мама, забеременев мною, явилась к Неле Израилевне проситься на аборт. Время, говорила, тяжелое, неустроенное – стоит ли плодить босяков…
– Стоит, – сказала Неля Израилевна. – Босяку хорошо в любое время, ему много не нужно. – И чуть не силком стащила маму с кресла. Когда я прибегала к ним в «танцевальную залу», Неля Израилевна хватала меня, тискала и кричала маме: «Ну, какую я тебе девочку спасла?!»
Я бы давно от него ушла, если б могла без него жить.
Героиня твоя, небось, тоже не сразу взорлит в поднебесье профессии, надо бы ее в начале пути повозить маленько мордой об асфальтовые будни эмиграции.
Ибо весело там, легко и свободно, по ту сторону морали, этой иссохшей подыхающей твари, что душит нас всю сознательную жизнь
Мы – люди, просмоленные комсомолом, и жить посреди гостеприимной чужбины с ее декларативной свободой морали предпочитаем, так сказать, старым казачьим способом.
суть форшмака не в селедке самой, а в ее свите. Ибо самая дешевая прошмандовка, вымоченная в молоке и прокрученная через мясорубку, приобретает изысканный вкус деликатной основы для некоего виртуозного микса.
Фаршированная и заливная рыба – классика жанра, корень народа, секрет тысячелетий, основа основ. Это как «Мона Лиза» Леонардо да Винчи: без комментариев, без изменений, без вопросов – одно благоговение… Впрочем, один вопрос возникал всегда: почему так мало?!
А я попала в эвакуацию на Урал. Там нечего было жрать, не было электричества, мерзкий собачий холод точил кости… Жить было мучительно… Но теперь-то я понимаю, что это не самое страшное! А самое страшное то, что тает Северный полюс
Время от времени я снимаю ей усы; она по-разному, в зависимости от времени года, относится к этой процедуре: летом благосклонно, зимой – поеживаясь: холодно, говорит, без усов. Иногда восклицает, посматривая на себя в зеркало: «Что вы сделали?! Вы лишили меня индивидуальности!»
Его женщина… вот она была очень смешная: полненькая, рыжая, с длинными крашеными волосами, распущенными по круглым плечам. И сама очень смешливая: шутила с официантами, с музыкантами, иногда просто выкрикивала шутки и сама же над ними хохотала.
Многие у нас считали ее чокнутой. Но она просто была счастливой, понимаешь? Такой себя чувствовала, ничего не могла с собой поделать, и я ее понимала: дурацкая привычка к счастью.
