Вадим Сатурин

Гимназистка Лиза

…когда любовь коварней морфина

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Редактор Маргарита Решетинская

Корректор Маргарита Решетинская

Фотограф Дмитрий Ломакин

© Вадим Сатурин, 2017

© Дмитрий Ломакин, фотографии, 2017

«Гимназистка Лиза» Вадима Сатурина — остросюжетный загадочный роман в лучших традициях нуара и декаданса о взаимоотношениях юной девушки со взрослым мужчиной, пытающимся любыми путями воскресить свою погибшую любовь. Герои мрачного триллера, погружающего с первых страниц в атмосферу таинственной гимназии Профессора Беррингтона, не боятся своих грехов и пороков. «Что он сделал с тобой?» — спрашивает Ночь. «Он сделал из меня женщину, готовую на крайние меры ради любви…» — шепчет ей в ответ Она.

18+

ISBN 978-5-4483-8356-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Гимназистка Лиза
2. Пролог
3. Акт I. Комната №69
   1. Эпизод 1. Новая ученица
   2. Эпизод 2. Пятничный Гость
   3. Эпизод 3. Проклятья и молитвы
   4. Эпизод 4. Сны и парик из натуральных волос
4. Акт II. Морфий
   1. Эпизод 1. Променад
   2. Эпизод 2. Накал страстей
   3. Эпизод 3. Пытка снами
   4. Эпизод 4. Ты — мой кролик!
   5. Эпизод 5. Va-bank
   6. Эпилог

…когда любовь коварней морфина.

Главные действующие лица:

Стэнли Паттерсон — глава семейства, отдающий вместе с женой свою дочь в гимназию; известный в стране и за ее границами предприниматель, имеет ресторанный бизнес и…

Оливия Паттерсон — жена Стэнли, мать Лизы, в прошлом известная актриса кино и театра, оставившая карьеру ради семьи и мужа;

Лиза Паттерсон — главная героиня, мечтательница, живущая вымышленными мира­ми, книжными образами и снами;

Эдгар Беррингтон — профессор, владелец гимназии, вдовец, морфинист, имеет анали­тический склад ума, мизантроп;

Джулия — покойная жена Беррингтона;

Хельга фон Шварц — комендант, «классная дама» гимназии, влюблена в Беррингтона, лжива, лицемерна, строга;

Альфред Хоккинс — личный врач семейства Паттерсонов, знающий Лизу с детства, имеет двух дочерей, которые прошли обучение в гимназии Беррингтона;

Стивен Моррисон — полицейский, расследующий странную череду событий, о кото­рой вам предстоит узнать ниже.

Все, кто не упомянут, не имеют никакого значения в этой истории, либо умирают друг за другом так быстро, что им вряд ли следует уделять внимание.

Пролог

В кирпичном доме в нескольких километрах от города неожиданно потух свет. Это произошло в тот момент, ког­да рослый мужчина в черной фетровой шляпе и в длин­ном сером пальто, не дождавшись ответа на стук в дверь, принялся подбирать отмычку. Еще несколько секунд на­зад свет из больших окон освещал осенний двор, а ветер подбирал оставшуюся листву. Лампочки горели ярко, лучи света от них бежали далеко-далеко вперед. Но вдруг стало темно… невыносимо темно, от чего по спине озирающего­ся человека поползли предательские мурашки, участилось дыхание и во сто крат сильнее забилось сердце в груди. Может быть, чудилось, но стало небывало тихо, словно все вокруг замерло, а шум, пригнувшись, как вор, растворился в ночи, будто его и не было вовсе.

Ночной гость торопился.

На связке болталось больше тридцати ключей самой разной формы: длинные, будто от дверей королевских зам­ков и городских ратушей, короткие — отмычки от подваль­ных замочков и бедных городских квартир. Но подходяще­го ключа не было! Увы, не было.

Быстро перебирая отмычки, человек в пальто и шляпе наводил такой шум, что где-то в десяти метрах залаяла со­бака. А может быть, лай лишь показался?!

— Черт… черт… черт! — выругался он, продолжая вер­теть ключ в замке то влево, то вправо, с силой надавливая на него, но боясь при этом сломать, зная хрупкость нынеш­него металла.

Неожиданно замок щелкнул. «Есть, сработало!» — вновь вскрикнул он.

Мужчина осторожно толкнул дверь вперед, выпустив пар изо рта, как струйку прозрачного белого дыма. Ночью температура опустилась ниже отметки «„ноль“», и выпал пер­вый мокрый снег. Кошкой входя внутрь дома, гость достал короткоствольный черный шестизарядный револьвер из кобуры, взвел затвор и выставил его перед собой на рас­стояние вытянутой руки.

Длинный мрачный коридор. Вот слышится чье-то ды­хание… вот опять кажется, что скрипит несмазанная дверь и кто-то идет за спиной… так хочется обернуться, но это лишь галлюцинации от нервов и бессонниц… и нет нико­го. Гость совершенно один.

Глаза все не могут привыкнуть к темноте. Никаких си­луэтов… никаких очертаний… только поглощающая даже сумрак чернота. Страшно. Так страшно ему еще не было. Он бы с удовольствием закричал, но предполагая, что мог­ло произойти в этом доме, должен был оставаться незамет­ным и незнакомым даже для тени. Аккуратно переставляя ноги с пятки на носок, сетуя на слишком длинный подол пальто, ночной гость, озираясь по сторонам и оборачива­ясь, пробирался вглубь дома. На редкость на улице гораздо светлее и спокойнее, чем внутри помещения. Таинствен­ная энергетика дома, казалось, специально нагоняет жути на человека, желая поскорее выдворить его прочь. Слышен какой-то противный скрежет, чувствуется дыхание смер­ти. Ствол револьвера мечется по сторонам, подыскивая для себя цель. Но нет никого, и это всего лишь миражи первого этажа.

На миг мужчина зажмурился, а когда открыл глаза, то стал различать хоть что-то перед собой. Оказывается, он прошел уже несколько комнат, но совершенно не заметил этого; оказывается, уже давно, неслышно захлопнулась входная дверь, но все еще слышатся чьи-то шаги.

«Кто здесь? Кто здесь?» — дважды про себя спросил он и спрятался за угол.

«Это не может казаться. Отчетливый звук шагов. То ли каблуки, то ли туфли на высокой платформе?! Здесь, однозначно, кто-то есть! Черт, зачем я припарковал свою машину столь близко к ограде дома?!» — рассуждал гость, высовывая свою голову и вглядываясь в темноту. Позади него была небольшая винтовая лестница, которая вела на второй этаж дома. Другого пути не было. Впереди и сзади — полная неизвестность и страх. Смахивая пот со лба, муж­чина стал спиной медленно подниматься наверх. Правая рука немела от напряжения, держа пистолет, левая тряс­лась в нервном треморе, выдавая его тревогу. Ступенек было на удивление много, словно сделаны они были под чей-то мелкий шаг.

«Удобная лестница под разный рост. О ступеньки не­возможно запнуться, с лестницы невозможно упасть. Все, чтобы проживающим здесь было комфортно и безопасно», — зачем-то строил эти логические цепи он.

Метнулась тень.

— А! — вздрогнул гость и машинально чуть было не на­жал на курок, но уперся револьвером в дверь. Он испугал­ся собственной тени. «Трус, дурак, трусливый идиот!»

Отыскав в темноте круглую ручку, мужчина аккуратно повернул ее и очутился на втором этаже. Вдалеке играла музыка. Был слышен треск старой виниловой пластинки. Совершенно незнакомая мелодия. Конечно, из-за посто­янно занятости на работе у героя совсем не было времени послушать хоть что-то, тем более, он считал классическую музыку скучной и безнадежно устаревшей.

Все двери на втором этаже, за исключением одной, были закрыты. Мужчина ринулся туда, преодолев приличное расстояние в несколько прыжков. Залетел внутрь, выста­вил пистолет перед собой. В помещении теплым светом го­рел ночник. На полу валялись клубки разноцветной шер­сти, чувствовался запах от недавно выкуренной трубки.

— Матерь Божья… — произнес гость, подняв взгляд с пола на диван в тот самый момент, как кто-то сзади поло­жил ему руку на плечо…

— Детектив Моррисон, что здесь случилось? — спросил знакомый голос.

Обернулся.

— Господи, нельзя так пугать! — выругался полицейский. — Ты в своем уме, Джон?! — обратился он к огромному аф­роамериканцу, служившему в его полицейском участке.

— Боже мой… — неожиданно замер он, увидев на диване тоже, что и Стивен несколько секунд назад.

Перед ними предстала страшная картина, достойная триллеров и фильмов ужасов. Двое сидящих на диване пе­ред небольшим столиком с шахматами были зверски уби­ты. Весь диван был пропитан кровью.

Полицейские подошли ближе. На голову мужчины был надет полиэтиленовый пакет, глаза были выколоты, а у женщины отрезан язык и перерезано горло.

— Больше никогда не смей меня так пугать, чертов вер­зила! — сняв шляпу, закричал Детектив.

— Простите сэр, я просто не стал вас звать, зная, что здесь может прятаться убийца. Я увидел записку в поли­цейском участке, но не нашел ваше служебное авто, поэто­му пришлось воспользоваться второй машиной и отпра­виться по указанному адресу.

— Я же написал, чтобы за мной ехали, если я не вернусь к трем ночи. Носишь ли ты часы, идиот?! — не успокаивался Стивен.

Джон виновато опустил голову вниз. Он искренне вол­новался за своего шефа, который постоянно на него ругал­ся, но все же искреннее любил. Когда-то Стивен дал ему неплохую работу, спас от северной криминальной группи­ровки, поделился комнатой в своем доме, обучил грамотно­сти. Этот список можно перечислять до бесконечности…

— Кто же их, черт побери, убивает?! — обратился к тем­ноте Детектив, подойдя совсем близко к телам убитых. — Джон, твою мать, — вскрикнул он. — У нас с весны в городе творится сущая чертовщина.

— Я не знаю, сэр. Этот подонок, должно быть, настоя­щий безумец, раз совершает преступления с такой часто­той, но этот безумец мастер своего дела, коль ни разу не попадался нам!

— Тупой негр! — не выдержал Моррисон, от злости ком­кая собственную шляпу руками.

«Не пылить. Не нервничать. Быть спокойным. Быть камнем», — успокаивал он себя.

— Прости, Джон. Я не должен был этого говорить… Просто последние полгода я сам не свой. Я не могу спокой­но спать, не могу спокойно есть, я даже не могу пить этот чертов виски… он мне кажется кислым и невкусным, когда вокруг нас творится такое безумие. Мой друг, ты не вино­ват в этом, — хлопнув по плечу своего верного напарника, извинился Стивен Моррисон, достал портсигар и вытащил оттуда сразу две сигареты.

Джон не обижался на него, но с каждым разом ругань и прямые намеки на его национальную принадлежность все больше цепляли за душу. Джон Гиббз считал своего шефа настоящим другом, искренне желая быть для него тем же. Увы, каждый раз он ошибался.

— Джон, мы найдем этого безумного психопата, — сказал Моррисон. — А сейчас проверь, есть ли в доме телефон… Если нет, мы съездим до участка и вернемся с криминали­стами. Раз мы не можем понять убийцу логически, пусть нам помогут ребята с колбами и мазками. Говорят, именно за ними будущее в нашем деле. Ступай, мой друг, ступай же!

Детектив подошел к граммофону и убрал иглу с пла­стинки.

«Кто же ты, кто?! Что тебе надо от всех этих несчаст­ных?!»

Он совсем не заметил, что музыка не утихла. Ах, как странно все происходящее в этом доме: погаснувший свет, скрип и звуки, перестуки между комнатами и сама по себе вращающаяся пластинка. Стоит только присмотреться. Человек. Человек слишком прост. Как только он получает устраивающий его ответ, он тут же забывает про свои ми­стические догадки, словно пространство простым решени­ем хочет увести его от истины.

— Неправильно истолкованная правда — еще не исти­на. Недопонятый ответ — еще не решение! — говорил вслух Стивен, закуривая сигарету и не осознавая глубину своих же мыслей. Как только появился напарник по службе, дом перестал представлять для Детектива какую-либо опас­ность. Все шорохи он приписал ему, все стуки — звуку ту­фель, шумы — дыханию, скрип — открывающимся дверям и так далее. Но музыка, она все звучит из граммофона, и это нельзя не заметить.

— Что здесь происходит? — вновь вытащив револьвер, шепнул себе под нос Стивен, наконец-то поняв, что музы­кальная пластинка вращается без механического воздей­ствия.

Раздался выстрел револьвера. Гильза звонко упала на пол. Ночник потух…

— …Детектив Моррисон, кажется, вы искали меня?!

Акт I. Комната №69

Эпизод 1. Новая ученица

тишина вязала секреты,

и тикало время в часах.

— мамочка, я не состою из света,

я — тьма и порочность во снах.

Ранним утром 30 августа автомобиль семейства Паттер­сон проехал тридцатый километр, спустившись с крутой асфальтированной горы, и свернул на витиеватую просе­лочную дорогу. За рулем был глава семейства Мистер Стэн­ли Паттерсон — солидный мужчина, заработавший свой первый миллион фунтов стерлингов на отправках элитно­го алкоголя на Запад, открывший в столице своей страны сеть из десяти ресторанов и имевший к своим годам со­вершенно все, что мог себе позволить. Что сказать про его внешний вид? Всегда дорогие костюмы, длинные и толстые кубинские сигары или трубка, очки в золотой оправе и, ко­нечно же, дорогие швейцарские часы — подарок от друзей-компаньонов. Справа от него, удобно расположившись на сидении автомобиля, ехала его жена — Миссис Оливия Паттерсон, известная в прошлом актриса, которая на пике своей популярности в возрасте 28 лет познакомилась со Стэнли на банкете, вышла за него замуж, бросив театр и набирающий успех в киноиндустрии. Муж обеспечил ее всем, а она, в свою очередь, подарила ему дочь Элизабет, которую отец всегда называл более ласково Лиза.

— Наконец-то мы приехали, Стэнли. Еще немного, и меня бы начало укачивать. Так рано и так далеко от дома мы не ездили очень давно. Мне следовало взять с собой боль­ше минеральной воды, ты знаешь, что я не переношу езду в автомобиле, — сетовала жена, выходя из авто и открывая дверь своей дочери. — Элизабет, возьми свои вещи…

Отец припарковал машину, закрыл двери и направился к своему семейству. Открыв калитку, они вошли во вну­тренний двор частной гимназии, в которую попадали са­мые одаренные, а может быть, самые богатые дети со всей страны. Никого не было. Прошлись по каменной дорожке до входной двери в трехэтажное старинное здание камен­ной кладки. Мистер Паттерсон постучал.

— Одну минуточку, — раздался женский голос, послыша­лись шаги. Дверь отворилась. На пороге стояла женщина со строгими чертами лица. На вид ей было чуть больше со­рока лет; аккуратно подстриженная, в деловом платье и с двумя толстыми книгами в руках.

— Здравствуйте, мы семья Паттерсон, приехали к вам в гимназию. Лиза… Лиза, немедленно поздоровайся.

— Доброе утро, — неохотно и тихо произнесла девушка, смотря себе под ноги.

— Есть ли у вас приглашение? — спросила женщина.

Стэнли торопливо полез в карман своего пиджака.

— Вот оно, — сказал он, протянув свернутую пополам бумагу.

— Ах, да! Семья Паттерсон и их умница Элизабет, — мило улыбнулась женщина сорока с лишним лет с ярко накра­шенными тонкими губами. — Проходите. К сожалению, наш директор — Профессор Эдгар Беррингтон — сейчас не­много занят, но непременно примет вас некоторое время спустя. Что ж… А пока вы можете посмотреть нашу гим­назию, — сказала женщина. — Простите, последнее время я стала крайне рассеянной. Совсем забыла представиться. Меня зовут Хельга фон Шварц. Я Комендант этой гимна­зии, правильнее сказать, Классная Дама. Эта должность бо­лее полно отражает суть моей работы в этих стенах. Ах да, родом я из Германии, из прекрасного лучезарного Берлина, о котором скучаю каждый день и каждую ночь.

— Я — Стэнли, это моя жена Оливия и дочь Лиза, — пред­ставил всех Мистер Паттерсон. — Совсем недавно мы по­лучили приглашение от вашей гимназии отправить к вам на обучение нашего ребенка. Признаться, я часто слышал о высоком уровне образования и культуры в вашем учрежде­нии, поэтому не думая согласился на ваше предложение…

— Да, у нас гимназия частного типа, которая чтит тра­диции классической школы, а от современности черпает только то, что поистине пригодится любой даме, станет она светской или домашней женщиной.

Гости прошли вглубь гимназии в гостиную комнату. В уютной обстановке искусно сочетались классическая ме­бель и предметы интерьера с чем–то совершенно непонят­ным на первый взгляд. Например, на черном рояле стояла ваза, вылитая таким образом, что цветок в ней помещался под прямым углом; на стенах висели картины с геометри­ческими фигурами и разными, можно подумать со сторо­ны дилетанта в этом деле, кляксами и мазками. На потолке висела массивная люстра на шесть лампочек, из которых были вкручены только две. Каждая мелочь, каждая деталь могла надолго увлечь человека, очутившегося здесь. Песоч­ные часы, скульптуры и нэцкэ, копилки и небольшие фон­танчики на подоконниках.

— Как вы можете понять, Лиза с отличием окончила сто­личную школу прошедшей весной. Ей исполнилось 18 лет, и теперь она может стать полноценной гимназисткой и по­лучить лучшее образование, как это подобает девушке из высшего общества, — так быстро и эмоционально говорил отец, что даже неподготовленный мог почувствовать его крайнюю заинтересованность в обучении дочери, словно ему это было в сотни крат важнее, чем ей.

Он, Лиза и жена сели на диван напротив. Между Класс­ной Дамой и гостями стоял стеклянный столик причудли­вой формы — широкий, но не длинный — посередине ко­торого, пожалуй, вмещалась только шахматная доска, а по бокам была куча свободного места.

— Мистер Паттерсон, вы, верно, заметили, что в гим­назии мы преподаем самые разнообразные дисциплины, переплетая в единое целое теорию и практику…

Разговор прервала вошедшая в гостиную гимназистка, которая зло посмотрела на новых гостей своими пронзи­тельными карими глазами, а затем что-то шепнула на ухо Фрау фон Шварц.

— София, немедленно вернись в свою комнату! Неужели ты не видишь, что я разговариваю с родителями нашей бу­дущей ученицы?!

— Простите, Фрау Хельга. Я совсем не обратила на это внимания, — виновато ответила девушка и поспешила как можно быстрее покинуть комнату, не сводя взгляда с Эли­забет, которой от этого стало и вовсе не по себе, а лицо за­лилось предательской краской. От злого взгляда жгучей брюнетки в ее сердце слегка закололо.

Продолжительную паузу прервала миссис Оливия, спросив Коменданта:

— Насколько мы понимаем, у вас организован интернат?

— Да, абсолютно верно! Как вы заметили, гимназия у нас частная, поэтому сюда попадают только самые лучшие де­вушки со всей страны, а их, увы, становится все меньше и меньше. Мода, светский бомонд, новые идеалы, падающая мораль и регрессия культуры — опускают все высокое на самое-самое темное дно. Мы же учим выживать во всем этом. Здесь проживают и сироты, которые отличились в своих приютах и готовы следовать из одного общественно­го класса в другой.

— Хм, оригинально! — улыбнулся Стэнли. — У вас правит консерватизм?

— Что вы, что вы. Конечно же, нет! У нас сформирова­на уникальная воспитательная программа. Миссис Пат­терсон, Лиза, вы можете пройтись вместе со мной и пооб­щаться с любой гимназисткой от первого до второго курса, узнав от них мнения о качестве обучения, — ответив на во­прос, предложила Фрау фон Шварц.

— Отличная идея! — обрадовался отец. — А я пока пой­ду на улицу, выкурю сигарету и дождусь Профессора Бер­рингтона.

Если посмотреть на гимназию с высоты птичьего по­лета, можно увидеть прямоугольный двор, окруженный металлической оградой и средний по величине дом пере­вернутой Т-образной формы. Перед домом слева стоит не­большая беседка, выкрашенная в белый цвет. Справа по кругу расположились деревянные скамейки и несколько столиков, где в теплые весенние и летние дни гимназистки могут гулять, читать друг другу стихи или слушать лекции по культурологии и философии. Во внутреннем дворе, вы­йти в который можно было и через черный ход дома, стоит несколько качелей, сиденья которых крепятся толстыми металлическими цепями.

Стэнли любовался четкой каменной кладкой здания, стараясь растянуть сигарету подольше, чтобы Оливия и Лиза могли полноценно осмотреть гимназию изнутри. На улице для последних дней лета было относительно тепло, а главное сухо. Последние дни августа, согретые полуостыв­шими солнечными лучами, навевали на сердце легкую меланхолию, но не столь глубокую, чтобы уйти в печаль с головой. Ему было жаль расставаться с дочерью на такой продолжительный срок, а еще грустнее было остаться один на один с женой, ведь в их отношениях уже давно исчезли страсть и взаимопонимание. Умел бы он ее слушать… ах, умела бы она восхищаться им. Быть может, тогда, как две бочки сухого пороха, взорвались их сердца и от вспышки зажглась любовь. Но уже не сейчас. Есть то, что никогда не вернет любовь.

Неожиданно, словно по чьей-то команде, ученицы, взяв чашки с чаем и кофе, вышли во двор и направились по сво­им делам. Кто-то принялся читать книгу, кто-то — расчесы­вать волосы, другие девушки, сев на деревянные скамейки, принялись о чем-то беседовать.

Паттерсон насчитал около двадцати гимназисток, оде­тых в одинаковые черные платья с белыми воротничками и туфли на невысоком каблуке. На левой руке у каждой были надеты одинаковые золотые часики, на шее — золотые це­почки с крестиком. Но еще больше мужчину привлекло то, что в этих молодых, еще юных и невинных девушках совер­шенно не было никаких эмоций: ни радости, ни тоски, ни печали. Каменные, бледные, словно неживые, кукольные лица не выражали совершенно ничего. Пожалуй, и вам они бы показались странными, будто бы гуляющими наяву под гипнозом. Но подобные наблюдения ни сколько не отбили желания познакомиться с будущими сокурсницами и стар­шекурсницами своей дочери.

— Доброе утро. Меня зовут Стэнли… Мистер Стэнли Паттерсон. Мы вместе с женой привезли сюда нашу дочку. Она поступила на первый курс по приглашению Профес­сора Беррингтона, — вежливо обратился к девушкам муж­чина, подыскивая урну, куда он может выкинуть окурок.

Никто не обратил на него внимания, лишь одна из гим­назисток, подняв голову, посмотрела ему прямо в глаза. От этого холодного равнодушного взгляда по спине пробежал холодок, но спустя мгновение, еще не успев опомниться, он услышал:

— Мы думаем, что вашей дочери очень понравится у нас. Это лучшая гимназия во всей стране, а может быть, и в мире. Говорят, не так давно ее закончила девушка из Мо­сквы: русская, прекрасная, самых голубых кровей и самой высокой чести. Она уехала обратно в Россию и многого добилась там. А как зовут вашу дочку? — спросила девуш­ка невысокого роста с родинкой на верхней губе и каплей вишневого джема на белом воротничке.

— Лиза… Элизабет, ее имя.

— Лиза, — уголки рта девушки слегка вздрогнули, но на лице осталась совершенно равнодушная гримаса. — Краси­вое имя. Ей здесь непременно понравится. Профессор Бер­рингтон и Хельга фон Шварц — самые замечательные люди на свете…

Почему-то от всех этих слов на душе отца не стало лег­че. Быть может, даже наоборот…

Вернувши

...