остальным приходится довольствоваться только огромным сексом. На трассах нашей Родины.

Женщины поумнее — как сами считают, — ставят на первое место деньги, и половину жизни гробят на добычу должности, квартиры, машины — «не хуже, чем у людей». После сорока вдруг прозревают, что любовь, оказывается, не продаётся, а секс приходится покупать, застенчиво объясняя: «Для здоровья ведь нужно». Ну, может, и не впрямую покупать — альфонс, он в любом виде альфонс.

Вот так женщины раскололи страну на две неравные части, но претензии предъявляют, конечно, мужчинам — они, только они виноваты. Потому, что не умеют зарабатывать столько, сколько надо приличной женщине. Она, вон, сама больше муженька денег в семью приносит.

Женщин постарше это просто коробит: и чего дочка терпит этого лентяя? Вот в их время… Да, в их время мужик работал каким-нибудь фрезеровщиком, получал вдвое больше жены и висел на Доске Почёта в собственном доме.

Но теперь, когда юные гайдаровцы развалили все заводы, работы для мужиков не осталось. Один путь — идти в охрану. А там больших денег не платят.

А почему он не выбился в менеджеры по продажам каких-нибудь «Сникерсов»?

Он честно пытался! Но у нашего мужика психология сложилась за годы Советской власти совсем другая, чем на Западе. Ему проще работать честно — ну, почти, — гордиться своим трудом и умением, чем быть торгашом и спекулянтом, как это называлось во времена его родителей.

Быть пройдохой — это, знаете, надо корни иметь. Или, хотя бы, национальность.

Ещё женщина наезжает на мужа за то, что тот не умеет прощать ей ВСЁ. А это, знаете, просто подлость какая-то. Если не хочешь прощать ВСЁ, зачем ты нужен, враг семьи?

А мужиков занимает совсем другое. Понятно, что и у них любовь не всегда на первом месте. Но и не на тридцатом же! А у баб, что там напихано между сексом с деньгами и девятым местом?

Не задумывались? А кто задумывается?

Во, сюжет, да?

Вову, например, этот вопрос очень интересовал — а дети у них, женщин, на каком месте?

Какие дети, Вова? Спроси, что полегче!

Тут Дима привёл пример с Вовой, которого новая его пассия, — как её?.. Лариса? — уже на втором свидании поинтересовалась, когда он рассчитывает купить им с дочкой норковые шубки?

Вова, что? Вова молодец: посоветовал ей поискать владельца зверофермы.

Кириллыч переглянулся с Игорьком и спросил у Димы: у них что сегодня, мальчишник будет?

— Да, что с Катей? — поддакнул Игорь.

Дмитрий в сердцах объявил, что Катя ничем не лучше любой Ларисы, что он тоже отправил её в гон по зверофермам, и что он завязывает с этими молодыми девицами — им только деньги от нас нужны.

Кириллыч поддержал его, призвав на помощь Гамлета, почти дословно цитируя: «Неладно что-то в Дамском королевстве».

Дима отправился в кухню, на ходу высказывая с тоской, что ведь были же в их юности нормальные девушки: спортсменки, комсомолки и просто красавицы.

Да красавиц и сейчас — хоть завались: со спортсменками и комсомолками напряг.

Кириллыч между тем спрашивал у Игорька, какая у того ситуация с Ксюшей — как с Ларисой и Катей?

— Хорошо тебе, Кириллыч, у тебя Любаша.

Кириллыч даже возмутился, что друзья завидуют, не понимая, что его жена не всегда такой была, как сейчас. Да он на это жизнь положил! Почему вы считаете, что вам сразу дадут идеальную женщину? Разве из ребра, что путное может получиться? Заготовка!

— И я должен всю жизнь обтачивать эту… болванку?

— А она — болвана!

— А как у тебя с Любашей начиналось, Кириллыч?

Кириллыч стал весело рассказывать, как в молодости придумал тест для девушек. У них была такая низкая ваза, и он наполнял её конфетами всех сортов. Одна конфета была большая, в роскошной обертке. А он шоколад вытащил, а внутрь шесть ирисок «кис-кис» вложил — жёстких, что твой асфальт. И записку: «Не всё то — золото, что блестит». Все девушки, естественно, хватали эту конфету первой.

— Все?

— Все.

— Обезьяны! — с горечью сделал вывод Игорёк.

Дмитрий запротестовал, утверждая, что обезьяне до женщины далеко. Обезьяна никогда свой апельсин не променяет на бриллиант — на фиг он кому нужен? А женщина лучше будет голодной, но лишь бы у неё в какой-нибудь дырке блестело!

— Кстати, о дырках.

Кириллыч вспомнил, как к Любаше приходила соседка жаловаться. Она вообще-то в церковь не ходит, но тут отправилась попросить благословение на прокалывание ушей под серёжки. А священник сказал, что все дырки, что ей необходимы, Бог ей уже сделал.

Отсмеявшись, Игорёк напомнил:

— Так что там с конфетой?

— А-а! Девицы её раскрывали и начинали ныть, обижаться. Одна Любаша стала хохотать. И я понял, что пора включать токарный станок.

Кириллыча прервал звонок в дверь.

— А вот и наш Вова! — с облегчением сказал он, направляясь в кухню. — Пошли за пивом.

Игорёк двинулся за ним, ворча:

— Хоть бы раз пришёл вовремя!

А Дима, вытирая фартуком руки, вышёл в прихожую:

— Ждём, ждём…

Он распахнул дверь: перед ним стоял высокий человек в чёрной шапочке с прорезями для глаз. Перед собой он держал пистолет с глушителем, медленно направляя ствол в район груди Димы.

Время будто остановилось. Дмитрий заворожено смотрел, как змеиный глаз дула выискивает, куда бы укусить.

Увидев, как начинает сгибаться палец киллера в спусковой скобе, Дима под грохот выстрела отчаянно бросился в сторону, поскользнулся и в попытке удержаться на ногах схватился за одежду на вешалке.

Шкаф начал заваливаться в проход, накрывая Дмитрия.

На шум из кухни выбежали Кириллыч и Игорёк и уставились на стягивающего маску стрелка.

— Вова, ты что — офонарел? — узнал «киллера» Кириллыч.

— Я пошутить хотел.

Все трое бросились поднимать шкаф, поставили его на место и склонились над Дмитрием — у того рубашка залита красным на груди.

— Это краска. Пейтбол! — пояснял Вова, тыча в стороны «пистолетом».

Игорёк со вздохом помечтал прострелить ему одно место и пирсинг туда воткнуть!

— Что? — спросил Кириллыч открывшего глаза Дмитрия.

— Рука.

Дмитрия подняли и препроводили на диван под нытьё Вовы, что он не хотел, он думал…

На что ему ответили, что все знают, как он думает, футболист несчастный: сначала бьёт, а потом смотрит, по чьим воротам!

— Здесь больно? — Кириллыч ощупывал плечо и грудь товарища. — Ты как?

Дмитрий печально оглядел друзей:

— Я вернулся с того света… из-под дула пистолета.

— Ребята! Он стихами говорит! — восхитился Вова.

Его заверили, что ещё пара таких фокусов, и они все станут Пушкиными.

Кириллыч заметил усмешку «раненого»:

— Ты чего?

— Да я по поводу красавиц-спортсменок вспомнил. На днях смотрел советскую хронику: идут девушки, у всех глаза горят. Видно, что они верят, что впереди их ждёт счастье, любовь. А вчера присмотрелся к женщинам на улице: у всех такое выражение лица… Сразу понятно, что они уже не верят ни в будущее счастье, ни в любовь…

Игорёк махнул рукой:

— Да они уже не верят, что у них будет хороший секс!

Игорька, конечно, временами заносит, но, как говорится, устами младенца… Действительно, вот если выйти на улицу и провести опрос женщин: верят ли они, что у них в ближайшее время случится этот самый «хороший»?

Вы вот как бы ответили? Серьёзно? И «плохого»? Хотя, кому он нужен, плохой.

Вот видите, ещё вопрос вылез. Почему, когда в стране секса — по некоторому мнению — не было, он, оказывается, был. Причём как составной элемент счастья. А сейчас, когда секс лезет изо всех щелей, на самом деле ни того, ни другого нет.

Вот они, родимые пятна капитализма и его парадоксы!

Я понимаю, что «русский» социализм многим не нравится, но что же вы всё про репрессии да про тридцать седьмой год, а про счастье, что было у людей — ни гу-гу?

Не задумывались? А кто задумывается?

Дмитрия пришлось везти в трампункт, делать рентген, накладывать повязку. Так что, к продолжению банкета и разговора вернулись лишь ближе к вечеру.

Войдя в квартиру, Игорёк заорал:

— Прощай, медсанбат, здравствуй, родная казарма!

Помогая Дмитрию, у которого рука висела у груди на перевязи, Вова принялся убеждать, что пока «раненого» бинтовали, они, его товарищи, поразмышляли и поняли, почему у подстреленного плохо с девушками.

На что тот отвечал, что всё это враки: с девушками у него всё нормально.

Кириллыч поддержал Дмитрия:

— У него с жёнами плохо.

Множественное число здесь было, конечно, не уместно: жена у Дмитрия была — до недавних пор — одна. Они прожили пятнадцать лет, вместе создавали свою скромную фирмочку, покупали квартиру, машину. Сыну уже настукало четырнадцать.

Дмитрий втянулся в такой темп жизни: работа была, появились друзья, хобби — и он, заглядывая в будущее, думал, что так и будет, как говорится, «до скончания времён».

И вот однажды Елена заявила, что ей нужна личная машина. Пятнадцать лет, представляете, не была нужна, а сегодня — вынь и положь!

А Дмитрий как раз наметил прикупить итальянский станок: это позволило бы убрать одного из двух человек на нудной операции.

— Зачем тебе машина? Тебе до работы — три квартала! А в выходные — ты и на моей можешь.

Нет, ей нужна личная: все подруги на авто, одна она, как бомжиха!

Дмитрий начал, было, про нужды фирмы, но как-то сразу осознал, что дело не в машине: куда жене, в самом деле, ездить? Она шла на принцип!

Надо сказать, что Дима, когда делал Елене в молодости предложение, в душе несколько лукавил. Она была очень хорошенькая, но у неё на скуле, внизу подбородка было крупное родимое пятно. И Лена в молодости по этому поводу сильно комплексовала.

Дима тогда даже думал: зато изменять не будет.

Оказалось, что Бог запомнил эти его планы.

Вы никогда не пытались анализировать такие связи? А напрасно! Не хочется читать проповеди, но присмотритесь к родственникам и знакомым: чужие грехи ведь как на ладони — тут можно много интересного заметить. Из своих грешков делать правильные выводы трудно: мы ведь все живём правильно. Просто обстоятельства бывают выше нас. Ну, вы понимаете: «виновата Лизка — легла близко».

А у других, чья жизнь вам хорошо известна, связь между грехами и наказанием за них — тут как тут, к попу ходить не надо.

Вон у Кириллыча на работе Танька мужа выгнала, хвасталась, что приютила, пригрела «москвича»: альфонс, конечно, но мачо! А через полгода — метастазы и в печени, и во всех других органах. И в сорок девять лет — ку-ку!

А Денис? Пятнадцать лет оттрубил на северах, приехал, отгрохал трехэтажный особняк, машину купил — соседи такую и по телевизору не видели. На улице со всеми через губу разговаривал — нищета, мол, не мне чета. И что теперь? Лежит на химиотерапии! А вы знаете процент выживающих после «химии»? Три процента!

Вам эти взаимосвязи — как?

Не задумывались? А кто задумывается?

Пора, знаете, пока деменция не догнала.

А Дима тогда ясно ощутил, что у него есть соперник. Или, точнее, заместитель. И оказался прав.

Он взял на время у отца старенький «жигулёнок» и ушёл жить на дедову дачу, оставив квартиру Елене, оформив у нотариуса, что свою долю он переводит на сына в качестве компенсации за алименты. Бывшая уже жена ещё поразевала рот на фирму, но, поняла, что здесь светит мало, и удовлетворилась машиной.

У Димы началась странная жизнь: вокруг него будто смерч закрутился. С ним всё время норовили познакомиться молодые девицы, призывно глядя распахнутыми глазами. Но говорить с этими девушками было не о чем: книги они не читали, фильмы смотрели только американские, воображая, что современный Голливуд есть истина в последней инстанции.

Когда ей скажешь: «Птичку жалко!» — она думает, что это ты про куриные окорочка. И кто развалил часовню четырнадцатого века, лучше не спрашивать, — ну не знают они истории нашей страны!

А месяца через полтора очередная девица начинала ныть: купи мне, купи!

Вы ведь знакомы с исследованиями, как современные девушки понимают любовь?

«Ну, это когда он тебе что-нибудь дарит: телефон там хороший, или колечко, например. Когда дарит шубу или машину — это большая любовь. А когда квартиру — вообще конкретно невероятная любовь!»

С девицами приходилось расставаться, и тогда уныние — препакостный смертный грех — вечерами шлялось вокруг со своей дубинкой одиночества.

Игорёк продолжал доказывать теорему Диминой жизни, что у того плохо с жёнами, потому, что он, Дима, не знает жизни простого народа, оторвался, витает где-то.

— Я прекрасно знаю жизнь.

На это Вова глянул за окно и спросил, о чём мечтает вон та девушка?

Дмитрий даже не посмотрел, что там за девушка: он и так знал, что она мечтает выйти за него замуж, развестись и ограбить на половину имущества.

— А вот та старушка?

Ежу понятно, что все старушки мечтают попасть под колёса Диминого автомобиля, сломать ногу и отсудить у него миллион.

— Кириллыч, — возмутился Игорёк, — ты историю его болезни читал? У него накол кости, какой? Черепа?

Кириллыч сел напротив «обвиняемого» и пояснил, что они провели мозговой штурм и решили, что Диме надо отдохнуть. Но чтобы женщины не знали о его деньгах.

— А-а! Я, значит, надеваю армяк какой-нибудь, лапти, или что там — онучи? И вперёд по просёлкам? И одинокая сельская женщина согреет меня своим нерастраченным теплом…

— Больной, а сообразительный! — одобрительно закивал Вова.

Дмитрий твёрдо заявил, что никуда не поедет.

— Поедешь, как миленький: руку всё равно подлечить надо. Ты в поход думаешь идти? Вот только, братцы, ему легенду надо придумать, — обратился к молодёжи Кириллыч. — Мне тут в голову пришло: может, он будет подполковником?

Дима отбивался, что и полковником не будет. Потому, что это они по военным кафедрам огибались, а он честно в морской пехоте оттрубил!

— Вот! — обрадовался Вова. — Он будет моряком!

— Правильно! — поддержал Кириллыч. — Помощником капитана.

— Вторым помощником, — уточнил Игорёк.

— Вторым помощником, — согласился Кириллыч. — Сейчас временно на берегу…

— Руку подлечивает…

— Пока был в плаванье, жена ушла…

— Забрала квартиру, машину, — наперебой сочиняли друзья.

— Э-э, машину-то оставьте, — запротестовал Дмитрий.

— Дудки! И живёт он сейчас на даче, в крошечном домике…

— Удобства во дворе…

— Я думаю, такого убогого любая женщина пожалеет, — подвёл итог Кириллыч.

Дмитрий давал голову на отсечение, что таких женщин на Руси уже нет. А он просто не может сейчас с женщинами разговаривать, воротит от их узколобой меркантильности.

В самом деле, женщины ведь в наше время — а, может, всегда? — не любовь ищут, не половинку свою, не родственную душу, которая одна на белом свете приготовлена для тебя. А всё выбирают: у Васи квартира есть, и машина классная, но вот мама у него, а он свою маму слушается, как бобик. У Германа родители в деревне, это хорошо, но, кажется, он только на словах щедрый, а потом с ним навоешься.

Где тут уж найти время для поиска любви!

Кириллыч потёр щеку и порекомендовал Диме:

— А ты веди себя с ними, как… как учёный. Будто ты опыт ставишь.

— На крысах, — уточнил Игорёк.

— Ага. А потом на одной из этих крыс я женюсь.

— Да какие крысы? — вознегодовал Вова. — Ты — моряк! Подняли трал, высыпали рыбу на палубу. А ты глядишь и решаешь, что ты с каждой делать будешь? Вот с этой рыбиной — что делать?

Он потыкал пальцем в леща.

— Сожрать под пиво — и дело с концом! — решил Игорёк.

— А эту?

— Эту отправить на консервы.

— А вот с этой, вот с этой что?

Игорёк мечтательно закатил глаза:

— Эту… эту я буду жарить…

— Детский сад! — Дмитрий со вздохом повернулся к товарищу: — Кириллыч, может, ты проведёшь воспитательную работу с молодёжью? Куда-то их несёт.

— Действительно, Анатолий Кириллович, — обиженно сказал Вова, — вразумите Игорька. Он уже ни о ком доброго слова сказать не может. Особенно, о женщинах.

Игорёк тут же заявил, что это наглая ложь, и о женщинах он всегда говорит хорошо, — это он только о крысах так.

Кириллыч призвал к порядку подрастающую смену и объявил, что пришло время прочитать им лекцию. Какая тема? Морская.

Игорёк сделал умильное лицо:

— «Рыбы и секс»?

— Игорёк, надо, чтобы название было наукообразным.

— «О роли рыб в интимной жизни человека»? — попытался Вова.

— «О роли позвоночных…», — уточнил Кириллыч.

Игорёк вылез с предложением добавить и пресмыкающихся, потому что куда же от змеюк денешься?

Единогласно решили, что вокруг, в самом деле, много укушенных. Как там пел бард: «Где место укушения?» — Я говорю: «Душа».

Диму убедили, отыскали ему горящую путёвку в пансионат: выбирали, чтобы не сильно далеко — вдруг понадобится спасать от подопытной живности?

Дмитрий отбивался, уверяя, что к серпентарию и близко подходить не будет.

— Сами подползут.

Они проводили Дмитрия на «Ласточку», и уже через три часа — ближе к вечеру — он вышел на перрон курортного городка. На площади отыскал автобус, отдал свой чемодан шофёру, грузившему багаж в отсек, и прошёл в салон.

Он устраивался у окна, когда шедшая по проходу девушка обратилась к нему:

— Вы не поможете?

Она показала на сумку.

Забрасывать её в сетку пришлось бы двумя руками. Объяснять, что у него рука не в порядке, Дима не хотел. Во-вторых, девушке было лет двадцать пять, а с такими молодыми обитательницами серпентария Дмитрий решил вообще не иметь никаких дел.

Поэтому он оглядел салон и попросил молодого парня помочь девице. И чего это она решила обратиться именно к нему?

Парнишка радостно бросился воевать с сумкой — девушка была миленькая, хоть, на взгляд Дмитрия, и усердствовала с макияжем.

Она благосклонно приняла услуги парня, но, очевидно, он на неё впечатления нужного не производил. Поэтому она села на соседнее кресло рядом с Дмитрием, окинув его чуть презрительным взглядом за то, что сам, видите ли, погнушался возиться с её сумкой.

Дима внутренне усмехнулся: ему были видны все эти, шитые белыми нитками, крысиные ухватки. Контролёр их обилетила, и он машинально стал считать цифры на своём клочке бумаги.

Иронично скривив угол рта, девушка наблюдала за ним. Её, очевидно, задело, что дядька не порывается завязывать с ней разговор, и потому спросила с затаённой издёвкой:

— Ну, как, есть счастье?

Дмитрий поднял на неё глаза и долго молчал.

Ему припомнилось, как на перроне Кириллыч мнимо глубокомысленно увещевал его:

— Помни, что на подопытных животных очень действуют неординарные слова и поступки.

И Дима последовал совету, сказав с глубокой печалью:

— Ну какое может быть счастье: такая красивая… и такая молодая?

Было чуточку смешно наблюдать, как растерянная — «аффтар жжот»! — девушка докапывается до соли комплимента. Наконец, она выдохнула:

— Да нет, что вы! Вы ещё… вы не…

Дмитрий решил вести эксперимент до конца, чтобы девушка оставила его в покое и переместила своё внимание на более подходящее ей по возрасту мужское население пансионата.

И запротестовал: лет пятнадцать — это знаете, разница. Нет, конечно, на Руси всякое случалось. Вот, например, Илья Мечников — это микробиолог был в прошлом веке, — он даже теорию создал, что муж должен быть старше жены на три года. А сам в сорок четыре женился на девятнадцатилетней. А певец Александр Вертинский даже в пятьдесят один год, и тоже на девятнадцатилетней. Но это всё было в двадцатом веке. В наше время такое невозможно. Потому, что это случается, если девушка любит.

Собеседница оскорбилась:

— Вы хотите сказать, что современные девушки не умеют любить? Интересно, из чего вы вывели такое заключение?

Дима стал объяснять, что девушки сегодня путают любовь с… Тут по телевизору спрашивали, есть ли что лучше секса? И все женщины, как одна, отвечали, что лучше секса ничего нет. Нет, это мнение он вынес не из глубины веков, это знает каждый нормальный человек: лучше секса — любовь. Конечно, секс — часть любви. Но, как говорится, это дело десятое.

Заметив реакцию девушки, Дмитрий слегка сдал назад:

— Ладно, ладно — но не ближе третьего. А секс без любви — это просто некие химико-физические реакции. И счастья в этом процессе — три копейки.

Он продолжал наседать, налегая на редкие факты — понятно, что молодые девицы о таком и не слышали: что семья — это каторга. Сладкая, но каторга. Вот Чернышевский в своей диссертации написал: молодой человек, влюбившись в девушку, обязан помнить, что он должен будет любить её, даже когда она станет старушкой.

А вы вот задумываетесь, когда собираетесь замуж, что, допустим, лет через сорок мужа разобьёт паралич, и он будет лежать лежмя годков этак семь, а вы — выносить из-под него судно, и всё это, заметьте, с любовью. Вы готовы к этому?

Да не мрачный у меня взгляд на жизнь! Но почему вы думаете, что у вас жизнь будет вечным праздником? Нет, он не менеджером по рекламе работает, и фильмы ужасов не рекламирует. Он опыты ставит. На крысах. Что хочет выяснить? «Есть ли любовь у крыс?»

Его, поджав губы, попросили не отвлекаться на крыс и просто поведать, какую гадость он ещё про них, женщин удумал?

Ну, вот если через год после свадьбы ваш муж будет приходить за полночь, хорошо выпивши, говоря, что ему необходимо раскрепоститься с друзьями после работы, и будет орать на вас, чтоб вы не вмешивались в его личную жизнь, а вы одна, с ребёнком… Как вам такое испытание вашей любви? Почему вы думаете, что вас минует чаша сия? Просто потому, что вы — самая лучшая на свете? И с вами такого никогда произойти не может?

Девушка долго-долго смотрела в глаза Дмитрию — тот дурашливо хлопал ресницами, — отвернулась и уставилась в окно на другой стороне автобуса: не мужики пошли, а… «Аццкий сотона» какой-то, как говорит подруга Светка.

Дмитрий с облегчением вздохнул — одной крысой меньше. Но он рано радовался.

Когда они приехали в пансионат и подошли к стойке регистрироваться, случился казус. За стойкой сидели две медсестры: одна взяла паспорт Дмитрия, другая — его соседки из автобуса.

По привычке медсёстры раскрывали паспорта, вслух прочитывали фамилию отдыхающего и записывали в толстую тетрадь.

И тут одна сестра произносит:

— Хохлов Дмитрий.

А другая следом:

— Хохлова Марина.

Они остановились, переглянулись и спросили Дмитрия и Марину:

— Вы родственники?

Они так ехидно смотрели на девушку, намекали: ишь, ушлая! Муженька в летах подцепила.

Марина покраснела, стиснула зубы и, не успев даже осознать, что она хотела: насолить этим… носительницам целлюлита или просто, чтобы отвязались, — ляпнула:

— Родственники!

Теперь пришлось Дмитрию стоять с открытым ртом: оказывается, рецепты Кириллыча действуют и на испытателей тоже.

Женщины в белых халатах между тем полезли листать паспорта: «А штампов нет! Это, какие же вы родственники?»

Дмитрий вызвал огонь на себя:

— Это моя дочь.

Марина побагровела ещё больше. Но медсёстры не унимались: Марина Александровна, отчество не то.

— Приёмная, — со вздохом пояснил Дима.

Ему в ответ заулыбались так радостно, будто это их Дима удочерил, и пояснили, что не имеют права селить отцов с приёмными дочерьми в одном номере.

Вот ж`учки!

Дмитрий на этом и не настаивал, разве что в столовой попросил устроить их за одним столиком.

Ему отвечали с наискромнейшей улыбкой, что они стараются подбирать за столами людей одного возраста, чтобы были сходные интересы.

Дима просил их не волноваться: у них дочкой найдутся общие.

Он получил ключ и направился искать свой номер.

Марина догнала его в конце холла, у пальмы:

— Послушайте, как вас там: с какой стати вы назвались моим отцом?

Дмитрий повернулся к ней и стал внимательно разглядывать, будто крыса в проводимом эксперименте повела себя неадекватно. И напомнил, что это сама объявила, что они родственники. И что он должен был сказать? Что она — его бабушка? После пластической операции? И ничего подобного, насчёт столика он ничего не вякал. Просто, как примерный отец, он же не мог бросить дочку на произвол судьбы. Эти женщины его бы не поняли.

Марина присмотрелась к нему:

— Мужик, ты что — меня клеишь?

О, какие примитивные мысли у этих крыс! Кириллыч предупреждал, что если роль учёного станет тяжела, то проще всего сменить маску — Иванушки-дурачка самая лучшая.

Дима сделал глуповатое лицо:

— А вы считаете — вы можете понравиться? Мне или кому другому?

Марина презрительно улыбнулась: да если она захочет, «папуля», у неё штабеля мужиков будут!

Не будет. Мужиков. Постельных партнёров, действительно, могут быть горы. А вы действительно считаете, что в мужчине главное, чтобы он был мачо? Какие у вас скромные запросы!

— И почему я не могу нравиться? — допытывалась уязвлённая Марина.

— А какие, простите, у вас необыкновенные достоинства?

— Я молодая!

Кто-то из великих сказал: молодость — это недостаток, который быстро проходит. Ну и зачем кому-то скоропортящийся товар? Притом, гордиться тем, что тебе дал Бог, а не тем, что ты сама достигла, глупо.

Марина никак не могла понять, что этот мужик хочет? Ведёт себя, как…

— Тогда зачем вы мне комплименты говорили?

— Когда?

— В автобусе!

— А-а! — «вспомнил» Дмитрий. — Ну, я вижу: у девушки неприятности. И сама убогая такая. Инвалидка к тому ж. Что мне — жалко пару ласковых слов сказать? — он смотрел с жалостью на растерявшуюся Марину.

— Ка… Какая инвалидка? Это почему я — убогая? — закричала она шёпотом.

Дмитрий развёл руками:

— Да что уж тут… Как говорится: ни кожи ни рожи.

Кротяра совсем оборзел!

Марина вскинула голову:

— У меня, между прочим: девяносто — шестьдесят — девяносто.

«Доченьку» успокоили, что Дима — человек прежних времён, и для него женщина не верёвка, и не товарный бетон, и он их не оценивает ни длиной, ни объёмами.

Марина с иронией предложила хотя бы взглянуть на общий план и повернулась в одну сторону, затем в другую.

Что молчишь? Онемел, Герасим?

Дмитрий сосредоточенно оглядел её, будто рассматривал скульптуру в музее:

— Один поэт сказал:

Я долго искал жизни суть,

И в небе искал, и в сортире.

И понял, что женская грудь

Не самое главное в мире.

Марина взбеленилась и посоветовала в следующий раз не читать, что пишут на стенках вокзальных туалетов!

— Почему сразу — вокзальных? — обиженно запротестовал «Иванушка». — Это был биотуалет.

Его протест ещё более завёл Марину: значит, папочка: такую, как я, вы бы в жёны не взяли?

Дима отмёл даже мысль об этом: ведь она же ему по возрасту не подходит.

Герасим, а соображает!

Знаете, как в Китае рекомендуют подбирать себе жену? Если, допустим, мне пятьдесят лет, то надо разделить свой возраст пополам и отнять восемь лет. Получается: семнадцать! А вам сколько? Старуха! Вам надо замуж за семидесятилетнего. Китайца.

Интересные рекомендации дают эти учёные, что экспериментируют на крысах, вы не находите?

Марина даже задохнулась — а на первый взгляд вроде бы приличный мужик!

 

Когда впоследствии Марина рассказывала о своих приключениях в пансионате своей подруге Светлане и дошла до этого места, та возмутилась:

— Во, хам! Нет, он этот… ху… пи… пекинский хунвейбин!

— Ты чего? — не поняла Марина.

— В сети вычитала.

— А кто он, этот ху…?

— Я что — доктор? — фыркнула Света.

— А вдруг это означает: «хороший человек»?

Света философски отвергла такое предположение:

— Хорошего человека таким словом не назовут.

 

Света была девушка современная, она ничего, кроме блогов, не читала, совсем как один чеховский герой, что читал одни газеты. Но, оказывается, в Интернете можно узнать о жизни практически всё.

Пример? Да, пожалуйста!

«Очаровательная блондинка сорока девяти лет, хорошая хозяйка, с чувством юмора мечтает о встрече с принцем…»

Офигеть, верно? К старости мы все из ума выживаем. Ведь, если перевести это на нормальный язык: «Крашенная перекисью старая грымза…» И тоже, значит, о принце… Клёво!

Так вот почему принцев не хватает!

Но это было потом, а тогда, в холле Марине хотелось плюнуть этому философу из Шао-Линя в физиономию. Но не решилась — это было бы уже слишком. Надо просто прекратить с ним общаться — и всё!

Марина отвернулась от Дмитрия и покатила чемодан по коридору.

И с этим дуболомом ей сидеть за одним столом! Попроситься, чтобы перевели за другой? Медсёстры хихикать начнут. Нет, надо просто его игнорировать.

Это удалось легко: за ужином они оказались в компании Елены Валентиновны — женщины за сорок: здесь явно чувствовалась рука регистраторш. Она занимала разговором Дмитрия, и Марине удалось за весь ужин сказать всего пару слов.

Затем в столовую пришёл директор пансионата и пригласил всех в клуб на «знакомство с администрацией».

Елена Валентиновна с подругой Ниной Ивановной, понимая, что Дмитрий никуда не денется, ушли вперёд.

Марина не спеша двинулась по аллее к клубу, а Дмитрий следовал за ней метрах в десяти.

Аллея шла вдоль кованой изгороди, в одном месте за оградой стояли местные парни. Один, присмотревшись к Марине, окликнул её:

— Эй, шалашовка, приходи на танцы — перетрём любовь!

Местные — всегда хулиганы! Но чтобы так унизительно и нагло! Марина не нашлась, как реагировать, и ускорила шаг, наклонив голову.

Дмитрий, хоть и дал себе слово избегать контактов с женским полом, такое снести не мог, тем более что была задета честь его, извините, родственницы!

И он потребовал от парней, чтобы они извинились перед его дочерью, иначе он постарается, чтобы их ближайший месяц на танцы не пускали.

Парни оценили и внешность Дмитрия, и его решимость. И пришли к выводу, овчинка выделки не стоит. Предводитель извинился перед Дмитрием, Мариной и даже оплеуху влепил охламону, распустившему язык, — чтобы из себя мачо не строил.

Дима поднял вверх сжатый кулак, приветствуя мирное соглашение, догнал Марину и взял её под руку, уводя подальше от парней.

Ту душили слёзы:

— Почему они так? Я что — похожа на вокзальную прошмандовку?

Дмитрий погладил её ладонь, выразив сочувствие, что он не специалист по девушкам лёгкого поведения. А как она сама как считает: на кого больше похожа? На «плечевую»?

Во жесть! У Марины мигом высохли слёзы.

А Дмитрий продолжал, будто ничего такого и не сказал, что он давно читал какой-то роман: там девушку жизнь вынудила пойти на панель. Так перед первым выходом она подтянула повыше юбку и ярко-ярко накрасила губы — чтоб «знакомые не узнали, а незнакомые узнали!». Про помаду Марины цвета «Москва, спалённая пожаром» он уже не говорит…

Кстати, церковь уверяет, что вся помада, что вы измазали за жизнь, на том свете будет прилеплена на ваши губы. Неплохой комочек получится, а? Как говаривал в таких случаях Николай Васильевич Гоголь: будет, чем поцеловаться в аду с чёртом.

Во пургу гонит!

Вы же видели фильм «Бриллиантовая рука»? Помните там девицу, что пыталась затащить Никулина кой-куда? Так у неё юбка выше колен всего сантиметров на десять и чуть-чуть подведены глаза, но все сразу понимали, что у неё за профессия. А если судить по вашему широкому поясу, который вы из скромности называете юбкой…

И если поставить Марину рядом с той девицей и спросить у прохожих, кто из них двоих…

Марина пришла в себя:

— Дорогой папуля, я своим родителям точно так же объясняю: это мода такая сейчас!

Дмитрий с изумлением взглянул на неё и сообщил, что её опять обманули: такой наряд — это не мода. Так на Западе по улицам никто не ходит. Это боевое облачение и боевой раскрас американской женщины, вышедшей на тропу… Когда ей кое-чего захочется, она так одевается и размалёвывается, и идёт в ближайший бар. И все мужчины сразу понимают, какого рожна она припёрлась.

Вон наши парни — местные, не американцы, — а соображают! Потому вас и окликнули.

Ему, Дмитрию, правда, австралийки в этом смысле больше нравятся. Они занятную штуку придумали: если женщина прикуривает от зажигалки — она честная женщина и ничего такого себе не позволяет. А если достала спички — гуляй, Вася! Или кто там у них? О! Гуляй, Бэзил!

Марина смотрела на собеседника, как на неведомое насекомое: он что, не понимает, что если она не будет следить за собой, макияж делать, на неё же никто внимания не обратит.

Так чего же возмущаетесь, когда на вас вон местные ребята внимание обратили? Знаете, вот на Западе идёшь по улице, и тебе навстречу красивая девушка: посмотришь на неё с восхищением — она улыбнётся и скажет: «Грацио, сеньор!» Спасибо, мол, что оценили. А у нас?

«Иванушка» остановился и с обожанием, вылупив глаза, уставился на Марину.

Вот Светка точно бы его отбрила: «Чего пялишься, козёл?» Но Марина лишь нашла в себе силы, чтобы оправдываться:

— В телевизоре все накрашены в десять раз больше, чем я!

— Они же актёры.

— Ну и что? Они что, из другого теста?

— Конечно! Вы вот могли бы пройти в выходной день по центральной площади города нагишом?

 

Когда Марина потом пересказывала эту сцену Светке, она так и спросила подругу:

— Смогла бы?

Та немножко поразмышляла:

— За сколько?

— Нет, без денег. Просто за то, что тебя покажут в программе «Время», и то со спины. Ну, что молчишь?

— «Что молчишь, что молчишь!» Ну как это совсем без денег? Дайте же хоть что-нибудь!

 

А тогда на аллее Марина помолчала и спросила, почему Дмитрий всё время пытается её оскорбить?

Дмитрий повинился:

— Просто настроение у меня паршивое. А то, что я говорю, вам ведь никто не скажет. Вернее, вы никого слушать не будете. А отца… Мне жаль вас: испортите себе жизнь. Это сейчас возле вас трутни роятся, а через двадцать лет кинетесь — а вокруг никого! Подруги замужем, заняты мужьями, детьми. Трутни все улетели на другие цветы — поярче, помоложе.

— Я что же — вообще никому не могу понравиться? Надолго?

— Да что вы, Мариночка, вы же прелесть…

Ну, наконец-то, Герасим!

— …могли бы быть, — закончил мысль Дима.

Во байда!

Дмитрий смотрел на девушку с жалостью: почему женщины стремятся отвратить от себя мужчин? Почему ему должны нравиться эти, торчащие в разные стороны обгорелые спички, в которые она превратила свои ресницы?

Да гонишь ты всё, Герасим! Это всё мелочи! Мужики от чего тащатся? В девушке главное — чтоб ноги были от ушей!

— Это всё выдумали те маленькие, чёрненькие, кривоногие, что с гор за солью спустились.

— Вас послушать — так настоящему мужику красота и не нужна!

Марина решительно высвободила свою руку и направилась к входу в клуб. Дмитрий поспешал за ней, заботливо открывая дверь и зудя при этом:

— Доченька, в злачные места мужчина должен входить первым.

Но Марина уже не обращала на него внимания.

Администрация долго затягивать встречу не стала, коротко объявила о правилах, о будущих экскурсиях. И начались танцы, как основной элемент программы.

Дмитрий хотел, было, отшвартоваться от сего причала, но тут в него вцепились Елена Валентиновна и Нина Ивановна. А ещё озаботило, что Марину стал приглашать на все танцы подряд самоуверенный красавчик азиатской внешности.

Марину явно начала тяготить настырность этого кавалера. Когда тот в очередной раз приблизился к ней, намериваясь пригласить на танец, Марина взяла Дмитрия под руку и утомлённым голосом громко попросила:

— Уведи меня, папочка, что-то мне нехорошо.

Такжико-узбек и Елена Валентиновна с подругой недовольно глядели им вслед.

А Дмитрий с озабоченным лицом вывел Марину из клуба, сочувствуя, что у дочурки не вовремя голова разболелась: такой мужчина её заинтересовался.

— Переживёт: он здесь в пансионате работает, у него, небось, каждый поток новая пассия.

— Ну вот, мужчина нарасхват, проверенный. Настоящий мачо. Из Средней Азии.

— А дома у него, наверное, три жены и одиннадцать детей.

— Тем более: в компании веселее. Будете самой любимой женой, Гюльчатай!

Марина присмотрелась к «папе»:

— У вас что-то случилось?

— С чего вы так решили?

— Да вы как не в своей тарелке: резкий, желчный. Но вы же не хам, я же вижу.

Дима согласился: она права, и он не в своей посудине. Всю жизнь думал, что плывёт на лайнере, а это оказался даже не буксир.

— А вы вообще, кто? Специалист по крысам — это шутка, да?

Дима про эксперименты даже не заикнулся, просто коротко рассказал о «покушении» на него:

— Самое главное, Мариночка, что лежу я под шкафом, грудь вся чем-то залита, боль: первая мысль — умираю! А у меня в последние годы — вот идиот! — одни автомобили на уме были. И тут под шкафом меня вдруг как пронзило: получается, что я жизнь окончил ради этой жестянки на четырёх колёсах! Я же уже не жил! В прошлом году друзья в поход звали по Кавказу через три перевала — я не пошёл! Я коленвал растачивал! Вольтер сказал: «Мы не живём, мы только собираемся жить». Это французский писатель такой.

— Я знаю, я слышала о нём.

 

Когда Марина впоследствии спросила подругу, слышала ли та о Вольтере, Светка ответила очаровательно просто:

— Я далеко стояла.

 

Они брели по аллее, и Дмитрий высказывал наболевшее:

— Я вдруг увидел, какой мы дурью маемся! Вот часы: можно «Роллекс» какой-нибудь за сорок тысяч долларов, так сказать, квартиру, на запястье носить. А можно китайские иметь, за доллар. Сломаются — выкинул и забыл! А время они показывают одинаково! И с машинами точно так же! Что — «Ока» хуже «БМВ» довезёт?

 

— Герасим чисто не в теме! — наморщила нос Света. — А сесть, да по хорошей дороге ка-ак притопить!

Марина вздохнула:

— Ну, если топить — тогда лучше купить Муму. Дешевле.

— Ага! Машина одна, а Мум сколько надо?

 

— А ведь раньше я жил, Мариночка, жил! А не бежал в кильватере, как верблюд по караванной тропе вслед за другими. И я считать стал. Машина, например. Поделил её стоимость на десять лет, да страховка, да техосмотр каждый год, запчасти, бензин! Оказалось, проще ездить на такси. И нервотрёпки нет, и свободен: приехал к другу — выпить можешь. Продал машину!

— И что же, совсем без личного транспорта?

«Иванушка» вскинул брови:

— Почему — у меня велосипед!

Вот это он выделывается или действительно так думает?

— И какой марки? «Майбах»?

— «Майбах» не «Майбах», но седло сделано по спецзаказу. Мне тут один друг сказал, — вспомнил Дмитрий: — «Как много есть в мире вещей, без которых я вполне могу обходиться».

Марина усмехнулась его выкрутасам:

— Это сказал древнегреческий философ Сократ.

— И вы его знаете? — восхитился Дима. — Как это здорово, что у нас с вами общие друзья!

 

Светка в этом месте рассказа недоверчиво посмотрела на подругу:

— Ты откуда про Сократа знаешь?

— Мы же в институте сдавали! — изумилась Марина. — Не помнишь?

— Может, я ещё должна про все анализы помнить, что сдавала? — возмутилась Света.

 

— А вот с женой-то как раз морской узел получился. Оказалось, что пока я морями ходил, она до соседа догребла. Я и съехал на дачу: у меня там домишко — мне хватает. Друзья решили в этом году по реке на плоту скинуться. Пойду! Знаете, Мариночка, после того, как побывал под дулом пистолета, все эти мелкие дрязги из-за материального кажутся такими убогими. И жить хочется ради того, что не купишь. Ради любви, дружбы.

— Вы считаете: она бывает? Любовь?

 

— Конечно, бывает! — заявила Светлана.

— Взаимная? — уточнила Марина. — Как у Ромео с Джульеттой?

— Да, именно такая и случается. Очень часто: раз в триста лет.

 

— Один мой друг шутку сочинил, что любовь — это средство борьбы с одиночеством. Будь то любовь к женщине, к собиранию марок или к водке.

— О, эта любовь весь мир заполонила! — усмехнулась Марина.

— А если серьёзно… Хочется, чтобы любимому человеку было хорошо, лучше, даже, чем тебе. И ты всё время живёшь с этим чувством.

Марина обдумала его слова, запрокинула голову:

— Какое звёздное небо… Вот вы говорили, что, если я буду выглядеть пай-девочкой, то и знакомства у меня будут другие.

Естественно, меняешься сам — меняется и жизнь вокруг тебя. Хотите проверить? Он готов помочь! Вы когда в последний раз восход солнца видели?

— Н-не помню… На выпускном?

Её пообещали завтра разбудить рано-рано. Пусть готовит спортивный костюм, и они побегут встречать светило.

 

Они сидели в летнем кафе. Отхлебнув из стакана, Света прокомментировала предложение Дмитрия:

— И как: солнце хоть встало? Или так и жила во мраке?

— Ты не поверишь, — улыбнулась Марина, — Дмитрий Павлович на самом деле повёл меня бегать! А я в последний раз такой героизм проявляла на втором курсе. Думала — умру. А потом разбегалась, так, знаешь, чудесно стало. Тишина, никого нет, туман лёгкий садится на озеро, свежо, и запахи обалденные от сосен и цветов. Солнце вывалилось во-от такое! Воробьи одно дерево облепили и щебечут, ну, типа: ура, новый день начинается, жизнь прекрасна! Врубаешься?

— Ёще как! — успокоила её Света. — Когда воробьи по-русски поют, это называется — глюки.

— Короче, прибегаем мы назад в пансионат, принимаю душ и несусь сломя голову в столовую. А заезд основной утром был, и все пришкандыбали завтракать. И тут влетаю я. Скажу честно, Свет, видок у меня был на все пять! Я на себя в зеркало на бегу глянула: румянец во всю щёку, глаза сверкают! Макияж отдыхает. В общем, все вытаращились на меня. Я как по подиуму дефилирую к своему столику. А к нам уже соседа подсадили — очумелого парнишу, Свет. Вадиком звать. Он вокруг меня!

 

Вечером того дня, когда Марина познакомилась с Владиком, друзья Дмитрия собрались у Кириллыча посмотреть футбол. В перерыве матча, когда на экране телевизора запрыгали голопупые девицы, Игорёк вновь вернулся к больной теме и доказывал Кириллычу:

— Ты только послушай, о чём они поют? Мол, моя семья: «Мама, дочка, ты и я». То есть, я уже сразу на третьем месте. А если ещё будут дети — я затеряюсь где-то за углом в очереди. Это как понимать? Вот о чём она думает?

Действительно, в Библии говорится, что человек должен отлепиться от родителей. Да и от детей тоже — дочка вырастет и уйдёт, что за неё цепляться?

— А я о чём? Ну, помогать её матери — никто ведь не возражает, но разве это дело: как мама сказала, так будем и делать? Какая это семья?

— Они, Игорёк, не видят в мужике опоры, не верят, что он готов для них на всё.

— Если она ради меня не готова, — вклинился Вова, — то почему я — должен?

— Крылов, знаешь, как в басне писал? «Ты виноват уж тем, что хочется мне…» А чего ей только не хочется!

Игорёк в сердцах махнул рукой и набрал на мобильнике номер Димы:

— Это реанимация? Как ты, болезный наш?

— Да, так: над одной старушкой подшучиваю, разыгрываю её.

— Это хорошо. Да, смотрим. И не говори — мазилы ещё те. Ну, пока. — Игорёк отключил телефон и доложил товарищам: — Какой-то старушке-крысе лапшу на уши вешает.

— Это замечательно, — откликнулся Вова. — Это способствует выздоровлению.

Но Кириллыча так просто не проведёшь — он перезвонил в пансионат:

— Димуля, это я. Нет, просто уточнить: а сколько лет старушке?

— Двадцать пять.

Кириллыч распрощался и сообщил эту цифру молодым товарищам.

— Как у нас женщины быстро стареют! — ужаснулся Игорёк.

— Кризис — он во всём кризис, — согласился Вова.

— Это всё силикон и ботакс, — горевал Игорёк. — Какие на них эксперименты ставят. Бедные крысы!

А в пансионате Дмитрий, закончив разговор с Кириллычем по телефону, снова повернулся от телевизора к большой шахматной доске с полуметровыми фигурами. Вокруг вместе с ним толпились зрители, наблюдая за игрой.

Дмитрий тоже оценивал позицию, изредка поглядывая на лестницу на второй этаж. Когда на ней появилась Марина в эффектном наряде, он направился к ней:

— Доченька, ты там аккуратнее.

Марина лишь насмешливо дёрнула подбородком, пояснив, что её бабушка в таких случаях говорила: «Не учи — не первый год замужем». Дедушка что говорил? «Не волнуйтесь, я семь лет безработным по этому делу ходил».

— За семь лет можно квалификацию растерять, — забеспокоился Дима.

— Ремесло не пропьёшь.

— Доченька, умоляю, не пей! Минздрав предупреждает…

Марина не слушала его.

Дмитрий вышел вслед за ней из пансионата и присел на лавочку. У него зазвонил телефон, и из него донёсся крик Игорька:

— Дима, ты видел, как наши? Ты не смотришь футбол? А что ты делаешь?

Игорёк сунул телефон в карман и развёл руками перед Вовой и Кириллычем:

— Старушка ушла на свидание со старичком одного с ней возраста, а наш Дима — на боевом посту, охраняет её покой.

Кириллыч подумал и сделал вывод:

— Наш друг смертельно болен.

— Горячий, совсем горячий! — качал головой Вова. Он вообще часто говорил репликами из кинофильмов.

А Дмитрий дождался Марину: она появилась с каменным лицом, заметила «отца», присела рядом на лавочку, подумала и уткнулась лицом в его грудь.

 

Света в этом месте рассказа с недоумением воскликнула:

— Что, облом?

— Нет, представляешь, Вадик сорок минут распинался, как он наловчился мыть карбюратор, прямо ассом в этом стал. А сейчас у него инжектор, но он отыскал мирового мужика: тот рубит по первое число. И если мне надо будет — он этого мужика мне устроит.

— Да знаю я таких ассов! — вспылила Света. — Вчера путешествовала с одним таким. «Я вывезу вас, Светочка, на природу! В такое заповедное место!» А мотор заглох! Он и по шинам пинал, и «дворники» проверял! Три километра машину до шоссе толкала! Личный рекорд!

— А на второе Вадик лекцию прочитал про гаджеты: и сколько у него пикселей, и какие навороты. И что вот уже модель выпустили — крутизна неимоверная, но до нас ещё не дошла, а как дойдёт — он непременно себе отоварит.

— А на третье? — напряглась Света.

— А на компот — он полез.

— Что — так сразу?

 

— Где же — «сразу»? — возмутился Дмитрий, когда Марина рассказывала ему о свидании, сдерживая слёзы. — Человек сорок минут про один инжектор… А мегапиксели?

— Вы мне что обещали? Если я сменю имидж — у меня поклонники будут на все сто! И что же?

— Помилуйте, да весь пансионат у ваших ног! — пожал плечами Дима. — А вы, почему выбрали Вадика?

— Он красивый!

— И всё?

Вот любому Герасиму надо объяснять, как сильно слепому: глаз девушки на Шрэке не отдыхает.

Дмитрий напомнил, что он пытался дочурку предостеречь. Вадик — он из породы тех трутней, что меняют свою красоту на кое-какие вещи у девушек, ему необходимые. Вам же красота была нужна? Равноценный обмен!

— Это что же получается: среди мужиков, если кто и может любить, так только с внешностью Квазимодо?

Кто его знает — сейчас время лихое. Чехов говорил, что нет того Квазимодо, который не был бы глубоко убеждён, что парой ему может быть только очень красивая женщина. Надо проверить. Вы внимательно приезжих рассмотрели? Горбуна не было?

Кончай нагонять тоску, Герасим: и так тошно от инжектора с пикселями.

— Из-за чего такое уныние? Одним Вадиком больше, одним — меньше. Как вы там поёте? «Кто у нас не первый, тот всегда второй»?

 

Света на такие песенные выкрутасы ответила просто:

— Ступайте, дядя, ваше место во второй сотне. Так с Вадиком, что потом было?

— С другими девушками карбюраторы стал мыть!

 

А Дмитрий с Мариной на лавочке долго молчали — «дочурка» приходила в себя, а «папа» ей старался не мешать.

Марина решила сменить тему и спросила: кто ему больше нравится, Нина Ивановна или Елена Валентиновна? Они обе такие… импозантные.

— Мы с ними слишком разные люди. Они сюда приехали на процедуры, которые они элегантно называют — «кустотерапия».

— И что тут особенного? Каждый хочет счастья. Может, они не замужем? Или мужья у них ни рыба ни мясо.

Слышать такое мужчине обидно, особенно, моряку. Когда плаваешь — голова кругом идёт от мыслей, что и твоя супруга вот так же пошла за рыбой и мясом… в кусты.

— Я не пойму — вас-то что сдерживает? Вы сейчас как бы свободный человек.

«Доченьке» пояснили, что «папу» секс без любви смертельно опустошает. Замечала ли она, что после этого хочется вскочить и бежать, куда глаза глядят? Как после позорного дела.

У него товарищ теорию такую придумал, что в сексе между влюблёнными чёрная энергия каждого взаимно уничтожается, и им становится радостно и счастливо. А когда это происходит без любви, то вся та дурная энергия, что ты нахватал от предыдущих партнёров, передаётся сегодняшнему, и, глядишь, она через полгодика преобразуется у того в рак четвёртой степени. Сами же видите, число раковых заболеваний растёт. А вдруг это действительно от того, что всё больше секса без любви?

— Так что же — сидеть и ждать любви? А если она не придёт?

— Ну да, я же забыл: вам же спешить нужно — жизнь проходит. Моя жизнь проходит! — негромко выкрикнул Дима.

При чём тут издевательства? Разве он не прав? Цель жизни — в наслаждениях? Сегодня — и как можно больше? Вы заметили, какие глаза у вашего Вадика?

— Во-первых, он уже не мой. Но заметить успела — дисплеи с мегапикселями.

Дмитрий подтвердил, что у Нины Ивановны и её подруги такие же: «Мухтар идёт по следу!» А по поводу любви, он лично уверен: кто в неё верит и ждёт — непременно дождётся. А кто не верит, или верит чуточку, а пока решает перебиться на подножном корме…

Знаете, на небесах сидят ангелы, а не лопухи: они же всё видят, и каждому достанется по заслугам. Что значит — верите в Бога? Мариночка, у моряков, как ни у кого, очень часто случается, что верить больше не в кого. А у вас разве в жизни не было каких-нибудь странных, необъяснимых нормальной логикой случаев?

Марина молчала долго, собираясь с мыслями. Она не хотела об этом говорить, но пересилила себя и объявила:

— Ну, разве что встреча с вами.

Дмитрий подумал над её словами, но эту тему развивать не стал:

— А о чём вас Нина Ивановна с подругой расспрашивали? Обо мне?

— Интересовались, почему вы кольцо не носите? Мол, женщин это смущает: они не знают, как к вам относиться? А я им ответила: «У папочки сейчас статус: «устал от активного поиска». Из него жених сейчас нулевой. Жена ушла, забрав квартиру и машину. Он живет в хибарке на даче с нужником во дворе». И, знаете, что мне дамы сказали? «Ну, ничего, он ещё человек не старый, заработает».

Дмитрий замотал головой:

— Надрываться, чтобы пришла следующая и снова всё забрала? Нет, буду сидеть и ждать, когда придёт любовь.

 

В этом месте рассказа Света ехидно засмеялась:

— Мужики сейчас все так: сидят по уши в дерьме и ждут. Любви они ждут!

 

Видя, что нервы Марины после общения с Вадиком в раздрае, Дима предложил пойти в кафе и тяпнуть по маленькой.

Там Дмитрий заказал рюмку у бармена, попробовал и поинтересовался:

— У вас весь коньяк такой?

— У нас все напитки качественные, — высокомерно ответили ему.

Дима бросил купюру на стойку, подхватил Марину под руку и повёл из кафе.

На улице «дочка» возмутилась: ну и что это было? Почему они ушли?

— А что там делать? Пить всякую дрянь? Пойдём, поищем какое-нибудь другое заведение.

— Не хотели пить свой коньяк — не пейте! Мне, почему мартини нельзя?

Её уверили, что вчера за ней следили, как она давилась этим своим мартини. И сок подливала, и минералку. Всё равно противно было, верно?

— Ну и что? Его пьют во всём мире! Это круто! Я же не могу пить всякую гадость!

Ей в ответ напомнили, что она — обычный клерк, сидит в офисе, занимается бумажной дребеденью, — и чего из себя корчить великосветскую даму?

Нет, тебе не надо лакать самогонку в подворотне с бомжами. Хотя весь мир упивается ячменной самогонкой по имени «виски». И ничего! Тебя что напрягает: то, что самогонка, или то, что в подворотне?

То, что с Герасимом!

Но об этом Марина промолчала. Она раскрыла сумочку, стала рыться в ней. Вытащила книгу, что мешала поискам, и протянула Дмитрию:

— Подержите!

— У-у, про что вы читаете! — закачал головой Дмитрий. — А по «Камасутре» уже зачёт сдали?

На «отлично»! Она же должна быть стервой в постели! Как — для чего? Чтобы доставить удовольствие мужчине. При чём тут: «готовишься в «прошмандовки»»? Что — мужу это не надо?

— Мужа, доченька, надо любить, а не доставлять ему удовольствие. Иначе, всегда найдётся другая, которая сделает это лучше.

Интересная мысль, не находите? Странно, что женщины на ней почему-то не заостряют внимание.

Вова рассказывал, что как-то поинтересовался у одной: чего это они, женщины, так высоко ставят в своей жизни секс?

«Потому, что в Библии сказано: «Идите и занимайтесь сексом!»

«Позвольте, где это такое в Библии говорится?»

«Ну, когда их с Адамом из рая выгнали! Идите, сказал, и занимайтесь любовью!»

«Подождите, там написано: «Ступайте и любите друг друга!»».

«Так и я про это!»

«Так «любить» и «заниматься любовью» — это, всё-таки, разные вещи».

«Да, ладно тебе, буквоед!»

«Вы так можете договориться, что блуд и прелюбодеяние — это вообще не грех».

«Ой-ой! Есть силы — грешим, не станет возможности — пойдём каяться!»

Поговорил, называется! Теперь Вова всё время размышляет: вот можно ли с такой женщиной создать крепкую семью?

Скульптуру Родена «Мыслитель» видели? Здорово на Вову похож. Окаменели оба от таких рассуждений.

У Димы с Мариной до таких откровенностей тогда разговор не дошёл.

— Временами мне кажется, — судорожно проговорила Марина, — что моя подруга Светка права, и всё мужчины — подлецы.

 

— Конечно, права: что я, козлов не видела?

Не сомневайтесь, Света их немало перевидала.

 

Дмитрий вложил книгу в сумку собеседницы, напомнив, что жизнь — это океан. А океан похож на пирог «Наполеон»: поделён на слои. И в каждом таком слое — свои обитатели. И она, Марина, напоминаешь рыбу, которая из своего слоя кинулась к поверхности, где яркий свет, солнце. Но здесь же акулы, пираньи, барракуды и спрут по имени Вадик. Человеку надо искать своё место в жизни. Трудно найти свой слой? Это понятно: когда рыбу из глубины достают — у неё глаза из орбит вылезают, и она слепнет. Но как дёргается!

— Как я с Вадиком? — Марина подозрительно оглядела «папулю». — А, может, врёте вы всё? Хвост, как павлин, распускаете, положительного из себя строите. А вас просто Нина Ивановна с Еленой Валентиновной не привлекают. А попалась бы, кто посимпатичнее, вы бы, как там у вас: на всех парусах, на абордаж! Вам хоть кто-то в пансионате нравится?

— Нравится.

— Кто? Красивая?

— Красивая. Но молода-ая!

Решив, что заболевшего любовной лихорадкой — первейший признак: не различает возраст у старушек, — надо, если не спасать, то проведать уж точно, друзья Димы в субботу нарисовались у ворот пансионата.

Дмитрий вышел к ним через проходную вместе с Мариной. Мужчины оглядели их и переглянулись: да, диагноз подтверждался!

Вова заулыбался:

— Больной Хохлов, рады видеть вас выздоравливающим.

Игорёк пошёл дальше:

— Ты не познакомишь нас с этой милой сестричкой?

— Это не медсестра, Игорёк. Знакомьтесь, это моя дочь.

Хорошенький поворот! Приезжие были в растерянности, но Кириллыч отыскал приемлемое объяснение:

— До революции на театре амплуа было: «благородный отец».

Игорёк и Вова согласно закивали: у больных в бреду и не такое бывает.

Но Марина шагнула вперёд и протянула руку, знакомясь:

— Марина Хохлова.

И тем вогнала друзей Дмитрия в ступор.

Игорёк громко задышал и сказал с обидой:

— Как это у некоторых получается так ловко заводить детей? Чтоб сразу взрослые и хорошенькие?

Дима сурово остановил такие поползновения:

— Господа мушкетёры, попрошу не портить мне дочь вашими льстивыми комплементами.

Те не на шутку возмутились:

— Во, папаша!

— Феодал! Самодур! Петух гамбургский! — орал Вова.

А Кириллыч даже высказал пожелание:

— Вы, Мариночка, с ним держите ухо востро: до нас слухи дошли, что он тут какой-то старушке баки забивает.

— Да что вы! Он женщин избегает — это они его преследуют.

— Высокие отношения! — сжал губы в куриную гузку Вова.

— Мариночка, а ваше отчество, какое? — решил уточнить родство старший из приехавших.

— Не волнуйся, Кириллыч, это моя приёмная дочь.

Это просто возмутительно!

Игорёк всплеснул руками:

— Мы, значит, отправили его лечиться — а он всё по приютам, по детским домам! Дочек ищет!

— Больной, а неугомонный! — не отставал Вова.

Оказалось, что Кириллыч захватил с собой снасти, и вся компания отправилась на озеро невдалеке ловить рыбу.

Вова с Игорьком тут же начали ссориться: у Вовы клевало, но не ловилось, а его соперник таскал и таскал себе небольших рыбёшек.

— Ты себе лучшую удочку взял! — наезжал Вова.

— Вова, это и называется — рыбацкое счастье, — урезонивал Кириллыч.

— Какое счастье? Он что-то в воду кинул, а нам не дал!

Когда Марина подошла к Игорьку, тот предложил:

— Хотите попробовать?

— А у меня получится?

— Наблюдайте за поплавком: видите, он дёрнулся? Теперь считайте: раз, два, три!

— Утонул.

— Поэтому, — пояснил Игорёк, — надо на счёт «два» начинать тащить. Понятно? Ну, что же вы? Надо тащить, а не рвать. Вы косой когда-нибудь косили?

— Я её и вблизи не видела.

— Там тоже надо не рубить, а тащить. Просто лезвие должно быть таким острым, чтоб резало траву. Давайте ещё раз.

— А-а-а! — завизжала в восторге Марина, бросаясь к прыгавшей по траве рыбёшке.

Вову это доконало:

— Нет, уже ловит, кто ни попадя!

— Дима, пора чистить рыбу, — предложил Кириллыч, — а то ужин слишком поздний будет.

— Я всё равно поймаю! — не унимался Вова.

— А вы, Мариночка, готовить умеете? — расспрашивал Кириллыч.

— Да нет, я всё больше пиццу, полуфабрикаты.

— Будем учить, — решили в ответ.

«Будем учить»! Смешно, правда?

— Мариночка, а ваш названный отец предложил вам идти с нами в лодочный поход?

Дмитрий отложил удочку:

— Я сказал ей, что вы собираетесь, и что я иду с вами. Но молодой девушке в обществе неотёсанных мужланов…

Игорёк в негодовании воздел руки:

— А благородный отец на самом деле оказался обыкновенный сукин сын!

 

— Уха была — пальчики оближешь! — рассказывала Марина Свете. — А потом мы разговаривали.

— Карбюратор мыли?

— Ты чего? Знаешь, даже странно: у них таких разговоров нет. Они заспорили, например, о писательницах этих, что детективы шлёпают. Ты вот много детективов читала?

— Они же их за три месяца клепают! — фыркнула Света. — Кто их все прочитать может?

— Ну и я тоже. А Анатолий Кириллович, он по службе их должен, что ли. Оказывается, на Западе детективы пишут только мужчины, а у нас… Он так смешно эти бабские рукоделия пересказывал! Вот, например, ты видела в супермаркете мужиков, что на тележках товары развозят? Как ты думаешь, он кто, этот мужик?

— Алкаш?

— А вот и не угадала! Это самый богатый человек в Англии!

Света посочувствовала:

— Это же как бедно живут в Англии, если самому богатому и то приходится в России грузчиком подрабатывать!

— Это он приехал нашу жизнь изучать! На него, конечно, никто внимания не обращал, кроме героини. И теперь она живёт в Лондоне, на Бейкер-стрит.

— И фамилия у неё теперь Ватсон, — «догадалась» Света.

— Или вот ещё сюжетец, — продолжила Марина. — Выскакиваешь ты утром из девятиэтажки, а у подъезда мужик снег сгребает. Это кто, по-твоему?

— Дворник-узбек?

— Мимо! Это разорившийся миллионер!

— Скажи, пожалуйста!

— Ну, он, конечно, не совсем разорился: так, пара миллионов долларов осталось. Но разве на такие деньги у нас можно прожить?

— И не говори! — согласилась Света. — А чего он у подъезда ошивается?

— Так виллу он жене оставил!

— Это ты детектив пересказываешь или сказку? — возмутилась Света.

— Так это не я — это наши барышни так пишут! Он живёт в этом доме в квартире друга-художника. Тот, естественно, слинял в деревню и пишет там полотно три на восемь метров: «Россия во мгле».

— А снег миллионер чего гребёт?

— Так дворничиха тётя Маша в запое, он ей на бутылку дал, а сам за лопату. Размяться чтоб, и народу помочь.

— Вот это, как в жизни, — подтвердила Света: — олигарх в России, даже разорившийся, завсегда рад подсобить народу.

 

У костра покончили с ухой, перешли на чай.

— Как они умудряются такое придумывать? — недоумевал Вова.

Кириллыч пояснил, что мужик, когда пишет, пытается хотя бы приблизиться к Агате Кристи, или там… А женщины… Она же ощущает себя самой гениальной на свете — чего ей учиться? Вот и пишет, как бог на душу положит. А хотите, мы с вами сейчас за полчаса такой же триллер отгрохаем? Тут у меня конфеты припасены. Кто хороший ход придумает, тот получит конфетку. Начинай, Дима.

— Едет крутой мэн на «внедорожнике» за городом.

— И видит на обочине старушку, что овощами приторговывает, — подхватил Вова.

— И она ему напомнила мать, — продолжил Кириллыч. — И он резко сворачивает к обочине, чтоб купить у неё что-нибудь, оказать, так сказать, посильную помощь.

— А автомобиль, что ехал следом, пролетает вперёд и невдалеке подрывается на радиоуправляемой мине.

Все уставились на Игорька.

Тот жеманно мялся:

— Я десять лет этому училась у Донцовой и Марининой.

Кириллыч протянул ему конфету и продолжил:

— И наш герой прозревает, что на месте неудачника, горящего синим пламенем в кювете, должен бы быть он. Что это на него готовилось покушение.

— И тогда он понимает, — закивал Вова, — что это старушка, напомнившая ему мать, спасла его.

— Он тут же на капоте выписывает дарственную на джип на имя старушки, а сам оглядывается, видит церковь вдали, и идёт туда каяться и замаливать грехи, — подвёл к финалу Дима.

— А с машиной-то что? — уточнил Кириллыч.

— А старушка села и поехала, — вклинилась в разговор мужчин Марина.

Все повернулись к ней:

— А в деревнях все старушенции на джипах гоняют?

— А она всю жизнь в городе таксисткой отмантулила, а в село перебралась, потому что в городе на пенсию не проживёшь.

Кириллыч вручил Марине конфеты.

— А почему Мариночке две? — возмутился Вова.

— Одну — за придуманный поворот сюжета, а вторую — за то, что поворот реалистичный.

— Рыбу всю выловили, теперь все конфеты сожрут! — рассердился Вова.

 

— Ой, как это верно ты придумала! — сказала Света подруге. — Про жизнь на пенсию. Вон наша соседка, баба Глаша, так мучилась на эту пенсию, так мучилась, что даже померла. В девяносто три года. Нет, сочинили ништяк — я хуже читала. Глаз на тебя у костра хоть кто-нибудь положил?

— Ты что! У них это не принято: я ведь с Дмитрием Павловичем была.

— Подумаешь! Небось, все, как на подбор, полупенсионеры?

— Зато, знаешь, Светик, про мегапиксели никто и не заикнулся! И мне, между прочим, предложили идти с ними в поход на плоту.

— Была лафа! Неделю не мыться и комаров кормить!

— Мы по реке плыть будем: купайся, сколько хочешь!

— Стоп, подожди: а я как же? — опомнилась Света.

— Что ты?

— Ну, ты поплывёшь, а я?

— Извини, Свет, с тобой, пожалуй, не получится.

— Почему это?

— Тебе это же надо, чтоб мужика какого закадрить?

— И чего?

— Я думаю, в этой компании тебе не светит, — заключила Марина.

— Да брось ты! Мужики все одинаковые! Тем более, на молоденькую.

— А, может, нам просто с тобой не везло? И не весь свет на Вадиках клином сошёлся?

 

Марина подгребла палкой из костра картофелину и сказала Кириллычу:

— Жалко, что вы уезжаете: у нас завтра концерт будет. Жора Пупс приезжает.

Вова растерянно завертел головой, а Игорёк его успокоил со вздохом:

— Да, Вова, да: молодёжь теперь считает, что и реп — это музыка.

Марина запротестовала: Жора реп не поёт.

Кириллыч её поддержал: да, он что-то другое: то ли попсу, то ли рок.

Вова сделал круглые глаза:

— А что — рок уже тоже музыка?

— Давно, Вова, — вздохнул Кириллыч. — И джаз уже музыка.

— Вы шутите? — оглядывала мужчин Марина.

— По поводу чего?

— Что джаз — не музыка?

— А вы знаете, как джаз начинался? — поинтересовался Кириллыч.

— Ну, в Америке, сто лет назад, негры…

— Во-во, — сплюнул Вова, — никогда не учившиеся музыке, играли по слуху, не попадая в ноты. И, чтобы не выглядеть дураками, стали говорить, что это они так и хотели.

— Но ведь сейчас джаз играют большие музыканты!

Игорёк скривился:

— А нам какая разница, кто в ноты не попадает? Знаете, Мариночка, простой народ спит спокойно и без вашего джаза.

— Ваш народ и без оперы с балетом спит без задних ног! — в сердцах отрезала Марина.

— Джаз — музыка толстых! — полез на баррикаду Вова.

— А что же, по-вашему, является настоящей музыкой? — Марина нервно ворошила угли палкой в костре.

— А музыка, как и живопись, Мариночка, давно умерли, — внёс ясность Кириллыч. — Живопись остановилась где-то на импрессионистах, музыка окончилась на Чайковском. Мариночка, сейчас ведь можно сесть посреди картинной галереи, спустить штаны, навалить кое-чего и назвать это перформансом, инсталляцией какой-нибудь. Вы же не будете отрицать, что это — искусство?

— Вы издеваетесь? А вы, Дмитрий Павлович, что молчите?

Дима лежал невдалеке, смотрел на звёзды и в дискуссии участия не принимал.

— Мариночка, Дима предпочитает в искусствоведческие споры не вмешиваться. Мы даже подчас думаем: не про него ли Гамлет говорил: «Он любит только балет и сальные анекдоты, а от прочего он засыпает».

 

Света потянула коктейль через трубочку и заключила:

— Да ну, Гамлет такого сказать не мог!

— Почему? — не поняла Марина.

— Да он твоего Палыча знать не знает!

— Кто?

— Начальник мой, Гамлет Бабаян!

 

Марина оставила в покое костёр и возмущённо теребила Диму за плечо:

— Дмитрий Павлович, почему вы молчите?

Тот оторвался от созерцания звёзд:

— Доченька, ты из-за юного возраста многое не так оцениваешь.

— Это что я не так оцениваю?

Кириллыч тут как тут:

— Вот, кстати, Мариночка, вы так и не объяснили: по-вашему, Бетховен и джаз — это вещи в культуре равноценные?

— Вы ещё Жору Пупса с Моцартом сравните! — вспыхнула Марина.

Кириллыч провозгласил, что они поздравляют Дмитрия: его дочь хорошо воспитана и правильно разбирается в искусстве.

Игорёк тоже принёс свои пять копеек:

— Да, Димуля, кажется, она считает, что собачьи какашки, прилепленные на холст, это не совсем Айвазовский.

— Почему именно — «Айвазовский»? — не мог взять в толк Вова.

— Так у картин названия сходные: «Девятый вал» — «Девятый кал».

— А в спорте моя дочь разбирается? — подал голос Дмитрий. — Вот, например, шахматы — это спорт или искусство?

Вова загорелся:

— Всё, что можно чётко измерить: в секундах, метрах и так далее — это спорт! А все эти ваши фигурные катания да художественные гимнастики! Это спорт, что ли: судья захочет, поставит десять баллов, захочет — семь? Какой это спорт? Давайте тогда в балете карточки поднимать за каждое фуэте!

— Вы согласны, Мариночка? — повернулся к ней Кириллыч.

Та сосредоточилась, оглядела мужчин с их подозрительно искренними лицами:

— Значит, если метры там, дюймы, секунды — это всё спорт?

— Конечно! А у вас есть сомнения?

— Нет, — поиграла бровью Марина. — Просто вот Остап Бендер рассказывал об одной даме, которая выпустила брошюру: «Как я увеличила свой бюст на восемнадцать дюймов».

Какой раньше был спорт!

— Спортсменка! — шепнул Вова Игорьку.

Тот наклонился к Кириллычу:

— Комсомолка!

— И просто… любимая дочурка! — добавил тот. И шёпотом спросил молодых друзей: — А вы видели, как Мариночка смотрела на ту молодую семью?

— Какую семью? — не понял Вова.

— Пока ты, Вова, червяков в озере купал, — сказал Игорёк, — приехала пара с трёхлетним карапузом. Играли на лугу, малыш бегал за родителями, те не поддавались. Потом папа упал, они кучу малу устроили. И так счастливы были!

— А Мариночка смотрела на них со слезами, — добавил Кириллыч.

— Ну, так! Крысы тоже люди.

Друзья уехали, тепля робкую надежду, что «дочь» их товарища родом не из серпентария, а, хотя бы, из террариума. И Дима дотянет до конца заезда без больших приключений. Да уж!

Дмитрий спал, когда неожиданно очень громко заиграла музыка. И не прекращалась.

Он протёр глаза, взглянул на часы — третий час, за окном темно. Музыка гремела. Дима натянул брюки от спортивного костюма и вышел в коридор.

Из соседних номеров выглядывали отдыхающие в торопливо наброшенных халатах и присоединялись к Дмитрию.

Музыка звучала из дальнего номера, все стали перемещаться туда.

Вадик уже колотил по двери, но никто не отзывался.

Кто-то громко объяснял, догадавшись, что днём трансляция пропадала — наверное, поломка была. А сейчас включили.

— Что же они её не выключат? Там две девицы живут, — недовольно выговаривала Елена Валентиновна.

— Может, они в своём номере не ночуют? Куда они могли замылиться?

— Действительно, странно: куда это они могли в пансионате в два ночи сгинуть? — съязвила Нина Ивановна.

Все возбуждённо говорили, перебивая друг друга. Предлагали идти поднимать администрацию, искать ключи.

Марина подошла к Дмитрию:

— И что теперь? Мы что, всю ночь спать не будем из-за этих лохушек? Сделайте же что-нибудь!

Дима внимательно посмотрел на неё:

— Для тебя, доченька, хоть звезду с неба. Принеси мне щипчики из маникюрного набора.

Марина убежала и, возвратившись, вручила ему кусачки.

Дмитрий прошагал сквозь толпу, поискал что-то под потолком, щёлкнул щипчиками.

Музыка смолкла. Все в коридоре замолчали, наблюдая, как Дима выбрался обратно и вернул инструмент Марине, пояснив:

— Провод перерезал.

 

— Как тебе мой папа? — погордилась Марина, на что Света скривила губы:

— Супер! А как это получилось, что твой Палыч оказался возле тебя в два ночи?

— А где он должен был быть? В Новой Зеландии? Почему мой папа должен был меня бросить в беде?

 

Марина приняла от Дмитрия щипчики и громко похвалила:

— Ты у меня прелесть, папа! — Она повернулась к толпе, наблюдавшей за ними, и пожелала: — Всем спокойной ночи!

Она взяла «родственника» под руку и повела вдоль коридора, шепча:

— А вы видели, Дмитрий Павлович, физиономию Вадика, когда музыка орала? «Вот если бы это карбюратор был, я бы…» Не оглядывайтесь, они, знаете, как на нас сейчас смотрят!

— Как?

— Волки отдыхают.

Марина остановилась у двери своего номера.

— Спокойной ночи!

— А поцеловать папочку на ночь? — жалобно напомнил Дмитрий.

— Перебьётесь, папочка, не война. Вас поцелуешь, а вы ночь спать потом не будете.

Она закрыла за собой дверь.

Дима поизучал филёнку, крашенную в каштановый цвет, и вздохнул:

— Так это же такая судьба у отца — не спать ночами из-за дочери.

Чего только не вычитаешь в сети!

«Раньше девушки мечтали, чтобы к ним приплыл любимый на корабле с алыми парусами. Сейчас они мечтают, чтоб прискакал принц на белом коне». Это что же, лет через двадцать будешь радоваться, чтобы хоть кто-то приплёлся на ишаке?

 

— А почему я не могла до тебя дозвониться? — недоумевала Света. — Два дня! Случилось что?

— Я в пансионате не ночевала.

— О-о-о!

— Никакого «о-о-о» не было, — отмела подозрения Марина. — У нас экскурсия была, на «Медовые водопады». Час автобусом, а потом пешедралом. Утром приходим: все, конечно, налегке — ну, что это за турпоход, одно название. И тут заявляется Дмитрий Павлович… Ты не поверишь — рюкзак больше него! Все обхохотались. Мне даже как-то за него… стыдно стало, что ли.

 

— Вы чего так вырядились? — едва слышно прошипела Марина.

Дмитрий на самом деле был единственный в спортивном костюме: все остальные были одеты ярко, явно предвкушая будущее развлечение.

— На Луну, что ли, собрались? — Марина толкнула туфлёй рюкзак.

— В Сибири говорят: идёшь в тайгу на день, бери еды на неделю.

— Какая тайга, господи? — Марина смотрела на него с жалостью. — Какая еда? У нас там шашлыки запланированы, форель на вертеле, я узнавала.

Да еда — это так, к слову. Но там пешком идти. Вдруг кто споткнётся и сучком руку распорет — аптечку наверняка никто не взял. Или ногу кто вывихнет — на чём нести будем?

— Вы и носилки прихватили? — изумилась Марина.

— Нет, но я взял спальный мешок: он на «молнии», раскрывается, как одеяло. Донесём.

— Почему вы всякую гадость предполагаете? У нас простая развлекательная прогулка! И ничего на ней не случится!

И дай бог! Ей напомнили, что есть такой закон: если что-то плохое может случиться — оно случится обязательно. И, может, их поход пройдёт без происшествий. Но что ему — жалко рюкзак поносить?

— Какой-то вы… консерватор! Человек в футляре, вот!

Дмитрий вздохнул, уже не удивляясь наивности собеседницы:

— Когда поживёте подольше, Мариночка, вы поймёте, что консервативны как раз вы, молодёжь. Вы всё знаете, во всём уверены. А человек в возрасте во всём сомневается.

 

— В общем, смех один, да и только, — рассказывала Марина Свете. — Я даже не села рядом с ним в автобусе. Экскурсия была, как экскурсия: у водопадов, в самом деле, шашлык, вино, форель. Вадик перед девицами выпендривался: полез в ледяную воду купаться. Под вечер к шоссе приплелись — а автобуса нет. И знаешь, Светка, мы — близко к вершине: дорога серпантином спускается, и виден наш пансионат внизу, всего за двумя перевалами. Звоним по мобильнику: говорят, дорогу камнепад пересыпал, идите, мол, туда, там вас автобус ждёт. А идти километров пятнадцать, все устали. И тут вылазит наш красавчик инжекторный, Вадик… «Зачем нам пилить пять часов по шоссе, это мы только к полуночи в пансионат доберёмся. Давайте прямиком через лес и перевалы, мы через два часа на месте будем, вот и тропка есть, глядите». Эта тропка нас и подкосила. Все, конечно, заорали: «Ура!», «Даёшь!» Оно и понятно: устали на солнце за день, после вина разморило. И тут вылазит Дмитрий Павлович:

— Давайте лучше по шоссе.

— Почему? — все обернулись к нему.

— А дождь?

Тут хохот, конечно, поднялся: на небе ни облачка, а он… И мне не по себе, Светка, стало: как, думаю, люди к старости из ума выживают, верно?

— А то! Моих предков уже давно пора в дурдом сдать!

Все решили идти с Вадиком, он впереди, как Чапай. С карбюратором на знамени. А Дмитрий Павлович меня перехватил:

— Мариночка, давайте лучше пойдём по шоссе.

— Вы что, боитесь? — говорю. — Отвыкли на море ножками?

— Тогда можно я вашим телохранителем буду? — говорит он мне.

— Это нам понятно: у них же одно тело на уме, — фыркнула Света.

— И ты представляешь, Светка, только мы в первую ложбину спустились, как из-за горы выплывает туча, чёрная-чёрная. И как припустит дождь! И холодный такой! Через десять минут все насквозь промокли, зуб на зуб не попадает. Ветер по ущелью так и гудит. И сразу стемнело. А идти-то по склону: глина размокла, ноги скользят. Первый перевал кое-как одолели, привал устроили в хижине пастухов. Одно название: пять жердин, плёнкой укрытые. Вадик торопит: мол, второй перевал можем во тьме не найти.

 

Дмитрий Павлович подошёл к Марине:

— Мариночка, давайте здесь заночуем. Они всё равно перевал не найдут. А завтра рассветёт — мы их догоним.

Той уже всё равно было: закоченела и есть хочется.

Все ушли, Дмитрий костёр разжёг и приказал:

— Так, доченька, быстро снимаем обувку. И кофточку, сушить будем.

— Вы хоть отвернитесь.

— Доченька, все твои прелести я видел, когда тебя в детстве в ванночке купал.

— Что-то я не помню такого.

— Так тебе же всего годик был. Так, снимайте джинсы. В чём дело?

— Папочка, мне год исполнился давным-давно.

Она зашла за куст, Дима стал к ней спиной, протянув назад руку.

В неё мокрым шлепком плюхнулись джинсы: Дмитрий пристроил их на жердине сбоку у костра.

Не оглядываясь, протянул назад руку:

— И трусики тоже: не хватало ещё почки застудить.

— Можно, папочка, с этой деталью туалета я разберусь сама?

Дима пожал плечами и достал из рюкзака длинный свитер:

— Надевайте. И залезайте в спальник. Сейчас ужинать будем. Или вы, как девушка без футляра, откажетесь?

— Пусть я без футляра — но не без мозгов же? А как вы догадались про дождь? Или это случайно вышло?

— Почему — случайно? Я ещё вчера знал. Я ведь моряк всё-таки.

— А чего же не предупредили?

— Разве? Я ведь предлагал идти по шоссе. Но все так смеялись. По-моему, вы тоже.

 

— А после ужина, что было? — Свету это очень интересовало.

— Да ничего. Он разделся и залез в спальник.

— К тебе?

— Ты считаешь, он должен был два спальных мешка взять?

— Та-ак!

— По-твоему, я должна была оставить его околевать на ветру?

 

Дмитрий снял джинсы, повесил их на жердину и стал всовываться в спальный мешок к Марине.

— Вы только отвернитесь, — приказала та.

— Естественно.

Оказалось, что лежать спинами друг к другу тесно.

— Нет, так неудобно, — запротестовала Марина. — У вас спального мешка большего размера не было? Можно, я?..

Она стала поворачиваться.

— Угу, можно.

— Смотри, как настыла: никак согреться не могу. Вы хоть бы обняли меня, что ли!

Дмитрий сел и уставился на соседку по койко-месту:

— Какая ты неугомонная, доченька! Чего ты вертишься, как пятилетний ребёнок: когда ты уже вырастишь?

 

— И как спалось? — не унималась Света.

— Не помню. Проснулась… в общем, я к нему близко лежу и руками за шею…

— Ну, бывает! А он тоже спал?

 

— Вы меня уж совсем за какого-то деревянного Буратино держите! — обиделся Дима. — Рядом дочка от холода загибается, заболеть может, а я, значит, спи?

— Так вы не спали? — удивилась Марина.

— Да уж всю ночь зубами простучал.

 

— Он от холода так стучал? — подозрительно присмотрелась к подруге Света.

Марина старалась не смотреть на неё:

— Наверное, не совсем. Короче, дождя нет, мы перекусили и пошли догонять Вадика и компанию. Перевала они не нашли, конечно. Дрожали всю ночь под деревьями. Я выспалась, вина хлебнула за завтраком, румянец, естественно, глаза — никаких теней не надо. Мы шли и горланили с Дмитрием Павловичем песню:

Его по морде били чайником,

Его по морде били чайником,

Его по морде били чайником,

И научили приседать.

Марина расхохоталась:

— Сцена, доложу тебе, Светка, была! Когда мы Вадика с компанией встретили. Я теперь знаю, как людоеды смотрят на свою потенциальную пищу.

— А чего это вы пели такое?

— Да брось ты! Нормальная туристская песня.

— Я и не знала, что это нормально: ходить и бить всем морды. А кого хоть били?

— Крокодила, конечно, — успокоила Марина.

— А-а! Хотя кого ещё бить среди русских равнин? Какая-то жутко политическая песня. В России иностранцев бьют! Чайниками!

— Через час в пансионате были. А Вадик после своего подвига покорителя перевалов карбюратор мыл в одиночку до конца заезда.

Света подозрительно присмотрелась к подруге:

— А у вас там, в спальнике не…? Да я просто спросила! Значит, Вадика ты отшила и гуляла в одиночестве?

— Одна беда не ходит. Пока мы бродили по перевалам, в пансионат прикатил… Валерий Эдуардович.

— О-о, даже так. Красивый?

— Наши дамы называли его: «роковой мужчина».

— Какая у тебя житуха была! Нет, я тоже куда-нибудь махну! Мне тоже хочется приключений!

— Угу. На одно место.

— Он хоть обратил на тебя внимание? — не унималась Света.

— Не слышала, что ли? «Роковой»! Наши дамы стали меня уверять, что очень мне симпатизирует.

— Как тебе везёт, подруга! Давал повод?

— На танцах массовик устроила поэтический конкурс, — принялась рассказывать Марина. — Надо было написать стихотворение на заданные рифмы: «Любимый — тебя — имя — любя». Нина Ивановна с подругой заняли второе место.

О, мой любимый!

Зову тебя!

Шепчу я имя

Твоё, любя!

— И, небось, на папулю твоего поглядывали?

— Соображаешь!

— А Эдуардович, — догадалась Света, — что — первое место оторвал? И на тебя смотрел?

— Чуть ли не на колени упал и страстно стал выпевать:

«Тебе никогда не назвать меня просто: «Любимый»!

Безжалостно время уносит меня от тебя.

Весь мир мой теперь осеняет желанное имя.

Судьбе благодарен, что я существую, любя».

— Ты смотри, гад, как на больное давит!

 

Валерию Эдуардовичу вручали первый приз — бутылку шампанского, Елена Валентиновна и Нина Ивановна, аплодируя с куцыми улыбками, прожигали взглядами Марину.

Та стояла пунцовая и старалась найти опору в Дмитрии, взяв его под руку и прижимаясь плечом.

Хорошо, что затейник предложила новый конкурс: сочинить частушку с обязательным использованием слов: «бабушки» и «девушки». Народ азартно включился в соревнование, и Марина немного пришла в себя.

Она покосилась на равнодушно следящего за происходящим Дмитрия Павловича и решила немного сбросить на него своё недовольство:

— А вы, почему не участвуете?

— Вам так хочется шампанского? Я вам куплю, — обнадёжил тот.

— При чём тут вино? Вы что, боитесь проиграть? Боитесь, что все увидят вашу…

— Доченька, зачем я буду отнимать радость вон у Елены с Ниной?

Дамы действительно возбуждённо переговаривались, сочиняли частушку, не обращая ни на кого внимания.

— А, может, вы просто не умеете? Ладно, придумайте просто для меня эту частушку! Вы обещали для меня даже звезду достать с неба! Для меня можете?

— Ладно, раз ты такой неугомонный ребёнок, Мариночка.

И Дмитрий с глубокомысленной физиономией стал ваять стихи, молча глядя в никуда.

А на эстраде уже подводили итоги. Там то и дело звучали слова, что наши бабушки почти что девушки: и стройны, и просто из себя на все сто.

Наблюдая за этим радостным прославлением пожилого поколения, Марина потребовала:

— Ну, сочинили?

Дима кивнул головой и зачитал:

Мужикам любви от пуза

В современных городах:

Ходят бабушки в рейтузах,

Ходят девушки в трусах.

У Марины от негодования затряслись губы.

А Дмитрию хоть бы хны:

— Ничего получилось, а? Остренько, как и положено в частушках, верно?

Правда, заканчивал он фразу уже в спину Марине.

 

Когда после ужина нарядно одетая Марина вышла из своего номера, она наткнулась на Дмитрия. У него было такое лицо, что Марина невольно спросила:

— Вы чего?

— Доченька, помни, что тебе говорила тётя Сара! — Дима с укоризной поднял вверх руку с оттопыренным указательным пальцем.

Марина только фыркнула в ответ.

Дмитрий проводил её взглядом и уселся в кресло в холле смотреть телевизор.

 

— Так быстро? Что, Эдуардович прямо сходу в карьер и начал? — не поверила Света.

— «Мариночка, мы же взрослые люди — что мы будем ходить вокруг да около? Помните, как Андрей Миронов говорил в фильме: «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен…» Вот и всё приключение, подруга.

 

Марина шла по коридору, заметила Дмитрия, смотрящего телевизор, и села рядом.

Тот спросил, как само собой разумеющееся:

— Звал на сене отдохнуть?

— Угу. В амбаре.

— Каком амбаре?

— Номер триста два.

— Так в амбаре вроде бы сено не хранят, — засомневался Дмитрий.

— Да у него это сено по всем углам натрушено. Кстати, о какой вы там тёте вспоминали?

— Да это я так, — отмахнулся Дима. — Дедушку с бабушкой вы не слушаете, меня, как отца, тоже. Может, думаю, хоть тётю…

— А почему — «Сара»?

— Ну, женщина с таким именем глупостей не посоветует.

— Враньё всё — эти ваши разглагольствования! — взорвалась Марина. — «Смени имидж, смени имидж»! А Вадики как шли — так и идут! Хоть и зовут их, то Валерий Эдуардович, то Абдурахман Махмудович!

А для вас имидж — это другой наряд? Надо, доченька, внутри меняться. Ты оглянись вокруг — много ли людей, взглянув на которых, можно влюбиться с первого взгляда? Что же остальным делать? Но ведь они находят свою любовь. А сколько случаев, когда он красавец, она — тихая мышка. Или она принцесса, а он на первый взгляд — чучело гороховое. Но ведь живут, и до золотой свадьбы. Почему? Любовь!

— Как вы меня, папа, достали своими нравоучениями! Ля-ля, ля-ля! Любовь-морковь! Да не хочу я любить какого-нибудь Квазимодо! — кипела Марина.

— В армии говорят: «Не можешь — научим, не хочешь — заставим». Ты куда, доченька?

— Вам какое дело, папуля?

— Никакого. Просто триста второй амбар — в другой стороне.

Марина только кудрями взмахнула, уходя.

Дмитрий набрал номер на телефоне:

— Привет, Игорёк! Наши вообще собираются бегать или как?

— Ты что, смотришь футбол? — откликнулся тот.

— А почему я не могу?

— А дочка где? С няней? Или в садике?

— Вы давно в гости не заходили: моя дочь уже школу заканчивает.

— Да ты что! Экзамены сдаёт?

— Угу, — подтвердил Дима. — Зачёт по «Камасутре» получила. А по этому… по ОБЖ стал параграфы проверять — так мне отлуп дали. Оказывается, Игорёк, мы по устаревшим учебникам учились. А сейчас жизнь у молодёжи совсем-совсем другая. Проходит, в основном, в стогу в амбаре.

— Каком ещё «амбаре»? — не понял Игорёк.

— Номер триста два, — уточнил Дима, отключая телефон.

Игорёк обрисовал друзьям «амбарную» ситуацию.

— Ты смотри, сколько в перестройку понастроили! — изумился Кириллыч. — В наше время амбаров с трёхзначными номерами не было.

— Бедные крысы! — пожалел Вова. — Так вся жизнь по амбарам и пройдёт! Нет, не понимают нынешние девушки, в чём смысл жизни.

— А ты понимаешь? — подпустил яду Игорёк.

— Вот только не надо, что я моложе вас. Да, если бы не вы — может, и не понял бы. Биться, биться, как рыба об лёд, чтобы заиметь квартиру и хорошую машину. А потом что? Упереться лбом, как Дима, в стену? А жизни-то осталось — всего ничего! Уже половина пролетела! Что дальше?

— Ты молодой, — посоветовал Игорёк: — заведи себе Акулину. Или Авдотью. Агрипину, наконец.

— А потом что?

— А потом перейдёшь на букву «Б», — пояснил Кириллыч.

— Я уже нахлебался с этими… на букву «Б». Нет, меня точно закопают в мешке для мусора, — застонал Вова.

— Почему?

— А кому я буду нужен? Кто менять хоронить будет? Акулина

...