Глава 2

– Говорят, он может по несколько наложниц за ночь брать в свою постель! И их потом оттуда выносят…

– Удовлетворенными?

– Полумертвыми, дура!

– Так, может, они полумертвые… ну… именно от полного удовлетворения?

Девчонки дружно захихикали, а я расслабилась, чувствуя приятное прикосновение горячей воды к коже. Вдобавок одна из юных сплетниц вытянула из воды мою ногу и занялась педикюром, а это действо я просто обожаю. Так что буду дальше наслаждаться и впитывать информацию.

– Ой, девочки, а вдруг новая невеста так понравится темному, что он ее… – восторженно выдала вдруг самая младшая на вид куколка. При этом так умело массируя мне голову, что я готова была замурлыкать. Жаль, лекарь-паразит мне громкость прикрутил до упора. Какая ирония… всю жизнь учила правильно издавать звуки, а теперь превратилась в рыбку. Немую.

– Размечталась, дурочка! – Птичник дружно захихикал. – Невеста… Наложница в гареме! Да из наших ни одна там дольше месяца не протянула… Ему же плотские утехи нужны, а не драматическое стихосложение!

– Да, высокие леди от таких утех только в обморок падать умеют, – философски заметила педикюрша. – Разве ж они знают, что настоящему мужчине надо?

– Ой, а ты, можно подумать, знаешь! – тут же откликнулась та, что колдовала над неким странным одеянием, состоящим из полупрозрачных белых лент разной длины.

– Да уж знаю! – огрызнулась девушка и поймала меня за вторую ногу. – Хотя по сеновалам с поварятами и не валяюсь. Не то что некоторые!

– Ну а вдруг?! – не дала разгореться ссоре младшенькая. – Вдруг он пленится ее прекрасными глазами и… Леди в этот раз очень красивая…

– И немая! – иронично поддержал кто-то разговор из-за моей спины. – Это основное ее достоинство. Голосить не будет и рыдать в голос тоже. Так что, может, даже второй раз… попользуют. Прежде чем какому-нибудь орку отдадут, чтобы ему кибитку чистила.

– Ой, а правда, что темный любит эльфиек дарить кочевникам?

– Говорят, что да. Особенно если леди слишком слезлива и без конца в обморок падает.

Не девчонки, а клад. Я даже перестала шипеть и сердито зыркать на особенно нахальных. Покорно позволяла делать с собой все, что им вздумается, и жадно впитывала новые знания.

То есть отдают меня в гарем. Хм, гарем… ну, не на съедение дикарям, и то хорошо.

Но, судя по девчачьей болтовне, этот их темный властелин, или кто он там… страшен, как стихийное бедствие, черен, как упавший в мазут воробей, и любвеобилен, как стадо кроликов по весне.

Нет, ну если рассуждать здраво – могло быть гораздо хуже. Красота в мужике – не главное, и в постели ему вряд ли удастся напугать меня чем-то новым, после третьего-то мужа. А в гареме вообще бригадный подряд, то есть угроза того, что заездят, минимальна.

Что касается частой смены караула и «подарит орку» – будем решать проблемы по мере их поступления. Вдруг мне так не понравится с властелином всея гарема, что я сама рвану в кибитках порядок наводить?

«Высокая леди» с ее ледяными взглядами мне совершенно точно несимпатична, и оставаться в ее власти нет ни малейшего желания. Так что пусть уж будет гарем. Если верить исторической литературе, в нем довольно комфортные условия содержания. Впрочем, там видно будет.

В конце концов в очередной ванне я заснула. Не понимаю, что за красоту надо наводить так долго, до костей уже все смыть можно было. Но даже мой сон не помешал специалисткам своего дела истязать меня до самого утра.

А потом снова явилась мымра, в новом платье. На этот раз оно переливалось золотой нитью и россыпью радужных стразов, а может, и бриллиантов – пощупать мне никто не дал.

Оглядев меня с головы до ног с высоты своей ледистости, она подергала за те самые белые ленточки, которые мне выдали вместо платья, и сделала такое лицо, словно все ужасно, но другого нет. Затем отпустила зевающих девчонок одним взмахом руки и, небрежно кивнув, презрительно скривилась в мою сторону. Я даже не сразу сообразила, что это было повеление идти следом.

Снова коридоры и лестницы, только теперь мимо нас сновала масса народу, и все делали вид, что «высокая леди» шествует одна, а я так, невидимка. В конце концов меня привели к выходу из замка, наверное. Оглядеться я не успела, потому что «леди» обшипела меня с головы до ног и велела не крутить головой. Нет, в гарем, бегом, только бы с этой мымрой больше не общаться!

Но пока меня всего лишь провели через роскошный, хотя и немного искусственно выглядевший парк и поставили у ворот. С наружной стороны.

– Жди здесь. Твари заберут тебя до полудня!

Нет, здорово, да? Стой, как дура, посреди дороги, ни присесть некуда, ни попить, ни поесть не дали, жди тварей. Откуда я знаю, что это будут именно те твари, которые мне нужны?! Мало ли кто здесь бегает.

И вообще, странное отношение к властелину, или кто он у них тут. Вроде как подачку у порога бросили, сам придешь и возьмешь.

Ворча про себя и вспоминая разные интересные эпитеты и сравнения из богатого лексикона, позаимствованного у трех мужей, я удостоверилась, что «леди» скрылась за аккуратно подстриженными кустами. А больше никого вокруг не было, даже птички не чирикали. Хоть бы комар какой залетел, все веселее… Нет, стоять здесь до полудня – никаких ног не хватит. Ага, а вон и стража. За воротами, во дворе, главное, бдят. Гипнотизируют меня в две пары глаз, но не двигаются.

Я еще раз оглянулась на них и неспешно пошла в сторону узкого газончика, заросшего соблазнительно густой и мягкой на вид травкой. Никто не будет орать и командовать? Нет, только смотрят с непроницаемыми мордами. Ну и ладно!

Сначала я села, потом подумала и прилегла прямо на траву. Ничего так, и тень от куста как раз в нужное место падает. Жить можно.

Жаль, ничего съедобного на ближайших кустиках обнаружить не удалось. И я еще не настолько голодна, чтобы попробовать жевать листья. Одна надежда, что, прежде чем… хм… увлекать на ложе любви, этот самый властелин меня накормит.

Время шло, солнышко припекало, я заползла поглубже под куст, в тень, и сама не заметила, как уснула.

«Будильник еще не звонил… какого черта будят?» – сквозь сон подумала я и попыталась завернуться в одеяло. Странно, одеяла не было.

– Леди?

Я открыла глаза, поморгала, сонно потянулась и только потом стала разглядывать склонившегося надо мной мужчину. Вспомнилось все и сразу: и гарем, и властелин, и успокаивающее заклятие, слава ему. Потому как ни капли не страшно.

Это уже властелин или еще эти… твари его? Если властелин, то мне повезло – парень как с картинки, мощный торс, правильные черты лица, глаза большие, длинные ресницы и губки… пухлые… Как говорит внучка – мимими! И на клонированных из замка не похож, черты более резкие, чеканные, мужские.

Хотела спросить вслух что-то вроде: «Вы за мной из гарема?», но вспомнила о дурацкой немоте. В общем, вслух не спросила, только подумала.

Что удивительно, мне ответили! Парень недоуменно моргнул, склонил голову к плечу и выдал:

– Сопровождение.

Эх, жаль… Я еще раз оценивающе пробежалась взглядом по мускулистому торсу – расшитая серебряными узорами черная кожаная жилетка на одной пуговице и широкий серебристый пояс не мешали оценить богатство – и мысленно вздохнула. Хороша Маша, да не наша.

Не знаю, что этот красавчик на моем лице разглядел, но ухмыльнулся он как-то пакостно. А потом встал… вот так вставал, вставал… пока не вознесся метра на два с лишком надо мной. Ух ты, мама моя родная!

У меня рот сам собой открылся. Еще бы, никогда в жизни не видела гибрид мужика с пауком!

То есть выше пояса мужик, ну вроде как кентавр, а ниже… Вот если взять паука, увеличить раз в сто, а потом в то место, где у него глаза и жвалы, вставить мужской торс… Прико-ольно, как говорит внук!

Я не удержалась и погладила одну из восьми паучьих лап – ту, которая поближе стояла. Ну точно, не показалось! Паучок у нас пушистый, шерстка блестящая, короткая и гладкая, плотно прилегающая к панцирю, или что у него там… хитин, небось. Приятная такая на ощупь.

Парень от неожиданности лапу слегка отдернул, а на лице, насколько удалось рассмотреть снизу, возникло немного детское, обиженное такое выражение. Я ему успокаивающе кивнула – мол, ладно, не трогаю, если не нравится. И встала. Эх, даже в молодом теле спать на земле – то еще занятие. Все отлежалось и затекло.

И в этот момент наша с пауком идиллия закончилась. Потому что ажурные кованые ворота распахнулись, и из сада повалили толпы народу во главе с мымрой и… хм… мымром.

Судя по всему, это была правящая чета, в одинаковых хламидах, коронах и с одинаковым выражением на смазливых физиономиях. Ой, «высокая леди» меня сейчас насквозь взглядом прожжет. Злющая какая и знаки странные делает.

Встать в строй по стойке смирно? И кланяться?

Ладно, от меня не убудет, лучше не нарываться, а то еще колданет вслед чего-нибудь неприятного…

Плохие из этих светлых артисты, однако. Кланяются паучку… паучкам. А сами просто полыхают злобой и ненавистью. Бедные восьминогие мужики, мне их аж жалко стало.

Хотя долго жалеть не пришлось. Судя по всему, ребята знали, как строить всяких там властителей и прочих «высоких». Лицо у того, который меня будил, стало похоже на маску – холодное, высокомерное и насмешливое.

А потом он что-то коротко скомандовал, негромко, даже глуховато и со странным прищелкиванием. Я ничего не поняла, только заметила, как очередная тщательно скрываемая гримаса ненависти скользнула по лицу «леди», и вся компания светлых стала дружно опускаться на колени. Одна я осталась стоять, как дура, пока кто-то не дернул меня за подол с такой силой, что я едва не растянулась на земле. Да встаю уже, встаю… устроили тут ролевые игры, извращенцы.

Пауки от души насладились признаками покорности от завоеванных светлых. Ну конечно, завоеванных… Стали бы добровольцы такие рожи корчить, да и в девчачьей болтовне вчера что-то такое мелькало.

И вот четверо мутантиков выкатили к самым воротам здоровенный черный короб на колесиках. Это карета такая? М-да…

Окошки малюсенькие, зато дверь внушительная, чтобы, видимо, изнутри не вышибли.

Я получила чувствительный тычок в спину, встала с колен и прошла три шага до кареты. Заглянула внутрь. Темно, душно, и пахнет кожей. Мне обязательно туда лезть?

Судя по всему, обязательно. Вон как все таращатся, а знакомый паучок лапками перебирает нетерпеливо, словно хочет пинка мне дать для ускорения. Ладно, надеюсь, меня в этом чемодане не укачает.

Надеялась я зря. В духоте и жаре, царящей внутри, да еще при том, что трясло немилосердно, я уже через полчаса сильно радовалась отсутствию завтрака. Через час, ломая наманикюренные ноготки, смогла сдвинуть вбок забранное разноцветным стеклом (символичный такой узор, в клеточку) окошко и вдохнуть капельку нормального воздуха.

Через полтора часа местное успокоительное то ли перестало действовать, то ли просто это было уже слишком, но я, усевшись поудобнее на кожаный диванчик, откинулась на спинку, а задранными ногами забарабанила в переднюю стенку чертова ящика. Вот где каблуки пригодились!

Коробка остановилась, и минуту на улице стояла лишь тишина. Затем дверца медленно распахнулась, заглянул знакомый паучок, оглядел меня с ног до головы и вопросительно приподнял бровь. Ух, мне бы такие брови! Густые, но узкие, красиво очерченные, темные… так, не отвлекаться. Он о чем-то спрашивает.

– Причина? – М-да, краткость – сестра таланта и пауков. Как же ему объяснить-то, если у меня громкость на нуле? Стоит, смотрит на меня внимательно, словно к чему-то прислушивается, а я сердито и сосредоточенно думаю, как изобразить жестами, что здесь душно и дико трясет!

– Лошадей нет, – вдруг разродился паукообразный. – Другой кареты нет.

«А что у вас есть?» – с раздраженным ехидством мысленно вопросила я в пространство и тяжело вздохнула.

– Леди может ехать или в карете, или верхом на мне. – Показалось или в голосе этого идола восьминогого слышны ехидные нотки? Еще и по гладкому пушистому брюшку себя похлопал приглашающе, а глазки сощурил ну очень насмешливо. Думает, я откажусь?! Да я в окно видела, как плавно и быстро паучишки бегут, уж всяко лучше, чем в этой погремушке!

Этот ехидна тем временем, не дожидаясь моей реакции, развернулась и явно намылилась удалиться. Эй! Я так не играю! Ага, за лапку поймать успела!

Вот теперь глаза у него стали круглые и обалдевшие. Потому что я отпустила его ногу, демонстративно радостно закивала и полезла из кареты с явным намерением оседлать предложенного скакуна.

Со всех сторон послышалось стрекотание, и я не я и «до» от «ля» не отличу, если в этом стрекотании не слышалось откровенное веселье. Паучки сопровождения вовсю пялились на нас и выразительно переглядывались. А мой будущий скакун еще с минуту таращился на меня сверху вниз неверящими глазами, потом громко вздохнул и опустился на обочину, аккуратно поджав лапки. А человеческие руки демонстративно скрестил на груди. Смешной! Нет, я никогда не страдала арахнофобией, а внучкин тарантул мне очень даже нравился, но вот умиления у меня эти многоногие еще не вызывали. До этого момента.

Не удержалась и, прежде чем влезть по сложенным лапкам, как по ступенькам, еще раз погладила короткий шелковистый мех на одной из них. Хм, а коленка какая интересная! Ну или как оно у пауков называется… Сочленение? Меха чуть меньше, зато он еще нежнее, так и тянет провести пальчиком.

Любопытство снова взяло верх над всеми остальными эмоциями, а чувства страха и самосохранения у меня, похоже, полностью атрофировались. К тому же на уровне подсознания я воспринимала молодого паука как котенка или, скорее, экзотического жеребца, которого так и тянет погладить. Что я и сделала, вызвав новую волну заинтересованного стрекота.

Брюшко у парня оказалось тоже приятно пушистое, теплое. Только держаться не за что. Поэтому, пару секунд подумав, я перебралась вплотную к тому месту, где заканчивался паук и начинался симпатичный мужчина, и уселась верхом – то есть обняла ногами его человеческую половинку за талию. А что? Удобно, и руками можно пощупать, раз он сам не против.

Он был не против, он был в шоке. Все время оглядывался на меня через плечо и хлопал длиннющими ресницами. По рукам не бил, не вырывался, ну я и осмелела. Интересно же! Где у него хитин заканчивается и что на этом месте начинается – человеческая кожа? Очень похоже. Гладкая, упругая и теплая.

Место, где заканчивался паук и начинался парень, оказалось скрыто широким жестким поясом, а жаль. Хотя… может, это у них интимная зона? Любопытство любопытством, а наглеть я не собиралась, так что под пояс не полезла.

Паучий кортеж тем временем плавно набирал скорость, мы уже неслись по дороге как бы не быстрее, чем мой муж по автостраде на новой машине. И ни капли не трясло, и ветерок… свежий… Если за спину моего «коня» спрятаться и вцепиться как следует – даже не сдувает. А карету они бросили на обочине…

Комфортная езда располагает к размышлениям. Я вдруг подумала: если у темного властелина такие слуги, то кто он? А вдруг тоже… паук?

Эта мысль меня слегка озадачила. Странное какое-то заклятие – мало того что чувство страха заблокировало, так еще и жгучее любопытство активировало. Нет, ну если представить… и отчего-то же светлые леди там падают в обморок пачками? Может, они просто пауков боятся?

А чисто анатомически… интересно, как оно выглядит? То есть я паучье брюшко снизу видела, и никаких первичных половых признаков из него не торчало. Вот если оно у него там… хм… под поясом спрятано? Тогда еще ничего. Как бы разузнать? Прямо спросить? Неудобно как-то, и у меня все равно голоса нет, а знаками я о таком спрашивать точно не умею.

Вжавшись щекой в теплую кожу между лопатками своего скакуна, я вдохнула чуть терпкий, горьковатый запах. Интересно он пахнет, я бы даже сказала – приятно. Не ожидала такого от паукообразных. Впрочем, раньше мне в голову не приходило их обнюхивать. А на ощупь парень со всех сторон хоть куда – паучья часть шелковисто-пушистая, человеческая – не в каждом дорогом салоне кожу до такой степени отшлифуют. И загар ровный, золотистый, как после шикарного курорта. Короче, я решила не париться, даже если властелин тоже мутант. Во всяком случае, его будет приятно потрогать.

Вдоволь пошарив везде, куда мои любопытные ручонки дотянулись, я выяснила, что, скажем, у этого товарища тоже есть соски. Под жилеткой. И он реагирует на прикосновение. Вздрагивает и оглядывается. Сама не ожидала от себя такой бесцеремонности. Надеюсь, он не примет это за банальные приставания. А то когда мне еще дадут такую необычную зверушку потрогать?!

Кстати, человеческое тело у него не торчало из панциря сразу по пояс, как пришитое. Скорее было похоже, что пауку распилили переднюю часть, потом взяли парня и погрузили его туда… хм… скажем, до середины бедра. И вот та часть, что закрывала бедра, выступала над паучьим брюшком, но тоже была бронирована хитиновыми пластинами – аккурат до серебряного пояса. Панцирь в этом месте не был сплошным, а напоминал броненосца – подвижно соединенные пластинки заходили одна за другую, а при движении гнулись, и между ними была видна кожа, но не как на человеческой части, а словно бы замшевая. Не удержалась и сунула палец между разошедшимися пластинками, когда мой скакун чуть отклонился вправо. И едва успела спасти свою конечность, когда паучок подпрыгнул и резко обернулся ко мне. Вот блин! Ладно, тут больше не трогаю. У него много разрешенных мест.

По второму разу щупать тоже было интересно, а потом меня все же укачало. Не в том смысле, что стало плохо, просто я уютно привалилась к теплой спине скакуна и задремала, покрепче обняв его поперек груди.

Глава 3

Уже много лет как я страдала бессонницей. Точнее, долго засыпала и спала очень чутко. Малейший шум, или духота, или другое какое неудобство – и прощай, нормальный отдых.

А тут уснула в сидячей позе… да еще и скакун подо мной резво перебирал восемью лапами, весь шевелился, топал, щелкал и даже стрекотал на бегу. И остальные пауки тоже передвигались с заметным шумом. Но мне это не помешало – вот что значит молодое здоровое тело.

Я не открыла глаз даже тогда, когда бег замедлился, слитный шум множества паучьих ног сменился цоканьем лошадиных копыт, а над самой головой кто-то начал переговариваться. Так и слушала сквозь дрему, не желая отрываться от теплой, уютной спины.

– Надеюсь, она в обмороке? Труп могли бы и по дороге закопать… – Какой приятный мужской голос… а говорит гадости.

– Нет, морра арргросс, леди просто спит. – О, это мой паучок! Я уже выделяю его глуховатый баритон.

– Просто спит? Верхом на тебе?! У вас что, карета по дороге сломалась? Надеюсь, леди не слишком долго истерила, прежде чем уснуть?

– Нет, морра арргросс, она истерила в карете, а на мне успокоилась.

Снова послышался звонкий цокот копыт, а потом приятный голос добавил, уже удаляясь:

– Хм… Поразительно! Из какой светлой глуши они ее выдернули? К завтрашнему утреннему докладу напиши подробный отчет о поездке и выясни родословную очередной светлой невинности моего гарема.

Чему это он так удивляется? Мне? Подумаешь, сплю… сам бы попробовал провести ночь в компании восьми эльфиек-парикмахерш, а потом бы недоумевал.

– Слушаюсь, морра арргросс.

Послушный паучок… но мы, кажется, приехали. Во всяком случае, меня попытались аккуратно снять с моего насеста. Пришлось просыпаться.

Судя по всему, я мирно продрыхла чуть ли не весь день, потому что небо над мягко шелестящими кронами, окружавшими нас со всех сторон, было глубоко лиловым, в россыпи звезд.

Куда это меня притащили? В лесное логово? Ой, нет… не в лесное. Это просто сад, причем внутренний – то есть внутри крепости. Или целого города? Вон там башня, и вон там, и… ага, башни расположены по кругу, со всех сторон, довольно далеко от меня и друг от друга. При этом четко вырисовываясь на фоне темного неба и слабо светясь по контуру.

Каждая из башен заканчивалась самой необычной крышей, что я когда-либо видела. Они напоминали перевернутых на спину пауков с восемью длинными шпилями-лапками, между которыми, будто захваченные в тиски живые существа, лежали огромные белые шары, переливающиеся перламутром и словно пульсирующие.

Один из восьми шпилей у каждой из башен был значительно длиннее остальных и, не касаясь жемчужного шара, плавно загибался в сторону внутреннего двора, как огромный коготь.

В целом все это было похоже на огромную незавершенную птичью клетку. Но едва заметный воздушный узор в небе, тонкий, как искуснейшая паутина, подсказывал, что, возможно, и завершенную.

Я, не стесняясь, с любопытством оглядывалась, пока мы чего-то ждали у ажурной калитки в глубине темного сада. Странно, фонарей не наблюдается, луны тоже, а между тем вижу я вполне сносно. И вообще, отлично вижу! Это я-то, очкарик чуть ли не с детского сада. Благодать… пахнет травой, какими-то цветами, а еще справа тянет прохладой и свежестью, как от воды. Паучок рядом остался только один, стоит, переминается, сочленениями тихо щелкает. Смотрит искоса.

А я вдруг вспомнила, что дико хочу есть. Вот же зараза, чтобы этому «фейхуэлю» до конца жизни так обед выпрашивать, жестами! Если меня и в гареме не покормят – это будет просто издевательство.

Или я подумала слишком громко, или это мой живот заурчал очень уж выразительно, но паук вздрогнул и обернулся. Но опять ничего не сказал.

Калитка тем временем тихо скрипнула, привлекая наше внимание. А вот за ней никого не оказалось, только темнота. Интересно, у них здесь домофон? С видеонаблюдением?

Паук развернулся и направился в темноту, причем сразу взял неплохую скорость. Я за ним не успевала, хотя очень не хотела потеряться, а уж мыслей о побеге и близко не было. Одна, неизвестно куда, на каблуках и голодная? Нет уж!

Резвый скакун через двадцать метров заметил наконец, что две мои ноги против его восьми не котируются, и вернулся. Молча обозрел меня с непроницаемой рожей, но я всей кожей ощущала исходившую от него странную заинтересованность пополам с досадой. То есть вроде как он сам себя убеждает, что фу, какая гадость, и сам же все время оглядывается, чтобы лишний раз на эту гадость посмотреть.

Паук тем временем подобрался вплотную и вдруг подхватил меня за талию передней парой лапок. И водрузил прямо на середину брюшка.

– Сидеть надо тут! – внушительно буркнул он и как-то так прогнул панцирь, что у меня под попой образовалось небольшое весьма удобное углубление. И все равно верхом было гораздо лучше, а тут – держаться не за что, до спины скакуна не дотянуться, и вообще…

Все это я старательно транслировала в человеческую спину отвернувшегося мутанта, потому как мне было интересно: он действительно улавливает мои мысли или показалось?

Во всяком случае, паук, хотя и не оглянулся, лопатками передернул очень красноречиво, словно от моего взгляда там чесотка завелась. И плавно двинулся вперед.

Вот если бы можно было сесть нормально – получилась бы отличная прогулка по саду. Приятный ветерок, особенная тишина, наполненная звуками ночной жизни. И мягко плывущее паучье брюшко подо мной.

Но сидеть было неудобно! Особенно когда восьминогий перевозчик наложниц достиг лестницы и, не снижая темпа, заскользил по ней куда-то вверх. Упершись ладошками в покрытый пушком хитин, я скептически наблюдала, как это чудо почти уткнулось животом в ступеньки, подгибая передние лапы и приподнимая брюшко так, чтобы я не соскользнула вниз. И как не переломится в том месте, где у него паук к туловищу прирос.

Не знаю, помог ли мой громко продуманный скептицизм или еще что-то, но брюшко подо мной вдруг подпрыгнуло, и я скатилась в уже привычное положение – к самому торсу.

Паук снова передернул плечами, но даже не повернул головы, а я еще пару секунд озадаченно размышляла – мне показалось или как? Потому что он совершенно точно молчал, а я откуда-то не менее точно знала, что на меня наворчали по поводу того, что я даже на пауках ездить правильно не умею. А под всем этим ворчанием словно отблеск солнечного луча в глубине заросшего озера – любопытство и даже как будто удовольствие?

Интересно, мы бежим на верхушку еще одной, невидимой башни? Просто лестница все не кончалась и не кончалась. Ан нет, уперлась, наконец, в массивную каменную кладку поперек дороги, в середине которой была крепкая даже на вид дверь.

Паучок остановился на площадке перед входом, снова спихнул меня на середину брюшка и застыл, явно чего-то ожидая.

Я успела заскучать и еще раз громко побурчать животом, когда по стене вдруг скользнула огромная тень.

Вот вроде и привыкла уже за день к паукам-мутантам, но этот был заметно крупнее, пушистее и… оказался дамой. Пожилой, но очень… очень внушительной.

Одета была пожилая леди – другого слова и не подберешь! – в уже привычный жилет, но более длинный, без узоров и застегнутый на все пуговицы вплоть до внушительного декольте.

У дамы были сурово поджатые губы, слегка сдвинутые к переносице прямые широкие брови, строгие большие глаза, окруженные сеточкой едва заметных морщин, полуседая, когда-то черная, роскошная грива волос, сейчас стянутая в тяжелый узел… М-да. Наша директриса в свое время пыталась добиться подобного эффекта, но она и рядом не стояла с этим величественным олицетворением ХОЗЯЙКИ.

Сама не поняла, как оказалась на ногах, чуть в стороне от низко склонившегося «моего» паука. Тот являл собой картину глубочайшего почтения, даже первые две пары лапок положил на пол, так распластался.

Паучья леди на секунду смерила нас взглядом, потом вдруг у меня перед глазами что-то мелькнуло, и я обнаружила, что мадам внушительно пришлепнула моего провожатого к полу одной из массивных лап, а тот и не думает сопротивляться.

И опять я могла поклясться, что они не издавали ни звука. Откуда же в моей голове возник этот диалог?

«Мое почтение, аррграу Рраушшана. Я доставил новую наложницу. Она немного странная, все время молчит и хочет есть».

«Сама разберусь, мальчишка, кто здесь странный, а кто обнаглел и тянет лапы куда не положено. Не смей даже думать о собственности арргросса!»

«Я не смею, аррграу! Просто она… действительно странная».

«Исчезни с глаз моих, Ррашшард, и без позволения арргросса больше здесь не появляйся!»

«Слушаюсь, аррграу!»

Паучиха отступила к стене, и мой освобожденный скакун поднялся на лапы. Бросил на меня еще один непонятный, словно сожалеющий взгляд и в мгновение ока умчался вниз по лестнице.

А паучиха, даже не посмотрев в мою сторону, легонько толкнула лапами массивные, окованные темным железом створки двери. И только потом указующе ткнула лапой в открывшийся проход, из которого на площадку пролился теплый ровный и неяркий свет.

Если уж я весь день не спорила с обстоятельствами, то теперь это делать было вдвойне глупо. Я учтиво склонила голову и пошла куда велели.

Створки все так же бесшумно закрылись за моей спиной. Мы прошли узким коридором куда-то налево, миновали еще одну массивную дверь, спустились на два лестничных пролета и оказались на открытой галерее, с одной стороны которой были резные деревянные перила, увитые виноградом, а с другой, примыкающей к стене, было множество дверных проемов, занавешенных тканью, по которой там и тут посверкивал серебристо-ажурный узор натянутой паутины. Откуда-то из-за перил лился приятный теплый свет.

Здешняя хозяйка уверенно проскользнула вдоль галереи в самый ее конец и передней лапой отодвинула тяжелую бархатную занавесь в одной из ниш, не перечеркнутую, как я заметила, паутинным узором.

– Твоя комната. Зайти можешь только ты. – Похоже, телеграфный стиль общения – это фирменный паучий знак. – Ночью выходить запрещено. Посещать чужие покои запрещено. Если нарушишь сигнальную паутину, – кончик волосатой лапы ткнул куда-то в косяк, и светящаяся нить начала плести свое кружево, в считаные секунды затянув весь проем, – будешь наказана. Ночью сигнальная паутина вырастает сама. Днем будешь активировать ее, когда уходишь. Теперь иди и спи. Утром тебе объяснят все остальное.

Выдав ценные указания, мадам паучиха одним легким движением ликвидировала сигнализацию, подтолкнула меня в спину в направлении комнаты и развернулась с явным намерением ретироваться.

Эх, была не была, попробую. Как он там говорил? Аррграу?

Не пытаясь даже раскрыть рта, я очень старательно и целенаправленно проговорила в уме, глядя прямо на собеседницу:

«Уважаемая аррграу, простите, но я не ела больше суток. Нельзя ли поужинать перед сном? Меня устроит что-нибудь самое простое. Если вас не затруднит».

Дама не стала так явно изумляться, как мой провожатый. Но обернулась и окинула меня заинтересованным взглядом:

«Вежливая. Хорошо. Кто научил тебя языку разума, светлая?»

«Не помню!» – честно ответила я и подтвердила слова громким – нет, не бурчанием, уже рычанием живота.

«Ррашшард был прав, ты странная светлая. Не боишься меня?»

«Нет. Я есть хочу». – Ну же, ближе к делу, то есть к ужину!

«Иди в комнату, я прикажу накормить тебя». – И свалила, не оглядываясь.

Будем надеяться, действительно прикажет и кормильцы не слишком задержатся, а то я уже готова пожевать ту шторку, что заменяет дверь в мое новое жилище.

Вздохнув тихонько, я отдернула занавесь и огляделась.

Комнатка была очень маленькая, но уютная. Стены обиты приглушенно-зеленой парчой с едва заметной серебристой вышивкой. На полу ковер, тоже зеленый, но более темный, с тонким бежевым рисунком. В правом дальнем углу вдоль стены кровать с полупрозрачным балдахином в лучших традициях востока. Рядом с ней, как раз под маленьким, забранным резной решеткой оконцем, миниатюрный, словно игрушечный, столик. Окно под самым потолком, и в него заглядывает какая-то любопытная звезда, нахально просовывая колючие лучики сквозь фигурные прорези. Я уже не удивлялась тому, что этого света мне хватает, чтобы не только обстановку разглядеть, но и цвета различить вплоть до оттенка. Стояла, разглядывала, прислушивалась, принюхивалась.

Окно, видимо, выходило на ту сторону стены, в сад, через который меня вез паук. И где-то рядом сидела трудолюбивая цикада, звонко перепиливая свою импровизированную скрипку. А больше ничего не было слышно.

Пахло довольно приятно – свежестью и почему-то немного лимоном. Или лимонной мятой, я всегда любила этот запах, но чтобы едва заметный, на грани ощущения. Вот как сейчас.

У противоположной стены большое зеркало, что-то похожее на низенький комодик под ним и пузатый бархатный пуфик, ожидаемо в зеленых тонах. О, а еще между зеркалом и выходом притаилась маленькая узкая дверка, обитая той же тканью, что и стены. Если я не ошибаюсь… Да-а-а! Какое счастье!

А то мне в кустики у паука некогда было отпроситься. Он то несся, как гоночный болид, то ворчал что-то там свое, паучье. А тут вполне сносный санузел, только без ванны или душа, унитаз да умывальник. Вполне узнаваемого вида. И за это спасибо!

Когда я, довольная и даже умытая, выбралась из туалета, то встала как вкопанная и даже тихо ахнула. От радости! Потому что запахи в комнате сменились и теперь вместо просто приятных стали восхитительно аппетитными.

Пахло свежей сдобой, медом и молоком. Самое то для легкого ужина, потому что, несмотря на голод, наедаться перед сном – не самое умное занятие.

На мое аханье отреагировало странное существо, аккуратно расставлявшее маленькие тарелочки на столе. Подпрыгнуло, пискнуло и попыталось смыться под кровать вместе с половиной моего ужина, оставшейся на подносе.

– Эй, стой! – возмутилась я и кинулась спасать пропитание. Поднос схватить успела, а мохнатое и черное, похожее на шарик с глазами, запищало еще громче, отпустило мою добычу и исчезло под свисающим краем одеяла.

Я поставила отвоеванный поднос на свободный краешек стола. Подумала секунду… и любопытство все же победило голод. Осторожно отогнув край одеяла, я заглянула под кровать. О том, что там еще темнее, мне как-то даже в голову не пришло. Я все равно все прекрасно видела и… ничего не видела. Под кроватью было пусто. Даже пыли не наблюдалось.

Ну и ладно, чудеса подождут до завтра, а сейчас – ужин!!! Наконец-то!

И, только утолив первый голод, я вдруг поняла: что-то было не так. Что? Ой!

Я же вслух на мохнатушку вопила, когда еду спасала! Некачественное какое-то волшебство у «фендюэля» оказалось. Бракованное.

Глава 4 (второй день)

Я подскочила на кровати, зажимая уши, и еще пару минут не могла понять, где я, кто я и что это за адский заунывный вой под псевдомелодичное треньканье. Какой кошмар!

Но выяснилось, что это не просто кошмар. Это ежеутренний кошмар, который называется «будильник».

Я это поняла, когда уже умылась и выглянула из комнаты. Сторожевая паутина пропала, а по галерее бегала и суетилась толпа девчонок. Разглядеть в подробностях я никого не успела, но у одной точно были за спиной стрекозиные крылышки, другая была радикально салатового цвета, вся, с ног до головы. А в целом девчонки были молоденькие и хорошенькие, как куколки.

Я прислушалась к себе. Даже ради эксперимента попробовала вслух посчитать, как бывает при проверке микрофона: «Раз-два-три, раз-два-три, проверка, проверка».

Голос оказался на месте, громкость в норме, вокальные данные я потом протестирую, но в целом вроде ничего так тембр. Слегка низковат для эльфийской девы – что у служанок, что у мымры голоса были достаточно высокие, звенящие и, на мой вкус, резковатые. Вот интересно: это тело изначально выбивалось из общей октавы или мое вселение так повлияло? В прошлой жизни у меня был именно такой тембр.

Кстати, если с заклятием немоты произошла осечка, то спокойствие и любопытство никуда не делись. Наоборот, теперь они вообще воспринимались как нечто родное и естественное. Я внутренне усмехнулась – вот уж против такого волшебства я точно не возражаю.

Нет, я прекрасно помнила и свою жизнь, и свою семью… но боли не чувствовала. Только тихую и нежную грусть. Дети выросли, они справятся без меня. Я буду скучать и по ним, и по внукам, но изменить что-то не в моих силах. Муж… нам было очень хорошо вместе. Дай бог ему встретить умную и любящую женщину – он еще мужчина в самом соку. Я буду помнить и благодарить. И тоже скучать, конечно…

Но я теперь в этом мире. И жить надо здесь и сейчас. И если эльфийское заклятие так действует – спасибо ему. Никакого желания биться в агонии я не испытывала.

– Кхм! – Я не заметила, как галерея опустела и рядом со мной осталась только одна девушка, которая сейчас стояла прямо напротив и изучала меня с несколько высокомерным видом.

– Ты новенькая? Как тебя зовут?

И я зависла, как неисправный ноутбук. Хороший вопрос! А КАК меня зовут?!

Нет, мымра что-то говорила, как-то называла меня. Но я тогда вообще плохо соображала и ни-че-гошеньки почти не запомнила! Что-то такое… Ден… Дин… черт!

Ну не представляться же Верой Ильиничной? Так, надо соображать быстрее. Нет, все равно не помню. Постойте-ка, так ведь я же вроде немой еще должна быть? Вот и побуду. А там посмотрим, или хоть что-то вспомнится, или, может, как-то разузнаю.

Я подняла глаза на собеседницу, постаравшись сделать взгляд как можно невиннее и несчастнее, и красноречивым жестом приложила ладонь к горлу, потом к губам и отрицательно покачала головой.

– Ах да! – с досадой отозвалась девушка. – Ты же еще и немая! Навязали заботу на мою голову. Ладно, иди за мной.

Она развернулась и быстрым шагом направилась в другой конец галереи, даже не озаботившись тем, следую я за ней или отстала. Более того, на лестнице, по которой мы стали спускаться, моя провожатая вполголоса бурчала себе под нос:

– Только немых здесь не хватало. Выставка уродов, кто ее вообще принял? Скоро эти эльфы будут обезьян удочерять, чтобы прислать повелителю…

Она с такой экспрессией возмущалась, так искренне и при этом настолько свысока, что мне стало смешно. Я молча спускалась следом, пряча улыбку. И с интересом оглядывалась по сторонам при дневном свете.

Оказалось, что мы спускаемся с верхнего этажа своеобразного «небоскреба». Вся стена, отделяющая гарем от остальной крепости, изнутри оказалась «застроена» ярусами, галереи шли этажами. Мы уже спустились как минимум этажей на пять, а до земли было еще далеко. И никакого лифта, кстати, ножками все, ножками.

На каждой галерее было около десятка комнат, точнее я не успела сосчитать, но с интересом прикидывала, сколько же тут живет народа. И это все наложницы? Силен повелитель.

Мы были уже почти в самом низу, когда моя провожатая, которая, между прочим, сама даже не подумала представиться, перестала возмущаться в пространство и снова обратилась ко мне:

– Я расскажу тебе о здешних правилах и отведу на завтрак, а потом на первое занятие, но даже не рассчитывай, что буду с тобой нянчиться долго, поняла?

Я кивнула, снова подавив улыбку. Девчонка была похожа на вредную примадонну-старшеклассницу и так же по-детски смешна. Грех на ребенка обижаться. Тем более она заговорила о каких-то занятиях, и это меня всерьез заинтересовало.

– Вот здесь столовая, запоминай сразу. Завтрак подают только в течение получаса после утренней песни, если проспишь и опоздаешь, останешься голодной. Второй завтрак вам принесут в павильон знаний, а на обед снова придешь сюда, сразу после полудня. Как раз закончатся занятия.

Девчонка тараторила быстро, не обращая внимания на то, слушаю я или нет. Похоже, ей действительно не терпелось побыстрее от меня отделаться.

– У нас учат изящным искусствам – музыке, танцам, рисованию, стихосложению. Просто отправишься за наложницами из своей группы.

Угу, понятно. Музыка и танцы – интересно, и не думаю, что сложно. Со стихами разберемся. А вот рисовальщица из меня… я читала, что где-то в Индии слона научили размазывать краски по холсту, а потом продавали эти картины туристам. Вот я как тот слон.

Провожатая тем временем втолкнула меня в одну из дверей, и я оказалась в большом помещении, обставленном так, что не возникало ни малейшего сомнения – столовая. Только вместо длинных общих столов, как в школе например, тут были небольшие столики на троих-четверых, круглые, покрытые белоснежными скатертями, и вообще, атмосфера больше напоминала хороший ресторан.

Обитательницы этого веселого заведения уже расселись по своим местам и усиленно работали ложками. Мой желудок громко возрадовался вкусным запахам, и за ближайшим к выходу столиком тут же раздалось дружное девичье хихиканье.

Прямо на меня никто не оглядывался, все вроде как завтракали и просто переговаривались между собой, но при этом взгляды искоса едва не изрешетили меня как хорошая пулеметная очередь. И пока мне искали место, со всех сторон тихо, но отчетливо неслось одно и то же словечко.

«Эпоква».

Интонации были разными, от насмешливо-презрительных до абсолютно равнодушных. Но поскольку слово шелестело вслед все то время, что меня вели в самый дальний угол, я сделала вывод, что относится оно непосредственно ко мне. И что удивительно, уже пристраиваясь на свободный стул, я вдруг поняла, что слово мне знакомо. Более того, я знаю, что оно означает на языке дриад.

Эпоква – дословно «мокрый тростник», а по смыслу – плакса, нытик, изнеженное, неприспособленное для жизни, тонкое, ломкое и бесполезное растение.

Во дела. Имени своего не помню, а то, как меня обозвали на изысканно-древесный манер, поняла превосходно. Откуда?

Видимо, оттуда же, откуда пришло знание как минимум еще двух языков. На свежую голову очень хорошо вспомнилось, что мымра и ее мымрята разговаривали со мной на одном наречии, а вот паук – совершенно на другом. И тот и другой я прекрасно понимала и, прислушавшись к себе, даже выделила различное звучание слов, отвлекаясь от их смысла.

На пробу я попыталась подумать что-то на своем родном русском языке. М-да… вот тут начиналась путаница. Потому что я вроде как думала знакомыми словами, а на поверку под нужные образы мгновенно всплывало совершенно другое звуковое сочетание.

Нет, по-русски мне вряд ли придется тут с кем-то общаться, но все равно обидно.

За размышлениями я как-то упустила из виду соседок по столу, да они и не рвались общаться, шушукались между собой. Перед тем как улетучиться, моя недобровольная провожатая буркнула, что это и есть моя «группа», с которой мне потом надо будет идти на занятия.

Кстати, лица оказались знакомыми, именно эти девчонки мелькали на моем этаже после экстремальной побудки, из чего я сделала вывод о том, что они тоже новенькие. Впрочем, я могла и ошибаться, просто подумалось, что вряд ли меня определят в группу «старослужащих».

– Говорят, немая.

– Да ты что… жалость какая. А я думала, послушаем эльфийское пение, мне матушка рассказывала, это божественно…

– Пфы! Наслушаешься еще. Через месяц уже новую пришлют, вот увидишь.

– А эту?!

– А что эту? Или подарят кому-нибудь, или вообще… Говорят, они пауков так откармливают.

– Врешь ты все!

– Ага, только эльфийские девы в этом месте долго не живут.

– Да ты откуда знаешь, сама всего две недели…

– Зато я умею слушать. А жаль… светлые девы в жертву чудовищу – это романтично, но грустно.

Я тоже умею слушать и с детства со своим слухом вечно слышала разговоры, для моих ушей не предназначенные. В данном случае шептались две очень симпатичные девочки вполне человеческого вида, то есть ни крыльев, ни экстремальной раскраски.

Мы всей толпой шли на первое утреннее «занятие». Они впереди шагов на десять, а я приотстала и с любопытством рассматривала затейливую резьбу по белому мрамору – дорожка, вымощенная лазурной плиткой, вилась между павильонами и беседками, преимущественно каменными.

Та, что мечтала послушать эльфийское пение, умилительно пухленькая длиннокосая брюнеточка с нежной сливочно-персиковой кожей, все время на меня оглядывалась, и ее круглые ореховые глазки испуганно и с любопытством блестели. Вторая, высокая блондинка с фигурой валькирии, выступала так же уверенно, как и говорила. Еще три или четыре девицы, завтракавшие за соседним столиком, убежали далеко вперед и на меня даже не оглядывались.

Пришлось поспешить, потому что весь этот гаремный комплекс напоминал очень красивый мраморный лабиринт, и блуждать по нему в одиночестве у меня пока не было ни малейшего желания.

Ну что сказать о занятиях? Радовало то, что читать и писать я умею. Правда, при попытке «начертать» на листе светло-кремовой плотной бумаги заданное стихотворение мой мозг вошел в суровое противоречие с моими же руками.

Я уже говорила, что рисовальщица из меня еще та. А «чертать» нужно было тоненькой кистью, обмакивая ее в пузырек с красивой темно-зеленой тушью.

Все началось с того, что, получив задание, я, совершенно не задумываясь, машинально взяла кисть и быстро обмакнула ее в чернила, как-то очень ловко стряхнув лишнее обратно в пузырек, и уже занесла свое орудие над бумагой…

И тут мое сознание всполошилось. Оно-то твердо знало, что я и кисточки – это как слоны и бабочки. Первые, даже если бурю поднимут, размахивая ушами, взлететь все равно не смогут, не говоря уже про цветочки опылять.

Пришлось осторожно положить кисточку на краешек мраморной плиты, заменявшей здесь этакую помесь стола, мольберта и пюпитра. И крепко задуматься.

Написанное на мраморной же, но темной поверхности «классной доски» стихотворение я смогла прочесть без труда. Это здорово подняло мне настроение, и я ринулась в бой, не задумываясь над своими действиями. Мои уже вроде как родные ручки взялись за работу… ага. Стало быть, долой сознание.

Если бы можно было, то я и глаза бы закрыла, чтобы не отвлекаться на непривычный вид собственных конечностей, которые с ловкостью завзятого каллиграфа выводили изящные зеленые вензеля по кремовой бумаге. Но тут номер не прошел, смотреть все же пришлось.

Где-то после первой строчки я окончательно расслабилась, и кисть задвигалась быстрее. Очень помогло то, что в прежней жизни, когда я училась, а потом и сама учила пению, часто приходилось делать именно это – отстраняться от сознания и вслушиваться в собственные ощущения, нарабатывать, а потом и использовать моторику. Правильное дыхание, умение расслабить или напрячь нужную группу мышц, не опускать и не зажимать диафрагму… звучит совсем не так романтично, как красивое, особенно оперное, пение, но это «азбука» любого певца.

Урок каллиграфии закончился, настало время потруднее. Слагать стихи, если у тебя к этому нет ни малейших способностей, это жесть, как говорила внучка. Любовь-морковь, закат-плакат – вот и вся моя поэзия. Ну и ладно, буду двоечницей, все равно по легенде прочесть свое творение вслух мне не дано.

А вот с музыкой все пошло с самого начала и весело, и грустно.

Весело в том плане, что струнные для меня – любимые. И прочесть ноты с листа я могу. Если дома шестьдесят лет свои семь нот читала, то и здешние восемь – не проблема, тем более что тут как с буквами оказалось.

Но вот мелодия… нет, поначалу все очень нежно, изящно, мило… сладко. А через полчаса уже тошнит от однообразной мелодичной приторности.

Эта музыка была в одной тональности и одной громкости. Не было ни крещендо, ни диминуэндо, ни переходов, оттого казалось, что исполняет ее не живое существо, а старинная музыкальная шкатулка, где мелодия записана на бесконечно крутящийся барабан.

Музыка всегда увлекала меня за собой в свой особый непредсказуемо-волшебный мир. Я могла увлечься и забыть об окружающем, могла запросто потерять и полчаса, и час и очнуться с ощущением, что прошло не больше минуты.

Вот и сейчас я постепенно начала импровизировать, стараться разнообразить мелодию. И потеряла осторожность.

Когда я вынырнула из мира музыкальных грез, вокруг стояла мертвая тишина, только последняя нота моей импровизации еще дрожала в воздухе. Вот же!

Все, включая строгую, слегка высохшую в своей излишней худощавости даму-преподавательницу, отложили свои инструменты, ноты и смотрели на меня как на восьмое чудо света.

И все бы ничего, если бы взгляды были только заинтересованными, как у местной мумии от музыки. Но в основном на меня смотрели отнюдь не доброжелательно. Кто-то с долей зависти, кто-то просто неприязненно, с презрением, а кто-то откровенно враждебно.

Только та пухленькая кареглазка, что мечтала услышать эльфийское пение, изливала на меня искренний восторг и блаженно жмурилась, как котенок на солнце, видимо еще наслаждаясь мелодией.

Я встала, аккуратно положила на место инструмент, очень напоминающий семиструнную гитару, сделала скопированный у других наложниц легкий полупоклон, всем своим видом стараясь продемонстрировать желание уйти пораньше.

К счастью, преподавательница, имени которой я с одного раза не запомнила, потому что оно было длинным, вычурным и содержало множество труднопроизносимых слогов, коротко кивнула в ответ, отпуская меня.

Поскольку занятие музыкой было последним в расписании на сегодня, я решила попробовать самостоятельно добраться до столовой. Лазурная дорожка перетекала под ногами затейливыми разводами по глазурованной поверхности и напоминала тихий ручей, спрятанный под прочную и прозрачную поверхность. Пока мы путешествовали от павильона к павильону вместе с группой, я старательно запоминала дорогу и обращала внимание на особые приметы местности.

Вот затейливый карниз, венчающий легкую, увитую виноградом беседку. Вот смешной маленький дракончик, обернувшийся вокруг мраморной колонны и с самым свирепым видом кусающий свой чешуйчатый хвостик. Вот клумба с шикарными, с суповую тарелку величиной, вишнево-бархатными розами.

К этой клумбе можно было выйти с закрытыми глазами, настолько сильным был аромат, пропитавший все вокруг на несколько десятков шагов. А от клумбы уже рукой подать до резной арки, после которой лазурная плитка под ногами сменяется похожим на крымский известняк пористым желтоватым камнем. Им вымощена довольно большая открытая площадка перед лестницей, что ведет на мою верхотуру. А справа должен быть вход в столовую.

Сначала мне показалось, что огромный гулкий зал еще пуст. Шторы на окнах были задернуты и пропускали внутрь зеленоватый приятный полусвет вместо ослепительного полдня. Глаза привыкли почти мгновенно, и я уверенно двинулась к тому столику, за которым сидела во время завтрака.

– Эй! – вдруг окликнули меня откуда-то из полутемного угла. – Кто тебя сюда пустил, немое убожество?

Я обернулась и только теперь обнаружила двух… скорее все же дамочек, а не девочек, устроившихся на мягком полукруглом диванчике в уютной нише, где стоял всего один столик, за которым дамы и восседали.

Почему дамы? Нет, на вид они выглядели такими же юными и свеженькими, как остальные здешние обитательницы. Ну, не считая того, что одна была зеленой от кончиков волос до изящных ножек, а когда вторая слегка поерзала, устраиваясь поудобнее, у нее за спиной зашуршали и перламутрово взблеснули стрекозиные крылышки.

Так вот, дамами я их мысленно назвала скорее не из-за внешности, а из-за манеры держаться. Уверенной, вальяжной и даже с претензией на царственность.

Глава 5

– Давай, проваливай, убогим заранее не подают! Придешь вместе со всеми, нечего из себя особенную корчить! – сразу и довольно агрессивно выступила зелененькая. И уставилась на меня с каким-то нездоровым любопытством, словно чего-то ждала.

Я тоже решила подождать – не похоже, что это «официальные» личности. Не прислуга и не поварихи – ничего общего. В любом случае мне стало даже немного любопытно – с чего такое недоброжелательное обращение?

Моя реакция, видимо, удивила обеих дамочек.

– Ты что, еще и глухая? – смысл фразы ускользнул от меня потому, что я залюбовалась процессом. Впервые в жизни довелось увидеть, как невесомые стрекозиные крылышки за спиной девушки радужно сверкнули, взбили воздух почти как вертолетный винт, и фея в буквальном смысле подлетела ко мне. Настроена она была совершенно недружелюбно и на лету попыталась гаркнуть мне в ухо:

– Отдельных подачек убогим плаксам здесь не положено!

Я инстинктивно уклонилась, отступив на пару шагов, и вновь с искренним любопытством уставилась на агрессоршу. Во-первых, похоже, заклинание все еще не выветрилось, а во-вторых, когда две эти дурочки решили поскандалить, вся их «дамская» аура куда-то разом подевалась.

Остались две соплюшки, выясняющие отношения на детской площадке, никак иначе воспринимать их у меня не получалось, хоть тресни. Разве будет нормальный человек сердиться на детсадовцев и тем более принимать их агрессию всерьез?

Тем более что голосок у летучей феечки оказался мелодичным, звонким, без резких ноток, а потому противный вопль у нее не получился.

Не знаю, чего они ожидали от меня. Глазки у них блестели все тем же нездоровым любопытством, словно они специально разыгрывали некий спектакль и ждали определенной реакции публики. Мой маневр с отступлением обескуражил летучую артистку, ее даже слегка занесло, но феечка мгновенно выровняла полет и картинно уперла руки в боки, глядя на меня сверху вниз, как на строптивую козявку.

– Тебе что, помочь надо? Выход во-о-он там! – Она попыталась схватить меня за плечи и развернуть в сторону двери. Попыталась, потому что я снова ловко увернулась и почему-то не сдержала улыбки – это было так похоже на то, как моя собственная дочь в детсадовские времена пыталась выжить маму из комнаты, когда у нее там заводился «большой секрет». Правда, у дочуры секрета больше чем на полчаса не хватало, вскоре она прибегала звать меня обратно и хвастаться.

Каким-то задним умом я прекрасно сознавала, что ничего общего у крылатой паразитки с моей девочкой нет и намерения у нее откровенно враждебные. И все равно… Она так смешно разозлилась. Даже крылышки теперь бились резко и сердито.

Тут ей на помощь поспешила зелененькая, которая все это время наблюдала за нами со своего диванчика. Очень грациозно и напоказ лениво девушка поднялась на ноги и направилась в мою сторону. При этом она стратегически грамотно, как сказал бы муж, заходила с левого фланга и явно намеревалась оттеснить меня к выходу.

– Тупая глухонемая эпоква, ты что, по-хорошему совсем не понимаешь?! – Феечка опустилась на пол прямо передо мной и воинственно топнула ножкой, обутой в изящную парчовую туфельку на довольно высоком каблуке. Словно козочка копытцем. Я с трудом сдержала улыбку, потому что ее зеленая подружка в этот момент тоже подобралась почти вплотную. Смех смехом, но эти «детки» были с меня ростом, их было двое, а мне совсем не хотелось участвовать в потасовке, причем в первый же день.

– Чего ты улыбаешься, мерзкая дрянь?! – Зеленая красавица между тем всерьез разозлилась, и все происходящее меня уже не веселило, а настораживало. – Еще оправдаешь свое прозвище, эпоква!

– Она какая-то ненормальная! – диагностировала феечка, снова взлетая повыше и явно готовясь спикировать мне на плечи из-под потолка. – Осторожнее, Кивайдин, вдруг кинется? У нее странная улыбка. Мало ли кого эльфы в этот раз подсунули?

Но зеленая Кивайдин, видимо, вошла в раж и наступала на меня с самым решительным видом.

Не знаю, чего я вдруг уперлась, но маневрировать и отходить старалась вовсе не в сторону двери, как хотелось этим странным дамам, а вглубь помещения, к своему столу. Что, похоже, злило девушек все больше. Правда, фея так и парила под потолком, время от времени возбужденно попискивая и покрикивая то на меня, то на подружку. Меня ругала, ее подбадривала… но сама атаковать не торопилась.

В какой-то момент воинственной нимфе или дриаде надоели наши догонялки, и она угрожающе застыла, как-то странно поводя плечами и хмурясь. А в следующую секунду я едва не споткнулась о зеленый побег, который неожиданно вырос прямо посреди выложенного мрамором пола и теперь прицельно шарил по камню, пытаясь поймать меня за щиколотку.

Как я не взвизгнула – сама не знаю. Очень уж неожиданно вылезла эта пакость. Сначала я отскочила на полшага, но, видя, как растительная змея потянулась вслед, сделала то, чего сама от себя не ожидала.

Я прыгнула обратно и с силой наступила на самое основание побега, передавливая его, прижимая подошвой к твердому мрамору. Причем я откуда-то точно знала, что пара резких движений ногой – и я просто размозжу, перетру этот прочный, но тонкий стебель.

Росток замер под моей туфелькой как парализованный, а его хозяйка придушенно охнула.

Я подняла на нее глаза и даже испугалась – девчонка вылиняла до светло-салатового оттенка, закусила губу и тяжело дышала. Наверняка непросто было вырастить лозу сквозь камень, а тут еще… Я быстро убрала ногу со стебелька и отступила на пару шагов.

Вовремя, потому что феечка под потолком злобно взвизгнула, оскалила полную пасть остреньких зубов и понеслась на меня, вытянув вперед самые натуральные когти. Да и ее подруга очень быстро оправилась, угрожающе позеленела и обильно проросла веточками и листиками. Они все удлинялись, тянулись ко мне с явным намерением схватить или хлестнуть по лицу.

На счастье, двери в столовую именно в этот момент широко распахнулись, а воздух зазвенел от гулкого металлического звона. И в зал ввалилась сразу целая толпа девчонок.

На секунду они замерли, во все глаза разглядывая мизансцену, а потом дружно сделали вид, что ничего не видели. И не слышали. И вообще… ничего не произошло.

Мои противницы тоже сразу опомнились и, подарив мне по прожигающему взгляду, неторопливо направились к своему диванчику.

Обедала я в этот раз, сидя за столом одна. Да-да, мои сотрапезницы дружно сбежали за соседние столы, оттуда непрерывным потоком лилось приглушенное шушуканье и стреляли десятки любопытных глаз. Любопытных и испуганных.

А я ела и размышляла, что же это такое было вообще и зачем оно мне нужно. Умнее было выйти и дождаться гонга, но сразу я не приняла ситуацию всерьез, а потом стало поздно. Да и… я не люблю ссор, а тем более драк, но еще больше не люблю, когда на меня вот так нагло и открыто, причем без повода, катят бочку, как говорили в моей молодости.

Я никогда в жизни первая не вступала ни с кем в конфликт, но если нападали на меня – не стеснялась ответить.

Теперь оставалось сидеть, есть и внимательно слушать. Наверняка в своем прежнем теле, несмотря на исключительный музыкальный слух, у меня бы так не получилось. Мои теперешние ушки, аккуратные, маленькие и лишь слегка заостренные кверху, совсем не похожие на огромные лопухи из японских мультфильмов, от которых без ума мои внуки, тем не менее улавливали гораздо больше, чем хотелось бы здешним обитательницам.

Постепенно из шуршания и шепота удалось вычленить три имени: уже знакомое Кивайдин (это было имя дриады), Лирилиш (похоже, так звали зубастую феечку) и О’Шия. Кто такая последняя, я пока не поняла, но догадалась, что эта неизвестная мне дама как-то связана с моими противницами.

Я продолжала неторопливо переваривать обед и сплетни, все больше вникая в ситуацию. Если я правильно уловила, мне «посчастливилось» схлестнуться с местными примадоннами. Любимыми наложницами? Нет, все же не так. Скорее, самыми старыми и авторитетными обитательницами светлой части гарема. Да-да, про темную его часть тоже наслушалась и поняла несколько вещей: там живут «твари», твари живут лучше, чем «честные светлые леди», и за это их тут дружно очень не любят. То есть не любят их вообще, за то, что они «темные», но, по-моему, эта абстрактная нелюбовь запитана на очень даже вещественную зависть.

Но с этим я решила разобраться попозже и сосредоточилась на собственных проблемах. Потому что отовсюду летело одно и то же: «Глупая эпоква… глупая эпоква… Кивайдин этого так не оставит… жалко дурочку… тс-с, ты что, хочешь с ней за компанию?!»

Честно говоря, я и сама с собой за компанию не хотела вляпываться в неприятности. Но, бросив пару взглядов в нишу, где устроились фея с дриадой, поняла, что любые мои попытки примирения будут отвергнуты, более того, восприняты с презрением. И станет только хуже. Как же все это глупо и по-детски… Ладно, буду настороже, а там посмотрим.

Обед между тем закончился, и райские птички, мелодично щебеча, стайками разлетелись кто куда, старательно не замечая меня. Вспомнив, что занятия здесь только до полудня, а дальше каждая предоставлена сама себе, я встала и покинула столовую, не дожидаясь, пока последние девчонки разбегутся и оставят меня наедине с агрессивной парочкой. Продолжения потасовки мне не хотелось. Не сейчас.

Немного постояв у подножия лестницы, я решила подняться к себе и как следует изучить комнату. Там же какие-то вещи должны быть, я утром мельком слышала от своей проводницы, что их должны прислать мои эльфийские родственники. Кроме того, в гареме тоже обеспечивают наложниц всем необходимым. Вот пойду и проверю, что, по их мнению, необходимо мне.

Полуденное солнце крепко припекало, но чем выше я поднималась, тем отчетливее ощущался свежий прохладный ветерок, так что на свой этаж я взбежала легко и даже с удовольствием. Все же в молодом теле есть свои прелести. Я уже и забыла, что такое бегать по ступенькам. А тут взлетела на одном дыхании и даже не вспотела.

Впрочем, может, это эльфийское происхождение виновато – я еще в столовой обратила внимание на то, с какой непривычной легкостью и ловкостью уклоняюсь от нападающих. Пожалуй, я даже в юности не умела так быстро двигаться. Так что во всем есть свои плюсы.

В комнате действительно обнаружился внушительный сундучок, его поставили у стены, рядом с кроватью. Я быстро перебрала несколько платьев, почти привычное белье – очень тонкое, изящное и отменного качества, несколько пар красивых туфелек, на каблучке и без, и достала с самого дна вещь, которой обрадовалась больше всего.

Это была почти такая же гитара, как та, на которой я импровизировала утром, но гораздо изящнее отделанная. И звук у нее оказался глубже, богаче и мягче. Прелесть!

Опомнилась я, когда колокол снова позвал всех на ужин. Поскольку соседки так и продолжали от меня шарахаться, я выждала, когда все спустятся на пару пролетов, и неторопливо пошла вниз одна.

Пару раз пришлось задержаться, чтобы пропустить девочек с других этажей. Они забавно пятились, стоило им на меня наткнуться, и при этом сгорали от любопытства, все время оглядывались и перешептывались с подругами. Не скажу, что это мне нравилось, но особенно и не мешало.

Получив свою порцию негодующего презрения от феи и дриады, я прошла к столу и спокойно села, не обращая ни на что внимания. Похоже, это только добавило ситуации остроты, потому что любопытство, опаска, презрение и даже злость со всех сторон только усилились. Не понимаю, чего они от меня ждут? Слез и истерики? Публичного покаяния? Попытки устроить драку? Ладно, разберемся.

За ужином разговоров было заметно меньше, все быстро съедали свою порцию и спешили куда-то убежать. Когда я расправилась с последним яблоком из вазочки, ко мне подошла довольно высокая, коротко стриженная блондинка, красивая обычной, человеческой красотой.

– Ты новенькая? Мне поручили отвести тебя в купальни. После ужина наложницы должны приводить себя в порядок. Пошли быстрее, а то не успеем!

Я кивнула и встала. Не сказать, что моя новая провожатая лучилась добродушием, но она выглядела спокойной и разговаривала нормальным голосом, без истеричных ноток агрессии или испуга.

Поэтому я только удивилась тому, что до купален так долго идти, а блондинка все углублялась и углублялась в каменный лабиринт гарема. Уже начиная подозревать, что дело нечисто, я все же решила посмотреть, что будет дальше. Никаких плохих предчувствий у меня не было, а своей интуиции я привыкла доверять.

И действительно. Ничего страшного не случилось. Просто моя провожатая свернула за очередную беседку и… растворилась в воздухе. Не буквально растворилась на моих глазах, просто, когда я обогнула павильон, никого поблизости уже не было. Девчонка сбежала и бросила меня одну.

Постояв пару минут, я пожала плечами и задумалась. Я никогда не страдала топографическим кретинизмом и дорогу назад сумею найти рано или поздно. Тем более что солнце заметно склонилось к закату и всю дорогу подсвечивало мраморные «джунгли» с одной стороны. Значит, по нему будет легко сориентироваться. Но зачем вообще нужно было меня сюда заводить? Я еще понимаю, если бы нас тут ждала фейско-дриадская засада. Но нет, никого…

В чем заключалась подлянка, я поняла только через час, когда выбралась к знакомой лестнице. Первая же встречная радостно поведала мне, что почти все купальни и павильоны с бассейнами уже закрылись. И мне теперь туда – она невежливо ткнула пальцем в маленькую дверцу слева от лестницы. Оттуда как раз торопливо выбежала еще пара девчонок с мокрыми волосами. Очередные любопытно-ехидные взгляды – и все трое испарились. Хм…

Наверное, это была самая маленькая и невзрачная купальня во всем гареме. Темно-зеленые плиточные стены, каменные скамейки, несколько медных кранов, выступающих из стены над неглубокими купелями, и довольно большой бассейн посередине. Вот и вся скудная обстановка.

Зато в бассейне расположилась самая настоящая русалка. Красивая – глаз не отвести. Зеленоглазая, золотоволосая, она вся переливалась нежным перламутром, особенно роскошный русалочий хвост.

Вот только прекрасные зеленые глаза были уже привычно насмешливыми, презрительными и злыми. И улыбалась она далеко не ласково.

Русалка неторопливо выливала в свой бассейн какую-то жидкость из керамической баночки. Глядя мне прямо в глаза, она прополоскала сосуд в воде и небрежно отбросила, так, что горшок разбился.

– В следующий раз не опаздывай, глупая эпоква. А то опять ничего не достанется, – все с той же улыбкой промурлыкала она, демонстративно опрокидывая следующий горшочек. – Все девочки уже вымылись, и никто не виноват, что некоторым немым дурочкам не хватило цветочных бальзамов. Ах да, и управляйся побыстрее, а то через час настанет время паутины; если ты не вернешься до этого момента к себе в комнату, тебя накажут!

Мне уже стали действовать на нервы эти взгляды. Так смотрят зеваки на чужое несчастье – жадно, выжидательно и бездушно. Чего они все от меня хотят?

Русалка не дождалась реакции, фыркнула и вдруг так плеснула своим прекрасным перламутровым хвостом, что окатила меня холодной водой с головы до ног. Вот паршивка! Плеснула и исчезла. Я заметила только, как ее тень метнулась в глубине и растворилась в темном овальном пятне у самого дна.

В который раз я пожала плечами и прикинула, сколько времени мне понадобится на то, чтобы дойти до лестницы, а потом взобраться по ней на свой этаж. Кстати, за сегодняшний день я уже успела пробежаться по ней три раза и убедилась, что фитнес превосходный. Лишний вес мне не грозит.

А теперь будем купаться. Вот только зараза с хвостом была права – намылиться было нечем.

Интересно, здесь так принято? Кто не успел, тот опоздал? Правда, я действительно опоздала, но неужели банные принадлежности выдаются строго по количеству наложниц и ни каплей больше? Ой, не похоже. Вот тут возле изящного медного крана пол подозрительно скользкий. И запах каких-то цветочков сильнее. Очень похоже на то, что некая вредная рыбья сущность слила все моющие средства не только к себе в бассейн, но просто на пол и даже сполоснуть не удосужилась как следует.

Ну, понять эту самую сущность можно. Во-первых, я все равно вроде как немая и жаловаться вслух не буду. Во-вторых, я даже не знаю, кому жаловаться-то. Главпаучихе? Так ее пойди поймай, она дама занятая, и не факт, что станет слушать новенькую, да еще заведомо временную. И потом, ну кончился шампунь… один раз. Угу, и вода горячая тоже, судя по всему, закончилась. Из всех кранов течет только холодная, а в бассейн я не полезу, мало ли что за рыбка там может вынырнуть. И что, поднять крик, что это трагедия и заговор? А не этого ли от меня все ждут? Вот то-то же…

Впрочем, где наша не пропадала. Местные жительницы знать не знают, что такое дефицит и советская торговля. А я в то время жила и детей рожала.

Искупаться хотелось ужасно, и я устроила экспресс-обыск купальни. То, что удалось обнаружить, больше всего напоминало размокшее мыло, по качеству недалеко ушедшее от хозяйственного. Может, они этим пол моют? Или стирают? Хотя вряд ли, я ни одной гаремной дамы с постирушками не заметила.

Подумав немного, волосами я решила не рисковать. Для начала намазала тыльную сторону предплечья и терпеливо выждала, развлекая себя тем, что вспоминала уловки и полезные навыки времен развитого социализма.

Мыло оказалось неядовитое, аллергии не возникло, а на холодную воду нам плевать. В Москве живем… то есть жили. Отключением горячей воды нас не удивишь.

Олимпийскими темпами намылившись и ополоснувшись, я решила все же поэкспериментировать с одной прядью. Моя новая золотисто-блондинистая шевелюра со вчерашнего утра была заплетена в роскошную косу-корону вокруг головы и заколота какой-то хитрой и вычурной штучкой явно магического происхождения. Эльфочки-парикмахерши заверили меня, что прическа благодаря этой заколке продержится «два солнца и две луны», то есть – как я перевела для себя – двое суток. Причем я за это время могу поспать, побегать, поездить верхом и даже постоять на голове.

Срок годности моей прически истекал уже скоро, и я не стала ждать, чтобы посмотреть, как она волшебным образом сама развалится. Просто выдернула заколку из волос и расплела конструкцию.

М-да… хорошо, что в комнате я нашла хотя бы минимальный набор каждой уважающей себя носительницы волос. Два гребня, набор простых заколок и шпилек, круглую щетку с жесткой щетиной, а больше мне и не нужно.

Когда меня причесывали другие, это было как-то не так заметно, а теперь обнаружилось, что шевелюра в распущенном виде падает ниже попы, и при этом она густая и немного вьющаяся.

Нет, кто бы спорил, за такие волосы половина теток из моего мира удавится на собственном крысином хвостике. Да и я, наверное, тоже бы такую хотела… в молодости. Походила бы с месяц и откромсала все это богатство к чертовой бабушке, потому что одно дело любоваться, а другое – мыть, ополаскивать и расчесывать, когда у тебя вместо шампуня и кондиционеров шиш с хозяйственным мылом.

Пока стричься было жалко. Одну прядку я намылила и прополоскала под холодной водой. Посмотрим, как она будет выглядеть завтра. Но в любом случае мы не можем ждать милостей от природы, темного властелина и гаремного начальства. Давай, Вера, вспоминай молодость.

Неторопливо заплетая тугую длинную косу, я вспоминала множество опробованных в юности рецептов. Когда-то мы их переписывали друг у друга в толстые клеенчатые тетрадки и хранили как зеницу ока, делились опытом с подругами, обсуждали и экспериментировали. Искали доступные средства или какие-то заменители недоступных.

К сожалению, большинство необходимых ингредиентов можно было найти только на кухне, куда доступа у меня нет, и неизвестно, появится ли. Но сегодня на ужин опять были мед и творог, а утром нам давали кашу, очень похожую на овсянку, с кусочками свежих фруктов. А за обедом на столике стояла большая ваза с различными плодово-ягодными изысками, в числе которых обнаружился вполне себе привычный лимон.

А еще я выяснила, что где-то в северо-западной части гарема есть выход в сад. Правда, местные обитательницы туда не ходят. Не потому, что запрещено, а… Это вообще был очень интересный, хотя и короткий диалог между двумя девицами. Конечно, никто из них не собирался меня просвещать, и, конечно, я его подслушала.

Девушки очень негодовали из-за незрелого винограда на их столе и сетовали, что вот в саду… если бы не отвратительные темные твари, не эти мерзкие восьминогие отродья… рядом с которыми просто противно находиться любой порядочной наложнице.

С восьминогими тварями я уже познакомилась. И судя по тому, что особенного отвращения так и не испытала, до порядочной наложницы мне далеко. А вот травы в саду собрать – это очень хорошая идея.

Закончив с вечерним омовением, я переоделась в чистое, аккуратно вытерла мраморный пол перед купелью, собрала полотенца, расческу и рачительно прихватила из купальни пустые емкости из-под злодейски вылитых хвостатой сущностью косметических средств. Правда, пришлось залезть в очень красивую ажурную, но явно мусорную корзину и выбрать целые.

Ну, мне же надо будет в чем-то заваривать, смешивать и взбивать то, что я собираюсь приготовить? А горшки и баночки для этой цели очень подходящие – небольшие, глиняные, покрытые глазурью и с довольно плотными крышечками. Не думаю, что их кто-то хватится, вон, побросали как попало, не только в мусор, но и на пол. Свинюшки, а не девчонки. Во всех смыслах.

Глава 6 (третий день)

Еще с вечера у меня был составлен четкий план действий. Как я и предполагала, прядь, промытая псевдохозяйственным мылом, выглядела тусклой и плохо расчесывалась. То есть использовать его для мытья волос в чистом виде нельзя.

Но как основа для великого множества разных средств – лучше не найти, потому что промывает и обезжиривает оно на редкость качественно.

Поднялась я задолго до противного верещания будильника, выбрала из своих вещей просторную, длинную, всю в живописных складках тунику. Убедилась, что при желании под ней слона можно спрятать, и взялась за работу.

Шелковая рубашечка почти такого же скучного персикового цвета, как туника, была безжалостно распорота, и я, радостно помолившись всем богам, которых помнила, открыла изящную шкатулку с набором для вышивания. Эта чудная коробочка обнаружилась в моем сундуке с вещами и была полна настоящих сокровищ: нитки всех цветов, прошва, пяльцы и, главное, набор иголок! А ножницы? Плевать на неудобные ручки в виде изогнутых птичьих шеек, главное, они были отменно острыми.

К завтраку туника обзавелась потайными втачными карманами чуть ниже пояса, на привычных по прежнему миру местах. Теперь я половину столовой могу вынести, и никто даже не заметит!

Этим утром я внимательно приглядывалась к сервировке стола, к подаваемым продуктам, но ничего не пыталась забрать с собой. Во-первых, за мной наблюдало слишком много любопытных глаз, а мегеры нечеловеческого происхождения так и вовсе едва во мне дырку взглядами не просверлили. Ну и главное, не тащить же полные карманы снеди на занятия?

А вот за обедом, нетерпеливо отбыв все обязательные «уроки», я занялась хищениями. Впереди свободное время, да и грымзам надоело все время на меня пялиться. Так что момент был очень удобный.

Несмотря на экзотику паучье-человеческого вида, яблоки здесь выглядели как яблоки, виноград – как виноград, лимоны, опять же… и на вкус все было родное и привычное.

Конечно, кашу в карман не положишь, а вот лимон – очень даже. Розетка с медом была любезно снабжена плотной крышечкой, так что, завернув ее в платок, выкроенный из остатков рубашки, я сунула в карман и эту добычу.

Заодно в карман отправилась обыкновенная столовая ложка. Ведь я твердо намеревалась найти выход в сад, а выкапывать разные полезные растения пальцами – непродуктивно. Конечно, можно было еще и вилку утащить для рыхления особо твердой почвы, но я решила, что слишком уж наглеть не стоит.

Вооруженная до зубов, я в числе первых выбралась из столовой, постаравшись затеряться в толпе. А потом, никем не замеченная, юркнула за поворот и уже спокойно направилась на поиски выхода в сад.

Нашелся он всего через полтора часа блужданий по обширной гаремной территории. Сориентироваться по солнцу получилось быстро, но вокруг было столько красивого и интересного, что я не торопилась. Одни мраморные статуи на маленькой площади чего стоили! Их тут было несколько десятков, изображали они в основном играющих детей или молоденьких девушек и казались живыми.

Налюбовавшись, я отправилась дальше и вскоре вошла под очередную каменную арку, на этот раз поросшую мрачноватым на вид темно-зеленым плющом с мелкими резными листьями.

Ну… сад как сад. Я бы даже сказала – парк. Огромный, не то чтобы запущенный, но на первый взгляд диковатый. Это на территории гарема были ровные дорожки, клумбы, подстриженная живая изгородь и прочие изыски садовой архитектуры. А здесь тропинки петляли между огромными мощными стволами, некоторые из которых были сплошь увиты самыми разными плющами и лианами. Выскочишь на полянку – трава по пояс, а по краю заросли кустарника – и колючего, и цветущего, и даже ягодного. Настоящий лес, чего уж там!

Я – городской житель и столичную суету всегда любила, прекрасно в ней себя чувст