РОМАН: СБЕЖАВШИЙ ИЗ АДА
Михаил всегда считал себя человеком прагматичным. Жизнь — это набор правил, последствий и, если повезёт, приятных моментов. Он не верил в загробную жизнь, в ангелов или демонов. Его мир был осязаем, логичен и, как он думал, предсказуем. До того рокового вечера.
Автомобильная авария. Резкий удар, треск металла, крик. А потом — тишина. Не та тишина, что бывает после грозы, а абсолютная, всепоглощающая пустота. Михаил не чувствовал боли, не видел света. Он просто… был. И это «был» было странным, невесомым, будто он сам стал частью этой пустоты.
Когда сознание начало возвращаться, оно пришло не в привычную больничную палату, а в место, где воздух был густым и тяжёлым, пропитанным запахом серы и чего-то ещё, чего Михаил не мог определить, но что вызывало первобытный ужас. Вокруг простиралась бескрайняя равнина, покрытая пеплом и обломками. Небо было багровым, освещённым тусклым, пульсирующим светом, который, казалось, исходил из самой земли.
Михаил попытался встать, но его тело казалось чужим, тяжёлым и неповоротливым. Он огляделся. Вдали виднелись силуэты, движущиеся медленно, словно во сне. Они были похожи на людей, но их фигуры были искажены, их движения — неестественны. Они не издавали звуков, но Михаил чувствовал их присутствие, их страдание.
«Где я?» — прошептал он, и его голос прозвучал хрипло и чуждо.
В ответ раздался тихий, шипящий смех. Из тени одного из обломков вышел силуэт. Он был выше и массивнее остальных, его очертания были нечёткими, но Михаил почувствовал исходящую от него силу, древнюю и зловещую.
«Ты там, где ты заслужил быть, Михаил,» — прозвучал голос, низкий и рокочущий, словно камни, перекатывающиеся в бездне. — «Ты думал, что твоя прагматичность спасёт тебя от последствий?»
Михаил почувствовал, как по его несуществующей спине пробежал холодок. «Последствий? Я… я не понимаю.»
«Ты жил, не задумываясь о других. Ты брал, не отдавая. Ты причинял боль, не замечая её. Твоя жизнь была эгоистичным танцем, и теперь ты танцуешь его здесь, в вечности.»
Михаил попытался возразить, но слова застряли в горле. Он вспомнил моменты из своей жизни: как он обманывал, как пренебрегал близкими, как ставил свои желания выше всего. Он всегда оправдывал себя, находя логичные причины для своих поступков. Но здесь, в этом месте, его оправдания казались ничтожными.
«Это… это ад?» — спросил он, его голос дрожал.
Силуэт склонил голову. «Назови это как хочешь. Для тебя это место, где ты будешь познавать истинную цену своих выборов.»
И тогда началось. Михаил не видел огня, не чувствовал жгучей боли, как в книгах и фильмах. Его мучения были иными. Он видел свои ошибки, свои грехи, развёрнутые перед ним в мельчайших деталях. Он чувствовал боль тех, кого обидел, их разочарование, их страдания. Он был вынужден переживать каждый момент своей жизни с точки зрения жертвы.
Он видел, как его мать плакала, когда он игнорировал её просьбы. Он чувствовал отчаяние своего друга, которого он предал ради выгоды. Он ощущал пустоту в глазах человека, которому он солгал, и знал, что это ложь разрушила его жизнь.
Каждый шаг по пепельной земле был шагом в прошлое, в прошлое, которое он так старательно пытался забыть или оправдать. Он видел, как его собственное лицо искажается в гримасе боли и раскаяния, но это было не его тело, а отражение его души, обнажённой и уязвимой.
Время здесь текло иначе. Казалось, прошли века, а может, лишь мгновения. Михаил не мог отличить одно от другого. Он был обречён на вечное переосмысление, на вечное проживание своих ошибок.
Иногда, вдали, он видел тени других существ, таких же потерянных и страдающих. Они не общались, лишь медленно брели по бескрайней равнине, каждый в своём личном аду. Михаил понимал, что он один из них, что его путь здесь только начался.
Он не знал, есть ли выход. Не знал, есть ли прощение. Он лишь знал, что его прагматичный мир рухнул, оставив его наедине с последствиями, которые оказались куда более реальными и ужасающими, чем он мог себе представить. Михаил, человек, который не верил в ад, теперь был его пленником. И в этой вечной коме, в этом персональном аду, он начал понимать, что истинная жизнь — это не набор правил и последствий, а выбор между добром и злом, между состраданием и эгоизмом. И этот выбор, как оказалось, имеет значение, даже после смерти.
Однажды, бредущий по пепельной равнине, Михаил заметил нечто необычное. Вдали, на горизонте, мерцал слабый свет. Не багровый, пульсирующий свет ада, а мягкий, тёплый, словно от далёкого костра. Он не мог объяснить, почему, но этот свет вызвал в нём странное чувство — надежду.
Он начал двигаться в его направлении, спотыкаясь и падая, но не останавливаясь. Каждый шаг давался с трудом, его тело казалось ещё более тяжёлым, а пепел под ногами — липким и вязким. Но он продолжал идти, ведомый слабым мерцанием, словно мотылёк на пламя.
По мере приближения свет становился ярче, и Михаил начал различать очертания. Это был не костёр, а что-то похожее на портал, окружённый туманной дымкой. Рядом с порталом стояла фигура, окутанная светом. Она не была похожа на зловещий силуэт, который встретил его в начале пути. Эта фигура излучала спокойствие и умиротворение.
«Ты пришёл,» — прозвучал голос, мягкий и мелодичный, словно звон колокольчиков.
