Оглавление

Посвящается моей лучшей подруге Наде и моим родителям.

Огромная благодарность Наталье Христич, которая подарила Инге Макаровой в моем романе свои прекрасные стихи о человеческих взаимоотношениях.

«Еще одна жертва коронавируса. На третьей неделе самоизоляции жена убила мужа утюгом» (анекдот весны-2020)

Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальными лицами или событиями является случайным. Родильный дом имени N на Васильевском острове также придуман автором.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. АПРЕЛЬ-2020

*

— Мне кажется, что у нас эпидемия не коронавируса, а тотального размягчения мозгов, если ВОТ ЭТО считается «шутками недели по итогам рейтингов интернета»! — Наташа Навицкая раздраженно отбросила газету так, что издание перелетело через весь журнальный столик и шлепнулось на ковер в гостиной. — Или пользователей интернета считают идиотами, для которых и такое сойдет!

Виктор Уланов промолчал, видя, что жена взвинчена, и любая попытка поспорить или просто возразить ей обернется очередным скандалом. Конечно, авторы подборки юмора в пятничном выпуске вовсе не ставили целью обидеть читателей, подбирая тематические шутки в интернете. Но Наташа очень тяжело переносит самоизоляцию, особенно — после того, как «нерабочую неделю» продлили еще на столько же и нет гарантии, что этим ограничатся. Атмосфера в их восьмикомнатной квартире на набережной Фонтанки у Измайловского моста почти всегда была накаленной.

Уланов хорошо понимал Наташу: необходимость сидеть дома, неведомая опасность, о которой неустанно вещали интернет, телевизор, радио и газеты, и полная неопределенность — никто не мог точно сказать, как долго это продлится и что будет дальше — угнетали многих. И немудрено, что люди становятся нервными и готовы взорваться из-за каждого пустяка.

Энергичная деятельная Наташа привыкла всегда быть в движении, находиться в гуще событий, заниматься делом, валиться с ног от усталости — и чувствовать себя счастливой. Отдых она предпочитала подвижный, на грани экстрима. Даже прошлой осенью, зависнув с Ефимом в Джамете из-за многодневного шторма и закрытого на время технических работ моста, она ухитрилась раскрыть убийство в пансионате и помочь им с Беллой выиграть запутанный и почти тупиковый процесс в Севастополе.

А сейчас стала недоступной прогулка даже на Аничков мост или в Юсуповский сад, виднеющийся за рекой с балкона.

Сначала речь шла всего об одной неделе затворничества, потом этот срок продлили — и по слухам, это могло растянуться еще надолго. Это напомнило Наташе, как ей регулярно продлевали срок предварительного ареста. Это ожидание и неопределенность изматывали сильнее тягот неволи в московской «Бастилии», как называли в народе СИЗО в Печатниках. Наташа оказалась там в 2014 году по ложному обвинению и провела под стражей почти полтора года…

Уланов регулярно общался по скайпу с коллегами, и Ефим с нервозным смешком рассказывал, что Белла «вся извелась, как на иголках, энергия бьет ключом, а девать некуда». Уланов хорошо понимал Ефима. Он хорошо знал молодую жену босса. Бабушка Беллы до замужества была таборной цыганкой и даже среди товарок выделялась бурным темпераментом, и ее побаивались даже самые забубенные натуры. Внучка получила в наследство не только яркую красоту бабушки, но и ее неистовый нрав. На прениях, войдя в раж, Белла так сверкала глазами и метала молнии, что тушевались даже самые матерые, закаленные в судебных баталиях судьи и прокуроры. И можно было вообразить, какое испытание для неуемной Беллы — необходимость сидеть дома. Да и Ефима флегматиком не назовешь. «Удивительно, как их дом на Кутузовской набережной еще цел», — думал Уланов, представляя себе ошалевших от ничегонеделанья Когана и Измайлову.

Ефим и Белла расписались еще в январе, но Белла оставила себе девичью фамилию, которой очень гордилась, подчеркивая, что, скорее всего, относится «к тем самым Измайловым!» — это она произносила, царственно вскинув свою красивую точеную голову с пышной копной черных кудрей.

Наташа тоже в браке не меняла фамилию потому, что фамилия «Навицкая» уже стала известной многим читателям и поклонникам серии книг «Армейский детектив».

— Интересно, они что, сами не понимают, что от подобного юмора нормальных людей с души воротит? — гневно продолжала Наташа, меряя шагами гостиную. — От анекдотиков про последствия самоизоляции — бэби-бум к Новому году и очереди за маткапиталом после новогодних праздников или от этого, — она подобрала газету и показала мужу.

Томная девица в кокетливом фартучке на голое тело, ажурных чулках и маске призывно смотрела в объектив: «Нарушим дистанцию, милый?». Небритый лохматый парень, раскрыв рот и свесив руку с дивана, сладко спал с пультом от телевизора под измятой подушкой. Надпись под фото гласила: «2019 год — лентяй, пофигист. 2020 год — сознательный гражданин».

— Если это юмор, то рассмеяться я забыла! — Наташа снова отбросила газету в угол.

Выплеснув свое раздражение, она отошла к арочному окну, оперлась руками о широкий подоконник и какое-то время тоскливо разглядывала обезлюдевшую набережную, реку без единого речного трамвайчика и припозднившуюся в этом году поземку.

— Согласен, юмор в этот раз невысокого пошиба, — поднялся с кресла Уланов, — но стоит ли из-за него так сердиться?

— Витя, в каждой шутке ведь — только ДОЛЯ шутки, — буркнула Наташа, не оборачиваясь. — И в этих анекдотах и картиночках люди предстают безвольными примитивными существами, у которых остались лишь основные инстинкты: пожрать, поспать, потр… ся. Да, есть и такие. И они рады самоизоляции: не нужно тратить время на работу, культурную жизнь и саморазвитие — можно давить подушку, шарахаться по дому в линялых трениках и с немытой головой и изредка переваливаться от дивана к холодильнику и обратно. А, ну и еще время от времени — лениво спариваться в промежутке между очередным приемом пищи и телепередачей. Животное существование какое-то! Если кого-то подобные шутки забавляют, то для меня они оскорбительны. Это только животным достаточно еды, сна и регулярных сношений для счастья, а у хомо сапиенс шкала ценностей гораздо больше, и она не меняется в зависимости от обстоятельств!

— После такой гневной филиппики я не рискну даже заглянуть в твою спальню вечером, — попытался разрядить атмосферу шуткой Уланов, — а то ты и меня причислишь к разряду примитивных.

Наташа с кислым видом посмотрела на него:

— Похоже, на исходе второй недели изоляции поглупел даже ты. Не верится, что когда-то ты выигрывал «золото» на брэйн-рингах.

Уланов безнадежно покачал головой:

— Наташа, в чем ты упрекаешь меня? Думаешь, мне легко сидеть дома?..

— Заюзанный пропагандистский прием комсомольских шишек, — Наташа сбросила домашние туфли и забралась с ногами на широкий подоконник высокого окна. — «В Гондурасе негров линчуют, а ты не хочешь идти на субботник?!». От того, что «всем тяжело», мне ни хрена не легче!

— Я лучше помолчу, — начал раздражаться Уланов, — что ни скажу, все не так.

— Да, лучше помолчи, — кивнула Наташа. — Кстати, ты мне недавно приводил в пример Болдинскую осень Пушкина… Но он мог гулять, ходить в лес, на реку, а не сидел безвылазно в четырех стенах! Если бы он тоже не имел возможности выйти из дома и видел только дохлых мух в оконных рамах, то много бы он написал?

Она вскочила с подоконника и снова заходила туда-сюда.

— За что мы только платим домработнице? Зачем только нанимали мойщиков окон? Чем они смотрели на результаты своего труда, если пропустили здоровенную муху?! Теперь она валяется кверху брюхом, а я должна созерцать эту пакость! Никто ничего не видит; всем все пофиг! Скоро и мыться перестанут, завалятся набок, будут храпеть и пускать слюни на грязный наперник, прерываясь только на прием пищи, просмотр телешоу и чтение вот такого «юмора недели»! Конечно, такой образ жизни можно вести и в хлеву…

— У тебя опять зависла книга? — догадался Уланов.

— А откуда у меня возьмется вдохновение?! От грязных окон, что ли? От того, что я сижу, как зверь в клетке?

— Я сам развинчу окно и выброшу эту муху, чтобы ты успокоилась, — вздохнул Уланов. — А потом можем погулять…

— Строго в стометровой зоне? Как в тюремном прогулочном дворике, разве что без неба в клеточку? Не хочу! Достало! — Наташа сделала несколько дыхательных упражнений, чтобы успокоиться. — Извини, Витя. Я сегодня не лучший собеседник. Пойду лучше в кабинет, попробую поработать.

В ее кабинете снова царил кавардак. Стоило Наташе забыть запереть дверь, как туда тут же прошмыгивал трехлетний Витя-младший и, пока няня отыскивала питомца, успевал набедокурить. Вот и сегодня в тетради с черновиком нового романа красовались разноцветные каракули маркером, успевшим уже просочиться на все страницы, на весь разворот нарисована какая-то рожа и размазан шоколадный крем. Рукопись была безнадежно испорчена.

Стоя над изуродованной тетрадью, Наташа занималась аутотренингом: «Он же не со зла, а просто хочет напомнить о себе… Он не понимает, что это плохо и еще не умеет поступать назло… Нет, я вовсе не хочу нашлепать его и поставить в угол. Хотя меня моя мама строго отучивала от такого поведения, и я быстро поняла, что нельзя хозяйничать с чужими вещами… Я не хочу орать благим матом на няню за то, что она плохо следит за ребенком, а то у нее тоже лопнет терпение, и она может, чего доброго, попросить расчет, и тогда о книгах мне придется забыть до самого конца изоляции… Нет, мне вовсе не сложно восстановить по памяти 48 тетрадных листов текста… Я вовсе не задолбалась сидеть дома. Меня вовсе не бесят шуточки про демографический взрыв через 9 месяцев и картинки с полуголыми девицами в масках и опухшими от безделья „сознательными гражданами“… Я совершенно не считаю, что Витя-старший за 11 дней самоизоляции мозги растерял… Я довольна жизнью… … твою мать, да у меня счастья полные штаны!» — слёзы все-таки закапали на страницу, размывая остатки рукописного текста, избежавшего попадания маркера и шоколадного крема. Наташа попыталась их сдержать, но это привело к обратному эффекту.

— Младшенький опять напроказил? — вошел следом Уланов. — Вот разбойник, — нахмурился он, взглянув на тетрадь. — Проснется после дневного сна, поговорю с ним, как мужчина с мужчиной, — он обнял Наташу и погладил по голове.

— Няня объясняет, что это у него от дефицита общения с родителями, — шмыгнула носом Наташа, — и он старается привлечь наше внимание. Ну а я и рада бы проводить с ним больше времени, — она вытерла слезы, чувствуя, что вместе с ними вышел и весь гнев, — но наверное, как мать, я не очень хороша. И как жена — тоже. Вот солдат из меня — хороший…

— А мне другой жены и не нужно.

— Да уж, — поддела Наташа.

— Стал бы я иначе ради тебя нырять в июньскую Оккервиль!

— Ну, вы, адвокаты, ради победы на процессе не только в холодную реку за свидетелем — и в огонь полезете, это у вас вопрос профессионального самолюбия, — подхватила его шутливый тон Наташа.

— И Младшенький безобразничает в твоем кабинете именно потому, что ему тоже не нужна никакая другая мама, кроме тебя, Таша.

— Вот что делает с людьми изоляция, — сказала Наташа, когда они вышли на балкон в гостиной и закурили, — вот почему меня и не забавляют эти шутки на тему прироста рождаемости после карантикулов. На самом деле многие пары, оказавшись наедине 24 на 7, вместо нежности и страсти начинают ссориться, раздражаться и ждут не дождутся, когда можно будет выйти из дома и вернуться к прежней жизни. Ты вообрази, сколько заявлений о разводе посыплется, когда ограничения снимут!..

— М-да, — Уланов вспомнил вчерашний разговор с университетским другом. — Я накануне с Генкой Князевым разговаривал. Когда они с Полиной поженились, то казалось, что друг без друга они жить не смогут. А вчера он Полю на чем свет стоит костерил. Фима жалуется: Белка от скуки ударилась в кулинарию, каждый день пекла то пиццу, то фоккачу, то готовила пасту, за 10 дней набрала три кило… Так когда Фима сказал, что у нее стала классная фигура, визг поднялся такой, что чуть окна не вылетели.

— Зная Фиму, могу вообразить, в какой форме был сделан комплимент, — усмехнулась Наташа, — а для Беллы каждый набранный килограмм — злейший враг. Немудрено, что она не обрадовалась, а обозлилась. Но Белла и Фима могут орать и топать ногами даже без повода, просто так, для разрядки. У них это обычное дело. А вот у Инги дела совсем плохи, — Навицкая погасила окурок в пепельнице на высокой витой ножке. — Утром она позвонила мне и попросила помочь с поиском адвоката по бракоразводным делам. Сказала: «Этот режим изоляции — как лакмусовая бумажка. Просто поражает, сколько дряни из человека вылезло!». А когда я потом позвонила Антону, он сказал об Инге примерно то же самое и добавил, что, если они раньше не поубивают друг друга, то точно разведутся.

— Теперь понятно, почему тебя так разозлила подборка юмора в газете, — догадался Уланов.

— Да.

Инга и Антон Макаровы были друзьями Наташи и Уланова. Инга, обозреватель светской хроники еженедельника «Даззлинг», очень часто приходила на литературные мероприятия — презентации, автограф-сессии и пресс-конференции с авторами. Антон был врачом-гинекологом. Именно он принимал роды у Наташи три года назад. Макаровы всегда производили впечатление прекрасной дружной пары. А сейчас между ними были даже не снега Килиманджаро, как в песне группы «Сплин», а какая-то бездонная страшная черная пропасть. Судя по интонациям, супруги уже были выжаты до предела и с трудом выносили общество друг друга.

Если бы можно было побывать у них, поговорить, узнать, из-за чего начался разлад — может, это спасло бы их брак от крушения. Но карантин продлили, ограничения и контроль за их соблюдением ужесточили, и Наташа, общаясь с друзьями, чувствовала, как между ними нарастает отчуждение, а она ничем не может им помочь на расстоянии.

Поэтому сегодня днем, когда после разговора с Ингой ей позвонила еще одна приятельница из творческой тусовки — Катя, Наташа довольно резко оборвала ее. Катерина, радостно чирикая, вовсю расписывала ей, как использует свободное время для кухонных экспериментов и сколько, оказывается, блюд можно приготовить из самого обычного кускуса, и слушать ее после гнетущих разговоров с Ингой и Антоном и чувства собственного бессилия перед бедой в семье друзей было тяжело. А сегодня Наташа вспылила, прочитав на странице юмора очередную подборку анекдотов про бэби-бум через 9 месяцев, сексуальные эксперименты на изоляции и образец для подражания — «сознательного гражданина-2020»…

— Я, конечно, могу поискать им специалиста по семейным делам, — Уланов тоже погасил окурок в пепельнице, — мне несложно, всего-то пара звонков. Но ты, наверное, надеешься, что у них все наладится?

— Я смотрю на вещи реально, Витя, — Наташа плотнее запахнула ветровку, — и вижу, что они уже дошли до точки невозврата. Все мосты к примирению у Макаровых сожжены… И что-то у меня недобрые предчувствия.

*

Вечером снова вспыхнул скандал из-за того, что маленький Витя наотрез отказывался ложиться спать. Он с воплями и хохотом носился по квартире, а за ним безуспешно гонялась няня. По батареям уже заколотили обозленные соседи. Даже в дореволюционном доме с толстыми стенами были слышны топот и звонкий голосок гиперактивного мальчика. Уланов присоединился к няне, но и ему не удавалось убедить сынишку лечь спать.

Наташа уже два часа сидела в кабинете над чистой тетрадью и в конце концов не выдержала. Она выскочила в коридор и тут же споткнулась о радиоуправляемую машинку. Поднявшись с пола и потерев саднящее колено, Наташа чертыхнулась и пнула машинку так, что она разбилась о стену.

— Я могу хотя бы вечером спокойно поработать? — спросила она, входя в гостиную. Ее никто не услышал. Мальчик прыгал по дивану, распевая «Мы едем, едем, едем», а рядом метались отец и няня, урезонивая шалопая.

Наташа прибавила громкости:

— В конце концов, мои книги дают 70% семейного дохода, и ради этого можно создать мне нормальные условия для работы? И почему надо всю квартиру превращать в детскую площадку? Если я наткнусь еще на одну игрушку в коридоре, то выброшу все к лешему!

Умом она с ужасом понимала, что говорит жестокие вещи и несправедливо обижает близких, но остановиться не могла. Переписывание текста из испорченной тетради по памяти, ноющая над бровью тупая боль и ставшие тесными брюки наслоились на капризы тоскующего на изоляции Вити-младшего, и гнев захлестывал Наташу.

Она крупным шагом подошла к дивану и схватила мальчика, испуганно притихшего при виде рассерженной мамы. Наташа отнесла его в детскую, уложила в кроватку, подняла створку и сурово сказала:

— Закрывай глаза и спи. И прекрати шуметь, пока я не рассердилась еще больше!

Наташа хлопнула рукой по выключателю и вышла из детской, не обращая внимания на тихое похныкивание за спиной.

— Сделайте что-нибудь, чтобы он ложился вовремя, а не носился полночи по квартире, — велела она пришедшей следом няне. — В этом доме права есть не только у ребенка, но и у нас. И выведите его завтра на площадку. Она всего в десяти метрах от дома, на разрешенной территории. Пусть там разрядит свою гиперактивность, может, тогда вечером не будет на ушах стоять.

Послушав, как няня воркует над питомцем и поет ему колыбельную, Наташа выдохнула и прижалась лбом к косяку. Опять она сорвалась. Мальчик просто хочет внимания, об этом ей говорят и няня, и муж. А вместо этого снова получил отповедь. И опять не она, а няня баюкает мальчика перед сном. «Что я за мать!».

Уланов ждал ее в гостиной.

— Ну как, тебе уже легче? — спросил он. — Ты обращаешься с Младшеньким, как с солдатом. А он все-таки еще не солдат…

— Но и не кисейная барышня, — снова вспылила Наташа. — Много толку от вашего кудахтанья и увещеваний? Он нарочно ходит колесом, чтобы все вокруг него плясали. А он, в конце концов, мальчик, и его надо приучать к дисциплине. Ты хочешь, чтобы твой сын вырос мужчиной или капризной бабой? А я не хочу, чтобы мой сын рос какой-то долбаной Мальвиной! Да, пока он не солдат, но будет. А С твоим воспитанием он и в армии будет падать на плац, колотить ногами и орать, когда ему прикажут бежать марш-бросок или дежурить на кухне.

— Значит, я неправильно воспитываю сына? — тихо спросил Уланов, усаживаясь в кресло. — По-твоему, я не хочу, чтобы он вырос достойным человеком? Наташа, ведь пандемия и карантин — не навсегда, и когда все это закончится, тебе будет стыдно за эти слова. Это ведь раздражение в тебе кричит.

— Иногда мне кажется, что это никогда не кончится, — призналась Наташа. — Приходится мириться с ограничениями, с тем, что все наши планы на весну обрушились, с тем, что книга в четырех стенах еле движется, а редактор требует рукопись в срок. А тут еще и Витя-младший стал совершенно неуправляемым. Нет, — горько покачала головой Навицкая, — моей маме нужно дать орден «За мужество» за то, что она без всяких нянек и модульных детских садов вырастила троих детей. И, если Катя и Оля были потише, то я задавала жару с тех пор, как начала ходить. Как только маме хватало терпения? А я и с одним не могу сладить. Извини, Витя. Просто я как будто снова в тюрьме оказалась с этими запретами и продлениями срока. Не лучшие воспоминания.

— Да, понимаю, — Уланов отлично помнил, как они с Ефимом и Игорем защищали Наташу от ложного обвинения в особо тяжком преступлении и полтора года не могли убедить суд в очевидном: Навицкую подставили. Только чудо помогло им вывести на чистую воду настоящего преступника, бывшего возлюбленного Наташи, который готов был пожертвовать ею ради своей карьеры в большом бизнесе… В этом им помогла Белла, эксцентричная кронштадтская учительница по прозвищу «Авадакедавра». После того, как изобличенный преступник отправился на скамью подсудимых, а с Наташи сняли все обвинения, Ефим предложил Белле перейти на службу в его адвокатскую контору «КУН». Два года назад Измайлова получила второе высшее образование, юридическое, и уже выиграла несколько процессов. А в ноябре у него и Наташи будет первый юбилей свадьбы, пять лет. Вот только с чем они подойдут к этой дате? Уланов знал, что не все супружеские пары выдерживают испытание изоляцией в полном отрыве от прежней жизни. И не хотел, чтобы и они с Натой пополнили эту статистику. И Наташа тоже этого не хочет. Но как спасти отношения?

Зазвонил Наташин телефон.

— Наташ, ты не могла бы позвонить Макаровым? — забыв поздороваться, затарахтела Белла. — Там у них я не понимаю, что. Звоню Инге — телефон отключен. Набираю Антона — отвечает какой-то незнакомый голос и говорит, что Тошка не может подойти. Потом какие-то помехи пошли, сигнал пропал. Что за дурацкая связь! Сидим по домам, как зэки, да еще и со связью траблы!

— А на домашний телефон ты позвонить не можешь?

— Неееееа, — протянула Белла. — У меня в мобильном нет номера их стационарки, а наш аппарат… Мммммм… Он не работает. Разбился, — решила быть честной Измайлова.

— Опять в Ефима запустила? — догадалась Наташа.

— Да ну, — буркнула подруга, — уткнулся с утра в телик, смотрит какие-то шоу про бракоразводные суды и установление отцовства. Я его пять раз просила выйти в магазин за овощами для минестроне, а он — ноль внимания.

— Перешла на супы? — Наташа вспомнила Витин рассказ о том, как Белла увлеклась итальянской кулинарией.

— Ага, а то на выпечке к концу карантина так разожремся, что из квартиры выйти не сможем, в двери застрянем! Фима заодно бы и размялся. Как кашалот уже! А он меня игнорит, а потом говорит: сама сходи! Я и говорю: а есть суп я тоже сама буду? Сам же первым обедать прибежишь. А надо так: кто работает, тот и ест. А он: отстань! Прикинь, нормально? Ну я в него трубкой и засветила, — рассмеялась Белла.

— Попала? — тоже развеселилась Наташа.

— Попала в стену. Как Фима подскочит! Мамма мия! Как будто я ему кипятка в штаны плеснула. Как завопит: с ума сошла, у меня там такие телефоны были в памяти забиты! А я: надо было в книжку продублировать! И когда я прошу, подняться и сходить в магазин! — Белла фыркнула. — Один плюс: пока мы друг на друга орали, время обеда прошло. А потом разошлись по комнатам, бойкотировали друг друга — и пропустили время ужина! И даже не вспомнили — так завелись, что на адреналине и есть не хотелось.

Коган владел такой же огромной квартирой с эркером, как у Наташи и Уланова. Там было достаточно места, чтобы разойтись по разным углам и переживать обиду после очередной семейной бури.

— Может, новую диету запатентуем, — хихикала Белла, — завтракаем, потом орем друг на друга, потом дуемся. Глядишь, и не разжиреем за карантикулы! О! Может, послать в газету рецептик — «Как вернуться в форму после самоизоляции»?

Ссоры Беллы и Ефима были для них чем-то вроде фитнесса, и через 2—3 часа Измайлова и Коган сами над собой смеялись и мирились. И Наташа завидовала им.

По домашнему телефону Макаровых ей ответил слегка раздраженный мужской голос:

— Капитан Гарин, Н отделение! Слушаю!

— Я, наверное, ошиблась номером? — спросила Наташа.

— А кому вы звоните?

— Макаровым. Антону или Инге, — в душу Наташи уже закралась тревога.

— Назовитесь, — потребовал капитан. — Кем приходитесь хозяевам квартиры?

— Что-то случилось?

— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос.

В трубке доносились голоса и возня. Кто-то сказал: «Посмотрите, что это там?». Ему ответили: «Осторожно, не сдвигай!». Откуда-то издалека доносились всхлипывания.

— Навицкая, Наталья Викторовна, — назвалась она. — Я подруга Инги и Антона. Но что все же…

— Новицкая? — в трубке зашуршала бумага. — Викторовна? Год рождения, адрес проживания?

— Навицкая. Наталья Викторовна. 1982 года рождения. Набережная реки Фонтанки, дом…, квартира… Но в чем все же…

Что-то зашелестело и упало. Кто-то выругался. На него шикнули. Кто-то сказал: «Все, можно увозить».

— Я к вам подъеду завтра утром, — сказал капитан, — нужно задать вам несколько вопросов. Когда вам будет удобно?

— Да когда угодно, — вздохнула Наташа, — сейчас всегда удобно.

— Хорошо. К десяти будет нормально?

— Да.

— Витя, можешь пошарить в своей базе в сводке происшествий по городу? — спросила Наташа, закончив разговор по телефону. — У Макаровых в квартире полиция. И они что-то собираются увозить. Завтра к нам зайдет полицейский, чтобы о чем-то меня расспросить, но так и не сказал, что у них случилось.

Уланов прошел в свой кабинет, сел за компьютер.

Пока он искал нужную страницу, Наташа достала телефон и попыталась позвонить Инге.

Но издевательски-вежливый, «секретутный», как говорила Белла, голос женщины-робота упорно талдычил ей, что аппарат выключен; находится вне зоны доступа; данный вид связи недоступен для абонента; абонент не отвечает, И так далее.

— Да ну тебя, дура электронная, — буркнула Наташа.

— Господи, — ахнул Уланов, отпрянув от экрана. — Не может быть…

— Что такое? — встревожилась Наташа.

— Тут пишут, что Антона сегодня днем нашли убитым в собственной квартире.

— О, Боже! — Наташа заглянула через плечо Виктора.

Да, адрес совпадал. Потерпевшему были нанесены побои в область лица и рук и пять ножевых ранений. До выяснения обстоятельств только что была задержана жена потерпевшего.

— Вот почему ее телефон не отвечает, — пробормотала Наташа. — Не могу поверить. Слушай, я же с ними обоими только сегодня утром разговаривала.

Уланов уже набирал номер.

— Фима любой пропуск достанет, — сказал он, — пусть съездит в отделение, чтобы Ингу не допрашивали без адвоката. А то под таким стрессом человек и в убийстве Джона Кеннеди сознается… Фима, привет. Это мне неймется. Послушай, ты ведь знаешь Макаровых? Ну да, ее и мужа… Боюсь, что с ним знакомиться уже не доведется. В сводке по нашей базе пишут, что Антон убит. Ножом, пять ударов. А Ингу задержали. Это точно, что ё-твоё. Я знаю, у тебя пропуск есть… Не мог бы ты съездить на Ваську… Да это не мне нужно, а ей. Ингу сейчас оперы будут трясти. Да, и я о том же. До утра они ждать не будут… Сразу после задержания могут и в неурочное время допрашивать… Кто кашалот? Я уверен, что она пошутила. Ты вовсе не похож на кашалота… Передам! Спасибо, Фима!

— Ефим уже садится в машину, — сообщил Уланов, закончив разговор. — Он все выяснит и позвонит нам. Или заедет.

— Пусть заезжает, — предложила Наташа.

— Да, понимаю. Дефицит общения… Только, — принужденно улыбнулся Уланов, — не угощай его пышками. А то он до сих пор переживает, что Белла сгоряча обозвала его кашалотом.

— Пышек в доме уже нет, — ответила Наташа, — я подвергла их остракизму с сегодняшнего дня, когда с трудом застегнула любимые джинсы. А то сама к концу изоляции превращусь в бегемота.

— Ты не похожа на бегемота, — Уланов вышел за женой на балкон.

Наташа пригладила короткие русые волосы и тоскливо обвела взглядом пустующую набережную. Как ей не хватало прогулок, поездок и купаний возле Крепости! И неизвестно, надолго ли это. Морально очень тяжело, да еще и собственное тело предает ее — пояс джинсов впивается в талию, рубашки угрожающе потрескивают на груди и расходятся на животе. Не расплылась, конечно. Сказываются годы жестких тренировок и закалки в ВДВ. Но форму терять начала.

— Витя, у меня дурные предчувствия, — сказала Наташа, закуривая. — Подождем вестей от Фимы.

— Подождем, — Виктор набросил на плечи Наташи ветровку.

Апрельские вечера становились все светлее. Приближались белые ночи. Какими они будут в этом году? Обычно летом центр города не спит круглыми сутками. По набережной гуляют туристы и теснятся машины. По реке тихо скользят речные трамвайчики — все в огнях, с веселыми оживленными пассажирами… Будет ли это лето нормальным? Или все как сейчас: пустота и печаль и страх, как в блокаду, но уже не перед немецкими бомбардировщиками, а перед чем-то невидимым, но, если верить официальным сводкам, не менее пугающим, чем налеты «мессеров» и «фокке-вульфов»?..

Наташа щелкнула зажигалкой. «Опять то же самое? Еще одно лето у Питера украдут?» — закралась в душу тревога. И обида за волшебные серебристо-розовые ночи, которые могут пройти над затихшим в страхе городом. Только патрульные будут равнодушно топать своими тяжелыми ботинками по граниту. А им не нужны тихая магическая красота белой ночи, затихшее зеркало реки и алая полоса на горизонте. Для них это работа, и смотреть они будут не на силуэты домов в розовом небе, а выслеживать нарушителя режима самоизоляции. И слушать будут не хрустальную тишину или такую же хрустальную мелодию, а улавливать, не доносятся ли откуда-то голоса гуляющих…

— Слышим лишь ключей постылый скрежет да шаги тяжелые солдат, — негромко сказала она, — вот так, из-за какой-то мелкой дряни весь мир посадили под замок. Киношники наивные люди, Витя. Они стараются впечатлить зрителя какой-нибудь Годзиллой, Чужим, Королевой Мегагирус, лишь бы побольше, да морда пострашнее, да пасть зубастая. А попробовали бы они снять фильм о монстре, которого невооруженным глазом не видно — а ужаса нагнал на всех…

— Кассу не сделает, — ответил Уланов, — зрители за свои деньги, потраченные на билеты и попкорн, хотят видеть именно зубастых, клыкастых и огромных.

— А жизнь зафигачила сюжет пострашнее всех мегагирусов…

*

Зазвонил телефон Уланова.

— Был в отделении, — сообщил Коган, — стою сейчас на Трезини, — щелкнула зажигалка. — Уфф! Кажется, дрянь дело, дети мои. Могу подброситься, поделиться подробностями.

— Приезжай, — ответил Уланов, — а то моя жена по тебе истосковалась, ночь не спит.

— Учись, салага, — усмехнулся Коган, глава и владелец адвокатской конторы «КУНИ», где кроме него и Уланова работали еще Игорь Никольский и Белла. — Вот как надо — чтобы женщины тебя бессонными ночами ждали! Это тебе не на брэйн-рингах призы сшибать!

— Добрый вечер, — донеслось в трубке, — полиция, сержант Петров. У вас есть пропуск?

— Доброй ночи, сержант, — в трубке зашелестели бумаги, — вот мой пропуск, по которому я могу перемещаться по всему городу и весям. Преступники, знаете ли, и в карантикулы не дремлют, и режим изоляции им не указ, так что адвокатам всегда работа есть.