Оглавление

ХОЖУ ЧЕРЕЗ СНЫ И НЕ ИМЕЮ НИЧЕГО ОБЩЕГО С ПЕРСОНАЖАМИ САТОСИ КОНА

выливаю на волосы холодный чай с кленовым сиропом,

день начинается заново,

в положении обиженного пророка,

что мог уйти в любой момент,

оставив все свои идеи при себе,

отшельничать на протяжённых шоссе,

проклятых и натёртых до блеска,

стряхиваю с себя все идиотские мысли, заполнили всю голову,

чёртовы мелкие сошки,

впиваются пинцетами в извилинами,

сзади ставят рожки,

надо мной словно смеются дворовые собаки и кошки,

сворачиваясь от моих взглядов и самоупрёков,

в распространённых отчётах по фантазиям полёта,

я давно уже должен был улететь на луну на бутылочной ракете,

в твоём взгляде смешиваются тёмное пиво и декоративные шоколадные фонтаны,

снова убегаешь на работу,

пока я пытаюсь сделать что-то полезное, изобретая колесо,

надеясь, что продержится хотя бы парочку дней,

к сожалению, здесь запрещено снимать с потолка замки и я наполняю рот замерзшей пиццей с соусом песто,

мне здесь не место, верно?

ответишь или так и будешь стоять и молчать, идиотка?

какая разница,

если могу лишь бубнить под нос самому себе и ненавидеть себя в углах этих комнат,

именно это безумие,

именно эта ненависть,

боязнь высоты понятия,

боязнь перемен,

объединяет нас в единый белоснежный гладковыбритый плен, вырой нам обоим могилу,

с повязкой на глазах и голыми руками, тебе труда не составит,

а я?

ну…

могу расставить приоритеты на рассмотрение твоих идеалов,

в чужом ареале будто без кожи,

совершенно голый на улицах,

компромисса быть и не может,

есть лишь я и чужеродный город,

лишь борьба до самой смерти,

сохраняет мне остаток жизни,

так хочется остановить потоки циркулирующих мыслей пило-топорами перерубающие все контакты и проводку в моём сознании,

в моём распоряжении пачка сигарет и бутылка дешёвой колы,

всего лишь хожу через сны и не имею ничего общего с персонажами сатоси кона,

сегодня общался с одним парнем,

оказался геем-самоубийцей,

неплохой оказался собеседник,

пьяный был, как чёрт,

думаю, могли бы подружиться,

если бы я снова мог напиться и впасть в свою проспиртованную страну перерубленных слов о великих мечтах и достижении несуществующей цели,

стёртой с лица земли,

а он ещё и живёт в своих фантастических мирах и испытывает страх перед взрослой жизнью,

между нами возникла диллема,

и нет, дело тут не в том,

кто из нас двоих прыгнет первым,

это очевидно, наверное,

проблема другого плана,

проводим лето,

оставляя всё позади,

не давая цветам расцвести,

топчем все клумбы и разбиваем каждую рамку для будущих фотографий,

в шоковых аффектах ждём какого-то эффекта от успокоительных,

стремительные моменты,

проносящие через года,

дающие понять,

что ты стал чересчур усталым,

не вырос и остался молодым,

если перерос, слишком старым,

в любом случае, мои миры,

не такие уж фантастические,

в них сражаюсь на семь фронтов,

за повторное посещение шоссе 61,

кручу одну и ту же пластинку,

застрявший в планировках своих бессмысленных действий,

обдумывая малейшее последствие,

хотя, фактически, переехав сюда,

оставив всё позади,

я сдал все позиции,

сдал все войска,

отдав последний приказ,

заканчивать войну с самим собой,

расходиться по домам,

а кому скучно — идти в оборону,

провожу ещё один день,

расхаживая через сны и не имея ничего общего с персонажами сатоси кона,

лишь для того,

чтобы убедить себя,

что я в полном порядке и с тем что утратил, шагая вперёд,

полное безумие, согласен,

но иногда обстоятельства вынуждают сделать слишком резкий и широкий шаг вперёд, правда?

ДО СИХ ПОР СРАЖАЕМСЯ С ЭТИМ

хотелось бы с утра,

услышать голос любящего отца,

разделить свой завтрак вместе с ним за одним столом,

не закапываясь лицом в подушку,

не думая о съёмной однушке,

[они хотят чтобы я пропал]

все знают простую истину,

вырастать — слишком тяжело,

проходят годы, чужие разводы,

а мы до сих пор сражаемся с этим,

до крови из носа, до потери любви,

заставляя себя вставать по утрам,

выгоняя из себя всё самое лучшее,

[они ждут моего отъезда]

мне скоро уезжать,

исчезнуть отсюда пора,

поезд в пять утра, жарким утром,

помчит куда-то далеко,

так далеко от дома,

и эта жгучая боль в моменты,

когда я собираю вещи в один старый чемодан со сломанной ручкой,

распирает мою ручку,

она дико взрываясь в моих руках,

забрызгивает всех чернилами,

давая сигналы своим собратьям,

[они надеются, что не вернусь]

давно пора надо было понять,

взрослеть — слишком тяжко,

слишком странно оказаться,

на противоположной стороне,

и мы до сих пор сражаемся с этим,

пока могу оставить след,

оставляю отпечатки рук на стенах,

моя семья смеётся за ширмой:

«-по такому случаю,

можно устроить праздник,

хороший ремонт и завести

вторую кошку

— да точно, верно подметили

от неё будет больше толка»

эхом в ушах, раздаются их голоса,

обволакивающая серая тоска,

пропустить бы по пиву с отцом,

рассказать ему,

что творится со мной,

может, мы чувствуем похожие вещи и мучают нас похожие вопросы,

[они в восторге, увидев билеты]

чёрт возьми, просто ужасно,

какой ублюдок придумал эту,

некую систему взросления?

взрослеть — сродни кресту,

что ты несёшь на спине,

с потухшим факелом в руках,

а мы до сих пор сражаемся с этим,

почти пустой перрон, пять утра,

мои друзья пускают скупую слезу,

помогая разложить вещи в вагоне,

жаркое летнее утро,

нагрелись даже ресницы,

обнимаю друзей и ухожу в пустое купе, пытаясь ни о чём не думать,

мы обязательно встретимся вновь,

но останусь ли я собой?

останутся ли они рядом со мной?

закапываюсь лицом в подушку,

сдерживая порывы к слезам,

на одной из станций,

около ярославля,

хожу туда-сюда,

спал всего два часа,

скоро пересадка в москве,

солнце лениво встаёт

в своих пастельных тонах,

и хочется услышать:

«доброе утро, сынок»

смешиваю дешевоё вино с таблетками, забываясь,

(доброе утро, сынок)

юность пролетела мимо

(отец! когда мне начинать?)

[отец никогда не услышит меня?]

(отец! когда мне взрослеть?)

отрочество прошло насквозь

(доброе утро, сынок)

да каждый же знает,

взрослеть — настоящая жуть,

промерзая до костей,

вылезаем из нор на работу,

плетёмся через остановки,

до искусственного отопления,

в разваливающемся автобусе,

чтобы успеть на работу,

взрослеть — отвратительно,

но это необходимо, кажется,

найти смирение и в один день прорваться сквозь толпы теней,

взлетая всё выше и выше.

PARALYSIE DE LA PERSONNALITÉ

взять то, что никогда никому не принадлежало,

присвоить чужую трагичность судьбы, осуждая истинную печаль,

выкройки мягких тканей на спине проводить ежедневным упражнением,

не имея собственного мнения,

рваться упорно вперёд,

к острому параличу личности,

не разбирая старых лиц,

пугаясь отражений и осколков,

в которых видел себя когда-то,

и пусть всё оно бессмертной песней о разбитых сердцах ярко горит,

превращая объедки сознания в беззвучный прах,

беззаботно вставая в ряды неосознанного выбора,

осторожно касаясь своего лица,

сравнивая его с недавней фотографией,

провести инфографику падения ко дну, надрываясь заявляя о чувствах,

которые когда-то с собою нёс,

теперь словно бездомный пёс,

ждёшь подачки и помощи,

а люди проходят мимо,

и можно ли винить их,

ежели сам принёс себя в жертву,

сам и вкушай последствия,

что первый снег с собой принёс,

бойся отражений и дальше,

не в осколках ты был зачат,

не в отражении был замечен,

замятый, как старый лист,

пытающийся выбраться из под гниющих собратьев,

распадающийся до основания,

душевнобольной, ебанутый,

врывается на чужой двор,

в чужую жизнь, в чужую мелодию,

но не делал я выбор,

не принимал решений,

все равно возьму всю вину,

потому что любил и люблю,

пусть и стоять мне,

прижавшись к стене,

не испытывая угнетения,

презрительного сожаления,

перечеркивая бесценные имена,

пока в этих я строчках бессмертен,

со мною и мир мой застрял здесь,

среди бесконечных перемоток,

надевая окровавленный пояс предыдущих чемпионов,

по определённым идеям и соображениям,

не поддающихся описанию и не имеющих путей возвращения,

потерянных навсегда душ,

взлетающих вместе со мной,

навзрыд произносятся когда-то важные слова и вопросы,

улыбаюсь и встаю во весь рост,

шёпотом пропевая последний тост,

за ваше здоровье и мой личностный паралитический рост,

пусть стреляют сколько хотят,

пули не пробьют мою душу,

боль — не более, чем боль,

на физическом уровне,

не выкрикну и слова, всё равно,

словно обретая заново крылья,

сожженные на заре брезгливо,

взмываю в пространство над бесплодной землёй,

удивительно,

но я всё ещё не мечтаю стать бабочкой,

а бабочка всё ещё не мечтает стать мной.

«C’est fini.

Je m’avance encore un peu plus loin dans la forêt. Au-delà de cette colline, annonce la carte, il y a les sources de l’Ardèche. Cela ne m’intéresse plus; je continue quand même. Et je ne sais même plus où sont les sources; tout, à présent, se ressemble. Le paysage est de plus en plus doux, amical, joyeux; j’en ai mal à la peau. Je suis au centre du gouffre. Je ressens ma peau comme une frontière, et le monde extérieur comme un écrasement. L’impression de séparation est totale; je suis désormais prisonnier en moi-même. Elle n’aura pas lieu, la fusion sublime; le but de la vie est manqué. Il est deux heures de l’après-midi.»

набиваем рюкзаки кирпичами и все стоим у реки прищурившись от непобедимого солнца пытаемся победить себя и войти в этот мир расширить пространство борьбы и дать волю нашим элементарным частицам дать власть чувствам и откинуться на спинки кресел и пусть они взмывают до самого космоса и пусть все смотрят с удивлением а мы настрадавшись посмеемся и независимо от всего этого наденем наши рюкзаки полные груза и пойдем к нашей реке и вот виднеются уже только макушки голов бульканье под могучей рекой крики в пустое пространство небольшие рыбки проплывают в последние секунды когда глаза окончательно закрывается и сознание отделяясь от тела направляется в нечто совершенно иное и неизведанное.

этот самый страх неизведанного,

свёртывает нашу кровь вместе с моральными нормами,

и мы по мнению большинства сломаны и не подлежим ремонту,

но стать такими — наш выбор,

и пусть он будет таким,

это хотя бы что-то в отличии от вас,

тех у кого никогда не останется выбора.