Оглавление

С благодарностью к поэту Якову Басту и ангелу Женечке

…Бросив голову Медузы Горгоны в заплечную сумку, Персей бросился наутек. Из мертвого тела Горгоны вышел великан Хрисаор с золотым мечом, и воспарил крылатый конь Пегас — Медуза зачала их от бога Посейдона в одном из храмов Афины…

Мифы Древней Греции

Часть первая

…Пленившись красотой Данаи, заключенной в темницу собственным отцом, царем Аргоса Акрисием, Зевс проник к ней в виде золотого дождя, и она родила от него Персея…

Мифы Древней Греции

Глава 1. Владивосток

Божена плохо помнила, как подъехала к дому и вошла в подъезд. Она сняла туфли и несла их вместе с сумочкой в руках.

«Белой акации гроздья душистые…» — в ушах звучал собственный голос. А перед глазами стояла картина: Рита Юрьевна в платье невесты и смущенный взгляд жениха.

Зайдя домой, захлопнула дверь, зашвырнула в угол обсыпанные жемчугом туфли, скинула пуховик и на ватных ногах прошла на кухню. Открыла холодильник, достала с нижней полки дверцы столетней давности недопитый коньяк, вылила его в кружку, из которой недавно пила молоко с медом. Получилось чуть больше половины.

Увидела там же, в холодильнике, пакет с лекарствами, забытый родителями — от бессонницы, сердца, давления. Высыпала в коньяк содержимое пузырьков, коробочек и блестящих конвалюток. Размешала в коньяке разноцветные таблетки и капсулы, задержала дыхание и выпила содержимое кружки большими глотками. Горло обожгло. Слезы брызнули из глаз.

Закрыла холодильник и нетвердыми ногами пошла в спальню. Не снимая платье, упала на кровать и разрыдалась.

Не заметила, как навалился сон, сначала тревожный, с обрывками видений сегодняшнего дня, а потом тяжелый, беспробудный, как снежная глыба.

Очнулась, когда над ней склонились врачи. Один измерял ей давление, другой готовил какие-то трубки. Надя и Василий тоже находились в комнате.

Пахло нашатырем. Ее знобило от холода. Почему-то она лежала на полу около открытого балкона.

— Давление низкое, — сказал врач, похожий на Санта Клауса, с аккуратно постриженными седыми бородкой и усами.

— Будем промывать желудок, несите таз! — скомандовал второй. Надя выбежала из комнаты, вернулась с тазиком.

Промыли желудок.

— Коньяком пахнет, и таблетки, к счастью, не успели раствориться!

— Ну что, красавица, в больницу? — спросил похожий на Санта-Клауса.

— Нет-нет, мне уже лучше! — Божена попыталась подняться, но получилось только присесть.

— Попытка суицида — мы обязаны везти. А вдруг Вы опять?.. — врач сел на кровать, положил себе на колени чемоданчик.

— Доктор, мы будем с ней, не пишите «попытку», — Надя умоляла доктора, приготовившегося заполнять сигнальный листок «Скорой помощи».

— Вы ей кто? — спросил он у Нади, наклонившейся над Боженой.

— Сестра! — Надя почему-то знала, что только родственники могут брать ответственность за отказ от госпитализации.

— Хорошо, — согласился доктор, посмотрев в неправдоподобно честные глаза Надежды. Как фамилия?

— Моя? Улыбина.

— Пациентки!

— А-а-а… Каргополова. Божена Каргополова! — Надя помогла подруге встать и вела ее к кровати, на которой сидел доктор.

Тот покачал головой, удивляясь бестолковости голубоглазой девушки, затем написал что-то неразборчивым врачебным почерком и встал с кровати. Со словами «Если станет хуже, вызывайте!» протянул Наде справку и пошел к двери.

— Дайте ей крепкого чаю! — добавил второй. С сахаром.

Василий пошел проводить медиков.

Надя сняла с Божены русалочье платье и уложила ее в постель, взбив подушку. Из деликатности она ни о чем не спрашивала подругу. Сказала только, что несколько раз звонила ей, но, не получив ответа, вызвала Васю в ресторан, и они вместе приехали сюда, на Светланскую. Хорошо, что Божена дала ей ключ и не закрылась на защелку.

— Да, — вспомнила Божена. Мне нечем стало дышать. Я встала, чтобы открыть балкон…

— Ничего не говори! Тебе надо отдохнуть, выспаться!

Зазвонил телефон. Надя посмотрела, кто звонит:

— Фаина. Ответить?

— Конечно! Ведь она должна приехать! — до Божены начал доходить смысл произошедшего.

— Алло! Это Надя… Божена уже спит… Ты приедешь, Фаня?.. Хорошо, до завтра!.. — Надя отключила звук на телефоне. Фаина сказала, что остается веселиться до утра. Тебе — привет и «спокойной ночи»!

Василий принес чай. Надя подложила под голову подруги вторую подушку, еще сохранявшую запах мужских духов с бергамотом, и дала ей в руки кружку с крепким чаем.

— Не очень горячий? — заботливо спросил Василий.

— Все хорошо. Спасибо! — Божена пила чай и незаметно, с кружкой в руках, начала засыпать. Услышала, как Надя, осторожно взяв у нее кружку, сказала Василию:

— Не будем гасить свет!

— Тут колесико есть, — ответил Вася и подкрутил регулятор на лампе. Затем притащил в комнату большое кресло из зала.

Всю ночь Василий и Надежда провели около Божены. Временами она ощущала, как холодная Надина ладошка прикасается к ее лбу. Слышала, как они перешептываются с Василием. Находясь в каком-то полусонном состоянии, видела картинки недавнего прошлого — как училась в Санкт-Петербурге, пела арию Снегурочки на выпускном экзамене и, расставшись с Леонидом, вернулась в свой родной город. Смотрела, как кино — будто это происходило с кем-то другим.

***

Владивосток встретил Божену, вернувшуюся к родным пенатам, теплым морем, дружескими объятиями и квартирой на Светланской — родители на время переехали в Хабаровск, к младшей сестре Божены, у которой родился ребенок.

В театре выпускницу Санкт-Петербургской Консерватории приняли в состав оперной труппы и дали роль Оксаны в спектакле «Ночь перед Рождеством». Прим в театре хватало, поэтому ее поставили петь в очередь с другой вокалисткой — нечасто выпускникам дают петь заглавные партии. Лирико-колоратурное сопрано Божены в сочетании с молодостью и характером давали хорошие перспективы.

В выходные она ездила на Шамору — Японское море в конце июля теплее парного молока, а морской воздух лечит душу лучше любого лекарства. Там она познакомилась с Яковом, который недавно получил назначение в Дальневосточное пароходство.

Через несколько дней на круизном лайнере «Спектр» команда устраивала прощальный ужин для своего старпома.

Вернувшись с корабля домой, Божена позвонила подруге в Хабаровск:

— Привет, Фаина! Не спишь?

— Привет, Боженка! Сколько раз просила не называть меня Фаиной. Еще Фаина Султановна скажи! — Фаина после окончания колледжа искусств осталась в нем на преподавательской работе, а Божена решила учиться дальше. Для друзей я Фаня! Не сплю. Что у тебя?

— Да так, решила позвонить подруге, — Божена вышла на балкон и, вдыхая морской воздух полной грудью, любовалась огнями города, в котором прошло ее детство.

— Знаю тебя — просто так никогда не позвонишь. Что, братец мой опять донимает?

— Нет, Леня тут не при чем. К тому же, какой он тебе брат, седьмая вода…

— Троюродный. Тебя с ним, дураком, познакомила — думала, хороший парень, из приличной семьи. Шесть лет коту под хвост!..

— Нет, Фаня, с Леней вопрос закрыт. У него теперь все хорошо — на погонах две звездочки, жена, дочка, квартира в Питере.

— И кто же новый воздыхатель? Бывший одноклассник — оператор заправочной станции?

— Фаня, прекрати! Какой одноклассник? Взрослый мужчина, моряк, переехал жить во Владивосток. Старпом, между прочим.

— Понятно, старпер, а не старпом! Папика нам только не хватало! Боженка, у тебя вечно крайности — то студент, то пенсионер. Сколько ему?

— Лет пятьдесят. Но выглядит…

— В два раза старше — ты с ума сошла!

— Еще ничего не ясно. Только сегодня…

— Переспали?

— Фанька, у тебя одно на уме! — Божена улыбнулась, вспомнив настенные часы в форме штурвала, время на которых остановилось на без пяти минут двенадцати, картины в тяжелых рамах с изображением морских богов, шампанское в хрустальном ведерке, танцы под Джо Дассена… И как золотые босоножки упали на ковер, глухо стукнув каблучками, а начищенные до блеска мужские туфли большого размера встали рядом… «Разве можно все это назвать таким будничным словом „переспали“?» — подумала она.

— Зато ты у нас прынцесса на горошине! Надо брать от жизни по максиму — один раз живем! Слушай, Боженка, если у тебя все, давай до завтра. Бойфренда жду.

— Сережку? — Божена вышла с балкона, оставив его дверь открытой на ночь.

Фанин смех зазвенел в ухе альтовой флейтой:

— Андрюшку!

— Ну, пока! — улыбнулась Божена. О новом бойфренде Фани она слышала впервые.

— Пока-пока! Привет Ритке! — привет адресовался инспектору оперы, которая тоже закончила Хабаровский колледж искусств. Держись ее — наш человек!

В первый раз за долгое время Божена не видела во сне Леню. Проснувшись, она по-кошачьи потянулась и радостно улыбнулась новому дню.

Глава 2. Амурские волны

Август проходил в репетициях и свиданиях с Яковом. В театре Божена подружилась с вокалисткой из Петербурга. У них была одна гримерка на двоих. Надя, окончив музыкальное училище два года назад, приехала работать на Приморскую сцену — поманила романтика Дальнего Востока. Театр снимал для нее квартиру, как и для других работников Мариинского театра, не имеющих жилья во Владивостоке. Иногда Надя оставалась на ночь у Божены, и тогда они вспоминали Петербург, студенческую жизнь.

— Тебе никогда не хотелось вернуться в Питер? — как-то спросила подругу Божена.

— Слушай, кому не хотелось вернуться в Петербург? — ответила петербурженка в третьем поколении — немного манерно, растягивая гласные, но совсем не так, как «акают» москвичи.

В воскресенье Надя принесла ноты. Девушки уютно устроились на плюшевом диване с чаем и печеньками. В квартире родителей Божены все было еще по-советски, без евроремонта: старая уютная мебель, часы-ходики, люстра с бахромой над круглым столом в гостиной.

— Боженка, учи романсы. Будем петь на два голоса! Всегда кусок хлеба, — карьера Нади в театре складывалась не очень удачно — главных партий петь не давали. Но концертные программы, которые были любимы зрителями, без нее не обходились: она замечательно пела романсы и знала их огромное множество.

— Ты забыла сказать «с маслом»! — Божена подошла к инструменту, на котором училась в детстве, и, присев на вертящийся стул, наиграла «Белой акации гроздья душистые…» Романсы требуют предельного драматизма!

— Ты ведь артистка, Боженка, должна сыграть любую роль! Елена Образцова «Пиковую даму» первый раз спела в двадцать пять лет. Так перевоплотилась, что родная мать ее не узнала!

— Елена Образцова — твоя любимая?

— Одна из… А кто твоя?

— Мария Каллас! — Божена встала, взяла с полки изрядно потрепанную книжку и подала Наде.

— «Месть оперной дивы», — прочитала Надя. «Первое публичное выступление Марии Калогеропулу состоялось в 1939 году…» Калогеропулу? Я и забыла, что Каллас — псевдоним.

— Отец Марии сократил фамилию, когда семья эмигрировала из Греции в Америку. Это произошло еще до рождения Марии. Хочешь, возьми, почитай!

— Я так понимаю, она у тебя настольная, — Надя улыбнулась, полистав затертые страницы.

— У меня аудиокнига есть. Слушаю перед сном — главы из романа и записи выступлений. Ты ничего не замечаешь?

— Нет. А что? — спросила Надя, посмотрев на обложку книги с портретом оперной дивы.

— Что у нас с ней фамилии похожи!

— Точно! Калогеропулу и Каргополова!

— Догадайся, как меня звали в школе?

— Нетрудно догадаться! — Надя не стала озвучивать производную от фамилии Божены.

— В школе Каргой, а в колледже Горгоной — из-за волос. Это сейчас я блондинка.

— Да, дети не скупятся на прозвища.

— И делают это, заметь, очень искусно — не в бровь, а в глаз!

— Ну, какая ты карга? — запротестовала Надежда. Ты — красавица!

Надя, как и все, кто близко знал Божену, попала под обаяние подруги и не видела в ней недостатков.

— Самая настоящая! Ты меня еще мало знаешь! В Архангельской области есть город Каргополь. Каргопольцев[1] в древности боялись — считалось, что они убивают предателей.

— Не пугай, не страшно. У меня на людей чутье!

— У тебя прозвище было?

Надя грустно улыбнулась:

— В детстве Лыбой звали.

— Такую фамилию испортили! Ну, все равно, Лыба лучше, чем Карга!

— Зато у тебя фамилия почти, как у оперной дивы! — Надя умела из всего извлечь пользу. Это судьба! Знаешь, вы с ней даже внешне похожи!

— Я ростом не вышла, Надюша! У тебя какой рост?

— Сто шестьдесят восемь.

— А у меня сто шестьдесят четыре! Поэтому каблуки все время ношу! А у Каллас знаешь какой?

— Нет. Какой?

— Сто семьдесят три!

— Ого! Но фигура один в один, «песочные часы»! — не сдавалась Надя.

— До того, как Мария похудела, она весила сто с лишним килограммов. Сбросила тридцать пять за полтора месяца. Висконти заставил.

— Железная воля! А кому она мстила? Онассису?

— Кому же еще? Она ведь ради него поставила на карту все. Ушла со сцены. Будь моя воля, я бы запретила артистам жениться и выходить замуж. Выбрал искусство — служи ему! Вот, как гейши в Японии!

— Искусство гейш специфическое… Нет, я так не согласна! А как же любовь? — Надя еще верила в любовь с первого взгляда, такую, чтобы «они жили счастливо и умерли в один день».

— Мы с тобой, со своим колоратурным сопрано — лирические героини и на сцене, и в жизни. Вечно в ожидании принца!

— У Риты Юрьевны меццо, а с личной жизнью тоже не очень, — Надя перешла на проблемы местной сцены.

— Рита Юрьевна — наша Пиковая дама, причем, не только на сцене. А что там у нее с личной жизнью?

— Говорят, у нее ребенок! — поведала, словно государственную тайну, Надя.

— Не удивлюсь — ей уже за тридцать. А кто муж? — Божена до Консерватории училась в одном колледже с Ритой, но та была старше, и после колледжа они не пересекались и личной жизнью друг друга не интересовались.

— История умалчивает. Кажется, его нет, — с грустинкой в голосе сказала Надя.

— Спрошу у Фани. Она уж точно знает.

— Если честно, я Риту Юрьевну побаиваюсь, — Надя поежилась.

— В неформальной обстановке она совсем другая — веселая, выпить не против. Душа компании! С Фаней они друг дружку хорошо понимали, — Божена, вспомнив смешной случай из студенческой жизни, хохотнула. Когда я училась на первом курсе, Рита заканчивала колледж. Мы с Фаней пришли к ним на экзамен — кстати, она пела «Пиковую даму», а ей еще не было двадцати пяти — вот тогда она меня поразила!

Божена напела под собственный аккомпанемент слова Графини:

«Мне страшно!

Он опять передо мной,

Таинственный и страшный незнакомец!»

Надя в коротком черном платье, с распущенными волосами и в войлочных тапках на три размера больше, встав с дивана и театрально прижав руки к груди, подхватила:

— Чем же тебя Рита Юрьевна поразила?

— Наверное, этим самым перевоплощением, — Божена наигрывала на фортепиано незамысловатые мелодии.

— Фаня твоя — тоже вокалистка?

— Нет, Фаня — флейтистка. Осталась преподавать в колледже. У нее талант педагога! Вот поедем в Хабаровск на следующие выходные, я тебя с ней познакомлю, — Божена, продолжая играть по нотам, добавила:

— Насчет романсов ты права! Выберу себе!

— А дуэтом споем «Две вечных подруги»! — Надя подошла к фортепиано. «Приморье»! Его что — здесь выпустили?

— Да, все дети Дальнего Востока учились играть на пианино «Приморье»! Но в девяностых фортепианная фабрика в Артеме закрылась! — Божена уступила место за инструментом подруге.

— Здо`рово! У меня «Красный Октябрь» был, — Надя наиграла мелодию романса на слова Окуджавы. Как тебе?..

— Согласна! Споем!

Девушки пошли ужинать в кафе — домашним хозяйством обе пренебрегали.

— Куда идем? В «Пасту»? — Божена предложила кафе недалеко от дома.

— Я не против! — ответила Надя, худенькая, с тонкими белесыми волосами и неправдоподобно светлыми глазами на бледном лице, которое не поддавалось солнцу — загар не приставал. Только веснушки стали чуточку ярче, а в целом — типичная внешность девушки из Питера, хотя такой оттенок голубых глаз и там — большая редкость.

Глаза Божены имели другой оттенок — темно-голубой, даже синий. Брови — будто кто-то нарисовал угольком, и в дополнение — большая родинка сердечком на правой щеке. Но многие почему-то считали, что они с Надей похожи.

Долго засиживаться в кафе артистки не стали. Завтра в театр приезжает Маэстро, а это всегда событие. Съели по порции пасты с морепродуктами. Божена попросила приготовить для себя без лука и чеснока — не любила этих запахов.

— Боженка, удивляюсь тебе — перчишь так, что во рту горит, как настоящая азиатка, а лук и чеснок не ешь!

— С детства не перевариваю, — засмеялась та. Лук из супа все время выбрасывала.

— Ты не ведьма, случайно? Не вампирша? — в ответ улыбнулась Надя.

— Ну, если только чуть-чуть, — Божена прищурилась, а потом резко распахнула глаза — они сверкнули золотисто-зеленым. Карга!

«Наверное, показалось!», — подумала Надя, но ее голубые глаза округлились, а зрачки сузились до точек.

Девушки попрощались.

Вечером позвонил Яков.

— Боженочка, уже три дня тебя не видел! Как ты?

— Все хорошо, Яков! Соскучилась по тебе! Новая должность совсем забрала тебя!

— Принцесса, обещаю — исправлюсь! В следующие выходные я весь твой!

— В следующие выходные уезжаем с подругой в Хабаровск, навестить моих родных, — Божена, поджав ноги, сидела в кресле и листала сборник романсов, оставленных Надей.

— Вот это номер! — Яков искренне огорчился.