Оглавление

(Хроника недавнего времени — 2005 г.)

1. ЗА СТОЛИКОМ КАФЕ

— Теперь, полагаю, вы поняли, что никому, кроме вас, не предотвратить воз­можной трагедии? — утвердительно спросила женщина, сидевшая напротив меня.

Я промолчал.

— Притом вам ничего не придется для это­го делать, — добавила она. И следом уточнила: — Почти ничего.

— Порой между «ничего» и «почти ниче­го» — дистанция огромного размера, — все же заме­тил я.

Она покачала головой:

— Это не тот случай!

— Кто знает! А во­обще-то, я выслушал бы вашу историю еще раз, сначала. При пересказе, знаете ли, нередко всплывают важные подробности…

— Хорошо, — она кивнула и задумалась, собираясь с мыслями.

Мы сидели за столиком уютного кафе, откуда открывался вполне рекламный вид на Неву и ответвляющуюся от нее Большую Невку с крейсером «Аврора» на фоне нахимовского училища. Если верить путеводителям, именно в этом месте ширина реки достигала максимального значения.

День был солнечный, безоблачный, даже жаркий, и по водной глади сновала целая фло­тилия катеров и теплоходиков, набитых тури­стами. По Троицкому мосту и вдоль набережных бесконечными ве­реницами двигался транспорт. Над панорамой исторической застройки сверкали на солнце шпили Петропавловки, адмиралтейства и купол Исаакия.

Хорошо бы просто так посидеть за бокалом терпкого вина, наблюдая эту приятную глазу картину и не отвлекаясь на посторонние мысли.

Однако именно сейчас я не мог позволить себе этого.

Даме, пригласившей меня в это кафе для конфиденциальной беседы, требовалась предельная концентрация моего внимания на ее проблеме.

Собственно, все началось вчера вечером.

Я собирался на ужин, когда в моей квартире раз­дался телефонный звонок.

«Тысяча извинений за беспокойство! — произ­нес в трубку мелодичный женский голос. — Я говорю с Дмитрием Сергеевичем Черных?» — «Да», — лаконично подтвердил я. «Позвольте еще один деликатный вопрос: вы плавали в прошлом году на тепло­ходе по Неве вместе с господином Нектаровым?» — «Да», — без особого энтузиазма ответил я. «Слава богу! — воскликнула женщина. — Значит, я не ошиблась! Это действительно были вы! Я представлюсь, с вашего позволения. Шестоперова Валентина Федоровна, давняя зна­комая господина Нектарова. Тот когда-то ра­ботал с моим мужем, точнее, мой муж работал у него. Понимаете, есть одно дело… На первый взгляд, оно, как бы вам сказать… Впрочем, это не телефонный разговор! В сущно­сти, речь идет о жизни или смерти, но вам со­вершенно ничего не придется делать… Одно ваше присутствие может разрядить обстановку!» — Чувствовалось, что женщина глубоко взволнована, и это мешает ей говорить более связно. Я задал два-три уточ­няющих вопроса, после чего, не обещая ничего конкретно, согласился на сегодняшнюю встречу, которую неведомая обладательница приятного голоса назначила мне в кафе.

Шестоперова оказалась элегантной брюнет­кой бальзаковского возраста. Впрочем, есть женщины, которые в любом возрасте выгля­дят интересными. Валентина Федоровна, несо­мненно, была из их числа. Настоящая петербурженка — грациозная, тактичная, стильная, с безупречным вкусом. На ее ухоженном, чуточку удлиненном лице выделялись ясные черные глаза. Летний деловой костюм цвета беж из натурального льна подчеркивал классическую стройность фигуры.

Весь мой житейский опыт говорил о том, что женщины такого типа умеют держать удары судьбы, не теряя достоин­ства, и редко смиряются с давлением неблагоприятных обстоятельств.

Она еще слова не успела промолвить, а я уже был на ее стороне. Но до поры ей не полагалось об этом знать.

Явившись на встречу первой, она выбрала удобный угловой столик с видом на невские просторы и заказала по бокалу дорогого испанского вина.

Разговор она начала с ненавязчивых комплимен­тов в мой адрес.

Затем сообщила, что она в курсе тех закулисных событий годичной давности, благодаря кото­рым господину Нектарову удалось сохранить и свое доб­рое имя, и свободу. Мол, в общих чертах она знает о моей роли в той истории. Она участвовала также в теплоходной прогулке по Неве, когда господин Нектаров праздновал свою реабилитацию, и даже помнит, какой усталый был у меня вид. Она рада засвидетельствовать, что господин Нектаров до сих пор подни­мает за меня тост в узком кругу… ну и так да­лее.

Вчера днем, продолжала Шестоперова, она проезжала по Невскому и случайно увидела меня у Гостинки. Память на лица у нее во­обще цепкая, а уж меня она узнала сразу. И поняла, что это знак судьбы. Узнать номер моего телефона ей было совсем несложно.

Затем, волнуясь и поминутно щелкая зажигалкой, она изложила мне суть дела, которое могло бы показаться плодом разыгравшегося вообра­жения, если бы не ряд достоверных и тревожных деталей. Именно для уточнения этих деталей я и по­просил ее повторить свой рассказ.

Шестоперова зажгла очередную тоненькую сигаретку и заговорила уже более спокойно и раздумчиво:

— Я замужем за одним из совладельцев по­среднической фирмы Шевалье». Всего совладельцев трое: мой муж — Шестоперов Алексей Михайлович, а также Константин Константи­нович Вздорин и Эдуард Аркадьевич Кроваль. По возрасту Алексей Михайлович самый стар­ший, ему 56. Между прочим, у нас с ним тоже немалая разница, но это так, к сведению. Что касается Константина и Эдуарда, то они ро­весники и находятся в полном расцвете сил, обоим около сорока. Для мужа, да и для меня тоже, они просто Костя и Эдик. Я так и буду их называть в своем рассказе.

Так уж сложилось, что пятнадцать лет назад они втроем организовали небольшую фирму, ко­торую назвали «Шевалье». Вы, Дмитрий Сер­геевич, помните, наверное, что в ту пору мно­гие ответственные работники бросились, очертя голову, в биз­нес. Фирмы и фирмочки плодились как грибы после дождя. От многих нынче и вывески не осталось. А вот наше детище не просто выжи­ло в финансовых бурях, но даже укрепилось и расширилось…

— Почему такое не питерское название — «Шевалье»? — поинтересовался я. — Помнится, тогда была тенденция прибавлять к названию при­ставку «Балт-», «Евро-», «Петро-“ или какое-нибудь производное от «Невы».

— Была и другая тенденция: составлять на­звание фирмы из букв или слогов, входящих в имена и фамилии совладельцев. «Шевалье» — это Шестоперов, Вздорин и Кроваль, правда, с ма­ленькими натяжками. Первым стоит мой Алек­сей Михайлович — из уважения к его возрасту и опыту ему достались две буквы. Вторым идет Вздорин, которому досталась только одна буква «в», третьим — Эдька Кроваль, он получил целых три буквы, но из окончания фамилии, «е» добавлено для благо­звучия. Так и сложилось «ШЕ-В-АЛЬ-Е». Все это обсуждалось весело, с шутками и прибаутками, за накры­тым столом. Вообще-то, у них совершенно разные характеры и разные жизненные установки, но вместе они образуют вполне гармо­ничную силу. Костя — из классических вун­деркиндов, умница, генератор идей, аналитик, схватывающий все значимое на лету. Если природа чем его и обделила, то лишь мужской статью. Зато Эдик — настоящий танк, броненосец-таран и по характеру, и по комплекции. Для него не существует преград, если только его вовре­мя подпитывать деловой энергией. И, наконец, мой Алек­сей Михайлович — это марка, это представи­тельство, это престиж и вальяжность, это умение вести пере­говоры с неудобными партнерами и устраивать выгодные контракты. У них троих все получалось, абсолютно все!

— Но однажды начались размолвки… — сделал я напрашивавшийся вывод.

— Собственно, спорили они всегда. До хри­поты. Но это были деловые споры, нацеленные на лучшее решение возникшей проблемы, вы понимаете?

— Отлично понимаю.

— Месяцев семь-восемь назад атмо­сфера взаимной приязни вдруг резко улетучи­лась, — продолжала Шестоперова, доставая из сумочки новую пачку сигарет, посколь­ку прежняя опустела. — Между Костей и Эди­ком пробежала какая-то очень злая черная кош­ка. Мы с моим Алексеем Михайловичем нача­ли замечать проявления откровенной враждеб­ности между ними.

— Вот теперь точнее, пожалуйста.

— Да, конечно. Понимаете… Эдику всегда нравилась Люсьена — жена Кости, очень яркая, сексуально привлекательная блондинка, тип голливудской красотки, если угодно. Но шансов у Эдика, если откровенно, было маловато. Не потому, что Люсьена такая уж недотрога, как раз наобо­рот… Но Эдик, с его внешностью рассержен­ного бульдога, совершенно не в ее вкусе, со­вершенно. И все-таки похоже на то, что она не сбрасывала его окончательно со счетов. Знаете ли, плохая примета — ставить крест на верном поклоннике. Это понимают даже избалован­ные красавицы. А тут еще Эдик затеял развод со своей женой Жанной. Они и прежде-то не очень ладили — Эдик и Жанна, но, сказать по правде, известие об их разводе всех нас ошеломило. Причем расходились они шумно: со скандалами, взаимными упреками… Мне и сейчас неприятно об этом говорить, ведь Жан­на была и остается моей лучшей подругой. Но я должна называть вещи своими именами, ина­че мы не доберемся до истины, так ведь?

— Да-да.

Шестоперова в упор посмотрела на меня своими большими черными глазами:

— Естественно, все сказанное мною сейчас должно остаться между нами.

— Разве господин Нектаров не упоминал, что я не отличаюсь болтливостью?

— Конечно. — Она снова щелкнула зажи­галкой. — Надо сказать, что в нашем офисе существует традиция совместного празднова­ния всяческих дат, юбилеев, дней рождения и прочего. Сдвигаются столы, выставляется сухое вино и бутерброды… Все достаточно скромно. Впрочем, раз на раз не приходится, иногда празднуем с раз­махом.

— Простите, а вы, жены совладельцев, то­же участвуете в этих мероприятиях? — уточнил я.

— Лишь в отдельных случаях. Исключая, впрочем, Люсьену. Та наведывается в офис бук­вально через день.

— Если я правильно понял, никто из вас, жен совладельцев, не занимает на фирме никакой штатной должности?

— Да, это верно. Мы не служим.

— Ясно, продолжайте.

— Первый звоночек прозвенел на встрече Нового года. Событие отмечали заранее, 29 декабря. К тому времени Эдик уже расстался с Жанной, и ее, понятно, там не было. Я нака­нуне простудилась и тоже не смогла пойти. Поэтому о случившемся могу судить только со слов других, в основном, моего Алексея Михайловича. Так вот. Разогрелись они в тот вечер основательно, и, как водится, настал момент, когда общая компания распалась на отдельные группы. Есть в конторе некто Цыщев — «ночной портье», любитель заглядывать в замочные скважины, короче, отвратительный тип. И вот мой Алексей Михайлович видит, что Цыщев стоит за спиной Кости и что-то нашептывает ему на ухо. Тот меняется в лице и выскакивает в коридор. Люсьены за столом нет. Как и Эдика. Через минуту из глубины ко­ридора доносятся крики. Народ тут же устрем­ляется на шум.

— И что же видит народ?

Она вздохнула:

— Нужно знать Костю. Это необычайно тактичный, деликатный, выдержанный человек. Необыкновенно здравомыслящий! Тихоня в классическом варианте! В общении с рядовыми сотрудниками он никогда не повышает голоса. Но как только дело коснется его ненагляд­ной Люсьены, в нем будто просыпается крепко спавший зверь. Он, кажется, может даже загрызть! Но не свою Дездемону, а того, кто по­смел плотоядно взглянуть на нее, понимаете? Люсьена для него — непогрешимый ангел, что бы там она ни вытворяла за его спиной! Да уж, ангелочек… Костя знал, конечно, что Эдик неравнодушен к ней. И даже вроде бы гордил­ся тем, что владеет сокровищем, которое вы­зывает зависть компаньона. Но в ту минуту на него накатил приступ ревности, перешедшей в настоящее безумие! Он сорвался и готов был ударить Эдика бутылкой по голове. Хотя ровным счетом ничего не про­изошло. Просто Эдик и Люсьена оказались вдвоем в кабинете Эдика. Тот будто бы хотел вручить ей новогодний подарок. Хорошо, что побли­зости находился мой Алексей Михайлович. С невероятным трудом он погасил страсти, а за­тем сам отвез Эдика домой. Но трещинка в от­ношениях между Эдиком и Костей уже про­легла. Первая трещинка, которая быстро расширялась и в последующие месяцы превратилась в бездонную пропасть.

— Вероятно, вы с мужем пытались примирить их? — предположил я.

— О, поверьте, мы с Алексеем Михайлови­чем сделали все, что могли, лишь бы восстановить прежний мир! — с жаром воскликнула Шестоперова. — В конце концов, усадили их за один стол и склонили к рукопожатию. Но еще тогда я почувствовала, что оба держат ка­мень за пазухой… Вскоре после Рождества Эдик снова удивил всех нас, скоропалительно женившись на сотруднице рекламного отдела Ири­не. Глупый, бессмысленный брак, заключен­ный не иначе как в состоянии аффекта! Да, согласна, у Ирины красивые длинные ноги. Но этого слишком мало, чтобы быть хорошей же­ной. А ведь Эдька мечтал именно о хорошей жене, о хранительнице домашнего очага. Жан­ну он называл плохой хозяйкой, хотя это со­вершенно несправедливо, уверяю вас! Да, мо­жет быть, Жанна не испытывала экстаза по отношению к кухне, но, простите, Ирина ведь не знает даже, с какой стороны браться за сковород­ку! — Шестоперова поправила свою аккуратную прическу.- Притом Жанна далеко не уродина, поверьте! Даже очень молодые лю­ди нередко поглядывают на нее с нескромным интересом.

— Жанна как-то фигурирует в дальнейших событиях? — осведомился я. — Мне показалось, что ее вы не называли.

— Ой, простите! Я, кажется, увлеклась… Словом, второй брак Эдика оказался несомненной ошибкой. Он и сам понял это достаточно быстро. И еще сильнее возненавидел за свой необдуманный поступок… Костю! Понимаете?!

— Похоже, этот ваш Эдик по натуре — азартный игрок?

— Вы это верно подметили, — кивнула она. — Не буду утомлять вас перечислением мелких подробностей, коим нет числа, расскажу только о двух узловых моментах этой истории. Первый произошел накануне женского дня — шесто­го марта. Опять же — в офисе. Был банкет, сотрудницам вручали подарки. Руководство присутствовало в полном составе. Были также Люсьена, Ирина и я. Все протекало достаточно благостно. Эдик и Костя не обменялись ни единым уколом, к которым сотрудники уже начали при­выкать. По домам разъехались в превосходном настроении. И вдруг — поздно вечером теле­фонный звонок от Люсьены: Костя отравился! Увезла «Скорая», состояние тяжелое. Причем сам Костя грешил якобы на фаршированные баклажаны, которые обнаружил на своем сто­ле, хотя на других столах — это он вспомнил позд­нее — такой закуски не было. Без всякой зад­ней мысли он умял чуть ли не целую баночку. Он вообще любитель всякой кулинарной экзотики. Дома же, почуяв неладное, Костя сделал вывод, что баклажаны были отравлены, и что подсунул их ему Эдик. По его настоянию Люсьена позвонила в офис и потребовала от дежурного, а им — по странному стечению об­стоятельств — оказался все тот же Цыщев, да­бы тот извлек из урны злополучную банку. Костя вполне серьезно намеревался отдать ос­татки ее содержимого на анализ. Цыщев вско­ре доложил, что перерыл все урны, но баноч­ки из-под баклажанов не обнаружил. Это еще сильней распалило подозрительность Кости. С той поры в кругу доверенных лиц он именует Эдика «отравителем». Тот, естественно, знает об этом и называет Костю — уже в своем кру­гу — «мнимым больным», намекая, что тот при­творился отравленным именно для того, что­бы иметь повод для обвинений в адрес его, Кроваля.

— А что говорит медицина?

— Никаких ядов врачи не обнаружили. Просто Косте нельзя есть много острого. У не­го ведь камни. А он не удержался… — Шестоперова вздохнула: — Но Костя-то остался при своем мнении. Он так и считает, что Эдик собирался от­равить его, и только своевременный вызов «Скорой» предотвратил беду. Никакие на­ши с Алексеем Михайловичем доводы не в со­стоянии поколебать это убеждение. После то­го случая Костя ни разу не садился за один с Эдиком обеденный стол.

— Хозяин баклажанов так и не объявился?

— Нет.

— Что говорит по этому поводу Эдик?

— Он утверждает, что таинственная баноч­ка покинула офис тем же путем, каким в нем и появилась. То есть она кочевала либо в «ди­пломате» Кости, либо в сумочке Люсьены.

— В сумочке Люсьены? Он так и сказал? Выходит, он уже и ее подозревает?

— Да, в его отношении к нашей секс-бомбе тоже что-то резко повернулось. Складывается впечатление, что частичку своей ненависти к Косте он перенес уже и на Люсьену.

— Это странно! Однако продолжайте…

— Последний случай произошел совсем не­давно, дней десять назад, — голос Шестоперовой дрогнул. — При­дя утром на работу, Костя принялся разбирать ворох бумаг на своем столе и вдруг обнаружил под ними крысу!

— Как — крысу?! Натуральную?

— Слава богу, нет! — передернулась она. — Матерчатую или плюшевую, словом, игрушечную. Но, по его словам, большую, даже огромную! Мало того! На ее шее была затяну­та проволочная петля!

— Такого рода «сюрпризы» иногда подбрасывают любителям «крысятничать». Как же повел себя Костя?

— Он поднял крик, решив в первую минуту, что это живая крыса. Снова сбежался народ. Пришел и Эдик. Узнав, в чем дело, он заявил, что утром нашел в ящике своего рабочего стола… — Шестоперова накло­нилась ко мне и понизила голос до шепота: — Угадайте, что?!

— Точно такую же крысу с проволочной петлей на шее, — без малейшей паузы отчеканил я.

— Совершенно верно! — кивнула она.

— Оставалось лишь сличить обе находки, верно?

— Да, но оказалось, что это невозможно.

— Почему?

— Как объяснил Эдик, он выкинул свой экземпляр в окно, выхо­дящее в зеленый дворик. Поняв, что назревает новый скандал. Эдик тут же послал вниз Серого, ну, своего нового водите­ля, но тот ничего не нашел. Быть может, игрушку подобрал кто-то из детишек, гулявших во дворе.

— Значит, выброшенную крысу не видел ни один человек, кроме самого Эдика? — подытожил я. — И это добавило керосину в тлеющий по­жар?

Шестоперова грустно улыбнулась:

— Мой Алексей Михайлович присутство­вал при этой сцене. Он рассказывал, что у всех было ощущение, будто сейчас они разругают­ся окончательно и насмерть. Но они как-то странно посмотре­ли друг на дружку и разошлись по своим каби­нетам. С этой минуты они стали вести себя по отношению друг к дружке исключительно корректно и демонстративно дружелюбно.

— Что ж, возможно, оба дозрели до мысли, что худой мир лучше доброй ссоры?

Шестоперова всплеснула тонкими, но сильными руками:

— Если бы! Они просто обезумели! Оба! Возможно, в моем изложении вы этого не почувствовали. Я рассказала об этом несуразном конфликте всего лишь со своей женской точ­ки зрения, ведь я многого не знаю. Нельзя ис­ключить, что есть и другие, глубоко сокрытые причины этой жуткой вражды. Но я не могу избавиться от ощущения, что оба готовятся к чему-то страшному. Причем взрыв может произойти в ближайшие дни. Точнее, в предстоящую субботу.

— Именно ва субботу?

— Да! — Она нервно хрустнула своими тон­кими сильными пальцами. — Дело в том, что в нынешнюю субботу нашей фирме исполня­ется ровно пятнадцать лет. Я вам уже говорила, что все праздники наш «генералитет» отмечает вместе с коллективом в стенах фирмы. Все, кроме од­ного. День рождения фирмы мы празднуем по-особому. Так уж получилось, что еще с давних пор три наши семейные пары выбирались на отдых в отдаленную деревеньку Карповку, рас­положенную на реке Свияти, впадающей в Ладожское озеро. Вам знакомы эти места?

— Нет, знаете ли, не приходилось бывать, — сознался я.

— Скажу сразу, что Карповка не отно­сится к престижным зонам отдыха. Далеко­вато, удобств никаких, глухомань. Но приро­да там изумительная. В свое время в Карповке располагался профсоюзный пансионат «Про­хладное озеро». Вот он-то, кстати, считался по тогдашним меркам вполне приличным. Нема­ловажно и то, что путевки туда доставались нашим мужьям совершенно бесплатно. Именно в пан­сионате «Прохладное озеро» мой Алексей Ми­хайлович, Эдик и Костя пришли к идее о соз­дании совместной фирмы, которая вопреки всем кризисам и дефолтам оказалась на ред­кость живучей. И как-то очень естественно у нас вошло в обычай отмечать дату основания фирмы именно там, в бывшем пансионате, на берегу озера, и только в узком кругу. — Шестоперова нервно провела ладонью по кромке стола. — Еще недавно мы так мечтали об этом солидном юбилее — пятнадцатилетии фирмы! И вот дождались… Весь коллектив, за­таив дыхание, ждет, чем завершится этот празд­ник. Некоторые, я бы даже сказала — многие, ждут его с предчувствием беды.

— Отмените мероприятие, вот и решение проблемы, — вырвалось у меня.

— Невозможно! — с печальной торжествен­ностью изрекла она. — Среди соучредителей нет согласия. Отказ от поездки со стороны Эди­ка или Кости будет однозначно воспринят все­ми как проявление слабости. Мы же с Алексе­ем Михайловичем обязаны ехать, ну, хотя бы в качестве миротворцев. В этой ситуации мы все оказываемся заложниками друг друга.

— Минутку, Валентина Федоровна! — пре­рвал ее я. — Не кажется ли вам, что именно этот выезд на природу должен закончиться без последствий? Элементарная логика подсказывает, что если кто-то и задумал недоброе, то проще всего это сделать в нашем мегаполисе, а уж никак не среди малолюдья глухой деревеньки.

— Есть ситуация, когда логика перестает править бал, — возразила она. — Особенно ес­ли люди находятся под влиянием психоза.

— И все же происшествия, вроде подброшенной механической крысы, еще не дают, как мне кажется, повода для серьезной тревоги.

— Значит, я плохо рассказала, если не смогла вас убедить, Дмитрий Сергеевич! — она соединила ладони перед собой. — Вот, послушайте! Эдика много лет возил Максим Петрович — человек исключительной пункту­альности и дисциплины, хотя и слабый здоровьем. Но автомобиль у него работал как ча­сы. И вот ни с того ни с сего месяца два назад Эдик по совершенно надуманной причине уволил его, а на его место тут же взял некоего Сергея Жмырева, за которым уже прочно за­крепилось прозвище Серый. Он и вправду ка­кой-то серый. Крайне неприятный тип! Хмурый, неприветливый, с повадками уголовника. Ладно, про уголовни­ка я, быть может, преувеличиваю. Но есть в нем что-то опасное. Говорят, этот Серый одним ударом ладони перешибает сразу несколько кирпичей, а пальцами легко сгибает пятирублевую монету… — Она снова наклонилась над столом: — И еще: у него есть незарегистрированный пистолет. Не газовый, а настоящий. Боевой. Со смешным названием «дротик».

— Откуда это известно?

— От Эдика, — она подняла на меня глаза, казавшиеся в эту минуту огромными и бездонными. — Он сам рассказывает об этом некото­рым. С глазу на глаз. Не знаю уж, для чего ему это нужно. Быть может, в расчете на то, что передадут, кому следует? Пугает он, что ли?

— А что Костя?

— Костя недавно обзавелся газовым пис­толетом и теперь не расстается с ним. Даже кла­дет под подушку, когда ложится спать. Об этом, кстати, он тоже рассказывает некоторым — будто бы по секрету.

— У Константина есть охрана?

— Его водитель — Виктор Асаулов — по совместительству еще и телохранитель. Его са­мого и, разумеется, Люсьены, — с едва замет­ным подтекстом произнесла Шестоперова.

— Насколько он надежен как охранник?

— В прошлом году защитил Люсьену от уличного грабителя.

— Сколько человек поедут в субботу в Карповку?

— Восемь. Три наших пары, плюс водители Асаулов и Жмырев. Едем на двух машинах — «Форде» и джипе «Чероки». Мой Алексей Михайлович не хо­чет гонять попусту свою «Ауди».

— Как долго вы планируете праздновать юбилей фирмы?

— Рассчитываем пробыть там примерно с полудня суббо­ты до трех-четырех часов дня воскресенья.

— Понятно… Ну и чего же вы лично ждете от меня? В чем, собственно, будет состоять моя ра­бота?

— Исключительно в факте вашего присут­ствия на нашем празднике, — твердо про­изнесла Шестоперова. — В прошлом году вы спасли доброе имя господина Нектарова, рис­куя при этом жизнью. Теперь вы можете спа­сти доброе имя нашей фирмы, попросту про­ведя чуть более суток в нашей компании. По­нимаете… Моим друзьям — Эдику и Косте, людям, которых я бесконечно люблю, оказав­шимся во власти какого-то дьявольского нава­ждения, необходим отрезвляющий шок. Таким целебным шоком и станет для них одно ваше появление на нашем празднике, которое мы, конечно же, представим как совершенно случайное. Если кто-то из этих ребят и задумал недоброе, то, будучи наслышан от господина Нектарова о вас и о ваших аналитических способностях, отка­жется от своих планов. Готова держать пари, что именно это и произойдет! — Она смяла в пепельнице очередную сигарету.

— Если все так просто, то почему бы вам не обратиться за содействием к господину Нектарову, под крылышком которого, как я пони­маю, функционирует ваша фирма? — прямо спро­сил я.

— Очень правильный вопрос! — охотно ото­звалась она и улыбнулась: — Воображаю себе эту картину. Михаил Григорьевич тут же вы­зовет к себе Эдика и Костю и примется их распекать в своей манере: «Эй, молодежь! Мне тут Валюша рассказала про ваши заморочки… Ну-ка, при­знавайтесь, чего не поделили?!» Ой! — Шестоперова демонстративно поежилась. — Даже ес­ли они покаются — а это вряд ли! — все шиш­ки в конечном итоге достанутся мне. Вместе с лаврами коварной наушницы. Ой, нет, не хочу! Не говоря уже о том, что о нашей малень­кой «семейной» ссоре узнает весь деловой Пи­тер. Нет! Этот вариант я прокручивала тысячу раз и забраковала! — Движением изящной кис­ти с наманикюренными ноготками Шестоперова как бы подвела черту. — Обращаться в милицию, как вы сами понимаете, еще глупее. Я склонялась к тому, чтобы воспользоваться услугами частного сыскного бюро, но это то­же не лучший выход. Ведь вопрос «кто вино­ват?» здесь не стоит. Здесь другая проблема: как предотвратить беду? Вот почему, едва за­видев вас, я поняла, что это перст судьбы! Вам, и только вам, дорогой Дмитрий Сергеевич, под силу предотвратить возможную трагедию! — снова повторила она.

— Благодарю за комплимент, но, боюсь, вы переоцениваете мои скромные возможности… Не говоря уже о том, что ваши впечатлительные друзья могут иметь противоположное мне­ние о моей персоне.

— О, нет! Нет! — с жаром воскликнула Шестоперова. — Вы просто не в курсе! То, что

случилось с Михаилом Григорьевичем, было предметом многих наших разговоров. И Костя, и Эдик одинаково восхищались вашим мастерством. Они не забыли той истории и побоятся дейст­вовать за вашей спиной, ручаюсь!

Тут настал и мой черед задуматься. Неко­торое время я машинально разглядывал невские воды, свинцовые даже при ярком свете летне­го дня.

— Вот такая тонкость, уважаемая Валенти­на Федоровна… Если у ваших компаньонов и вправду существуют планы, которые вы назва­ли недобрыми, то мое якобы случайное появ­ление в Карповке всего лишь отсрочит их ис­полнение на какой-то незначительный пери­од. А это, как я понимаю, вряд ли внесет успокоение в вашу душу.

— Нет-нет! — снова вскинулась она. — Вы просто не знаете этих ребят! Они ведь не преступники, они совершенно нормальные му­жики, на которых попросту накатил какой-то морок! Одного вашего появления будет доста­точно, чтобы он рассеялся. Может, былая друж­ба уже и не вернется, но почему бы им не стать обычными деловыми партнерами?

Я выдержал приличествующую моменту паузу, затем уточнил:

— Значит, вы, как заказчик, не будете на­стаивать, чтобы я искал корни конфликта ме­жду вашими друзьями?

— Упаси боже!

— Я должен просто присутствовать на ва­шем торжестве, оказавшись на нем якобы случайным гостем, и это мое присутствие, по ва­шему мнению, предотвратит готовящееся зло­действо, так?

— Да, — кивнула она. — Именно так.

— А вдруг все-таки случится беда?

— Это из области фантастики!

— Ну, а если? Жизнь, знаете ли, штука скользкая. Не всегда ухватишь ее за жабры. Что тогда? Не попытаетесь ли вы переложить ответственность на меня? Вот что, по правде говоря, меня ин­тересует особо.

Она с достоинством выдержала мой взгляд:

— Дмитрий Сергеевич! Если, вопреки моим уверениям, произойдет нечто непредсказуемое, то вся ответственность за последствия ляжет на мою совесть. И только на мою! О нашем приватном договоре не узнает ни одна живая душа, никогда. Клянусь!

— Позвольте еще один деликатный вопрос. Вы предлагаете мне приличный гоно­рар. Как я понимаю, из своих личных средств. Разделить эти расходы со своими компаньона­ми или переложить их на бухгалтерию вашей фирмы вы не сможете ни при каких условиях. Что заставляет вас идти на эти траты? Только не говорите мне про верность старой дружбе.

В ее черных зрачках промелькнули ка­кие-то молнии, но она тут же погасила их.

— Да, вы правы… Хотя, поверьте, я люблю их обоих — и Котьку, и Эдика — и желаю им только добра. Но есть еще одно обстоятельст­во… Из-за их нелепых разборок фирму лихо­радит уже сейчас, а любое крупное ЧП может поставить ее на грань развала. Ну а мой Алек­сей Михайлович слишком обременен годами, чтобы начинать сначала. Поэтому мы с ним оба кровно заинтересованы в том, чтобы в фирме снова воцарилось согласие. Как видите, мой с мужем интерес в этом деле чисто прагматический.

С минуту мы просидели в молчании.

— Итак… вы согласны? — тихо спросила она.

— Я должен подумать. Позвоните мне зав­тра в это же время.

2. НЕТ НИЧЕГО ПРОЩЕ…

Собственно, размышлять тут было не о чем. В моей жизни, как нарочно, началась полоса финансовых трудностей, и я готов был взяться за любую работу, если только она не вступала в антагонистическое противоречие с Уголов­ным кодексом.

Единственное, что смущало меня в предло­жении Шестоперовой, это чрезвычайная простота заказа. Никогда еще мне не выпадало столь непыльной работенки. Все же я не кино­звезда, чтобы за меня работало мое имя.

Возникало логичное предположение, что здесь что-то не так, что Шестоперова чего-то не договаривает, хотя мотивы ее побуждений казались очевидными.

Поэтому, прежде чем дать ответ, я решил проверить полученные сведения по своим каналам. Не то чтобы Шестоперова, эта элегантная женщина, вызвала у меня какие-либо подозрения. Просто она сама мог­ла не знать некоторых важных обстоятельств происходящего или же трактовать их в ином ключе. Тем более что в этой истории фигури­ровал — пускай и на дальнем плане — хорошо известный мне господин Нектаров…

Невольно я перенесся мыслями на год назад.

Как раз в тот период над головой крупного питерского коммерсанта Михаила Нектарова начали сгущаться грозовые тучи. Поговарива­ли, что один из его помощников, некто Т., ак­тивно сотрудничает с прокуратурой и уже на­чал давать показания против своего босса. И вот однажды вечером этого самого Т. находят мерт­вым в его собственном автомобиле. Отравле­ние весьма необычным ядом! Причем много­численные улики указывали непосредственно на Нектарова, который в тот же день был задержан и препровожден в следственный изо­лятор.

Через своего адвоката коммерсант развил бурную деятельность. В частности, обратился к бывшему школьному приятелю, занимавшему крупный пост в городской администрации. Полагаю, административный туз даже на ноготь не верил в невиновность Нектарова, однако и отказать в помощи человеку, с которым сидел когда-то за одной партой, он тоже не мог. Поэтому туз принял соломоново решение: поручил некоему юристу создать видимость усилий по спасе­нию коммерсанта, угодившего в жернова пра­восудия.

Видимо, вы уже догадались, что этим юристом-громоотводом стал я.

На целый месяц пришлось с головой окунуться в си­туацию вокруг господина Нектарова. Сказать по правде, это был прирожденный мошенник, законченный взяточник, вор и казнокрад высшей пробы, по которому плакала тюрьма. Но в от­равлении своего помощника Т. он не был ви­новен ни на йоту — такой вот оказался вывод! То есть, не исключаю, что Нектаров всерьез подумы­вал о том, как бы навсегда заткнуть рот опасному сви­детелю, но его опередил маньяк-отравитель по прозвищу Грибник, на счету которого было уже не менее полудюжины других жертв. Мне удалось вы­числить этого тихого убийцу, свившего гнездо по соседству с офисом Нектарова. Грибник был взят с поличным и полностью признался во всех совершенных им убийствах, включая от­равление Т.

С другой стороны, следствие совершило непростительную ошибку, выстроив линию обвинения против Нектарова лишь на основе факта отрав­ления его помощника.

Они решили, что так будет проще, и просчитались.

Изобличение Грибника плюс грамотная атака команды прожженных адвокатов не оставили от обвинения камня на камне. Нектаров был оправдан по всем статьям. Что называется, вышел гусь сухим из воды.

Прежде всего, он устроил шумное шоу, при­званное напомнить деловому Петербургу, что Михаил Нектаров — честный, скромный и добропорядоч­ный негоциант. В частности, в программе увеселений зна­чилась ночная прогулка по Неве, на которую я получил от него персональное приглашение. Я согласился только из желания увидеть про­цесс разводки мостов, а также полагая, что плавать мы будем