Оглавление

Глава 1. Пробуждение

Всё, что я могла делать в эти страшные минуты или часы, — это думать о прошлом и будущем. Настоящего не было. Или им была…. Смерть?

Мой разум порождал причудливые видения. Так он, вероятно, пытался бороться с уже крадущимся за мной по пятам сумасшествием. Сначала я увидела бегущий табун вороных лошадей, затем лошади закаркали и воронами полетели по небу. Потом бесчисленные фигурки ворон, точно размазанные кистью, окрасили всё кромешной темнотой. Но и она сгустилась ненадолго.

Кристально-белый луч, как тонкая игла, пронзил чёрную завесу и скрылся. Немного погодя я увидела десятки, а потом и сотни таких же ослепительных лучей.

Я ещё никогда не ощущала такой смертельной усталости: сил едва хватало даже для того, чтобы разлепить веки. После недолгой болезненной дрёмы ко мне вернулся слух. Я услышала тяжёлые шаги и мужские голоса.

Начало постепенно улучшаться и зрение. Я разглядела чьи-то руки в чёрных перчатках, своды высокого потолка и массивную колонну.

— Разойдитесь! — вдруг донёсся до меня как громовой раскат страшный мужской голос, и я зажмурила глаза. — Черви могильные, всех передавлю! Варфоломей, скальпель мне.

Страх оказался сильнее, чем любопытство, и я решила притвориться спящей. Тем временем, я стала чувствовать своё лицо. Локон волос защекотал щёку, а губы стянула нездоровая сухость.

— Скальпель, болван! — вновь оглушил меня требовательный голос.

— Но, ваше сиятельство… — попытался возразить слуга. — Это же Юлия Романова! Ваш сын…. Дружит с нею!

— Да будь она проклята — эта дружба, как и все его безрассудные порывы к свету! Дай скальпель, дурень! Не то тебе не поздоровится!

Предупреждение подействовало.

— Ну, наконец-то! — звук потирания ладоней сменился низким самодовольным смехом князя, и я почувствовала, как его холодные пальцы нащупали на моей шее крупный сосуд. — Кровь…. Кубок мне, и поживее! Куда девался кубок, дурни?

Я с животным ужасом осознавала, что ещё несколько мгновений — и он убьёт меня. Гибель казалась неизбежной. Однако тот, кого я прежде видела в вороньем обличье, вновь начал бороться за спасение моей жизни.

— Зачем вам эта девушка, барин? — снова вмешался Варфоломей. — На леднике уже есть свежая кровь!

— Ты слишком говорлив, Варфоломей, — упрекнул его хозяин, и звук положенного на стол инструмента позволил мне хотя бы ненадолго перевести дыхание. — Молчи, не то поплатишься за неповиновение! И брюхатую жену твою не пожалею! Дочь, сын, потом снова дочь. На кой чёрт тебе четвертый сдался?

— Не гневайтесь, ваше сиятельство. Дети век свой служению вам и вашему сыну посвятят…

— Ну да чёрт с вами! Пусть рожает. Девка у тебя старшая красивая. Подрастёт — к себе её заберу. Место Арины займёт, скоро станет стара.…

Панический страх перебивал во мне все остальные чувства. Я ощущала себя как домашняя птица перед большим сельским праздником.

— А вот и кубок подоспел! — яростно воскликнул Виссарион. — Пора наполнить его!

В этот миг мне с ужасом представилось, что ещё немного — и это чудовище изгонит из моего тела ещё тлеющую жизнь.

— Что здесь происходит, господа? — вдруг зазвучал очень знакомый мне голос.

Я с трудом приоткрыла глаза. Мой взгляд выхватил из толпы чёрных одеяний силуэт Нестора, облачённый во что-то светлое.

— Уже и отца не примечаешь, — вновь зазвучал голос Виссариона, непривычно снисходительный и нежный.

— Доброе утро, отец, — с почтением поприветствовал его Нестор.

— Как спалось тебе? Не тревожила ли тебя луна?

— Благодарю. Почивал отменно.

— Ну вот, опять то же самое. И взгляд всё тот же отрешённый как у дряхлого монаха. И не наскучило тебе меня бесить? — голос Чёрного князя вновь огрубел от гнева.

— Я не знаю, как понять вас, отец.

— Зеркало в раме золочёной — вот единственная икона твоя! Ты должен обожать себя, боготворить себя! Ещё недавно я не мог налюбоваться тобой, в ком воплотилась моя мечта о бессмертии! Но ты снова сидишь взаперти, с колбами да книгами, на служанок не глядишь.

— Дворовые девки меня не привлекают, — признался Нестор. — И никогда не привлекали.

— Каков же ты, а! — воскликнул Чёрный князь. — Кстати у меня прекрасная новость для тебя. Марго Оболенская собирается к нам в гости.

— Марго?! Какого дьявола? Я презираю её! — с омерзением выпалил Нестор.

— Чистая гладкая кожа, дивные очи кошачьи…. Высокая грудь, тонкий стан, роскошные волосы, жемчужные зубки. В чём ты мог найти изъян?

— Нрав у неё дурной, хотя и миловидна. Чёрная ведьма и куртизанка!

— Ну, полно, — остановил сына Виссарион. — Ты сам похуже любого колдуна! Или ты думаешь, я не знаю, что ты именуешь занятиями химией?! Не будь глупцом. Вы с Марго великолепную составили бы пару.

— Не станем говорить об этом, — строго и твёрдо произнёс Нестор.

— Отчего же не станем? — полюбопытствовал Чёрный князь. — Не эта ли жалкая девка тебя в смятение вводит?

— Хватит! Пора уже прекратить это безумие! Кто дал вам право так обращаться с Юлией? Почему здесь валяется скальпель?! Я требую объяснений! — воскликнул Нестор так грозно, что на полминуты воцарилось молчание.

— Да что с тобой? Не захворал ли? — усмехнулся Виссарион. — Щёки как зарево кровавое горят! В ад дорога тебе, драгоценный мой. Не через гордыню, не через похоть, так через гнев. Прекрасен демон, гневом обуянный!

Слова Чёрного князя заставили Нестора умерить свой пыл. Очевидно, он понял, что гневные восклицания здесь бессмысленны.

— Мне нужно говорить с вами, отец, — сказал он. — Попросите посторонних удалиться.

— Что таращитесь? Сгиньте все вон! — рявкнул Виссарион, и комната мгновенно опустела.

— Что ты чувствуешь к ней? Она ангел, не правда ли? — злорадно посмеиваясь, начал разговор Чёрный князь и подлил масла в огонь. — И всё-таки Марго…. Скажи толком, чем она нехороша. Ну же, скажи! Не можешь. Ибо нет в ней, ни единого изъяна, ибо плоть твоя от одного лишь её имени….

— Per rectum¹! — перебив отца, яростно выкрикнул Нестор.

— Браво! — ничуть не удивившись, хладнокровно усмехнулся Виссарион. — Какая ненависть, какая беспощадность в глазах! Я мечтал воспитать тебя таким и воспитал, вопреки всей навалившейся на тебя неведомо откуда христианской блажи. А впрочем, довольно. Меня мучает жажда. Мне уже не терпится вспороть этой девке сонные артерии!

— Не смейте трогать её! — яростно выпалил Нестор. — Если хотя бы волос упадёт с её головы, я забуду о том, что вы мой отец!

— Не в том ты возрасте уже, чтобы по локонам с ума сходить да по щёчкам нежным, — злобно усмехнулся Виссарион, и его рука грубо откинула волосы с моей груди и сдёрнула с меня покрывало. — Что особенного здесь, скажи мне?! Чернявая, худющая, точно цыганка-голодранка! Будто пёс дворовый, на кости бросаешься. Вот эти стройные ножки — пожалуй, единственное, что в ней действительно хорошо!

— У меня есть к вам одна просьба, отец.

— Какая же?

— Я не сплю ночами, думая о ней, вспоминая её нежный стан, её изящные плечи и длинные тонкие руки….

— Меня сейчас стошнит! — с омерзением перебил Виссарион. — Что тебе надо? Говори прямо!

— Она очень слаба. Наверняка скоро уйдёт из жизни. Но пока прекрасное тело её живо, не поздно исполнить то, о чём я так мечтал, — томным голосом произнёс Нестор, и горький комок унижения и глубокого разочарования застрял в моём пересохшем горле. — Сорвать сей увядающий цветок…

Громкий раскатистый смех Чёрного князя заставил содрогнуться стены усадьбы. Моё растоптанное сердце сжалось в маленький комок. Я не могла поверить, что мой любимый намеревается совершить такой низкий поступок.

— К чему сия иносказательность? — продолжая давиться дьявольским хохотом, восклицал Виссарион. — «Сорвать увядающий цветок!» Так и сказал бы: «Я желаю её»! Теперь я всё понял! А то уж и впрямь почти поверил, что ты влюбился в эту дохленькую голодранку. Двери будут заперты на ключ, так что делай то, что задумал.

— Благодарю, отец, — последовал какой-то слишком сдержанный ответ Нестора, и тут я догадалась, что он мастерски обвёл Виссариона вокруг пальца.

— Брось благодарить за пустяки.

— Но я со всем почтением, отец….

— Почтенье — цепь стальная, и рабы лишь приковывают себя ею! Цепь ржавеет и травит их ржавчиной всю их жалкую жизнь, однако ни единый раб не в силах её сбросить. Ума они все лишены. Всё мерещится им за работой, что не цепь их тяжёлая звенит, а блестящие монеты в хозяйских ладонях. Ты слишком вежлив, мягок и робок. Тебе двадцать лет! Пора становиться грубее и решительнее. Захотел — бери, пользуйся, и дело с концом! — с усмешкой сказал на прощание Виссарион, и в замочной скважине дверей, захлопнувшихся с тяжёлым грохотом, несколько раз повернулся ключ.

Осознание того, что мы с Нестором остались наедине, приятным волнением стеснило мою грудь. Он медленно приблизился и тихо позвал меня по имени. Я с трудом разлепила веки, и свет, отражённый от золотой запонки на белоснежной рубашке, ударил мне в лицо.

— Не открывай глаза, береги силы. Я знаю, что ты слышишь меня. Мне пришлось солгать отцу. Юля, я никогда не причиню тебе зла! Тебе нужно выпить воды. Хотя бы немного, полстакана, — он приподнял мою голову, и я почувствовала прикосновение к губам прохладного стекла.

Я сделала несколько жадных глотков. Вода избавила меня от сухости во рту и прояснила затуманенный рассудок.

— Бедная моя… Ты так устала! Каждый вздох для тебя сейчас — огромный труд. Но ничего. Сон укрепит тебя, и тебе станет легче.

Ласковое прикосновение его тёплых рук к моему подбородку, три неторопливых и нежных поцелуя в уголки губ — и все печали улетели прочь.

— Засыпай спокойно и ничего не бойся! — прошептал Нестор. — Завтра ты проснёшься и встанешь с постели здоровая и бодрая. Сладких снов тебе, моя любимая!

****

Я пробудилась от неприятной прохлады и вновь услышала чьи-то разговоры. К счастью, больше никто не собирался убивать меня. Однако недавние события сделали своё дело: я боялась как-либо обозначить себя в этом новом, неизведанном мире. Что-то зловещее и отталкивающее чудилось мне во всём, что меня окружает.

— Ну и зябко же здесь! — воскликнул кто-то поблизости.

Этот голос явно принадлежал молодой девушке.

— Неженка ты, Грунька! Его сиятельство прохладу любит, — надменно произнёс другой женский голос. — Скоро госпожа Оболенская пожалует. Комнату готовить надо. А я с твоей сударыней должна торчать!

— Арина, мы бы давно уехали, коли бы барышня моя не сделалась больна, — начала оправдываться Груня, и я поняла, что эта девушка — моя служанка.

— Барышня твоя могла бы и дома помереть, — злобно усмехнулась Арина, и я сжала под покрывалом кулаки.

— Да что ты говоришь! Как ты смеешь ей погибели желать?! Сердца нет у тебя, собака ты злая. Все вы тут, в усадьбе этой таковы. И хозяин ваш безбожник бесноватый, кровопийца и злодей, ни суда на него нет, ни наказания. Я бы и ногой на эту землю не ступала, коли бы не хозяйка моя….

Душа моя возликовала. Чувство пугающего одиночества начало таять как свеча. Я понемногу стала набираться храбрости для того, чтобы вступить в эту новую жизнь.

— Уймись, дитя, — высокомерно бросила Арина. — Крепостная крепостной рознь. Видишь агаты в ушах моих? Чёрный князь мне их пожаловал. Платье тоже, десятое уж намедни в дар приняла. Даже у барышни твоей такого нет.

— Платье красивое, не спорю, — согласилась Груня. — Я как увидала тебя, так и не поверила, что ты крестьянка. Да наряд такой только на праздник и наденешь. Ни грядку вскопать в нём, ни избу подмести.

— В огороды уж четыре года нога моя не ступала, и из избёнки я давно ушла, — гордо ответила Арина. — Спина от корсетов выпрямилась, ручки стали белы. Комната моя невелика, да уютна, другой и желать не могу.

— Но отчего же барин ваш с другими крестьянками не так милостив? Отчего к тебе одной такой щедростью проникся?

— Другие его сиятельству погибели желают, зверем да извергом его кличут. А я ему покорна и всегда с ним ласкова, — усмехнулась Арина. — Жена у него леденистая и глупая была. Одно хорошо — Нестора Виссарионовича на свет произвела. Он, бесспорно, собою хорош, да молод ещё. К тому же, на крестьянок не глядит. То ли дело батюшка его! Да, вольной его сиятельство мне не напишут и под венец меня не поведут. Но всякая девка дрожит, лишь услышит каблуков моих стук да шелест платья моего. Сразу пол метёт живее да полы до блеска натирает. Знает, что одно слово моё — и кожу с неё розгами сдерут. Что же ты замолкла? Испугалась?

Я не видела лица Груни, но могла догадаться, что история потрясла её не меньше, чем меня. «Как эта женщина могла стать любовницей сумасшедшего душегуба? — недоумевала я. — Какое унижение, какой грех! И всё это ради каких-то платьев и украшений да ради возможности издеваться над другими!»

— Что ты так смотришь? Жизнь так устроена, голубка моя. Ничто не даётся даром, если ты девка крепостная. Сколько дурочек, ручки сложив, сидят и ждут, когда манна небесная на голову свалится. Мечтают, что настанет день, и граф какой-нибудь — да что там граф! — князь молодой, красавец статный будет мимо на белом коне проезжать, да притомится, в окно постучится, водицы попросит испить. А потом: «Машенька, выходи за меня, я тебя и золотом осыплю, я тебе и вольную дам!» Сказки всё. Не бывает такого в наши дни. Тысячи в империи Российской Машенек да Глашенек, а князей-то на всех не хватает. Вот и приходится девкам век ветхие избы мести да помои выносить. И выходить за пьяницу-соседа, детей рожать от него да его побои терпеть. Ну, полно молчать! Сидишь словно в воду опущенная! Беседой хоть меня развлеки, — забавляясь замешательством моей служанки, засмеялась Арина и по-хозяйски уселась ко мне на постель.

— А как ты думаешь: любит Нестор Виссарионович барышню мою? — спросила Груня.

— Потешается. От скуки волочится. Нестор Виссарионович весь в своего почтенного батюшку. Хлебнёт чего покрепче с кровушкой свежей да отправится среди ночи к госпоже Марго. Слыхала когда-нибудь, как ведьмы смеются? Стёкла дрожат! Свечи я у них не держала, да и без того забавы их известны. Войдёшь к ним наутро — ложе залито вином, бокалы вдребезги, подушки в клочья, вся комната в перьях….

Едкие слёзы ревности обожгли мои глаза. Досада и омерзение заставили поморщиться. Я пыталась уверить себя, что Нестор никогда не предаст меня, однако всё было напрасно. Опасения, вызванные скорым приездом ведьмы, не оставляли меня в покое.

— А по мне так любит, — сказала Груня. — Ведьмами он прежде занят был, теперь всерьёз о женитьбе на барышне моей помышляет. Скучают они очень друг по другу, письма шлют….

— Как же глупа ты, девка! Обожжёшься — поймёшь, что её, любви-то, вовсе нет.

Не в силах больше ждать, я поднялась с постели и, щурясь, вгляделась в два женских силуэта.

— Ах, вы изволили проснуться, мадемуазель! — издевательски зазвучал притворно-ласковый голос Арины. — Какое чудесное исцеление!

Белокурая содержанка Виссариона произвела на меня дурное впечатление. Её равнодушное каменное лицо, стеклянный как у фарфоровый куклы высокомерный взгляд, недобрая улыбка — всё это дополнял дорогой и вульгарный наряд чёрного цвета. Другая крестьянка понравилась мне намного больше. Груня оказалась очень милой круглолицей девушкой со светлыми и ясными глазами и русыми волосами, заплетёнными в тугую и длинную косу. Ей очень шёл надетый поверх белой сорочки голубой сарафан, простой и опрятный, отороченный вокруг шеи красной нитью.

— Барышня проснулась! Слава Богу! — перекрестившись, радостно воскликнула она.

Арина же поправила складки пышного платья из чёрного атласа и, звеня каблуками, направилась к дверям.

— Куда ты? — испуганно спросила Груня.

— К его сиятельству, — расслабленно-важным тоном уточнила Арина. — А ты хозяйке своей, замарашке нечёсаной умыться подай!

— По какому праву ты меня так называешь?! — не выдержала я.

Содержанка Виссариона лишь презрительно взглянула на меня и удалилась, заперев нас с Груней на ключ.

— Желаете подняться, барышня? Давайте помогу! — предложила Груня. — Туфельки надеть извольте! Полы здесь страсть какие ледяные, а болеть уж полно вам, душенька. Больных барин не любит. Вот бесился-то вчера, зверь лютый! Управляющего на меня натравил, хоть и не ихняя я, а ваша. А управляющий-то, старый чёрт, мне оплеух надавал да в кладовке запер. Лишь поутру Арина кладовку отперла….

— Спасибо, — стараясь не обращать внимания на лёгкое головокружение и слабость, негромко сказала я и обулась. — Теперь будь добра, подай мне умыться.

— Сейчас, сейчас! — засуетилась крепостная и принесла кувшин. — Смиловался над вами Господь.… Как я рада!

— Груня, что со мной произошло? Я ничего не помню, — умывшись с её помощью, призналась я.

— Беда с вами случилась, Юлия Александровна, — расчёсывая мои спутавшиеся волосы, не утаила служанка. — Какая вас хворь одолела, не ведаю. Долго без памяти вы были, и Нестор Виссарионович с вами сидел. Косу заплести прикажете, барышня?

— Да, заплети, — кивнула я.

Юная служанка ловко управлялась с моими длинными и густыми волосами. Мне вспомнилось, как когда-то Лариса заплетала меня в холодном школьном вестибюле, напротив треснувшего зеркала. В этот день я впервые увидела Нестора.

— Мне нужно найти молодого князя, Груня, и как можно скорее! Ты знаешь, где он? — спросила я.

— На кухне, наверное. Сказывал, что хочет об обеде для вас похлопотать. Я бы сбегала за ним, коли бы злюка эта дверь не заперла.

— Нам нужно выбраться отсюда! Арина доложит Чёрному князю о том, что я очнулась, и он придёт сюда! — с ужасом воскликнула я

— Барышня, милая, успокойтесь, прошу! — попыталась утешить меня Груня. — Я верю, что Господь нас не оставит.

— Скажи мне, а какой сегодня день? Какое время года за окном? Зима?

— Осень, сударыня, — вдруг донёсся до меня откуда-то бархатный и проникновенный, мой самый любимый на свете голос. — Как же вы позабыли? Нынче ещё октябрь.

Я подняла глаза и онемела от счастья.

Глава 2. Огненный знак

— Нестор Виссарионович! — радостно пролепетала Груня. — Наконец-то вы вернулись!

Она продолжала что-то говорить, но я уже не слышала её.

Как преобразило Нестора возвращение к жизни! Он шёл ко мне, высокий и статный, с чарующим блеском в глубоких фиолетовых глазах и лёгким румянцем на щеках. На его губах сияла счастливая улыбка. Его дворянская осанка, свежее лицо и здоровое сильное тело — как непривычно и удивительно всё это было для меня и как естественно для него! Нестор словно всегда был таким, в богатом чёрном камзоле, в белоснежной рубашке с тончайшими кружевами на широких рукавах, в кюлотах и начищенных до блеска французских башмаках.

«Слава тебе, Боже! — мысленно воскликнула я. — Всё получилось так, как мы мечтали. Нестор жив, я жива, мы в восемнадцатом веке…. Он укротил время, он повернул его вспять. Настоящий гений! Он трудился не покладая рук столько лет, и Господь, наконец, вознаградил его!»

Нестор почувствовал моё смятение и заговорил первым:

— Доброе утро, Юлия Александровна. Как ваше самочувствие?

Мне хотелось плакать и смеяться. Я просто не могла поверить в то, что мы наконец-то сможем быть вместе.

— Доброе утро, Нестор Виссарионович, — наконец, сказала я. — Со мной всё в порядке.

Я говорила, но Нестор словно не слышал меня, не сводя с моих губ своих живых, но неподвижных, горящих как фиолетовые самоцветы глаз.

— Со мной что-то не так? — спросила я, пытаясь выяснить причину его затянувшегося молчания.

— Вы прекрасны яко ангел небесный, — кратко и отрешённо, на выдохе прошептал он, и его глаза вдруг виновато опустились, а щёки неожиданно окрасились умилительным румянцем смущения.

Я едва удержалась от того, чтобы позабыть о жёстких приличиях, вскочить с постели и прижаться к нему. Мне не терпелось услышать, как он дышит и как бьётся его ожившее сердце.

— Да, так и есть, — сказал Нестор и, склонившись к моему уху, перешёл на жаркий соблазнительный шёпот. — Моё сердце навеки ваше, сударыня.

Мне захотелось шепнуть ему ответное признание, но он очень скоро отстранился. Груня, которая стояла прежде поодаль, у окна, внезапно приблизилась к нам, явно желая напомнить, что нас в комнате трое и что нам стоит вести себя скромнее.

— То, что случилось с тобою, — настоящее безумие, Юля, — сказал Нестор. — Но эхо прошлого едва ли могло затихнуть в твоей душе. Неужели тебя никогда не посещали странные воспоминания? Неужели ты не чувствовала, что отличаешься от ровесников? Неужели та эпоха ничуть не докучала тебе? Прислушайся к себе и поразмысли о том, где ты родилась и каково твоё настоящее предназначение.

Нестор был прав. Где-то глубоко-глубоко в моей памяти, за семнадцатью годами жизни в двадцать первом веке, были погребены очень смутные и отрывочные воспоминания о прежней, прервавшейся в конце восемнадцатого столетия жизни. Во времена, когда Нестор, вопреки всем преградам, был рядом со мной. Во времена, которые каким-то чудом вернулись, снова став моей реальностью….

— Я помню какое-то пышное голубое платье, комнату о двух окнах…. В Вяземске у меня не было фарфоровых кукол, но я отчего-то помню их. Ещё я помню маму. Не в халате и стоптанных тапках, а совсем другую. Такую нарядную, утончённую. Иногда строгую. Она бранила меня за то, что я зажигала свечу и читала по ночам. Помню и тебя, но почему-то очень плохо. Быть этого не может! — прошептала я.

Тогда я впервые увидела в его холодных и мудрых, не по возрасту серьёзных глазах простое человеческое счастье. Нестор тихо засмеялся. Моё тело подалось ему навстречу, готовое безропотно раствориться в крепких объятиях. Я с трудом отстранилась и потупила взор, одолеваемая приступом мучительной нежности, которую решила скрыть в присутствии крестьянки.

Груня наблюдала за нами в каком-то странном остолбенении. Её щёки рдели как маковый цвет, а дымчато-серые глаза выражали изумление, волнение, порою даже страх.

— Барышня, да вы бы хоть укрылись! — сорвалось с её губ строгое замечание. — Где же видано это? Князь на вас неодетую смотрит!

— Не бойся, я не причиню барышне вреда, — обернувшись к Груне, убедительно сказал Нестор. — Особенно в присутствии такой надёжной заступницы как ты.

— Всё вы, князь, изволите шутки шутить, — поправляя бретели на моих плечах и набрасывая на меня покрывало, нахмурилась Груня. — А мне честь барышни дороже моей жизни будет.

— Не ты ли барышне такую прекрасную косу заплела? — забавляясь поведением крепостной, спросил Нестор.

— Я, ваше сиятельство. Я нынче ещё учусь шёлком и бисером шить.

— Дорого бы заплатил за умницу и мастерицу такую, — улыбнулся он.

— Спасибо вам на добром слове, князь, — поблагодарила Груня. — Только хозяйка и за тысячу рублей меня не продаст. Правда, барышня?

— Ни за что не продам, — ответила я и засмеялась.

— Я бы тоже не продал своего Варфоломея, сударыня…. А волосы ваши краше только стали, — нежно разгладив на ладони один из моих тёмных вьющихся локонов, улыбнулся Нестор. — Беспокоит вас что-нибудь?

— Голова немного кружится, — призналась я.

— Это не страшно. Очень скоро это должно пройти. Теперь мне необходимо послушать, как бьётся ваше сердце, сударыня, — произнёс он. — Расслабьтесь и позвольте вашу руку.

Какова же была моя радость, когда вместо болезненного холода шершавой белой кожи я вдруг почувствовала приятное живое тепло сильной и ласковой мужской ладони! Он со вниманием считал удары моего сердца в течение минуты. Всё это время его нежный взгляд медленно скользил по моему запястью, по линиям моей ладони и по моим тонким пальцам.

— Нестор, а твоё сердце? — с улыбкой прошептала я. — Оно бьётся как раньше?

— Даже сильнее, чем раньше, — не отпуская моей руки, без промедления ответил он. — Я чувствую себя превосходно. А вот вы, сударыня, нуждаетесь в поддержке и заботе до тех пор, пока не вернутся к вам жизненные силы и все воспоминания ваши. Постойте-ка. Я должен точно выяснить, нет ли у вас жара.

Он наклонился ко мне, и я почувствовала на своём лбу его горячий, но лёгкий и чистый, как пламя венчальной свечи, поцелуй.

— Князь, окажите милость, извольте вести себя скромнее! — с неожиданной серьёзностью выпалила Груня. — И вы, Юлия Александровна…. Где же благовоспитанность ваша?! Маменька ваша не видит! Заперла бы вас в комнате, а меня розгами бы угостила!

— Полно тебе переживать, красавица. Это всего лишь медицинский осмотр, — попытался успокоить служанку Нестор. — Неужели тебя никогда доктора не осматривали?

— Бабка Аксинья меня в детстве травами лечила.

— Благородным девицам подобает обращаться к врачам, а врачи — это всегда мужчины, любезная, — привёл неоспоримый аргумент Нестор.

— Вы бы лучше хозяйку мою обедом накормили. Батюшка ваш окаянный её голодом едва не заморил!

— Твоя правда, — не стал спорить Нестор. — Как насчёт горячего куриного бульона и ржаных сухариков, сударыня?

— Я была бы очень признательна вам, сударь, — ответила я.

— Собери-ка вещи барышни и отыщи кого-нибудь из слуг, — приказал Груне Нестор. — Спроси, где моя спальня. Любой покажет тебе дорогу.

— Но как же барышня? — замешкавшись, залепетала Груня.

Она явно боялась оставлять нас наедине.

— О ней не беспокойся. Она скоро придёт.

— Слушаю, князь… — недоверчиво хмурясь, ответила Груня, но тотчас скрылась за тяжёлыми дверями.

Секунда, другая — и мы не удержались от счастливых и крепких объятий.

Тысячи медовых цветов разом расцвели в моей груди, обласканные горячими лучами взошедшего на рассвете светила. Это было то, чего я никогда не чувствовала раньше — застенчивое желание не только любоваться им, но и нежно прикасаться к нему снова и снова.

— Бедная моя…. — донёсся до моего слуха его проникновенный полушёпот. — На что ты пошла ради меня! Что ты вытерпела! Это адские муки. Это удел самых безнадёжных грешников в преисподней!

— Я не могла не пройти их следом за тобой, — тихо ответила я.

— Но я был мёртв, я ничего не чувствовал! — возразил Нестор. — Я камнем свалился на дно купели и уничтожил свою сухую мумию без жалости. Чувства вернулись ко мне только здесь. Иное дело ты, живая! Как ты не прокляла и не возненавидела меня, когда терпела смертельную боль? Ты ведь понимала, что этот раствор был приготовлен моими руками, что это я убиваю тебя!

— Ты не должен винить себя, ведь ты меня не принуждал. Я сделала выбор, я сама пошла на это. И я ничуть не жалею! Да, твой отец — ужасный человек, но ведь родителей не выбирают. В том, что он таков, нет твоей вины.

— Я предполагал, что отца приведёт в ярость твоё появление в доме, поэтому, едва очнувшись, приказал Варфоломею позаботиться о тебе.

— Варфоломей заступался за меня как мог, — вспомнив недавние страшные события, сказала я. — Он очень храбрый человек, он совсем не такой как остальные.

Мои слова обрадовали Нестора, и он похвалил меня за мою проницательность:

— Варфоломей — единственный человек в этом имении, которому ты можешь доверять точно так же, как и мне…. Хотя есть кое-кто ещё.

— Кто же? Кому ещё я могу доверять?

— Позже мы обязательно поговорим об этом. А сейчас вставайте. Нам пора, сударыня.

— Но там же Виссарион! Он увидит нас, и тогда всё кончено! Он разлучит нас с тобой. Он убьёт меня! — задыхаясь от ужаса, воскликнула я.

— Я не боюсь его, Юля, и ты тоже не должна его бояться! — воинственно произнёс Нестор и поднял меня на руки. — Ты моя невеста. Я принял решение быть с тобой, и никто не встанет на моём пути!

Вскоре мы оказались в уже знакомой мне сумрачной зале с великолепным камином и обтянутым красным бархатом диваном с резными ножками. Высокие узкие окна словно пожирали всякий солнечный луч, коснувшийся стекла. Углы помещения тонули в необъяснимом, неестественном мраке. Из них доносился то странный шорох, то шипение, то скрежет.

— Не бойся ничего, любовь моя, — заметив мой страх, прошептал он. — Тебе ничто не угрожает!

Мы поднялись на второй этаж. Нестор осторожно поставил меня на ноги в тени массивной круглой колонны, возле дверей, украшенных строгой готической резьбой. Он властно заключил меня в объятья и решительно привлёк к себе, не сводя бездонных, горящих желанием глаз с моих губ.

— Нестор…. — отведя глаза, смущённо прошептала я, но его тёплая рука ласково коснулась моей щеки, заставив наши взгляды снова встретиться.

— Один поцелуй в знак вашей любви ко мне, сударыня, — прошептал он, и я доверчиво закрыла глаза, и резкий оклик оборвал наше минутное забвение.

— Попались, голубки! — с издевательской усмешкой выпалил скрипучий и неприятный мужской голос, и мы с Нестором резко отстранились друг от друга.

Мне не составило труда узнать в мужчине, который помешал нам, Поликарпа — главного приказчика Виссариона. Его зализанные назад жирные волосы, вечно сощуренные желчные глазки, огромный крючкообразный нос — всё это было мне уже знакомо. Едко-красное и неопрятно торчащее жабо делало управляющего похожим на драчливого петуха. Поношенный тёмный камзол с барского плеча и истёртые французские башмаки выдавали стремление Поликарпа во всём походить на хозяина.

— Что за дурацкая манера подкрадываться? — гневно возмутился Нестор. — Какое тебе дело до нас? Твоя обязанность — выполнять все поручения своего господина, вести хозяйство и следить за прислугой в этом доме!

— Да-да-да, я обязан выполнять все поручения своего господина, даже те, что касаются вашей особы….

— Что тебе угодно? — перебил его Нестор. — Говори по существу, мне предстоит безотлагательное дело.

— Его сиятельство будут рады, что вы вновь снизошли до таких дел! — цепляясь к словам, съязвил Поликарп. — Только пассию вашу вряд ли одобрят.

— Его мнение о моей будущей жене мне безразлично, — отчеканил Нестор, и меня поразила его храбрость и невозмутимость.

— Как вы сказали? Жене?! — покатываясь со смеху, воскликнул Поликарп. — Держите меня семеро!

— Что думаешь ты на этот счёт, меня подавно не волнует. Говори, зачем явился, или ступай откуда пришёл, — потребовал Нестор.

— Его сиятельство приказали тело забрать да к ним в покои снести, — наконец, дал вразумительный ответ главный приказчик. — Являюсь в комнату, значит, а там ни покойницы, ни девки, что за ней ходила….

— Зачем отцу понадобилась Юлия? — гневно переспросил Нестор и заключил меня одной рукой в спасительные ласковые объятья.

— Быть может, на досуге препарировать хотели. А может, затем же, что и вам. Отчего бы и нет? — насмешливо ответил Поликарп. — Не будем медлить однако. Его сиятельство грозились удавить меня, если тело не будет доставлено к ним в срок…

Главный приказчик решительно шагнул вперёд, но Нестор выхватил шпагу. Оружейный металл, сверкнув подобно молнии, заставил управляющего отшатнуться, упав спиной на колонну.

— Вы поплатитесь за это! — отряхивая одежду, завопил обозлившийся Поликарп. — Чёрный князь этого так не оставит! Бьюсь об заклад, что они немедля к вам пожалуют, как только правду узнают.

— Пошёл вон! И чтобы духа твоего здесь не было! — бешено сверкнув глазами, выкрикнул Нестор так грозно, что я вздрогнула: настолько сильно он напомнил мне в эту минуту Виссариона.

— Что ж, прощайте, — насмешливо бросил главный приказчик и спустился вниз.

Мы вновь остались вдвоём, но прежнего покоя и любовной безмятежности как не бывало. Нестором не овладел страх, но неприятный разговор с управляющим опустил его с небес на землю. Мы оба осознали, что между нами по-прежнему стоит исполинская и страшная тёмная сила, только теперь не в образе безликой смерти, а в лице сумасшедшего Чёрного князя.

— Поликарп всё расскажет, — не покидая его объятий, негромко поделилась своим опасением я.

— Бог с ним, пусть доносит, — произнёс Нестор. — Мы не сможем прятаться вечно. Я сделал выбор, и чем раньше отец узнает об этом, тем быстрее он с этим смирится.

Тут дверь осторожно приоткрылась, и перед нами появился Варфоломей. Какое-то неведомое предчувствие подсказало мне, что именно этот мужчина неоднократно прилетал к моему окну в обличье крупной чёрной птицы и что именно он принёс мне однажды драгоценное кольцо.

Меня поразило лицо Варфоломея, на котором, несмотря на исправную многолетнюю службу жестокому тирану, не появилось ни маски озлобленности, ни печати безразличия. Спокойное и добродушное, оно было озарено ровным пламенем зрелой размеренной жизни. Каштановые с лёгкой проседью волосы, небольшая благородная бородка, сеточки неглубоких морщин на лбу и во внешних уголках глаз, ясный и мудрый, исполненный какой-то отеческой доброты взгляд…. Во внешности Варфоломея не было ничего, что могло бы вызвать подозрение, отвращение или страх.

— Пожалуйте отобедать, барин, — поклонившись, сказал слуга и дружелюбно улыбнулся мне. — Рад видеть вас в добром здравии, барышня.

— Спасибо, что были со мной в трудный час, — поблагодарила его я. — Если бы не вы, я бы вовеки не очнулась.

— Не стоит благодарностей, Юлия Александровна, — сдержанно ответил Варфоломей.

Нестор галантно пропустил меня вперёд. Я вошла в незнакомую комнату и осмотрелась.

Узкие окна были завешены тяжёлыми шторами, и поэтому в комнате царил загадочный сумрак. Даже в спальне Нестор держал много книг: десятки корешков коллекционных изданий заманчиво поблёскивали на полках шкафов. Горящие свечи озаряли мягким золотисто-оранжевым светом обитый тёмным бархатом диван и небольшой квадратный столик, накрытый на двоих.

Уже на пороге меня охватило приятное головокружение от запаха свежеприготовленной пищи. Белоснежная фарфоровая супница, два глубоких блюда с ароматным бульоном, сухари из белого и ржаного хлеба, соусница со сметаной и два серебряных прибора ждали нас на столе.

В глубине спальни, за двумя величественными колоннами угадывались очертания старинного комода на изогнутых ножках, высокой интерьерной ширмы в углу и роскошного дворянского ложа с тяжёлым тёмным балдахином, слишком просторного для того, чтобы спать на нём в одиночестве.

— Здесь уютнее, правда? — негромко спросил Нестор, и мне в глаза бросился ярко-красный предмет, который валялся рядом с ножкой дивана.

— Откуда здесь это? — подняв украшенный крупными алыми перьями женский веер, спросила я.

На помрачневшем лице Нестора изобразилось сначала удивление, а затем неприязнь. Он поспешно забрал у меня странную находку.

— Откуда это здесь? — с недовольством взглянув на Варфоломея, раздражённо спросил Нестор.

Преданный слуга только пожал плечами:

— Не гневайтесь, барин. Ей-Богу, не знаю. Бьюсь об заклад: никто не заходил. Да и как ему было зайти? Окна завешены, дверь заперта. Быть может, опять Маргарита?

Нестор уже был не в духе, но опрометчиво произнесённое Варфоломеем имя ведьмы просто взбесило его.

— Не произноси при мне и моей невесте это имя! — выкрикнул он и попытался сломать складную вещицу, но веер, как ни странно, не поддался.

— Слушаю, барин, — виновато опустил голову Варфоломей.

«Почему Нестор так злится, когда кто-то напоминает ему об этой ведьме? — подумала я, вспомнив его недавний разговор с Виссарионом и с главным приказчиком. — Если бы Нестор забыл о ней, все его разрушительные чувства, верно, давно бы уже улеглись. Значит, он всё ещё помнит её…. Да и возможно ли забыть свою первую любовь?»

— Юля, что с тобой? — взволнованно спросил он. — Юля, ты в чём-то подозреваешь меня? Не делай поспешных выводов. Я готов тебе всё объяснить!

— Нестор, я знаю, что ты жил с этой женщиной, — вспомнив старую историю о порочной обольстительнице, наконец, сказала я. — Но ведь ты рассказывал мне, что вы давно расстались, что она изменила тебе….

— Так оно всё и было. Но теперь она ничего для меня не значит.

— Тогда почему её вещи до сих пор в твоём доме? — стараясь не показывать своего волнения, спросила я.

— Я избавился от всех её вещей, которые она не забрала, — ответил он.

— Но этот веер…. Как он здесь оказался?

Нестор глубоко вздохнул, нахмурил брови и немного прошёлся по комнате, собираясь с мыслями.

— Мы расстались год назад, но её чувства ко мне до сих пор не остыли. То и дело она так или иначе напоминает о себе, — яростно сминая пальцами алые перья, признался Нестор. — Однажды я едва не сломал зубы об её заколку-змейку с рубиновым глазом, спрятанную в пироге. Другой неприятный случай произошёл на балу в Петербурге. Я запустил руку в карман, но вместо белоснежного платка извлёк оттуда её алую шёлковую утирку с кружевами.

— Отчего же ты раньше не рассказывал об этом? — спросила я.

— Я надеялся, что с твоим появлением в этом доме всё изменится, что она поймёт, что я люблю другую, и отступит, — признался Нестор. — Однако эта женщина очень упряма. Две недели я не знал покоя по ночам. Стоило мне забыться сном, как она являлась ко мне как наяву и вела себя со мной как самая неисцелимая блудница. Некоторые друзья завидовали мне, но эти сны не доставляли мне никакой услады. Проснувшись, я не мог есть от отвращения. Я ходил в церковь, исповедовался и причащался, пытался усерднее молиться. Но всё закончилось только тогда, когда я случайно обнаружил в своей подушке её рубиновый гребень и сжёг его. Теперь ей вздумалось оставить здесь свой веер. Ей явно захотелось посеять зерно сомнений в твоём сердце. И она вряд ли успокоится на этом.

— Ты хочешь сказать, что она подбросила его, чтобы заставить меня ревновать? — стараясь рассуждать трезво, предположила я.

— Я рад, что ты поняла всё правильно, родная, — вздохнув с облегчением, улыбнулся Нестор. — У каждой ведьмы есть особый дар, и она не исключение. Не существует стены, сквозь которую эта ведьма не смогла бы пробраться!

— Так значит, Маргарита может когда угодно прийти к тебе в спальню? — теряя контроль над собой, воскликнула я. — Даже когда ты спишь? Господи, зачем ты мне об этом рассказал?

— Юля, я клянусь тебе…. Я больше не посмотрю на неё! — прижимая меня к груди, пообещал Нестор.

— Но она ведьма! Она может опоить тебя, завлечь, околдовать! — выкрикнула я, чувствуя, что уже не принадлежу себе, а бессильно погибаю в плену горькой ревности и отчаяния. — Ведь когда-то Маргарите удалось сделать это! Может быть, удастся и сейчас!

— Раньше сердце моё было ветрено, необузданно, одержимо порочными страстями, — с ненавистью к себе прежнему произнёс он. — Теперь всё изменилось. Теперь оно любит, Юля. Любит только тебя. Не позволяй ей красть покой и радость из твоей души. Эта женщина не стоит твоих чистых слёз.

— Нестор, я верю тебе, — глубоко вздохнув и собравшись с мыслями, призналась я.

— С ней покончено. Как с этим веером. Раз и навсегда! — жёсткий веер громко хрустнул в его руках, и на паркетный пол упало несколько алых перьев.

— Ступай в гостиную и брось его в огонь. Немедля! — обратившись к слуге, распорядился Нестор.

— Слушаю, барин, — Варфоломей удалился так поспешно, будто веер уже горел и невыносимо жёг его руки.

Только сейчас я заметила, что поодаль, у неосвещённой стены просторной спальни сидела Груня. Подле неё, на круглом подносе стоял изысканный чайный сервиз и трёхъярусная вазочка со сладостями и фруктами.

— Угощайтесь, сударыня. Ваш бульон вот-вот остынет, — усадив меня на диванчик, Нестор расположился рядом.

— А как же Груня? — напомнила ему я. — Мы ведь накормим её?

— Безусловно. Налей себе супа, любезная, — сказал служанке Нестор. — Здесь и на троих более чем достаточно. Налей да садись подле нас.

— Спасибо вам, барин! — поблагодарила Груня и нерешительно открыла супницу. — Ох, тут на двух господ бы ещё хватило! Да вот только за барским столом мне не место.

— Нет, любезная, ты перечить не изволь, — забавляясь поведением Груни, настоял Нестор.

— Юлия Александровна… — обратилась ко мне Груня, и я поняла, что она не может послушать Нестора без разрешения хозяйки. — Можно?

— Конечно, садись! — разрешила я и с наслаждением проглотила первую ложку горячего и ароматного бульона, а после закусила её белым хлебом.

Груня несмело опустилась на стул, но долго не решалась приступить к обеду, смущённо улыбаясь и разглядывая дорогую посуду.

— Кушайте вдоволь, сударыня. Вам необходимо как можно быстрее поправиться, — заботливо произнёс Нестор и перевёл взгляд на Груню. — А ты что робеешь, любезная?

— Да вот, ваше сиятельство, любуюсь. Как у барышни, тарелочка своя фарфоровая, золотом расписана, ложечка посеребрённая, — восторженно ответила Груня, однако вскоре преодолела смущение и принялась за еду.

Ощущая приятную тяжесть в животе от вкусной и полезной пищи, я чувствовала, как меня клонит в сон. Управившись с бульоном, я прилегла на мягкую спинку дивана рядом с Нестором, а немного погодя и на его плечо.

— Спасибо, барин. Прикажете чай подавать? — спросила повеселевшая после обеда Груня.

— Сделай милость, — ответил Нестор и, улучив момент, когда служанка отвернулась, нежно коснулся моей щеки устами.

Горячий ароматный чай с мятой немного взбодрил меня, а поданные к нему сладости быстро подняли настроение. Во время чаепития раздался осторожный стук в дверь.

— Прошу прощения, барин, — учтиво поклонился Варфоломей и затворил двери. — Нынче субботний день. Не угодно ли вам будет выпариться в баньке?

— Да, распорядись затопить! — не раздумывая, повелел Нестор.

— Слушаю, барин, — учтиво поклонившись, пообещал Варфоломей.

— Вам тоже не помешает искупаться, сударыня, — посоветовал Нестор, нежно касаясь моего лежащего на подлокотнике дивана запястья. — Можете взять с собою и вашу защитницу, если будет угодно.

— Я не против, — не отнимая руки, улыбнулась я. — Мы пойдём вечером?

— Да, после вечерней прогулки, а сейчас… — он таинственно понизил голос. — Нам нужно остаться наедине и поговорить о нашем будущем.

Тем временем, Варфоломей, захватив поднос с грязной посудой, бесшумно удалился.

— Агриппина, — обратился к моей служанке Нестор, — мы не хотим больше задерживать тебя. Наверняка ты устала и хочешь отдохнуть. Как только твоей барышне что-то понадобится, она тебя позовёт.

— Но как же так, Юлия Александровна? — замялась она. — Как я в чужой опочивальне с мужчиной вас оставлю?! Нина Алексеевна наказывали от вас ни на шаг не отлучаться!

— Груня, я прошу тебя… — заговорила я, и, к счастью, Нестор вновь пришёл мне на помощь.

— Твоя преданность графине похвальна. Однако я уверен, что личное счастье Юлии Александровны тебе тоже не безразлично. Я думаю, это поможет тебе принять правильное решение, — он завернул в бумагу горсть засахаренных орехов, несколько воздушных пастилок и два пирожных.

— Да что вы, ваше сиятельство? Как можно? — восторженно разглядывая диковинные лакомства, воскликнула Груня. — Я такого прежде и в рот не брала!

— А это чтобы ты уж слишком не скучала, — Нестор положил на Грунину ладонь несколько блестящих монет. — Скоро зима. Ступай на базар, купи себе новую душегрею, валенки, шерстяные рукавицы да меховой платок потеплее.

Я всё больше удивлялась щедрости и находчивости Нестора. При виде денег Груня растерялась, и я поняла, что мне следует разрешить ей принять их.

— Бери, всё бери, не бойся, — простодушно сказала я.

— Правы вы, лишняя я здесь. Какая уж нам, крестьянским девкам, любовь…. — обернувшись у двери, грустно улыбнулась Груня. — Кто первый посватается, за того родители и выдадут. Не старик бы да не пьяница. Уж и тогда вся деревня завидовать будет. Что ж, побегу. Только будьте благоразумны, Юлия Александровна.

— Вот и правильно. Ступай себе с Богом! — сказал ей на прощание Нестор.

— Спасибо, князь, — сказала Груня и послушно удалилась, оставив нас наедине.

Глава 3. Вопреки всем ветрам

Нестор несколько раз повернул в замочной скважине ключ, и это немного успокоило меня. В то же время осознание того, что мы оказались наедине, стеснило томительно-сладким волнением мою грудь.

Даже в присутствии Варфоломея и Груни я не могла не замечать того, как Нестор неотрывно любуется мной, хотя и держит в тугой узде свои чувства. Теперь, когда мы остались вдвоём, внешняя сдержанность несколько уступила врождённой пылкости его натуры.

— С вашего позволения, сударыня, — с интонацией извинения произнёс Нестор и снял богатый камзол. — Надеюсь, мой домашний вид не оскорбит вас.

Он остался в белоснежной рубашке с широкими рукавами и перламутровыми запонками на кружевных манжетах и в чёрных кюлотах.

— Что вы, сударь… — смущённо улыбнулась я, виновато окинув взглядом свою лёгкую ночную сорочку. — Скорее мой вас оскорбит.

Нестор поспешно вернулся ко мне и уселся на прежнее место, не сводя с меня бесконечно нежного взгляда:

— Да, сударыня, само ваше нахождение в моей спальне в таком виде обязывает меня жениться на вас.

— Вас так расстраивает это обязательство? — спросила я.

— Оно возносит меня на вершину блаженства, сударыня, — честно ответил он, нетерпеливо и властно заключая меня в согревающие до самого сердца объятия. — Как вы прекрасны сейчас…. Я просто потерял бы голову, будь вы моей женою.

Он слегка наклонился и, дотянувшись до моей шеи, осторожно напечатлел на ней недолгий обжигающий поцелуй. Неведомый тонкий огонь пробежал по всему телу. Моё неопытное сердце, опалённое им, забилось в грудной клетке как пойманная птица. Шумный выдох сорвался с моих губ.

Я не испытывала подобного прежде. Мне всегда казалось, что любовные страсти далеки от меня. Между тем, в это мимолётное мгновение я почувствовала, что Нестор — тот единственный человек, которому я готова отдать всё на свете.

— Нам ещё рано говорить об этом, — осторожно освобождаясь из его объятий, смущённо улыбнулась я.

— Будь по-твоему, Юля, — нехотя отпуская меня, уступил Нестор. — Но обещай, что согласишься говорить со мною обо всём после нашего венчания.

— Тогда, конечно же… Я обещаю, — произнесла я и попыталась отвлечься от непривычных душевных волнений разговором. — Нестор, мне очень нравится, как ты обращаешься с крепостными. Ты говоришь с Варфоломеем как с лучшим другом и вежливо обходишься с Груней. Мне кажется, что после приглашения за стол и всех этих подарков Груня просто влюбилась в тебя….

— Вам не о чем волноваться, сударыня. Я всегда был равнодушен к крестьянским девушкам, — очевидно, желая предупредить мою неоправданную ревность, признался Нестор. — Да, они славные работницы и хозяйки. Но в них нет той утончённости и хрупкости, той особой красоты и грации, что есть в благородных барышнях. Я считаю, что истинная женщина должна быть подобна величавому белому лебедю: бархатистая светлая кожа, длинная тонкая шейка, царственная ос