Полдень клонился к вечеру. Солнце, величественный диск, уже начало свой путь к западному горизонту, щедро проливая последние золотые лучи на бескрайние просторы японской земли. Воздух, наполненный ароматами сосен, влажной земли после недавнего дождя и тонким запахом цветущей сливы, казался прохладным и чистым. По пыльной, узкой проселочной дороге, что вела из столицы Эдо в дальние владения Даймё Акиямы, неспешно двигалась деревянная повозка, запряженная парой крепких лошадей.
Внутри, с достоинством, которое отличало представителей самурайского сословия, сидел Наохиро Каиджи. Ему было двадцать пять лет, и он был воплощением самурайского идеала. Его черные, коротко стриженные волосы обрамляли лицо с четкими, благородными чертами, а глаза, темные и проницательные, излучали спокойствие и уверенность, выкованные годами упорных тренировок и строгой дисциплины. Он принадлежал к клану Каиджи, одному из старейших и наиболее уважаемых родов, верой и правдой служивших сёгуну Токугава Иэмицу. Его меч, катана, носимая на поясе, казалась продолжением его собственной руки — острое, смертоносное орудие, но для Наохиро она была не просто оружием, а символом чести, долга и верности.
Его нынешняя миссия была поручена ему самим Даймё Акиамой, его прямым покровителем. Необходимо было доставить важное послание одному из вассалов Даймё, проживавшему в отдаленной деревне. Даймё Акияма, человек строгий, но справедливый, ценил в Наохиро не только его боевые навыки, но и его непоколебимую верность и острый ум.
Путь проходил через густой, дремучий лес. Атмосфера становилась все более уединенной, почти таинственной.
В этот момент, когда долгий путь начал давать о себе знать легкой усталостью, и мысли Наохиро витали где-то между воинскими обязанностями, предстоящей встречей и ароматом ужина, его чуткий слух уловил резкий, неестественный звук, вырывающийся из лесной тиши.
Крики. Женские крики, полные отчаяния и жуткого страха, доносились откуда-то сбоку, с обочины дороги. Инстинкты самурая сработали мгновенно. Его рука, словно живая, метнулась к рукояти катаны. Не колеблясь ни секунды, он остановил возницу.
Выпрыгнув из повозки, он бросился в сторону звука, прочь от дороги, вглубь леса. Лес внезапно стал мрачнее, тени удлинились, словно обретая собственную жизнь, поглощая последние проблески света. Пробившись сквозь густые заросли кустарника, Наохиро оказался на небольшой, залитой слабым светом лесной поляне.
Здесь, среди вековых деревьев, разворачивалась ужасающая сцена. Трое оборванных, грубых мужчин, чьи лица были искажены звериной похотью и жестокостью, пытались овладеть молодой, невероятно красивой женщиной. Ее одежда была разорвана, волосы растрепаны, но в ее глазах, несмотря на ужас, горел огонь отчаянного сопротивления. Она отчаянно отбивалась, но силы были явно неравны.
Сердце Наохиро наполнилось праведным гневом. Не ради славы, не ради награды, но ради самой сути его бытия — ради справедливости. Он был самураем. Защита слабых, беспомощных — это его долг, его клятва, его предназначение.
«Прочь!» — его голос, усиленный скрытой силой, прозвучал как удар грома, расколовший древесную тишину.
Трое нападавших обернулись, их лица, искаженные злобой, выражали крайнее недовольство. Они не ожидали такого неожиданного вмешательства. Один из них, самый крупный, с диким криком бросился на Наохиро, замахиваясь грубой, окованной железом дубиной.
Но для Наохиро это было слишком медленно. Его клинок, катана, вылетел из ножен с легким, свистящим звуком, напоминающим взмах крыльев хищной птицы. Он двигался с такой молниеносной скоростью, что казалось, будто его там и не было. Первый удар — и дубина, предмет грубой силы, разлетелась на куски, а нападавший упал замертво.
Второй, более трусливый, увидев участь своего товарища, попытался отступить, но Наохиро уже был рядом. Одно точное, молниеносное движение — и его жертва упала, издавая булькающий звук, хватаясь за горло. Третий, самый трусливый из всех, попытался обратиться в бегство, но Наохиро преградил ему путь. Его меч сверкнул и беглец, так и не успев сделать и шага, рухнул на землю.
Все произошло за считанные мгновения. Он опустил меч, его взгляд был спокоен, без тени колебания или сожаления. Он лишь выполнил то, что должен был.
Женщина, которую он спас, медленно подняла голову. Ее лицо было бледным, на нем виднелись следы слез и грязи, но даже в таком состоянии она была невероятно красива. Длинные, черные, словно вороново крыло, волосы спадали на плечи, обнажая изящную шею. Глаза, большие и испуганные, но полные глубокой, неподдельной благодарности, смотрели на Наохиро.
«Благодарю вас, господин», — прозвучал ее голос, тихий и дрожащий, как струна, едва тронута
