И снова встал, попробовал очнуться,

Ночные бдения, как оказалось — не к лицу.

Я видел столп огня, я видел блики солнца,

И брызги искр, летящие к творцу.

Закат над полем был прекрасен,

Влюбил в себя витиеватый путь,

Но было всё вчера, а ныне —

Прожить бы день уж как-нибудь.

Хочу творить! — так вдохновенно шепчет муза.

Хочу наполнить зоб! — а тело как и прежде за своё.

И, притупив позывы слабой плоти, сбросив как обузу,

Настроил на писательство чутьё.

Пишу, не думаю, пишу.

Читаю, критикую, жгу.

В сухом остатке — пусто, ноль.

Пожалуй, отложу на завтра эту боль.

Проходит день, а следом годы,

И разум как-то помрачнел,

Встречаю, кажется, последние восходы,

Наследие оставить не успел.

Ты чувствуешь миры, когда мечтаешь?

Они как пелена — неосязаемо близки,

Касаний ловко избегают,

Но существуют, есть, реальны все они.

Секрет и дверь. Одно в другом.

Доступны только лишь мечтам,

К которым ключ ты подбираешь сам.

Похоже, в гроб ложиться надо было в двадцать,

Пока не знал всех тех, по ком страдал.

И сердце молодое вдребезги разбито.

От боли и тоски, разорван по кускам.

И я взмолился — Боже мой!

Да быть не может, что любовь — садистка!

На наш обмен с проказницей я получил отписку:

«А кто ты, собственно, такой?»

Как будто в фаворитах дело,

Как будто есть любимчики свои,

И существует недостойных сцена,

Для падших птиц, таких как я и ты.