Оглавление

Он был нацистом, негодяем и изменником Родине.

Йитка Грунтова

Когда я шел смотреть фильм Список Шиндлера, я не ожидал, что всерьез и надолго возьмусь за изучение биографии его главного героя. Но голливудский образ элегантного нациста, в шелковой рубашке и костюме с иголочки, который всю войну занимался только одним — спасением евреев — показался мне настолько идеальным, а его подвиги настолько геройскими, что я усомнился. Я усомнился в правдивости сказки о благородном нацисте, так как некоторые положения фильма показались мне невероятными в свете оккупационной действительности, которой я, к счастью, не испытал, но которая, к сожалению, выпала на долю многих моих родственников и знакомых.

Почему, изучая историю Второй мировой войны и бывая частым гостем в Польше, я никогда не встречал эту фамилию? Почему про него не писали ведущие польские знатоки Холокоста, вроде Владислава Бартошевского, Зофьи Левин или Агаты Паталяс? Почему о нем не упоминают всемирно известные исследователи проблемы, как Илай Визель, Филип Фридман или Марк Мацовер? Почему отлично организованное краковское отделение Совета Помощи Евреям Жегота не располагает никакими сведениями о милосердных деяниях некоего Оскара Шиндлера?

Оказалось, что я не был первым, кто стал задавать подобные вопросы. Уже в 1995 г. бывший комендант Жеготы, Станислав Винценты Добровольский, на страницах своих воспоминаний назвал повесть об Оскаре Шиндлере дутой легендой конъюнктурного опекуна евреев, которые в действительности окупили спасение своей голой жизни своим собственным рабским трудом на оккупантов. Мнение Добровольского вышло в свет с цензорскими купюрами, да и то поклонники новоявленного героя приложили все усилия, чтобы его закричать. Зато повесть Томаса Кенэлли Список Шиндлера публикуется многотысячными тиражами на многих языках мира. Режиссер Стивен Спилберг, которого принимали в Кракове с заискивающей преданностью, взялся за съемки фильма не озадачив себя проверкой исторической правдивости повести Кенэлли. Он даже смягчил её антипольские акценты и в фильме евреев, бредущих в гетто, никто не забрасывает грязью и никто их не высмеивает. И никто в фильме не произносит знаковой фразы о том, что поляки так ненавидят евреев, что в гетто евреям будет жить гораздо лучше.

Но меня Список Шиндлера заинтересовал не тем, как он представляет польско-еврейские отношения — оскорбительно для поляков, по мнению кинокритиков. Меня заинтересовала сама личность героя, а вернее технология её изготовления на фабрике монументов им. Стивена Спилберга. Долгое путешествие по следам Оскара Шиндлера пришло к концу и я могу с ответственностью за свои слова написать, что его история это не «дутая легенда», а наглая ложь от начала до конца. Я не думал, что личность Оскара Шиндлера отберет у меня столько времени и средств и что я напишу о нем больше, чем строчку-вторую на своем сайте. Но со временем я понял, что Кенэлли и Спилберг нагромоздили такие завалы вранья, что отпор им требует более обширной, более всесторонней и лучше документированной работы. И даже взявшись за неё, я засомневался — а не оказываю ли я слишком много чести такой никчемной личности, как Оскар Шиндлер? Не замахиваюсь ли я на что-то, что мне не по силам, пытаясь низвергнуть этот монумент туда, где его место — в мусорную яму Истории?

Житие Св.Gauner-a

Бескритичные созидатели легенды и их экзальтированные подпевалы назвали его «Ноем из Кракова», «Строителем Ковчега», «Ангелом Жизни». Мне пришлось проделать 450 километров, чтобы узнать, что в молодости его звали совсем иначе. Через Вену и Брно я попал в родной город Оскара Шиндлера — Свитавы. Во времена бравого солдата Швейка город назывался по-немецки — Цвиттау. В 20 километрах к югу оттуда расположен промышленный посёлок Брненец, по-немецки Брюннлиц. Вот она — земля обетованная, куда забрал своих евреев «Ной из Кракова». Я должен был увидеть их своими глазами: и Свитавы, и Брненец.

Свитавы производят милое впечатление: сказочная архитектура старых домов с аркадами окружает вытянутый, эллиптический рынок в центре.

— Вы слышали про Оскара Шиндлера? — спросил я волнуясь у первого встречного прохожего.

— Шиндлер? Gauner? А как же! Ему же памятник поставили в Свитавах.

Милый пожилой человек с небритой щетиной рыжей бороды улыбнулся мне добродушно и показал дорогу к памятнику.

Gauner? Это немецкое слово, но оказывается, что оно известно и в Чехии. Gauner значит пройдоха, но имеются и синонимы похлеще: проходимец, мошеннк…

Всё правильно: слева от неоготического здания Городской Управы, возле школы — развилка. Направо дорога ведет в Литомышль, налево — в Поличку. Это бывшая Иглауэрштрассе; памятник должен быть где-то в парке, напротив дома, где родился наш святой. Вот он — очень красивый обелиск со Звездой Давида посередине. Надписи на двух языках — чешском и немецком. Даты рождения и смерти. Памятник открыл главный раввин Праги, Эфраим Карел Сидон, в присутствии министра иностранных дел, Йижи Динстбира.

— Почему здесь? — спросил я у проходящей мимо тучной дамы.

— Как — почему? Кому-то нужно раздувать проблему судетских немцев! Видите — надпись по-немецки?!

Я имел в виду совсем не то, но тучная дама уже скрылась. А вот и родной дом нашего святого — через улицу. Многократно перестроенный, с двумя венецианскими окнами на первом и втором этажах. Вот и вся «прекрасная вилла», над которой умиляется Кенэлли. Я решил позвонить, чтобы узнать, почему обелиск установили в парке, а не у этого дома. Кто-то откликнулся по домофону. Я задал свой вопрос. Долго, долго длилось молчание. Наконец хриплый баритон, полон возмущения, выкрикнул:

— Шиндлер?! Gauner?! Фашист?! В нашем доме?!

Домофон умолк. Позже я узнал, что именно они — владельцы дома — не дали разрешения на установку обелиска у себя. И не одни они. Чешский Союз Борцов за Свободу выступил с официальным протестом: Зачем чешскому городу нужно превозносить немца, фашиста, агента немецкой разведки?![1] Борцы за свободу не верят в то, что Шиндлер действительно спас 1,200 евреев из Брюннлицкого лагеря.

Говорят, что филиалы Гросс-Розен работали на немецкую военную промышленность до последнего дня. Там, где не успели предпринять «эвакуацию» узников — а таких лагерей было много — все евреи уцелели. Где тут заслуга Шиндлера? Но борцы за свободу написали на одну фразу больше, чем разрешается в свободном мире: Если его деяния так высоко ценятся в Израиле, пусть память о нем живёт в Израиле и между евреями рассеянными по миру.[2] Эту декларацию признали националистической. Независимым средствам массовой информации был подан сигнал заглушить критику.

В Краеведческом Музее в Свитавах никто не отрицает заслуг Шиндлера; там безоговорочно признают спасение 1,200 евреев фактом. Бородатый, неожиданно резвый, немолодой историк, доктор Милослав Штрих, приготовил даже список из 25 пунктов перечисляющих основные этапы жизни святого. Это на случай, если бы туда забрёл чудак, который захотел бы узнать о нем побольше.

Весь следующий день я провёл в прохладных стенах музея, продираясь через его архивы. Я также старательно переписал Штрихово житие Св. Шиндлера. В основном оно поддерживает официальную линию и скорее показывает свитавского «земляка» в хорошем свете, но нельзя не заметить некоторых его… гм… слабостей…

Я начал с родословной — его самого, родителей, родителей родителей… Свидетельства о рождении, браке, смерти… А потом я пошёл в пивную, где за кружкой отличного пильзенского пива я грустил о том, что правда не всегда выглядит так, как мы себе её представляем. Я ожидал встретить достойную, мещанскую семью, отца — светского человека, как утверждает Кенэлли, и пышную свадьбу, которая — естественно — предшествовала рождению святого. Церковь из белого кирпича, белые платья дам, отцы города вышедшие на главный рынок поздравить молодожёнов…

Зачем ворошить старые архивы? В них таятся джинны низвергающие легенды.

Отец Оскара Шиндлера, Ганс, был крестьянским сыном, в первом поколении оседлым в городе. Он разъезжал по околице и торговал различными сельскохозяйственными товарами и машинами. Жарким летом 1907 года он посетил родную деревню Лачнов, по-немецки Лотшнау. Поездка оказалась не бесплодной и к осени местная девица Франциска Лузер уже отчаянно рвалась к алтарю с сильно выпуклой фигурой. Пускай она была дочерью простого строителя и работала на табачной фабрике — но в таком виде показываться в заштатных Свитавах было невозможно.

Венчание состоялось спешно и тихо в Брно, в церкви Св. Марии-Магдалины, 12 октября. А потом — серая действительность добычи средств к существованию. Потому, что в действительности не было ни милой виллы на окраине, ни фабрики сельскохозяйственных изделий, ни 50 рабочих, ничего того, что Кенэлли с умилением перечисляет на страницах своей повести… С самого начала мы имеем дело с мифом.

Сын коммивояжёра родился 28 апреля 1908 г. Учился в начальной школе, а потом в реальной гимназии. У него была сестра моложе на семь лет с двойным именем Эльфрида-Гертруда. Не только имена немецкие — приходские книги в Свитавах в то время тоже велись на немецком языке.

Пятый пункт «списка Штриха» из Краеведческого Музея говорит, что в 1924 году святого вытурили из четвёртого класса реальной гимназии за подделку каких-то документов. Тогда к нему пристало прозвище Gauner. Да и мифические родственники раввина Кантора вовсе не были такими большими его друзьями, как этого хочет сказание Томаса Кенэлли. В 16 лет, с волчьим билетом,