Рутина, однообразие, нудность, монотонность, эфемерность, несообразность, рассеянность, беспорядочность, скука, тревога, тоска — вот враги настоящего героя, и не сомневайтесь — уж они-то действительно устрашающие. Ибо существуют в реальности.
Он дал Кассиану несколько советов по обустройству ума, основанных на библейском образце: сознание рассматривалось как добротно обставленное, но не захламленное помещение. Помещение описывалось как ковчег с двумя каменными столами, золотой чашей, вырезанным из Иессеева дерева жезлом Аарона и двумя ангелами на страже. Эта обстановка, пояснил Нестерой, представляет в порядке перечисления непоколебимость закона, бездонную память, вечную жизнь, умственное и духовное знание. Вот так может выглядеть преобразованный ум: если очистить его от когнитивного мусора, он становится домом Бога
Так что монахи верили в необходимость постоянных усилий для обретения ясности и считали нужной вечную перекрестную проверку трех компонентов: собственная совесть, Бог и наставники. В отличие от прочих форм послушания вроде поста, чтения или социализации, в случае разборчивости монахи никогда не предполагали, что с ней можно переборщить. Если у монаха наблюдались какие-то симптомы одержимости, например фиксация на какой-то одной навязчивой мысли или ощущение пойманности в сети каких-то мыслей на протяжении долгого периода, то ему не ставили диагноз «перебрал с разборчивостью», скорее дело было в том, что он не умеет адекватно разбираться в своем уме
укрепляя волю и направляя ее правильным курсом. Иные отстаивали диаметрально противоположный взгляд: причиной рассеянного внимания является не слабая, а сильная воля.
Для монаха это лишь предварительное условие перед отречением от главного владения — «своего тайного достояния, то есть ума и мыслей» (как это формулировалось в одном популярном сборнике наставлений IV века) [75].
Журналисты и ученые твердят, что последствия невнимательности очень серьезные: низкая продуктивность, непреодолимая скука, нарушения сна, плохие оценки, нестабильные отношения, аварии на дорогах, сложности с самореализацией и утрата гражданской солидарности.
завели себе привычку говорить о помыслах как о самостоятельно действующих субъектах, а о себе — как об объектах, на которые эти помыслы прямо или косвенно воздействуют. Ремарки вроде «мысль говорит мне», «мысль расстраивает меня», «мысль поглощает меня» или «мысль предлагает мне» подкрепляли идею, что монаху не обязательно идентифицироваться со всякой ерундой, забредшей в сознание.
охрана внимания и разборчивость считались навыками выживания уже более полутора тысяч лет назад, задолго до того, как мы начали бояться, что роботы и алгоритмы поработят человечество
Монахи, обитающие по берегам Красного моря, любили пересказывать байку об отце-пустыннике, который использовал две корзины для ежедневного отслеживания мыслей. Заметив у себя мысль добрую, он клал камень в корзину справа, а отловив скверную — в корзину слева. Если к ужину левая корзина наполнялась больше правой, он наказывал себя отказом от еды
Сначала закладывался фундамент: монахам следовало приобрести привычку наблюдать за собственными мыслями по мере их появления. Василий Кесарийский просил взрослых монахов, присматривающих за юными, спрашивать, о чем те сейчас думают, — и почаще. В процессе молодежь постигала разницу между хорошими и плохими мыслями, старалась концентрироваться на хороших и приучалась всегда автоматически отслеживать происходящее у себя в голове.
