Оглавление

Под знаком OST

Часть 2 (1942–1945)

авторы: Елена Немых, Наталья Назарова

Посвящается жертвам диктатур

События, описанные в книге, являются художественным вымыслом, имеют совпадения с реальными событиями, однако не являются воспоминаниями конкретных людей.
2004 ELENA NEMYKH ©
2016 ELENA NEMYKH ©
2025 ELENA NEMYKH ©

Предисловие

Идея фильма «Я вернусь» по мотивам книги «Под знаком ОST» у меня появилась в 2004-м. Вторая мировая война, начавшаяся в 1939-м и ставшая проклятием для Европы, вдохновила именно меня придумать кино на оригинальную и никем не снятую идею: о судьбе D. P. (displaced persons), в том числе об остарбайтерах. В 2007 году я сняла документальный фильм «Рабы двух диктатур» (автор и режиссер: Елена Немых, продюсер: Юрии Бабуров, Елена Немых), премьера которого состоялась в 2018 году на фестивале «Документальная среда», фильм стал лучшим документальным фильмом на фестивале «Будь! Россия!» в 2025. В 2009-м на телеэкран вышел 12-серийный фильм «Я вернусь» с участием актеров театра и кино, таких как: Елизавета Боярская, Юлия Пересильд, Елена Подкаминская, Елена Николаева, Роман Полянский, Дмитрий Миронов и др. Я благодарна судьбе за все те встречи, которые произошли у меня во время написания книги «Под знаком OST», а также подготовки, съемки, постпродакшена, телевизионных и интернет-премьер художественного фильма «Я вернусь».
Автор идеи: Елена Немых, автор сценария: Наталья Назарова, режиссер-постановщик: Елена Немых, продюсеры: Игорь Толстунов, Анна Кагарлицкая. Эта книга о судьбе остарбайтеров.
Наталья Назарова — сценарист и режиссер сделала бесконечно много для этого проекта, но ушла от нас безвременно (1969—2025). Я посвящаю эту книгу ей.
Елена Немых, режиссер-постановщик — художественного фильма «Я вернусь»

Глава 1. Третий рейх. Завод / Деревня. Германия. Апрель 1942

Белое полотнище простыни натянули на двух столбах в бараке остов. Показывали хронику фашистской Германии. Фильм считался агитационным, про хорошую жизнь, про ударный труд на немецких заводах и фабриках. Зрители — работницы химзавода. Они лузгали семечки и хохотали, рассматривая сытые лица артистов на экране. Надзирательница с дубинкой стояла рядом и не понимала, что вызывает такой дружный смех. На киноустановке крутился черно-белый фильм с редким добавлением — звуком. Агитка делалась по личному приказу Гиммлера, она изобиловала кадрами счастливых девушек из Советского Союза, приехавших в Германию на заработки. Голос за кадром казался излишне бравурным: «Доблестные части Вермахта вошли на территорию Советского Союза в июне 41 года. Местные жители встречали немецких захватчиков с хлебом и солью». На экране в этот момент показали настоящую хронику: въезд солдат Вермахта на мотоциклетах в деревню, девушек в венках из цветов на голове с пришпиленными разноцветными лентами и в народных костюмах: сарафанах и косоворотках. Они действительно встречали армию Гитлера с хлебом и солью. Однако в аппетитный каравай на расшитом рушнике остовки не поверили:

— Ага, прямо так. С хлебом и с солью!

— Ага. Да, враки все это. Наше село бомбили. И все село спалили.

Надзирательница зашикала на зрительниц:

— Молчать! Иначе выгоню под дождь на три часа!

Девушки притихли, вкрадчивый мужской голос продолжал по-немецки: «Уставшие воины были рады найти в освобожденных селах воду, еду, ночлег. Сотни украинских, русских и белорусских девушек решили завербоваться на работу в Германии в местном арбайтслагере». На экране уже шли следующие кадры: немецкая комендатура, очередь из желающих поехать, приезд остарбайтеров в теплушках в Германию, их разгрузка с чемоданами, узелками, котомками, у некоторых в руках — даже балалайка и гармонь. «Вот счастливое лицо первой посетительницы лагеря в Германии. Комфортабельные бараки ждут наемных рабочих со всей бывшей территории Советского Союза. Хорошая еда, достойная оплата за труд, проживание в трудовом лагере», — голос вкрадчиво комментировал происходящее на экране.

Неожиданно на экране показалось лицо Муси с агитационным плакатом в руках, на нем надпись: «Свободная Германия ждет вас!» Тоня, которая сидела рядом с Растопчиной, удивленно посмотрела на свою новую подругу. Муся — звезда кинохроники? Неожиданное открытие! Однако ошарашенное лицо самой девушки, которая с ужасом смотрела на саму себя на экране, говорило об обратном: Мусю шокировала кинохроника. Как оказался плакат в ее руках? Да еще и агитационный? Муся смутно помнила первый день в лагере, но наморщила лоб и вдруг эта сцена всплыла в ее памяти: солдат, который сунул ей древко плаката прямо в руки, фрау — рядом с киноаппаратом, сама кинокамера и оператор, который ее снимал. Она вспомнила, как бросила транспарант прямо там, на плацу, но в фильме этот момент — искусно отрезан. На экране уже проплывали другие кадры: работа в цехах, обед в столовой, крупно — немецкая арбайтскнижка с наклеенными марками за работу. Сняли даже руки, которые считали деньги. Мусе стало ужасно стыдно, по всему выходило, что именно она в фильме агитировала за работу в фашистской Германии, и зарплату, и проживание в бараках. Но, возможно, ее никто не узнал? Она очень надеялась, что ее лицо не запомнится. Однако часть остовок уже развернулась к ней. На лицах — удивление. Неля, главная заводила, громко сказала вслух на весь барак:

— Ой, фифа! Ты что ли?

Девушки загалдели:

— Ой, смотри, наша что ли?

— Чего-то лицо у нее слишком счастливое!

— Муся? Ты?

Голос за кадром продолжал беззастенчиво врать, что вызывало у зрительниц только насмешки. Они зашумели:

— Хорошая еда, слышала? Ага, вчера вот была…

Остовка изобразила, как ее тошнило: — Очень хорошая

А девушки комментировали дальше:

— Ага, заплатили! Как же!

— Вот врут… А? (Мусе) Вранье!

Плотная работница с конопатым лицом, новенькая из Таганрога, засвистела в два пальца:

— Кинщика на мыло!

Девушки начали все больше хохотать и топать ногами. Надзирательница встала с места, пытаясь успокоить разбушевавшихся остовок. Проектор она выключила и зажгла свет: 
— Молчать!
Но барак не утихал:

— Вранье! Вранье! Вранье!

— Ага, условия… ой, не могу! И хлеба завались. Ой, не могу! 
— Кинщика на мыло!

— Ой, Тонька! Смешно… Правда?

— Да, смешно…

Надзирательница вспыхнула, начала тыкать в остовок своей палкой:

— Ну-ка, ты и ты… Встали и вышли…

Она выгнала особо рьяных на улицу под проливной дождь:

— Молчать!

В итоге на улице оказались: Муся, Тоня и еще пять остовок из барака. Среди них и новенькая из Таганрога — рыжая Валентина. Надзирательница командовала:

— А ну, пошли… пошли…

На улице хлестал холодный дождь, он отрезвляющим душем стал для тех, кто оказался на улице:

— А, сволочи! Не пойду…

— Молчать!

Семь девушек, включая Мусю и Тоню, мокли под дождем. Надзирательница выстроила их в шеренгу, палкой заставляя встать на колени. Девушкам — холодно, они дрожали от страха и леденящего душу предчувствия скорого наказания. Надсмотрщица командовала:

— Молчать… И стоять, я сказала…

Муся стояла на коленях вместе со всеми и шептала, закрыв глаза:

— Ох, Тоня… Холод какой.

— Холодно!

— Ага… Холодно.

Муся октрыла глаза, повернула голову и увидела бледное лицо Тонечки. Ей совсем стало худо, очевидно, что ее нужно спасать, иначе она и упадет. С волос ее текла потоком вода, одежда — мокрая. Муся тихо зашептала:

— Тонька, а почитай свои стихи, про ласточку.

— Ага…

Предложение Муси вызвало одобрение, рыжая Валя прибавила:

— Давай, а то околеем…

— Ой, давай, читай побыстрее…

Тоня выпрямилась, потерла свои запястья и, вдохнув полной грудью, начала читать:

«Как ласточка среди грозы и бури,

страдаешь ты, когда гремит гроза!

Но не сдаешься, голову понурив,

из глаз твоих не капает слеза!»

Надзирательница подскочила к Тоне, резко ударила ее по спине палкой:

— Молчать! Тихо, кому сказала… Разоралась!

Девушка упала в грязь лицом, остальные остовки зашумели:

— А вот не будем молчать.

— Девчонки, беритесь за руки! Теплее будет!

Девчонки подняли Тоню с земли, взялись за руки. Рыжая Валентина заорала:

— Ага, мне не холодно…

— Ага, ласточки, беремся за руки!

— Ой, не могу! Ласточки, да!

Они стали декламировать хором:

«Но не сдаешься, голову понурив,

из глаз твоих не капает слеза!»

Остовки простояли под дождем на коленях еще час, читая дружно и хором стихи. Лишь некоторое время спустя надзирательница загнала их, мокрых, продрогших и несчастных, в барак. Там девушки быстро переоделись в сухое, выпили горячий чай из алюминиевых кружек, вернее обычный кипяток, который разлила им Валентина. Еще полчаса, и девушки заснули на нарах, счастливые, что отделались легким наказанием, а ведь могли бы и в карцер попасть. Тоня и Муся, обнявшись, заснули вдвоем на постели под драповым серым одеялом. Однако встали они уже через три часа. В пять утра, как обычно, надзирательница заколотила палкой по их деревянным кроватям, заставляя проснуться:

— Подъем… Давай шевелись… Бегом… Шевелись, свинья! Сказала же… Пошла, бегом… Бегом…

Вдалеке привычно гудела заводская сирена. Девушки неохотно вставали. Многие жаловались на плохое самочувствие, на боли в животе. Надзирательница решила вызвать на плац врача, чтобы тот осмотрел остовок. Выходить больным на работу — строжайше запрещено! Она тыкала девушек в бок палкой: — Встаем…
Девушки ворчали: — Разоралась…

— Ох, не знаешь, сегодня нас на химзаводе будут смотреть? Или куда? Врач, говорят, придет.

— Девочки, меня подождите…

— Бегу!

Муся то же встала с кровати, умылась, почистила зубы, надела форму работницы химзавода и вышла на плац. Однако подруги Тони нигде не было видно, хотя на плацу уже все построились. Муся решила вернуться в барак, где увидела худощавую фигурку Тони, свернувшейся клубочком на нарах. Она наклонилась над девушкой:

— Тоня! Ты чего?

— Ой, Муся, встать не могу… Вообще…

Но в этот момент в барак вбежала разъяренная надзирательница. Все девушки были уже во дворе химзавода, а на кровати лежала одна бедная Тоня, и тряслась мелкой дрожью так, что у нее зуб не попадал на зуб. Надзирательница заорала:

— Так? Кто это там? Вставай, шевелись!

В барак вошла Валентина:

— Тонька, вставай! Смотри, я тоже хриплю. Но, мне сказали по секрету: отправят в лазарет — хана!

Тоня захрипела:

— Ох, попробую!

Муся и Валентина помогли ей подняться, но видно, что Тоне тяжело вставать, ноги отказывают. Мусю охватило отчаяние:

— Слушай, помоги мне! Давай ее как-нибудь поднимем!

— Давай!

Тоня зашептала:

— Встаю!

Она вдруг закашляла, и девушки, подхватив подмышки, потащили ее на плац. Остовки уже выстроились во дворе в две шеренги. Увидев, как тащат в строй Тоню, они начали шептаться:

— Смотри, девчонка заболела…

— В лазарет ее надо…

— Лазарет? Ох, там еды не дают…

— Жалко.

— Тиф наверное…

— Ой, тиф… ужас!

Муся и Валентина встали в строй остовок, поддерживая Тоню под руки. Та еле стояла, ноги у нее подкашивались, она почти потеряла сознание. Заметив свирепый взгляд надзирательницы, проходящей вдоль строя, Муся выдавила:

— Все хорошо!

Вдруг обернулась Неля. Она, увидев бледную Тоню, скривилась, ей очевидно, что та больна тифом. Она зашипела на Мусю и Валентину:

— Вы куда ее притащили, дуры?

— Не твое дело!

— Да не трогайте ее, может она тифозная! Перезаражает всех тут

к чертовой матери.

— Давай быстрей!

— Ага, иду!

Вдалеке отзвучала последняя заводская сирена — нужно идти на работу в цех. Девушки развернулись во дворе и сделали шаг по направлению к заводу, а надзирательница заорала, размахивая палкой:

— Все! Давай, пошла! (остовкам) пошли! Опаздываем.

Остовки зашептались:

— Идем потихоньку!

— Ох!

Однако Тоня вместо того, чтобы идти дальше, упала на землю. Муся и Валя не успели ее подхватить, и она свалились прямо на землю. Остальные девушки охнули от неожиданности и разбежались в разные стороны. Колонна замедлила ход. Остовки остановились, рассматривая упавшую, но Тоня лежала на земле неподвижно. Надзирательница подгоняла:

— Пошла…

Однако затор привлек внимание коменданта лагеря, и он подошёл к девушкам ближе вместе с двумя немецкими солдатами. Опоздание на работу в цех составило более получаса, он решил поинтересоваться, что же произошло? Девушки зашептались между собой:

— Она не сможет работать…

— Сможет.

— Тише. Комендант идет сюда…

— Ага, стоим тихо…

Комендант с патрулем подошле вплотную к остановившейся колонне. Солдаты увидели упавшую на землю Тоню, дотронулись до ее тела автоматом. Однако девушка лежала без движения. Солдаты перевернули ее на спину, заглянули в глаза, рассматривая бледное лицо. Комендант то же наклонились над телом, чтобы понять, жива ли она? Надзирательница засуетилась:

— Стройся.. В колонну по трое!

Солдаты отошли от лежащей на земле Тони, а комендант скомандовал:

— В колонну по трое… Почему опаздываем на завод? На моих часах тридцать минут седьмого.

Надзирательница махнула на Тоню палкой:

— Да, вот больная. Вроде из пятого барака.

Комендант высморкался в платок, посмотрел брезгливо на лежащую на земле Тоню, махнул стоящему в отдалении врачу. Муся и Валя бросились к Тоне поднимать с земли:

— Валя, держи ее… Ох…

— Держу ее…

Девушки крепко держали Тоню под руки с двух сторон, она даже раскрыла глаза, но стояла, еле-еле держась на своих ногах. Комендант рассматривал остовок внимательно, а солдаты опять врезались в толпу:

— Расступитесь, быстро…

Они разжали руки ее подруг и потащили Тоню к коменданту. Тот надел перчатки, взял девушку за волосы:

— Да у нее тиф… (показывая на вши в проборе) Эй, охрана! Солдаты отдали честь: — Да, герр комендант!
Муся и Валя отчаянно заканючили: 
— Герр, комендант, она здорова…
Комендант их резко прервал:

— Молчать (солдатам) Эту в лазарет! А остальных немедленно отправляйте бегом, опаздываем.

— Есть. (Тоне) Выйти из строя…

Солдаты вытолкали Тоню из строя и оттащили подальше от колонны, Девушка почти потеряла сознание, и комендант взмахнул рукой, обращаясь к надзирательнице:

— Отправляйте колонну.

Она опять замахала своей палкой, подгоняя пленниц:

— Пошли! Быстро!

Колонна остовок быстро покинула плац, и вскоре зашла на химзавод. Смена длилась сегодня целый день без перерыва на обед. Весь день Мусю мучал вопрос: жива ли Мальцева? К ночи, когда Муся наконец-то удалось попасть к себе в барак, она опять подумала о Тоне: Как она там, в лазарете? Говорили, что паек для больных — весьма скудный, если не сказать больше: их в трудовом лагере по сути обрекали на голодную смерть, лишая еды. Муся сохранила свою пайку после ужина и решила отнести ее больной Тоне. Потихоньку выскочив из барака, она подошла к лазарету и постучала в зарешеченное окно:

— Тоня…

Однако вместо нее в окне показался врач в очках. Муся испуганно на него посмотрела:

— Извините, а где Тоня?

Польский врач по-немецки говорил с акцентом, но Мусю, которая заглянула в окно лазарета, узнал сразу. Он видел ее рядом с Тоней в общей колонне: