Оглавление

Под знаком OST

Часть 3 (1945–1946)

Авторы: Елена Немых, Наталья Назарова

Посвящается жертвам диктатур

События, описанные в книге, являются художественным вымыслом, имеют совпадения с реальными событиями, однако не являются воспоминаниями конкретных людей.

2004 ELENA NEMYKH ©
2018 ELENA NEMYKH ©
2025 ELENA NEMYKH ©

Предисловие

— Идея фильма «Я вернусь» по мотивам книги «Под знаком ОST» у меня появилась в 2004-м. Вторая мировая война, начавшаяся в 1939-м и ставшая проклятием для Европы, вдохновила именно меня придумать кино на оригинальную и никем не снятую идею: о судьбе D. P. (displaced persons), в том числе об остарбайтерах. В 2007 году я сняла документальный фильм «Рабы двух диктатур» (автор и режиссер: Елена Немых, продюсер: Юрии Бабуров, Елена Немых), премьера которого состоялась в 2018 году на фестивале «Документальная среда», в 2009-м на телеэкран вышел 12-серийный фильм «Я вернусь» с участием актеров театра и кино, таких как: Елизавета Боярская, Юлия Пересильд, Елена Подкаминская, Елена Николаева, Роман Полянский, Дмитрий Миронов и др. Я благодарна судьбе за все те встречи, которые произошли у меня во время написания книги «Под знаком OST», а также подготовки, съемки, постпродакшена, телевизионных и интернет-премьер художественного фильма «Я вернусь» (автор идеи: Елена Немых, автор сценария: Наталья Назарова, режиссер-постановщик: Елена Немых, продюсеры: Игорь Толстунов, Анна Кагарлицкая) о судьбе остарбайтеров.

Наталья Назарова — сценарист и режиссер сделала бесконечно много для этого проекта, но ушла от нас безвременно (1969—2025). Я посвящаю эту книгу ей.
Елена Немых, режиссер-постановщик

художественного фильма «Я вернусь»

Глава 1. Москва. Июнь. 1945

Поезд уже остановился, надпись «МОСКВА» на здании Белорусского вокзала говорила о том, что девчонки, Шура Петрова и Мария Растопчина, действительно приехали в столицу. Длинное и трудное путешествие закончилось. Чувство счастья захлестнуло их с головой. Однако выйдя на платформу вместе с маленькой Диной, первое, что они увидели, был патруль милиционеров, они проверяли документы: 
— Товарищи, документики, попрошу вас.

Увидев Мусю с Диной на руках, он бросился к ней:

— Гражданочка, я вас попрошу. Документики готовим (кивая на Дину). И на ребеночка тоже.

Пока патруль проверял девушек, капитан, который чудесным способом спас в поезде девчонок от пьяницы в кепке, выводил свой взвод на платформу. Солдат надо было построить и пересчитать. Увидев патруль, капитан быстро козырнул им, делая знак рукой своим солдатам:

— Отдайте девушкам свои шинели (махнув рукой). А то они не по уставу одеты (с нажимом). А это — наши медсестры. Правда ведь?

Впрочем солдаты поняли его с полуслова: девчонок надо спасать. Они быстро сняли с себя шинели и, не обращая внимания на милиционеров из патруля, передали их девушкам. Капитан скомандовал тихо:

— Шура, Муся, Дина, быстро!

Девчонки облачились в шинели и пилотки, а Дину капитан подхватил на руки. Шура и Муся в форме медсестер с чемоданами в руках пополнили солдатские ряды. Взвод выстроился на платформе, слушая команду капитана:

— Смирно, налево! С песней, шагом марш!

Солдаты дружно запел «Катюшу»:

Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой,

Выходила на берег Катюша, на высокий берег на крутой.

Муся и Шура подхватывали песню то же:

Выходила, песню заводила, про степного, сизого орла.

Про того, которого любила, про того, чьи письма берегла.

Так девчонки и промаршировали мимо кордона милиционеров вместе со взводом солдат. Когда патруль остался позади, капитан поставил Дину на платформу, протянув руку Шуре и Мусе:

— Ну, вот и все. Теперь вы в безопасности! Дальше патруль есть только в метро.

— Спасибо, товарищ капитан!

Капитан пожал им руки, на минуту задумался. А потом, засмущавшись, снял и тут же нервно надел свои очки в роговой оправе. Муся смотрела на него с интересом, а Дина вдруг протянула свои ручонки и резко сдернула очки с замешкавшегося офицера. Капитан расхохотался, увидев как девочка на руках у Растопчиной водружает их себе на нос:

— Вот обезьянка!

Муся стало неудобно, она отобрала у Дины очки, передала их ему:

— Возьмите! Спасибо вам за помощь!

— Ну, удачно вам, девчонки, до дома добраться.

— До свидания. Спасибо вам еще раз.

— Счастливо! Ух ты, курносая.

Капитан потрепал Дину за курносый нос, махнул на них рукой, и вскоре девчонки вышли на площадь Белорусского вокзала, вдыхая воздух свободы полной грудью:

— Господи, Москва!

Шура и Муся схватили Дину за руки и повели к воротам, откуда вышли сразу на площадь Белорусского вокзала. Уже через три часа, проехав на электричке и автобусе, Муся и Шура оказались за городом, рядом с бывшей дачей Растопчиных. Чувство ностальгии по старым и довоенным годам захлестнуло Мусю, она с интересом рассматривала старые места, и уже третий час рассказывала Шуре о своей семье:

— У нас квартира была в центре, но мы все как-то здесь больше любили бывать.

Петрова рассматривала уютные профессорские дачи со скепсисом:

— Да, неплохо интеллигентки устроились. Папу-то небось на фронт-то не отправляли! Как ценного работника мысли.

Муся ответила сухо:

— Папу арестовали накануне, войны, и квартиру сразу же отобрали.

— Ой, ничего себе. Прости, Муся, болтаю не знаю что. И дальше?

— Мы жили на даче, оттуда поехали за продуктами. С моей мамой в 41-м. И вот попали в плен. Маму в комендатуре в деревне под Можайском оставили работать, а я под угон попала. Ну, и так я вот в Германии оказалась. Вспоминаю, до сих пор мурашки от страха. Как я выдержала это все, не знаю… Особенно мне химзавод и карцер часто снятся. Просыпаюсь в холодном поту!

Муся и Шура оказываются рядом с калиткой бывшего дома. Дина крепко держала Растопчину за руку, рассматривая дачу. Заросший сад, тропинка, все это навевало тоску. Мусе вспомнился и папа, и его арест в ночи, и мама, с которой они ушли за продуктами, а позже попали в плен. Увидит ли она ее? Вернулась ли мама тогда домой в 41-м? Что случилось с бабушкой Лизой? Сестрами? Вернулся ли Митя? Все эти вопросы роились в голове девушки беспокойным ульем. Муся открыла калитку и двинулась к дому, из которого ей навстречу неожиданно выскочила Педина. В пеньюаре, с бутербродами в руках она провожала на работу своего мужа-профессора. Педин, в пенсне и в сером пальто, с такой же шляпой в руках шел к служебной машине, подъехавшей к воротам дачи. Педина сюсюкала:

— Котик. Ты забыл бутерброды! (протягивая их) На! Держи!

— О, спасибо, масик! Я на работе поем.

Педин поцеловал жену и сел в машину, забирая бутерброды у жены, а она долго махала ему рукой. Когда машина скрылась за поворотом, она развернулась домой. Увидев Мусю с ребёнком и долговязую Шуру, она охнула от испуга: — Здрасте!

Муся отважилась спросить:

— Простите, пожалуйста, а из Растопчиных кто-то есть на даче?

Педина с секунду ее рассматривала, потом поджала губы:

— Растопчины?! Нет тут больше никаких Растопчиных.

Упоминание о бывших владельцах дома ее явно расстроило. Муся удивленно переспросила:

— Как нет?

Она подозрительно уставилась на Мусю:

— Выселили их, понятия не имею, куда! Мы только недавно вернулись из эвакуации (вдруг резко) И нечего здесь больше шляться!

Педина дошла до дома и с шумом захлопнула дверь перед носом девчонок. Реакция новой владелицы дачи была неожиданной. Шура дернула Мусю за рукав, они развернулись и пошли обратно к автобусной станции. Дина семенила рядом. Муся молчала всю дорогу, а когда они разместились в рейсовом автобусе, решительно заявила Шуре:

— Надо к тете Лиле ехать. В Москву.

— К кому?

— К бабушкиной подруге.

Пока девчонки разыскивали сестер Растопчиных, в квартире Лили Шварц, праздновали свадьбу. И не чью-нибудь, а ее самой! Иван Павлович встал на колено перед тетей Лилей, надел ей на палец обручальное кольцо и вручил букет цветов. Новобрачная, в красивом белом платье, с флердоранжем в волосах, благосклонно слушала его предложение:

— Дорогая! Выходи за меня замуж!

Он надел ей кольцо и скомандовал Гуле Растопчиной:

— Гуля, заводи музыку!

А когда она поставила иголку на старую пластинку, тетя Лиля расплакалась. Зазвучали «Утомленные солнцем» Ежи Петербургского. Эта музыка всегда навевала на нее тоску и казалась слабым напоминанием о мирной жизни. 
— Горько! — кричала Гуля

Иван Павлович расцеловал тетю Лилю, и они начали вальсировать, медленно приближаясь к большой картине, написанной маслом. Она стояла в углу комнаты на мольберте, на ней — изображена сама тетя Лиля в молодости. Новоиспеченный муж вкрадчиво задал вопрос:

— Замечательная картина. А это кто тебя увековечил?

Лиля Шварц засмущалась:

— Один мой друг. Он — хороший художник!

— Ты ему позировала?

— Ну, что ты! Это — его фантазия. Как ты мог подумать, что я позировала?

— Я пошутил.

Они вальсировали мимо картины, а Гуля, улыбнувшись, подошла к окну. Она открыла шторы и села на подоконник. В окна проникал солнечный свет. Девушка закрыла глаза и долго нежилась в лучах солнца. Неожиданно во дворе дома появились Муся, Шура и маленькая Дина. Они с интересом окинули взором лавочки у подъездов, а потом Петрова заметила табличку с названием улицы и номером дома: 
— Маросейка, 12

— Ну, вот — это адрес тети Лили Шварц.

Девушки оглянулись, разыскивая нужный подъезд. А Гуля, неожиданно увидев Мусю, Шуру и маленькую Дину, чуть не свалилась с подоконника. В худощавой фигуре в синем платье и коричневой кофте она неожиданно узнала свою среднюю сестру. Радость от того, что она жива-здорова, просто захлестнуло Гулю. Она вскочила с подоконника и закричала танцующим: Ивану Павловичу и тете Лиле:

— Тетя Лиля! Палыч! Муська приехала!

А потом открыла пошире окно и заорала средней Растопчиной: 
— Муся!!!

Тетя Лиля то же подбежала к окну, она просто не верила своим ушам, а Гуля все твердила: 
— Это же Муся!

Она спрыгнула прямо с окна первого этажа и побежала во двор. Уже через минуту сестры обнимали друг друга. Казалось от счастья они позабыли обо всем, но рядом запищала Дина:

— Мама!

Гуля отстранилась от Муси, увидела Дину и села на корточки перед малышкой: — Ты кто?

Девочка, смущаясь, спряталась за Мусю, и она ответила за нее:

— Это- Дина. Мы ее в Белоруссии нашли, в сожжённой деревне, но меня она зовет «мамой».

Гуля посмотрела на сестру вопросительно, но решила повременить

с расспросами и обратилась к Шуре:

— А вас как зовут?

Шура решительно протянула руку:

— Меня? Шура Петрова!

Мусе не терпелось все узнать про родных, и она перебила подругу:

— А где мама, Гуль? Я была на даче нашей. Мы ее не нашли.

Гуля вздохнула, трагическая новость еще неизвестна Мусе:

— Маму убили… Под Москвой.

От неожиданности Муся охнула, непроизвольно зажала себе рот, силясь что-то сказать, но слова будто застряли во рту. Она долго пыталась что-то сказать, но в этот момент в окно во двор выглянули Иван Павлович и тетя Лиля, которая приветливо махнула платком, приглашая их в квартиру, а потом обернулась к мужу:

— Палыч! Это — Муся! (крестясь) Эх, Лизанька не дожила!

Иван Павлович вздохнул:

— Это хорошо, радоваться надо. Муся вернулась. (поет) «А в терем тот высокий, нет ходу никому».

Тетя Лиля на радостях то же подхватила: «А в терем тот высокий, нет ходу никому!» Они обнялись, наблюдая, как Муся, Гуля, Шура и Дина заходили в подъезд. Уже через десять минут, Иван Павлович разливал всем водки в рюмки. Тетя Лиля расчувствовалась:

— Эх, жахнем!

Она задела свою стопку на столе, и та разбилась вдребезги. Иван Павлович охнул:

— Я подмету! (поет) «И в терем тот высокий, нет ходу никому».

— Это к счастью, Палыч!

Муся быстро выпила вместе со всеми, голова кружилась, неужели это все происходило с ней? Она — на родине, в кругу семьи. Она никак не могла осознать страшное известие о маме: Вера Сергеевна, ее лицо, просто стояло перед ней. Ей ужасно хотелось расплакаться, но отвлекла Дина. За праздничным свадебным столом ей достался большой кусок пирога. Для девочки из голодной белорусской деревни это оказалось целым событием. Муся волновалась, как она справиться с ним, но Дина схватила ложку, протянула ее Мусе, и та стала аккуратно отламывая, скармливать пирог малышке. Ей есть совсем не хотелось, долгие годы спартанской жизни и голода, научили ее воздержанию. Шура схватила гитару, и, ударив по струнам, они хором начали петь «А в терем тот высокий». Через час девушки уже укладывали маленькую Дину в кровать. Муся укрывала ее одеялом и гладила ее по волосам, успокаивая:

— Диночка, спи, моя маленькая! А я дверь закрою.

Муся закрыла дверь в спальню, спела песню-колыбельную девочке. В соседней комнате тетя Лиля решилась напомнить Гуле о Зое:

— Зое надо написать. Про Мусю, что она вернулась.

Однако младшая Растопчина лишь сердито пожала плечами:

— Она меня забыла… А еще сестра называется.

Шура сидела тут же на диване и к разговору явно не прислушивалась, а потом вдруг неожиданно громко запела вслух: «Ой, цветет калина в поле у ручья». Иван Павлович испуганно вскочил и прикрыл дверь, ведущую в комнату, где уже спала Дина:

— Тише. Ребенок спит.

Шура понизила голос, но упрямо продолжила петь: «Парня молодого полюбила я. Парня молодого на свою беду, не могу открыться, слов я не найду».

Песню подхватила тетя Лиля:

— Нет, я — лучше! (поет) «Ой, цветет калина, в поле у ручья. Парня молодого полюбила я! Парня молодого на свою беду, не могу открыться, слов я не найду».

Иван Павлович тронут, он встал на одно колено, поцеловал ей руку:

— Лилечка, душа моя. Любовь всей моей жизни!

Он поднялся, расцеловал тетю Лилю уже в губы, и они расхохотались. Гуля осторожно заглянула в соседнюю комнату. Дина уже тихо посапывала под одеялом, Муся задумчиво щелкала выключателем настольной лампы. Гуля поинтересовалась:

— Спит Дина?

— Ага…

Гуля заметила Мусин чемоданчик в углу. Она подошла, раскрыла его. Муся молча смотрела, как она копалась в ее одежде. Неожиданно младшая сестра наткнулась на желтое платье, то самое, которое ей подарил Стефан Мишо:

— Твое платье?