Пока что он в основном занят тем, что звонит и ждет — то сантехника, то электрика, то кровельщика и далее по кругу, потому что они никогда не приезжают, иногда он даже сомневается, что они существуют.
Мне даже нравится вести этот дневник.
итак, размышлял Биттезеер, надо бы вспомнить, что он уже принял внутрь
бутербродик с рийетом из вувре;
ломтик утиного паштета;
мисочку соленых огурцов для сопровождения вышеуказанного;
одно фаршированное яйцо «мимоза», то бишь две половинки;
две профитрольки с козьим сыром, размером чуть больше обезьяньей мошонки;
шесть лапок, то бишь трех лягушек;
шесть или восемь больших улиток;
буше по-королевски с телячьим зобом;
тарелку консоме с гренками и фуа-гра;
яйца пашот с красным соусом мерет и шкварками;
хрустящую раковую запеканку;
шесть (за количество он не ручался) устриц в гратене;
восемь, — пардон, еще штучку, — девять лангустинов с майонезом;
в честь праздника — три стаканчика белого с кассисом (белое вино — пикантный сомюр);
бокал отменного красного шинона;
столько же густо-желтого уаронского шенена;
радовало то, что он еще только осваивал закуски
Он схватил стоявший перед ним кувшин с туренским гаме и наполнил себе бокал чуть не с верхом; затем осторожно подвел усы к краю, как тигр наизготове ползет на брюхе по бамбуковой роще к источнику, терпеливо и опасливо, секунду понюхал нектар, прежде чем погрузить в него верхнюю губу и отпить, хлюпая и наслаждась, первый сантиметр жидкости, и, устранив всякую опасность расплескать, схватил бокал за ножку (за ногу бери, за ногу! А то согреется! Это ж тебе не коньяк, разрази меня гром! — выкрикивал он каждый раз, как заставал кого-то за нарушением золотого правила, и выкрикнул бы эту фразу и в Елисейском дворце или в Букингемском, вздумай английская королева или наш президент хлестать вино пузатыми бокалами) и вылил его содержимое в широко открытый рот, одновременно откидывая назад запястье и лоб, а потом возвращая голову и плечи к строгой прямоте, и сглатывая, и выдыхая бесконечное «уф!» сытого удовлетворения, и с жадностью поглядывая на запеченные устрицы по рецепту Александра Дюма, которыми уже обносили столы; осторожно, горячие! — говорил снабженный перчатками официант, накладывая беленькие плошечки с запеченными в сыре устрицами — любому, кто пожелает
Мы — часть великого круговорота живой природы. И это прекрасно, — да, прекрасно, только еще и очень грустно.
купил полное собрание сочинений этого великого человека, о котором я не знаю практически ничего, но приятно жить в окружени титанов мысли, это как-то подбадривает).
Люси сказала, что обязательно позвонит Линн и введет ее в курс. «В курс чего?» — спросил я. «Ну, что там у него искусство, а не что-то страшное», — ответила она. «Забавно, — стоит сменить ярлык, и вещь воспринимается совершенно иначе»
Разве отсутствие страдания, отсутствие опыта не предшествует задолго твоему рождению? Разве твой первый крик или миг зарождения твоей первой клетки не знаменуют начало жизни — разве мог ты что-нибудь ощущать до своего рождения, что бы то ни было? Неужели твой приход в этот мир до такой степени перераспределяет карты, Пуародо, что с твоим появлением меняются все правила игры? Нет? Значит, послесмертие будет для тебя как предрождение: безболезненным и несущностным
Сосцы, питающие науку: скука и любопытство.
широкие познания в медицине и особенно религии в виде цитат на греческом и латинском языках, безусловно бесконечно благозвучных и с чувством декламируемых, журчали как колыбельная песнь, как приятная мелодия, но со временем грозили задолбать слушателей до полного их обрушения ipso facto, носом в майонез или консоме
