Юрий Пересичанский

Анатомия лабиринта

Детективный роман

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Юрий Пересичанский, 2017

Убит бизнесмен Леонид Басов, расследование ведут майор Полозов и лейтенант Савчук. Что же так приковывает читателя с первых страниц и не отпускает до последних? Захватывающий каскад построенных на скупых фактах догадок, прозрений, логических построений, психологических уловок сыщика складывается в калейдоскоп версий, иногда, вроде бы, заводящих в тупик, но в итоге всегда выводящих на след преступника — все это создает феерическую иллюзию реального участия самого читателя в расследовании.

18+

ISBN 978-5-4485-7970-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Анатомия лабиринта
2. ГЛАВА I
3. Г Л А В А 2
   1. 1
4. 2
5. 3
6. 5
7. ГЛАВА 3
8. 2
9. Г Л А В А 4
   1. 3
   2. 5
   3. 7

Убит местный бизнесмен и авторитет Леонид Басов, более известный как Лёнька Туз. Расследование ведут знаменитый майор Полозов и стажер лейтенант Савчук. Казалось бы, обыкновенный детектив? Но что же так приковывает читателя с первых же страниц и не отпускает до последних? Захватывающий каскад, построенных на скупых фактах, невероятно проницательных догадок, прозрений, логических построений, психологических уловок, которыми сыщик вытаскивает нужную ему информацию из подозреваемых и свидетелей — все это складывается в калейдоскопические версии, которые, казалось бы, иногда заводят в тупик, но в итоге всегда выводят на след преступника, все это создает феерическую иллюзию буквально реального участия самого читателя в расследовании.

Но «Анатомия лабиринта» — это еще и просто хорошая, стильная литература. Добродушный юмор, которым пересыпан текст, делает героев близкими читателю людьми; интересные, вовлекающие в суть раскрытия истины, динамичные диалоги, во время которых читатель и сам как бы становится участником этих диалогов и ловит себя на желании возразить или подсказать. Сочный, богатый язык. Детектив, оказывается, тоже может быть хорошей литературой. Одним словом, начав чтение «Анатомии лабиринта» вы навряд ли сможете оторваться до последних строк, а может быть, даже захотите перечитать еще раз!

ГЛАВА I

1.

Хотя, конечно, и не владелец заводов, газет, пароходов, но тем не менее полноправнейший обладатель вино-водочного заводика, нескольких магазинов, ресторана и даже одного из городских казино, бизнесмен и по совместительству местный авторитет Басов Леонид Антонович, более известный до недавнего времени в своем родном городе Южноморске под прозвищем Лёнька Туз, лежал в одном из глухих переулков своего род­ного города в позе, скорее напоминающей очертания карточного короля, нежели туза: раскинувшись навзничь на влажном в этот росистый предрас­светный час асфальте, разбросав руки в стороны, как бы пытаясь при­нять в объятия светлеющее от восходящего солнца небо, немного подо­гнув ноги, он, безвольно откинув голову вправо, как бы демонстриро­вал всем желающим свой профиль с коротко остриженной рыжеватой бо­родой, как раз и делавшей Басова, или Туза, схожим с карточным ко­ролем, в отличие, скажем, от карточного валета, изображающегося обы­чно этаким франтом с изысканно выбритым подбородком. Хотя, если не рассматривать голову Басова отдельно крупным планом, а окинуть всю его раскинувшуюся на асфальте фигуру целиком, то, конечно, можно бы­ло невольно поймать себя и на ассоциации с изображением карточного крестового туза — креста, к стати, вытатуированного на руке Басова и делавшего явной и очевидной его принадлежность к определенной кас­те людей.

А сравнение Басова с изображением карточной фигуры для че­ловека, смотревшего сейчас на Туза и знавшего его раньше, было впо­лне естественно, ибо и поза Басова, и его прозвище, и пристрастие Туза к карточной игре, очевидно, и давшее Басову право на присвоение именно такого псевдонима, делали такие ассоциации вполне оправданны­ми, если не сказать закономерными. Поэтому не было ничего удивитель­ного в том, что майор Полозов Юрий Михайлович, знавший Басова с тех пор, когда тот еще только становился Тузом, тоже невольно начал при­давать очертаниям раскинувшейся перед ним фигуры Басова подобия кар­точных фигур — да, любил Леонид Антонович Басов перекинуться в кар­тишки при жизни. Бывшей жизни. Ведь не стали бы майора Полозова под­нимать ни свет ни заря с постели лишь для того, чтобы потешить ма­йора лицезрением лежащего на асфальте живого Басова, да и не лежал бы Басов, будучи живым, вот так вот посреди улицы — даже если бы Леонид Антонович и упился мертвецки, что с ним, честно говоря, слу­чалось частенько, то и в этом случае, он не лежал бы среди улицы, а был бы всенепременно доставлен домой своим преданным и не заме­нимым другом, соратником, охранником, водителем, своим ангелом-хра­нителем Федором Кабановым, или проще Федюней. Тузы, как известно, на дороге не валяются, по крайней мере пока они живы. Басов же лежал посреди улицы и не был доставлен домой Федюней по причине того, что рана, нанесенная Басову была смертельной: «ранение в область сердца было не совместимо с жизнью уже в момент нанесения данного ранения» — так определил ситуацию медэксперт, прибывший на место преступления в составе оперативно-следственной группы, которую воз­главил майор Полозов. Смертельный удар был нанесен колюще-режущим предметом (проще — ножом) прямо в сердце, так что Басов умер момен­тально, как говорится, не мучаясь, и лежал сейчас на асфальте, вла­жном не только от предутренней росы, но и мокром от его, Басова, собственной крови.

Наполнявшаяся посвистываниями, щелканьями, чириканьями довольно многочисленных птиц в этом, достаточно далеком от центра города, районе, предрассветная тишь в это утро была взбудоражена еще и не привычными здесь в такой час шумами и голосами: глубокие и узкие колодцы улиц между многоэтажками заполнялись голосами съехавшихся сюда правоохранителей всех рангов, чинов и систем (от милиции до прокуратуры), щелканьем фотоаппаратов, гулом подъезжающих и отъез­жающих автомобилей — не каждый ведь день убивают Туза.

Знавшего Туза еще с тех давних пор, когда тот еще не был Тузом, а был всего лишь Лёнькой Басовым, начинающим, но уже многообещаю­щим вором, майора Полозова обуревали сейчас весьма противоречивые чувства. С одной стороны представшее глазам майора зрелище было как бы назидательным доказательством вековых народных мудростей, говорящих о том, что сколько веревочке не виться, а конца не ми­новать, или о том, что ложью поле перейдешь, да назад не воротишь­ся, — и в этом случае смерть Басова, именно такая вот смерть была вполне закономерной и не должна была бы вызывать удивления. С дру­гой же стороны, Ленька Басов, отдав должное воровской романтике в период всеобщего заката коммунизма, в период рассвета Горбачевских перестроечных веяний вдруг переосмыслил свой антисоциальный ста­тус — в почве возрождающегося капитализма Басов почувствовал себя семенем, из которого произрастает будущее, и вдруг понял, что за­рабатывать большие деньги можно и не конфликтуя с «Уголовным кодек­сом». А чувствовать себя закваской будущих изменений все же намного приятнее, чем прозябать антисоциальным изгоем, и не важно где при этом разворачивается это самое будущее, в бывшей единой и недели­мой стране Советов, или в нынешних суверенных частях этой самой распавшейся страны. При чем, свое воровское прошлое в таком случае вполне оправданно можно было рассматривать как своеобразное дисси­дентство, как некий Робингудовский протест против уничтожающего че­ловеческую личность коммунистического режима.

Так что память о том, что Леонид Антонович Басов когда-то был Лёнькой Тузом все больше и больше стиралась в отличие от вытатуированного на его руке креста, которым Басов дорожил, как символом своих лучших, в смысле молодо­сти, лет. В общем, смерть Басова была для майора Полозова явлением как бы знаковым: в перипетиях взаимоотношений Полозова и Басова, как в капле воды, отражалось все произошедшее в этой жизни и с ма­йором Полозовым, и с Басовым и с их страной.

— Клиент, как я понимаю, скорее мертв, чем жив, не так ли? — вывел Полозова из его исторических раздумий его непосредственный начальник­, он же начальник уголовного розыска Южноморского областного УВД Царев Николай Степанович.

— Он уже не клиент, по крайней мере не наш клиент, — ответил Полозов­, подавая руку подошедшему полковнику Цареву — Сейчас он уже клиент той организации, — майор показал большим пальцем на небо­, — где уж точно не берут ни борзыми щенками, ни долларами, ни рублями, так что Басову придется там держать ответ на полную катушку.

— Тем более, что чистосердечное признание там, — полковник взглянул на небо, — может послужить смягчающим вину обстоятельством только в случав, если признание было действительно чистосердечным.

— Чистосердечным? — улыбнулся Полозов горьковато. — Удар прямо в сердце, — вспомнил он определение медэкспертом ранения Басова. — Оказывается, у Леньки Туза было сердце.

— А при отпевании в церкви еще обнаружится, что у него была и душа.

— А при застолье на поминках еще обнаружится, что душа у Леони­да Антоновича была не какая-нибудь там душонка, а была вместилищем добропорядочности, честности, милосердия и так далее…

— Как говорится, справедливость земная и справедливость небесная не всегда совпадают, — развел Царев руками. — Это, наверное, как очевидность воровства и весьма туманная возможность доказать факт этого воровства в суде.

— Мы по крайней мере, поставлены земными вышестоящими органами для того, чтобы пытаться поддерживать только земную справедливость, а небесной справедливостью пускай занимаются иные органы, — заме­тил Полозов. — Лично я совпадение земной и небесной справедливости наблюдал, когда последний раз получал зарплату, на которую мог жить по-человечески, и с тех пор… — и он тоже саркастически раз­вел руками.

Полозов и Царев понимающе переглянулись и умолкли, сознавая неуместность их иронии возле мертвого тела, но в то же время оба они прекрасно понимали, что ежедневно соприкасаясь со страданиями, кровью и смертью, они просто не могли слишком непосредственно и серьезно относиться ко всему этому — грубоватый черный юмор был для них своеобразным бронежилетом в их ежедневном соприкосновении с той неприглядной, трагически заостренной стороной жизни, ко­торой оборачивался к ним мир в соответствии с их профессией. Пятидесятилетний невысокий, плотный, коренастый полковник Царев в своей отутюженной форме, с его крупными, немного грубоваты­ми чертами лица, всегда чисто выбритого, с черными кучерявинками элегантно подстриженных волос, выбивающихся из-под форменной фу­ражки и сорокалетний выше среднего роста, сухощавый, но ширококос­тный Полозов со скуластым лицом с тяжелым подбородком, ястребиным носом и зоркими черными глазами под слегка запущенными русыми воло­сами, с его вечной двух-трехдневной небритостью, в своем слегка по­мятом, но тем не менее отлично сидящем на его ладной фигуре, циви­льном сером костюме при первом взгляде на них, стоящих сейчас ря­дом возле трупа, совершенно не походили на начальника и подчиненно­го, особенно если взять во внимание суть их разговора.

— Одним словом, расследованием обстоятельств гибели гражданина Басова Леонида Антоновича будешь заниматься ты, — перешел полков­ник Царев к профессиональному разговору.

— Я и…

— Ты от нас, а параллельно с нами и прокуратура, — полковник кив­нул головой в сторону стоящего возле роскошного черного джипа не­высокого плотного довольно молодого парня в шикарном импортном костюме при галстуке. — Старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры товарищ Гмыря Роман Сергеевич.

— Рома? Параллельно с нами? — Полозов бросил тяжелый взгляд ис­подлобья в ту же сторону.

— Вот именно, параллельно.

— В таком случае хотелось бы, чтобы Лобачевский был неправ, и параллельные все же не пересекались.

— Но неправ оказался, увы, Эвклид, — полковник Царев, ни в жи­зни ни в работе никогда не пренебрегавший возможностью совершить обходной маневр, снизу вверх искоса посмотрел на майора Полозова, который во всех случаях жизни предпочитал атаку в лоб, и добавил: — И параллельные, как это ни странно, иногда пересекаются.

— Вот-вот, а самая прямая между двумя точками — это кривая, не так ли, — как всегда съязвил Полозов по поводу дипломатических да­рований Царева.

— Кривая не кривая, а сделанный вовремя удачный зигзаг всегда выпрямляет дорогу к цели.

— Ладно, оставим лирическое отступление и перейдем ка к делу, — Полозов остановил свой взгляд на трупе Басова. — Когда я спрашивал, кто еще вместе со мной будет заниматься расследованием, я имел в виду не параллельную нам прокуратуру, а перпендикулярных ко мне моих коллег-оперативников с нашего родного областного УВД, или что, я сам буду тянуть эту лямку? — кивнул он в сторону Басова.

— Юра, ты же сам понимаешь, сейчас ведь лето, все в отпусках, где я тебе…

— Понятно, — не дал ему закончить Полозов, — ты что, предлагаешь и мне воспользоваться наконец своим законным правом на отдых и пой­ти в отпуск, как давно это я уже не был в отпуске, — оборвал он этим железным доводом дипломатические маневры полковника, — или совсем рассчитаться, по собственному желанию, или как сейчас при­нято говорить, по согласованию сторон, ведь работаю я за троих, а зарплату получаю одну, причем зарплата эта рассчитана на обеспече­ние материального существования максимум одной четверти среднеста­тистического эсэнговского гражданина, причем без учета его духов­ных потребностей, а это прямое нарушение трудового законодательст­ва и Конституции…

— Вот-вот, рассчитайся, уволься, и с твоим великолепным знанием законов параллельности и перпендикулярности ты прекрасно устроишь­ся математиком, а от математики рукой подать и до бухгалтерии, а бухгалтерия сейчас, сам знаешь, о-го-го! Бухгалтер — это звучит гордо!.. — попытался пошутить Царев.

— Зачем мне математика с бухгалтерией, — не восприняв шутки, серь­езно ответил Полозов, — я вполне прилично могу прокормиться и соб­ственной профессией в каком-нибудь крутом навороченном «секьюрити», или частный сыск например, или ты думаешь, что мне поступало заман­чивых в валютном эквиваленте предложений так уж мало…

— Да знаю я, знаю, что тебе предлагали…

— Но я ведь мзду не беру, мне за державу обидно…

— Ладно, хватит, не кипятись, — решил Царев прекратить перепал­ку на эту, часто возникающую в последнее время, тему, — не кипятись, дам я тебе помощника, дам… Савчука я тебе дам.

— Ну спасибо, — сделал иронический полупоклон Полозов, — спасибо тебе за Савчука. Итого, — поднял он указательный палец, — один следак «плюс» один стажер «равняется» половина опера, итого, рас­следованием обстоятельств смерти Басова будет заниматься пол-опера.

— Ты не прав, Савчук уже почти не стажер, да и ты… Итого, один старший следователь по особо важным делам криминального розыска областного УВД, майор «плюс» один перспективный молодой го­рячий младший лейтенант, да и майор-то не какой-нибудь там, а сам Полозов, а майор Полозов — это минимум три обыкновенных опера. Ито­го, майор Полозов «плюс» рвущийся в бой Савчук — это «равняется», это «равняется»… О-го-го это «равняется»!

— Да-а-а, математика из вас, товарищ полковник, не вышло бы, а вот бухгалтер получился бы великолепный, как раз в таких бухгалтерах и нуждается современная наша экономика. Или из тебя получил­ся бы бесподобный политик…

— И кроме того, — продолжил Царев, — тебе, как не берущему мзду, а обиженному за державу, не должна быть безразличной судь­ба молодого нашего пополнения, ты вот жалуешься на свою зарплату, а зарплата у младшего лейтенанта, между прочим, еще меньше, чем у тебя, а Савчук, между прочим, далеко не последний из младших лей­тенантов, да и тебя он, между прочим, просто боготворит, — хитро­вато взглянул он на Полозова. — Ты ведь у нас человек-легенда. Майор Полозов — это…

— Да ладно тебе, — отмахнулся добродушно Полозов. — Давай твое­го молодого, рвущегося в бой Савчука. Посмотрим.

Царев сделал подзывающий жест в сторону стоящего метрах в три­дцати молодого парня.

Полковник Царев был, конечно, хитрый полковник, но хитрость его все же на девяносто процентов была направлена на пользу его подчиненных и совсем немного на пользу себе самому и начальству. Полковник Царев был правильный полковник.

2.

— Младший лейтенант Савчук по вашему приказанию… — хотел было Савчук привычным жестом вскинуть правую руку к виску, но вовремя вспомнив, что он сейчас не в форме и соответственно без фуражки, а к «пустой голове» руку не прикладывают, он отдернул по­днявшуюся было уже к голове руку и запнулся.

— Да ладно тебе, Савчук, — пожал повисшую в воздухе руку мла­дшего лейтенанта полковник Царев. — Что это ты в спортивном кос­тюме?

— Решил соединить приятное с полезным: и на место происшествия прибыть и утреннюю пробежку совершить, а заодно и деньги сэконо­мить — трамваи сейчас еще не ходят, а частника поймать — дорого, вот я и…

— Да, да, ты же, кажется, в частном секторе живешь, недалеко от моря, — показал Царев рукой в сторону моря. — А почему же не на оперативной машине?

— Да их пока дождешься… Так быстрее, — отмахнулся Савчук.

— Ну вот, видишь. Как тебе парень? — обратился Царев к слушав­шему их разговор Полозову.

Высокий, под метр девяносто, широкоплечий, атлетически сложенный двадцатипятилетний Савчук выглядел не последним парнем на деревне, но тем не менее, немного оробев перед начальством, слегка неу­веренно переминался.

— На первый взгляд ничего себе парень, — окинул удовлетворенным взглядом Савчука майор Полозов, — а там посмотрим.

— Надеюсь, майора Полозова ты знаешь? — обратился к Савчуку пол­ковник Царев, указывая на стоящего рядом майора.

— Конечно… — только и смог выговорить Савчук, пожирая глаза­ми своего обожаемого кумира Полозова, ставшего легендой криминаль­ного сыска. — Майор Полозов… — добавил, запинаясь, Савчук

Вообще, при первом взгляде на лицо Савчука поражало буквально портретное его сходство со знаменитым мраморным изваянием Давида работы Микеланджело Буонарроти — имеется в виду, конечно же, сход­ство выше плеч, поскольку дальнейшее сравнение исключалось в связи с тем, что Савчук, в отличие от Давида, посторонним взглядам пре­дставал обычно одетым — так что о Савчуке можно было сказать, что он был вылитый Давид, только очень коротко остриженный. В данный же конкретный момент выражение лица у Савчука было таким, как если бы Давид вдруг увидел Голиафа, но не хулиганистого верзилу-Голиафа, который явился с преступными намерениями, а большого доброго дядю Голиафа, который бы пришел, например, помочь мальчику Давиду пасти овец, и тогда Давиду не пришлось бы из рогатки убивать бедного дя­дю Голиафа, а надлежало бы лишь безмерно возрадоваться, восхитить­ся и

...