Оглавление

Фоторедактор

— Ну что вы делаете, что вы делаете? Мне фото на паспорт, а вы что делаете?

Редактор вздрагивает от крика, не понимает, что такое, в чем провинился, что не так…

— Я вас просила фото на паспорт, а вы что? Вы что, я спрашиваю?

— Я поправить хотел… — оправдывается редактор, — чтобы красиво было…

— Что вы поправить хотели? Что вы там поправить хотели?

— Ну, обычно же так делают…

Тут уже прохожие за редактора вступились, ну что вы, в самом-то деле, сударыня, он как лучше хотел, чтобы вы выглядели красиво, а вы носом ворочаете…

— Да что красиво, что красиво, он мне взял, крылья пририсовал!

Машет крыльями, гневно, возмущенно, а правда, красивые крылья получились, перепончатые, но белоснежные, чуть подернутые перьями. Женщина пробует сделать шаг, не может, неуклюже вспархивает куда-то в никуда, снова кричит, ругается.

Тут уже и прохожие все всполошились, что такое позволяете себе вообще, ишь, выдумали тоже художественную самодеятельность, крылья приделали…

ВЫДЕЛИТЬ

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ УДАЛИТЬ КРЫЛЬЯ?

УДАЛИТЬ

Редактор покорно удаляет крылья, что поделать, не понравились, насильно мил не будешь. Послушно делает снимки улицы, ретуширует, отправляет в газету, как заказывали…

— Вы что натворили?

— А… а что такое?

— Вы что натворили, я вас спрашиваю?

— А… а что?

— Нет, вы на него еще посмотрите… Это что такое, а?

— Дворец Сомнения…

— И что он здесь делает, позвольте узнать? Что здесь было на площади?

— Высотка какая-то…

— Так какого черта здесь дворец?

— Ну… он же красивее…

— Мало ли что красивее, мы вас просили реальность передать!

— Но… теперь он… реальный…

— Слушайте, вы мне тут мозги не морочьте, реальный он… делайте быстро все как было!

Редактор осторожно смотрит на изогнутые арки и причудливые мосты на площади, может, про них не вспомнит никто — как бы не так, газетчики сердятся, рвут и мечут, а-а-а, убирайте все-о-о-о!

ВЫДЕЛИТЬ

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ УДАЛИТЬ ДВОРЕЦ?

УДАЛИТЬ

— Ну, вы же понимаете, что вас наняли делать снимки и поправлять их качество, а не додумывать что-то там?

— Ну, понимаете… иногда так хочется…

— Да, вам бы художественным фото каким-нибудь заниматься, а не этим…

— Верно говорите, мне бы что-нибудь такое… чтобы красиво было… а то поставили сюда, и редактируй, ни шагу влево, ни шагу вправо… Ну вот, опять…

— Ну что… что вы тут опять натворили, я вас спрашиваю? Это как понимать такое вообще?

— Но… честное слово, я не понимаю, о чем вы, что…

— Быстро убирайте все, что вы тут насочиняли, еще не хватало!

Тут уже мы за героя заступаемся, ну что вы так сурово, ну дайте уж проявить человеку фантазию…

— Да какому человеку, какому человеку, это же программа, редактор фотографий!

— Вот оно что, ну надо же…

— Вот именно, так что давайте уж он уберет весь этот бардак…

— Все убирать?

— Убирать, конечно…

ВЫДЕЛИТЬ

ВЫДЕЛИТЬ

ВЫДЕЛИТЬ

ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ УДАЛИТЬ …?

УДАЛИТЬ

УДАЛИТЬ

УДАЛИТЬ

— Ну вот, получилось, вот теперь все в поряд…

— …а люди где?

— А где люди-то?

Пустые улицы, ветер гонит обрывки листьев.

Редактор в растерянности:

— Вы же сказали… все, что я напридумывал… удалить…

Мертвая правда

Я не люблю Люди-с-клювами, вернее, не то, что не люблю — так, недолюбливаю. Ну во-первых, за это вот, коронное, как увидит кого, хватает за пуговицу, и давай воодушевленно рассказывать, а вы знаете, за семью морями живут люди с птичьими клювами, а по ночам они снимают клювы и кладут на тумбочку…

Нет, я-то, конечно, тоже хорош, ну не могу я молчать, как увижу кого, так не могу не рассказать про далекие-далекие края, где живут люди с двумя лицами, и вроде ходят слухи, — этого никто не видел, это только слухи — что когда эти люди заходят в дома, то снимают второе лицо, остаются в одном.

Так что я Люди-с-двумя-Лицами тоже хорош, и так-то мы все друг друга немножко раздражаем, что есть, то есть. И Молочные-Реки и Кисельные-Берега, и Край-Земли и Деревья-До-Небес — но это все как-то не то, а вот Люди-С-Клювами, это да…

Особенно сейчас, когда…

— Пошли скорей, ты должен это видеть…

Вот так вот он мне и сказал — пошли со мной, я тебе такое покажу — ну или что-то в этом роде он сказал. И зачем я пошел с ним, вы мне объясните, зачем я с ним пошел, что он там может мне вообще показать, ну не страну же, где живут люди с клювами, а на ночь клювы снимают и кладут на тумбочку у кровати…

И правды я тоже не люблю.

Нет, не потому, что они правду говорят, правду говорить, — дело хорошее, мы вот самих себя недолюбливаем, что правду говорить не можем, только все какую-то полуправду. А вот что они возомнили о себе черт знает что, чуть ли не небожителями себя считают, вот это да, доводит меня до белого каления, так что я лучше подальше от них буду, правды сами по себе, я сам по себе, ладно?

А вот не получилось так — Люди-С-Клювами ведет меня к правде, вот она, лежит на опушке леса в овражке, распластала здоровенные крылища.

Распластала крылища.

Правды думают, я им завидую, потому что у меня крыльев нет, только длинные голенастые ноги, — да нет, я-то понимаю, кому что, каждому свое. В мои времена крыльев не было, нечему тут завидовать, всему свое время, не в ту эпоху я родился, в наши-то времена медленно шагали по пустыне из страны, где родились, в страну, где будем жить, — шли месяцы и годы, мы менялись до неузнаваемости, отращивали и сбрасывали клювы, перья, ветвистые рога, павлиньи хвосты. Это вам не сейчас, когда правды облетают полмира за считанные секунды, попробовали бы они пешком пройти годы и годы, пустыни, горы и долы — и остаться правдами…

Правдами…

И вот в овражке лежит правда.

И все бы ничего, обменялись бы короткими любезностями и разошлись, если бы не одно но…

Правда была мертва.

Это было тем более странно, что раньше я никогда не видел мертвую правду, вообще в жизни не думал, что правды могут умирать. А вот нате вам, лежит правда, беспомощно раскинув крылья, обратив к небу остекленевшие глаза…

— Вот… посмотри, — спохватывается Люди-С-Клювами показывает на распростертую правду, — кто-то убил её… убил…

— К-кто?

— Что ты на меня так смотришь, у меня и в мыслях не было! Хорош друг, ничего не скажешь, чуть что, Люди-С-Клювами подозревать, у меня и в мыслях не было убивать кого-то…

Хочу ответить, что у меня и в мыслях не было его обвинять — не отвечаю, не успеваю, мой друг подхватывает меня под руку… вернее, никакой не друг, что мы вместе живем в заповеднике, это не значит, что мы друзья, и ни под какую не под руку, рук у меня тоже нет.

— Надо сказать правдам, — спохватывается Люди-С-Клювами, — сказать правдам правду… что убили правду.

Напоследок наклоняюсь над убитой правдой, пытаюсь разобрать её имя, получается что-то жуткое, Ведьмы-На-Метлах, похоже, это про какую-то страну, где живут ведьмы и летают на метлах.

Смотрим на правду.

И знаем, что смотреть нельзя, что что-то будет с этой правды, если смотреть, тревожное что-то, — и смотрим…

— …правду застрелили из лука, а потом добили копьями!

Это Люди-С-Клювами. Подхватываю:

— Их было тысячи нападающих, мы не увидели их лиц…

Это я. Ну а что вы от нас хотели, сколько мы шли, прежде чем увидели другие правды, сколько всего успело поменяться в нашей памяти, и теперь мы говорим совсем не то, что было на самом деле, попробовали бы вы сами через всю пустыню пройти, и ничего не забыть и не потерять…

Правды слушают нас — вежливо, и в то же время высокомерно, ишь, пришли тут какие-то старые слухи про страны, которых давным-давно нет, говорят что-то там, непонятно, что, так и быть, выслушаем их бредни…

— Однако, уважаемые слухи, вы ошибаетесь, — правда с большими белыми крыльями откашливается, — ничего подобного не происходило, мы все живы-здоровы, и все тут…

Смотрю на правду с большими крыльями, её зовут — Жгут-Ведьм, она стремительно летает вокруг света и рассказывает, как в какой-то стране жгут на кострах ведьм.

Меня передергивает. Я хочу возразить, что ничего подобного, что в этой стране никого не жгут, а ведьмы преспокойненько себе летают на метлах, заговаривают болезни, прогоняют непогоду, ворожат дождичек, чтобы урожай не засох.

Меня слушают. Насмешливо. Снисходительно. Я уже все понимаю по их взглядам, ну-ну, старая легенда где-то что-то там услышала, переврала все, что только может переврать, и теперь рассказывает непонятно что…

— Но это правда! — не отступаю я, — правда! Правда… убитая в овражке…

— …невероятно, — говорит Жгут-Ведьм, наливает мне вино в чашу, — так вы говорите… убили?

Я оживляюсь, воодушевляюсь, хоть кто-то слушает меня, хоть кому-то не все равно, и Жгут-Ведьм добавляет, что, конечно, я много что приврал, ну не могу я не приврать, я же сколько шел через пустыню, растерял всю правду, нацепил на себя кучу вымыслов — и все-таки в этом что-то есть, убили правду про ведьму на метле…

— Убили, — киваю я, — мне знаете, что кажется… Она же хорошо говорила про страну с ведьмами… хорошо так говорила… а кто-то, видно, страну эту с ведьмами очернить хотел… вот и убил правду… и сочинил какую-нибудь выдумку, что-нибудь нехорошее про страну эту…

— Какая удивительная версия, как это вы хорошо придумали… — Жгут-Ведьм поднимает чаши, намекает, да вы пейте, пейте…

Пью — тут же успеваю заметить причудливые металлические конструкции под крыльями правды, меня передергивает, не может быть под крыльями у правды никаких болтиков и креплений…

Пробую вино, что за вкус, не может быть такого вкуса у вина, тут что-то не то… И надо что-то делать, и понять бы еще, что, а не понимаю, продолжаю говорить, как ни в чем не бывало…

— Мне кажется, кто-то очернить эту страну хочет… Ну, например, чтобы показать, какая дурная страна, какие вещи нехорошие там творятся, чтобы потом войной на эту страну пойти… Вот и убили правду, как там ведьмы на метлах летают, целебные зелья варят, а вместо неё сделали какую-нибудь другую, ненастоящую правду, например… например…

Не договариваю. Смотрю на Жгут-Ведьм.

Не успеваю ничего понять — меткий выстрел Жгут-Ведьм пробивает мне ногу, я бросаюсь бежать — на оставшихся трех, я даже забываю, что не умею бежать, мы были рождены, чтобы медленно странствовать из страны в страну, вышагивать по пустыням, а не скакать во весь опор.

Хлопанье металлических крыльев.

Щелчки выстрелов, пули взрывают песок, чаще, чаще, чаще…

Чувствую, что шансов нет, не может быть шансов у того, кто родился в стародавние времена, ходил по пустыням, по горам и долам, из страны в страну, пытался донести хоть крупицу правды, не затерявшейся в пути…

Бежать.

Высоко вскидывать голенастые ноги с десятками суставов…

Хлопанье крыльев.

Здесь.

Совсем рядом.

Прыгаю — далеко, высоко, полететь бы сейчас, да как…

Взмахиваю крыльями.

Еще.

Еще.

Еще.

Поднимаюсь в небо, все выше, выше, дальше, дальше, сам не понимаю, что такое случилось, да не может такого быть, не может…

Крики там, сзади.

Изумленные возгласы.

Переполох — держите его, держите-держите-держите, а-й-й-й-й, уходит-уходит-уходит…

…догадываюсь уже там, высоко в небе, я же смотрел на мертвую правду, — которая умерла, но не хотела умирать, передала мне себя, передала мне крылья…

Крылья…

Такие непривычные, такие пугающие, а ведь я и не знаю, как это — огибать полмира за считанные секунды, одновременно разноситься по многим и многим городам… а ведь я даже не знаю толком, как приземляться…

Они обгоняют меня — стальные мертвые птицы, они кричат наперебой, держите, держите его, он врет, — я знаю, они меня не догонят…

Крикет, Коралл, Крекер

А вот что.

Он хочет обокрасть дом.

Ну, конечно же, что еще. Хотя может быть много и много всякого еще — например, хочет убить меня, интересно, зачем ему это делать, да какая разница, да мало ли что у него там на уме.

Но хочет обокрасть замок — это однозначно. Потому что иначе чего ради бы он ходил вокруг да около, пытался заглянуть за крепостные ворота, смотрел в окна. Потому что иначе чего ради он бы вообще приехал сюда, в маленький городишко, забытый судьбой, хаживал бы по улицам, перебрасывался с местными парами фраз, заказывал бы в крохотных тавернах что-нибудь такое простенькое, что будет только предлогом поговорить с хозяйкой или посетителями…

Что он ищет, спрашиваю я себя.

Что он ищет.

Что он ходит вокруг моей крепости — какой-то невзрачный, ничем не примечательный, как будто когда раздавали лица, его выгнали из очереди.

Не выдерживаю.

Встать, говорю я себе. Выйти на улицу, вотпрямздесь, вопрямщас, встретиться с ним — лицом к лицу, спросить…

— Чему обязан?

Откашливается, как мне кажется, с хриплым карканьем.

— Я… вы… а можно посмотреть ваших воронов?

Мне кажется, я ослышался. Оглядываю стены замка, голые черные деревья на фоне сумерек, каркающие комки перьев, которые устраиваются на ночлег, чистят клювы, гортанно переругиваются…

— Воронов?

— Ну… ну да. Вы извините, я, наверное, не вовремя… вечер уже… Я вот не знаю, а во сколько у вас туристам можно?

Так опешиваю, что даже не говорю, что туристам у нас не можно ни во сколько. Что у нас тут частные владения, а не проходной двор, фото на фоне замка столько-то, фото на фоне ворона в два раза дороже…

— Э-э-э… п-пожалуйста… вот они… это вот Король, это Крест, это Крейсер, это Крах, это Креп, это Крикет, это Коралл, это Кража…

Многозначительно поглядываю на незваного гостя, подскочит он или нет при слове — Кража, нет, даже в лице не меняется, похоже, не воровать пришел…

Заканчиваю:

— …Крыл, Креол и Крекер… Были еще Крупье и Кромвель, но время их не пощадило…

— Соболезную… что же… даже век ворона не бесконечен… Извините… вломился тут… а… а скажите, пожалуйста, а во сколько они пьют чай?

Мне кажется, я ослышался:

— Простите?

— А во сколько ваши вороны пьют чай? Извините, они, наверное, посторонних видеть не захотят…

— Да нет, просто… они как-то… чая не пьют.

— Предпочитают что-нибудь другое?

— Да… э-э-э… ну… ну да.

— Утренний кофе?

— Да они как-то и кофе не очень-то…

Многозначительно смотрю на гостя, что ты мне зубы заговариваешь, что вообще пришел…

— А я бы с удовольствием посмотрел, как вороны сражаются на шпагах…

Фыркаю:

— Да, я бы на такое тоже с удовольствием посмотрел!

— Правда? А… а когда они это делают?

— Ну, не хочется вас огорчать, но боюсь, что никогда.

— Я понимаю… это, должно быть, опасно…

— Да уж, если вороны будут сражаться друг с другом на шпагах, это будет очень даже опасно. Опаснее только на пистолетах…

— Они еще и устраивают дуэли на…

— …ничего подобного.

— Да, вот это правильно, только дуэлей не хватало… А могу я поговорить с ними?

Меня передергивает:

— Поговорить с воронами? Ну, вы не устаете меня удивлять… Вы разговариваете с воронами?

— Но они же умеют говорить?

— Ну… пару раз я пытался научить Кражу говорить свое имя, только некстати заинтересовалась полиция…

— Но как же… — он растерянно смотрит на меня, — они же… они же должны говорить… играть в шахматы… сражаться на шпагах… пить чай…

— С чего вы взяли?

— Ну, вот же, вот же… вы сами-то посмотрите… там же написано…

— Да где же?

Он показывает мне толстенную книгу, чувствую, что разговор предстоит долгий, и какого черта я говорю — входите пожалуйста, какого черта я пускаю в свой дом непонятно кого…

— Вот… смотрите…

Разворачивает страницы, я листаю, я пытаюсь понять, что это такое вообще… язык какой-то… наш и в то же время не наш…

Спохватываюсь:

— Это… это же перевод?

— Верно говорите, перевод…

Читаю заголовок, все равно ничего не понятно…

— …странствования Октахора Симплекса в городах Полнолунии… Что-то я такого… нет, вроде, слышал… но как-то он у нас… не особо в почете…

— Да? А у нас популярнейшая личность, его истории о дальних странствиях расходятся колоссальными тиражами…

— У вас там так хорошо понимают по-английски?

— Да я бы не сказал… эту книгу переводил искусственный переводчик… а потом уже её снова перевели на ваш язык… вот… посмотрите… здесь написано… в пять вечера вороны, как ни в чем не бывало, устроились пить чай, а ближе к полуночи старший ворон взял скрипку, чтобы сыграть веселый полонез… Или вот еще, вот еще, читайте… когда враги приблизились к крепости, вороны схватились за клинки, чтобы дать достойный отпор врагу…

Настораживаюсь:

— Это что… это сказка какая-то?

— Да какая сказка, он же пишет — основано на реальных событиях… или вы думаете, что Октахор Симплекс будет врать?

— Нет, я так не думаю… ни в коей мере… однако, Октахор Симплекс был тот еще выдумщик, как знать, может, он сочинил очередную сказку…

— Не похоже на сказку, он же пишет — основано на реальных событиях… как ни крути, чистая правда…

Смотрю на воронов, копошащихся в зарослях облетевших деревьев, первый раз смотрю как следует, почему я ни разу не видел, чтобы они пили чай…

— Может… может, они пьют чай, когда никто не видит? — спрашиваю в пустоту.

Пустота не отвечает, незваный гость настороженно смотрит на меня, каждется, только сейчас начинает о чем-то догадываться, разочарованно выдыхает.

— Понимаю… так вы никогда не видели, чтобы…

— Честно признаюсь, никогда…

— Так значит, они… тайно от вас…

Киваю:

— Получается так… тайно…

Оставляю на столике в саду чашки с чаем, вороны спускаются вниз, кружатся, оглашают вечер гортанным кор-р-р. Я отворачиваюсь, я не мешаю им, я понимаю, они не захотят устраивать чаепитие в моем присутствии.

Думаю, как это будет.

Не знаю.

Представляю себе, как вот это вот все, каркающее и крылатое, опускается на стол, берет чашки, интересно, как, крыльями или лапами, отламывает кусочек бисквита…

…я этого не увижу.

Нам не положено смотреть.

Мой гость смотрит на меня с надеждой:

— А если… а если видеокамеру подставить?

Мотаю головой:

— Боюсь, им это не понравится…

Он кивает:

— Да… пожалуй, вы правы…

Хочу добавить еще что-то, не добавляю, оторопело смотрю на стену замка, где висели шпаги, это еще что, да какого ж черта…

— К-какого…

— А-а-а, шпаги… я тоже заметил…

— Куда они…

— Так это эти постарались…

Не верю своим ушам:

— Воро…

— …вороны. Похоже, они и правда собираются сражаться на шпагах…

Меня передергивает, я не хочу, чтобы птицы сражались на шпагах, только этого мне еще не хватало…

— Ну… я думаю, у них есть какой-то кодекс чести… до первой крови там…

Сжимаю зубы. Надеюсь, что кодекс чести у них есть…

Наутро не вижу Коралла и Корабля, больно сжимается сердце, нет, говорю себе, ну, пожалуйста, ну только не это…

Коралл и Корабль прилетают ближе к вечеру как ни в чем не бывало. На всякий случай перевешиваю шпаги подальше, но наутро они снова исчезают, и я нахожу их в тени ветвей…

— …скорее… да скорее же!

— Ч-что т-такое?

Оторопело смотрю на своего гостя, так и не спросил, как его зовут…

— Да враги же! Враги!

Еще хочу спросить, что за враги, какие враги, тут же спохватываюсь, ну, конечно, враги они и есть враги, что тут непонятного-то…

Хватаюсь за шпагу, понимаю, что шпаги нет, ничего нет, какого черта…

А.

Ну да.

Конечно же…

Вспоминаю:

— Вороны! Вороны должны спасти город и крепость!

— Ну, конечно, они же это делали не раз…

Смотрю в окно крепости, вижу частоколы копий, штыков, они уже совсем близко к нашему городку…

Я делаю людям знак из окна крепости — чтобы успокоились, не волновались, вороны все сделают, вот они переполошились, вот они оглашают окрестности хриплым карканьем, кружатся над крепостью, над кр-репостью, волнуются…

Я жду, когда они возьмут клинки.

Ничего не происходит.

Я догадываюсь, что надо отвернуться, не смотреть, не видеть, — и мы отворачиваемся, и мы не смотрим, мы слышим, как взмахивают клинки, как падают тела убитых.

Все будет хорошо, говорю я себе.

Все будет хорошо.

Что-то заставляет меня насторожиться, открыть глаза — и вовремя, чтобы увидеть улицы, усеянные трупами моих соотечественников. Я не понимаю, я не верю себе, как так, вороны кружатся над убитыми, как будто ждут богатого пиршества…

Но как же…

Но что же…

Снова открываю книгу, которую принес путник, зачем я открываю, зачем читаю снова и снова, когда враги напали на город, семейство воронов взялось за клинки и шпаги, висящие на стенах замка — они отразили атаку, и земля обагрилась кровью недругов, кр-р-ровью…

Смотрю на воронов, надеюсь уже непонятно, на что, слышу топот шагов за спиной — я, Джеймс Кроу, наследник рода Кроу, я вижу, как гибнут жители городка, Алан Кроу, Элизабет Кроу, Берт Кроу, Вильям Кроу, старый лавочник Колин Кроу…

Осознание приходит слишком поздно, я уже не успею найти настоящую книгу, не переведенную два раза с английского на какой-то там и снова на английский, я уже не успею прочитать, когда враги напали на город, семейство Кро…

— …а ведь получилось.

— Ну, вы даете… в жизни бы не подумал… ловкий вы…

— Что есть, то есть…

— Что же, крепость пала… новое заданьице возьмете?

— Обязательно.

— Есть тут один город на острове…

— …в океане?

— Да то-то и оно, что не в океане, а вообще не пойми, где… вы бы разобрались, как нам этот остров к рукам прибрать…

— …разберусь… обязательно…

Кэхериэт

У меня череп вместо головы.

На самом деле нет.

У меня кошачьи зрачки в глубине глазниц.

На самом деле нет.

Меня зовут Ловец.

На самом деле нет.

Так видят меня на экране в квадратике сколько-то там на сколько-то там.

«…мы стали слишком сильно доверять призракам и духам, живущим на острове — мы стали забывать, какую опасность они представляют на самом деле. Стоит ли удивляться, что люди искренне изумлены, когда наивный хозяин большого дома поселит у себя призрачную баньши, а потом недоумевает, почему умер кто-то из его близких или он сам? Мы забыли, как наши предки беспощадно убивали баньши заклинаниями, чтобы темные мороки не приближались к человеческому жилью…»

— Ты занят? — Кэхэриет заглядывает в комнату, не столько вижу её саму, сколько слышу приглушенный голос.

— Сейчас, сейчас… — допечатываю фразу…

ОТПРАВИТЬ

Сделано…

Обнимаю Кэхэриет, призрачную, невесомую, прижимаюсь к невидимым губам.

Захлопываю ноутбук.

Спускаюсь из башни в уютный зал на втором этаже замка, где уже дымится на столе жирная индейка.

— А ты мне про свою работу не рассказывал, — напоминает Кэхэриет.

— А… ну… работа, как работа…

Кэхэриет смеется.

— Нет, а правда, что там?

— Да… тексты писать…

— А про что?

Тоже смеюсь:

— А про все.

Она не узнает.

Не узнает.

Звякает телефон.

ПОПОЛНЕНИЕ СЧЕТА НА 765…

Сжимаю зубы, мало, чертовски мало на большую семью, непростительно мало.

У меня череп вместо головы.

На самом деле нет.

У меня кошачьи зрачки в глубине глазниц.

На самом деле нет.

Меня зовут Ловец.

На самом деле нет.

Так видят меня на экране в квадратике сколько-то там на сколько-то там.

Вечереет.

Над холмами поднимается луна, обглоданная с одного края, думаю, надо бы написать про тех, кто глодает луну, хотя нет…

В комнату проскальзывает Лианнан, маленькая, юркая, веселая, я сжимаю зубы, сейчас начнется, ну па-а-ап, ну па-а-ап, сейчас работать не даст… Одергиваю сам себя, дети-то быстро растут, лет через пять сам себе не прощу, что вот так отмахнулся от Лианнан, заработал какие-то гроши, а Лианнан… а где она, а уже где-то там, далеко, и уже не посидишь с ней, не поиграешь в блошки, в у-медведя-во-бору…

— А работаешь?

— А… ну… да… что-то не клеится…

— А давай я тебе вдохновение сделаю…

Смеюсь:

— Да ты же вроде только менестрелям и поэтам можешь…

— А давай тебе тоже вдохновение сделаю…

— А давай…

Уже понимаю, что я буду писать…

«…Люди наивно полагают, что Ланнан-Ши — не более чем невинный дух, весело играющий в заброшенных колодцах. Мы успели надежно забыть, что имеем дело с безжалостными убийцами, выпивающими кровь до последней капли. Мы забыли, как наши предки не жалели серебряных пуль, чтобы избавиться от исчадий ада…»

…ПОПОЛНЕНИЕ СЧЕТА НА 895…

У меня череп вместо головы.

На самом деле нет.

У меня кошачьи зрачки в глубине глазниц.

На самом деле нет.

Меня зовут Ловец.

На самом деле нет.

Так видят меня на экране в квадратике сколько-то там на сколько-то там.

Невольно думаю про тех, по ту сторону экрана, которые пишут — пополнение счета…

— А можно спросить… а вам с этого какая польза?

— А нельзя.

— А вы серебряные пули продаете, да?

— Да.

Или:

— Нет.

Мысленно представляю себе разговор с ними — разговор, который никогда не состоится.

Луна уходит куда-то никуда, мне не хочется включать лампу, мне не хочется ничего делать, хочется зарыться в одеяло и спать…

…крик.

Там, внизу, в комнатах, даже не сразу понимаю, где — бегу по лабиринтам замка, спотыкаюсь о самого себя, падаю куда-то на потолок. Натыкаюсь на Кэхэриет, бледную, безмолвную, почему она лежит на полу круглого зала с мозаикой в виде компаса, лежит, пронзенная серебряной пулей, перед окном, распахнутым в зимнюю ночь…

Холодеют руки, закрываю окно — как будто это может что-то изменить, что-то исправить, припоминаю какие-то обряды, как вернуть убитую баньши — понимаю, что никак.

— Па-ап…

Хватаю в охапку Лианнан, увожу прочь, прочь, в библиотечную анфиладу, дальше, в шахматный зал, усаживаю на кресло в виде коня, Лианнан как всегда поправляет, это не конь, это келпи, киваю, келпи, келпи, конечно же, келпи, кто бы сомневался…

Закрываю двери, закрываю ставни, Лианнан ноет, хочет морозное небо, исколотое звездами, — я включаю какой-то космический ночник, по потолку бегут разноцветные огоньки. Лианнан сворачивается клубочком, кажется засыпает. Открываю ноут, набираю — привычно, механически…

«…Люди! Не повторяйте чужих ошибок! Не приманивайте келпи! Не забывайте, что это не мирные безобидные лошадки, а смертоносные чудовища, убивающие…»

…спохватываюсь.

УДАЛИТЬ.

Закрываю ноут, пропади, пропади оно все…

Тренькает телефон, кому опять неймется…

«Напоминаем, что в этом месяце стоимость аренды замка составляет…»

Чер-р-р-т…

Открываю ноут, сжимаю зубы…

«…Люди! Не повторяйте чужих ошибок! Не приманивайте келпи! Не забывайте, что это не мирные безобидные лошадки, а…»

Оглядываю шахматную комнату, вижу в темном углу что-то с длинными когтями и копытами, пронзенное серебряной стрелой. Мне не по себе, мне не верится, что они пробрались сюда, те, кто читают Ловца, полторы тысячи прочтений в день, начислено семьсот…

Сжимаю первое попавшееся оружие, благо, в замке его много, затравленно оглядываю комнату, клеточки, клеточки, клеточки, пуфики в форме пешек, столик в виде шахматного слона, шкафчики в виде ладьи, мирно спящая Лианнан, Ланнан-ши, как говорила Кэхэриет…

Кэхэриет…

Больно сжимается сердце.

Сжимаю серебряный кинжал, готовый заколоть любого, кто приблизится к нам, — комната отражается в зеркальных стенах, становится бесконечной, мне то и дело мерещатся какие-то тени в лабиринте шахматных фигур, нет, это мое отражение…

Или…

Арктический лед в сердце.

Только сейчас понимаю, что вижу Ловца.

Здесь.

Напротив.

У него череп вместо головы.

На самом деле да.

У него кошачьи зрачки в глубине глазниц.

На самом деле да.

Его зовут Ловец.

На самом деле да.

Я не понимаю, как он сошел с экрана, как он оказался здесь, — живой, во плоти, так не бывает, просто не бывает, вот келпи, баньши, лианан-ши — бывают, а сошедшие с экрана — нет, нет, нет…

Замахиваюсь кинжалом — он тоже замахивается точно таким же кинжалом, почему у него такой же кинжал из серебра, почему он одет как я, почему он повторяет мои движения, почему он в зеркале, почему это мое отражение, почему у меня череп вместо головы — на самом деле, да, почему у меня кошачьи зрачки в глубине глазниц — на самом деле, да, я не Ловец, я не Ловец, я…

…тот в зеркале поднимается, сжимает кинжал, идет через комнату, заносит руку над Лианнан, спящей в отражении, почему я не могу остановить его, почему, почему, почему…

Кофейник с фениксом

Стражники.

Четверо.

Октахор Симплекс пытается придумать еще что-нибудь, больше ничего не придумывается, вертятся и вертятся все те же два слова.

Стражники.

И — четверо.

А да, еще алебарды. Или алебастры. Или как оно там называется, чем сейчас Октахору Симплексу отрубят голову.

А ведь так все хорошо начиналось, неприступная крепостная стена, увитая плющом, путь, который показался длиною в вечность, узкие коридоры и переходы, не менее узкие улочки Лунограда, лабиринты переходов из ниоткуда в никуда, башня, казалось, проткнувшая луну, мириады ступенек винтовой лестницы, блики луны, расколотые витражными окнами на мириады искр — и святая святых, время на башне…

И стражники.

Четверо.

И да, еще алебарды. Или алебастры. Или как их там.

И уже не скажешь что-нибудь про заблудился, это постараться надо, заблудиться в городе, обнесенном крепостной стеной, и оказаться на башне…

И…

И…

И —

— Добро пожаловать, господин Симплекс.

— А…?

— Добро пожаловать. Для нас большая честь… Если вы еще не выбрали себе гостиницу, рекомендуем Кофейникс, чудесное место… что-то между кофе, кофейней, кофейником, фениксом, и еще не пойми, чем…

— Большое спасибо…

— Да не за что, рады помочь…

Симплекс не верит себе, Симплекс не понимает, почему ему до сих пор не отрубили голову в узких переулках Лунограда, так не бывает, так просто не должно быть… где дворцовые интриги, где заговоры, где звон шпаг на каждом шагу, где то, без чего невозможно представить себе Луноград…

— …я уж думал, мне устроят показательную казнь…

Это Октахор Симплекс говорит уже потом, в Кофейниксе, где уютно устроился в кресле в маленьком кафе в компании чашечки кофе…

— Казнь? — чашечка кофе изумленно хлопает глазами, — вы что имеете в виду?

— Ну как же, каждому, кто пробрался в город, отрубают голову…

Чашечка смеется заливистым звоном.

— Ах-ха-ха, какой вы право смешной!

— Позвольте, позвольте, это была не шутка… мне говорили, что вы…

— Ну что вы, ничего подобного… — чашечка мрачнеет, — очень странно, почему так… должно быть, наш автор что-то напутал…

…автор просыпается, — за секунду до того, как клинок касается его горла.

— Чему обязан?

Автор сам удивляется, как спокойно звучит его голос, как будто ничего и не произошло…

— Октахор Симплекс… к вашим услугам…

— Вы… не может… не может быть… немыслимо… Для меня. знаете ли, большая честь…

— Скажите… зачем вы это делаете?

— Ч-что делаю?

…автор смотрит, как чайник разливает по чашкам чай, подталкивает чашку дорогому гостю, да не бойтесь, пейте, не отравлю я вас, где это видано, чтобы автор собственного героя отра… м-м-м… а ведь видано, еще как видано, только это не тот случай, не тот…

— Ну а как вы хотели, дорогой мой Симплекс, заказ отрабатывать надо…

— Заказ?

— Ну а вы что думали, конечно, заказ, думаете, так бы за эту графомань платил кто-нибудь?

— Но… кто и зачем вас просил очернить Полнолунию?

— Ну, этого я вам сказать не могу, у меня свои тайны…

— Ну, кто бы это ни был, можете расторгать с ним контракт.

— В смысле?

— В прямом смысле. У вас ничего не получилось… правда пробилась через ваши лживые выдумки, Полнолуния в книжке получилась такая, какая она есть на самом деле…

— И что… хотите сказать, это кто-то читает?

— Можете не сомневаться, еще как…

— С ума сойти можно… надо же… большое вам спасибо, уважаемый Симплекс, честное слово, гора с плеч, что мне не придется больше врать про Полнолунию…

— …большое вам спасибо, уважаемый Симплекс, честное слово, гора с плеч, что нам не придется больше бороться за правду день ото дня…

Октахор Симплекс откашливается:

— Я, собственно… не хочу доставлять вам лишнее беспокойство, но я пришел сюда за временем…

С этими словами Симплекс поднимается по ступенькам бесконечной лестницы на вершину башни.

— За временем?

— Ну да… стыдно признаться, я должен его похитить… за этим послал меня автор…

— Ну, зачем же что-то похищать, мы с удовольствием подарим вам время, — говорит один из стражников.

Страннику кажется, что он ослышался.

— Подарите… время?

— Ну, конечно, время, это дело такое, у нас его навалом…

— Право же… вы уверены?

— Абсолютно… вот сюда… пожалуйста…

Октахор Симплекс осторожно входит на площадку — отсюда весь город как на ладони, — смотрит на время, тут же спохватывается, почему он видит только циферблат, а где само время, время-то где…

— А где же… время?

— Ну что же вы хотите, уважаемый Симплекс, мы же какой Луноград? Ненастоящий. Где же мы вам возьмем настоящее время?

— Вот ведь черт! Из-звините… я так и думал, что все будет не так-то и просто… так и чувствовал, что если все идет так просто, то в результате окажется невозможным…

— Ну, отчего же невозможным, просто настоящее время нужно искать в настоящей Полнолунии.

— Это… это же всего лишь шутка?

— Отнюдь, уважаемый Симплекс…

— И как же вы предлагаете мне попасть в настоящий Луноград? Это же не невозможно!

— Э-э-э, уважаемый Симплекс, Луноград на то ли Луноград, что на его улочках можно найти все, что угодно, вот так вот случайно свернете не туда, подниметесь не по той лестнице не в том проулке — и нате вам, вот вы и в настоящей Полнолунии!

— Вот как… вы мне покажете этот переулок?

— Э-э-э, нет, эти переулки нарочно никто не найдет, это вам нужно случайно на него наткнуться, поплутать по городу!

— Да, пожалуй, вы правы… придется поплутать…

— …неужели… неужели это здесь?

— Все верно, уважаемый Симплекс.

— Я так и думал, — Симплекс смотрит на улицу, которая медленно перерастает в лестницу, — я так и представлял себе что-то такое…

Октахор Симплекс идет по лестнице, чуть теряется в тумане осени, идет к башне, которая возвышается над городом.

Ненастоящие стражники смотрят в настоящий мир, прислушиваются.

Окрики.

Два выстрела.

Все кончено…

— …а ловко вы притворились автором, который про Полнолунию врал…

— Чего не сделаешь, чтобы от Симплекса избавиться…

— Постойте… так вы же могли его и в вашем вымышленном Лунограде убить!

— Не могли бы… понимаете, в книжке другие законы действуют, не может быть такого, Октахор Симплекс в книжке непобедим… а вот в реальной Полнолунии очень даже.

— Ну, вы вообще молодец… даже не беспокойтесь, кусок времени вы получите, как договаривались…

Расходятся из Кофейникса, держат алебарды. Или алебастры, или что у них там…

Альга, Герба, Фунги…

Это не это не литий, говорю я себе.

Не литий.

Это кадмий, какого черта я вообще перепутал его с литием, хотел бы я знать, о чем вообще думал, когда запомнил, — литий, когда выверял траекторию, орбиту…

Отсюда я вижу только тоненький серпик планеты, как будто обглоданный, даже кажется, что там, в темноте, ничего нет, но это только кажется, там меня поджидает губительная твердь, от которой не будет возврата.

Разогнаться.

Изо всех сил.

Лететь, изрыгая пламя, — чтобы вырваться из кадмиевого плена, чтобы хотя бы вырваться на орбиту, а не упасть на твердь. Космос не прощает мимолетных промашек, я это знаю. Я уже вижу чуть поодаль какие-то обломки, кладбище тех, кому не повезло, кладбище, которое медленно плывет вокруг мертвой планеты.

Вырваться с обриты.

Вырваться.

Любой ценой.

Проскочить вот это невидимое в темноте, оскаленное тоненьким серпиком…

Планета не отпускает, планета тянет, планета с силой сжимает мой хвост, ну же, ну же, ну…

…Корпус переламывается пополам — я бы сказал, с оглушительным треском, но здесь нет никакого треска, мертвая тишина, а дальше вселенная кувыркается в бешеном вальсе, меня отбрасывает куда-то в никуда, я еще не понимаю до конца, что свободен, если это можно назвать свободой, когда половина тебя беспомощно несется по орбите, а вторая половина не менее беспомощно летит в пустоту.

Черт.

Черт, черт, черт.

Какого черта я сделал это, какого черта освободился непонятно какой ценой, что вообще со мной будет дальше…

Что…

Про сигналы бедствия даже не думаю, здесь только того и ждут, стоит им только заметить чью-нибудь слабость, — налетят, растерзают, даром, что у меня уже и растерзывать нечего…

Собраться.

Буквально — собраться.

Оглядеться, куда меня вообще несет, могу ли я хоть как-то выверить курс, ага, как бы не так, размечтался… На мое счастье поблизости нет ничего, что могло бы…