Глухо и ровно, как сердце гигантского животного, стучали чугунные колеса. На поворотах они, выбивая искры из дорожного полотна, оглашали окрестности металлическим скрежетом, протяжным и тоскливым, как последний крик. Их ритм сбивался, награждая стального исполина тахикардией. Наполовину пустая, а для кого-то наполовину полная, электричка упрямо буравила старым прожектором вязкую осеннюю тьму.
Маруся сидела у окна. Глаза, в зависимости от освещения, то янтарные, то карие, то почти чёрные, смотрели серьёзно и внимательно. Тёмные длинные волосы заплетены в небрежную косу. В давно немытом стекле отражалась выбившаяся из прически серебряная прядь. Химическая война, которая была ей объявлена, результатов не дала. Упрямая седина, никак не соответствуя юному облику, проявлялась уже на следующий день. Кошачья грация движений, правильная, чуть манерная осанка, томик чего-то классического в видавшей виды обложке. Заговори она по-французски — никто бы не удивился. От образа хрупкой, женственной девушки веяло загадкой и особым, средневековым шармом. Она изящным движением перевернула пожелтевшую страницу и, возвращая руку на место, сильно и, очевидно, больно, ударилась локтем.
— Ай, блядь! — прозвучало на весь вагон отнюдь не по-французски.
Почесав ушибленное место, она убрала книгу в чемодан. Там же, в толстом кожаном чехле, мирно покоился травмат, его она осторожно и незаметно для других пассажиров переложила в карман — скоро её остановка, уже поздно и мало ли что… Оруж
... 
