Она попросилась в душ и вышла оттуда полуголая. Я честно пытался этого избежать, но она проспала со мной до утра. В последующие дни я уже и сам надеялся, что она снова придет, но она протрезвела.
Когда мы приехали, я повел их обычным маршрутом, но режиссер попросил , чтобы мы с Лизой, взявшись за руки, свернули в лес, — а он снимет нас сзади.
Она немедленно подчинилась и подошла ко мне. Я, встав перед режиссером, спросил, для чего все это нужно.
— Во имя Памяти, — сказал он. — Делайте, что я говорю. Вы к ней вчера подкатывали в отеле — вот и продолжайте в том же духе.
— Как это связано с Холокостом? — спросил я.
Он рассмеялся:
— О, еще как связано! Если вы этого не поняли, значит, не поняли вообще ничего. А теперь возьмите ее за руку.
И тогда я ударил его. Изо всей силы, в лицо. Хрустнула какая-то кость, из носа хлынула кровь. Я ударил еще. И еще раз. Она непрерывно, во весь голос кричала, но я не мог остановиться. Я должен был сделать это
открыл файл — две страницы обрывочных фраз. Я запомнил лишь некоторые из них. Единство судьбы, общая трагедия, Лени Рифеншталь фотографирует визит фюрера в Аушвиц, Зюс записывается в израильскую армию, натурные съемки по дороге в третий и четвертый крематории, раскаяние из-за Иисуса, Хайдеггер, инструменты, банкир загружает тела в печь, домашнее видео, архив, похоть, нагота, волосы, нужен еврей! С типичным еврейским лицом
прочел в телефоне режиссерские заметки, которые прислала Лиза. Она без промедления выполнила свое обещание, пространно извинилась за недоразумение и попросила подтвердить, что завтра я приду. Я так и видел, как она сидит на кровати в короткой ночной рубашке, ногти на длинных ногах аккуратно подстрижены, и вместе с режиссером думает, как меня обдурить.
Я
пухлые губы раздвинулись в немецком «да».
Я расхохотался — оглушительно, грубо, разинув рот. Меня трясло от хохота. Все в зале принялись на меня оглядываться. Подошел метрдотель. Я надеялся, что Лиза заплачет, но она сидела молча, ошеломленная. Метрдотель попросил меня выйти
Когда вы здесь были? — спросил я.
— Полгода назад, — повторила она сказанное ранее. — Во всех тех местах, куда ты нас сейчас возил.
— Так зачем же приехали снова?
— Потому что он искал кого-то вроде тебя, кто бы все ему рассказал, — сказала Лиза и добавила: — Эта поездка будет частью фильма.
Я больше не собирался ходить вокруг да около.
— Кого-то вроде меня? Ты имеешь в виду — еврея?
Ее
Мы посмеялись. Лиза улыбалась мне. Мы выпили, я почти забыл обо всем, что произошло сегодня, на прошлой неделе, в последние годы, на протяжении всей истории человечества.
Одежда на мне была вся мятая. День выдался ужасный, и в этом ресторане, где посетители тихо беседовали за столиками при свечах, я чувствовал себя неуместно. Я забился в угол бара и заказал водку. В мозг словно воткнули острый штырь. У меня не было денег, чтобы есть и пить в подобном месте,
Зачем он меня снимает? — спросил я у шедшей следом Лизы. У меня было ощущение, что со мной играют в какую-то игру.
По дороге в Собибор водитель заплутал, и я показывал ему дорогу. Режиссера это явно забавляло. Я точно знал, о чем он думает
